За те полчаса, пока очередная пара вертушек с Фазылом прибывала в роту, Миша Азизбаев дал мне грамм двести мумия:
      - Санек, разбавляй грамм на литр кипятка и побольше сладкого.
 
      Пашка Пятлин:
      - На гранаты, ты же без оружия, когда надо выбросишь…
 
      Дима Ветошкин:
      - Выздоравливай, мы тебя ждем!
 
      Саша Портнов дал удостоверение личности, бумаги и документы в бригаду, обнялись на прощание, с Мишкой уже судьба нас больше не сводила. Солдатский бушлат, полевая сумка с тремя "феньками" и
      РГДшкой, шапка и панама - весь мой нехитрый скарб для поездки в
      Союз. Вертушки были уже на подходе…
      Так получилось, что ждать в Кундузе пришлось не более часа,
      "борт" уходил на Кабул, на Военный Совет Армии командование дивизии улетало, полковники в гермокабину, а мы, "челядь", и так сойдет…
      К вечеру на вертушках добрался до Гардеза, вместе с новым начальником разведки летели. Всю дорогу он мне жаловался, как он, начальник штаба батальона будет рулить разведкой бригады:
      - Ну, как - же я? Я ж ничего в разведке не смыслю, да и НШ батальона я всего три месяца в Союзе пробыл, и ротным не был.
      Взводным был, потом в операторы перешел. Графика у меня хорошая… карты я хорошо рисую.
      - Но Вы же сами согласились на эту должность.
      - Да, дурак был, романтики захотелось…
 
      Потом, в 83-м, при редких встречах уже "пообтерся" с разведротой
      - авторитет как разведчик приобрел и "не только кровью…"
      Я по знакомой мне тропе от вертолетной площадки в штаб бригады.
      Сдал документы, оформил свои и на доклад к НШ. Смотрю, а должность у меня в удостоверении - "Командир комендантского взвода 56 ОДШБр".
      - Товарищ майор, тут ошибочка, наверное, я в бригаде-то в общей сложности за полгода с недельку-то всего и был, а остальное время в семерке.
      - Веревкина ко МНЕ, живо!
      - Ты че это, капитан, опять за старое взялся, баловаться под замену начал, я тебе старенькое напомню, сучий потрох…
 
      Я стою, только глазами луп-луп. Какие-то "тайны мадридского двора". Что-то со штатной дисциплиной связано… Мне:
      - Когда уезжаешь?
      - Завтра, первой парой.
      - Где остановился?
      - Еще нигде. У лейтенанта Юрченко переночую.
      - Хорошо, документы тебе СПНШ принесет в палатку. ПОНЯЛ… капитан?
      - Так точно.
 
      Масливец в напутствие дал банки три сгущенки, да еще по мелочевке
      - колбасы, сыра, "Си-Си", парочку апельсинов - как никак Новый Год на носу.
      Иду к Глебушке Юрченко в палатку, дежурный по роте проводил. В палатке, кроме офицеров, курсант на койке отдыхает.
      - Глеба, ху из ит?
      - Да курсант из ВИЯ - стажеровщик, с нами ходит.
 
      Подвалили Толик Виноградов, Боря Жарких - однокашники. Я первый в
      Союз еду. Потолмачили, новостями поделились.
      Толик:
      - Санек, ты помнишь, препод по тактике у тебя с Глебом был - полковник Блохин? Сейчас в Кабуле в Академии советником, тактику читает, живет в "Советском районе" - всех нас в гости приглашает…
      Им же водку без ограничений. Посидели у него, Киев повспоминали…
      - Да, Толян, счас все бросим и помчимся…
 
      Борька:
      - Ребята, третью роту в училище помните, старше нас на год, ротный - Востряков, два брата Шакаловы. С Генкой в Баграмском разведбате встретились, оба здесь… несладко им там. Да и нам тут невесело. 2400 над уровнем, ни зелени, ни деревца - одни камни кругом, холод собачий…
 
      Ладно, ППР (посидели - попиз…ли - разошлись) провели, пора "у люлю", поздно уже.
      Было у нас с Глебушкой увлечение еще с училища, сейчас - хобби называется, ножички метать. Сколько от ротного огребали, только мы знаем. А у меня, к тому же, они имели такое свойство ломаться…Глеб филигранно к тому же "с двух рук работал". "Размялись", отведя душу полчасика… Дверь кладовки для этой цели была как раз кстати.
      Глеб вместо бушлата отдал мне свою шинель, чтобы я ему в Союзе к родителям домой в Бельцы завез.
 
      Где-то часов в десять следующего дня встречал уже меня "стольный град Кабул". И здесь я имел несчастье, прыгая с вертушки, подвернуть ногу и порвать связку голеностопа. Ступать кое-как можно еще было, а вот снять сапог… только вместе с ногой. Вдалеке стояли госпитальные "таблетки".
      - Ребята в госпиталь подбросите?
      - Валяй.
 
      КПП госпиталя:
      - Ваши документы.
      - …
      - У Вас желтуха, мы Вас не пропустим. Вам в инфекцию.
      - А где это?
      - В "Теплом Стане", около мотострелков.
      - Хоть направление покажите.
      - Вы что? Пешком??!
      - Ребята, мне совсем хреново, хоть ползком.
 
      Ворота распахнулись, выскакивает ГАЗ 66:
      - Куда?
      - В "Теплый Стан".
      - Мне в инфекцию…
 
      Что такое кабульская инфекция восемьдесят первого года:
      Две УСБшки и лагерная палатка для обслуживающего персонала.
      Тридцать на двадцать метров, обнесено колючкой. Справа от…, язык не поворачивается, как ЭТО назвать, начинается территория мотострелкового полчка. Слева - расположение роты ОСНАЗ.
      Одна палатка для солдат, вторая для офицеров. Но все расположились в одной. Так теплее. На две палатки две "буржуйки" без дров. В углу, в грязи, на земле, что-то наподобие матрацев. Подойти страшно - вши с разбегу запрыгивают. Одеяла соответствующие. За белье - глупый вопрос… Люди, в этом случае, я не знаю, как нас тогда можно было назвать, спят на голых досках, положенных на сетки. Доски - это полы сколоченные, да они еще и за дрова сходили.
      И это все - "зал ожидания" афганских желтушников для отправки в
      Союз. На "боевых" и то комфортнее было.
 
      Вся палатка наполняется "радостным известием": сегодня, 28 декабря 1981 года, закрыта граница на новогодние праздники, поэтому следующий рейс в Союз ожидается 3 января. До этого ежедневные отправки были.
      Рядом на койке в шинели старлей лежит, десантный:
      - Ты знаешь, кто я?
      - ????
      - Я командир роты у Мироненко и Чепика… Которые Герои, на противотанковой мине подорвали себя.
 
      Сводила меня судьба со многими людьми, слухов и легенд - тоже хватало, и "правды-матки" достаточно наслушался. Время заставило быстро разбираться в людях - " ху из ху"…
      - Слушай, а зачем ты мины тащил, да еще и противотанковые? У Вас же "проческа" тогда была.
      - Много ты знаешь…
 
      И отвернулся. Я тоже…
      Всяких людей встречал, до и после, и в самом Афгане. Есть у человека такой грешок, примазаться к чужому подвигу. Бревно злополучное на субботнике с Лениным, тоже тысяч пятнадцать несло…
 
      Больные со всех "щелей" Афгана прибывают. К обеду уже и солнышко пригревает, снег вперемешку с грязью. Непролазное болото, и постоянное чувство голода витает над каждым.
      Крик в пустоту: где же ваше "командирское око", ответственного за это блядтво, кто-то же за "это" отвечает???
      Про "кормежку" я "ну вааще молчу"… Варочный бак с коркой льда, ни ложек, ни тарелок, ни черпака… заносят два "тела", тени в раю - не иначе, и сразу исчезают. Из банки из-под тушенки сделали подобие черпака. Я пару кусочков хлеба съел, но голод не тетка… Выменял свою шапку у бачат, которые у колючки шастали, на пару пакетов апельсин, лепешки. Спасибо родной бригаде, сумку полевую набили харчами. Есть даже с чем Новый Год справить. Банка сгущенки, пару апельсинов, пачка печенья и сыр… На всех не хватает, по половинке печенья на "брата"…
      Третьи сутки пошли.
      Новогодняя ночь. Мы, "изгои". Справа, слева - шум, крики, стрельба, ракеты. Небо все в огнях, опять стрельба, счастливые лица в отблесках пламени… не настрелялись. Бой курантов… по Кабулу, по Ташкенту, по Москве… Все надеемся на лучшее, но живем настоящим.
      Кому мы на хрен здесь, в этой грязи, нужны?
      Кому я нужен? - только родителям.
      Вши табунами, воды нет, туалет "обозначен флажками"… В углу боец стонет. Кто-то у колючки выпрашивает лепешки у бачат.
      Где же "НАШИ" командирские правила? - три "П" для подчиненных:
      - пожрать,
      - поспать,
      - посрать…
      За "бортом", днем "+", ночью "-".
      Спим, не раздеваясь, в шинелях, с шапками на головах, в сапогах.
      Глаза только закроешь - холод пробирает до косточек. К "буржуйке".
      Ладони согреешь и назад на койку, освобождая место очередному кандидату на обогрев…
      Пятый день пошел.
      В скотов превращаемся на шестьдесят четвертом году Советской власти.
      Кому-то совсем плохо, на соседней койке…
      - Дежурный! Носилки!!!
 
      Загрузили солдатика, унесли. Куда - неизвестно.
      Эх, была - не была…
      Достаю гранату, "шкандыбаю", если так можно назвать мою походку, в палатку дежурного.
 
      Стол. Керосинка. "ТАшка" на столе, топчаны, тепло, жар из печки.
      Два "тела" рядом, слюни по бушлатам, рожи сытые и наглые… Сидит прапор, "сучара", из котелка тушенку "хомячит".
      - Слышь, урод, если через полчаса я не переговорю с начальником этого блядства… Звони. Я подожду. Все звонки оплачиваю. На тебе плату - кольцо от гранаты.
 
      И бросаю на столик колечко с усиками. Через минут двадцать, с перегаром за полкилометра, заползает капитан. Разговор у нас нервный такой получился, в основном на "ВЫ": Я тебя ВЫе…, ВЫброшу, ВЫ… и так далее. Но результат уже к утру почувствовали. Посуда появилась, дрова поднесли, "тело" из наряда истопником у нас заработало… Пока я его не раздел до голого торса, в палатке ночью холодно было.
      А вот уже и третье января. Вечер. ГАЗ-66 возле шлагбаума, поддерживая друг друга под руки, кого на носилках… Я на одной ноге допрыгал.
      Человек двадцать пять. Загружаемся. Я старшему машины, тот же прапор был, гранаты всучил, на память.
      - Не держи зла, браток.
 
      Кто помнит эту рокадную дорогу вдоль наших частей, пусть вздрогнет. Все ухабы и тряски были "наши".
      Конец взлетки… Сначала загружают "цинки", потом борта эти
      "Тюльпанами" звать стали. Мы - на лавках, справа-слева.
      Пошли по "кольцу": все наши морги и госпиталя - Баграм, Кандагар,
      Герат, Кундуз… везде раненные, больные, "двухсотые"…
      Опять взлет, но уже в Союз, два часа лету, ко мне обращается капитан - начальник службы РАВ 66 бригады (джелалабадской, помню - комбриг Оздоев):
      - У тебя что-нибудь запрещенное есть?
      - Нет, только кассета с песнями нашими и фотки. Да еще апельсин афганский, контрабандный.
      - На, иконки и крестики. Под погоны спрячь.
 
      Посадка. Ташкент. Дождь льет. Госпиталь не принимает, забит до отказа.
      Дальше куда?
      В Самарканд.
      Таможня вдоль рядов прошла. Посадочные листы собрала. Опять взлет. Час в воздухе. Посадка: Самарканд. "Таблетки" одна за другой.
      Всех забрали. "Двухсотые" - в последний рейс по Союзу…
      Приемное отделение. Сортировка. Вот и до меня очередь дошла:
      - Куда его?
      - В хирургию…
      - Я не возьму - он желтушник.
      - В инфекцию…
      - Не возьму - у него, глядите, нога какая…
 
      А теперь, кто стоит, сядьте:
      - В кожно-венерологическое… Возьмите костыль и в восьмое отделение. Санитар - проведите.
 
      На газонах палатки. Госпиталь на двести коек рассчитан, а наших ребят уже за тысячу перевалило. Четыре часа утра, в отделение не пускают. Мы же "бомжи". От нас псиной за полкилометра несет: небритые, немытые. Сразу к ДДАшкам шквариться и париться со всеми шмотками. Вода - минуту холодная, минуту - кипяток. Помылись.
      Переоделись. К завтраку поспели. Питание ничего. Доппитание афганское по полной, аж непривычно…
      Начальник госпиталя и начальник одного из отделений за неделю до нашего приезда под следствие "попали", потом срок получили - 8 и 7 лет, за подделку продовольственных документов на "афганцев", да еще за оплату любой медицинской услуги: капельница - 3 рубля, укол - 5 рублей, и т.д. Вот они, зачатки "узбекского дела"!
      Отделение на восемь коек. В проходах бойцы, справа-слева, капельницы. В палате два яруса для офицеров. Я, естественно, на втором, хоть нога как бревно. Рядом капитан из Джелалабада. Внизу - майор из Кандагара. Каждое утро его через окно затаскивали - "в стельку"… В один из дней уже и не проснулся, цироз… допился…
      Чеки у всех были.
      В кладовой тоже два больных:
      - Откуда, ребята???
      - Из училища…, из учебки.
      - А что болит?
      - Да так, насморк "гусарский".
 
      Ба. Вспомнил. Тут же училище автомобильное, с учебкой прапорщиков. Совсем с этим Афганом забыл, что и "обычные" люди болеть "умеют".
      Через девятнадцать дней мумие мне помогло, и печенке и ноге - я уже на выписке. Медкомиссия:
      - Куда на реабилитацию, домой или в "Ферюзу", под Ашхабад?
      - Конечно, домой!
 
      - Ну, нихрена себе!!! - Первые слова отца при встрече в аэропорту.
 
      Я его понимаю. Вся жизнь военная в штабах, сына отправлял, как порядочного: "с иголочки". А тут перед ним "чудо в перьях" - солдатские ботинки, в шинели лейтенантской до пят, подпоясанной портупеей, да в панаме, с полевой сумкой через плечо… Патруль из трехсотого "ВДВшного" полчка все не решался ко мне подойти. Такие
      "экспонаты", наверное, не впервой в городе объявлялись. Ну да все это мелочи - самое главное живой.
      Пока.
 
      Дмитрий:
      _ТРЕТИЙ ДШБ С ППД В КАЛАСАБИРЕ (БАРАКИБАРАК)._
 
      Сороковая армия, за редким исключением, жила в палаточных городках. Одним из таких исключений был третий батальон 56
      Десантно-Штурмовой Бригады. Он действовал отдельно и отдельно располагался на полпути из Кабула в Гардез, в бывшей миссии англиканской церкви, по соседству с кишлаком Суфла.
      Вся территория была обнесена забором из того же материала, что и построенные внутри с полдюжины зданий (видимо из глинобитного кирпича с добавлением цемента). Дома в один этаж, два больших отданы под казармы личного состава. В тылу казармы седьмой роты и взвода
      АГС находились столовая, продовольственный склад и пекарня. Отдельно располагались артиллеристы, санвзвод и хозвзвод - все в одном здании напротив входа в столовую. Штаб с жильем для комсостава батальона также находился в отдельном доме у западной стены. Напротив него - караулка с гауптвахтой. Далее: строение, используемое в различных целях, но официально числившееся как баня; большой туалет рядом со складом ГСМ; ворота; вдоль дороги, за которой текла река Логар, техпарк с техникой батальона, с многочисленными каптерками подразделений; в середине ограждающего его забора - КПП. Если смотреть от него влево, то взгляд упирался в задник обязательной трибуны с флагштоком, перед которой лежал щебенчатый плац. Примерно в полукилометре на юг, в сторону Гардеза, на сопке, господствовавшей над обширной долиной, был установлен пост, прозванный "Ласточкиным
      Гнездом", главным вооружением которого служил стационарный крупнокалиберный ДШК (кажется трофейный, так как таких пулеметов на вооружении больше не было). Сопка была окружена минными полями.
      Вела на пост единственная тропа. Примечательна сопка была еще огромной надписью на пушту. Якобы она переводилась так: "Мы еще вернемся!". Кто вернется, и зачем, было неизвестно. Хотя, если это была правда, то угроза обращена в нашу сторону.
      Минные поля тянулись по внешнему периметру с севера и юга, на западе отступали к предгорьям, за речушку без названия, перед которой было организовано стрельбище, позиции артбатареи и ГРАДов.
      Оборудованы эти поля были мотострелковой частью стоявшей здесь до прихода нашего батальона. Когда часть передислоцировали, минные поля остались, а их карту оставить, конечно же, ума не хватило. Поэтому несколько раз в год кто-нибудь обязательно подрывался на противопехотках - чаще местные жители, немного реже наши солдаты.
      Горы возвышались в 3 - 5 километрах на запад, за ними скрывалась столица провинции - город Баракибарак, так никогда и не взятый нашими войсками.
      С северной стороны, за забором, была обширная свалка. Место довольно опасное, где помимо бытового мусора и пришедшей в негодность техники, можно было найти практически любые боеприпасы из арсенала батальона - от автоматных патронов до артиллерийских снарядов. Однажды на свалке случился пожар, и потом не меньше недели продолжалась непрерывная канонада, гремели взрывы. В небо взлетали трассеры, рвались гранаты и мины, порой над головами свистели пули.
      Поход в сортир, который был рядом со свалкой, в это время превратился в довольно опасное занятие.
      Когда наступила тишина, то от нее действительно звенело в ушах.
      За свалкой и минным полем был афганский кишлак Суфла, контролируемый, по крайней мере днем, "народной" властью. По ночам, для защиты органов этой самой власти совместно с сотрудниками ХАД, в
      Суфлу выезжали 2-3 наши отделения на броне.
 
      В восточную сторону, за дорогой и рекой, раскинулась обширная долина. Где-то там, под сенью едва видимых горных вершин скрывалась пакистанская граница. Здесь же разбросаны десятки враждебных селений, ближние из которых с нашей стороны контролировались разве что артиллерийским и пулеметным огнем. Попытки установить контроль административный предпринимались по отношению к этой территории с завидным постоянством практически ежегодно и имели вид армейских операций. Вне зависимости от успеха или неуспеха каждой отдельно взятой операции, Логар оставалась мятежной провинцией. Даже если удавалось утвердить кабульскую власть в каком-либо кишлаке, она долго там не удерживалась никогда. Наиболее длительный эксперимент удался в довольно крупном селении Хуши. Дошло до того, что его посетил московский журналист на вертолете, и вскоре в одном из номеров "Известий" появился внушительный подвал на третьей полосе под названием "Люди Хуши", о трудном, но поступательном становлении новой власти. После публикации прошло дней десять, и, под звуки дальней канонады, батальон был поднят по тревоге. Но помощь опоздала. Власть в Хуши переменилась. Даже не вступая в бессмысленный бой, подобрали уцелевших активистов и царандоевцев и вернулись назад.
 

____________________

 
      - этот ДШК в качестве трофея был взят Владимиром Остяковым
      (9-я Десантно-Штурмовая рота). Поначалу ДШК установили на БТРД девятой роты, до тех пор, пока духи, которые за ним специально охотились, не подловили его на мине, когда ходили мы на Малихейль, это чуть левее ущелья Вагджан. После этого ДШК был установлен стационарно в охранение на сопку. - Прим. Александра Тумаха.
 
      Александр:
      _ТРЕТИЙ ДШБ С ППД В КАЛАСАБИРЕ (БАРАКИБАРАК)._
 
      Вернулся я в батальон 25 февраля 1982 года, после инфекции и месячного отпуска колонной из Кабула. Все управление батальона к тому времени сменилось. Практически полностью обновился офицерский состав. За эти два месяца операций не было, только колонны - обживались.
 
      Удивительно, но колонна прошла без обстрелов и мин. Снег еще не сошел. Следы.
      Вертушки не летали еще к нам, площадки вертолетной не было, ее построили "летуны" перед первыми Бараками по приказу армейского начальства.
      Колонна подошла к батальону, я вылез с сумкой из машины. Вижу, старлей вдоль колонны идет с повязкой дежурного, расставляет часовых из караула, чтобы "братаний" между бойцами не было. Спрашиваю:
      - Где комбат?
      - А вон стоит у КПП.
      Подхожу, докладываю по уставу. Прибыл и все такое. В его глазах недоумение, представляется:
      - Техник 8 роты, прапорщик Лебедь. А НШ, на центральной дороге стоит.
      Конфуз. Новый комбат еще из Союза не прибыл - Репко, а Каленов уже убыл в Брест по замене. Докладываю. Барышников (НШ) начинает меня строить. А я его тоже в первый раз вижу.
      - На чье фамилие по замене прибыл, лейтенант?
      - Да вообще-то на свое.
      - ????
      - Товарищ майор, я из госпиталя, разрешите к своим, в семерку.
      Тон сразу поменялся:
      - Пиляй, офицеры вон там живут.
 
      Поначалу офицеры роты находились в здании медпункта и хозвзвода, а потом, когда нам придали бригадных саперов, группу СС
      (спец. средств) из Кабула, да группу ГРУ, мы перебрались в казарму, в первый кубрик слева. А приданных расселили на наши места.
      Захожу в кубрик, Халл, Пашка и Димыч набросились, обнимают.
      Димыч:
      - Санек, познакомься - новые: ротный, командир первого взвода, а вот и артиллерия подвалила.
      Саша Козлов дежурным был.
      Представляюсь как положено: бутылку на стол, одну для комбата оставил (в бутылки от шампанского мне на ликероводочном в Кишиневе коньячный спирт закрутили), говорю:
      - А что это вы на печке кашеварите? Сразу закусь?
      - Это не варим, а шкварим - вшей выводим, обзавелись все, от комбата до последнего солдата.
      - И с продуктами хреново, Саланг закрыт, колонн нет - сухари да минтай в консервах, с завтрашнего дня вообще на муку перейдем, бойцы снег топят, муку разводят, да на печках лепешки делают. Может с колонны что перепадет.
 
      Не перепало, все в бригаду. Она тоже была на "бобах".
      "Посидели", обменялись новостями, Саша Портнов с документами о сдаче роты с колонной в Гардез уехал. Я пошел в штаб, представляться батальонному начальству.
      Получилось так: заменщики к офицерам еще в Кундузе прибыли во все подразделения, а бригада поставила задачу - замена пройдет в
      Гардезе, после передислокации, и заменщиков всех "воздухом" в Гардез.
      "В целлофан их завертывали, пылинки с них сдували", только,
      "родимые", нигде не вляпайтесь. По мере прихода колонн в Гардез и офицеры менялись.
      В "зале совещаний" все управление, без НШ. Я представился. А каждый своим долгом считал показать, что он "самый-самый". "Барыга" зашел, улыбаясь (он "мужик" был, за словом в карман не лез):
      - Ну-ка, "хуябрики", отпустите парня, он Вам сам лапши на уши каждому повесит, у него уже три наградных в бригаде пылится.
 
      Я поставил бутылку, закуску и был таков.
      Представление прошло успешно, пузырь раздавить всегда за спасибо, это как керосину в огонь. Потом самогон, брагулька, и пошла гулять… сразу видно, недавно из Союза. Не обкатанные. Потом жизнь научит: где, когда, с кем и сколько. Бравада быстро проходит, если умный, а если нет, то отношение к тебе соответствующее не только командиров, но и бойцов.
      Меня никто не интересовал, я готовил "своих": ночь, днем -
      "духи"-молодежь. Спали вместе, ели вместе, в сортир - тоже. Все свободное время - вместе, вшей парим - вместе, письма читаем, рукопашка, занятия - ни на шаг от себя не отпускал. Все смеялись - курица с цыплятами. Ничего, думаю, время покажет. Дед военный, войну прошел, отца фронтовики учили, я в военном городке вырос, с бойцами школьником все время проводил, военный быт впитал в себя с "молоком матери". Мне не в тягость, меня этому учили. Когда встал вопрос, где учиться, отец сказал: "Если хочешь стать мужчиной и узнать жизнь - иди в пехоту". Это не дифирамбы себе - так было всю мою службу.
      "Если не я, то кто?". Тоже Валера и Паша. Мы неиспорченные
      Союзом и гражданкой были, сразу с курсантской скамьи, с "закрытых" училищ на "войнушку". Чем меньше подразделение, тем лучше взаимоотношения в нем, а если направлять их незаметно, то всегда спокоен, что за спиной никто не предаст. Результаты не заставили себя ждать. Это показали и первые выходы.
 
      Самыми боевыми на этот период стали офицеры и личный состав нашей роты, может быть поэтому мы стали ротой, на которую в первые месяцы в Бараках легло все сопровождение: в бригаду и в Кабул, все подразделения нашего батальона обновились на 70-80% и боевого опыта не имели, включая и офицерский состав, у молодежи только курс молодого бойца в Чирчике и перелет к месту службы, да с учебок спецы поприходили (Гайджюнай и Ашхабад).
      Заменился и комбат, новый - майор Репко, по пьянке на одной машине в Кабул за водкой ездил, потом его перевели в бригаду, поближе, чтоб не дурковал (не сняли) - на 1-й Парашютно-Десантный
      Батальон, "лапа" серьезная была в Союзе.
      Вместо Репко прибыл майор Шлепкин, нормальный мужик был, толково с ним работали. Но через пару месяцев подорвался вместе с особистом. Шлепкину ступню разворотило, а особист, Володя Мальцев, контузией отделался и "Красной Звездой", наверное первый награжденный ГБист в Афгане. Вместо Шлепкина из 4-го ДШБ майора
      Ильченко прислали, с ним до последних своих дней в Афгане и протрубил.
 
      Потихоньку роты начали привлекать не только к сопровождениям, но и к ведению боевых действий, взводные знакомились с местностью, особенностями проведения засад и досмотров караванов. Одна из первых батальонных операций проводилась 12 марта 1982 года: на бронегруппе ночью выехали в пустыню - спешились, а затем, держась друг за друга, чтобы не потеряться (позже в девятке потеряли санинструктора, только потому, что после привала ночью не посчитались, а пацан уснул и остался спать на земле. Когда рассвело, было поздно. Три дня его искали пока банду не додавили - они подбросили труп, чтобы мы не добили их - бригада приказала прекратить операцию, чтобы не было дополнительных потерь), двумя колоннами выдвинулись к Алихейлю.
      Обложили кишлак силами 7 ДШР и взвода АГС, а восьмерка спустилась с гор вниз и приступила с ХАДовцами к зачистке, выжала духов из кишлака к предгорьям, где находились мы. Остальное было делом техники.