Глава 1

Коридор космического корабля был пуст, грязные следы, правда, не очень отчётливые, тянулись вдоль него. Почувствовав прикосновение к своему плечу, Клим обернулся и увидел, что Барту молча показывает на что-то в нижней части стены. Клим наклонился, присматриваясь. Похоже на ожог от скользящего лучевого удара. На прикрытой двери шлюза выжжено пятно величиной с хороший арбуз.

— Да-а, — протянул Клим.

Рука его замедленным движением извлекла из кармана скафандра лучевой пистолет. Секунду Клим раздумывал, взвешивая на ладони оружие, потом, вглядываясь в следы, оставленные на полу, решительно двинулся вперёд.

— Приотстань шагов на пять, — не оборачиваясь, бросил он Барту, — в случае чего — вались на пол.

Барту пошёл вслед за штурманом, послушно соблюдая дистанцию. Следы были достаточно чёткими; никуда не сворачивая и не петляя, они привели космонавтов прямо к ходовой рубке корабля.

— Здесь, — констатировал Клим, оглянувшись на Барту, — но кто он?

Барту молча покачал головой. Клим осторожно потянул дверь. Она подалась. Штурман недоуменно пожал плечами, он полагал, что дверь окажется запертой. Снова оглянувшись на Барту, приказал, показывая на стену, прилегающую к двери:

— Стань здесь. Прижмись плотнее и без дела не суйся.

Барту кивнул и выполнил приказание, а Клим снял пистолет с предохранителя и мягко открыл дверь. Его глазам предстала загаженная и захламлённая ходовая рубка. Повсюду валялись остатки пищи, обрывки бумаги, какие-то тряпки, пустые банки и упаковка от аварийного запаса продуктов. Командирский сейф, где хранятся корабельные документы, открыт, а все его содержимое разбросано по полу. Не успел Клим как следует рассмотреть эту тоскливую картину, как над креслом командира корабля поднялась призрачная человеческая фигура.

— Кто тут? — прозвучал сдавленный голос и сорвался на дикий крик: — Кто?!

Человек был в изорванной грязной одежде. Он страшно исхудал, кожа да кости, лицо заросло спутанной бородой, всклокоченные, белые как снег волосы. И все-таки острый взгляд Клима разглядел под этой страшной маской знакомые черты.

— Майкл! — с болью тихо проговорил он.

Перед ним был Майкл Дивин, штурман «Метеора», отличный специалист, остроумный собеседник, спортсмен и охотник. Они вместе учились, вместе проходили практику, но в последнее время встречались редко, только разве во время отпуска на Земле.

Майкл стоял, всем телом подавшись назад, отчего спина легла на верхнюю панель пульта управления, руки беспорядочно шарили по складкам одежды, по пульту, по столику возле него. Широко открытые глаза с ужасом смотрели на Клима. Каким-то наитием Клим понял, что дрожащие, неверные руки Майкла ищут пистолет, который, по счастью, лежал на соседнем пульте. Надо действовать. В любой момент Майкл мог заметить оружие, кинуться к нему, и что тогда произойдёт, — сказать трудно. Конечно, нейтридный скафандр выдержит прямой лучевой удар, но что будет с ходовой рубкой корабля? Что будет с самим Майклом?

В такой ситуации можно действовать по-разному, но Клим, как в всегда, избрал самый рискованный, хотя и самый эффективный путь. Он подсознательно не верил, что Майкл забыл его, забыл их старую дружбу. Штурман поставил пистолет на предохранитель, сунул за пояс, шагнул вперёд и стал так, чтобы лицо его было хороню освещено.

— Майкл, это же я! Клим Ждан! Разве ты не узнал меня?

— Клим? — медленно, с трудом выговаривая слова, переспросил Дивин. — Клим Ждан?

— Конечно! Разве ты не узнаешь меня? — подтвердил Клим, осторожно приближаясь к штурману «Метеора».

Лицо Майкла напряглось и вдруг исказилось гримасой боли, отчаяния и радости.

— Клим!

Он кинулся к Ждану, но споткнулся о кресло, упал да так и остался лежать, не имея сил подняться. Рыдания сотрясали исхудавшее тело. Клим, опустившись на колени, осторожно и неумело гладил его седые волосы. Он не заметил, как в дверь гибкой тенью скользнул Барту, и почувствовал его присутствие лишь в момент, когда тот опустился на колени за спиной Дивина. Клим приложил палец к губам, сделав страшное лицо. Барту согласно закивал головой и протянул инъектор. Это было сильнодействующее снотворное.

— Клим, — бормотал Майкл, мотая головой, — это ты! А я думал, опять они! — И, борясь с душившими его спазмами, пожаловался: — Они приходят, говорят, что им холодно. Я запер дверь, а они все равно приходят.

Голова его снова бессильно упала на пол. Выждав, когда Майкл немного успокоился, Клим осторожно спросил:

— Кто приходит и жалуется?

— Аллен и Ватан.

Клим понял, что Майкл имеет в виду инженера корабля Аллена Рисса и биолога Ватана Рахимова.

— А где они?

— Там, на Юкке.

Клим закусил губу.

— А где командир?

— Не знаю.

— Так ты бросил их? — хмуро спросил Клим.

Дивин испуганно поднял голову.

— Нет! Что ты?! Просто ушёл в космос. Я не мог там. — Он заглянул в глаза Клима, лицо его исказилось. — Там пробуждаются мёртвые!

— Что?

— Мёртвые! Пробуждаются! И начинают хватать. — Дивин снова уронил голову на пол. — Я не мог! Я стал стрелять!

Клима довольно невежливо толкнули в плечо. Это Барту энергично, даже свирепо показывал мимикой, что надо немедленно делать инъекцию. Конечно, Барту прав, Майкл явно невменяем, и самое лучшее усыпить его, а потом уж поставить точный диагноз и начать лечение. Помедлив, Клим осторожно ввёл снотворное. Напряжённое тело Дивина расслабилось, стало упорядочиваться дыхание. Ещё несколько судорожных вздохов, и Майкл Дивин успокоился. Клим уложил его поудобнее, поразившись тому, как неправдоподобно тонка исхудавшая шея. И, подняв голову, сказал, не столько спрашивая, сколько утверждая:

— Он сошёл с ума?!

— Да, — ответил Барту, — и скорее всего от сильнейшего нервного потрясения. Надо немедленно доставить его на «Торнадо».

— Судя по всему, на Юкке случилось что-то страшное.

Глава 2

Юкка была шестой планетой в системе жгучего голубого солнца. Если бы не протяжённая атмосфера и не мощный слой облаков, сплошь затягивавших планету, пламень этого солнца испепелил бы, выжег на Юкке все живое. А так, под благодатной водяной шубой, на Юкке процветала земноподобная жизнь. Открытие было значительным, и «Метеор» получил разрешение на первичное обследование планеты.

Результаты обследования полностью подтвердили данные дистанционных наблюдений. Юкка окружена кислородной атмосферой, вполне пригодной для дыхания человека, сорок процентов её поверхности занимают материки, пересечённые невысокими горными хребтами, большая часть материков покрыта растительностью тропического типа, что совершенно естественно для тёплого влажного климата планеты.

Леса на Юкке располагались не сплошными массивами, как на Земле, в бассейнах Конго и Амазонки, а совсем небольшими островками. Но что за деревья росли в этих купах! Экземпляры в сотню метров высотой были обычным явлением, а отдельные гиганты вздымались до двухсот пятидесяти метров, их вершины прятались в облаках. Но экипаж «Метеора» больше всего поразили не эти исполины, а самое заурядное деревце, которое было так похоже на земную юкку, что голографии вводили в заблуждение даже опытных ботаников. По названию этого дерева планета и получила своё имя.

Большую часть открытых пространств между лесными островками занимали непроходимые болота с озёрами и озёрцами самой разной величины и формы. Остальная безлесная местность была увлажнена заметно меньше и получила название мокрых степей. Степи были покрыты невысокой, но очень плотной травой. Попадались и заросли кустарников, среди которых кое-где формировались будущие древесные исполины.

Экипаж «Метеора» обратил внимание, что животный мир Юкки как бы избегал соседства древесных исполинов, концентрируясь в зоне болот и степей. В болотах водилось множество мелких, поразительно разнообразных по облику и экологии амфибий, а в степной зоне обитали более крупные животные — травоядные и хищники, — занимавшие морфологически некое промежуточное положение между земными амфибиями и млекопитающими. Но, пожалуй, самым важным достижением было открытие антропоидов, стоящих на самых начальных ступенях разумности. Это были двуногие и двурукие прямоходящие существа с развитой черепной коробкой и прямо посаженными глазами. Пожалуй, они напоминают земных питекантропов, только более приземистых, массивных и уродливых, с человеческой точки зрения.

Юкантропы, как назвали антропоидов исследователя Юкки, жили небольшими стадами, а может быть, лучше сказать, общинами, и в отличие от других животных жались поближе к купам деревьев-великанов. Они сообща охотились, применяя примитивные орудия, обнаруживали зачатки социальной организованности, но их прогрессу сильно мешало незнание огня. Да и откуда они могли познакомиться с ним в этом мире вечных облаков и туманов?

В целом операция по первичному обследованию Юкки развивалась планомерно, спокойно, и ничто не предвещало крутого и трагичного поворота событий. Тем большую тревогу вызвал на базе короткий отчаянный сигнал: «Терплю бедствие, прошу помощи!» Он особенно тревожил потому, что подан был не с поверхности планеты, а с юккоцентрической орбиты, на которую «Метеор» вывели без предупреждения. На запросы базы корабль давал стереотипный ответ: «Терплю бедствие, прошу помощи!» Похоже было на то, что сигналы подаёт не живой человек, а автоматика, запрограммированная поспешно и примитивно.

Патрульный корабль «Торнадо», оказавшийся ближе других к району бедствия, немедленно изменил курс и пошёл на помощь, хотя из двух ходовых двигателей один был неисправен и давал всего пятьдесят процентов мощности.

Незадолго до встречи связь с «Метеором» прекратилась вовсе, он не отвечал на запросы, даже когда «Торнадо» подошёл к нему вплотную. И тогда командир патрулей Иван Лобов для обследования погруженного в странное молчание аварийного корабля направил своего штурмана Клима Ждана и инспектора службы безопасности Поля Барту.

Выслушав короткий радиодоклад Клима о состоянии «Метеора», Лобов приказал взять стандартную серию проб корабельной микрофлоры, сам корабль опечатать, а Майкла Дивина с соблюдением всех мер инфекционной предосторожности доставить на «Торнадо». Когда Майкла разместили в изоляторе госпитального отсека, Лобов обратился к Барту:

— Вы кандидат медицинские наук, я не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, — с некоторой запинкой ответил Барту, но, видите ли, мои знания носят несколько специфический характер.

Лобов позволил себе чуть улыбнуться.

— Надеюсь, их хватит, чтобы разобраться в состоянии Дивина? Главное, что вам нужно выяснить немедленно, нет ли у него следов текущей или перенесённой инфекции.

Проводив глазами Барту, Лобов обернулся к Кронину:

— А ты, Алексей, займись пробами корабельной микрофлоры.

Инженер недовольно хмыкнул:

— Ты полагаешь, что, почувствовав изменение ситуации, наш левый двигатель проявит сознательность и сам начнёт исправляться? Или ты намерен странствовать с неисправным двигателем?

— Работа с пробами много времени не займёт. Закончишь с ними, вернёшься к ремонту.

— Слушаю и повинуюсь, — меланхолично проговорил Кронин, выходя из рубки.

Лобов положил руку на плечо штурмана.

— Подготовь на всякий случай данные для посадки на Юкку по координатам «Метеора».

— Есть! — бодро ответил Клим, довольный решением командира.

Задача была несложной, и Клим справился с ней за несколько минут. Подойдя к задумавшемуся Лобову, он не без гордости своей оперативностью доложил:

— Данные готовы, можно садиться хоть сейчас.

— Данные? Отлично. Вот что, Клим, расскажи мне ваш разговор с Майклом со всеми подробностями, постарайся не упустить ни одной детали.

Командир выслушал очень внимательно, задал несколько вопросов, а потом снова погрузился в раздумье. Клим подождал, походил вокруг него и, не выдержав в конце концов, с оттенком нетерпения спросил:

— Иван, чего ты тянешь?

Лобов поднял на него спокойные глаза:

— Жду. И думаю.

— О чем тут думать? Думай не думай, а надо садиться на Юкку и искать.

— И все-таки подождём.

Клим секунду смотрел на углублённого в себя Лобова, потом сердито фыркнул и демонстративно плюхнулся в кресло спиной к нему. Лобов грустно улыбнулся, подошёл к Климу:

— Интересно, будешь ты когда-нибудь по-настоящему взрослым?

Клим повернул голову, заглянул Лобову в глаза и спросил:

— А это нужно?

Лобов помолчал, легонько шлёпнул его по крепкой спине и ничего не ответил.

Кронин и Барту вошли в ходовую рубку вместе, будто сговорившись.

— Все в порядке, — сообщил Кронин, усаживаясь на диван и уютно устраиваясь в уголке, — самая обычная микрофлора. Та самая, что сопровождает нас во всех наших радостях и горестях.

— У Майкла Дивина нет никаких признаков инфекции, — Барту остался стоять, прислонившись к стене, — во всяком случае таких, которые обнаруживаются нашими средствами. — Он помолчал и, решив, что высказался уж слишком осторожно, добавил: — И вообще, судя по ритмике мозга, у него просто функциональный сдвиг мышления, вызванный неким сильнейшим потрясением.

Лобов обвёл глазами присутствующих.

— Клим предлагает садиться на Юкку.

Кронин улыбнулся и легонько пожал плечами, как бы говоря, моё дело инженерное, подневольное, как решите, так и будет.

— А все-таки твоё мнение, Алексей.

— Что моё мнение? Я ведь не совет базы и не квалифицированная комиссия, — он потёр рукой высокий лоб, — ну а если серьёзно, то, конечно, лезть с неисправным двигателем на рожон неразумно, но что поделаешь? Не бросать же ребят в беде? Надо садиться.

Лобов обернулся к Барту:

— Есть какая-нибудь возможность получить у Дивина информацию? Разумеется, такую, которой можно верить.

Барту медленно покачал головой:

— Судя по контрольной энцефалограмме — нет. — И, помолчав, уточнил. — Во всяком случае, в течение ближайших часов.

Лобов поднялся на ноги.

— Вопрос о посадке будем считать решённым.

Барту полагал, что после этих слов командира экипаж займёт рабочие места в «Торнадо», начнёт посадочное маневрирование, но оказалось, что в космосе решения проводятся в жизнь не так-то просто. Разрешение на посадку давала база, и ни о каком своеволии тут не могло быть и речи. Поэтому Лобов установил с базой гравитосвязь и вызвал на переговоры начальника лётной службы Снегина. Минут двадцать, пока Всеволода не подняли с постели и не доставили на узел связи, пришлось ждать. Услышав наконец его, как и всегда при гравитосвязи, обезличенный голос, Лобов коротко доложил обстановку и запросил разрешение на посадку. Снегин ответил не сразу.

— Ты уверен, что у Майкла не инфекция?

— Практически уверен.

Снегин хмыкнул:

— Что значит практически?

— Уверен.

— Ну а все-таки? — хладнокровно настаивал Всеволод.

— Пробы на инфекцию отрицательны, Майкл в строгой изоляции.

— Так, а двигатель? — после лёгкой паузы спросил Снегин.

— Неисправен.

— Сколько времени потребует ремонт?

— От нескольких часов до нескольких суток. Все зависит от состояния пятого блока.

Снегин молчал.

— Прошу посадку на одном двигателе, — настойчиво повторил Лобов, чувствуя, что молчание начальника лётной службы затягивается, — я знаю, это категорически запрещено. Но времени терять нельзя. Отремонтируемся на Юкке.

— Да, времени терять нельзя, — согласился Снегин и опять замолчал.

Лобов пожалел, что они говорят не с глазу на глаз и не по лонглинии, на худой конец. Ему хотелось видеть выражение лица Всеволода. Он знал, о чем сейчас думает его старый товарищ. Иван должен провести операцию на Юкке безупречно, только тогда они со Всеволодом имеют шансы оправдаться на совете базы, несмотря на нарушение инструкции. Иначе за посадку с неисправным двигателем на неосвоенную планету экипаж «Торнадо» дисквалифицируют, а Онегину придётся навсегда распрощаться с базой. Лобов понимал, что это справедливо.

Суровые пункты инструкции написаны жизнями тех, кто легкомысленно-благородно шёл на выручку, а в результате погибал сам, втягивая в опасный водоворот все новые и новые жизни. Но нет правил без исключения, рядом с инструкцией бьётся живое сердце и стоит трезвая оценка своих сил и возможностей.

— Победителей не судят? — спросил наконец Снегин. Даже в его обезличенном голосе Лобов уловил лёгкую усмешку. И улыбнулся сам.

— Не судят.

— Тогда садись. Желаю удачи.

— Спасибо!

Глава 3

Лобов неторопливо проверил снаряжение, расстегнул кобуру, в которой лежал лучевой пистолет, и обернулся к Климу:

— Готов?

— Всегда готов, — засмеялся Клим, пряча за этим смехом волнение, которое всегда сопутствует первому выходу на неосвоенную планету.

— Прошу выход, — проговорил Лобов.

— Выход разрешаю, — ответил ему в пикофонах голос Кронина, — вокруг спокойно.

— Понял, — ответил Лобов и отворил входную дверь. В шлюзовую камеру упал сноп радужного нереального света. Иван до половины высунулся из двери, разглядывая низкое диковинное небо, траву и кустарник, уступом подбиравшийся вплотную к «Торнадо». Да, все было спокойно.

— Я продолжу ремонт, — Лобов услышал, как инженер сладко зевнул, — если так пойдёт дальше, скоро закончу.

— Трудись.

Покосившись на Клима, который с азартным огоньком в глазах разглядывал незнакомый мир, Лобов коротко напомнил ему:

— Прикрывай.

И принялся опускаться по ступеням трапа на землю. Странно, он думал не о планете, на которую вот сейчас впервые станет его нога, а о том, как измучился Алексей. Шутка ли, третьи сутки без сна.

С предпоследней ступени Лобов мягко спрыгнул вниз. Густая влажная трава спружинила так, что Ивану показалось, будто спрыгнул он не на твёрдую землю, а на спортивный ковёр. Какая-то живность, вроде мышей, с птичьим посвистом и щебетом врассыпную кинулась из-под ног. Лобов было поджал брезгливо ногу, но потом усмехнулся собственной чувствительности. Храбрые зверюшки: и получаса не прошло после громовой посадки, а они уже рядом.

— Все спокойно, — доложил сверху Клим.

— Спускайся, — разрешил Лобов, не оборачиваясь.

Он уже впитывал в себя новый чужой мир, пока ещё не принимая его.

Низко, лениво тянулись над землёй облака, игравшие всеми цветами радуги, как перья сказочной жар-птицы. Это сквозь многосотметровый облачный слой пробивались сполохи неистового ионосферного сияния, вызванного мощнейшим излучением голубого солнца. Если мерить земными аршинами, то на Юкке постоянно бушевала сильнейшая солнечная буря. Немудрёно, что сияния, свойственные на Земле лишь полярным областям, тут заполняли собой всю атмосферу. Ночь была разноцветная, радужная, непрерывно меняющая свои то резкие, яркие, то почти неуловимые оттенки.

— Карнавал, — с иронией, в которой, впрочем, было и восхищение, сказал за спиной Ивана Клим. И Лобов в душе согласился с ним, потому что впечатление карнавала усиливалось благодаря звуковому калейдоскопу, который аккомпанировал этой радужной ночи. В густой траве пересвистывались и чирикали живые существа, издалека, от купы гигантских деревьев, могучие стволы которых упирались в облака, доносилось кваканье, мычанье и ещё черт знает что. В частом кустарнике, окружавшем «Торнадо», кто-то взвизгивал, гукал и истерично хохотал.

— Симфония в духе джазовых традиций двадцатого века, фыркнул за спиной Лобова штурман.

Они шли гуськом, почти машинально соблюдая принятый у патрулей при подстраховке интервал в пять шагов, — Иван впереди, Клим сзади, — к научному лагерю, развёрнутому экспедицией «Метеора» из стандартных самоконструирующихся домиков. До него было не больше полторы сотни шагов.

Хотя сразу же после посадки стало ясно, что в лагере никого нет, иначе космонавты с «Метеора» давно бы оказались возле корабля или вышли с ним на связь, Лобов не без основания ожидал, что удастся обнаружить какие-нибудь следы, которые помогут вести целенаправленный поиск. Но их ждало разочарование.

Лагерь прекрасно сохранился, даже юккийские животные, содержавшиеся в автоматизированном виварии, чувствовали себя отлично. Все выглядело так, точно лагерь оставили буквально на минутку, намереваясь вернуться и продолжить прерванную работу. Остались недопечатанными строки научных наблюдений, в спектроанализаторах и гравитоструктураторах лежали недоисследованные образцы юккийских минералов, удивлённо моргала лампами логическая машина, в тысячный раз выдавая сигнал о найденном оптимальном решении. Ни малейших признаков того, что помещения были покинуты в панике или спешке, как это бывает, например, при стихийном бедствии или объявлении тревоги. Ни опрокинутых стульев, ни хаоса на рабочих местах. Все более или менее приведено в порядок, прибрано, выключено, расставлено по местам.

— Сенсация! — подвёл итог обследования Клим.

Лобов непонимающе глянул на него.

— Я хочу сказать, — пояснил Клим, — что скорее всего у метеоровцев стряслось что-то сенсационное. Вот они и отправились разглядывать эту сенсацию, чтобы вскоре вернуться.

— И не вернулись, — хмуро заключил Лобов.

— Не вернулись, — подтвердил Клим и огорчённо почесал затылок, — неужели так и не найдётся никакой ниточки, за которую можно было бы ухватиться?

— Кто знает? Надо обшарить каждый уголок.

— А сколько уйдёт на это времени? Сутки, если не больше. Вряд ли игра стоит свеч. Надо начинать круговой поиск, а осмотр лагеря вести параллельно, в качестве активного отдыха.

— Разумно, — согласился Лобов, останавливаясь возле приземистых помещений чуть выше человеческого роста. Они представляли собой полуцилиндры, поставленные плоской стороной на землю. Складов расходных материалов, синтезированных уже здесь, на Юкке, было четыре. Когда три из них торнадовцы осмотрели, Клим уныло вздохнул, разглядывая дверь четвёртого.

— Может быть, хватит терять время? Ну что интересного может быть в этих ящиках? — Он пнул дверь носком ботинка.

— Что ж, отложим, — без особого энтузиазма согласился Лобов, знавший, как тяжело сейчас приходится Кронину без его помощи.

Вернувшись на корабль, Лобов устроил короткое совещание. Результаты начального этапа операции были малоутешительными. Ничего не дало обследование лагеря. Кронин остро нуждался в квалифицированном помощнике, а поскольку по инженерной квалификации Иван заметно превосходил и Клима и Барту, то скрепя сердце он взял эту роль на себя. Барту, успевший детально обследовать Майкла Дивина, невесело сообщил, что психическое расстройство штурмана «Метеора» оказалось более глубоким, чем он предполагал вначале. Необходимо длительное систематическое лечение, а это дело нескольких недель, если не месяцев. В теперешнем же состоянии будить Дивина совершенно бессмысленно, это вредно для его здоровья, а ценность его информации будет практически равна нулю.

— В общем, — подвёл итог Лобов, — нам остаётся надеяться только на себя. На свой опыт и интуицию.

— И на удачу, — ввернул Клим.

— Удача удачей, а без работы в поте лица мы далеко не уйдём, — вздохнул Кронин, разминая затёкшие, уставшие пальцы рук.

— Каждому своё, — пробормотал Барту, сдерживая улыбку.

— Каждому своё, — подтвердил Лобов. — Я остаюсь на корабле. Клим и Барту идут на униходе в круговой поиск. Старший Клим, оружие — пистолет, выход из машины с подстраховкой. Детали объяснишь Полю в пути. Вопросы? Тогда по местам.

Проводив товарищей, Иван и Алексей рьяно взялись за работу. Обоим хотелось быстрее покончить с двигателем, чтобы активно подключиться к операции. И двигатель уступил. Часа через два Кронин разогнул усталую спину и обессиленно откинулся к стене.

— Все!

Несколько секунд с блаженной улыбкой на лице инженер отдыхал, потом с трудом поднялся на ноги и деловито сказал:

— Заваривай кожух, а я проверю контрольные цепи с пульта управления.

Лобов уже заканчивал свою несложную, но утомительную и нудную работу, когда сверху, из люка шахты двигателя, послышался возбуждённый голос Кронина:

— Иван!

— Ну, что ещё? — буркнул Лобов, не отрываясь от работы.

— Клим и Барту возвращаются. Они подобрали юкантропа. Тот тяжело ранен, нужна срочная помощь!

Лобов чертыхнулся сквозь зубы, продолжая сварку. Нельзя прерывать работу в таком ответственном месте. Навалятся дела, забудешь, а потом при старте взлетишь на воздух, не в целом виде, а по частям. Только доведя шов до конца, Иван отложил манипулятор.

В это время униход с раненым юкантропом на борту уже шёл на посадку.

Глава 4

Всего километрах в десяти от лагеря униход воткнулся в очередную волну радужного тумана и, казалось, повис в неком нереальном прозрачном пространстве, где не было ни верха, ни низа, ни движения — только цветной полусвет. Потом туман разом оборвался, почти в тот же момент Барту крепко, до боли стиснул плечо Клима:

— Смотри!

Штурман глянул вниз. Степь, самая обычная серовато-зелёная степь с разбросанными по ней купами деревьев-гигантов. Клим было пожал плечами, но в этот момент заметил стадо животных, мчащихся наперерез униходу. Он некоторое время провожал их взглядом, а потом вопросительно обернулся к Барту.

— Это же юкантропы! — проговорил тот возбуждённо.

Животные были теперь довольно далеко, но именно поэтому, благодаря перспективе, Клим сразу заметил то, что раньше ускользало от его внимания, — они бежали на двух ногах. Штурман бросил машину на крыло так резко, что Барту судорожно ухватился за сиденье руками. Выведя униход по курсу бегущих, Клим выровнял машину и начал плавно сбрасывать скорость, чтобы не проскочить над юкантропами слишком быстро.

— Только не спугни, — услышал он голос Барту.

Клим кивнул, включил глушители на полную мощность и поднабрал высоты, прижав машину к самым облакам. Бесшумной чёрной тенью униход плавно сближался с разумными обитателями Юкки. Оставив юкантропов слева, чтобы удобнее было наблюдать за ними, Клим уравнял скорость и покосился на указатель, разглядывая показания прибора, — ему было любопытно, как быстро бегают обитатели радужной планеты. Нахмурил брови, подался вперёд. Потом присвистнул и толкнул Барту, который прилип к окну заднего сиденья, не спуская глаз с бегущих юкантропов. Штурману пришлось повторить эту операцию дважды, покуда Барту соизволил недовольно покоситься на него. Клим ткнул пальцем в указатель скорости:

— Полюбуйся!

— Я и так вижу, что бегут здорово, — пробормотал Барту, отворачиваясь и расплющивая нос о стекло.

— Посмотри, тебе говорят!

Понимая, что от Клима так просто не отделаться, Барту шумно вздохнул и, отодвинувшись от окна, посмотрел на прибор. Брови его поползли вверх — стрелка указателя скорости чуть пошевеливалась у деления сто десять километров в час. Не поверив своим глазам, он приник к окну, проверяя, уравнены ли скорости, снова недоверчиво вгляделся в показания прибора и перевёл на Клима изумлённый взгляд.

— Сто десять?!

Довольный произведённым эффектом, Клим засмеялся и подтвердил:

— Как видишь.

Барту задумался, покосился на окно и убеждённо сказал:

— Это невозможно!

Клим усмехнулся и молча кивнул влево, мол, полюбуйся. Барту упрямо помотал головой: «С телосложением, осанкой и ногами юкантропов это невозможно. Скорее всего врёт указатель скорости».

В глазах Клима блеснуло сомнение.

— Проверим. Хотя это будет первый случай отказа указателя скорости за всю мою практику. Элементарный приборчик, так отказывать-то нечему.

Воркотня не мешала ему работать. Он сделал серию переключении на пульте и, используя универсальный индикатор, проверил скорость полёта по всем дублирующим каналам.

— Осредненные данные по сумме показаний — сто восемь с половиной километров в час. Устраивает?

Барту, не отрывавший глаз от окна, отмолчался. Нижняя кромка облаков постепенно понижалась, прижимая униход, который скользил теперь на высоте всего сорок метров. Теперь и без указателя скорости была отчётливо видна необузданная стремительность бега юкантропов. Еле различимы их мелькающие ноги, грудь широко развёрнута, а головы откинуты немного назад. Преодолевая препятствия, они совершали мощные прыжки метров по восемь длиной и тогда по-птичьи повисали в воздухе, удерживая равновесие раскинутыми в стороны передними конечностями.

— Н-да! — с ноткой восхищения в голосе протянул Барту.

Клим легонько тронул штурвал, приближая униход к бегущим.

— Осторожно, напугаешь! — забеспокоился Барту.

— Им не до нас. Надо полагать, они и так напуганы, раз несутся как угорелые.

— Непохоже, что они напуганы, — в голосе Барту звучало сомнение.

— Ты что же, полагаешь, что для этих оригиналов такой бег — обыкновенная прогулка? Или спортивное состязание? — Клим хмыкнул. — Если так, то у них есть свои чемпионы. Смотри, во-он там, впереди. Он всех опередил по крайней мере метров на двести.

— Где? Не вижу! — заволновался Барту, ёрзая на сиденье.

Клим сделал плавную змейку, чтобы удобнее было смотреть вперёд.

— А-а! — Барту помолчал и вдруг спросил: — Тебе не кажется, что они гонятся за нами?

— Черт его знает! Может быть, они охотятся и тот, что впереди, вождь?

Барту фыркнул:

— Охотятся, а за кем?

— Да, — согласился Клим, вглядываясь вдаль, — крупной дичи не видно, а мелочь с такой скоростью бежать не сможет. Скорее всего ты прав, если это и охота, то за спринтером-чемпионом.

Клим азартно предложил:

— Давай попробуем его спасти?

— А ты уверен, что он захочет спасаться?

— Да! Но если по большому счёту, то упускать такой случай — преступление. Не захочет, спасём насильно, и баста!

— Ты уверен, что мы справимся с ним? — усомнился Барту.

Клим усмехнулся:

— Если дойдёт до драки, так он с нами справится. Только зачем нам драться? Достаточно будет выстрела ампулой со снотворным. И надо поторапливаться, они его догоняют.

В самом деле, расстояние между группой и преследуемым, если только он был таковым, резко сократилось.

— Что ж, — согласился Барту, — будем действовать. Только не помешают ли нам его коллеги?

— Эта публика? Не помешает! — уверил Клим.

Он уселся поудобнее, выключил глушители и энергичным движением бросил униход вниз и влево. Чёрная машина с рёвом пронеслась над самыми головами бегущих. Барту успел заметить, как юкантропы лицом вниз кинулись на мокрую траву. Замер, застыл на месте от испуга и бежавший впереди. Клим немного не рассчитал, и машина окунулась в облака. На секунду их будто ослепило, но униход тут же нырнул вниз и лёг на крыло, круто разворачиваясь на обратный курс.

— Они что-то затевают! — крикнул Барту, старавшийся не выпускать юкантропов из виду.

Клим не ответил, лишь энергичнее потянул штурвал. Перегрузка оторвала Барту от стекла и швырнула на сиденье.

— Осторожно! — сердито бросил он в спину Клима.

Машина вывернулась на прямую, и теперь Клим убедился, что юкантропы действительно что-то затевают. Они поднялись с земли, рассыпались в разные стороны и, словно в экстазе, подпрыгивали и взмахивали руками. Преследуемый возобновил бегство, он бежал как-то странно, точно потерял ориентировку и никак не мог выбрать правильного направления.

— Что они, молятся новому божеству? — предположил Клим.

Барту пожал плечами, но вдруг вцепился в Клима и страстно закричал:

— Давай на них! Они кидают что-то! Кидают в того!

Клим сообразил, что преследователи изменили тактику: вместо того чтобы догонять врага, они решили поразить его на расстоянии. Стиснув зубы, он бросил униход вниз. Глаза Барту расширились. Земля, растягиваясь, как резиновая, летела ему навстречу. Кустарник, трава, оскаленное ужасом полузвериное лицо — все это мелькнуло совсем рядом. И снова рёв двигателя, мгновенье тяжкой перегрузки, слепой полумрак облаков, опять перегрузка и, как в тумане, земля.

— Так нельзя, Клим, — прохрипел Барту.

— Можно, — выдавил Клим, выворачивая униход на прямую, и добавил с досадой: — Опоздали!

Барту подался вперёд. Юкантропы беспорядочной толпой изо всех сил бежали по степи в сторону ближайшей купы деревьев. А беглеца Барту сначала не заметил, тот словно исчез, растворился. Только присмотревшись, Поль обнаружил и его: юкантроп неподвижно лежал на траве.

— Опоздали, — с досадой повторил Клим, ведя униход на посадку, — но инъектор со снотворным ты все-таки приготовь.

— Я уже приготовил, — Барту нетерпеливо вглядывался вперёд и вниз.

Клим классически притёр униход в нескольких метрах от юкантропа:

— Действуй. Я прикрою.

И выбрался из унихода первым, держа лучевой пистолет наготове. Он не мог сдержать улыбки, видя, с какой опаской приближается Барту к поверженному антропоиду. Мокрая степь клубилась лёгким туманом, который, как это часто бывает, не был заметён сверху. Верещали и свистели мелкие зверьки, невидимые в плотной траве. А так — покой и безмятежность. Клим достал из патронташа магазин, заряженный ампулами со снотворным, привычным движением примкнул его к пистолету.

— Действуй, Поль. В случае чего я уложу его спать.

— Если это на него подействует, — пробормотал Барту, впрочем, так тихо, что Клим ничего не расслышал.

Он остановился в двух шагах от юкантропа, разглядывая неподвижное тело. Массивное, все переплетённое мускулами и покрытое редкими короткими волосами, оно не имело ни ран, ни ушибов, как ожидал Барту. Можно было разглядеть несколько царапин, но они не кровоточили и, судя по всему, имели давнее происхождение. Барту недоуменно пожал плечами, но вдруг многозначительно кивнул и уже без опаски опустился перед юкантропом на колени.

— У него проломлен череп, — бросил он Климу.

Клим подошёл ближе и присвистнул.

— Да, неудивительно, что он повалился как сноп.

Повернув безвольную голову набок, Барту уже осматривал рану, растягивал веки глаз, прощупывал пульс, проверял реакцию зрачков.

— Жив, — сказал он наконец, — но что будет дальше, сказать трудно. Во всяком случае, человеку с такой раной вряд ли помогла бы даже современная аппаратурная медицина. Судя по всему, у него ещё и глубочайший шок.

Клим взлохматил волосы, сожалея.

— Не повезло спринтеру. Надо же, один камень — и в голову!

— Не повезло, — согласился Барту и поднялся с колен, надо срочно доставить его на корабль.

Юкантропа разместили в боксе изолятора, по соседству с Майклом Дивином. Лобов, в последний момент подоспевший к униходу, взялся помогать Барту, а заодно лично проследил за соблюдением мер инфекционной безопасности. Через несколько минут, в своём прозрачном, почти невидимом гермошлеме чем-то похожий на старинного водолаза, Лобов появился в приёмной.

— Ну как? — нетерпеливо спросил Клим.

Лобов снял гермошлем, уложил в шкаф и, расстёгивая молнию халата, неопределённо сказал:

— Рана очень тяжёлая.

— Это я знаю. Жить-то будет? — Клим относился к юкантропу с ревнивым вниманием, считая его своей находкой и не без основания полагая, что юкантроп поможет отыскать экипаж «Метеора».

Лобов повесил халат и так же неопределённо ответил:

— Пока жив. Но Поль ни за что не ручается.

— Разумеется, — заметил Кронин, — ведь это не человек. Что мы знаем о юкантропах за исключением того, что они ходят на двух ногах и внешне похожи на наших питекантропов? Подождём, полагаю, что в ближайший час ситуация прояснится.

— Ждать, — вздохнул Клим и вдруг оживился, — ну а если приходится ждать, так давайте перекусим! Не знаю, как вы, я прямо умираю с голоду.

— Прогулки способствуют хорошему аппетиту, — философски заметил Кронин, открывая дверь, — прошу.

Бодро вышагивая рядом с инженером, Клим не утерпел и похвастался:

— Я сегодня работал на униходе, как Бог!

— Представляю, — Кронин с усталой улыбкой покосился на штурмана, — то-то на Поле лица нет. Между прочим, скажу тебе по секрету, было бы гораздо полезнее, если бы ты работал и похуже, скажем, не как Бог, а как ангел. И, как ангел, сумел бы привезти юкантропа живым и здоровым.

Клим критически оглядел товарища:

— Хотел бы я знать, как бы ты справился с ролью ангела! Кто же знал, что его свои же вот так — камнем по башке!

— Интуиция и квалификация, — спокойно пояснил Кронин, на то ты и был старшим в группе, чтобы обо всем догадываться.

Ужин или скорее завтрак, трудно правильно назвать эту полуночную трапезу, прошёл оживлённо, несмотря на то, что Алексея явно клонило в сон. Лобов, в общих чертах знавший о событиях на униходе, с интересом слушал подробности, которые красочно расписывал Клим. Обсуждая необыкновенную скорость бега юкантропов, Кронин задумчиво заметил:

— Это, пожалуй, может кое-что объяснить.

— Что именно?

— Метеоровцев нет. Где они? Может быть, их похитили юкантропы?

— Эти первобытные? — скептически переспросил командир. Ну, одного человека они могли утащить, это я допускаю. Но целую экспедицию?

— И все-таки, если ловкость и сила юкантропов соответствуют их быстроте, то внезапная атака целого отряда таких существ может быть страшной. Непонятно только, почему раньше никто не заметил их удивительных качеств?

— Наверное, вводила в заблуждение их внешняя неуклюжесть, — вмешался Клим. — Медведя тоже считают медлительным, а попробуй-ка его догнать!

— Странно, — пробормотал инженер, поигрывая чайной ложечкой.

Клим фыркнул:

— Что странно? Что медведи быстро бегают?

Кронин улыбнулся:

— Медведи — пустяки, на них, брат, наши голоногие предки с одной рогатиной ходили. Я удивляюсь ситуации в целом. Судя по всему, юкантропы просто преследовали своего собрата и вовсе не собирались его убивать. Но вот появляется униход, и ход событий сразу резко меняется. Мгновенно выносится приговор и приводится в исполнение. И заметьте, в условиях, когда юкантропы перепуганы до смерти!

Лобов, внимательно слушавший Кронина, спросил у штурмана:

— Клим, ты уверен, что юкантропы бежали наперерез вашему маршруту?

— Абсолютно!

— А вы шли точно на «Торнадо»?

Клим прочертил в воздухе прямую линию.

— По радиолучу.

Лобов недоуменно пожал плечами.

Клим смотрел на командира, стараясь понять, что его смущает. Неожиданно в его чёрных глазах замерцали искорки догадки и интереса. Переглянувшись с Крониным, он быстро спросил:

— Ты думаешь, этот спринтер-неудачник бежал к нам? Может быть, с поручением?

— Возможно, — уклончиво ответил Лобов. — Вполне возможно.

— По крайней мере, такая напрашивается мысль, — добавил Кронин, — но тут есть одно «но», которое, как я полагаю, и смущает Ивана. Почему юкантроп бежал не к «Торнадо», а немного в сторону?

— Да потому, что прямо перед ним лежало болото! — торжественно ответил Клим. — Он просто не мог бежать напрямик! — И, оглядев товарищей, добавил с воодушевлением: — Похоже, что бежал именно к нам! А его не допустили.

— К сожалению, — вздохнул инженер, покосившись на Клима, — и ты, как ни печально мне это констатировать, не сделал все, что мог.

Он повернулся к Лобову:

— Иван, а что ты думаешь обо всем этом?

Лобов вместо ответа спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Это смотря в каком смысле. В моральном — великолепно, я обуздал наконец своего врага — левый двигатель, который давно не давал мне покоя. А вот физически я похож на старую выжатую тряпку. Я всеми фибрами ощущаю, что меня крайне необходимо куда-то положить.

— Или повесить, — вставил Клим.

Кронин лишь покосился на него.

— А если ты не полежишь, а посидишь? — улыбнулся Лобов.

— Что ж, — философски решил Кронин, — невелика разница, сколько не спать, — ровно трое суток или трое суток и несколько часов. Перетерплю.

— Перетерпи, — Лобов повернулся к Климу: — Надо пройти на униходе по пути юкантропов. Пройти в ту сторону, откуда они бежали.

— Это несложно, — сказал Клим, — некоторое время я шёл точно их курсом, а телеметрия была все время включена.

— Ищите глайдер, людей с «Метеора», юкантропов. Кустарник, густые заросли при нужде пощупайте биолокаторами. Проще всего установить сканирование на частотах хомо и юкков.

— Понятно.

— В пути пусть Алексей подремлет.

Кронин прижал руку к сердцу:

— Иван, я буду вечно благодарен тебе за это благодеяние. И если когда-нибудь стану королём, разрешу тебе носить шляпу и сидеть в моем присутствии.

— Выход из унихода разрешаю только с подстраховкой. — Лобов пропустил мимо ушей шутку Кронина.

— Да он все равно заснёт на ходу.

— Не заснёт, — уверенно ответил Лобов.

— Не засну, Клим. Если, конечно, ты не укачаешь меня. А что ты собираешься делать? — обратился инженер к командиру.

Лобов ответил не сразу.

— Подожду вестей от Поля. Ну и осмотрю лагерь.

Кронину показалось, что Иван что-то скрывает, но он посчитал неудобным продолжать расспросы.

Когда Клим и Алексей покидали кают-компанию, Лобов задержал штурмана на пороге.

— Послушай, Клим, — Лобов замялся, и это было так на него непохоже, что Клим сразу насторожился, — тебе не чудилось на Юкке какой-нибудь чертовщины?

Клим недоуменно смотрел на командира.

— Чертовщины? Что ты имеешь в виду?

Лобов потёр пальцем переносицу:

— Да так, чушь всякая. В кустарнике ты никого не видел и не слышал?

— В каком кустарнике?

Лобов всмотрелся в недоуменные встревоженные глаза товарища, тряхнул его за плечо и засмеялся.

— Ладно, иди. Да будь повнимательнее.

— Ты можешь объяснить толком, в чем дело?

— Иди-иди, так, разные вымыслы и домыслы.

Лобов дружески подтолкнул штурмана в спину, и тому ничего не оставалось, как выйти из кают-компании.

Проследив за стартом унихода, Лобов вернулся в кают-компанию и принялся неторопливо прибирать на столе, складывая использованную посуду в стерилизатор. Когда он покончил с этим скучным занятием и вытирал руки полотенцем, в кают-компанию вошёл Барту и остановился на пороге. Вид у него был какой-то странный, недоуменный, а может быть, и ошарашенный, но Лобов, занятый своими мыслями, не обратил на это внимания.

— А где Клим и Алексей?

— В поиске, — коротко ответил Лобов и бросил в стерилизатор использованное полотенце. — Садитесь, Поль, перекусите.

— Спасибо.

Барту присел к столу и рассеянно принялся за еду, явно не замечая, что и как он ест. Когда он попытался насыпать в кофе соли вместо сахара, Лобов заметил наконец его состояние.

— Что-нибудь случилось?

— Простите?

— Я говорю, что-нибудь случилось? — переспросил Иван.

— Пожалуй.

— Скончался юкантроп?

— Да, то есть, вообще-то говоря, нет. — Барту помолчал и задумчиво пояснил: — Судя по всему, он и не был никогда живым. Это не живое существо, а модель. Искусная модель антропоида. Биоробот, если хотите.

Глава 5

Униход, который Клим вёл под облаками на высоте около ста метров, то погружался в плотные массы тумана, будто повисал в радужно-молочном киселе, то выскакивал на простор, и тогда внизу мелькала, струилась близкая земля. Кронин подрёмывал, уютно устроившись рядом с Климом. Уж такой он обладал способностью, где угодно мог устроиться уютно. Клим поглядывал на него с некоторой завистью, ведь за последние двое суток и ему удалось поспать всего несколько часов.

Над местом, где подобрали юкантропа, Клим сделал два круга, перекладывая униход с крыла на крыло, но садиться не стал, а по данным телеметрии развернул машину в направлении бега юкантропов. Вскоре все чаще и чаще стали попадаться заросли кустарников, и тогда Клим локтем толкнул инженера в бок.

— Открой глаза, соня!

— Что? — встрепенулся инженер.

— Включай биолокатор, горе-подстраховщик.

— Биолокатор, — Кронин зевнул и помассировал ладонями лицо, — есть биолокатор.

Клим сбросил скорость, снизился, униход тащился теперь над землёй на высоте пятидесяти метров. Время от времени Клим менял курс, змейкой обходя болото и купы деревьев. Когда проходили очередную волну тумана, послышался сигнал видеофонного вызова и на экране появилось лицо Лобова.

— Что нового?

— Пока ничего. Да ещё туман проклятый мешает, — пожаловался Клим.

После лёгкой паузы Лобов сказал:

— При контакте с юкантропами удвойте осторожность. На ампулы со снотворным не рассчитывайте. И вообще, без нужды машину не покидайте.

— Понял, — с оттенком недоумения ответил Клим, — а что случилось?

— Обычная предосторожность, — после некоторого колебания ответил Лобов, — желаю удачи.

Когда изображение командира растаяло, Клим уверенно заключил:

— Иван что-то темнит.

— Похоже, — согласился Кронин, — хотя, с другой стороны, зачем ему темнить? Может быть, не хочет волновать нас раньше времени?

Неожиданно униход отвернул влево, прошёл немного по прямой, потом змейкой вернулся на прежний курс. Это сработала автоматика, уводя машину от столкновения с каким-то препятствием. В тот же миг послышался и сигнал биолокатора, но такой слабый, что Клим не понял, произошло это на самом деле или ему почудилось. Он вопросительно взглянул на инженера.

— Сработал, — уверенно ответил Кронин, — но еле-еле.

— Черт! Что же там такое? — с досадой проговорил Клим, вглядываясь в непроницаемый туман.

Лишь секунд через двадцать стена тумана оборвалась.

— Деревья, вот что это такое, — сказал Клим, разворачивая машину.

Гигантские деревья, росшие плотно друг к другу, издали казались единым сооружением, чем-то похожим на причудливый, устремлённый в небо замок. Один из этих великанов лежал на земле, вытянувшись во всю свою почти трехсотметровую длину.

— Поверженный титан, — пробормотал Кронин с уважением. Примерно до половины древесный ствол сохранял первозданную монолитность и несокрушимость. Выше он разбился на несколько крупных глыб-кусков, а вершина разлетелась и рассыпалась, как при взрыве.

— Прямо стихийное бедствие, — произнёс Клим.

Кронин, внимательно разглядывавший дерево, вдруг подался вперёд и негромко сказал:

— Кажется, в самом деле бедствие.

Теперь и Клим заметил какое-то странное сооружение у самого основания вершины. Ему не хотелось верить своим глазам, но не прошло и нескольких секунд, как последние сомнения исчезли: это был искорёженный, лежащий на боку и придавленный обломком дерева глайдер «Метеора». Униход задрожал, круто разворачиваясь над местом катастрофы.

— Людей не видно, — хмуро сказал инженер.

Клим не ответил, он вёл машину на посадку. Тут, как назло, опять навалился туман. Клим по приборам почти неслышно посадил униход на мокрую траву и взялся за ручку двери.

— Подожди, — попросил его Кронин.

И, видя, что Клим колеблется, настойчиво повторил:

— Подожди, пока пройдёт туман.

Туман проносило несколько минут, которые показались такими долгими, как при пытке огнём. Когда появились просветы, Клим покосился на инженера, распахнул дверцу и полез из машины. Кронин с пистолетом в руке последовал за ним.

— Пусто! — обрадованно крикнул Клим. — Никого!

И у Кронина отлегло от сердца, больше всего он боялся обнаружить в разбитой машине погибших землян.

— Но где же экипаж? — вслух размышлял Клим, разглядывая кабину глайдера через полураскрытую дверцу. — Ушли сами или кто-то вытащил их отсюда?

— Скорее всего сами, — сказал инженер, останавливаясь рядом с ним.

— Почему ты так решил?

— Посмотри, в кабине чисто, словно выметено. Очищен даже сейф с аварийным запасом оружия, инструментов и продуктов. А ведь, не зная шифра, его не откроешь.

— Все это верно, — вздохнул Клим, — но где же метеоровцы? Сколько их было? И как могло случиться, что дерево придавило глайдер?

— Может быть, они просто столкнулись с ним в тумане? предположил инженер. — Небольшая неисправность локатора, и вот результат. Тот самый случай, один из миллиона, которым пренебрегает теория и который все-таки иногда бывает в действительности.

Клим скептически покачал головой.

— Не думаю, что они столкнулись с деревом. Разве глайдером свалишь такого исполина? Это все равно, что пальцем бревно перешибить. Скорее, глайдер стоял на земле, когда на него свалилась эта махина.

— Как бы то ни было — глайдер разбит. — Клим огляделся и деловито сказал: — Ну, ты посматривай, а я как следует пошарю внутри.

Возился он минут пять, но безрезультатно, и вылез раздосадованный.

— Действительно, как выметено. Даже запасной аккумуляторной батареи нет.

— А рация? — быстро спросил Кронин.

— Вдребезги! И все-таки, — Клим чуть улыбнулся, — раз вскрыт аварийный сейф и нет батареи, можно надеяться, а?

— Можно, — почти без колебания согласился Кронин, — и знаешь что, думается мне, надо походить на малой высоте вокруг этого места и пошарить как следует. Может быть, и наткнёмся на след.

— Это мысль, — одобрил Клим.

Штурман поднял униход в воздух и повёл его вокруг места аварии. Они не замкнули и одного круга, когда Кронин, усердно выполнявший обязанности вперёдсмотрящего, попросил:

— Поверни влево!

Клим положил униход на левое крыло, стараясь разглядеть увиденное инженером.

— Осторожно! — проворчал тот, приникая к самому окну, — а то Ивану придётся искать не только метеоровцев, но и нас.

— Ничего!

Теперь Клим тоже видел большой участок выжженной порыжевшей травы, на котором, впрочем, там и сям уже пробивалась молодая поросль. Это было похоже на след от работы корабельных двигателей.

— Неужели Майкл приходил сюда на «Метеоре»? — вслух подумал он.

— Сразу крайности. Это может быть и молнией, и метеоритом, да мало ли ещё чем.

Униход прошёл над самым пятном, и Клим хорошо рассмотрел, что на сожжённой траве лежало несколько не то спящих, не то погибших животных.

— Видел? — толкнул он в бок Алексея.

— Да, по-моему, это юкантропы. — Инженер, повернувшись назад, все ещё разглядывал поляну.

— Спят?

— Не похоже.

— Сейчас разберёмся.

Клим посадил машину в десятке шагов от выжженной поляны. Но, вместо того чтобы открыть дверцу и выскочить на траву, как он это делал обычно, повернулся к Алексею и просительно проговорил:

— Знаешь что? Давай-ка ты теперь займись осмотром, а я прикрою.

Кронин усмехнулся:

— А как приказал Иван?

Клим недовольно хмыкнул:

— Иван далеко. И потом тебе просто полезно проветриться, а то ненароком заснёшь возле унихода.

Кронин понимающе улыбнулся:

— Решил, стало быть, позаботиться обо мне? Это ведь так занятно — осматривать мёртвые тела.

— Пожалуйста, — Клим говорил почти умоляюще, — ты ведь знаешь, не переношу я такого. Есть целый день не буду, что тут хорошего?

— Ладно, прикрывай!

Кронин сделал несколько шагов и остановился. Последние сомнения исчезли окончательно: на поляне лежали полуразложившиеся трупы погибших юкантропов.

— О поле, поле! Кто тебя усеял мёртвыми костями? — вполголоса проговорил он и принялся за неприятный, но необходимый осмотр.

Клим, на всякий случай сменивший пистолет на скорчер, стоял неподалёку от унихода. Добросовестно обойдя всю поляну, Кронин вернулся и хмуро сообщил:

— Это не ходовые двигатели, не молния и не метеорит.

— А что же?

— Их попросту расстреляли. Судя по точности прицела, из скорчера. Садись, Клим, в машине поговорим.

Заняв водительское место, Клим облокотился на штурвал. Ему почему-то вспомнились слова Барту о том, что на Юкке произошло нечто страшное.

— И знаешь, что самое непонятное, — Кронин возился под сиденьем, — все они убиты выстрелом в голову.

— Прямо в голову?

— Почему прямо, — несколько раздражённо ответил Кронин, ранения есть и на других частях тела. Ожог ведь легко отличить от других травм. Но нет ни одного юкантропа, у которого не была бы сожжена голова.

— Может быть, так получилось? — неуверенно предположил Клим. — Хотели пугнуть поверх голов, да низковато взяли прицел?

— И всем попали в голову? Ты посмотри, они лежат вразброс, на большой площади. Нет, — угрюмо, но уверенно заключил Кронин, — их хладнокровно расстреляли. Били прицельно, на выбор.

— Ты понимаешь, что говоришь? — сухо спросил Клим.

— К сожалению.

— Ты, — штурман замялся, но все-таки закончил, — ты думаешь, это Майкл?

— Думаю, — вздохнул инженер.

— Да, — потерянно сказал Клим, — вот беда-то. Надо немедленно доложить Ивану.

Он без всякой охоты потянулся к приборной доске и нажал кнопку вызова корабля. Потянулись секунды ожидания. Когда они превратились в минуты, Клим тяжело вздохнул и послал вызов вторично.

— Наверное, заняты работой, — скорее для себя, чем для Клима, успокоительно заметил Кронин.

— Спят, наверное! — сердито бросил Клим.

Но время тянулось и тянулось, а корабль не отвечал.

Клим ткнул кнопку аварийного вызова.

— «Торнадо» слушает, — бесстрастно доложил автомат, — корабль в порядке, экипаж на борту отсутствует.

— Срочно на корабль, — негромко, но напряжённым голосом проговорил инженер. Он знал, что лишь нечто чрезвычайное может заставить Лобова оставить «Торнадо» без дежурства, когда униход в поиске. Знал это и Клим, а поэтому, ничего не ответив товарищу, он свечой поднял машину в воздух.

Глава 6

Несколько секунд Лобов непонимающе смотрел на Барту, переваривая услышанное, а потом переспросил:

— Биоробот? Здесь, на Юкке, где нет ни малейших признаков ноосферы?

— Я и сам не хотел верить, но что поделаешь? — Барту устало опустился в кресло. — Такие факты.

— Ну-ну, — поощрил Лобов, хотя видно было, что он не переставал сомневаться.

— Припомните, как мы были удивлены, что в юкантропа попал единственный камень и чертовски неудачно — прямо в голову. Так вот, могу вас уверить, что в него попал по меньшей мере пяток камней. Но они не оставили почти никаких следов на его теле! Так, едва заметные царапины. Я сразу обратил внимание на особенность размозжённых тканей юкантропов — раны и ранки почти не кровоточили и вообще имели резиноподобный вид. И вот, когда юкантроп скончался, по крайней мере, я так думал, вспомнил об этой особенности его тканей. И, разумеется, решил исследовать под микроскопом. Сколько ни бился, мне не удалось обнаружить даже намёка на клеточное строение, характерное для всего живого. Какая-то волокнистая, упругая высокомолекулярная масса!

Сомнение, отражавшееся на лице Лобова, постепенно уступало место раздумью. Барту заметил это и продолжал с ещё большей живостью:

— Разумеется, я не ограничился поражёнными тканями, а произвёл вскрытие и взял пробы самых разных органов и частей тела. Кстати, я называю юкантропа биороботом потому, что он копирует живое существо не только внешне. У него обычный комплекс внутренних органов, если не считать таких деталей, как наличие не одной, как у нас с вами, а двух — левосторонней и правосторонней печени и всего одной почки, правда, очень большой и, как я догадываюсь, с двухконтурной системой очистки.

Лобов чуть улыбнулся твёрдыми губами:

— Нельзя ли ближе к делу?

— Прошу прощения, я увлёкся, но это естественно. Так вот, ни один орган, ни одна ткань не имела клеточного строения! По крайней мере, в нашем понимании этого слова. Важнейшим признаком клетки является наличие наследственного вещества, дезоксирибонуклеиновой кислоты, которая у развитых форм концентрируется в ядре, у простейших, скажем, у бактерий, рассеяна в цитоплазме. Ткани юкантропов полностью лишены наследственного вещества! А без него невозможен процесс деления клеток, то есть процесс формирования организма из одной-единственной зародышевой клетки. Поэтому я с полным основанием заключаю, что юкантропы — не подлинные живые существа, а всего лишь модели. Модели разового применения, кем-то и для чего-то созданные.

— Вы что же, считаете моделями всех юкантропов Юкки? — спросил Лобов.

Живое лицо Барту несколько померкло.

— Юкантропов на планете несколько сот тысяч, если не миллионов, — продолжал Лобов, — кому и зачем понадобилось производить их в таком количестве?

Барту смущённо кашлянул.

— Этот аспект вопроса мне как-то не приходил в голову. Он помолчал, его умные глаза сощурились, а на губах заиграла лёгкая улыбка. — Разумеется, я понимаю, заселять планету миллионами биороботов — занятие идиотское. Но, положа руку на сердце, разве мы, земляне, не производим на неосвоенных планетах массу различных экспериментов? И разве цели этих экспериментов всегда понятны другим разумным? Может быть, мы встретились с шуткой, если хотите, с капризом некой могучей расы?

— Шутка или каприз, — машинально повторил Лобов в раздумье. Он меньше всего думал о капризах игривых сапиенсов. Если Барту не ошибся, если то, что лежит сейчас в госпитальном отсеке, действительно биоробот, обстановка на Юкке меняется коренным образом. Дело идёт о прямых или косвенных контактах с другой цивилизацией.

— Обследуем других животных Юкки, — предложил Лобов. Если и эти животные окажутся моделями, биороботами, как назвали вы их, тогда будет о чем подумать!

Барту взглянул на Лобова с одобрением:

— Отличная мысль.

— Вы останетесь на корабле, Поль, и ответите на вызов Клима, если такой последует. А я принесу животных. Сколько вам потребуется?

Барту широко улыбнулся:

— Чем больше, тем лучше, разумеется.

— Я говорю о разумном минимуме.

— Принято считать, что минимум порога однозначности — три опыта. Этот минимум разумен?

— Хорошо, я принесу трех.

Иван отобрал в виварии трех небольших зверьков, усыпил их, уложив в специальный бокс, и отнёс Барту. От Клима никаких сообщений не поступало, униход, по данным телеметрии, благополучно продолжал рейс. Пока Барту проводил опыты, Лобов решил осмотреть последний из четырех складов, до которого ещё не дошли руки.

Приближалась волна тумана и благоразумнее было бы вернуться в шлюз корабля, но Иван хотел кое-что проверить.

Прошло несколько секунд, и на него бесшумно навалилась пушистая, молочно-радужная стена. Зримый мир без следа растворился в ней, а звуки приглушились, словно уши заложило ватой. Он насторожился, весь превратившись в слух: «это» всегда случалось в тумане. И все-таки, услышав мягкий оклик «Иван!» и тихий женский смех, невольно вздрогнул.

Причудливые звуки, похожие на смех, шушуканье, оклики, Иван слышал не первый раз. Они рождали беспокойство и тревожные тёмные мысли, в которых было нечто от настроений, навеянных страшными сказками детства. Сказками, которые пугают и стирают грани между вымыслом и реальностью. Вот и сейчас, наверное, потому что смех чудился женским, Лобову вспомнилось, что в составе научной группы «Метеора» была молодая женщина. Дина Зейт, биолог. Вглядываясь в туман, сквозь который просвечивал близкий кустарник, казавшийся еле намеченным кружевом, Иван думал о том, что, возможно, с ума сошёл не один Майкл Дивин, а весь экипаж «Метеора». И теперь эти бедолаги, как призраки, бродят вокруг «Торнадо». Ничего не могут вспомнить, гукают, перекликаются и истерически хохочут.

Лобов с некоторым усилием усмехнулся, стараясь прогнать эти мысли. Полно! У подозрительных звуков могло быть и куда более простое объяснение. Разве на Земле не плачут шакалы, как маленькие дети? Разве хохот филина или жуткий вопль лемура не леденят кровь?

Туман протянуло, и Иван прямиком отправился к запертому складу. Распахнув дверь, он некоторое время стоял неподвижно, давая глазам привыкнуть к тусклому свету, которым освещался сводчатый коридор. Когда глаза привыкли, Лобов удивился — по полу тянулись грязные следы, очень похожие на те, какие Клим и Поль видели на «Метеоре». Лобов хорошо помнил их по отчётным снимкам. По середине коридора тянулась грязная полоса, как будто тащили что-то волоком.

Чувствуя все нарастающую, полуинстинктивную тревогу, Иван пошёл по этим следам. Они обрывались возле рефрижераторной, где обычно хранили скоропортящиеся продукты. «Запасы пищи для животных вивария?» Иван осторожно толкнул дверь. Она подалась. Тогда он рывком распахнул её и остановился на пороге.

Мгновение стоял, напрягшись как струна, потом шагнул назад, рванул дверь так, что она захлопнулась с сочным шлепком, и прислонился к стене, чувствуя тошноту и противную слабость в коленях.

Глава 7

Барту был так увлечён работой, что не заметил вошедшего Лобова.

— Поль!

Барту вздрогнул от неожиданности, но, обернувшись, поспешно поднялся со стула и заулыбался.

— Чудеса! Настоящие чудеса, Иван!

Он живо подошёл к Лобову и невзирая на его лёгкое сопротивление потащил к лабораторному столу.

— Животные, которых вы принесли мне, оказались типичнейшими моделями! — не переставая говорил он. — В том смысле, разумеется, что их ткани полностью лишены наследственного вещества. Казалось бы, все ясно, но… — Барту показал рукой на трех зверюшек, рядком лежащих в прозрачном боксе друг подле друга: ящерицу со свиным рыльцем, зайца с длинной, как у лебедя, шеей и голенастую, с ногами-ходулями крысу. — Кому понадобилось моделировать этакую дребедень?

Он посмотрел на Лобова весёлыми глазами, засмеялся и живо продолжил, не давая ему раскрыть рта:

— Разумеется, предположение, что все живое на Юкке — модели, биороботы, попросту нелепо, следует искать иного, более рационального объяснения. И вот, когда я окончательно укрепился в этом намерении, мне фантастически, уникально повезло!

— Поль, — вклинился наконец в этот нескончаемый поток слов Лобов, — вам приходилось раньше осматривать убитых?

По лицу Барту скользнуло недоумение, снова сменившееся улыбкой.

— Вы имеете в виду этих зверюшек? — спросил он.

— Я имею в виду не зверюшек, — устало проговорил Лобов.

— А кого же? — поднял свои густые брови Барту.

— Людей. Погибших людей.

— Приходилось, — Барту посерьёзнел окончательно. — Но что случилось? Неужели с униходом?

— Нет, не с униходом. Возьмите все необходимое для детального обследования двух тел. И пойдёмте со мной. Это недалеко, в научном лагере.

Лобов распахнул дверь склада.

Барту молча вошёл.

Опустилась очередная волна тумана, и Лобов, как ни тяжко было у него на душе, машинально прислушался. Но на этот раз лишь звучал стандартный приглушённый хор юккийской ночи, ни шёпота, ни смеха, ни оклика. Лобов очнулся от своего мрачного раздумья, когда услышал позади звук шагов Барту. Тот отсутствовал минут двадцать. Встретившись взглядом с командиром, он глухо сказал:

— Такого не приходилось видеть даже мне. Это инженер корабля Аллен Рисе и биолог Ватан Рахимов.

— Вы их знали?

— Когда выяснилось, что с «Метеором» случилась беда, я счёл необходимым изучить характеристику каждого члена экипажа.

— Что с ними?

— Не знаю. — Барту посмотрел на свои тщательно вымытые руки и поморщился, словно сдерживая приступ тошноты. — Однако могу вполне определённо утверждать: это не несчастный случай. Их умертвили. Умертвили медленно, садистски. Им переломали все кости: руки, ноги, ребра, размозжили мягкие ткани. Нетронутыми остались лишь черепа. Но и это не все, голос Барту стал ещё глуше. — Тела их покрыты солёной грязью. Скорее всего поливали солёной водой из какой-то грязной лужи. Внутренние органы не повреждены совершенно, оба скончались от болезненного шока.

Лобов облизал пересохшие губы.

— Пора на корабль. Наверное, Клим и Алексей уже беспокоятся.

На полпути к «Торнадо» Лобов неожиданно спросил:

— Помнится, когда я вошёл в лабораторию, вы начали говорить о каком-то фантастическом везении.

Барту нервно передёрнул плечами, словно ему было холодно.

— Удивляюсь я вам, — сказал он почти враждебно, — произошла непоправимая трагедия, а вы спокойны, как… как камень!

Приостановился и Лобов.

— Успокойтесь, — мягко посоветовал он и, медленно двинувшись вперёд, уже суше добавил: — Надо больше думать о живых, а не о мёртвых. Ведь погибшим уже не поможешь.

Торопливо догнав Лобова и заглядывая ему сбоку в лицо, Барту спросил:

— Так вы надеетесь? Вы и после всего этого, — он махнул рукой в сторону склада, — надеетесь, что Дина Зейт и Вано Балавадзе могут оказаться живыми?

— Надеюсь. — Лобов помолчал. — Итак, в чем состоит ваше везение?

— Когда я не обнаружил даже следов наследственного вещества в тканях животных и, честно говоря, не знал, что и думать, мне пришло в голову взять пробу мозга юкантропа. Каково же было моё изумление, когда проба оказалась целиком состоящей из дезоксирибонуклеиновой кислоты!

Они дошли до «Торнадо», и Лобов приостановился, держась одной рукой за ступеньку трапа и незаметно, чтобы не обидеть Барту, оглядывался по сторонам. А тот, начав вяло, неохотно, быстро увлёкся, даже на бледных щеках проступил лёгкий румянец.

— Для меня было совершенно очевидно, — продолжал Барту, что весь мозг только из ДНК состоять не может, поэтому я взял серию контрольных проб вокруг исходной точки. Мне быстро удалось установить, что ДНК содержится лишь в своеобразном мозговом придатке размером с лесной орех. От этого ДНК-образования, которое я позволил себе назвать геноидом, тянулись стволы и ветви, — для наглядности Барту пошевелил длинными пальцами расставленных рук, — которые сливались с нервными стволами. Так вы понимаете, Иван, как уникально мне повезло? Возьми я первую пробу сантиметром левее или правее — и ничего бы мне не удалось обнаружить!

— Понимаю, — серьёзно сказал Лобов.

— Остальное, — продолжил свой рассказ Барту, — было делом элементарной логики. Конечно, размножение и рост организма на основе нескончаемого деления наследственного вещества естественны. Но как нерационален этот путь! Какой колоссальный избыток информации несёт, — Барту не лишённым изящества жестом провёл по своим бокам, — наш многоклеточный организм! Ведь каждая клеточка нашего тела в своём хромосомном наборе содержит потенциальный фенотип. И я подумал, что возможен другой, неизмеримо более рациональный с информационной точки зрения путь развития. Это путь живого мира Юкки. Организм имеет единственное ядро наследственности — геноид, расположенный в головном мозге. И вся информация, которая нужна для конструирования частей организма, его жизнедеятельности, поступает централизованно. Хотя, возможно, клетки и сохраняют некий минимум биохимической автономии, который будет обнаружен более тонкими исследованиями.

Барту не без торжества взглянул на Лобова:

— Что вы скажете на это?

— Вы молодчина.

Лобов хотел сказать ещё, что гипотеза Барту с совершенно неожиданной точки зрения освещает все события на Юкке, включая и трагедию «Метеора», но в этот момент из низких облаков бесшумной чёрной птицей вынырнул униход.

Приближаясь к товарищам, Клим с укором проговорил:

— А мы чего только не передумали! Неужто было трудно продиктовать ответ автомату?

— Извини, вылетело из головы, — ответил Лобов.

— Вылетело, — Клим внимательно разглядывал своего командира, — сколько мне помнится, это всего второй случай, когда у тебя вылетело. Что случилось?

— Сначала расскажите о поиске.

Клим коротко доложил о том, как был обнаружен искалеченный глайдер и расстрелянные из лучевого оружия юкантропы.

— Все верно, — устало подтвердил Кронин, когда штурман замолчал, — я бы хотел обратить внимание на одну деталь. Все юкантропы, а их шесть, убиты выстрелом в голову.

Лобов промолчал, погрузившись в размышления. Клим, словно извиняясь, продолжил:

— Может быть, случайно взял прицел слишком высоко, вот луч и пришёлся по головам?

— Сомнительно, — вздохнул инженер, — они же стояли рядом, как на смотре. Скорее всего били из скорчера — прицельно, аккуратно и на выбор. Может быть, это Майкл? Иначе трудно объяснить такую жестокость по отношению к антропоидам. Да и не в наших это обычаях, Иван, сам знаешь.

Клим хмуро молчал. Барту посмотрел на его склонённую голову, на измученное лицо инженера и зло сощурил глаза.

— А если это лишь ответ на другую жестокость?

Кронин удивлённо посмотрел на него и перевёл взгляд на Лобова.

— Может быть, ты все-таки расскажешь, что тут у вас случилось?

— Плохо, ребята. Мы нашли погибших Аллена Рисса и Ватана Рахимова. Скорее всего они… — Лобов замялся и с некоторым трудом продолжил: — Скорее всего они погибли при аварии глайдера, может быть, и юкантропы приложили руку. Майкл подобрал их, перевёз сюда и спрятал в том самом складе, который мы с Климом не осмотрели своевременно.

— Они сильно пострадали, Иван? — с неожиданной проницательностью тихо спросил Кронин.

Лобов отвёл взгляд.

— Во всяком случае, Майклу Дивину было за что мстить, глухо проговорил Барту.

— Об этом позже, — твёрдо проговорил Лобов. — Сейчас нужно думать не о погибших, а о живых. Что с Вано Балавадзе и Диной Зейт? Где искать их? Возле разбитого глайдера или здесь?

— И там и здесь! — решительно проговорил Клим.

Кронин прислонился спиной к корпусу корабля, видно, ноги совсем не держали его, и предложил:

— Надо разбудить Майкла и расспросить.

Барту с некоторой обидой взглянул на него:

— Вы не верите моему заключению? Он способен сейчас только бредить.

— Ну и что ж? — Кронин был невозмутим. — Надо внимательно выслушать его бред, в нем не может как-то не отражаться реальный ход событий.

— Мы можем ухудшить его состояние.

— Иногда жертвы необходимы, — вздохнул инженер, — или вы думаете, что мне приносит большую пользу непрерывное трехсуточное бдение?

— Решено, — Лобов повернулся к Барту, — надо разбудить Майкла, осторожно расспросить, а разговор записать и проанализировать на логомашине. Займитесь этим немедленно. Помощь вам нужна? Тогда действуйте.

Барту начал подниматься по трапу, а Лобов обернулся к штурману:

— По ходу поиска мне не понятна одна деталь, Клим: почему вы начали розыск возле той купы деревьев, а не какой-нибудь другой. Ведь упавшее дерево вы увидели уже потом, сначала вас заинтересовало что-то другое. Что?

— Сработал биолокатор, — подсказал инженер.

— Верно! Но, — Клим поморщился, — не то чтобы он наверняка сработал, а так…

— Да, — согласился инженер, — отметка была очень неуверенной.

— По какому же объекту он сработал?

Клим пожал плечами:

— Наверное, простые помехи. Это случается не так уж редко.

— Помехи, — почти про себя проговорил Лобов, — а если не помехи?

Он поднял глаза на товарищей:

— Идите на корабль. Ты, Алексей, немедленно и без всяких разговоров ложись отдыхать, прими на свой вкус препарат, чтобы углубить сон, и через два-три часа быть в рабочем состоянии. Ты, Клим, помоги Барту. С Майклом будет нелегко, а Поль перенервничал и выбился из колеи. Если выяснится что-нибудь важное, передавай на борт унихода немедленно.

— Мы тебя проводим, Иван. — Кронин оттолкнулся спиной от корпуса унихода и повёл усталыми плечами. — Двигатель немножко барахлит, надо прибавить усиление.

— Что ж, прибавь, — улыбнулся Лобов.

Пока Кронин возился в отсеке двигателя, Клим склонился к командиру, уже сидевшему на рабочем сиденье унихода.

— Может быть, все-таки возьмёшь меня на подстраховку? Как-то нехорошо на этой планете.

— Присматривай за Барту. И береги корабль. Будь осторожен. Во время тумана без особой нужды не выходите из корабля даже с подстраховкой. Кто-то прячется в кустарнике, прячется и следит за каждым нашим шагом.

Подошёл инженер:

— Двигатель в самом оптимуме, можешь спокойно опуститься на дно морское и взлететь под облака. — Он улыбнулся одними глазами. — Может быть, возьмёшь меня? Что мне стоит ещё раз подремать в униходе?

Лобов покачал головой:

— Отдыхай, — и мягко добавил: — Ты сейчас, как наш левый двигатель неделю назад. Можешь отказать в любой момент, а когда — неизвестно. Ну, удачи.

Глава 8

Лобов вёл униход к месту биоконтакта по приборам. На Юкке начиналось утро. Солнечные лучи уже легли на облачный лик планеты, поэтому облака теперь были насыщенно-жёлтыми. Казалось, униход повис где-то в гуще апельсинового сока и, покачиваясь с крыла на крыло, тихонько ворчит от удовольствия. Иван испытывал сложное чувство тревоги, подъёма и возбуждения. Он знал, что тайна Юкки вместе с судьбой Вано Балавадзе и Дины Зейт где-то рядом. Для её раскрытия оставалось сделать последний решающий шаг. Но последний шаг бывает всегда и самым трудным, и самым опасным.

Сколько сомнений, сколько в обстановке неясного, фрагментарного, как будто и не связанного между собой, а на самом деле тесно переплетённого незримыми пока нитями. Взять хотя бы гибель юкантропов. Майкл или кто-то другой из землян мог сделать это лишь в состоянии аффекта или безумия, а разве в таком состоянии будешь тщательно выцеливать и бить наверняка? Стало быть, это не земляне? Кто же?

В районе биоконтакта Лобов сбросил скорость и вывел машину под облака. Он сразу увидел причудливую купу деревьев, похожую на готический замок, рухнувшее на землю дерево и смятый искалеченный глайдер. Ему невольно припомнилась тяжёлая картина, виденная им в рефрижераторе, заныло сердце, но он одёрнул себя. Надо думать о живых, а не о мёртвых. Иван твердил себе это все время, пока выписывал петли и восьмёрки, прислушиваясь к сигналам биолокатора и надеясь на удачу.

Надежда надеждой, но, когда биолокатор сработал слабо и неуверенно, как и рассказывали его друзья, Ивану даже жарко стало. Он резко повалил униход на крыло и увидел под собой мелкое грязное озерцо с соляными отложениями на берегах и редким кустарником.

Развернувшись, Лобов снизился до высоты нескольких метров и тихонько пошёл вдоль берега. Грязь, мелководье, самое раздолье для земноводных, которыми заполнена Юкка. Но берега пустынны, ни малейших признаков жизни. Может быть, вода озера слишком солена или даже ядовита? И вдруг Иван увидел такое, от чего сжалось и ёкнуло сердце, — сразу за кустами, над которыми он пролетел, наполовину в прибрежной воде, наполовину в грязи, рядом лежали несколько неподвижных тел. Трудно было понять, кто это, люди или юкантропы, живы они или мертвы. Лобов завесил униход немного в стороне, до боли в глазах вглядываясь вниз. Струя воздуха от машины рябила воду и колыхала ветви кустарника. Лобов внутренне вздрогнул, когда увидел, как одна из неподвижных фигур шевельнулась и тяжело приподняла голову, разглядывая униход. Это был юкантроп. Лобов встретился с ним взглядом. Долю секунды поддерживался зрительный контакт, потом голова бессильно откинулась назад, по воде пошли круги. Лобов передохнул и вдруг с фотографической отчётливостью припомнил, что тела Аллена и Ватана были покрыты солью и грязью.

Когда, набрав высоту, Лобов делал круг, выбирая удобное для посадки место поближе к берегу, послышался сигнал видеофонного вызова и на экране появилось лицо Клима. Лобов с беспокойством отметил, что штурман взволнован и расстроен.

— Иван, — начал тот и замолчал.

— Ну, что случилось? — Лобов тоже начал нервничать.

— Иван, Майкл признался, что это он убил Аллена Рисса, — Клим провёл рукой по лицу, — не знаю, можно ли ему верить, но он только и твердил об этом. Через какую-нибудь минуту пришлось его усыпить.

— Я думаю, это бред, Клим.

Клим с благодарностью взглянул на командира:

— Правда? И я так думаю. Да что там думаю, я просто уверен, что, больной или здоровый, безумный или небезумный, Майкл не способен на преступление. Я же его хорошо знаю, мы учились вместе!

— Помню.

— И ещё, не знаю только, пригодится ли тебе это сейчас. Майкл твердил про какую-то плёнку, которую он спрятал в пистолете. Так вот, я нашёл капсулу с плёнкой. Собираюсь её прослушать.

— Понятно, — Лобов ненадолго задумался, — пусть плёнку прослушает Поль. А ты готовь глайдер и жди сигнала. По моей команде вылетишь к точке биоконтакта. Я обнаружил её. Это озеро, сейчас я над ним, фиксируй по телеметрии. В озере у самой воды лежат не то больные, не то умирающие юкантропы. Захожу на посадку.

— Не рискуй понапрасну.

Лобов улыбнулся:

— Не буду. Готовь глайдер и жди сигнала, Клим.

Иван посадил униход не на самом берегу, возле юкантропов, а поодаль, на плоском пригорке, открытом со всех сторон. Достав из кобуры пистолет, Лобов задумчиво взвесил его на ладони, примкнул к нему дополнительный магазин с ампулами снотворного и положил обратно. Все небо от края до края светилось насыщенным оранжево-красным огнём и ощутимо дышало теплом; растаяли тени, мир стал бестелесным, плоским и тревожным. Было почти тихо, лишь издалека доносились резкие беспокойные павлиньи вскрики.

С минуту постояв возле машины и освоившись, Лобов аккуратно прихлопнул дверцу и неторопливо пошёл по направлению к озеру, от которого его отделяла полоска чахлого кустарника. Кустарник был неподвижен, но именно это и настораживало. Чем ближе Иван подходил к нему, тем острее он ощущал разлитую повсюду скрытую опасность. Из-за кустарника одним длиннейшим прыжком вылетел юкантроп. Казавшийся темно-бронзовым в апельсиновом свете, он упруго стоял на полусогнутых ногах, покачиваясь из стороны в сторону. Его отделяло от Лобова метров двадцать, поэтому Иван не мог хорошенько рассмотреть хозяина Юкки и озера, но смысл происходящего, сама поза юкантропа были предельно ясны — дальше идти запрещалось.

Лобов отчётливо представил, что любой неосторожный шаг может спровоцировать нападение. Придётся доставать пистолет, и новая гора тел ляжет на этих берегах. Помедлив, он спокойно повернулся и пошёл к униходу, кося одним глазом через плечо. Поза юкантропа потеряла свою насторожённость, он обернулся к кустарнику и издал мягкий гортанный крик. Ему ответил нестройный, разноголосый хор голосов. Лобов приостановился, весь превратившись в слух. Почудилось или в самом деле прозвучал смех, тот самый тихий смех, который он не раз слышал в тумане возле «Торнадо».

Заметив непроизвольное движение Лобова, насторожился и юкантроп, оказывается, он не переставал внимательно наблюдать за Иваном. В фигуре этого часового, бесстрашно вставшего на пути чужого и, наверное, страшного ему существа, было нечто странное. Неторопливо двигаясь к униходу, Лобов перебирал в памяти все детали встречи с юкантропом. Может быть, отсутствие тени придавало юкантропу жутковатый, призрачный вид? Да нет, тени не было не только у юкантропа, а и у кустарника, деревьев и самого Лобова. Юкка — мир без теней. Светит все небо, целиком, свет падает равномерно отовсюду, поэтому тени просто неоткуда взяться. Вот почему, несмотря на сочность освещения, пейзажи планеты выглядят такими плоскими и тоскливыми. И, как ни бился Лобов, он не мог поймать это неуловимое, странное в фигуре стоящего юкантропа, оно ускользало, как понравившаяся и вдруг позабытая мелодия.

От озера к униходу плотной рыжей стеной валился туман, сочные краски, которыми был окрашен пейзаж, незаметно выцветали, приобретая акварельный оттенок. Через несколько минут туман будет здесь. Сколько раз он приносил с собой странные звуки, в том числе, он мог поклясться, тот самый игривый смех, который прозвучал здесь несколько минут назад. Лобов полной грудью вдохнул тёплый влажный воздух, насыщенный болотистыми испарениями. Настала пора рискнуть. Один рискованный шаг, сделанный вовремя, стоит нескольких суток методичного поиска. Склонившись к пульту, Иван послал на «Торнадо» вызов:

— Обнаружил юкантропов, попробую вступить с ними в контакт.

Клим появился на экране видеофона почти немедленно:

— Да ты что? Подожди прикрытия!

— Нет, как раз прикрытие-то может все испортить, — и чуть улыбнулся, — не волнуйся, Клим. Насколько я разобрался в обстановке, риска почти нет. Жди моего вызова двадцать минут. Если его не будет, вылетай к озеру. Свои наблюдения я задиктую.

— Ты сошёл с ума! Вспомни про Аллена и Ватана! — рассердился Клим.

— Все будет хорошо. Извини, Клим, нет времени.

Выключив видеофон, хотя штурман ещё пытался что-то говорить, Лобов продиктовал на ленту записи свои наблюдения, выводы и догадки. Заканчивать пришлось скороговоркой. Туман уже заливал его ноги, нависая сверху пышным козырьком. Ещё мгновение, и он бесшумно рухнул вниз необъятной бестелесной массой. Мир исчез, осталось лишь румяное топлёное молоко, поглотившее все остальное. Теперь нужно набраться терпения и ждать. А разве есть на свете что-нибудь мучительнее чуткого, тревожного ожидания?

Глава 9

Барту ещё раз проверил аппаратуру, оглядел палату, вздохнул, вглядываясь в лицо спящего Майкла Дивина, и повернулся к Климу:

— Что ж, все готово. Можно приступать. Я отойду в сторону. Кто знает, как он воспримет моё присутствие, а на тебя у него явно положительная реакция.

— Вот ещё что, — добавил он озабоченно, — по данным энцефалографии самыми ясными у него будут периоды пробуждения и засыпания, когда в мозгу протекают неустановившиеся переходные процессы. Будь максимально активен в это время. Вопросник наготове?

— Да я все запомнил наизусть.

— И все-таки держи его наготове, — Барту несколько нервно улыбнулся. — Начнём?

— Начнём! — ободрил его Клим.

— Ввожу агипноты. Действие скажется секунд через тридцать. Следи за его веками. Как только они начнут подрагивать, приступай.

Клим склонился к изголовью штурмана «Метеора». Барту оказался прав, через полминуты Майкл шевельнул головой, веки его задрожали.

— Майкл, это я, Клим Ждан. Ты меня слышишь?

Дивин открыл глаза и наморщил брови, разглядывая склонившееся к нему лицо Клима.

— Клим? — недоуменно переспросил он.

— Клим. Забыл, как мы ночью, при луне спускались на лыжах с Эльбруса?

Что-то похожее на улыбку отразилось на лице Дивина.

— Где Балавадзе, Майкл? Балавадзе и Дина Зейт? — настойчиво повторил Клим.

Губы штурмана «Метеора» тревожно дрогнули.

— Вспомни, — негромко, но тоном приказа проговорил Клим, — Вано Балавадзе и Дина Зейт, где они?

Лицо Дивина напряглось, теперь нервно двигались не только губы, но и брови.

— Вано Балавадзе, — тихо повторил он, — он… он… там. Там!

Ужас исказил его лицо, глаза расширились, он дёрнулся, чтобы вскочить, но Клим придержал его за плечи. Глаза Дивина помутнели, наполнились слезами.

— Клим, — забормотал он, мотая головой, — ты ничего не знаешь. Это я убил Аллена! Я пошёл, а он схватил меня за руку. И я ударил! Он опять придёт! Он идёт, я слышу!

Клим с трудом удержал Майкла. Тот перестал кричать, судорожное, рваное дыхание стало выравниваться. Клим понял, что Барту включил гипнозатор, и со вздохом облегчения выпрямился.

— Клим! — вполголоса, отчаянно сказал Барту.

Ждан мельком взглянул на него и вспомнил, что наступил второй благоприятный момент. Но пережитое выбило из головы все заготовленные вопросы. Он вспомнил только совет Барту, что в случае, когда не знаешь, о чем говорить, нужно просто поддерживать контакт.

— Майкл! — затормошил он засыпающего Дивина. — Ты меня слышишь?

— Клим, — пробормотал Дивин и вдруг открыл глаза, — вы нашли плёнку?

— Какую плёнку?

Глаза стали страдальческими и тревожными, но сон неумолимо овладевал Дивиным, и веки его медленно опустились.

— Плёнка, — с трудом выговаривая слова, прошептал Дивин, — плёнка в пистолете.

— Майкл!

Но Дивин уже крепко спал.

— Надо разбудить его ещё раз!

Барту, протянув руку, выключил аппаратуру.

— Это можно сделать не раньше чем через час. — Он помолчал и со вздохом добавил: — Можно, но не надо. Это все равно, что вскрывать начавшую заживать рану.

— Да-а, — протянул Клим сочувственно, возбуждение у него проходило, — действительно, не надо. Тем более что мы и так узнали кое-что. Плёнка! Нужно сообщить обо всем Ивану.

— Разумеется, — рассудительно согласился Барту.

Проверив самочувствие Майкла, Барту задал необходимый комплекс лечения и поспешно прошёл в ходовую рубку. Клим сидел за рабочим навигационным столом, перед ним лежал частично разобранный лучевой пистолет. Заметив вошедшего Барту, он разжал кулак. На ладони лежала капсула величиной с полгорошины.

Клим бережно взял её двумя пальцами и положил на стол, подальше от деталей пистолета.

— Иван приказал готовить глайдер, — заученными движениями штурман принялся собирать пистолет. — Останешься пока за хозяина. Посмотришь и послушаешь запись. Если что-нибудь важное, сообщи мне и Ивану на борт унихода. Как только сообщу о вылете, буди Алексея. Он примет командование. — Клим внимательно взглянул на товарища, чуть улыбнулся. — Это приказ командира. Лобов обнаружил точку биоконтакта — озеро, а в озере, на самом берегу, какие-то полумёртвые юкантропы. Не нравится мне все это!

Штурман критически оглядел Барту, положил ему в знак прощания руку на плечо и покинул ходовую рубку.

Оставшись один, Барту прошёлся по рубке, постоял у командирского столика и, приняв деловой вид, отправился готовить аппаратуру воспроизведения.

Его ждало некоторое разочарование: это была не видеофония, а, как показал индикатор, просто звуковая запись.

Сначала шло уведомление о том, что запись представляет собой краткое изложение итогов первичного обследования планеты, что текст записи одобрен общим советом экспедиции и в защитных капсулах, как это и положено по инструкции параграф такой-то, передан на хранение каждому члену экипажа, оригинал хранится в командирском сейфе. Потом излагались сами итоги. Барту терпеливо и, если говорить честно, без особого интереса слушал метеорологическое, гидрологическое и геологическое описание планеты. Итоги носили предварительный характер и содержали массу количественного материала. Сообщение задиктовывал Ватан Рахимов. Энергичный чёткий голос, эмоционально окрашенный, несмотря на сухость текста, принадлежал человеку, которого уже не было в живых, человеку, изуродованное, искалеченное тело которого Барту обследовал несколько часов тому назад. Живой гибкий голос погибшего товарища вызывал тревожное чувство печали и раздумья. Эти мысли отвлекли Барту, он перестал внимательно слушать запись, хотя подсознательно продолжал следить за ней, но спохватился и насторожил уши, как только голос Ватана заговорил о вещах действительно интересных.

«…Парадоксальное отсутствие наследственного вещества в тканях компенсируется наличием геноцентра, который располагается либо в головном мозгу, либо в крестцовой области спинного мозга. Централизованное управление наследственностью осуществляется с помощью развитой геносистемы, которая совпадает с соответствующими каналами нервной системы, но не сливается с ней. Геносистема освободила клеточные формы от колоссального и ненужного балласта информации, а это обусловило, в свою очередь, возможность возникновения высокоспециализированных тканей с узким спектром функций, энергетическая экономичность которых примерно на порядок выше, чем у организмов с рассеянной наследственностью. Отсюда выдающиеся и по земным канонам невероятные физические качества некоторых видов животных Юкки. Геноцентральная структура даёт организму и целый ряд других преимуществ, важнейшим из которых является феноменальная способность регенерации. Это и понятно, клетка, лишённая своего огромного генопотенциала, превратилась из сложнейшего биохимического комбината в простую и вместе с тем чрезвычайно эффективную мастерскую. Произошло своеобразное обесценивание тканей организма; организм легко теряет ткани и столь же легко, в считанные часы, а иногда и минуты восстанавливает их. При этом болевые ощущения, что совершенно естественно, заметно притуплены, как по объёму, так и по пороговому значению. Выживаемость организмов уникальна: безусловно смертельными являются лишь поражения геноцентра и центральной нервной системы. Вопрос этот требует дальнейшей детальной разработки, однако уже теперь можно сказать с уверенностью, что повреждения внутренних органов не являются летальными, если сохраняется пятьдесят процентов нормально функционирующих тканей и более. Исключение составляет сердце, живучесть которого заметно ниже, однако и она по земным меркам является уникальной.

Удалось установить далее, что, по крайней мере, некоторые виды животных Юкки обладают особого рода рецепторным механизмом, «шестым» чувством, которое позволяет им оценивать генетические способности организмов, с которыми они контактируют, а возможно, и накапливать соответствующую информацию. Это обстоятельство, а также тесная связь нервной системы с геносистемой позволяют предположить, что регенеративная способность такого рода организмов может проявляться не только в пассивной, но и в активной форме, то есть не только как вульгарная регенерация, но и как интуитивная или даже осознанная трансформация. Многообещающие опыты в этом направлений только начаты, поэтому обобщения были бы несколько преждевременными».

Дальше Барту уже не слушал. Он забыл про Клима, про Лобова, находящегося в опасном поиске, про трагически погибших космонавтов. Его била научная лихорадка. Хоровод, вакханалия, настоящий шабаш мыслей, идей, предположений. Открытие было потрясающим! И голова шла кругом оттого, что сколько ещё тайн и загадок, страшных и увлекательных, скрывает в себе эта планета. Барту находился в своеобразном сомнамбулическом состоянии до тех пор, пока его не привёл в себя голос Клима.

— Ты почему молчишь, Поль?

— Слушаю, — торопливо ответил Барту.

— Вылетаю по вызову Ивана. Как с сообщением?

— О! — Барту прижал руку к груди. — Этому сообщению цены нет! Я не в силах даже судить, какой грандиозный переворот оно произведёт в биологии! А какие перспективы!

— Понимаю, — суховато прервал штурман излияния Барту, наука, перспективы, и все такое. Но пойми и ты — Иван в одиночку пошёл на контакт с юкантропами! И от него уже двадцать минут нет вестей. Чем может ему помочь это самое бесценное сообщение?

Барту провёл рукой по лицу, словно умываясь.

— Извини, я увлёкся, сейчас. — Он секунду помолчал и, хмуря свои мефистофельские брови, деловито проговорил: — Передай, что убить юкантропа практически можно только выстрелом в голову. И ещё. Скорее всего, юкантропы могут превращаться в других животных. Может быть, даже в людей!

— Ты в своём уме? — негромко спросил Клим.

— В своём.

— Ну, хорошо, — с сомнением сказал Клим и после лёгкой паузы добавил: — Буди Алексея. А я пошёл.

— Удачи!

Нажимая сигнальную кнопку, чтобы разбудить Кронина, Барту вдруг подумал, что ему теперь понятно, как экипаж «Метеора» потерял бдительность настолько, что стал жертвами юкантропов.

Глава 10

Туман. Влажный румяный покой, приглушённые, какие-то мохнатые звуки, чуткое тревожное ожидание. И наконец едва слышный шорох осторожных шагов. Рука Лобова потянулась к кобуре, но он поймал себя на этом движении и заложил руку за спину. И снова лёгкое, как дыхание, движение, вздох, а потом тихий лукавый смех. У Лобова мурашки пробежали по спине. Все оказалось страшнее, чем представлялось. Разумом Лобов понимал, что если бы ему хотели причинить вред, то уже давно бы попытались это сделать. Удобных случаев было сколько угодно. Страх шёл из памяти о чудном озере, на грязных берегах которого рядком лежат неподвижные тела, из памяти о погибших товарищах с «Метеора», из убеждённости, что зло делается не только из зла, но и из-за неведения. Справляясь с ненужными эмоциями, Лобов подумал, что, пожалуй, самым разумным было бы сейчас засмеяться в ответ. Но он побоялся это сделать, не без основания опасаясь, что у него получится не смех, а вороньё карканье. А кто знает, как отреагирует на это кустарник? Однако сама мысль о том, что Иван Лобов стоит в тумане и пытается непринуждённо хихикать, развеселила Лобова и сняла напряжение.

Он уже спокойнее уловил где-то рядом невесомое движение и осторожный вздох. И весь превратился в ожидание, интуитивно чувствуя, что сейчас должно что-то произойти. И не ошибся.

— Ты ничего не видишь? — сочувственно спросили из тумана.

— Ничего, — машинально признался Иван и прикусил язык.

Голова у него пошла кругом. Он был готов ко многому: к гортанному оклику и тихому смеху, которые ему уже приходилось слышать, к гомону возбуждённой толпы, даже к неожиданному нападению, но только не к тому, что с ним заговорят на родном языке! Голос женский, звонкий и чуть лукавый. Спокойствие! Теперь самое главное спокойствие и терпение. Думать, оценивать и сопоставлять — все это потом.

— Совсем? — теперь голос звучал недоверчиво.

— Совсем, — ответил Лобов и быстро спросил: — Ты с «Метеора»?

— Что?

Лобова явно не поняли, и это уже немножко прояснило обстановку. К тому же, оправившись от удивления, Иван заметил и характерный акцент. Только не молчать! Начавшийся контакт может внезапно оборваться, как это уже не раз бывало. Говорить, говорить, спрашивать, только не молчать!

— Ты меня видела раньше?

В тумане засмеялись.

— Ви-и-дела!

— А почему ты все время смеёшься?

— Смеяться хорошо. Плакать плохо. Злиться плохо. Делать больно плохо, — деловито ответили из тумана и опять засмеялись. — И потом мне весело. Я тебя вижу, а ты меня нет!

От этой деловитости тона Лобов повеселел. Но сразу же одёрнул себя. Не радуйся раньше времени, не пугай удачу! Она капризна, и никакие знания, никакое техническое могущество не могут изменить её прихотливую поступь.

— Почему ты прячешься?

— Я? Нет!

— А когда нет тумана?

Ответом было молчание. Лобов встревожился и осторожно шагнул вперёд.

— Ты где?

В ответ тихонько засмеялись.

— Ты, наверное, боишься меня? — доверительно спросил Лобов.

— Да, — признался туман, — ты можешь убить.

— Нет-нет, — заверил Иван, — я не хочу убивать. Убивать плохо.

— Совсем плохо! — поддержали его. — Хуже всего!

Лобов задал вопрос, который уже давно просился на язык, но спрашивать было так страшно, что он невольно все оттягивал и оттягивал время.

— Кто тебя научил моему языку?

В ответ лукаво засмеялись. «Экая легкомысленная особа!» — подосадовал Лобов и грустно улыбнулся.

— Ты забыла? — спросил он вслух.

— Нет! — горячо возразили ему. — Такое нельзя забывать! Плохо забывать! Она ушла домой. Вверх. Она скоро придёт и будет учить дальше. А пока учит он.

Лобов видел, как потихоньку редеет розовое молоко тумана. Теперь он торопился и шёл к главному напрямик, без дипломатических петель.

— Кто он?

— Он. Кто все знает.

«Пусть так».

— Где он?

Редеющий туман молчал. Лобов осторожно шагнул вперёд.

— Где он? И где ты? Почему ты молчишь?

В ответ засмеялись уже откуда-то сзади. Лобов круто повернулся. В это время туман сгустился в последний раз и разом оборвался. Иван увидел Дину Зейт, с улыбкой смотрящую на него из-за унихода.

— Дина! — изумился и обрадовался Иван.

Улыбка стала довольной и лукавой. Радость медленно улетучивалась, уступая место беспокойству.

— Дина, — уже неуверенно проговорил Лобов, делая шаг вперёд.

— Не подходите, я плохо одета, — строго предупредила она.

Лобов огляделся вокруг в поисках той, с которой он только что разговаривал, и увидел, как от озера по направлению к униходу торопливо и неуклюже шагает человек, припадая на одну ногу и опираясь на палку. Человек остановился, вытер с лица пот и вдруг, воздев свободную руку вверх, закричал:

— Иван!

В этом коротком возгласе смешались и радость, и боль, и тоска ожидания. Лобов узнал голос и, позабыв обо всем остальном, бросился к Вано Балавадзе. Палка выпала из рук командира «Метеора», он покачнулся и упал бы на траву, если бы Лобов не поддержал его за руки.

— Ничего, сейчас я, сейчас, — бормотал Балавадзе, приткнувшись к плечу Лобова, — разучился ходить, понимаешь. И дышать больно, да я привык. Нашёл? Я так и думал — или ты, или Антикайнен. Много ли осталось старых командиров? Вот и Вано теперь нет, кончился.

— Мы ещё полетаем, — тихонько сказал Лобов на ухо товарищу то, что обычно говорят в таких случаях.

— Полетаю за пассажира. Потерял корабль, растерял экипаж. Говорил ты мне — не верил. Думал, это другие, у меня не так. Твои-то хоть все целы?

— Все.

— Вот это хорошо. Да и попроще тебе было на Юкке, чем нам, — с горечью добавил Балавадзе и поднял голову, — правда, тёзка?

Он заметил, как изменился в лице Лобов, и попытался улыбнуться.

— Что, красив?

Лобов проглотил слюну. Лицо Балавадзе было покрыто рубцами и шрамами.

— Ничего, — с трудом сказал он наконец, — ничего, Вано. Не в этом счастье.

— Наверное, не в этом, — рассеянно согласился Балавадзе и провёл рукой по своему телу, — знаешь, я ведь весь такой красивый.

Лобов побледнел, догадка оглушила его.

— Так они — и тебя тоже?

— И меня, — грустно согласился Балавадзе.

— Как же, — горло Ивана перехватил спазм, — как же ты вынес все это?

Балавадзе провёл по лицу вздрагивающей ладонью.

— Пришлось потерпеть, — глухо проговорил он, — нелегко было. Скажу честно, если бы не Дина — не выдержал. Правду говорят, стойкий народ женщины.

Лобов невольно покосился в сторону унихода, недоуменно хмуря брови, но спросить ни о чем не успел.

— Ты туда не смотри, — угрюмо сказал Балавадзе, — это не Дина, её ученица.

— А Дина?

Тёмные, близко посаженные глаза Балавадзе, лишь они и остались на лице неизменными, сощурились:

— И ты не догадался? Рядом с ней лежали.

— И что же? — уже догадываясь о случившемся, невольно спросил Лобов.

Балавадзе отвёл взгляд.

— Зачем спрашиваешь, Иван? Она была красивой. Ведь это хорошо быть красивой. Хорошо не только для себя, для других. Она гордилась этим.

Лобов молчал.

— Она была красивой женщиной, — повторил Балавадзе глухо, — а женщины — они и сильнее и слабее нас. Дина вынесла все, что выпало на её долю, вытащила из могилы меня. И покончила с собой в тот самый день, когда услышала грохот посадки «Торнадо». Я, Вано Балавадзе, не сужу её за это.

До унихода оставалось всего несколько шагов, когда Балавадзе со сдержанным стоном схватился за грудь.

— Посидим, — выдавил он, опускаясь на траву под одиноким редким кустом.

— Давай я тебя донесу!

— Не глупи! Только того и не хватало, чтобы Вано Балавадзе, как женщину, носили на руках.

Он дышал глубоко, но осторожно.

— Ты не волнуйся, Иван, — успокоительно проговорил Балавадзе, немного придя в себя, — тут безопасно, я имею в виду озеро и прилегающие окрестности.

Словно в ответ издалека послышался мягкий гортанный крик «а-у!» и игривый громкий смех.

— Стала бояться меня, — в раздумье проговорил Балавадзе, — они ведь чуткие. Как собаки, а может быть, и как дети. Сразу поняла, что не могу теперь её видеть.

— В нашем деле нельзя без издержек.

— Верно, — согласился Балавадзе, — но как все-таки горько, когда твой экипаж становится издержкой. Слово-то какое, а? Издержка.

Он потянул Лобова за рукав куртки.

— Сядь, Иван. Сядь, прошу тебя, — и когда Лобов опустился рядом с ним на траву, спросил: — Ты послание моё получил?

— Послание? — не понял Лобов.

— Значит, не получил.

— Ты посылал юкантропа? — вдруг догадался Лобов.

— Посылал. Потихоньку, еле уговорил. Накуролесил тут Майкл, вот они и стали бояться. Не дошёл, стало быть?

— Не дошёл, — тихо подтвердил Лобов, — его свои забросали камнями.

— Это они умеют. — Балавадзе поморщился от боли. — Выдержки мне не хватило, Иван. Элементарной выдержки и хотя бы капельки везения.

Открытия посыпались на нас одно за другим, — вполголоса рассказывал он, — да не какие-нибудь, а самой первой величины, и мы словно ошалели. И я, старый травлёный волк, ошалел вместе со всеми. Когда Ватан обнаружил это озеро, а в нем юкантропов, трансформирующихся в людей, мы забрались в глайдер и полетели смотреть это чудо.

Юкантропов, трансформирующихся в людей! Конечно, обо всем этом Лобов догадывался и раньше, и все-таки слова Балавадзе заново осветили трагедию «Метеора». Будто на мгновение разошлись многокилометровые облака и на притихшую степь ринулся первозданный поток ослепительных лучей неистового голубого солнца. В доли секунды Лобову стало ясно, почему Майкл сошёл с ума и говорит, что убил своего товарища; почему такой страшной смертью погибли Аллен и Ватан и почему так изуродовано лицо и все тело Вано Балавадзе. Когда встречаются холодный и тёплый воздух, образуется атмосферный фронт с ветрами, ливнями и грозами. Когда встречаются братья по разуму, пусть один из них старший, а другой младший, рождается психологический фронт встречи, громы и молнии которого иногда куда более сокрушительны.

— Полетели мы вчетвером, — рассказывал Балавадзе, — одного Майкла оставили на корабле. Шли в тумане на хорошей скорости, а чувствительность локационной аппаратуры была занижена. Мы специально занизили её прежде, чтобы создать идеальные условия работы биолокатора, ты ведь знаешь, как он боится помех. Туман был плотным, ионизированным, это ещё больше снижало дальность локации. Ну, как это всегда бывает, одно к одному. Когда глайдер кинуло в такой разворот, что от перегрузки даже у меня потемнело в глазах, я вдруг вспомнил о проклятом занижении чувствительности и подумал только пронеси! И почти пронесло, ведь ударься мы лоб в лоб, одна пыль от нас бы осталась. А мы только вскользь, бортом зацепили этого трехсотметрового дурака. Оказывается, он погиб ещё несколько лет назад. Ну, и рухнул он, а мы вместе с ним.

И опять бы все обошлось. Посчитали бы шишки, перевязали раны, повалялись в госпитальном отсеке. Опять не повезло! Во-первых, вырвало дверцу, так что, пожалуйста, бери нас голыми руками. Мало того, разбились ампулы со снотворным, которые Аллен на всякий случай сунул в карман в последний момент. Я потом экспериментировал, на юкков эта премудрость не действует абсолютно, а вот мы заснули беспробудным сном. А проснулись уже в озере.

— Наверное, вы уже докопались, что залечить рану, отрастить потерянную ногу или там заштопать печень для юкка все равно, что для нас с тобой отрастить срезанный ноготь?

— Да, в общем, докопались.

— Я так и думал. Но вряд ли вы знаете, что все эти процессы идут заметно быстрее, если лежать в такой вот озёрной воде. Там ведь не просто соль, как можно подумать сначала, а настоящий бульон аминокислот. Процессы регенерации ещё более ускоряются, если мягкие ткани предварительно размозжены, а кости переломаны.

Лобов внутренне содрогнулся, глядя на изуродованное лицо товарища.

— Представь себе ситуацию, Иван, — голос Балавадзе по-прежнему звучал глухо и ровно. — Нашли юкки чудных существ, карикатурно на них похожих. Правда, юкки заинтересовались ими, уж очень занятные у них одежды, странные способы передвижения и все такое. Нашлись даже любители острых ощущений, которые, Бог знает как, сумели получить геноинформацию и решили перевоплотиться в этих чудаков. Но в целом они воспринимали нас примерно так же, как мы воспринимаем обезьян. И вот эти существа с ничтожными царапинами на теле лежат бездыханными. Самое время помочь им, ну и, разумеется, смешно даже думать, что эти двуногие, в общем-то очень похожие на юкков, не умеют трансформироваться. И уж совсем смешно, если они не захотят из уродов превратиться в красавцев юкков. И они с самыми добрыми намерениями проделывают над нами все те же процедуры, которые проделывают над собой.

А что произошло с Майклом, я помню как в тумане. Весь мир тогда состоял из одного куска огромной боли. Одно могу сказать, лежали мы в озере вперемежку с добровольцами-юкками, решившими испытать счастье нового воплощения. И один из них уже ощутимо напоминал Аллена. Наверное, это и послужило причиной ещё одной беды. Майкл утащил Ватана, потом Аллена, а затем ухватился за юкка, который лежал рядом с нашим штурманом и был на него похож. Если мы были почти трупы, то юкк отлично владел собой. Конечно, он не хотел расставаться с озером и стал сопротивляться. А ты знаешь, силы у него хватает. Не могу сказать толком, что произошло, но Майкл истерично кричал: «Кто это? Аллен?! Пусти! Да пусти же!» Он полоснул по толпе из лучевого пистолета. Юкки несколько дней не появлялись у озера, и мы с Диной чуть не умерли с голоду.

Балавадзе бессильно откинул голову и облизал губы.

— Иван, у тебя есть сок, вода, все равно что, только бы наше! Принеси, Бога ради! А я тут полежу.

Лобов молча подчинился. А Балавадзе, проводив его взглядом, со стоном опустился на упругую пружинистую траву. В глазах темнело, мир медленно померк.

Остались запахи, чужие запахи прели, влажных болотных испарений и чего-то острого, похожего на камфару. И звуки были чужими, они доносились глухо и невнятно, как из-за ватной стены.

Балавадзе нехотя открыл глаза и увидел расплавленное апельсиновое небо, ощутимо дышащее жаром. На фоне ненастоящего, придуманного неба покачивалась ветка с ядовито-синей, готовой лопнуть от набранной влаги корой и белыми шишечками-плодами. На ветке сидел восьминогий полосатый зверёк с длинным хвостом, похожий сразу и на белку и на гусеницу. Он поворачивал с боку на бок треугольную голову, разглядывая Балавадзе глупыми рыжеватыми глазами.

Это был чужой, плохой мир, и Вано прикрыл глаза, чтобы не видеть его. Зачем он?

— Динка! — тихонько позвал он, и весь превратился в слух. Но вместо родного голоса услышал нарастающий свист. Балавадзе открыл глаза и увидел глайдер, который проходил над ним, в радостной пляске заваливаясь с одного крыла на другое. Глайдер? Острая тревога вдруг уколола Вано, он приподнял голову.

— Дина! — закричал он, задыхаясь, рывком принял сидячее положение и увидел Лобова, который со странным выражением лица стоял над ним. — А, это ты, — тихо и разочарованно сказал Балавадзе и провёл рукой по лицу. Он все ещё ждал её, свою Дину.