— Скажи, что подруга.

— Я ее подруга, — послушно повторила Лика, — нет, я не знаю. Да, обязательно передам. Всего хорошего.

Повесив трубку, сестра тяжело вздохнула.

— Насколько я понимаю, это и был продюсер? — уточнила она.

Я кивнула с несчастным видом.

— Он что-то спрашивал по поводу задатка…

— Что-то! Дались им эти задатки! — в сердцах закричала я. — Жить не могут без своих денег! Что мне делать-то теперь?

— Он просил, чтобы ты перезвонила, — тихо сказала Лика и с задумчивым видом произнесла: — Мне показалась, будто он под диктовку говорит. Словно над ним кто-то стоит.

— Бандиты, — охнула я.

— Ну что ты ерунду городишь! — разозлилась сестра. — Почему сразу бандиты?

— А кто же еще? Наверное, он должен кому-то, вот квартиру и продает.

— Так он же не продает, а меняет! Ты сама говорила…

— Да, правда, — протянула я, — у меня все перепуталось. Тогда почему он позвонил именно сейчас, когда у меня нет денег? То ему не к спеху было, то вынь да положь! Где я возьму эти деньги?

Лика ободряюще потрепала меня по плечу:

— Перестань, может, еще обойдется. Просто расскажи ему все как есть, вдруг поймет?

— Да не поверит он мне!

— А эта Эльмира, она тоже не поверит? Ведь деньги-то она получила просто так, ни за что. Ты же говорила, что она тетка богатая, значит, не станет из-за каких-то пары тысяч баксов человека подставлять.

После упоминания Эльмиры мои мысли повернулись в другую сторону. Перед глазами встал Олег — несчастный и влюбленный. А может быть, не такой уж несчастный? А может быть, и не влюбленный вовсе? Неужели из-за такой мелочи они с мамашей затеяли всю эту игру? Я не могла припомнить, рассказывала ли я ему о своей работе и что конкретно рассказывала. А если ему удалось меня разговорить настолько, что я наплела и про деньги продюсера, которые валялись у меня в письменном столе? Может быть, тогда он и решил придумать всю эту комбинацию, нашел человека, который выдавал себя за покупателя, сговорился с матерью, чтобы она поторопила меня. Ведь не зря она выдумала каких-то родственников — сейчас я точно была уверена, что она их выдумала.

Нет, мне не хотелось верить, что мои догадки верны. Олег не мог так, Олег так не мог.

— Эй, хватит с ума сходить, — окликнула меня сестренка, — давай я просто одолжу тебе денег, и все. У меня же есть на квартиру.

Я сделала нетерпеливый жест. Сейчас мне было безразлично, где найти деньги, важнее отыскать того человека, который подставил меня. А если его нет? Вдруг просто стечение обстоятельств? Я ошиблась, и это только моя вина, какой-то знак свыше предупреждал, что я заигралась. Пора кончать с этой работой, вот и все. Неважно, что мне доставляет удовольствие общение с разными людьми и нескончаемые прогулки по чужим квартирам.

— Марина, ты что, оглохла? — Лика дергала меня за рукав свитера. — В дверь звонят.

— Кто? — подскочила я.

— Откуда я знаю? — Она выразительно пожала плечами и уставилась на меня во все глаза, когда я на цыпочках прокралась в коридор. — Ты сбрендила?

— Тсс… Я никого не жду. Это от них!

— От кого? — Сестра возвела глаза к потолку, демонстрируя, что ей не нравится моя подозрительность.

Я неожиданно вспомнила Прохоренкова. Да, старик был прав — кругом враги! Ну кого может принести ко мне на ночь глядя? И зачем? Правильно, за деньгами. Наверное, Уклюйко, не дождавшись моего звонка, приехал сам и сейчас начнет требовать задаток. А не получив своего, просто порешит нас с сестрой одним ударом. Ну что за мысли лезут в голову?

Несмотря на очевидную нелепость своих предположений, я не спешила открывать дверь. Вскоре послышался торопливый топот, наверное, лифт отключили и моему незваному гостю пришлось спускаться пешком. Меня вдруг посетила неожиданная мысль.

— Лика, быстро выключай свет!

— Да зачем?

— Он побежал смотреть мои окна.

— Перестань дурить! Кто — он?

— Уклюйко! Или еще кто-нибудь. Ты права, меня подставили, значит, чего-то хотят получить.

— Что с тебя можно получить?

Я сосредоточенно грызла ноготь.

— Марин, что ты как маленькая!

Между тем мне в голову пришла следующая неожиданная мысль, и я бросилась к окну.

— Посмотрим, что это за птица, полюбопытствуем, — бормотала я, взбираясь на подоконник.

Через несколько мгновений глаза привыкли к темноте — во дворе не было ни единого фонаря. Я разглядела маленькую одинокую фигурку, но было совершенно непонятно, кто это. Даже пол определить казалось невозможным. От досады я чуть было не заревела.

Но тут фигурка нагнулась к машине.

— Машину открывает, — догадалась я, — нащупывает замок, наверное.

Лика нервно хихикнула, потешаясь, должно быть, над моими комментариями. Внизу зажглись фары автомобиля, и я едва не брякнулась с подоконника. Это была машина Олега.

— Все-таки Олег, — прошептала я.

— Да какая разница кто! — раздраженно брякнула моя сестрица. — Что ты все паникуешь? Ну Олег так Олег, что из этого? Мало, значит, ему мамашкиных денег!

— Ты опять ни фига не понимаешь! — набросилась я на сестру. — Ведь обидно! Мне четвертый десяток, а какой-то сопляк меня вокруг пальца обвел! Мало того что в постель залез…

— В постель? — У Лики вытянулось лицо, и я вспомнила, что об этой стороне дела я ей не рассказывала.

— Марина, ты успокойся и рассказывай все по порядку, ладно?

Такое же выражение лица было у моей сестрицы, когда она расспрашивала меня о работе. Мне вдруг вспомнилось это — искренний интерес, широко раскрытые глаза, так похожие на мои.

Я заговорила быстро, проглатывая окончания слов, то понижая голос до шепота, то срываясь на крик.

— Олег подвернулся случайно, я просто чувствовала себя одинокой и несчастной, а рядом с ним вспомнила, что я женщина. А он просто воспользовался мной… Хотя тогда мне так не казалось. Я думала… я думала, что нужна ему.

— Но он-то тебе все равно не нужен?

— Нет, — я покачала головой, не замечая, как Лика ловко переключила мое сознание, — мне нужен Егор, и никто другой, понимаешь? А Егор меня не любит.

— Он так сказал?

— Он изменяет мне.

— Ну и что? — удивилась Лика с милой непосредственностью.

— Как это — что? — опешила я. — Ты бы стала терпеть такое? Представь, что твой Леонид возвращается черт-те когда, а ему на сотовый приходят разные сладкие сообщения от дамочек.

— Ну и что? — повторила Лика. — Он ведь остается со мной, так? То есть Егор все еще с тобой, я хотела сказать?

— Пока.

— «Пока», «пока»… А ты бы хотела, чтобы он дал расписку, что это будет вечно? Так не бывает! К тому же, если ты ревнуешь, разберись, что тебя больше волнует — его мимолетное увлечение или если предположить, что он влюбился по-настоящему.

— То есть? — не поняла я.

— Чего бы ты ему не простила — измены по глупости или душевной измены?

Я задумалась, мне никогда не приходил в голову подобный расклад. Я не знала, как Егор мне изменял — постоянно, с одной и той же женщиной или время от времени с разными. К тому же мне было неизвестно, в чем причина этих измен, зачем они были ему нужны.

Я сказала об этом Лике. Она пожала плечами:

— Вот видишь, ты даже не знаешь. Ты вообще уверена, что он изменяет тебе? Мужчины так иногда ведут себя, что кажется, будто ты им не нужна вовсе, а на самом деле это просто их страх оказаться в зависимости.

— Ну ты даешь! — От восхищения я даже присвистнула. — Откуда тебе-то это известно? У тебя большой опыт?

— У меня глаза на нужном месте. И непредвзятость. Просто до встречи с Журавлевым я крутила множество романов, почти не участвуя в процессе душой, понимаешь, что я имею в виду? Я наблюдала, выжидала, экспериментировала.

Я взглянула на Лику по-новому. Моя сестренка, оказывается, не такая уж наивная.

— Ты та еще штучка! Значит, препарируешь мужиков для собственного удовольствия?

— Нет. Просто не хочу страдать.

— Но сейчас же ты страдаешь! Причем по собственной глупости.

— Это не глупость. Я плохо представляю себя в чужой стране, где буду не востребована ни как профессионал, ни как женщина. Журавлев полностью уйдет в работу, я уже поняла, что здесь его сдерживала только наша связь. Там так не принято, и он легко подчинится правилам. К тому же меня бесит сама мысль о том, что я буду выгуливать собачку и нести с собой пакетик и лопаточку, чтобы собирать ее дерьмо.

— У тебя нет собачки, — смеясь, напомнила я.

— Я к примеру говорю. Их менталитет сведет меня с ума, а уезжать туда, чтобы жить в какой-нибудь русской колонии, я вообще не вижу смысла.

Лика говорила серьезно и убедительно, и слез в ее глазах больше не было. Я видела, что она много думала об этом и перебороть себя действительно не может. Вернее, не хочет, потому что это означает лишь одно — стать другой. А нам так тяжело прощаться со своими привычками и комплексами, с удачами и неудачами прежнего «я». Лика — сильная личность, я это вполне сейчас осознавала.

— Но почему тогда тебе не уговорить его остаться? Это ты сумеешь.

— Я знаю, — грустно сказала она, — но он будет несчастен здесь, даже рядом со мной. Я люблю его.

— Так помоги ему, убеди, что и здесь можно остаться человеком.

— Ты не поняла. Я не хочу ломать себя, чтобы уехать с ним. Но его я тоже ломать не хочу!

Я действительно не понимала. Любовь для меня, должно быть, значила что-то другое — близость, откровение, уступки и компромиссы, постоянные компромиссы. А Лика отказывалась от всего этого, любимый был ей дороже самой любви. Я знала, что не смогу вот так отпустить Егора, даже если буду знать, что со мной ему плохо. Это сейчас мной владеет апатия, но я начну действовать, как только увижу его. Я понимала, что это глупо, но сидеть сложа руки и смотреть, как любовь рушится, словно карточный домик, я не могла. Подсознательно я уже готовила себя к бою.

— Давай ложиться? — предложила Лика усталым голосом, и я снова посмотрела на сестру будто на незнакомку.

— Слушай, а ты это ловко! — с восхищением произнесла я.

— Что? — принимая невинный вид, спросила она.

— Разговор перевела. Я и забыла, с чего все началось.

— Вот и хорошо, — вздохнула она.

— Кстати. У меня одна кровать, — вспомнила я, — как ты относишься к однополой любви?

— Я давно ждала этого момента, — томно потянулась она, — к тому же это будет еще и инцест, так забавно и так возбуждающе звучит!

Мы расхохотались, довольные друг другом.

Мы с Ликой лежали в постели, курили и болтали. Наш разговор утратил привкус горечи, отчаянности, теперь мы просто общались, узнавая друг друга. В детстве я была лишена этого — вот так поваляться рядом с сестрой, шутить, вспоминать проказы и придумывать новые. Наверное, с подругами такое тоже случается, но у меня не было ничего похожего. Я чувствовала сейчас себя маленькой девочкой, доверяющей страшные секреты своей однокласснице.

— А как твоя мама относится к Егору? — вдруг спросила Лика.

Мне вспомнился наш последний разговор, слезы на щеках матери и мое желание ударить ее побольнее. Стало нестерпимо стыдно, но теперь я не боялась этого стыда, не глушила его самоуверенностью и цинизмом.

— Она хочет, чтобы я была счастлива, — сказала я.

— Моя тоже. Но у них ведь свое представление о счастье, я поэтому и не рассказывала маме о Журавлеве.

— А папе ты бы рассказала?

— Наверное, — ответила задумчиво Лика.

— Подаришь мне его фотографию? У меня ни одной нет.

— Обязательно.

Утро было заполнено суетой. Лике нужно было в институт, сдавать экзамен, а я торопилась на встречу с клиенткой, хозяйкой двушки в Отрадном. Было непривычно сталкиваться в ванной, видеть в зеркале свою юную, будто пропечатанную на глянцевой бумаге копию. Мы улыбались друг другу глазами.

— Марин, у тебя черный карандаш есть? Ну или коричневый?

— Не-а.

— А светло-коричневый?

— Да нет.

— Ты что, косметикой совсем не пользуешься?

— Редко. Вон тени валяются, помада есть. И пудру мне мама подарила недавно. Бери, если хочешь.

Лика посмотрела на меня внимательно.

— А я даже не представляю, как без краски на свет выходить. Как будто голая.

— По-твоему, я голая? — хихикнула я.

— Нет, но какая-то бледненькая. Тебя ведь если накрасить, королева получится.

Я всплеснула руками:

— Да брось, это ты загнула!

— Вот эти морщинки можно пудрой замазать, глаза поярче выделить. А брови ты не выщипываешь?

— Иногда, — нахмурилась я.

— Оно и заметно. Отрастила бог знает что! Смотреть страшно.

— Не смотри, — огрызнулась я, чувствуя нарастающее раздражение. Мама тоже пыталась раньше привести меня в порядок, да и Лелька любила поэкспериментировать с моим лицом, но потом обе привыкли к тому, что есть. После моей встречи с «колдуньей» я напугала всех: свое прежде девственно чистое лицо стала покрывать слоем косметики, да такой яркой, что издали была похожа на попугая. Но сейчас мои бледные щечки вдохновляли ее на подвиг.

— Нет, правда, давай из тебя красотку сделаем.

— А так я, по-твоему, совсем чудовище?

Сестренка настороженно, исподлобья смотрела на меня, решая, обиделась я или разыгрываю ее. Я прыснула, и она вслед за мной. Но минуты веселого смеха не поубавили желания Лики сделать из меня человека. Она усадила меня перед зеркалом и, пока в духовке разогревались бутерброды к завтраку, самозабвенно покрывала мое лицо пудрой, щекотала кисточками, что-то там колдовала, одним словом. Я боялась раскрыть глаза и увидеть примерно то же, чего добивалась сама с помощью косметики, — симбиоз дешевой шлюхи и пятиклассницы, укравшей у матери тюбик помады.

— Ну любуйся.

Судя по голосу, Лика была вполне довольна результатом.

Я приоткрыла глаза, потом распахнула шире и смелее. Из зеркала на меня смотрела очень знакомая, но в то же время отстраненная, какая-то чужая физиономия. Было совсем не заметно, что я подкрашена, просто поблескивали глаза и ресницы стали погуще, а еще — тоньше нос, выше и отчетливей скулы, тверже подбородок, соблазнительнее линия губ. И бархатная кожа. Сама я так не умела справляться с пудрой. Да что там, ни с чем из косметики я не умела обращаться.

— Ну, сестренка, ты прирожденный стилист! Я даже вообразить не могла, что несколькими взмахами кисточки можно добиться такого! Не скажу, конечно, что я стала красавицей, но, черт возьми, хороша!

Я вскочила и закружила Лику по коридору. Наш заливистый смех разносился по квартире.

— Да уж, стилист, — вдруг погрустнев, сказала сестра, — быть мне экономистом, хоть и созвучно, а совсем не то.

— Зачем? — удивилась я, исподтишка бросая на себя взгляды в зеркало.

— Мамочка, — лаконично объяснила Лика.

— Отбивайся! — посоветовала я, раскладывая горячие бутерброды на тарелки.

Лика налила себе чаю, мне кофе и стояла теперь, меланхолично размешивая сахар в чашках.

— Все-таки мать. Я ей многим обязана, — задумчиво произнесла она. Но в ее голосе не было откровенности.

— Ты сама знаешь, что говоришь ерунду. Твоя мать тебя достала! Все, кончено, перевози ко мне свои вещи, и привет! И хватит уже мешать этот сахар, у меня от тебя в ушах звенит!

— Вот, вот, — усмехнулась Лика, — а через неделю ты меня вообще возненавидишь.

— Брось, притремся.

— Квартиру надо покупать.

— Ну ладно, квартиру так квартиру, а пока-то можешь пожить? И бросай ты этот институт к чертям собачьим, с твоими руками ты нигде не пропадешь!

— А как же вышка?

— Чего? — не поняла я.

— Надо же получить вышку!

— А… Получишь, получишь, — я рассмеялась, — вот уж действительно, сократили-то как в тему! Высшее образование и правда похоже на вышку: прыг, прыг, допрыгались! На фига оно тебе, а? Лика, ты ведь умная девочка, ты вот на меня погляди, где у меня диплом о том, что я учитель? Правильно, в сортире висит.

— Что-то не видела там ничего похожего, — пошутила сестра.

— Смыло. — Я снова расхохоталась. Определенно, день начинался удачно. Мы обе не делали вид, что ничего особенного не произошло, а на самом деле радовались жизни. Подумаешь, несчастная любовь, подумаешь, ненужная вышка, подумаешь, лживый мальчик по имени Олег, организовавший подставу на пару тысяч «зеленых». Плевать на все это молодым и красивым леди.

Я направлялась к Уклюйко, прокручивая в голове предстоящую беседу. Мне оставалось только надеяться, что он согласится дать мне отсрочку, пока я не найду нужную сумму. Брать взаймы у сестры мне было неловко, все-таки она и так достаточно со мной возилась, и потом, ей на самом деле нужно было покупать квартиру.

Дверь мне открыла Аллочка, и у меня из головы моментально выветрились все вежливые фразы, которые я придумала по пути. В прошлые наши встречи с продюсером я успела привыкнуть к тишине в его квартире и решила было, что он уже развелся с женой. И даже разъехался. Словом, явление госпожи Уклюйко было для меня полной неожиданностью. Да и для нее, судя по выражению ее лица, тоже.

— Что ж, проходите, — с язвительной ухмылочкой разрешила она.

— Эдуард дома? — спросила я скорбно, проклиная себя за то, что не позвонила предварительно. Но я боялась, что продюсер начнет разговор про деньги прямо по телефону и мне ничего не удастся ему объяснить.

— Проходите, проходите, — неожиданно ласково настаивала Алла, — вон там тапочки…

— Спасибо. Я к вашему мужу.

Она молча подтолкнула меня на кухню.

— Присаживайтесь. — В голосе этой мегеры слышались медовые нотки. Я запаниковала окончательно. Эта ласковость не предвещала ничего хорошего.

— Мой муж доверил мне все переговоры по поводу квартиры.

Вот уж никогда не поверю! Я решительно встала со стула, намереваясь уйти.

— Сядьте! — рявкнула Алла, мгновенно превращаясь в прежнюю стерву. — Эдик вам звонил вчера, не так ли?

Ага, значит, это она стояла рядом и подсказывала супругу, что говорить. Выходит, госпожа Уклюйко еще имеет какое-то влияние на муженька. От этой мысли мне стало совсем нехорошо.

— Ну звонил, — неохотно ответила я, — меня не было дома, я не могла с ним поговорить.

— А может быть, вы и задаток отдать не можете? — ехидно спросила Алла.

— Могу! Почему это не могу? Завтра же встречусь с покупателем и отдам.

— Эдик передумал разменивать квартиру. Будьте любезны вернуть деньги, я готова проехать с вами, — поднялась она со стула и смотрела на меня выжидательно.

— Я вам не верю, — отчаянно произнесла я, — ваш супруг так хотел разменять жилплощадь, он не мог передумать.

— Мог! И передумал! Так что отдайте наши деньги.

— Я имела дело с Эдуардом, и расписку подписывал он. Там нет вашей подписи, только его и моя, так что вы тут ни при чем!

Лучший способ борьбы — это нападение, поэтому мне ничего не оставалось, как нападать. Алла откуда-то прознала, что денег у меня нет, и именно сейчас возжелала получить их обратно. Если учесть, что она не хотела размена квартиры, то можно предположить…

— Так это вы меня подставили?!

— О чем это вы? — недоуменно вскинула брови Уклюйко.

Я лихорадочно соображала. Нет, что-то не сходится. При чем здесь Алла? Задаток же я отдала Эльмире. И этот мужик, который собирался купить у нее квартиру… откуда бы взяла его жена продюсера. Нет-нет, слишком запутанно. Моя бедная голова готова была треснуть от напряжения.

— Не заговаривайте мне зубы, — тем временем взяла быка за рога Аллочка, — вы могли обманывать Эдика, но со мной это не пройдет. Поехали!

— Куда? — беспомощно спросила я.

— За деньгами.

— Но у меня их нет…

— Я так и знала! — Она торжествующе улыбнулась. — Я говорила мужу, что ты просто водишь его за нос. Не напрасно же так долго ты не отдавала задаток покупателю.

— Откуда вы знаете? Просто я не могла его поймать, он занятой человек, как и ваш супруг, кстати. И потом, вы зря переживаете, ведь есть расписка, я же просто обязана вернуть вам деньги! Так что нечего волноваться, завтра я все привезу.

— Сегодня!

— Послушайте, я вам сейчас все объясню, — пролепетала я, пасуя перед ее напором, — дело в том, что я думала… Тот мужчина собирался купить квартиру, но пропал, и я была вынуждена отдать ваши деньги. В качестве задатка.

— Не лгите! Я разговаривала с покупателем, вы ничего ему не отдавали.

— Да не вашему покупателю, а другому!

Алла снова села и посмотрела на меня в упор, угрожающе сузив зрачки:

— Я сразу поняла, что вы та еще штучка! Мой муж сегодня же пойдет в милицию!

— Ради бога, — устало вздохнула я.

— Хотя нет, такую, как вы, милицией не напугаешь, — она задумчиво потерла переносицу, — мы вас на счетчик поставим, вам ведь известно, что это такое? Вы должны понимать, что в ваших же интересах вернуть долг.

— Какой долг?! Я завтра же принесу вам эту пару тысяч.

— Не пару, милочка, не пару! — Аллочка злорадно расхохоталась. — Вы нам должны за моральный ущерб! По-вашему, мой муж обязан был сидеть и ждать, пока вы его облапошите? Он ведь давно мог разменять квартиру, если бы не вы! Знаете, сколько стоит его время?

— Сколько? — пискнула я сдавленным голосом.

— Десять тысяч долларов, и это еще по-божески. Другие бы на нашем месте оставили вас без штанов.

— Собственно, почему я вам должна платить? — спохватилась я, стараясь сохранить достойный вид.

Уклюйко, что-то прикидывая в уме, взглянула на меня с сожалением:

— Имейте в виду, у меня большие связи. В том числе и среди криминальных структур.

От ее казенных выражений у меня голова пошла кругом.

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что вы зря тогда не согласились на мое предложение. Все было бы иначе, а теперь… Теперь я вас просто в порошок сотру, не верите? Зря! И не пытайтесь спрятаться, с этой минуты с вас глаз не спустят, ясно?

Она помахала перед моим лицом наманикюренным пальчиком. Ее угрозы, конечно, были смешны, но мне отчего-то сделалось страшно. Алла производила впечатление упертой женщины, и если уж она втемяшила себе в голову получить с меня десять штук, то обязательно пойдет до конца. Или хотя бы помучает меня, я знала, что это доставит ей удовольствие.

Я вышла из квартиры Уклюйко пошатываясь и увидела Эдуарда.

— Здравствуйте, Марина, — строго сказал он, разглядывая меня.

— Здравствуйте, — ответила я и… побежала.

Мне совершенно не хотелось выслушивать еще и его угрозы. И я плевала на то, что выгляжу со стороны просто нелепо.

Я шла по городу — раскаленному, душному, запыленному городу — и ничего вокруг не видела, кроме яркого пятна солнца. В горле у меня пересохло, и я автоматически свернула к ларьку. Краем глаза я уловила какое-то движение рядом — мужчина, смутно знакомый, сделал шаг по направлению к следующей палатке. И сделал вид, что очень заинтересован ассортиментом. Именно сделал вид! У меня не мания преследования, я видела своими глазами, что этот тип просто топчется у ларька, дожидаясь, пока я продолжу свой путь. Внезапно я вспомнила, где его видела — он только что ехал со мной в троллейбусе. Ох, если бы не угрозы Аллочки, я бы даже внимания не обратила на этого мужика. Подумаешь, стриженый затылок, набыченный взгляд — такие сейчас толпами ходят по Москве. Но сейчас я испугалась и, быстренько сопоставив все, почла за лучшее скрыться от преследователя как можно быстрее. Стараясь соображать спокойно и унять предательскую дрожь в коленях, я прошла к метро. Но, выстояв очередь к турникету, я резко развернулась и, не обращая внимания на тычки пассажиров, понеслась назад, на улицу. Не оборачиваясь, я бежала к остановке и заскочила в первый подъехавший трамвай, который привез меня к Белорусскому вокзалу. «Конечная», — безучастно сообщил динамик, и мне пришлось выйти. Никого подозрительного поблизости я не заметила и, довольная собой, пошла к метро. Войдя во двор своего дома, где благодатная листва деревьев скрыла меня от палящего солнца, я чуть было не упала на ровном месте. Сердце заколотилось бешено, и в горле тотчас пересохло. Я увидела их — коротко стриженного мужчину и его «близнеца» с такой же прической, бычьей шеей и в таком же спортивном костюме. Теперь пришла уверенность, что это по мою душу. Ну и что? Они ничего не сделают мне, инструкции Аллы вряд ли предусматривают физическое воздействие. Я хотела смело пройти мимо, открыть дверь в подъезд и очутиться дома. Но ноги отказались повиноваться.

Я очнулась в каком-то чужом переулке. Страх был быстрее меня, действовал первым. Я огляделась, судорожно перевела дух. Может быть, я ошиблась? Ну не могла же Аллочка так быстро это организовать! Бред! И что дальше? Всю жизнь от них бегать? Может быть, это и не они вовсе были, сидели мужики на скамейке, ждали собутыльника или просто покурить решили. А я всполошилась, как будто виноватая.

Но сколько я себя ни убеждала, как ни уговаривала мысленно, тело отказывалось повиноваться разумным доводам. Сдвинуться с места в направлении дома я была не в состоянии. А Лика, как же Лика? Я оставила ей запасной ключ, так что эти отморозки вполне могут принять ее за полноценную хозяйку. Увидят бабу у нужной двери, и привет! А что — привет? Ведь Аллочке нужны деньги, а не трупы, так? Я могу спокойно вернуться домой и заняться своими делами. Ага, под конвоем этих мерзких рож! Меня передергивало от этой мысли. Что же делать? И главное — надо Лику предупредить, вдруг Уклюйко приказала своим «друзьям» припугнуть должницу? Я снова вздрогнула, чувствуя, что недалека от истерики. Телефон, какая же я дура, конечно, телефон!

Набрав номер, я вспомнила, что Лика сейчас сдает экзамен, но упорно дожидалась ответа. Странно, но телефон она не отключила.

— Извини, — быстро сказала я, когда она наконец откликнулась, — ты как? Экзамен сдала?

— Я не ходила, — огорошила меня Лика.

— Э…

— И это все, что ты можешь сказать? — хихикнула сестра. — Я сейчас дома, собираю вещи. Поживу пока в гостинице. Не спорь, у тебя здорово, но я думаю, твой Егор не обрадуется, увидев меня. Я сказала, не спорь. Кстати, я дала объявление в газету. Если что, поедешь со мной квартиру смотреть? Заодно я тебе денег дам.

— Поеду, — согласилась я быстро и, игнорируя ее предложение насчет денег, сказала: — Вообще-то я сама хотела тебя попросить, чтобы ты сегодня не приходила.

— Что, Егор уже приехал? — обрадовалась за меня Лика.

— Ничего подобного. Просто меня караулят у подъезда.

— Кто?! У тебя все нормально?

— Нет, все отвратительно! — Я вдруг ощутила, что от злости и бессилия у меня ком стал в горле.

— Лика, меня поставили на счетчик, так что твои деньги мне не помогут. Я должна вернуть десять штук.

— Кому?!

— Неважно. Меня уже пасут, так что рядом со мной сейчас опасно…

— Иди в милицию. Это же просто бред какой-то.

— Бред, — согласилась я, — но я боюсь.

— Ты где сейчас? Поехали со мной в гостиницу. Поехали, правда!

— Не-а, — мне в голову неожиданно пришла идея, — я уезжаю из города.

— Куда?! — опешила Лика.

— На юг. Ну пока.

Лика мне что-то кричала в трубку, но я отключилась. Великолепно, как мне раньше в голову не пришло? Смена обстановки — вот что мне сейчас необходимо, я бы даже сказала, крайне необходимо.

Билетов, конечно, не было. Отстояв огромную очередь, я отошла с пустыми руками к расписанию.

Да, вот он, вечерний поезд до Туапсе, оттуда рукой подать до деревушки, где мы с Горькой в прошлом году провели десять замечательных дней и ночей. Матвей Степанович — старинный друг отца Егора — с радостью принял нас в своем доме. Думаю, я ему понравилась, несмотря на то что была, по выражению старика, «настоящая москалька». Матвей Степанович проводил дома мало времени, но, когда мы собирались за одним столом, беседовать с ним было интересно. Особенно мне нравились его рассказы о детстве Егора — отец Горьки умер рано, и Матвей Степанович заменил мальчику родителя. Одно время они с матерью Егора даже хотели пожениться, но что-то там не заладилось. Вообще-то получилась довольно странная история с тем отпуском. Знакомить меня с матерью Егор не спешил, повез мимо своего родного Краснодара прямиком к Степанычу, и тот даже ничуть не удивился нашему визиту, хотя предупрежден не был.

— У этого пацана всегда так, — приговаривал старик, — все бегом, бегом, как снег на голову. Я привык.

Я тогда подумала, часто ли приезжал сюда Егор «как снег на голову» с другими женщинами, но у Степаныча, конечно, этого не выпытаешь.

Сейчас мне оставалось надеяться, что старик помнит меня и пустит перекантоваться хоть на несколько дней. В душе я твердо знала, что не только страх гонит меня туда, где солнце ярче и крепче ночь. Что-то еще, какое-то смутное предчувствие или, быть может, наоборот — воспоминание — толкало меня на это безумие. Взять и уехать, вернее, даже не брать ничего, в кармане брюк проездной, в сумочке кошелек и ключи от квартиры. Даже расчески нет. «Как снег на голову…»

Билет я все-таки купила, не в кассе, а с рук. Легкость, с которой я выложила за него двойную цену, поразила даже продавца. Деньги были, как-никак я получила аванс от матери Олега и в связи с событиями последних дней еще не успела его потратить. В другое время я бы порадовалась этому, но сейчас все было безразлично.

До отхода поезда я шлялась по вокзалу. Здесь царила привычная сутолока: пакеты, рюкзаки, чемоданы, полосатые «челночные» сумки толкали друг друга, давили своих же владельцев и тех, кому посчастливилось оказаться рядом. Мало кто разговаривал, люди уже спали на ходу, но почему-то было шумно, словно на рынке в особо удачные дни, когда выкрики торговцев заглушают тоскливые вздохи и сетования покупателей. Толпился у входа на перрон встречающий народ, ловя губами спертый воздух душного августовского вечера. И вот — зашумела, забулькала, засуетилась пуще прежнего толпа и поплыла нестройными рядами к прибывающему поезду. Минут десять столпотворения… Как доехали? Бедняжка, на верхней полке… Нет-нет, не надо носильщика, там мало вещей… Андрейка, как подрос!.. Возьми сумку, а потом целоваться лезь… Ой, розы… И я соскучился… Идем, идем же!

Идут, а потом и вовсе уходят.