— Перестань обвинять меня черт-те в чем! — обиделась я окончательно.

И тут снова раздался звонок.

Мы некоторое время молча смотрели друг на друга, а потом расхохотались. Я привалилась к Горькиной груди, и его сердце гулко, в бешеном темпе стучалось мне прямо в ухо.

Мы оба не сразу сообразили, что звонят в дверь. А когда поняли, то новый приступ смеха свалил нас обратно в кровать. Звонки между тем продолжались.

— Наверное, за Сеней пришли, — заикаясь от хохота, но притворно хмурясь, предположил Егор.

— Да нет, — поддержала я его игру, изображая на лице серьезную мину, — это Прохоренков решил, что ему будет спокойней пожить у меня. Чтобы КГБ не доставало!

— Ох, Маришка! Даже клиенты у тебя какие-то ненормальные, один этот старикашка чего стоит!

— Он же тебе понравился, — усмехнулась я и передразнила Егора, вспомнив его слова о красивой старости.

Горька в ответ погрозил мне кулаком, я показала ему язык, и каким-то образом мы в обнимку оказались на полу рядом с кроватью. День начинался потрясающе.

— Ты куда? — возмутился Горька, когда я попыталась встать и привести себя в порядок. На лице у него было такое недоумение, словно мне полагалось всю жизнь валяться на полу, хохоча и дрыгая ногами.

— Так звонят, надо же открыть!

— Брось, это наверняка кто-то ошибся дверью, — рассмеялся Егор и потянул меня за руку.

— Ну пусти же. — Я попыталась одновременно сохранить равновесие и серьезное выражение на лице, но ничего не вышло. Я брякнулась обратно на пол с улыбкой от уха до уха, но когда Егор потянулся меня поцеловать, быстро отодвинулась. — Между прочим, мы не одни, — скромно напомнила я.

Егор огляделся, прикидываясь дурачком, потом снова обернулся ко мне.

— Здесь никого нет, — убежденно произнес он, — иди ко мне и ничего не бойся.

Он едва сдерживал улыбку, но я проигнорировала его предложение и снова попыталась встать. Звонки не прекращались, и это здорово раздражало.

— Так что, открывать? — обиженно спросил Егор и двинулся в коридор, бурча что-то себе под нос.

— Горе, погоди! — Я кинулась следом. — Это, наверное, мама…

— Ну вот и познакомимся, — хмуро произнес Горька и потянулся к замку.

— Познакомитесь, а как же! — Я встала у него на пути, прижавшись спиной к двери. — Ты только для начала штаны надень.

— Ой, блин! — И Егор умчался в комнату.

За дверью действительно оказалась мама, да не одна. То есть не много мам, а одна-единственная мама, но с человеком. Словом, мама и жених. Я, как глянула на них, тут же перестала соображать.

— Мам, привет, ты извини, я сейчас убегаю, я занята очень, извини! — Выпалив все это, я захлопнула дверь.

Представив мамино выражение лица, испугалась. Но она сама виновата, это же надо прийти в гости в субботний полдень. Звонок настойчиво повторился.

— Мариш, ты чего? — выглянул Горька.

Я отмахнулась, подождала, пока он снова исчезнет в комнате, и приоткрыла дверь. Мама стала впихивать жениха внутрь, сосредоточенно пыхтя и откашливаясь. Жених не сопротивлялся, это все равно было бесполезно, но я-то так просто сдаваться не собиралась!

— Мама! — грозно произнесла я, когда силы были на исходе. — Идите, погуляйте!

— Владимир, знакомьтесь, это моя дочь Марина, — ангельским голосом сообщила мама, продолжая атаку.

— Очень бдиятно, — насморочным голосом отозвался тот, — а как бы нам войти?

Я еще раз попыталась объяснить, что это вовсе не обязательно, но мама из последних сил толкнула жениха, и мы все оказались в прихожей. На шум выскочил Горе. Не знаю, что там у меня творилось с лицом, но любимый сразу вернулся обратно в комнату.

— Что это был за шум? — спросила мама, судя по всему, не заметив Егора.

— Это мы упали, — объяснил жених.

Я потащила маму на кухню и яростно зашептала, что сейчас не одна и принять их не могу, и вообще, жениха мне не надо, и будет замечательно, если они уйдут прямо сейчас.

— Иначе я за себя не ручаюсь, — закончила я пылко.

— Ты не завтракала еще? — только и спросила мама. — Это хорошо, сейчас вместе поедим. Володенька!

На кухне возник претендент на мою руку. Он был довольно плотного телосложения, это я успела заметить еще в прихожей, когда его угораздило на меня упасть. Лицо у Володеньки пряталось за толстыми очками, жидкие волосики торчали во все стороны, галстук уехал куда-то за плечо. Довольно забавно смотрелась также в его руках сплющенная коробка, по всей вероятности с тортом. Он поставил ее на стол, распахнул пиджак, и из потайного кармашка извлек крохотный букетик ландышей.

— Ваша мама сказала, что это ваши любимые цветы. — Володенька поклонился, демонстрируя очевидную проплешину на затылке.

Я взяла ландыш, сунула их в стакан с заваркой и хмуро уставилась в окно.

— Она с утра всегда такая бука, — мило защебетала мама, — не обращайте внимания, Володя!

И они стали усаживаться за стол. Краем глаза я уловила в коридоре какое-то движение. Егор делал мне оттуда знаки, я в свою очередь как могла показала ему, что если он сейчас уйдет, то мне крышка. С другой стороны, если он выйдет на кухню, неизвестно, как это воспримет мама. Она сама водит ко мне женихов, но продолжает считать меня маленькой, наивной девочкой, которая по ночам спит, вяжет или, в крайнем случае, разгадывает кроссворды. И ничего больше! Мама есть мама.

Тут снова зазвонил телефон. Воспользовавшись моментом, я ускользнула из кухни, плотно прикрыв за собой дверь. Егор встретил меня, подозрительно щурясь:

— Что за тип там на тебя падал?

— Мамин жених, — отмахнулась я и схватила трубку.

— Какой молодой! — восхитился Егор.

— Марина? — уточнил мужской голос, после того как я сняла телефонную трубку и сказала привычное «Алло». — Это Андрей, от Трофимыча. У меня к тебе дело есть. Нет, не по его квартире. Да нет же, все нормально. Мы можем встретиться?

— Да! — закричала я. — Когда?!

Андрея, должно быть, поразила моя готовность.

— Э… — только и сказал он.

— Подробней! — рявкнула я, и тут в голову пришла потрясающая мысль, и я сменила тон на более ласковый: — Слушай, Андрюшенька, ты можешь перезвонить мне минут через пять? Трубку возьмет моя мама, ты представься моим начальником и срочно вызови меня на работу, о’кей?

Андрей присвистнул, сказал, что у меня все очень запущено, но надежда на выздоровление еще остается. Я посоветовала держать его дешевый юмор при себе. В общем, мы договорились.

— Андрюшенька, значит? — скучным голосом поинтересовался Егор. — А на кухне, значит, мамин жених?

— Егорушка, я тебе потом все объясню, ладно? Ты пока посиди здесь тихонечко, а то придется разборки устраивать.

Я прихватила телефонный аппарат и вернулась на кухню. Здесь уже вовсю похозяйничала мама, стол был накрыт, над чашками вился ароматный парок. Я мимоходом поставила телефон на подоконник и села напротив жениха, совершенно счастливо улыбаясь.

— Вы пробуйте плюшки, Володенька, это Марина пекла. — И мама, не моргнув глазом, придвигала гостю тарелку с засахаренными булочками, которые сама же и принесла два дня назад из кондитерской.

— А как она вяжет, а! — Мама била кулаком себя в грудь: — Вот, ее руками, красота ведь!

Между тем на ней красовалась джинсовая рубашка, мама у меня человек модный.

К слову сказать, мне бы даже нравились эти ее показательные выступления на тему «моя дочь — ангел», если бы ничего серьезного за ними не стояло. Но ведь моя «старушка» вкладывала в них душу, а женихи проникались, начинали верить, влюблялись даже, нервы мне трепали. Скорее всего, я бы, пожалуй, нашла среди них подходящего человека и сговорилась с ним без маминой помощи, но маме хотелось участвовать не только в поисках и сватовстве, но и полностью контролировать процесс.

— А Володенька, между прочим, на днях защитил кандидатскую, — сообщила мама между второй и третьей чашкой чаю.

Володенька пошел красными пятнами от смущения, но возражать не стал. И мама продолжала с большим воодушевлением:

— Я же, доченька, тебе рассказывала о Маргарите Васильевне, да? Ну наш проректор на факультете дополнительных профессий. Так вот, Володя — ее внучатый племянник. Они с тетей очень, очень похожи, оба трудолюбивы, скромны, а уж сердце какое у них доброе!

Одно на двоих, что ли, подумалось мне. Я вообще снова начинала волноваться, пять минут прошло давно, а телефон молчал. Надо понимать, если мама перешла ко второй части концерта и стала расписывать достоинства жениха, она настроена серьезно. То бишь в кармане у нее, скорее всего, лежат билеты в театр, куда она нас вскоре начнет усиленно спроваживать. Если я не смоюсь до этого момента под благовидным предлогом; будет буря! В качестве предлога я могла, конечно, предъявить Егора, но тогда будет не буря, а извержение такого вулкана, рядом с которым Везувий почувствовал бы себя обыкновенным пеньком.

— Марина Викторовна, а что вы чай не пьете? — прорезался вдруг кандидат.

Я стала считать про себя слонов, чтобы не сорваться. Но Андрей все не звонил, а в коридоре снова послышалась какая-то возня. Никак Егор дает о себе знать.

— У тебя мыши, доченька? — Чуткое мамино ухо уловило передвижения Горьки. — Пойду гляну, а вы тут поболтайте.

Ага, вот что она задумала! На сей раз ни театра, ни цирка, ни даже похода в музей не будет. Сегодня мама решила тихо удалиться, якобы на рынок за всамделишным котом. Очень свежая идея пришла ей в голову, ничего не скажешь. Однажды, вспомнилось мне вдруг, мама отправила меня с очередным женихом на поиски сбежавшего песика соседки, надеясь, что это нас сблизит. Увы, этого не случилось, да и песика мы не нашли, потому как он преспокойненько сидел дома и никого не трогал. Однако мамина фантазия не знала границ. Сейчас, значит, кот.

— Сиди, мама! — закричала я, вскакивая сама со стула. — У меня нет мышей.

В этот момент зазвони наконец телефон. Я бросилась к нему, забывая свой план, по которому трубку должна была снять моя родительница. Дверь в кухню в эту же секунду распахнулась, и разомлевший от бездельного ожидания Егор заслонил своими плечищами проход:

— Извини, Мариночка, я не понимаю, почему бы нам с твоей мамой не познакомиться прямо сейчас. Чего тянуть-то? Тем более она тоже при мужике — пара на пару. Так сказать, никому скучно не будет, — и, закончив тираду, он сердечно обнял спавшего с лица Володеньку.

Я машинально сказала в трубку «Алло», потом «Да, выезжаю».

Мама сокрушенно покачивала головой и смотрела на Егора как на врага народа. Дескать, вот ты какой, северный олень.

— Ладно, вы тут знакомьтесь, а мне на работу надо, — весело прощебетала я, — да, кстати, Горюшка, это ведь не мамин жених, а мой. То есть не жених, а так…

— Володенька не «так»! — обиделась мама.

— Да чего уж там, Антонина Петровна, — махнул рукой тот, — давайте лучше попробуем реанимировать тортик, а?

— О! — возрадовался Егор, которого к столу, кстати, никто и не приглашал. — И я сладкое люблю!

Я поняла, что все у них получится, быстро отыскала в прихожей незабвенные кроссовки и выскочила на улицу. Отдышавшись, я вдруг поняла, что даже не знаю, зачем иду. Так важно было сбежать из дома, что я забыла поинтересоваться, что, собственно, риелтору может понадобиться от другого риелтора? Нюх у меня отличный, и сейчас я чуяла крупную сделку.

Андрей ждал меня в кафе, выражение его лица было насмешливо-игривым.

— Ну как колобок? От бабушки убежал?

— От дедушки, — огрызнулась я.

— Ладно, Марин, не нервничай. Садись, тебе заказать что-нибудь?

— Веревку и кусок мыла.

Я села и обхватила руками затылок, голова просто раскалывалась. Андрей вдруг стал прямо на глазах расплываться.

— Ты чего? — услышала я далекий его голос, — Давление? Марин, ты зеленая совсем.

— Возьми мне кофе. Покрепче.

Через минуту, сделав пару глотков, я немного пришла в себя. Сколько можно? В голове телеграфными строчками: куплю… продам… обменяю… мама… женихи… Горька… И вопросы свистят, как пули. Как я устала!

— Как я устала, — повторила вслух.

— А у меня как раз к тебе дело, — грустно сказал Андрей.

Я сфокусировала взгляд на нем, таком деловом и серьезном. Щупленький, вихрастый, он выглядел мальчишкой, но глаза были цепкие, рабочие такие глаза.

— Что за дело? — разлепила я через силу губы.

— Мне Баландин звонил. Ты только сразу не подскакивай, ладно? Там все серьезно. Он тебя искал, искал, я решил помочь. Ты понимаешь, он хочет, чтобы ты его халупой занялась.

— Опять? — застонала я.

— У него дядя умер. В права наследства Иван уже вступил, теперь ему нужен обмен.

— Погоди, погоди, — я заказала еще кофе и попыталась сосредоточиться, постепенно мной овладел знакомый азарт, — у дяди что было?

— Двушка, на «Соколе». Сорок шесть, тридцать два, третий в девяти кирпичном, — отбарабанил как по писаному Андрей.

— Наследник единственный? Никто больше не всплывет?

— Все проверил, нормально.

— Обмен с доплатой? Или по-чистому?

— Это уж как ты сыграешь. Баландину не очень-то доплата интересна. — Андрей наклонился ко мне и страстно зашептал: — Ты понимаешь, какое это дело? Конфетка, а не дело. Он же любое дерьмо схавает, ты только предложи.

— Тянуть будет, — задумчиво произнесла я, — вот увидишь, вцепится в меня намертво. Квартира — это же только повод.

Андрей сузил глаза.

— Много ты о себе возомнила. Он, конечно, мечтает, что ты согласишься с ним квартирку разделить, но главное — жилплощадь, а не жилец, сечешь? Ну попускает слюни, пока ты с ним возишься, что с того? Разбежитесь потом, и дело с концом.

— Двушка, говоришь?

— Я знал, что мы друг друга поймем.

Нет, ни фига он не знал. Баландин наверняка посулил Андрею неплохой куш, раз он тут со мной валандается. Стало быть, я нужна им обоим. Можно и покапризничать.

— Андрюха, — проникновенно сказала я, — у меня ведь дел по горло, клиентов хватает, так что не вижу причин возиться с вашими заморочками.

Я даже сделала нетерпеливое движение, будто собиралась сию секунду подняться и уйти.

— Я подвину Трофимыча, — выставил аргумент коллега.

Я снова присела. Трофимыч, несмотря на все свое добродушие, при продаже квартиры торговаться категорически не желал. Поэтому Андрей тоже с ним намучился, пока не объявились мы с Прохоренковым. Если теперь Андрей на самом деле сможет уговорить Трофимыча на скидку, деду это знать совершенно не обязательно. Видимо, это и имел в виду риелтор.

— Намного ты его сможешь подвинуть? — деловито осведомилась я, глядя Андрею прямо в глаза.

Он назвал сумму. Я постаралась ничем не выдать своего радостного изумления. И тут же саму себя мысленно одернула. Это же ведь все вилами на воде писано…

— Мои гарантии? — спросила я.

— Марина, давай так, — начал Андрей, откашлялся и продолжал: — Как только мы подписываем бумаги с Прохоренковым и ты получаешь свой неофициальный гонорар, начинаем дело Баландина. Не раньше, вот тебе и гарантии.

— Ты не боишься, что, получив деньги, я не стану ничего делать для этого… хм… Баландина? Знаешь, как он меня достал!

Андрей склонился ко мне, улыбаясь во весь рот:

— Извини, Марин, но мне почему-то кажется, что профессиональный интерес для тебя важнее личного. Иначе говоря, ты сначала — риелтор, а потом — женщина!

Что называется, плюнул в душу. Да черт с ним, пусть думает что хочет, мне совершенно безразлично. Хотя какая-то доля истины в его словах была, я ведь на самом деле не отказалась бы от сделки, даже после получения денег. Правда, сделка была так себе, никакого интереса, кроме зеленых, красивых бумажек. Азарта ноль, клиент уже горяченький и, как справедливо выразился Андрей, схавает все, что я подсуну.

— Условия?

— Ему все равно. — Андрей пожал плечами.

— Ну конечно, знаю я таких, повидала. Сегодня ему все равно, а завтра начнет кочевряжиться.

— Правда, Марин, — убежденно заговорил Андрей, — он мне все уши прожужжал: мол, только бы она согласилась, а какую квартиру найдет, неважно! Влип мужик, словом.

Он насмешливо дернул бровью.

— А ты напрасно его динамишь, он парень состоятельный, самостоятельный.

Ну вот пожалуйста, моя вторая мама. Новоиспеченная сваха, по совместительству квартирный агент.

— Иди подальше, — беззлобно и устало бросила я.

Андрей смотрел на меня заинтересованно, изучающе. Мол, что такого-эдакого, мол, чем зацепило это чучело самостоятельного да состоятельного?!

— Иди подальше, — повторила я, прячась за незамысловатым ругательством от его наглых глаз.

— Договорились, значит, — хмыкнул Андрей, — давай объявление, лады?

Я отрицательно покачала головой:

— Сначала документы посмотрю. Ты же знаешь, в нашем деле словам верить нельзя.

— Даже моим? — обиделся коллега. — Я же тебе сказал, все в порядке. Мне смысла тебя подставлять нет, а в общем, как хочешь. Поехали.

— Куда?

— Документы смотреть. Заодно и на «Сокол» смотаемся, глянешь двушечку. Очень-очень приятный вариант, никаких проблемных пятен.

Вот чего, спрашивается, он надрывается? Не мне же ее покупать, в конце концов!

…Следующая неделя началась с телефонного звонка все той же отчаявшейся отыскать Сеню женщины. На этот раз трубку взял Горька. Должно быть, незнакомка приняла его за своего сбежавшего возлюбленного, потому как мой бедный Егор минут десять повторял одно и то же:

— Вы ошибаетесь, я вас не знаю!

При этом Горька бросал на меня отчаянные взгляды и делал брови домиком от безысходности. Как интеллигентный человек, бросить трубку он не мог. Переговоры в конце концов зашли в тупик, я отключила телефон и, захлебываясь от смеха, стала одеваться на работу.

— Ничего смешного, — бурчал Егор, наблюдая за мной.

— Конечно. Нечего было твердить, что только со мной случаются подобные вещи.

— Так она ведь звонила тебе!

— Но ты с ней разговаривал! И тебя она приняла за Сеню. Так что не отпирайся, сумасшедших и на твою долю хватит.

Горька обиженно промолчал, а потом укатил по делам. Я его задерживать не стала, мне хотелось сегодня немного побыть в тишине и покое. За выходные так и не удалось отдохнуть, я чувствовала себя разбитой и совершенно неспособной к работе. Однако после обеда у меня была назначена встреча с Баландиным, который собирался показать мне квартиру своего покойного дядюшки. Это было похлеще любой беготни по городу или подписания договоров. К свиданию с Ванькой я относилась как к неизбежной катастрофе, поэтому расслабилась, приняла холодной душ, тщательно позавтракала и уселась с книжкой в кресло.

Звонок в дверь привел меня в недоумение, я никого не ждала. Первая мысль была о Баландине, который посмел нарушить мое уединение, несмотря на то что мы договорились встретиться позже и на его территории. Сжав кулаки, я ринулась открывать.

На пороге стояла разодетая в пух и прах мадам. Ее сногсшибательная прическа едва не касалась потолка, шикарное платье переливалось всеми цветами радуги, а уж макияж, наверное, обошелся этой фифе в целое состояние. Словом, это была госпожа Уклюйко при полном параде.

— Я должна поговорить с вами, милочка, — вместо приветствия вымолвила она.

Я оробела от ее шика и нагловатой усмешки.

— Пройдемте в гостиную, — предложила она мне, но я-то знала, что в моей квартире ничего подобного нет, и потому повела незваную гостью прямо в кухню.

Аллочка скептически огляделась и осторожно присела за стол, стараясь не задеть рукавом своего богатого платья крошки и пролитый Горькой кофе.

— Милочка, я хочу сделать вам предложение. Я стояла как истукан в углу кухни и молчала.

— Вам, конечно, интересно, что за предложение, да? Я объясню. Сколько вам обещал мой муж за обмен квартиры?

— Это неэтичный вопрос, — хрипло отозвалась я, удивляясь, откуда мне известны подобные выражения.

Алла недоверчиво хмыкнула.

— Я гляжу, живете вы небогато, — констатировала она и замолкла, ожидая, должно быть, моего возражения.

Но я не стала демонстрировать болезненное самолюбие бедняка, а просто молчала, потупив взор.

— Ладно, перейдем к делу, — решилась госпожа Уклюйко, — я предлагаю вам двойную цену за то, чтобы вы оставили моего мужа в покое.

— Да он мне не нужен! — возмутилась я.

— Я не о том, — досадливо поморщилась она, — вы просто должны исчезнуть, не отзываться на звонки или даже, наоборот, заявить ему, что заниматься этим разменом не станете.

— Зачем? — удивилась я.

— Я не хочу этого! Мне моя квартира нравится.

— Да вы что, не понимаете? Допустим, я соглашусь, но есть ведь другие риелторы. И в конце концов, ваш муж может самостоятельно совершить этот обмен…

— Мой муж самостоятельно не может даже припарковать машину! — с гордостью произнесла она. — Он не от мира сего, и его наши обыденные заботы не волнуют.

Я не поверила, но снова промолчала.

— И потом, — продолжала Аллочка, — мой муж очень занятой человек, он известный продюсер, вы, наверное, знаете, — она кокетливо поправила вздыбленную челку, — так вот, ему просто некогда будет заниматься этим разменом. А что касается других агентов, то он просто не станет их искать. Я знаю Эдика, его вера в судьбу безгранична, и, если вы откажете ему, он решит, что так распорядилось само провидение. Он просто откажется от своей дурацкой затеи, и все, понимаете?

Я кивнула, хотя не улавливала в ее словах смысла. Уклюйко не станет разменивать квартиру только из-за того, что одна агентша по недвижимости откажет ему в помощи?! Бред!

— Так вы согласны?

Я, конечно, была не против получить от нее энную сумму. Да и подурить эту наивную дамочку казалось привлекательной и выгодной идеей. Но мой голос уже произнес:

— Нет!

— Но почему?

Я подумала о том, что могла бы взять у нее деньги, а уговор не выполнить да заработать еще на обмене. Почему я такая нерешительная? Что меня останавливает — совесть или страх? Хотя какая уж тут совесть — за всю свою риелторскую деятельность я столько раз обманывала и подставляла людей, что говорить о совести просто смешно.

Но на этот раз я отказалась. Быть может, из-за профессиональной гордости. Или мне просто стало жаль продюсера, за спиной которого его собственная жена делает подобные предложения. Ну не хочет мужик с ней жить, ну достала! И я его не виню, кстати. А что делает эта фифочка? Ведь насильно-то мил не будешь — это народная мудрость.

— Так почему же, милочка? — терпеливо переспросила Алла, уверенная в том, что я просто набиваю цену.

— Кстати, а как вы меня нашли? — вдруг призадумалась я.

— Да легко, — отмахнулась она, — отыскала у мужа в записной книжке ваш телефон, а дальше все просто.

— Нехорошо рыться в вещах супруга! — заявила я. Несколько мгновений Аллочка смотрела на меня не мигая. Наконец смысл моих слов дошел до нее полностью, и она подскочила на стуле:

— Ах какие мы правильные! Учить меня вздумала, рвань подзаборная? А я-то думала, мы с тобой по-хорошему договоримся. Ну теперь пеняй на себя!

Выпалив все это на одном дыхании, Уклюйко поскакала к входной двери. Ее прическа возмущенно колыхалась под потолком.

В прихожей еще раз взглянув на меня сверху вниз, Аллочка заявила:

— Дура ты, риелторша, самая настоящая дура! И за это поплатишься!

— Иди отсюда, каланча, — мирным голосом предложила я.

Ее лицо вспыхнуло, но на оскорбление Алла никак не ответила. Разве что моя дверь пострадала от ее крепкого, отчаянного удара каблуком.

Мне нужно было успокоиться. Я сделала еще кофе и с чашкой в руке подошла к окну. В этот момент госпожа Уклюйко садилась в шикарную иномарку, прижимая к уху мобильный. Судя по ее резвой артикуляции, Аллочка была вне себя от гнева.

Когда я более-менее пришла в себя и стала собираться на встречу с Баландиным, зазвонил сотовый телефон.

— Я по объявлению, — отрапортовал мужской голос, — вам нужны две двухкомнатные квартиры?

Я радостно подтвердила, что нужны, и подумала, что есть все-таки справедливость на свете. Госпожа Уклюйко может подавиться своими оскорблениями и своими деньгами! Теперь я, назло ей, проверну эту сделку без сучка без задоринки и как можно быстрее. А на старости лет буду вспоминать, как помогла одному продюсеру освободиться от грымзы-жены!

— Подъезжайте сегодня на Краснопрудную, — между тем скомандовал в трубку незнакомец, — посмотрите.

— Э… А ваши квартиры далеко друг от друга? — вспомнила я одно из условий Уклюйко.

— Ну далековато, — неохотно признались на том конце провода.

— Замечательно! Диктуйте подробный адрес.

Я буквально подпрыгивала от радости и нетерпения. С этого момента меня просто-напросто преследовала удача. Во-первых, я позвонила Уклюйко, и он оказался дома, мало того, согласился сегодня же посмотреть обе квартиры. Во-вторых, у меня был отличный повод отменить встречу с Баландиным, все-таки, какой бы неизбежной она ни была, можно это отложить на завтра. Или на следующий год! Я вздохнула с облегчением, когда Ванька все-таки понял, что сегодняшнее свидание не состоится, и повесил трубку.

Эти два телефонных звонка настолько порадовали меня, что последующий за ними ничуть не убавил настроения.

— Скажи Сене, что я научилась пюре делать, — вместо приветствия попросил уже знакомый женский голос. В нем звучали нотки безысходной тоски.

— Ладно, скажу, — пообещала я, даже не разозлившись.

— Он так пюре любит! — вздохнула моя собеседница.

— И тебя он любит, — ляпнула я, не подумав. Настроение было хорошее, и хотелось, чтобы остальные тоже радовались жизни, как и я. — Он вернется, вот увидишь. Если хочешь, можешь мне пока звонить, поболтаем. Меня Марина зовут, а тебя как?

— Стерва ты, Марина, — констатировала женщина, — мужика увела, а теперь еще и нервы треплешь. Отпусти Сеню, слышишь?

— Да слышу, слышу, только никакого Сени здесь нет — терпеливо объяснила я, — ты не тот номер набираешь.

Дрожавшим голосом она быстро перечислила цифры — это был мой телефон.

— Ну не знаю, — вздохнула я, — может быть, что-то с линией происходит. Это мой номер, только Сени здесь нет. Ты не переживай…

— Про пюре скажи, — напомнила она строго и отключилась.

Обиделась, должно быть. Прокручивая в голове наш нелепый разговор, я не могла понять, что меня настораживало в нем. Что-то было не так. По большому счету, конечно, ситуация вообще была ненормальной, но к этому я уже привыкла. Что конкретно мне не понравилось в ее словах? Номер телефона. Свой домашний я указывала в объявлении. А мужик насчет обмена звонил на мобильный. Как он его узнал?

Одеваясь, я все думала над этим, но ответа найти не могла. Странно, конечно, но, в конце концов, все, наверное, объяснимо. Приеду на место, спрошу.

Жаль, что я снова не прислушалась к своему внутреннему голосу, который робко призывал меня быть осторожной.

Дожди закончились, солнце ласкало первые, тонкие травинки, шелестела ранняя листва, и такая светлая печаль ложилась на сердце, что хотелось петь романсы или кружиться на мостовой в сумасшедшем ритме диско.

Предложение Егора насчет совместных выходных оставалось в силе, и через неделю, вечером в пятницу, мы отправились за город. На этот раз коттедж друзей был занят, поэтому нам предстояло ночевать в палатке на берегу речки, что меня нисколько не беспокоило. С Егором я согласилась бы и на ночевку на Северном полюсе.

Всю дорогу я развлекала любимого байками о работе, радио в машине все равно сломалось, так что альтернативы у Горьки не было. Он слушал меня внимательно и время от времени даже умудрялся вставлять нечто «да, дорогая», «конечно, милая», «несомненно, прелесть моя». Когда он три раза подряд положительно ответил на мой вопрос, нельзя ли остановить машину, при этом не сделав ни единой попытки притормозить, я немного расстроилась. Но, отлучившись в лес и пару минут, забыла о своих обидах и болтала дальше без умолку.

Река, в которой плавали отражения позеленевших уже деревьев и кусочки пушистых облаков, похожих на сладкую вату, поразила меня. Егор ставил палатку, а я носилась вдоль берега, словно радостный жеребенок, и не было на свете никого счастливее меня.

— Давай тут насовсем поселимся, — предложила я во время ужина.

Егор улыбнулся, при свете костра его лицо казалось загадочным и совсем молодым, словно передо мной сидел мальчишка, затеявший бежать в Антарктиду или лететь на Луну.

— Запросто, — сказал этот мальчишка и стал меня целовать.

Мы повалились на холодную землю, но Горе быстро поднялся, подхватил меня на руки и отнес в палатку на плече, словно первобытный человек свою добычу. Для пущего эффекта я повизжала, напугав разве что комаров. Вокруг не было ни души — только мы, звезды и ветер с реки.

А через два дня, успев пару раз поссориться, сломать палатку, утопить фотопленку и потерять крем от комаров, мы возвращались в город, чтобы разбежаться в разные стороны. Его гостиница была на окраине, я жила почти в центре. Да и вообще, мы были разные во всем. Я болтушка, он молчалив, у меня высшее образование, он необразованный, свободный художник, мне нравится целовать его, ему, наоборот, меня. Последнее высказывание, кстати, говорит о моем бедном воображении и своеобразном чувстве юмора. Егор же, как истинный художник, обладает богатой фантазией, к тому же он настоящий хохмач, если в настроении.

Мы расстались дружелюбно, бывало хуже. Но мне казалось, что эти выходные — наш последний совместный поход куда-либо. Два дня наедине многое изменили. Я точно осознала, что хочу быть с ним всегда, постоянно, но, видимо, слишком давила на него: Егор, в отличие от меня, вовсе не стремился к совместной жизни. Даже наоборот, после этих выходных он как никогда рвался на свободу.

— Мариш, у меня на следующей неделе выставка в Питере…

— Милая, я зимой собираюсь во Францию…

— Мне кажется, малыш, тебе неудобно приходить в гостиницу…

И так двое суток подряд, все его разговоры были о том, что нам нужно видеться как можно реже, потому что он много работает, а я, стало быть, его отвлекаю.

Когда я оказалась дома одна, мне даже плакать не хотелось и не моглось. Я знала, слезы не помогут преодолеть одиночество и с горечью не справятся.