ОГРАБЛЕНИЕ

Если не причиной, то прямым толчком ряда удивительных событий, происшедших на североамериканском континенте в последней четверти XX века, явилось происшествие хотя и банальное, но по-своему необыкновенное. Из одного не очень крупного, но солидного банка, расположенного в Манхэттене, было похищено тринадцать килограммов высокопробного золота в слитках. По сиюминутным биржевым ценам стоимость украденного металла оценивалась в сумму около двухсот пятидесяти тысяч долларов — в четверть миллиона. Конечно, случившееся не было ограблением века или даже года, но выглядело достаточно внушительно. Поразительным, однако, был не предмет хищения и не стоимость украденного, а сам характер, сам способ ограбления.

Утром, непосредственно к открытию уже ограбленного, а возможно, ограбляемого банка, явилась состоятельная супружеская пара и потребовала немедленного доступа к личному, абонированному в хранилище сейфу. Супруги настаивали на немедленном обслуживании, объясняя срочность операции тем, что они могут опоздать на лайнер, которым нынче же утром отплывают в Европу. Без пяти минут путешественники нервничали, никак не желая примириться с естественной задержкой в обслуживании, которая определялась условиями их чрезмерно Раннего визита, и проявляли такую раздражённость и настойчивость, что для ускорения формальностей делами супружеской пары занялся один из заместителей управляющего банком. Весьма характерно, что этот заместитель имел прямое отношение ко всей системе охраны банка, знал её тонкости — и неоспоримые преимуществу и некоторые слабые места, о которых говорилось разве в самом узком кругу заинтересованных и ответственных лиц.

Система охраны банка была оригинальной, надёжной и безупречно функционировала на протяжении всего времени своего существования — более трех десятков лет. Создатель этой системы явно вдохновлялся идеями, заложенными в охранном комплексе Форт-Нокса. Подвал, в котором располагался личный сейф супругов и в которой вела многотонная стальная дверь традиционной круглой формы, был герметичным. В ночное, а точнее, в нерабочее время этот подвал под некоторым избыточным давлением заполнялся дешёвым инертным газом — азотом, разумеется, совершенно непригодным для дыхания. Две-три минуты — вот и весь резерв времени, которым располагал бы человек без специального снаряжения, так или иначе попавший ночью в банковский подвал. Примерно таким же временем располагает под водой опытный ныряльщик без акваланга. Конечно, в последнюю четверть двадцатого века, в самый разгар научно-технической революции, грабителю ничего не стоит вооружиться портативным кислородным респиратором. С таким снаряжением в надутом азотом хранилище можно пробыть неопределённо долгое время, но возникает вопрос — как протащить туда баллоны с кислородом? Ведь даже аквалангисту, снаряжение которого практически обезвешено архимедовой силой, приходится нелегко, а запасов воздуха хватает на два-три часа, не более.

Но ультрасовременный грабитель с респиратором, этакий бакалавр-медвежатник — не более чем чисто формальная возможность. Если грабитель не бесплотный дух, наделённый способностью проходить через стены, а человек во плоти и крови, то для проникновения в банковское хранилище ему потребуется проделать отверстие в одной из стен, причём весьма объёмное, или открыть входную дверь. В любом из этих случаев произойдёт утечка азота в окружающую среду и сброс в хранилище избыточного давления. В результате сработает целая система контрольных барометрических датчиков и включит систему объявления тревоги, располагающую автономными источниками питания. Вывести из строя эту систему совершенно невозможно, а стало быть, совершенно невозможно незаметно проникнуть в банковское хранилище в нерабочее время, когда, так сказать, западня насторожена. И поскольку даже ультрасовременный грабитель не является существом бесплотным, проницающим и нуждается для дыхания в самом вульгарном кислороде, члены правления банка могли спать или кутить по ночам, в зависимости от своих личных склонностей, совершенно спокойно. Правда, большинство членов правления склонялось к мнению, что ещё более эффективным охранным средством было бы заполнение хранилища не азотом, а синильной кислотой, табуном или каким-нибудь новомодным скларом, но на этом пути вставала масса трудностей, связанных с вентиляцией и дегазацией помещений, а потому от такого рода проектов скрепя сердце пришлось отказаться.

Собственно, была одна чисто теоретическая возможность обеспечить себе свободу действий в банковском хранилище, заместитель управляющего прекрасно знал о такой возможности и имел её в виду. Незадолго до конца рабочего дня можно было некоторым образом спрятаться или замаскироваться в хранилище и дождаться, когда за тобой закроют и запрут многотонную стальную дверь, которую и из пушки не прошибёшь. Отдельные сейфы какой-либо сигнализации не имели, в таких устройствах не видели никакой необходимости, так что грабитель, будь на то воля Господня и умение обходиться без кислорода, мог бы действовать совершенно свободно, имея в своём распоряжении около полусуток. А утром, уничтожив внешние, бросающиеся в глаза следы своей деятельности, он имел шанс так или иначе незаметно покинуть вскрытое и провентилированное хранилище. Но люди — не ангелы и даже не дьяволы, а азот, к счастью, никак не может заменить кислород и поддержать жизнедеятельность организма. Не успевал хитроумный грабитель удовлетворённо улыбнуться, глядя на медленно и торжественно закрывающуюся дверь, как в мёртвой тишине раздавался мягкий шум насосной установки. В хранилище возникал лёгкий освежающий ветерок, сопровождающий перевентиляцию, и… после непродолжительной и тяжёлой агонии несостоявшийся грабитель отправлялся по воле Господа в ад или в рай в зависимости от соотношения между своими прегрешениями и благодеяниями.

Два трупа, обнаруженных в разное время в банковском хранилище, наглядно свидетельствовали, с одной стороны, о том, что в святая святых все-таки можно проникнуть постороннему человеку и остаться там незамеченным вплоть до закрытия, а с другой — о том, что система охраны функционирует надёжно и безупречно. Оба несчастных грабителя-неудачника были обнаружены прямо при входе в хранилище, возле двери-монолита, к которой их привела любовь к жизни и жажда глотка свежего воздуха. Руки одного из этих страдальцев были иссечены и избиты до костей, он слепо дрался за жизнь до конца и все старался голыми руками сокрушить безмолвного стального стража Второй гангстер-страдалец оказался и догадливей и благоразумней, хотя доставил куда больше хлопот уборщикам. Сообразив, откуда и какой ветер дует, он прислонился к двери спиной, вложил в открытый рот ствол одиннадцатимиллиметрового кольта и выстрелил.

После этого трагичного случая один из самых сердобольных членов правления, ссылаясь на идеалы гуманизма и жалобы уборщиков, предложил установить внутри хранилища рядом со злополучной дверью светящееся табло и кнопку бедствия на манер кнопки пожарной тревоги. Нажатием этой кнопки незадачливый грабитель мог бы прекратить перевентиляцию помещения и вызвать охрану. Этот сердобольный член правления имел в своё время тесные связи с гангстерскими кругами, а достигнув преклонного возраста, обратил свой взор к Господу и занялся благотворительностью. Его псевдогуманное предложение единодушно провалили как не соответствующее истинно христианской морали и, в частности, изречению: «Мне отмщенье и аз воздам!» Причём в ходе этого обсуждения имели место и двусмысленные улыбочки и весьма вольные шуточки насчёт вдруг вспыхнувшего у имярек сострадания к несчастным бедолагам-грабителям, вооружённым кольтами военного образца.

В общем, зная, что у жуликов отсутствует возможность протащить в хранилище солидную цистерну с кислородом, заместитель управляющего был совершенно спокоен за доверенные банку ценности. Но когда супружеская чета после вскрытия абонированного сейфа вдруг заявила, что из него похищено тринадцать килограммов золота в слитках типа «савонетт», и когда беглая проверка подтвердила справедливость этого заявления, мысли заместителя управляющего заработали в несколько ином направлении. Он поспешно снял трубку служебного телефона и приказал охране никого не выпускать из помещения банка. Никого! Без каких бы то ни было исключений.

Дежурный полицейский Джон Доу получил это приказание буквально через несколько секунд после того, как мимо него прошёл ничем не примечательный мужчина в сером костюме, мягкой шляпе, в зеркальных очках-светофильтрах и с атташе-кейсом в левой руке. Джон Доу был очень дисциплинированным и исполнительным полицейским, именно по этой причине он был удостоен чести охранять столь достойное учреждение. Однако же он был начисто лишён фантазии и инициативы, этот прискорбный факт был основным препятствием на его пути к служебным успехам, мешал карьере и, в свою очередь, способствовал тому фатальному обстоятельству, что Доу был назначен в охрану банка. Джон Доу получил приказание закрыть выход из банка уже после того, как мужчина с атташе-кейсом проследовал мимо него, потому он не счёл возможным окликнуть его, вернуть, а тем более задержать. Он хорошо знал, что закон, а приказание по служебному телефону имело для него силу закона, не имеет обратной силы. Джон Доу дал бы изрезать себя на куски и нафаршировать пулями, но никого бы не выпустил из банка после того, как произнёс: «Да, сэр!» и повесил телефонную трубку. Но поскольку ничем не примечательный человек с атташе-кейсом успел миновать его пост до этого знаменательного момента, Доу не предпринимал в отношении него каких-либо активных действий. Тем не менее, будучи дисциплинированным и исполнительным службистом, он проследил взглядом за этим мужчиной, удалявшимся непринуждённой, неторопливой походкой. Он смутно догадывался, что предельно короткий интервал между проходом этого человека через его пост и стоп-командой может показаться подозрительным его начальству и вызвать некоторые расспросы. Доу отметил и зафиксировал в своей весьма недурной, специфически натренированной памяти, что мужчина с атташе-кейсом, отойдя шагов на двадцать, остановился и некоторое время, не более минуты, спокойно поджидал кого-то, не проявляя ни малейших признаков нетерпения. К нему подъехал автомобиль, «шевроле» голубого цвета. Доу запомнил и номер машины, причём, как это выяснилось позже, запомнил его безошибочно. Из автомобиля вылез шофёр, он был одет так, как одеваются профессиональные механики-драйверы, когда они на работе. Мужчины сказали друг другу несколько слов, человек с атташе-кейсом вежливо приподнял шляпу, сел в «шевроле» и влился в автомобильный поток. А драйвер спокойно удалился пешком.

Когда Джон был опрошен спешно прибывшим на место происшествия опытным детективом и откровенно выложил как неоспоримые факты, так и морально-юридические соображения насчёт своих прав и возможностей, этот полицейский не знал, что ему делать со своим оригинальным собратом по профессии — выпороть его или расцеловать. И то и другое было в равной степени оправданно и по-своему справедливо. Джон Доу показал себя удивительным растяпой и рохлей, однако он перечислил целый ряд примет подозрительного мужчины с атташе-кейсом, а самое главное — запомнил номер автомобиля, на котором тот уехал. Благодаря этому номеру следствие сразу же пошло по нужной дороге и принесло желанные плоды. Буквально в течение нескольких минут, — такую скорость обеспечила прежде всего компьютерная техника полицейского отделения, — удалось установить, что голубой «шевроле» под соответствующим номером принадлежит одной из прокатных контор в Бруклине. Эта машина накануне дня ограбления была взята неким человеком по имени Кил Рой, приметы его в общем-то совпадали с приметами мужчины с атташе-кейсом, севшим возле банка в арендованный голубой «шевроле». По просьбе Кил Роя, весьма щедро оплаченной, «шевроле» до утра оставался в гараже прокатной конторы, а затем механик-драйвер к назначенному сроку подогнал машину к условленному месту возле банка. Водитель на минуту-другую задержался с доставкой машины, в Нью-Йорке, переполненном автомобилями до краёв, бывают и не такие сюрпризы, но клиент никакого неудовольствия по этому поводу не высказал. Он с пониманием отнёсся к извинениям драйвера, время доставки «шевроле» к банку было оговорено очень строго, поблагодарил его и дал ему щедрые чаевые.

Управляющий автомобильной прокатной конторой, он же и её единоличный владелец, был бегло опрошен. Опрос механика-драйвера не был произведён по той простой причине, что он не успел ещё вернуться в контору.

— Документы его были в полном порядке, за это я готов поручиться.

— А вас не удивило это странное имя — Кил Рой[1]?

Хозяин пожал жирными плечами.

— Это не моё дело. Мало ли какие имена носят люди!

— И просьба доставить машину к банку в точно назначенный час вас не удивила?

— Он заплатил мне за все услуги, и заплатил хорошо. Какое мне дело, мистеры, для чего он берет машину? Я ведь не сделал ничего противозаконного, не так ли?

— Вы не заметили во внешности, одежде, манерах Кил роя чего-либо особенного, запоминающегося?

— Самый обыкновенный бруклинец, — убеждённо заявил владелец прокатной конторы. — А что касается особых примет, мистеры, то могу обратить ваше внимание на следующее: у него тёмные, почти чёрные волосы, смуглая кожа, ну, как у испанца или холёного гиппо, а глаза синие. Прямо васильки!

Это были очень существенные особые приметы. Почувствовав, что он произвёл своим заявлением некоторое впечатление на полицейских, хозяин конторы оживился.

— Обращу ваше внимание и на ещё одно обстоятельство, мистеры: этот Кил Рой очень сильный и ловкий человек. Может быть, он каратист или боксёр, кто его знает? — Владелец конторы с некоторой грустью оглядел свою фигуру. — Не смотрите на моё брюхо и дряблые мускулы. В молодости я был крепким парнем — сто восемьдесят фунтов костей, мяса, сухожилий и ни унции жира! Я занимался борьбой. И не каким-нибудь слюнявым неконтактным каратэ, а реслингом. Глаз у меня намётанный. Этот Кил Рой сумеет постоять за себя, если дела примут серьёзный оборот. Хотя внешне он и не выглядит богатырём.

Когда в ходе последующей беседы, а фактически самого обыкновенного допроса, бывший реслингер узнал, что на его голубом «шевроле» из банка было вывезено загадочно похищенное золото на сумму в двести пятьдесят тысяч долларов, его заплывшие жиром поросячьи глазки раскрылись необыкновенно широко, загоревшись восхищением и азартом.

— Золото! Четверть миллиона! — Он чуть не задохнулся от восторга. — Недаром я вылизывал и холил этот кар. Я чуял, что вместе с ним ко мне вернётся удача и деньги потекут рекой. С ума можно сойти — четверть миллиона! Это же потрясающее паблисити для моей конторы!

Полицейский, ненароком, так сказать, к слову сообщивший хозяину о той роли, которую сыграл его голубой «шевроле» в банковском происшествии, с некоторой досадой на собственную наивность почувствовал, что упустил верный случай сделать маленький и вполне законный бизнес. Хозяин конторы определённо бы не поскупился выловить за эту новость некоторое количество монет. Забегая вперёд, можно сказать, что деловое чутьё не подвело отставного реслингера. После соответствующей рекламы (даже при входе в гараж красовался большой плакат с цветной фотографией голубого «шевроле») дела прокатно-ремонтной конторы пошли в гору. Голубой «шевроле» приобрёл широкую известность как машина, приносящая удачу в делах, просперити и счастье в личной жизни, На голубой «шевроле» записывались в очередь, его брали напрокат даже те люди, в гаражах которых скучали роскошные «кадиллаки» индивидуальной сборки. Конечно, для серьёзных дел — убийств, краж, поджогов и акций устрашения — «шевроле» брать избегали, слишком широкую известность успел он приобрести. Брать его было в известной мере равнозначно оставлению визитной карточки на месте преступления. Но для деловых встреч, любовных свиданий и других деяний, исход которых был сомнителен, а удача в них желанна, для определённой категории нью-йоркской, а в особенности бруклинской публики голубой «шевроле» был совершенно незаменим. Немало лиц изъявили желание приобрести счастливую машину, получившую романтическое название «тикет ту не блу», в личную собственность. Некоторые из них предлагали за этот автомобиль поистине астрономические, по обывательским понятиям, суммы, но бывший реслингер и нынешний процветающий бизнесмен с негодованием и смехом отвергал подобные попытки.

Между тем произошло событие, из-за которого интерес полиции к прокатно-ремонтной конторе и её хозяину сразу угас. Голубой «шевроле» был обнаружен припаркованным на стоянке возле «Тюдор-отеля», расположенного на Сорок второй авеню. В этой гостинице охотно селились рядовые работники ООН, главным образом цветные. Наведённые по телефону справки дали поразительный результат: Кил Рой под собственным именем остановился в этой гостинице и занимал на шестом этаже самый ординарный номер. Он вернулся в гостиницу всего несколько минут тому назад и сейчас находился у себя. Более того, портье смог припомнить, что, когда мистер Рой брал ключ, в левой руке он держал атташе-кейс чёрной кожи, отделанный никелем, а возможно, и хромом.

— Вот же дурак! — прокомментировали в полицейском отделении это сообщение.

— Вряд ли дурак. Скорее всего, новичок, которому чертовски повезло, но который и понятия не имеет, как ему распорядиться этим везением. Новичкам всегда везёт в картах, рулетке и в кражах.

— Не согласен, — посасывая сигару, сказал начальник отделения. — Это не дурак и не новичок. Это опытнейший преступник, но он слишком уверен в себе, а поэтому просто не считает нужным осторожничать и страховаться. Откуда мог знать этот, простите за выражение, Кил Рой, держу пари один к пяти, имя это ненастоящее, что супруги собрались в Европу? Они заказали билеты на лайнер лишь вчера вечером. Если бы не эта случайность, о хищении золота могли бы узнать лишь через несколько дней, а может быть, и недель. Нельзя терять ни минуты. Действуйте!

Ближе всего к «Тюдор-отелю» на своём черно-белом «бьюике» находился дежурный инспектор Питер Джексон с молодым помощником Джеральдом Лоу. Он и получил по радиотелефону вместе с короткой, но исчерпывающей информацией о сложившемся положении дел приказание задержать человека по имени Кил Рой, но своей главной задачей считать обнаружение тринадцати килограммов похищенного золота в слитках типа «савонетт», а если и не самого золота, то путей к нему. Когда это приказание было отдано, полицейский офицер, назвавший похитителя дураком, упрямо повторил:

— И все-таки Кил Рой — дурак, недотёпа. В сейфе супругов находилось восемнадцать слитков золота, а он взял только тринадцать. Ну разве не идиот?

Начальник недоверчиво взглянул на этого офицера, ещё раз пробежал глазами рапорт.

— Вы правы, Келли. Черт знает что!

— Каждый бы на его месте забрал все восемнадцать килограммов, — вздохнул Келли. — Разве не так?

Никто не решился ему возражать. Каждый из присутствовавших при этом разговоре полицейских отлично знал, что на месте Кил Роя он непременно забрал бы все восемнадцать килограммов.

ПОБЕГ

Вместе с приказанием задержать преступника Питер Джексон получил и короткое напоминание о том, что главной его задачей является обнаружение похищенного золота и что для быстрейшего её решения на задержанного следует оказать всевозможное давление. Джексон не любил такого рода напоминаний. За ними стояло прозрачное разрешение применять насилие, издевательства и пытки в той изощрённой форме, при которой на теле задержанного практически не остаётся следов, а душа оказывается покалеченной. Питер Джексон был консервативным полицейским старого закала, он предпочитал обходиться с задержанными без пресловутого «давления» которое все шире и шире начало применяться в полицейской практике со времён вьетнамской войны. Джексон не любил «давления» и по врождённому отвращению к издевательствам над беззащитными людьми, и по той простой причине, что начальник, давший обтекаемую инструкцию об активном воздействии на задержанного с целью получения тех или иных сведений, оставался чист перед законом как ангел, в то время как на прямого исполнителя ответственность за содеянное ложилась в полной мере. Случалось, что после акта «давления» срабатывали некие явные или тайные механизмы правосудия, а полицейское начальство не могло или считало невыгодным оказывать ему противодействие. И тогда бедный добросовестный исполнитель чужой воли попадал под следствие, а то и под суд со всеми вытекающими отсюда неприятными последствиями. Нет, Питер Джексон предпочитал придерживаться ортодоксальной полицейской сдержанности и корректности. Другое дело, если задерживаемый оказывал сопротивление, особенно вооружённое; в таких ситуациях Джексон действовал быстро, весьма квалифицированно и без малейшего стеснения.

Тринадцать килограммов золота — это целое состояние для среднего американца, за такие деньги обычно сражаются остервенело и до конца. Поэтому Джексон подготовился ко всяким неожиданностям, решил действовать с максимальной энергией и соответствующим образом настроил своего технически прекрасно подготовленного, но несколько туповатого напарника. К двери, ведущей в номер, занимаемый похитителем, подошли втроём, третьей была отчаянно трусившая горничная-негритянка. Лоу держал наготове наручники, он был большим искусником по части обращения с браслетами, Джексон страховал операцию с пистолетом на боевом взводе.

Задержание прошло так чисто и гладко, что даже скучно стало; примерно так же заскучал и разочаровался бы рыбак, если бы крупная форель сама выпрыгнула из реки и забралась в садок. Постоялец на стук и голос горничной открыл дверь, и в тот же миг оказался в наручниках, которые с ловкостью фокусника нацепил на него Лоу. Задержанного втолкнули в номер. Судя по всему, он так растерялся, что не оказал ни малейшего сопротивления. Горничная, мгновенно растерявшая всякий страх и многократно умножившая своё любопытство, попыталась было проникнуть следом, но её не пустили, наказав во избежание страшных кар держать язык за зубами.

Кил Рой выглядел удивлённым, но отнюдь не испуганным.

— Что это значит, джентльмены? — с лёгкой улыбкой и очень спокойно спросил он, показывая скованные руки.

— Дежурный инспектор Питер Джексон, — вежливо рекомендовался представитель власти. — Мой помощник. Вы задержаны по подозрению в хищении тринадцати килограммов золота в стандартных слитках французского производства типа «савонетт».

— А-а, вот в чем дело, — с прежним спокойствием констатировал задержанный.

У него была запоминающаяся внешность: тёмные вьющиеся волосы, матовая смуглая кожа, синие, истинно васильковые глаза, правильные черты лица. Отнюдь не богатырская, но статная фигура и скупые, уверенные движения свидетельствовали о неброской сдержанной силе и ловкости. В его облике не было ничего общего ни с матёрым преступником, ни с зелёным простодушным новичком, когда успех ограбления объясняется чудовищным везением и ничем больше. Этот Кил Рой, стоявший перед Джексоном, определённо выпадал из ситуации, не желая увязываться в сознании инспектора ни с банковским хищением, ни с каким бы то ни было преступлением вообще. По знаку Джексона Лоу несколько раз оглядел одежду задержанного, провёл по ней ладонями сверху вниз и отрицательно покачал головой — оружия при нем не оказалось.

— Садитесь, — разрешил Джексон.

Задержанный поблагодарил и сел в кресло, стоявшее рядом с ним. Джексон огляделся. Номер был недорогим, а поэтому и небольшим по площади — что-нибудь около дюжины квадратных ярдов или около того, не считая коридорчика и маленького туалета с душем. Он был обставлен стандартной гостиничной мебелью: широченная кровать, встроенный шкаф, секретер с откидной доской, стул. Джексон и опустился на этот стул, сделав знак Лоу, чтобы тот остался при входе на страховке. Несколько полновесных секунд Джексон разглядывал задержанного, в то Же самое время и тот без тени робости или смущения рассматривал полицейского.

— Я полагаю, — проговорил наконец инспектор, — Кил Рой — не настоящее ваше имя.

— Совершенно верно.

— Так. — Джексон выдержал паузу. — И все-таки я бы хотел познакомиться с вашими документами.

— Их уже нет, инспектор. — Задержанный обезоруживающе улыбнулся, адресуя свою улыбку не только Джексону, но и Лоу. — Они были подложными. Поэтому, когда они выполнили своё назначение, я их уничтожил.

— Вот как! Почему такая спешка?

— На всякий случай. Чтобы не подвести тех людей которые меня снабдили ими.

— Вы откровенны, — протянул Джексон, честно говоря, ему почему-то не нравилась эта откровенность. — Как ваше настоящее имя?

Задержанный на секунду задумался, а потом со своей мягкой улыбкой извиняющимся тоном сказал:

— У меня было столько имён, что я и сам запутался — какое имя настоящее, а какое нет. Называйте уж меня пока Кил Роем.

— Хорошо, мистер Рой. — Джексон постарался придать своему голосу оттенок если не угрозы, то многозначительности. Его все более беспокоил задержанный, беспокоил своим хладнокровием, корректностью, тем, что не протестовал против наручников, — такое бывает не чаще одного случая из десяти. Где-то в подсознании у Джексона складывалось дурацкое впечатление, что не он, дежурный инспектор, контролирует ситуацию, а этот респектабельный господин со скованными руками неким непонятным образом направляет развитие событий по своему желанию. Надо было перестраиваться.

— Мистер Рой, — негромко, но внушительно проговорил Джексон, — откровенное признание и наше свидетельство о наличии такой откровенности и доброй воли способны существенно снизить меру вашей ответственности перед законом.

Задержанный кивнул в знак понимания и со всей серьёзностью присовокупил:

— Закон суров, но справедлив. Это общеизвестно, инспектор.

Джексон выдержал паузу, ему показалось, что задержанный смеётся над ним. Но нет, лицо Кил Роя сохраняло предупредительное, пожалуй, чуть почтительное выражение.

— В конце концов, — продолжал инспектор, — все можно объяснить влиянием импульса, навязчивой идеей, неким наваждением. Когда ценности возвращаются владельцам добровольно, в целости и сохранности, следствие бывает чрезвычайно снисходительным.

Задержанный снова согласно склонил голову.

— Вы сделаете доброе дело, — уже энергичнее продолжал ободрённый Джексон, — если избавите от лишних хлопот и себя и нас. Рано или поздно похищенное золото так или иначе будет найдено. Но если вы сами скажете, где оно…

— Простите, инспектор, — задержанный счёл возможным перебить полицейского, — но я отлично понимаю все это. Более того, я полностью разделяю ваше мнение я охотно принимаю ваше предложение.

Кил Рой перевёл взгляд на Лоу, как бы и его призывая в свидетели, и сказал:

— Золото здесь, в номере.

Лоу недоверчиво хмыкнул, а Джексон с нажимом переспросил:

— Здесь?

— Здесь, — хладнокровно повторил Кил Рой, — в этом шкафу. Там чёрный атташе-кейс, а в нем тринадцать слитков золота ровно по килограмму каждый. Можете убедиться в этом.

Джексон и Лоу переглянулись, а затем по знаку инспектора Лоу открыл шкаф и вытащил оттуда атташе-кейс. Он даже не был припрятан, стоял на самом виду.

— Тяжёлый, — не сдержав удовлетворённой улыбки, Лоу поискал глазами, куда положить атташе-кейс, Джексон помог ему, указав глазами на кровать:

— Сюда.

Джексон сидел к постели спиной, теперь он вместе со стулом повернулся к ней боком, чтобы, наблюдая за процедурой вскрытия чемоданчика, в то же время не выпускать из виду задержанного. Несмотря на очевидную лояльность Кил Роя, Джексон не мог полностью доверять столь необычному грабителю и интуитивно ждал от него неожиданного сюрприза. Видимо, нечто подобное копошилось и в сознании Лоу: он замешкался со вскрытием атташе-кейса, явно опасаясь какой-нибудь пакости, которая могла быть в нем скрыта. Видимо, Кил Рой догадался о мыслях полицейских.

— Вы можете быть совершенно спокойны, джентльмены, — корректно уведомил он. — Атташе-кейс не заминирован, в нем не содержится ничего другого, кроме золота. Поверьте, мне меньше всего хочется взлететь на воздух Даже в такой приятной компании.

Подбодрённый этим замечанием, Лоу щёлкнул замком, осторожно приоткрыл, а затем и откинул крышку чемоданчика. Его лицо расплылось в широкой улыбке, золотые блики придали этой улыбке торжественный, а отчасти и блаженный вид.

— Они, — вздохнул Лоу и провёл по слиткам золота самыми кончиками пальцев. — Все тринадцать!

Джексон не выдержал, приподнялся со стула и заглянул через плечо в раскрытый атташе-кейс. Лоу не обманул: в два ряда в специальных кожаных кармашках лежали золотые слитки — этакие аккуратные, миленькие брусочки, в верхнем ряду семь, в нижнем шесть штук, да ещё целый ряд кармашков в самом низу оставался свободным.

Это движение и взгляд Джексона были маленькой ошибкой, ошибочкой, которую он впервые допустил после того, как получил приказание задержать похитителя золота. Что поделаешь, совершенно не ошибающихся людей на свете нет, как не существует и абсолютно безупречных линий поведения. Надо полагать, что Кил Рой знал об этом. Видимо, он твёрдо рассчитывал на то, что его противники рано или поздно допустят какой-нибудь незначительный промах, и терпеливо ждал этого мгновения. Как только Джексон полуобернулся и на секунду отвёл от задержанного взгляд, тот сделал быстрое, но отнюдь не резкое, наоборот, очень плавное движение, отличавшееся внутренним единством и цельностью; за внешний рисунок такие движения иногда называют рыбьими или змеиными. Кил Рой приподнял свои скованные руки, так что наручники не шелохнулись и не звякнули, и двумя пальцами, указательным и средним, извлёк из нагрудного кармашка своего пиджака нечто похожее на плоский пакетик размером с большую почтовую марку. И снова опустил руки, пакетик при этом исчез, точно растворился в ладони. Наверное, все это задержанный мог бы проделать и непосредственно под взглядами полицейских, но он дождался, когда они отвлекут своё внимание.

Секунду полюбовавшись тусклым сиянием золотых слитков, Джексон подозрительно покосился на задержанного, но поскольку тот сидел совершенно спокойно и, можно сказать, безмятежно, он протянул своему помощнику руку.

— Дайте-ка один!

Лоу аккуратно, бережно вытащил один слиток из кожаного кармашка и протянул Джексону.