Заменщик третьего октября таки прибыл, из ЗабВО.
 
      Дмитрий:
       ЖАРА_
 
      Быть дежурным по штабу - дело нехитрое. Уж лучше, чем в карауле. Дубин сидел на лавке и загорал лицом на палящем солнце. На другой лавке сидели два новых офицера, прибывших из Бреста. Две
      "восьмерки" отлетели час назад, увозя тело умершего колдыря из минбатареи. Колдырь перебрал героина. Когда его выносили, блевотины было больше, чем его тела. Рок против наркотиков! Подумал Дубин. Лед
      Зеппелин! Подумал Дубин.
      Сменщики из Бреста разговаривали. О пенсии, о надбавках за войну, о женах, и, о пенсии. Это были новый замкомбат по тылу - майор Плучиц, и новый командир второго взвода восьмой роты, вместо
      Лещишина, лейтенант Ковальчук.
 

ЖАРА.

 
      Не то слово. Жара в аду.
 

Полдень.

 
      Закемарив, Дубин вдруг увидел во сне военкомат, натурально во сне вернувшись назад во времени, мультик, вроде и не курнул до этого, и что с мозгами творится?
 
      В военкомате царит столпотворение. Сотни молодых людей собрались стать солдатами, и для этого собраны здесь и растасованы по так называемым командам. Дубин попал в команду под номером 386.
      Всего таких команд было не больше десятка, поэтому, зачем им нужно было присваивать трехзначные номера оставалось военной тайной. Смысл происходящего конкретно с ним так же не вписывался в неискушенную гражданскую логику: опять появилась медсестра, и повела его на рентген. В четвертый раз за последний час. Что-то у них там не клеилось с аппаратурой, или так было нужно? Насколько знал Дубин, это могло быть очень вредно, но приходилось привыкать подчиняться приказу. Так, во всяком случае, повторил распоряжавшийся порядком здесь майор. Облучившись в очередной раз, он вернулся к команде, где прибавилось еще два члена. Всего их набралось уже 12 человек, что, учитывая население города, было ничтожно малое число. Постепенно все перезнакомились, после чего было выпито все, принесенное с собой, чернило.
      - Собираем деньги, кто, сколько даст, - взял на себя инициативу Леня Бобков, крупного телосложения парень из района
      Серебрянка. Он, видно, недопил, но был поддержан и всеми остальными.
      Набралось рублей около сорока, и Дубин взялся все устроить. Выйдя за ворота, он быстро нашел компанию своих друзей. Празднование его ухода продолжалась уже третий день кряду. Невдалеке стояла его мать с отчимом. Дубин вызвал в сторону Игоря и отдал ему деньги с наказом: водку не покупать, только вино, гыгыкнул (тут вспомнилась героиня фильма БРИЛЛИАНТОВАЯ РУКА), и Игорь отправился в поиск.
      Разлили последнее шампанское. Тут начали выводить к автобусам призывников, и Митя, не успев, как следует со всеми попрощаться, побежал к своим вещам. Команда 386 уже ушла, остался его ждать, оказавшийся самым терпеливым и самым жаждущим, Михаил Колонович. Его пришлось разочаровать: деньги отданы, вино еще не принесли. Все пропало, пора торопиться. В суматохе найти своих не удалось, видимо они уже сели в автобус. Они заполнялись по одному через переднюю дверь, у которой стоял огромный мент и шманал вещи в поисках как раз спиртного. Когда настала очередь Дубина, он тоже был досконально проверен, но еще раньше, за спиной проверяющего, он заметил строившую ужасные гримасы рожу Игоря. У него в руках был большой пакет, заполненный доверху. Каким то чудом Игорь просунул его, чуть ли не между ног мента, и, давясь от смеха, отбежал в сторону.
      Когда, уже в салоне, Дубин заглянул внутрь, ему сделалось дурно: пакет доверху был набит водкой. На все сорок рублей выходило девять бутылок.
      - Придется пить водку, - обречено пробормотал Колонович, и тут же достал одну. Тем временем автобус тронулся. Мимо, за окном проплыло лицо матери. Она зачем-то улыбалась сквозь слезы и махала рукой. До свиданья мама, до свидания!
      Рядом, уже в позе горниста стоял Михаил. Дубин, доставая поллитру себе, подумал, что надо сохранить запас водки тем, кто сдавал деньги. Это была последняя здравая мысль в его голове. Дальше все пропало в тумане, лишь всплывали разорванные отрывки действительности. Вот баня. Они играют в футбол обмылком. Вот раздевалка. Им раздают форму. Попытка надеть кальсоны вместо рубашки ему вполне удается. Потом его одевают два сержанта. Из дверей, в клубах пара, появляется Михаил (Архангел - шутка), и со слезами на глазах, уговаривает окружающих людей в военной форме, поскорее отправить его в Афган. Потом, строй в темноте. Ноги не идут, кто-то по бокам поддерживает, а его кидает из стороны в сторону. Затем, в казарме, опять строй. Долгая пантомима с одеванием-сниманием кепки и пилотки перед сержантом - казахом. С кепкой никак не хотелось расставаться, он все пытался надеть ее то сверху пилотки, то снизу, прямо на лысую голову. Все кругом ржут, включая сержантов.
 
      И вот утро: "Подъем!!!"
      - Все. Пропал. Вытрезвитель…, - Дубин открыл глаза и затуманенным взглядом разглядел второй ярус кроватей в огромном помещении… Обстановка незнакомая, холодно, жиденькое одеяло греет слабо, какое-то дурацкое белье… как меня угораздило!?
 
      Дубин открыл глаза.
      Дубин открыл глаза и обнаружил себя на скамейке у штаба чего-то где-то в Афгане. Разбудил же грохот близких взрывов.
 
      Первая мина легла возле КПП. Всего их было восемь. Разрывы грянули как с неба. Сразу восемь мин накрыли батальон. Но, не впервой, никто даже не удивился. Только два офицера с соседней лавки куда-то смыло. Пенсию до конца обсудить не успели.
 
      Дубин тоже вскочил на ноги, вскочил на ноги, Лед Зеппелин, лестница в это, в небо. STAIRWAY TO HEAVEN. Куда бежать?
 
      Но, ЖАРА. Остался на месте.
 
      Караульные стали поливать окружающее пространство из своих автоматиков. ДШК на сопке расплевался своими трассерами. Потом два
      ГРАДа ху…ли куда-то в сторону Бараков. Артбатарея понеслась в обратную сторону, на восток. Канонада. Не то слово. Так было недавно, когда комиссия из Армии приезжала. Комбат построил батальон и грит: завтра приезжает комиссия из Армии. Поэтому завтра ожидается обстрел батальона. Офицеры - в штаб!
 
      Но то понарошку. Комиссия так и не села. Покружили, покружили, и нах… улетели. А тут всамделишно днем накрыли красавцы.
 
      Из канцелярии выскочил комбат:
      - Дежурный,… мать!
      - Дежурный по штабу рядовой Дубин, козырнул.
      - Пускай заткнутся! Козлы.
      - Так точно, козырнул.
 
      ГРАДы уже заткнулись.
      Все в пыли гаубицы рявкали по долине. Заряжающие носились как черти, вставляя снаряды в задницу пушек. Командир батареи махал всеми четырьмя своими руками, и командовал: "ОГОНЬ!"
 
      - Товарищ капитан, дежурный по штабу рядовой Дубин, командир батальона приказал прекратить стрельбу.
      - Щас, погоди, вон стадо накрою.

Урод этот капитан. Живодер…

 
      Дмитрий:
       ЗАСАДА_
 
      Поблизости, но в безопасном удалении стали рваться снаряды гаубиц. По сопке работали ГРАДы. Колонна встала. С машин сопровождения посыпались солдаты, но, они не стали залегать в придорожные арыки, а, построившись, быстро скрылись в ближайшей от дороги крепости. Обстрел вскорости утих, и колонна ушла на Кабул.
 
      Назначенные в охранение наряды быстро заняли все башни, остальные построились внутри. Всего было семьдесят человек, включая охранение. Внутренний двор весь зарос сорняками. Крепость давно оставили жители. Или они были давно убиты.
 
      Майор Синкевич, новый замкомбат, сменивший недавно Костенко и командовавший засадой, собрал офицеров и стал распределять зоны ответственности - четыре стены, между группами. Крепость вполне напоминала форт - вдоль стен везде были бойницы в два яруса, шесть башен, широкие проходы - средневековая осада споткнулась бы об это небольшое сооружение. Нынешняя война не оставила бы шансов обороняющимся.
 
      Отряд соскребли по сусекам со всего батальона. Потери этим летом вроде и не были слишком серьезными, за исключением того страшного боя, когда в зоне ответственности кабульского сопровождения неподалеку от Мухаммед Ага была полностью сожжена колонна наливников. Наша седьмая рота пошла на подмогу, и потеряла половину состава убитыми и ранеными.
      Но и повседневность уносила жизни по одному, по два, увозили раненных и заболевших, в минбатарее кто-то погиб от передозняка героина. Так, помалу, численность батальона невосполнимо сокращалась. Из бригады присылали проштрафившихся людей, как обычно, но их было всего ничего. Десять - двадцать человек на весь батальон.
      Да и не вояки, обычно. В третий взвод восьмой роты попал рядовой
      Свириденко таким образом. Бывший штабной писарь, пойманный на попытке присвоения себе чужого ордена "Красной Звезды", он хорошо умел жарить картошку, а воевать…
      Хотя, тоже умение немалое для нашего усохшего взвода.
 
      Команду восьмой роты возглавил сам ее командующий, старший лейтенант Контио. Он отвел своих людей в угол и распределил по северной стене.
 
      Дубин, Мазыкин и Левин заняли нишу во втором ярусе с одной бойницей.
      Делать было нечего, наблюдать - наблюдали, оно и интересно - напротив, километрах в пяти, белели стены кишлака. У одной из стен сидели пять стариков, будто срисованные из Белого Солнца Пустыни.
 
      - Здорово, отцы, давно здесь сидим? - первым сострил Мазыкин.
      - Ага. И че они ответили, не помню? - Левин передал косяк Дубину.
      - А ниче. - Дубин ответил, и потянул второй раз. - Динамит нашелся. Сухов динамит нашел.
 
      Разговор кончился не начавшись. Страшные свисты разорвали тишину и упали белыми взрывами. Между крепостью и кишлаком встала стена. Гаубицы били кучно. Дубин прильнул к бойнице, но, на самом деле, ему хотелось убежать в сорняки и зарыться в землю. И не мог сдвинуться, завороженный. Это было страшно, особенно звук низколетящих снарядов, и затягивало одновременно. Он представил, что было бы, если бы артиллеристы промахнулись в их сторону. Косяк действовал безотказно, но теперь не в кайф, а в шугняк. Страх был даже всепоглощающий, но и завлекал как воронка в себя. Заставлял от себя испытывать удовольствие. Страх. Кайф. Ноги налились свинцом.
      Взрывы были то дальше, то ближе, то справа, то слева. Страх стал кайфом. Дубин в азарте страха ждал прямого попадания. Уж и надеяться стал: щас нас накроют. КРАСОТА!
      Дикий прикол!
 
      Пыль и дым рассеялись. Это было прикрытие засады. Мол, мочим по квадрату - так и нет в нем никого наших. Пыль и дым рассеялись.
      Заходящее солнце осветило кривыми лучами стены кишлака. У одной из стен все также сидели пять стариков из Белого Солнца Пустыни.
      Артналет их не коснулся, как будто и не было его. Судя по всему, они даже не изменили поз, хотя, точно это сказать было нельзя - слишком далеко. Дубин вспомнил, как недавно они по кишлаку шастали - рядом с этим местом. Операция, не операция, говно, идем - чешем, сидят. Пули свистят, они сидят. Все в белом, бороды на ветру. Обошли их, пули - дуры, и нас не берут, а их уж и подавно.
      Рядом узрели курятник. Кур душить стали. Дубин схватил в кромешной темноте одну и свернул ей шею! А! Хрена свернул! Жизнь забилась в руках в последнем порыве. И такая сила желания жизни в этой курице!!!
      Что ж ты мудак не готов! - Дубин одновременно и пожалел тогда курицу и про себя подумал нелестно. Додушив птицу, он вышел из тьмы курятника и напоролся опять на трех белых старцев. Они глядели сквозь Дубина, а тот почему-то замер на месте. Ротный курощуп, точнее узкий специалист по ощипке птиц забрал тушку из рук Дубина, тот дернулся, а?, и, двинулся вслед за своими.
      Старцы не пошевелились, не опустили глаз и не… и не пошевелились. Что было?
      Н и ч е г о.
 
      Н и ч е г о. Н и ч е г о. Н и ч е г о.
 
      - Эй, ты спишь, что-ль? Что застыл? - Левин дернул за ногу.
      - Х… вам, бодрствую, ой, такая была красота!
      - Так отвали от обзора. Дай понаблюдать.
 
      Уже ночь. Перевели на первый этаж, караулить. МОНка в трех метрах. Помните убийство оркестра 9-го мая в Дагестане (опять из будущего)? Вот такая дура в трех метрах впереди стоит, прямо у ворот не ко мне лицом. Лицом в ночь. Я ее наблюдаю. И, ничего, сижу караулом, затаившись. Мрак полный. Рядом стена, глупый караул. Я не понимаю. Оно само сработает? Ну, мина? Готова? Никто ничего про нее не объяснил. Ладно, ждем, кого мы ждем, бред, надо бы встать размяться - нельзя, МОНка стоить, вот дибильный пост.
 
      - Эй, - кто-то тронул за плечо сзади
      - Ну? - шепотом.
      - Ты что, спишь? На посту? В засаде?!
      - Мазыкин, отвали, никто не спит. Ты, гад, сзади подкрался.
      Мне снаружи хватит наблюдениев. Смена? Нет? Вали отсюда. Гад.
 
      Остекленевшие глаза дождались смены. Караван этой ночью не пошел, как, впрочем, и не ожидался.
 
      Наутро всех снова расставили по стенам. С солдатами дежурил дежурный офицер, остальные скрывались в прохладе - под крышей одноэтажного дувала. Из строений внутри был только он и небольшая хозяйственная пристройка.
 
      - Ну и че ты - спал? Я же видел. - Мазыкин вернулся в прошедшую ночь. Они в том же составе заняли свою нишу.
      - Слушай, что ты докопался? Не спал я нихрена! Тоже мне, начальник караула. Ты поссать вышел, так, или посты проверять?
      - Спал! Я видел.
      - Да сам ты урод! Иди, ротному доложи еще, кто спал, кто травку курил, а зампотылу где мы картошку обычно жарим. Может в коммунисты раньше примут.
 
      Мазыкин уже месяц назад, по рекомендации замполита роты
      Давыдова подал заявление о приеме в кандидаты в члены КПСС. И странным образом стал меняться - становился все более и более противным. Видать почувствовал на себе ответственность члена авангарда общества.
 
      А зампотылу батальона, видать от безделья, в последнее время объявил войну неуставному приготовлению пищи. Неустанно обходил различные укромные места и арестовывал молодых, занятых там жаркой картошки или варкой куриц.
      Третьего дня, стоя в наряде по роте на тумбочке, Дубин сам наблюдал картину, от которой чуть не упал со ступенек казармы: мимо быстрым шагом, почти бегом прошел доходяга из девятой роты, в промасленном, черном бушлате, видать и в жару, бедный мерз, в раздолбанных полуботинках и в рванных штанах. В руках он нес еще дымившийся казан, а конвоировал его тот самый зампотылу, майор
      Плучиц. Весь такой чистый и лощеный. Только небритый почему-то. При этом он не просто шел сзади, а воткнул бедолаге в спину указательный палец правой руки - кисть изображала пистолет, что ли. Эта сцена в целом, обреченное выражение лица молодого, и суровая решительность на лице майора смотрелись таким контрастом, что…
      Ну, Дубин со ступенек не упал, но долго не мог остановить конвульсий смеха, скрывшись в темноте коридора.
 
      Наконец подал голос Левин:
      - Давайте жрать, хватит базарить.
      - Ладно, чей сухпай будем ликвидировать, - Мазыкин и сам решил не развивать свой нелепый наезд, - Что-то горяченького хочется!
      - А вон солома. Можно и подогреть тушенку, - Дубин соскреб ногой с пола целый пучок.
      - Кто тут есть? - из-за выступа в стене вынырнул дежурный офицер, - Ага, вас тут трое, ну, и двоих достаточно, ты, - он ткнул пальцем в Дубина, - идешь сейчас на пост вон в ту противоположную башню.
      - Товарищ лейтенант, мы тут поесть собрались.
      - Ничего, не оголодаешь, тебе свой сухпай даден, выполнять.
      - Так и командир роты меня главным назначил на этом посту!
      - Кто, Контио? Да, я договорюсь. Исполнять приказание, товарищ рядовой! - лейтенант шутовски приложил руку к панаме.
      - Есть! - что делать, шутовски ответил Дубин.
      - Развели шутов. Не армия, а цирк, - Дубин собирал манатки.
 
      Внутренность башни представляла собой квадрат, примерно, два на два метра с бойницами во всех четырех стенах. Дубин принялся наблюдать за дорогой, по которой периодически проезжали бурубухайки и легковушки. Ничего интересного, никаких событий, да, и днем караван пойдет здесь вряд ли - между Сциллой батальона на юге и
      Харибдой царандойского полка, который располагался севернее, вместе с резиденцией губернатора провинции в Мухаммед Ага. Хотя, Харибда, как раз и внушала постоянно подозрения разведке.
 
      Дубин с тоской отвернулся на противоположную стену, где Левин и Мазыкин уже соорудили небольшой костер и грели себе обед.
 
      Что-то не то. Дым. Слабая струйка дыма поднималась над стеной.
      Блин, уродство. Так нас и обнаружить недолго. Вот насоветовал. А сами они что ль, не видят?
      Костерок тут же загасили, но дым пыхнул еще больший напоследок. Ладно, будем считать, никто ничего не видел, Дубин тоже достал галету - хоть что-то пожевать.
 
      Дорога уже пятнадцать минут была пуста. Редкие афганские автомобили вовсе иссякли. Тоже их жара мучает, - подумал Дубин, - да и ладно, нет никого, и спокойней.
 
      Неторопливо подъехала пятнистая БРДМ, остановилась на дороге напротив крепости с засадой, развернула башню и стала деловито долбить стены из своей КПВТ.
      Дубин буквально почувствовал, как одна крупнокалиберная пуля вошла в стену его башни на уровне живота. Он замер как под гипнозом.
      Пуля шипела, упорно продираясь сквозь глинобитную кладку.
      Шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш… Показался дымок, пуля выползла, вращаясь как живая, и обессилено упала к ногам. Это был трассер.
      Задница еще какое-то время светилась красным огоньком, и, затухла.
      Во, жуть.
 
      Он тронул ее ногой, она перекатилась, и скрылась в темном углу.

      - РафИк! РафИк!!! - таджик, переводчик, солдат девятой роты, вопил в образовавшуюся тишину: афганцы, а это была машина Царандоя, на время замолкли. Потом он что-то еще прокричал скороговоркой. С дороги ответили, и к ним пошел один из наших офицеров и этот таджик.
      Дубин видел в бойницу, как из БРДМ вылез командир, офицеры недолго поговорили через переводчика, и направились к воротам крепости, находившимся с противоположной стороны от дороги. Там их встретили
      Синкевич и Контио. Поговорили, посмеялись чего-то, пожали друг другу руки и распрощались. БРДМ развернулась, и отправилась восвояси.
 
      Засада была сорвана. Замкомбат построил людей во дворике и устроил всем разнос. Непереводимая игра слов! Точнее, понятная любому русскому, и бомжу, и кремлевским сидельцам. Кто рассекретил засаду, знал только Дубин, как выяснилось, Мазыкин и Левин не заметили дымка от своей готовки. А глазастые деды из кишлака, видать, все и увидели.
      Но, вместо того чтобы вызвать бронегруппу и снять засаду
      Синкевич приказал переместиться в другую крепость - в трех километрах южнее. Были, понятные лишь командирам, свои тому причины: пообщавшись по рации с комбатом, Синкевич вышагивал вдоль шеренги солдат как боевой петух перед смертоубийством.
      Люди цепочками стали выдвигаться к новому месту засады. Дубин подумал: ну и славно, не повоюем, на сей раз. Нахрена мне этот караван? И нам всем? Раздолбаем мы его, или нет, ничего это не изменит.
 
      Все - все равно.
      Просто будем отдыхать три дня еще от тягот и лишений службы.
      Какая собака полезет теперь на нашу мощную засаду - чуть не полбатальона, да еще и в зоне действия артбатареи и ГРАДов? А, никакая.
 
      Дмитрий:
      _ЦЕРЕМОНИЯ НАГРАЖДЕНИЯ._
 
      Никто не умер. Не умер никто. В потерях не значатся.
 
      Фары БТРов вырывали из неба силуэты гор. Перевал уже был близко, запоздавшая колонна из четырех машин преодолевала последний, самый трудный кусок перед спуском. Ударил гранатомет, второй, заговорили автоматы, ухнул миномет. Из первого подбитого БТРа посыпались солдаты в парадке в поисках укрытия. Остальные машины встали, задняя начала отползать вниз. Все, даже подбитая огрызались вокруг из своих КПВТ, обстрел, кажется, велся отовсюду. Из вставших машин тоже пошли выскакивать солдаты в парадной форме и падали, не успевая отбежать, отползти в придорожные канавы.
      На перевале появился свет - это очнулся пост Царандоя и вниз поползла какая-то техника.
      Миномет умолк. Вскоре стихли и автоматы.
 
      С возвращавшейся в Кабул пустой колонной как обычно пришли четыре БТРа сопровождения из седьмой нашей роты: дорога от Гардеза до Бараков не представляла опасности: голые горы и больше ничего.
      Засада - для самоубийц. А с границы зеленки всегда работал батальон.
      Командир сопровождения привез приказ Комбрига: всех солдат батальона, представленных к правительственным наградам отправить в парадной форме в расположение бригады. Фамилии прилагались.
      На следующий день в бригаду прибывает командующий, будет праздничное построение, и торжественное вручение Правительственных наград.
 
      Колонна ушла в батальонном сопровождении, БТРы остались на дороге. Непонятная задержка продлилась уже несколько часов.
      Приказ выделить парадку для 24 человек оказался сложным. Если говорить просто. Это имущество, разворованное каптерами, продавалось местным за чарс и афгани, поэтому парадные рубашки собирали у офицеров, слава Богу, фуражки в ВДВ никогда не пользовались почтением.
      К шести вечера именинников собрали и отправили на праздник.
 
      Кто распорядился, или не распорядился.
      Кто распорядился не выдавать оружия награжденным, солдату неведомо.
 
      Дубин уже лежал в постели, когда в кубрик влетел Костя. Костя влетел весь в слезах, скосился на Дубина, и тот почувствовал, что жизни у него ровно столько, сколько Костя будет плакать. Как, впрочем, и у всего взвода.
      Сергей Лупов. Его, Дубина, механник-водитель остался на перевале. Костин лучший друг. Он не погиб, хуже. Ему безоружному перебило позвоночник. Как часто он спасал Дубина от…
      Да от всего. Это он был командиром и наставником. Он оставлял
      Дубина спать в БМДшке когда тот был духом, чтобы тот, чтобы тот хоть что-то соображал на войне, он был лучшим человеком и был лучшим солдатом на этой войне.
      Это он мог летать по дорогам как птица, с той скоростью, которая БМДшке невластна. Что спасало от гранатометов и мин.
      Это он, раненный в руку и ногу смог привести машину домой.
      Орден "Красной Звезды"