Их Илья Михалыч очень в этом отношении устраивал. Вот и начиналось. Тогда он стал очень честен. Илья начинал свидание с рассказа о себе, и монолог его длился минуты две. Абсолютно искренний монолог о своих желаниях и возможностях, этакий устный контракт с обычным перечислением условий, прав и обязательств. Говорить правду легко, особенно, когда тебе плевать, как к этому отнесутся. После его откровений многие сбегали моментально, обзывая его «подонком», «скотиной бесчувственной» и даже «канцелярской крысой». А другие также цинично усмехались в ответ.

И оставались вполне довольны «подонком» и «скотиной».

Девочка за стойкой все смотрела на него. Может, после того букета ждала продолжения?

— Вас Катерина Борисовна ищет, звонила вот…

— Да я только что оттуда, — удивился Илья, — что, шефу чего-нибудь надо? Забыл что ли чего?

— Я не знаю. Она не сказала. Вы позвоните отсюда, спросите у нее сами.

Илья раздраженно шагнул за стеклянную стойку ресепшен. Девочка заполошенно оглянулась, места для двоих тут явно не хватало. Она вскочила со стула и стала бочком пробираться мимо Ильи, как бы случайно задевая его юным, крепким бюстом. Он устало вздохнул и попятился. Вот только служебной интрижки ему не хватало!

Илья вдруг пришел в сильное раздражение, и снова навалилось все разом: и лето, в которое некогда окунуться, и дом, в котором некогда жить, но где ждут и огорченно вздыхают каждый раз, когда он не является к ужину, а то и на ночь не приходит.

Яростно стуча по клавишам, он набрал приемную шефа. Блин, почему этой белокурой прелестнице не пришло в голову позвонить самой, к чему эти танцы вокруг ресепшен?! Какого черта?! Он адвокат или где? В кабинете до сих пор дрелят, собственная секретарша отправилась в отпуск, девочка вот вместо того, чтобы работой своей заниматься, глазки строит! Что за жизнь такая пошла?!

Он все ворчал и ворчал, слушая длинные гудки на том конце провода. Наконец, Катерина соизволила подойти.

— Это Кочетков, — сообщил Илья злобно, — вы меня зачем искали?

— Ой, Илья Михалыч, вам тут Трошина звонила уже два раза, говорит, что-то срочное.

Трошина была фамилия Риты, и Илья аж вспотел от злости, моментально вспомнив события в аэропорту. Ну почему всем от него чего-то надо?! И всем срочно!

— Вы записываете? — тарахтела между тем Катерина.

— Что?

— Ее мобильный. Она сказала, что у вас есть номер, но на всякий случай…

— Спасибо, Катя, спасибо, — сказал Илья и повесил трубку.

Девочка не стала дожидаться, пока он освободит ее рабочее место, а первой полезла вперед. Куда же деться-то от всего этого? Еще раз мягко вплыв грудками куда-то в район солнечного сплетения адвоката Кочеткова, девочка с преданной улыбкой заглянула ему в глаза. Он свирепо оскалился в ответ, предчувствуя, что сейчас треснет ее по загривку.

— До свидания, Илья Михайлович.

— До новых встреч, — прошипел он, направляясь к выходу.

И не станет он звонить никакой Рите! Будь это хоть сто раз срочно! Не сейчас, не сегодня, и плевать даже на работу. Он не может говорить с ней, его просто трясет от бешенства!

За спиной надрывались телефоны, суетились какие-то люди, шла полным ходом корпоративная жизнь, а Илья Кочетков на глазах превращался в неврастеника да еще и с ярко выраженными признаками маразма.

Пока он что-то бормотал себе под нос, продвигаясь к дверям сквозь толпу, девочка за стойкой ресепшен растерянно махала руками. Потом она все-таки догадалась заорать во весь голос:

— Илья Михалыч!

Его едва не перекосило от отчаяния. Можно было трусливо сыграть в игру «ничего не вижу, ничего не слышу», но он все-таки обернулся, покоряясь судьбе. Видимо, уйти из офиса сегодня не получится. И тихий вечер в кругу семьи можно смело отменять, и ночку за увлекательным чтением документов тоже провести не удастся. Скорее всего, он заснет прямо на пороге своего дома, измотанный бесконечными пинками сегодняшнего дня.

Пронзительная жалость к себе встала комком в горле.

Черт возьми, да что происходит в самом-то деле?! Никогда он не был нытиком и на мелочи, выбивающие других из колеи, смотрел свысока.

Досмотрелся до рези в глазах.

Илья пошел назад к стойке, прикидывая, не записаться ли на прием к психотерапевту. Кажется, у его состояния даже научное название имеется. Кризис среднего возраста, вот как. Не он первый, не он последний.

— Ну что? Что вы орете?

— Так вы чуть не ушли! А вас к телефону!

— Ну и плевать! Пусть на мобильный звонят! Вас что, с улицы сюда взяли, что ли? Вы что, не можете нормально ответить на звонок?

Илья начисто забыл, что сотовый остался в джипе, и в праведном гневе готов был уволить девицу к чертям собачьим. Хорошо, что у него прав таких не было.

Девица же пребывала в глубокой прострации и, кажется, собиралась сию минуту зарыдать. Как в замедленной съемке перед Ильей застыли ее вытаращенные глаза, в которых блестело слезное море.

— Стоп! Только не ревите! Извините меня, я был не прав, только не надо истерик. Это Катерина опять звонит?

— Не-нет, — икнула она, — это Маргарита. Королева Марго, вот как звали в компании Риту. Почему-то Илья сейчас вспомнил об этом, снова испытав приступ удушливой злобы. Какого хрена ей надо, этой королеве?!

— Алло! — хватая трубку, выкрикнул он.

— Илюша, — счастливо выдохнули на том конце провода, — Илюша, я так соскучилась! Я не могу больше.

Он сглотнул, косясь на девчонку, которая вроде бы пришла в себя и теперь с любопытством прислушивалась к разговору.

— Маргарита Андреевна, я сейчас не могу говорить. Спешу очень. Я вам перезвоню завтра.

Кажется, ему удалось выговорить все это без особой ненависти в голосе. Хотя Риту в тот момент он ненавидел безмерно. И еще вспомнилась дорогая потеря в виде джипа, бумажника и сотового телефона. Чертова баба!

— Илюша, ты не можешь так со мной поступить! Я тебя люблю, я хочу быть с тобой, только с тобой. Иначе я не знаю, что я сделаю!.. Я отравлюсь!

— Дура! — вырвалось у Ильи.

Девчонка за стойкой, побледнев от такой откровенности, едва не свалилась в обморок. Она, как все особы женского пола в компании, тоже считала Риту дурой, но вслух об этом было не принято распространяться. Кочетков оказался смелей остальных.

— Маргарита Андреевна, успокойтесь, пожалуйста, — ровным голосом произнес Илья, не понимая, зачем вообще продолжает этот дикий разговор, да еще в присутствии посторонних, — я перезвоню вам через час, когда приеду домой.

Он обязательно перезвонит и скажет все, что о ней думает.

— Я уволюсь! — трагически воскликнули в трубке. — Я не могу быть рядом с тобой и не иметь возможности тебя целовать! Из-за тебя рухнет вся моя карьера!

Он навалился грудью на стол и прошипел:

— Вам решать, Маргарита Андреевна. Вы — девочка взрослая, сами думайте, что вам делать. Всего хорошего.

Рита зачарованно слушала гудки и улыбалась. Пожалуй, последние фразы она озвучила напрасно. Слишком много пафоса, и Кочетков, конечно же, понял, что никакой страстью здесь и не пахнет. Перегнула немножко. Ну что ж, и на старуху бывает проруха. Зато повеселилась всласть и дело завершила полностью.

Он напьется, вот что он сделает. Как это раньше ему в голову не пришло? Какая замечательная идея — напиться! И не надо будет думать, анализировать, отвечать за свои поступки, смотреть в глаза сыну, выслушивать причитания матери. Напьется и переночует где-нибудь в гостинице.

А завтра все повторится сначала, все будет так же.

Ну, будет, так будет. Илья решительно направился к таксофону и заказал машину на двенадцать ночи к кафе «Оракул». Оно было ближе остальных, двадцать минут в пробках, и он уже сидит за столиком в компании бутылки. Отлично. Все идет по плану, господа, Илья Кочетков выполняет задуманное с точностью до миллиметра. Вернее, до грамма. Свою норму он знает и до двенадцати нуль-нуль обязательно ее примет.

Он предусмотрительно попросил официанта дать знать, когда стукнет полночь. Тот пообещал и принес вторую бутылку. Джин был противный, теплый, но Илья пил его с мазохистским каким-то наслаждением, будто решив окончательно испортить этот день еще и дрянной выпивкой. Ну да, только этого не доставало для полноты картины.

Жаль, что кроме мерзости во рту джин ничего не дал. И не взял, все ненужные мысли оставив при Илье. И хочешь, не хочешь, — приходилось их думать. Они били поддых, эти ненужные мысли, противно скрипели на зубах, словно песок, и не было никакой возможности избавиться от них. Разве что придумать другие — нужные. О работе, например. Но почему-то стоило только сконцентрироваться, вспомнить детали, наметить дела, как снова в голову врывался бумеранг смутных воспоминаний и бессмысленных вопросов.

Напиться не удалось. Сознание было ясным, черт бы его побрал тридцать три раза! Только штормило изрядно, когда Илья выходил из кафе. А быть может, это просто был ночной летний ветер.

— Куда едем? — осведомился таксист, незаметно поморщившись от перегара.

Вопрос привел Илью в замешательство. Ау, трезвый ум и ясная память, где вы?

— Домой, наверное, — сосредоточенно нахмурился Кочетков.

Таксист попросил уточнить адрес.

— Э… Такой оранжевый забор. Сосны на участке.

Приметы явно не устраивали водителя, и он настойчиво потребовал развернутого описания дороги. Илья кивнул, как же это он сам не догадался? Надо просто показать, как ехать. Это мы легко, это нам раз плюнуть.

Адвокат Илья Кочетков стал перебираться с заднего сидения, намереваясь устроиться поближе к шоферу, чтобы руководить процессом. Перелезал он долго, пыхтя и чертыхаясь. Водитель тоже чертыхался, но мысленно, все-таки незадачливый пьянчужка имел карточку постоянного клиента, стало быть, придется терпеть его выкрутасы.

Наконец Илья очутился впереди, уткнувшись носом в панель.

— Пристегнитесь, — посоветовал таксист.

— Не-а, — смело отмахнулся Илья, — я седня с самой мадам Шумахер гонял, так что мне ничего уже не страшно.

— Зато мне страшно, — пробормотал тот.

Илья, вдруг проникаясь жалостью к водителю, принялся его утешать и уговаривать ничего не бояться, ведь «я рядом!» и ехать всего ничего «сначала прямо, потом опять прямо, у моста свернуть, потом скажу в какую сторону». Бедолага шофер все же тронулся с места, одной рукой придерживая пассажира за плечо, чтобы тот не рухнул ему на колени.

— Я, между прочим, очень счастливый человек! — официальным тоном доложил Илья Михалыч.

— Рад за вас.

— Конечно, счастливый! У меня дом, семья, меня ждут, представьте, с ужином! А еще на работе ценят. И самолет мой вполне благополучно сел, а ведь всякое могло быть!

С философским видом он поднял палец вверх и вопросительно уставился на водителя, словно приглашая поспорить. Но тот явно не имел желания участвовать в дискуссии.

— Ну, самолет, конечно, не мой, — решил быть честным до конца Илья, — но я на нем летел! И приземлился! А потом домой поехал, с этой самой… мадам. Она так рулила! Ты бы видел, блин, какие она выписывала миражи… тиражи… тьфу! Виражи, вот! Дай покажу…

Несколько мгновений шофер отбивался от его настойчивых попыток завладеть баранкой. Потом, отчаявшись, с силой отпихнул Илью назад. Тот откинулся в кресле и обиженно просопел:

— Я двадцать лет за рулем! У меня джип последней модели, понял?

Кстати, а почему он тогда едет на такси? Где его джип? Илья мрачно уставился в окно с надеждой увидеть там свою машину. Но мимо проплывали только рекламные огни ночной Москвы. Обида росла, Илья выпятил губы и плаксиво сказал:

— Украли, гады!

Водитель горю его не посочувствовал.

— Ну ладно, — внезапно обрадовался Илья, — я себе новый куплю. Слушай, хочешь тебе тоже куплю? Я могу! Я вон сыну купил настоящую яхту. На вырост. Ха-ха! Мы на ней летом к морю двинем.

— Так уж лето, — напомнил водитель мимоходом.

— Да?! — несказанно поразился Илья и попытался сесть попрямее. — Ну надо же! Слушай, а у тебя дети есть?

— Ну есть.

— Не нукай. Дети — это святое! Но вот когда без матери, это плохо.

— Как без матери? — машинально удивился шофер.

— Вот так, — снова опечалился Илья, — бабушка есть, прабабушка есть, прадедушка есть, а матери — ни фига! Кошмар!

— Померла что ли? — осторожно полюбопытствовал шофер.

— Да лучше бы померла, — меланхолично заметил Илья и тут же устыдился, — нет, конечно, пускай живет. Только подальше. Данька-то по ней даже не скучает, но, ты знаешь, без матери все-таки хреновато…

— Хреновато, — согласился тот.

Илья попросил сигаретку, хотя не курил уже лет десять. Водитель протянул пачку, и следующие полчаса адвокат Кочетков пытался выудить сигарету наружу. В конце концов, плюнул и уснул.

Разбудила его страшная качка. Наверное, шторм, решил Илья и ощупал пространство вокруг в поисках спасательного жилета. Но жилета не было, а под рукой оказался только чей-то мясистый нос. Его обладатель дико матерился и тряс Илью за плечо.

— Не качай меня! — попросил Илья ласковым голосом.

— Придурок, ты проснулся или как?

— Я не придурок, но проснулся.

— Давай показывай, куда дальше ехать. И отпусти мой нос, извращенец херов!

Илья быстро одернул ладонь и стал сосредоточенно вытирать ее о брюки. Водитель злобно скрежетал зубами.

— Ты щас пешком пойдешь, понял? Плевал я на твою вип-карту, вылезай давай!

— А мы где? — задумчиво спросил Илья, не принимая всерьез эти угрозы.

— В… — с чувством ответил водитель. — Давай, говори адрес или вали отсюда! Что за день такой, а?! То малолетки обдолбанные, то еще что!

Илья, потирая кулаками гудящую голову, пробормотал:

— У тебя есть пить? Брр… Это я че имел в виду? Пить есть? О черт! Дай воды, а?

Таксист снова выругался, но вытащил из бардачка бутылку минералки. Илья жадно приник к горлышку и уже через минуту мог говорить вполне связно и даже вспомнил свой адрес.

Не спалось. Казалось бы, такой выдался развеселый денек, что оставалось только уткнуться в подушку и задрыхнуть — крепко и сладко, радуясь возможности не думать ни о чем. Но — не спалось.

Женя прислушалась к ночному дому. Еще пару часов назад здесь стоял гвалт, раздавались беспокойные выкрики Ольги Викторовны, песни Данилки, дедушкин зычный бас, умоляющий супругу отыскать его очки. Женя вместе со всеми сидела в гостиной, хотя очень этому противилась, опасаясь сгореть от неловкости. Из ванной она тихонько проскользнула в комнату, которую ей отвела Ирина Федоровна, и затаилась там, словно мышка. Но бабушка быстренько ее обнаружила, призвала на помощь Даньку, и они вполне успешно отбуксировали Женьку к столу.

Неловкость испарилась почти сразу же. Во-первых, Женька вдруг почувствовала страшный голод и только первые минуты контролировала, как бы поизящнее держать вилку и не чавкать слишком громко. Потом увлеклась процессом. А во-вторых, никто за столом не собирался устраивать ей допрос или что-то вроде того, чего она ужасно боялась. Все держались так, словно она каждый день ужинала с ними. Словно она привычный гость, неизменно радующий своим появлением. Словно ее законное место между Маринкой и Ольгой Викторовной, которая то и дело с молчаливым упорством подкладывала ей в тарелку аппетитные кусочки.

Хм… Все это было странно, но только первые мгновения. После ужина Данька с Герой затеяли возню у камина, дед включил телевизор и напрасно пытался хоть что-то услышать, поминутно вскрикивая, что «должен быть в курсе новостей». Ольга Викторовна взялась за вязание. А Маринка с бабушкой отправились мыть посуду. Женька заковыляла следом, с энтузиазмом предлагая свою помощь.

— Будешь сушилкой, — разрешила Марина и повесила ей на плечо полотенце.

Женя устроилась на высоком стуле у раковины и старательно принялась вытирать тарелки.

В приоткрытое окно вползали темнота и легкий ветерок. Покачивались в горшках листья бегоний. Шумела вода, шумели Данька с собакой, шумел дед, так и не узнавший, что происходит в мире. Стучали спицы Ольги Викторовны, чуть снисходительно и отрывисто, словно азбука Морзе.

И Женьке показалось… Нет, на секунду почудилось… Нет, ей захотелось…

Она страстно пожелала, вот что.

Стать частью всего этого. Да, именно так.

Она даже помотала головой, потрясенная собственными мыслями. Что за бред? Кыш, кыш отсюда немедленно! Не смейте подходить ко мне так близко, сладкие, подлые мыслишки! Но они не желали испариться, исчезнуть, сгинуть в небытие, как она ни старалась. Ей пришлось отдаться им на растерзание, додумать, намечтаться всласть, до боли в сердце.

Она позволит себе самую малость. Пофантазирует совсем чуть-чуть, ведь от этого никому не будет плохо, разве только ей самой.

Мазохистка, сказала бы Ираида.

Иди к черту, ответила ей Женька.

Она поиграет немного, раньше ей удавалось это без последствий. Игра в мечты была увлекательной и безопасной, будто путешествие в параллельные миры с супернадежной страховкой и стопроцентной гарантией возвращения. Почему бы не попробовать снова?

Это ее дом и ее семья. Так было всегда и будет всегда — шумный ужин, повизгивание псины, шорох ветра в горошковых занавесках, новости по первому каналу, которые невозможно расслышать из-за Данькиных воплей. А потом ленивое чтение у камина, под рукой мягкий ворс старого пледа, ворчание Ольги Викторовны по поводу и без повода, бормотание Маринки, которая пытается подобрать рифму, ласковые насмешки бабушки: «старый-то опять посеял где-то очки!»

Дом снисходительно заскрипит лестницей, когда придет время ко сну, и Женька отправится в комнату, схватив в охапку пожелания спокойной ночи и брыкающегося Даньку.

Силы небесные! Да что же делать-то с этим?!

Женя загнанно огляделась, словно кто-то мог подглядеть картинки в ее голове — прекрасные, невозможные сны наяву.

Она теребила в руках полотенце, скручивая диковинные замысловатые узлы.

— Я… Я пойду спать, — закашлявшись, тихо и неразборчиво пробормотала Женька, глядя в пол.

— А чай? — весело удивилась Ирина Федоровна. — Мы же еще чай не пили! Пирогов вон куча осталась, и еще мороженое есть. Оля, ведь есть мороженое-то?

— Ага! — с воодушевлением откликнулась Ольга Викторовна. — Баскин-Роббинс, между прочим, фисташковое.

Данька тут же прекратил возню, прибежал на кухню и заявил, что процесс подачи мороженого возьмет на себя. Ирина Федоровна возразила, что не может ему этого доверить, и некоторое время они тихонько толкались у холодильника.

Женя слепыми глазами пялилась в пол.

— Ну вот! — провозгласила, наконец, Ирина Федоровна, оттеснив правнука и выудив на свет божий огромную коробку, посверкивающую инеем.

— Все за стол! — отдал приказ Данила, нетерпеливо подпрыгивая на месте.

Марина отняла у Женьки полотенце, но тут же забыла, зачем это сделала, и сама принялась задумчиво вертеть им в воздухе. Пока не звезданула по Женькиной голове, горестно склоненной над столом.

— Эй, кулема, так человека и покалечить недолго! — охнула бабушка, красноречиво крутя пальцем у виска.

Человек между тем даже не шелохнулся.

— Женя, ты живая? — смущенно осведомилась Маринка.

— А?

В конце концов, они ни при чем, эти люди, в чью жизнь она влюбилась с первого взгляда. Они не виноваты. Не хватало еще, чтобы они догадались, какие глупости лезут ей в голову! Как шало, горячечно бьется сердце!

…Бинты сняли, а раны все кровоточили… И было настоящим безумием ковыряться в них, жечь саму себя каленым железом воспоминаний и воровато примерять чужое счастье — большое, значит, на вырост, маленькое возьмем да расставим, где нужно. Подходит, честное слово, подходит!

А ведь это всего-навсего господин Случай. Натянул тетиву ее нервов, выстрелил невпопад, и ей показалось, что она живет. Не существует от дороги к дороге, от утра до вечера, а — живет!

Ну хватит, хватит, пожалуйста!

— Жень, ты чего, мороженое не любишь? — подлез к ней под руку Данька и сочувственно заглянул в глаза.

— Еще как люблю! — возразила она преувеличенно бодро и, обхватив его за шею, пошла в гостиную.

А потом настала ночь и привычное одиночество. И не спалось. Рядом на подушке лежала раскрытая книжка — редкое издание Булгакова. «Женечка, вам должно понравиться, если вы так любите Михаила Афанасьевича. Здесь наброски, черновики к роману». Это Ольга Викторовна позаботилась. А бабушка на ее заботу проворчала, что Женька теперь будет читать до утра и ни фига не выспится.

Но Женя не читала. Михаил Афанасьевич не лез в голову, строчки скакали мимо сознания, и пришлось книжку отложить.

Сейчас бы за руль да вдоль ночной Москвы, чтобы все окна нараспашку, звон ветра и бесконечность с яркими вспышками рекламных огней навстречу.

Ей стало бы легче, хоть на мгновение, но стало бы. Шушик всегда ее выручал.

Вспомнилось вдруг, что в ванной в тазике замочено ее платье. «Канди» отказалась работать — «снова сачкует, зараза!», как выразилась Ирина Федоровна. Может быть, встать да потихонечку заняться стиркой? Иногда это тоже отвлекает.

Женька нацепила халат и поковыляла к выходу, в темном коридоре пару раз наткнулась на стену, но в итоге все-таки оказалась в ванной. Из зеркала на нее с отчаянием и робкой надеждой глянуло красными воспаленными глазами знакомое существо. Женьке стало его жаль. Существо оскорбилось и независимо повело плечом.

Ладно, тогда постираем, да?

В ответ существо согласно кивнуло.