Сидим.

 
      - Мы не по гардезской дороге зашли. Я и сам не помню. Че та там на М, городок проехали - направление на Газни. Потом в поле. И нас по группам построили, и вперед. А этот бесконечный кишлак -
      Баракибарак, оказалось. Мы прошли пару километров, все тихо. Потом там началось, и тут началось, везде началось. Мы идем тихо.
      Крепость. За стеной голоса. Перезаряжают. Духи. Ну, мы к стене, и
      Ф-ками, хором. На стену влезли: лежат. Мы внутрь дувала, и на крышу.
      Смотрим. Ничего не понятно. По рации: отходим. Тут нас и обложили.
      Отстреливаемся, куда отходим?
      Вертушки карусель закружили. Сначала бомбы швыряли свысока.
      Куда, блин?
 
      Похоже, все отошли, мы остались в осаде.
      Тада вертушки, раскидав бомбы, пошли НУРСами. И мы лежим на крыше, а они на нас - две. Заходят. Ну, сержант - Коля, снимает с себя хб, срывает тельник десантный, и в башню, на дувале была.
      Крутит тельником над головой - СВОИ!!!
      Прям по нему и хули, НУРСами.
      Мы все и посыпались с этой крыши.
      Кучно легло, слава Богу. Дувал исчез. Как выбрался - не помню.
      Бараки ваши. Хуже Паншера. Для нас. Тогда.

Майдан!"

 
      Слава, так звали рассказчика из витебчан, оглянулся:
      - О! Майдан. Вот оно! Майданшахр, этот городок, через который ехали на Бараки! Мы тогда после этого Майдана, через километров двадцать и съехали в поле.
      - Так. Подожди. - Дубин напрягся. - Месяц назад. Месяц назад мы были на какой-то дурацкой войне. Так это были Бараки!!! Это мы были в Бараках!!! Во. Наконец я понял смысл.
 
Динамики радио вдруг сошли с ума. Маяк затих, и заиграл The
Doors.
PEOPLE ARE STRANGE.
 
      Дубин еще в хирургии замечал странность госпитальных радистов.
      Там постоянно играла "Машина Времени". Неслыханная ранее, она просто обучала другим смыслам. Дубин сидел тогда во дворике госпиталя, раненый, и слушал. Играла одна и та же кассета, но она не надоедала.
      Рядом присел Петрушкин. Странная железная конструкция на его ноге называлась, кажись, системой Елизарова.
      С Петрушкиным из Пензы Дубин раньше, в учебке, вечно враждовал. Петрушкин был сильнее, и все норовил наехать. Он попал в
      Кандагарскую бригаду год назад.
      Но, вот они встретились в Кабуле. Друзья - не друзья. По хер!
      - Меня выносили с поля боя, - говорил Петрушкин, - нога как вата. Вкололи. А живой! А другие - не живые.
 
Блеял Макаревич. И это было, как новая свобода.
Спасибо, Макар!
 

      Смысл операции был скрыт от простых солдат. Приехала бригада.
      Еще загодя, за день. Батальон тоже, за исключением минометной и артбатарей на следующее утро, подъем в три, построился в колонну, и пошли на Кабул. Все дембеля сменились, и в роте не осталось ни одного приличного механика-водителя. Молодые, "обученные" в разных учебках, Дубин вспомнил свою:
      Единственная в СССР Учебная Дивизия ВДВ. В Гайжюнае, в Литве.
      Он учился на оператора-наводчика. Стрелял из БМДхи там шесть раз. За полгода. Остальное время разбирали посадочные полосы времен войны. И собирали картошку. Ну, да, с парашютами еще прыгали, бывало.
      Советская Армия - то же говно. Что?
      В Афгане за первый же выезд расстрелял половину боезапаса - 17 гранат. А не шесть за полгода.
      А во второй, вызвали на поддержку, Дубин видит противника, а их БМД подъехала только одна, справа и слева БТРД, без пушек, и видит в прицел автоматчиков вражеских, а мысли из пушки хуть в голову не приходит. Тоже из пулемета поливает, пока Серега не заорал в шлем:
      - Ты че, мудак! Нахрен мы приехали! Пушку заряжай! Дибил.
 
      Вот эти водители из учебкок так же и ездили. Никак. А тут сразу операция. Зимой.
      Мины. Слава Богу, на пути туда, не посеяли много. Саперы разобрались.
      Одного, правда, потеряли. Дембель, осенний. Приехал оформить документы на увольнение из гошпиталю в феврале. И, а дай, приколюсь, на последнюю операцию: сам вызвался.
 
      Не собрали его совсем. Мощный был фугас.

2.

 
      С дембелями из Потинника мы пошли в их каптерку, непонятную, где наливали чаю. Радио играло и здесь, и все пело и говорило.
      PEOPLE ARE STRANGE. Вдруг кончилось. Оборвалась. После паузы заговорил "Маяк". Новости. Ребята из Полтинника тоже рассказывали, а
      Дубин вспоминал свое:
 
      Смысл операции был скрыт от простых солдат. Только сейчас он вдруг понял смысл: зайдя с тылу, накрыть Бараки, и с победой, пройдя их насквозь, деморализовав сопротивление, вернуться домой, сквозь
      Логар.
      Был февраль, и по расчетам стратегов из штаба силы сопротивления должны быть ослаблены.
      Но расчеты видимо строились на надеждах, не более.
 

Тут у одного из витебчан в руках появился увесистый косяк.

 

Очень даже кстати.

 
Дубина прибило. Мультики пошли.
П о ш л и…. Пошли.
 

Бригада въехала в Кабул.

 
      Передвигаться по населенному людьми городу этих придурков - молодых механиков совсем не учили, это было понятно уже потому, как они двигались по дороге.
      Колонна шла как-то неуверенно и мерзко. Город. Пешеходы на пешеходных переходах разбегались как тараканы. Справа показались пятиэтажки - район проживания наших - он звался Советский район.
      Навстречу колонне вышли женщины и дети, и че та кричали, и чем то махали навстречу нам!!!
      Флагами махали. Платками, там.
      Дубин помахал им рукой, и все думал только об одном: как бы эта сука - молодой водила, кого не задавила. Тревожные глаза Димы, который уже стал замкомвзводом, и сидел на месте пулеметчика, только укрепили его…
      Че укрепили?
      Командиром машины выступал Давыдов, замполит роты. На месте командира.
 
      Женщины и дети советского района Кабула проплыли мимо.
      Пешеходы больше не попадались - видать проехали центр, а на окраинах другая жизнь… Слава Богу, выехали без задавленных пешеходов.
 
      Пошла дорога, дорога как дорога. Чистая. Без подрывов. Было уже часов 10 утра, Дубин решил поспать. Ничего не понимая - куда едем, солдатам никто не объяснял, он напрягался последние часы, и вдруг сморила усталость. Опустился в башню и… все.
      Проснулся уже на входе.
      Было далеко за полдень. Сколько, который час - непонятно.
      Слева была крепость. Справа огромное поле, и за ним горы, сопки. Впереди, он вылез на башню, впереди и позади колонна. Своя, батальонная. Бригады видно не было. Впереди было целое столпотворение дувалов - но, кишлак и кишлак. Кто ж знал из солдат, что это Баракибарак…
 
      Тронулись.
      Справа - сплошной ряд дувалов, Дубин повернул пушку по привычке в сторону наибольшего радиуса обстрела - влево - ногами повернул, сидя на башне. Он давно уже привык разворачивать башню ногами, чисто, обезьяна.
      На каждом, на каждом доме висел плакат: мужчина с окладистой белой бородой. Вроде узнаваемое мурло: Хекматияр, что ль? Да кто угодно! Он был на каждом доме.
      Такого же полгода назад замочили. Человека в белых одеждах
      Костя, со товарищи, закинули в зад БМДхи, и мы поехали. Батальон специально за этим человеком операцию устроил. Аж в Хуши заехали.
      Там его и… нашли.
      Нас обстреляли после этого дважды. Безнадежно. Мы их тут же замочили. Из вторых кого-то еще взяли живыми. Костя на БМД замкомбата, поднимая немыслимую пыль, догнал их, как пантера, скрутил, и бил потом этих двоих. Долго.
      Они умерли.
 
      Показалось движение, Дубин слетел в башню: метрах в ста, за деревьями, параллельно движению колонны, бежал дух с АКМом. Дубин прицелился, но тут что-то…
      Орудие ударилось об угол встречного дувала и развернуло башню, орудие ударило по десантному люку, и люк по голове пацана в десанте.
      Проступила кровь, он отрубился. Дубин вылез на башню, блин, виноват, вот.
      Корнеев долго тряс головою, придя в себя через минуту, блин, вот тоже, мужику 23 года, отец троих детей, а то ж - молодой во взводе. Как человек попал…
      Я не самый здесь последний идиот, подумал Дубин, и вернул башню в нормальное положение.
 
      Лица на стенах смотрели умно и зло, как по-доброму смотрел
      Лукич с портретов детства. Хотелось снять автомат с люка, и каждому портрету в лоб. Пулю. Но это был не повод для стрельбы, и в рации - полная тишина, проехали.
 
      Восьмая, девятая роты, взвод АГС и взвод связи прошли километров восемь по Баракам, без выстрела и разговоров. Дальше город, хотя городом назвать это огромное количество дувалов тоже было нельзя, делился сопками. Прямого проезда для техники то ли не было, то ли он был в другом месте. Дорога кончилась.
      Седьмая рота осталась на въезде, во главе с замполитом батальона, который с самого начала операции, и до самого конца ее так и не показал головы из своего БТРа. Че та со страхом был мужик.
 
      Комбат же был на коне. Синкевич, замкомбат, остался за старшего в расположении, и командовал всем этим комбат лично.
      Давыдов, гад, нагрузил Дубина рацией (где этот взвод связи?), которая весила килограмм сто, вкупе с боезапасом патронов и гранат в
      РД, новоявленным чешским бронежилетом, автоматом, нагрудником, ну, и там, панамой, шутка, шапка полагалась зимой - треух, все это весило… много. Дотащив батальонную рацию на гору, Дубин предстал перед комбатом, но ничего по-русски сказать не смог, глотая ртом воздух. Комбат по отечески сказал: "вольно", и отпустил в горы. Уже вынутый из башни, Дубин не смог вернуться обратно: группы строились, и расходились по окрестным вершинам. Его засунули в одну из них, где он никого своих не узнавал, только пелена в глазах и вкус крови на зубах - кость белая, наводчик - не пехота. Он только заметил бедных
      АГС-овцев. Подъем был крутой, и тащить эту бандуру, даже в разобранном виде…
      Потом, уже на вершине, он сквозь мутную, кровавую, затмевавшую глаза, как ее зовут? Хренотень эту. Разглядел рядом Мазыкина и
      Левина, понял, что не один тут из своих, а - вот и Давыдов лежит.
      Поначалу не было понятно ничего: гора. Мы на этой горе. АГС собрали. Рядом снайпер рысчет. Но не Дима. Дима уже старшой сержант.
      Но, через примерно полчаса, Дубин оклемался и стал наблюдать вниз.
 
      Позади, осталась броня, впереди - бесконечные Бараки. То, что мы проехали было только пригородом, хотя и дальше лежали лишь дувалы, город представлял собой огромное скопище дувалов, не более.
      Дувалы с садами и больше ничего. Возможно там, дальше, были другие строения, обозначавшие город, но холмистая, и даже гористая местность все скрывала.
 
      В небе сгущались тучи. Слабо посыпал снег. Стало мокро. Снег проплешинами ложился в углубления, по которым рассредоточились и мы.
 
      В ближайший для обзора дом, не дом - а крепость, километрах в трех, если не считать высоты, вошел человек. С оглядкой вошел. Потом еще. Потом вошел белый человек - похожий издалека на тот портрет.
      Потом еще и еще. Они заходили опасливо, оглядываясь - сходняк, явно, подумал Дубин. Местных главных мужчин - все, похоже, были не молоды.
 
      Когда в небе вновь появилось солнце, поступил приказ сворачиваться. Царандой прочесал оцепленный участок, и - ничего.
      Двигаемся дальше.
      Уже близится вечер.
 
      Спустились мы быстро. И легко, несмотря на крутость спуска. Но этот же крутой подъем был ужасен.
 
      Дубин залез в башню как в дом родной. Повесив автомат на люк, он достал затаренный сухпай, и жадно стал есть галеты. Потом открыл и тушенку.
      Облизав остатки со стенок банки, расслабился.
 
      Понос. Застарелый. Не прошло и…
      Бумаги, кроме обертки от галет и промасленной, из цинков от патронов не было. Взял что есть. Бегом вниз.
      Скрывшись от своих, он сел прямо напротив дувала. В десяти метрах. Полегчало. Там, в дувале, никого быть не должно. Царандой же все прочесал.
 
      Медленно поднимаясь вверх, Дубин релаксировал (слово из будущего). Было хорошо - по-русски говоря. Понос отпустил. Весь вышел.
 
      Он медленно залез в башню и снял автомат с люка, что-то показалось… В дувале этом. Как будто - глаза.
 
      Дима спал на месте водителя. Мазыкин и Левин в десанте.
      Давыдов отсутствовал, как впрочем, и несколько бойцов. Дубин посмотрел на остатки сухпая. В коробке. И проверил электропривод подачи гранат. Поводил пушкой вверх - вниз. Посмотрел в прицел. Все работало. Давешний инцидент внушал тревогу, но, видимо, напрасно.
 
      Первая пуля, как и положено, убила. Смертью храбрых, убитый прямо в лоб пал солдат взвода АГС. Не прошло и трех минут с того момента, как Дубин, избавившись от поноса, надел штаны. Пожалели что ль… Духи. Его…
      Огонь, и очень плотный, велся именно из этого дувала. Да он был и ближе всех к нашим позициям.
 
      Дубин как ждал, немедленно вставил гранату, и, почти не целясь, стрельнул в стену. Следующая полетела уже на крышу, где мелькнула чья-то тень. Следующая, следующая, следующая, следующая,
      Дубин развернул башню - сзади стоял ЗИЛ связистов, на всякий случай полил из пулемета по окрестным домам, но там все было тихо, и он заметил, как к машине медленно ползет замполит роты Давыдов, и порадовался за него. Туша жирная - работай, давай!
 
      Дима заорал, дергая за ногу: "Вон он, вон он - в подвальном окне!"
      Где? Вижу. Граната влетела прямо в окно, в окошко. Такой меткости Дубин от себя совсем не ожидал. Дима заорал как на футбольном матче - гол, ПОПАЛ!!! Давыдов уже сидел, прибитый, на своем командирском месте.
 
      Повернул башню на своих - все вроде на месте, никто не подбит
      - через прицел, долбим дальше.

Азарт боя убил страх напрочь.

 
      ОТХОДИМ - в шлеме. Комбат со своей шарагой наконец свернулся.
      Кто тащил эту рацию взад?! Бедолага.
 
      Прошло минут 20 полного кайфа, ой, боя. Отделение целиком лежало в десанте, гранаты в системе подачи были на исходе - штук восемь осталось. Первой двинулась БТРД минометного взвода нашей роты, которая вползла на позицию последней при входе. Дух, весь в черном, выскочил прямо на дорогу побежал за ней, и хуул им в мотор из гранатомета, и упал, убитый.
 
      Граната разорвала поднятый десантный люк, но пролетела сквозняком, никого особо не покалечив осколками.
      Дальше двинулись все - назад, на въезд.
      Хороший день - веселый. Что-то верещал Давыдов, а Дубин водил пушкой по окрестностям. За рычагами остался Дима, что и к лучшему, сзади солдаты палили одиночными, механик скрылся в ногах.
 
      Уже потемнело слегка. И погода - как стая бесов, взбунтовалась. Метель. Пурга. Ураган. Темень, наконец, полная - от жуткого снегопада. В прицеле - только белая пелена. Вдруг - вспышка, гранатомет, Дубин сразу поймал источник вспышки, и накрыл - вторая вспышка в прицеле.
      - Еще один, - доложил весело.
      - Молодец! - вякнул Давыдов.
      - А пошел ты, - подумал Дубин, - козел.
 
      Выползли на исходные. Сохраняя оставшиеся гранаты - стрелял только из пулемета. Тем более что преследовать нас особо и не старались.
 
      Все окна крепости на въезде Дубин из своего пулемета тщательно искрошил, потом надоело. Тут Дима:
      - О, гляди: вон они.
 
      Развернув башню на 180 градусов, в наступившей почти полной темноте, Дубин смутно разглядел сопку, там наша НОНА - Самоходная
      Артиллерийская Установка, и метрах в ста пятидесяти от нее огонь из пулемета - да, видимо это был противник. Но, определить расстояние не было никакой возможности.
 
      - Дима, я в них не попаду. Далеко и высоко. Нереально, как бы своих не закосить.

3.

 
      - Пора, - Тимофей тряс за плечо - пора, ужинать пора!
      - Где мы?
      - В Караганде. Вставай, уже. Ужин!
      - А.
      - Ну!
      - Иду. Город-то, какой?
      - Да, мудак, вставай. Уже. В модуль пора.
      - А. Че там?
      - Ужин.
      - А. Есть хочу. А где чай?
      - Совсем уже крыша поехала. Вставай.
      - Аааааа. Не хочу. Пишите: Листья желтые над городом кружааааатся, ляляля
      - Ну, ты мудак - Тимофей пошатнулся ко входу.
 

Ужин.

 

Жрать хочу.

 
      Манка, опять. Я ж дембель. Ужо - мясо давай! Молчит.
 

Вот, уроды.

 

Где, эта - кровать.

 

У окна.

 
      Ну, таких, не видел - глюки, что ль - тараканы. С ладонь.
      Бегут. По лицу, гад - отмахиваясь - пробежал. Еще. Еще два.
 

Затрясло.

 
      О. Шатает.
 

Землетрясение в Кабуле. Стены пошшшлиии. Во - обкурился до

 

тараканов!

 
      - Косяк есть!? Эй, один, ко мне! Без косяка не возвращайся.
 
      Стало плохо. Я что - я тоже? Я тоже. Я тоже. Я дембель. ЧМО, как Некрасов наш, прям. Я. Я что - такой же? Дибильный дембель???!
 
      Я тоже. Ну, и х.. с ним.
 
      - Где косяк?!!
 
      О, косяк. Есть.
      - Тимофей - приколись? - Спит. Обиделся.
      - Ладно, садись. И ты. А че было?
      - Землетрясение.
      - Вот тараканы бежали! Ха!
 
      Боже, какой я мудак.
 
      - Зажигай.

      Перекурил. Такой косяк - на пятерых. Аремасн жмоза гас.
 
      Ану. Лэ ма. Гуруш. Ма. Сэту. А. Ла. Ла. Лаю. Лав. Лэ? Голова - подушка.
 
      - Дима! Я не попаду!
 
      НОНА на горе отползала, отстреливаясь. Батальон сгруппировался в поле справа.
 
      Тьма окутала Ершалаим. Только белый снег оттенял пространство вокруг.
 
      Офицеры ушли на свой базар. Давыдов - тоже офицер, тоже ушел.
      Что это было? Нас, как щенков выкинули взад, целую бригаду - у остальных, вроде была та же история - по рации. И мы выкатились.
      Хотя, за собой Дубин чувствовал силу: я их поубивал!
 
      А сам: тебя не убили, без оружия, пожалели. Что ль? Не стреляли в мудака с поносом. Они люди, они человеки. Вот, история, понимаешь.
 

Черт.

 

ОНИ МЕНЯ НЕ УБИЛИ.

 
      Лежал бы - в поносе. Без штанов. Дубин в красках представил свою несостоявшуюся, нелепую смерть.
 
      Что сказать - спасибо, враги.
 
      Осташко - дембель из взвода АГС. Убит. В лоб. Все его чмошили.
      Не дождался жизни. Я, почему опять жив?!
      Матвеев.
      Вот теперь Осташко.

Получается. Зачем?

 

Зачем!!!

 
Бог?
А Матвеев. И Осташко.
Смуть в мозгу заменила азарт боя окончательно.
 
      Тьма окутала Ершалаим.
      Вернулся Давыдов. Ночуем в поле. Ничего начальство не решило.
      Заняли позиции посреди - в безопасном отдалении и от гор, и от домов, вкруговую.
 
      Снег сыпался реже. Все реже и реже. И сник. Поставив машину в поле, Дима стал распоряжаться ночлегом: расстелили тент БМДшный, на него положили бронежилеты, каски вместо подушек - пригодились, наконец, железяки ненужные, накрылись плащ - палатками. Дубин полез первым на пост - в башню.
 
      Что такое. Электропривод сдох. Включил тумблеры - и ничего.
      Ничего не работало. Гранаты, все шесть, оставшиеся, зависли в системе подачи - с той стороны не достать, прицел отсутствовал, все плохо. И стрелять вручную неудобно, даже тяжело - из пулемета… А пушка осталась без гранат. Ужас! А коль полезут, гады? Высунулся - все спят. Что делать? Кто виноват?
      Это взбодрило. Два часа караула провел в поисках поломки, иногда оглядываясь вокруг. Хрен там. Перебило что ль где, пулей, какой, аль тот угол виноват. Я что ль виноват, с тем духом… И не повоюешь теперь полноценно, дальше - нецензурно разговаривал с собой. Замена - Корнеев.
      - Витя, полный писец. Нихрена, Е…, Б…,
      П…, НА Х.Й, не работает. Как бошка? Ладно, залазь, пулеметом знаешь как? Ну, гляди - на заднице у него такая херня - в виде полусердца, гы, он заряжен, если что, дави на эту хрень. А крутить вручную - здесь. Это вверх-вниз, это влево-вправо. Все, давай.
 
      Подняв голову с каски, наутро, первое, что увидел - проехавший мимо БТР с Арутюновым. Сержант из первого взвода, армянин из Баку, был ранен. В руку. Легко. И, остался - не поехал в госпиталь.
      Отказался, перевязанный. Герой! Тут же стал кандидатом в члены, замполит батальона, шугаясь, лично вылез из своей машины - сказать.
 
      Хотя, в боевом плане этот жест никакого значения не имел. В батальоне убит был только Осташко - тем, первым выстрелом, были раненные и ушибленные, но, немного. Если вспомнить вчерашнее - потери никакие. Дубин вечером, поливая окна из пулемета, когда уже надоело это делать, и появилась возможность соображать, думал, что положили тут немало. Ан, нет. Метель спасла, похоже. Ураган тот не дал моджахедам организовать еще более крутой отпор.

      Что дальше?
      Собрали бронежилеты, свернули тент. Каски покидали в машину - под ноги.
      Что дальше?
 

Что дальше?

 
      Ничего. Ждем. Подвезли завтрак.
 

Седьмая рота дернулась куда-то. На что-то нарвались.

 

Постреляли - вернулись.

 
      Бригада вдалеке тоже лезла в дыры. Наверное, это они называли разведка боем. Эти, стратеги. Все уже было понятно. Нас окунули рылом в дерьмо. И армия и духи - совместно. Одну бригаду - да на
      Бараки…
 

Подвезли обед.

 
      Подвезли боекомплект. Хоть пушка теперь не бесполезна. Набрал гранат полную башню.
 
Начальство че та суетилось - передвигалось на своих машинах.
Мы как стояли, так и стоим.
 

Подвезли ужин.

 
      Опять та же ночевка. Достали спальные принадлежности - тент, бронежилеты, каски, плащ-палатки.
 
      Подъем - ни свет, ни заря.
 

Поехали.

 
      Назад. План провалился. Снова двигаем на Кабул.
 
      10 афганей поменял на три жвачки у бачи в Майданшахре на выезде. Кабул обогнули, на сей раз. Стратеги хреновы. Кинули бригаду в дерьмо. Бараки взять - бригадой?! С Царандоем, правда. Да что с него взять, убогого.
 
      Проехали мимо инфекции, мимо кабульского аэродрома, вышли на дорогу.

Началось.

 
      Обстреливали без перерыва. Они издевались. Дима вылез из башни
      - он сел наводчиком: как стрелять?
      - Чуть выше
      - Ага
      - Пушку подыми!
      - Ага.
      Прицел сдох. Из автомата - говно. Хорош АКС, но, поди - достреляйся. Так, смешно. Все палят, конечно, но больше для массовости. В зеленку палим, в ответ.
 
      Че встали?
      Мины.
      Мины уже не убирали. Только обозначали. Их было так много, как никогда. Вот из-под правой гусеницы вылезла итальянка, вот другая - из-под левой. Че та рвануло впереди.
 
      Колонна шла как не домой. Духи обкладывали отовсюду - только что издалека, прикалывались.
 

Встречали.

 
      Вот уже ориентир Школа. Разрушенное, двухэтижное здание. Дома?
 
      Дома.
      Вон он дом, километров десять осталось. Уже стемнело - зима.
 
      Башня танка - еще ориентир. Башня разорванного на куски танка.
 

Почти приехали.

 
Опять.
Опять.
Да они охли!
 
 
О, батальон уже виден.
Приехали.
Фу.
 
      Перевернулся. В койке. Ночь. Темно, кто не понял. Ночь.
      Проснулся - все тихо. Тихое звездное небо в окне. Модуль спит.
      Инфекция спит. Спит Кабул.
 
      Зима. Зима прошла.

Сколько еще?

 
      Дмитрий:
      _Я НЕ ВРАЛ._
 
      Дубин, и один спецназовец из Джелалабада возвращались после тифа из Инфекции в свои части. Спецназовец, соответственно, в
      Джелалабад, Дубин в Гардез и, потом в свой Баракибарак, провинция
      Логар, с колонной. Добираться обоим предстояло на вертушках, поэтому шли на сборный пункт на аэродроме в Кабуле. Там расстояние от
      Инфекции было невелико - километров 7 - 8, правда, когда Дубина с тифом привезли туда, и отправили пешком в ту же Инфекцию, он в нее дошел, но как не умер, удивлялся потом долго.
      Медсестру по кличке БТР он тогда долго убеждал, уже лежа в постели в модуле, что умирает, пока она, гадина, не дала димедрол, и он не упал в забвении на сутки. Медсестра оказалась хорошим человеком, потом, но тогда он думал, что ангел смерти может выглядеть и так. Грузно.
 
      Дошли до сберпункта на аэродроме, а у Дубина всю дорогу вызывала странное ощущение форма спецназовца: полуботинки, штаны - хб и парадная рубашка с короткими рукавами, ну, и панама, соответственно. Не по Уставу, понимаешь. Но Дубину-то этот Устав по х: Так подумалось: хорошая форма для жары.
 
      Зарегистрировались на свои вертолеты, в ожидании разложили еду.
 
      Тут из марева жары на сберпункт входит группа высших офицеров
      - полковников и полуполковников. Человек тридцать.
      Инспекция, мать.
      Главный полковник этой стаи видит приятеля Дубина, звали его
      Лехой - в парадной рубашке с обрезанными рукавами, и бросается на него аки лев! Срывает с него рубашку и в исступлении рвет об колючую проволоку, окружающую сберпункт. И кричит: "Гауптвахта! Это что! Кто позволил!" И прочее, нецензурно больше.
      Леха, заикаясь, пытается объяснять:
      - Я из батальона спецназа в Джелалабаде, это самое жаркое место в Афгане, поэтому наш комбат разрешил такую форму для нас и утвердил это в Штабе Армии.
      - Молчать! Расстреляю!
 
      И прочее: "Я Начвещь Армии! Какой на…, комбат, на…! Это
      Советская Армия. Или что!"
      Леха: "Товарищ полковник! Так что мне делать? Без одежды".
      Начвещь: "Вон грузится самолет с использованным обмундированием. Иди туда и скажи, что Начвещь Армии распорядился, чтобы тебя одели".
 
Страсти утихли, и как комиссия исчезла, Дубин не заметил.
Начвещь растворился в мареве, откуда и возник.
 
      Появились вертушки. Из Джелалабада. Вертушки привезли Груз.
      Груз 200. Их долго выгружали. Салоны были все в крови. Трупы солдат уже полуразложились. Они лежали в жаре более трех суток, пока подоспела подмога. Это была засада, которая попала в засаду сама. У первого выгруженного трупа весь ливер был наружу. Живот был распорот и кишки:
      И запах говядины. Жара.
      Стало плохо. В жаре.
      Дубину приходилось выносить раненных, сам чуть не был убит, и эти пули. Пули свистят, пули. Экая мразь. И артобстрел. Своих…

      Он говорит: это наши молодые. И черпаки. Я их узнаю.
      Видишь: они в таких - же рубашках. Я не врал.
 
      Дмитрий:
      _ ЗОЛОТОЕ БУДУЩЕЕ._
 

Два замкомбата.

 
      Костенко и Синкевич не совпали во времени. Первого перевели в кандагарскую бригаду, второй был его сменщиком из брестской.
      Судьба… Нет не судьба, не она выбирала, они сами выбрали свою судьбу.
 
      Капитан Костенко.
      Костя из нашего взвода однажды стал его, ну, телохранителем, что ли. Два человека нашли друг друга. Поэтому что-то рассказывал, поэтому что-то знаю.
      Вот, сам не знаю, герои или изуверы были оба. Оба определения…
      Нельзя отделить. Друг от друга и от них обоих.
 
      Костенко потерял в Афгане троих друзей. И поклялся за каждого забрать по сто голов духов. Он не светился в батальоне, не присутствовал на построениях и не участвовал в разводах. Похоже, и комбат чувствовал в нем силу, которая сильнее его власти.