Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Конец Желтого Дива

ModernLib.Net / Тухтабаев Худайберды / Конец Желтого Дива - Чтение (стр. 7)
Автор: Тухтабаев Худайберды
Жанр:

 

 


      — О-о, учитель явился! — пронесся по подземелью вздох радости и облегчения. Все присутствующие вскочили на ноги, стали кланяться Аббасову, приложив руку к сердцу.
      Адыл-коварный прошел на почетное место, обложенное пуховыми подушками, сел. Худющий парень, держа сложенные ладони перед лицом, прочел короткую молитву, которую закончил словами:
      — Да останется милиция всегда с носом, аминь!
      — Аблоху акбар! — присоединились остальные.
      После этого начались обычные расспросы о здоровье, житье-бытье, о делах. А какое у таких бытье, какие дела?.. Разговор коснулся городских новостей, разных слухов. Толстяк, тяжело отдуваясь, сказал, что жизнь становится все труднее и труднее, что милиции помогают дружинники, представители народного контроля, и есть все основания полагать, что органы добьются своего — в корне изведут ихнего брата.
      — Не дрожи так сильно, трус! — прикрикнул на него Адыл. И повернулся к соседу: — Муталь, встань!
      — Слушаюсь! — вскочил тот на ноги. Это был Лошадь.
      — Ты выполнил мое поручение? Где документы?
      — В портфеле, хозяин.
      Муталь вытащил из-под себя портфель и извлек желтую папку — ту самую, которая исчезла из сейфа полковника! От волнения у меня закружилась голова. Что делать? Выхватить из рук Лошади заветную папку и броситься к Салимджану-ака в больницу? Дет, Хашимджан, спешка в нашей работе недопустима…
      — Рассказывай! — приказал Адылов.
      — Что рассказывать, хозяин?
      — Как провел операцию по изъятию этих документов. Пусть все слушают и наматывают на ус, как надо работать.
      — Все сделали точно так, как велели вы, учитель. В форме майора милиции я явился в отделение. Дежурил пожилой простоватый сержант, я представился ему работником областного управления, предъявил удостоверение.
      Я поинтересовался, как проходит дежурство, нет ли особых нарушений. В этот момент появился мой напарник — тоже в милицейской форме, с букетом цветов в руке. Извинившись передо мной и попросив разрешения обратиться к сержанту, сказал:
      — Где-то здесь поблизости свадьба моего друга, а адрес его я куда-то подевал, не могу найти. Вы, наверное, знаете, он тоже служит в милиции и живет где-то рядом.
      Сержант объяснил, где идет свадьба, посожалел, что не может проводить, так как находится на посту. Я сделал вид, что возмутился бездушием сержанта, прикрикнул на него:
      — Милиционеры должны помогать друг другу, пора бы понять эту простую истину. Идите, покажите товарищу нужный дом, а на посту я побуду сам!
      И пока сержант вернулся, я успел вскрыть сейф, выкрасть документы.
      — Молодец, одобряю! — даже похлопал в ладоши Адыл-оборотень. — Теперь расскажи, как провел операцию «Грудной ребенок».
      — Ее выполнила Шарифа.
      — Шарифа? Кто такая?
      — Вы ее знаете, хозяин. Действует в моей группе. Раньше работала официанткой в столовой, сейчас промышляет тем, что ходит по организациям и ворует пальто и плащи. Она как раз родила ребенка, отца нет, ну и не знала, что с ним делать. А тут подвернулось такое выгодное предложение и она с радостью согласилась. Я пообещал выхлопотать ей двухкомнатную квартиру и дать три тысячи при благополучном завершении дела.
      — Она сейчас ушла в подполье?
      — Ага.
      — Пусть легализуется. Не то все пропадет даром, Она должна каждый день бегать в милицию, требовать алименты и наказания полковника. Конечно, ничего не докажем, но крови ему много попортим! На, держи эти деньги, обещанные Шарифе. А эти золотые монеты — тебе. Хочешь — вставь себе зубы, хочешь — закажи жене кольца, — твое дело. Я друзей никогда не обманываю, если они точно выполняют мои задания… Саллабадрак, встань-ка с места!
      Так почему-то звали парня с бычьей шеей. Он с трудом оторвал свое могучее тело от пола.
      — Как твоя тачка, работает?
      — Работает, хозяин.
      — Отвез муку?
      — Так точно.
      — А сахар?
      — Сахар пока что не удалось вывезти.
      — Этой ночью вывези во что бы то ни стало.
      — Будет сделано, хозяин.
      — В шелкоткацкой артели побывал?
      — Да. Отвез, куда было велено.
      — На, держи премию. — Аббасов вынул из портфеля пачку денег, кинул Саллабадраку.
      «Куда я попал? — кричало все мое существо. — Кто это такие? Неужели это не сон, а явь и такие типы живут рядом с нами? Один — вор, другой — взяточник, третий — клеветник. Да здесь прямо-таки образцы всего преступного мира! Это они не дают милиции ни дня покоя, живут за счет честных людей. Да еще как по-современному выражаются: «операция», «легализация», «изъятие» — прямо-таки разведчики! Это желтые дивы, которых надо уничтожать!»
      — Главарь спекулянтов Ариф, встань!
      Худущий парень встал на ноги, бессильно прислонился к стене.
      — Рассказывай.
      — Дела идут неважно, хозяин.
      — Почему?
      — Нашего брата становится все меньше. Во-первых, нечем торговать, так как в магазинах все больше товаров, во-вторых, почти все лучшие, опытные люди за решеткой.
      — Какие меры принимаешь, чтобы уберечь кадры от провалов?
      — Разные. Недавно сместили с работы участкового, организовав жалобу торговок ичигами.
      — Неплохо. Продолжай в том же духе. Кадры надо беречь. Как с ценами на толкучке?
      — Ничего, хозяин, неплохо. Отрез атласа, который стоит двадцать один рубль, идет по пятьдесят.
      — Слышишь, толстяк? — торжествующе вскинулся Аббасов.
      Тот в ответ промычал что-то невнятное.
      — Ковер стоимостью в сто пятьдесят рублей толкаем за двести пятьдесят, — продолжал Ариф.
      — Слышишь, толстяк? — повторил Аббасов и опять услышал глухое мычание.
      — Ондатровые шапки стоят по пятьдесят рублей… — сказал Ариф бодро и испуганно умолк, увидев, что Адыл-оборотень вскочил с места, как ужаленный змеей, подскочил к толстяку, схватил его за ворот и рывком поставил на ноги.
      — Когда только ты поумнеешь, эй, мешок протухшего жира?! Я же велел тебе не передавать шапки в магазины, пока их цены не подскочат на рынке до ста рублей! Думаешь, мне легко достался такой дефицитный товар?! — С этими словами Аббасов влепил толстяку звонкую пощечину.
      — Завмаги сильно шумели, пришлось… — начал слабо оправдываться толстяк, не смея даже потереть ушибленное место. — Если не выдам товар, грозились пойти в ОБХСС.
      — Теперь нечего бояться ОБХСС! — взвизгнул «учитель». — Их начальник сейчас лежит при смерти. Бог даст, скоро мы попируем на его поминках… Деньги принес?
      — Только половину, — выдавил толстяк и быстренько прикрыл лицо руками, боясь получить очередную оплеуху.
      — А где остальные?
      — Я же говорю, никто не дает теперь взяток.
      — Врешь, собака! Я знаю, что именно теперь ты берешь вдвое больше, чем раньше. Знаю также, что деньги, которые утаил от меня, прячешь в своем загородном доме! Муталь…
      — Слушаю, хозяин.
      — Сегодня ночью произведешь у него обыск.
      — Будет сделано, саркар .
      — Простите, хозяин!.. — завопил толстяк, заметался, как перепел, попавший в силки. — Я вроде все деньги принес, ошибся, видно, подумал, что здесь только половина… Вот они, вспомнил, в левом кармане, в левом…
      Он лихорадочно выудил из кармана две тугие пачки, перетянутые цветной бумагой, положил перед Адылом.
      — Инициативный директор лоскутного магазина, Каюм, встань, отчитайся перед друзьями.
      Мозгляк со сверкающим лбом моментально оказался на ногах, подобострастно сложил руки на грудя.
      — Сбыл товары, полученные от фирм?
      — Половину.
      — Куда дел другую половину?
      — Переправил в филиалы. Завы у меня там надежные, всех в кулаке держу.
      — А не попадутся они?
      — Принял меры. Мы разрезали ткань вначале на лоскуты, потом вывезли в филиалы.
      — Браво! — похлопал бандитский «шеф» в ладоши. — Нашу долю прибыли принес?
      — Да, хозяин.
      В этот момент дверь подземелья открылась и на ступеньках появилась полусогнутая Баба-яга. На громадном лягане она несла штук пятнадцать отварных курочек.
      — Кто-нибудь, тащите коньяку, — распорядился Аббасов, проглотив слюну. — Живо!
      Директор лоскутного магазина взлетел по ступенькам и через минуту принес десять бутылок коньяка.
      Началось пиршество. Каждый выхватил по курице и стал вгрызаться в нее, запивая мясо коньяком из большущих пиал. Они громко чавкали, икали, выплевывали косточки прямо на ковер. Мне тоже захотелось съесть крылышко или ножку, но, уж на что люблю подзаправиться, — в таком обществе побрезговал.
      К концу трапезы у всех развязались языки и мне оставалось только слушать и слушать. И выяснил еще кое-что такое, что должно было очень заинтересовать Салимджана-ака. Например, узнал, что эта банда сколотилась сравнительно недавно, когда преступникам стало ясно, что милиция вскоре поодиночке выловит их всех. Вот они и объединились, чтобы защищать друг друга, поддерживать деньгами, советами, связями… Адыла Аббасова выбрали главарем и каждое его слово было законом. Еще я узнал, что избитый Адылом толстяк — завскладом paйонной потребительской кооперации, худющий Ариф базарком, Муталь — шофер автобазы.
      Главарь провел небольшую беседу о том, как избегать неприятных столкновений с милицией, каким образом усыплять бдительность дружинников. Посоветовал каждого «подающего надежды» — представляете, какие! — привлекать на свою сторону, а если это сразу не удается, то постараться облить того грязью, чтобы он вообще потерял среди честных людей авторитет.
      — Клевета, распространение слухов должны стать нашим главным орудием, — сказал он в заключение. — Следующую встречу я назначаю на двадцать седьмое число этого месяца, на двадцать два часа. Самое главное сейчас — действовать осторожно, с умом, но решительно. Это должно стать нашим девизом… Арифджан, ну-ка, почитай молитву за всех за нас.
      «Завотделом спекулянтов» упал на колени и стал пьяно бормотать, глядя на груду пустых бутылок у стены.
      — Аминь! — закончил он свою «молитву». — Да пусть враги наши всегда терпят поражение, а дела наши процветают и Адылджан-ака всегда пребывает в добром здравии и благостном расположении духа!
      — Аминь! — хором прохрипели члены банды.
      На этом «общее собрание» шайки закрылось. Все начали расходиться. Я, само собой, увязался за Аббасовым. Ведь мне следовало знать, где он припрячет нашу желтенькую папку. Такси его ждало на условленном месте — ничего не скажешь, все организовано! Не успели мы сесть, как машина рванула и понеслась по темным улицам.
      У моего «приятеля» было отличное настроение. Откинувшись на спинку сиденья, он вполголоса напевал какую-то пошлую песенку. А у меня из головы не шли слова Салимджана-ака: «Знаешь, Хашимджан, — говаривал он, — среди сотен тысяч честных трудовых людей могут появиться один-два отщепенца, которые многим портят жизнь, лишают покоя. Наш с тобой долг — наставить таких на путь истинный, ну, а если не захотят — то со всей суровостью покарать!»
      Что ж, дорогой Салимджан-ака, теперь мы знаем кто главарь шайки, знаем и про их делишки и планы. И в свое время всех возьмем, никто не скроется от возмездия…
      Я проследил, как Аббасов спрятал в своем тайнике желтую папку, и, несколько успокоенный, далеко за полночь отправился наконец домой.

Бессонная ночь

      Я решил так поздно — или уже рано? — не будить звонками Лутфи-хола: в два приема одолел дувал и оказался во дворе. Снял с головы шапку-невидимку, оглянулся по сторонам. Что такое? В цветнике, как ни в чем не бывало, разгуливает с садовыми ножницами Салимджан-ака, облаченный в свой жирафий домашний халат! Не веря себе, я протер глаза: Салимджан-ака ведь должен быть в больнице, врачи говорили, что он в тяжелом состоянии!
      — Здравствуйте! — пробормотал я неуверенно.
      — Ия, Хашимджан?! — изумленно воскликнул полковник, выпрямляясь. — С неба свалился или из-под земли вылез?
      — Через дувал перелез. Но вы? Откуда вы сами появились? Вечером вас не было…
      — Удрал из больницы, сынок, — пояснил Салимджан-ака виноватым тоном. — Здесь, сам знаешь, дела у нас важные и сложные… Грех в такое время валяться в больнице. Да докторам разве втолкуешь это? Дождался сегодня, когда все уснут, и дал стрекача. Знаешь, Хашимджан, к какому выводу я пришел?
      — Нет, не знаю.
      — В ограблении нашего сейфа участвовали люди Адыла Аббасова. Он — организатор.
      — Верно.
      — Ибо именно он заинтересован в уничтожении этих документов. Но сейф вскрывал не он сам.
      — Верно. Не сам вскрывал.
      — Постой, а ты откуда знаешь?
      — Да нет, я так просто…
      — Неисправимый подонок этот Аббасов. А я надеялся, что образумится; догадываясь о его проделках, пытался направить на путь истинный. А он каждый раз старался надуть меня и, надо сказать, ему пока это удавалось. Ты знаешь, я с жучьем строг, но ведь не пойман — не вор.
      — А вы давно его знаете?
      — Лет десять.
      — Не помните, проходил он по делу о махинациях на шелкоткацкой фабрике?
      — Не помню, сынок. Ведь когда все было… Ты к чему это?
      — Нет, просто так…
      Не время еще говорить с Салимджаном-ака обо всем, что я узнал. У него сердце, может слечь опять. Ему сейчас полезно слышать лишь радостные вести… Решено, о старых делах умолчу. А вот если я скажу, где находятся документы, он вдруг возьмет да и поправится окончательно.
      — Салимджан-ака, давайте-ка присядем, — сказал я как можно спокойнее, увлекая его на веранду.
      — Что у тебя там, что-нибудь важное? — испытующе взглянул он мне в глаза. — Давай выкладывай!
      — Ого, важное. Да еще какое!
      Мы опустились на диван. Не упоминая о волшебной шапочке ни словом, я начал рассказывать, как вернулся из кишлака, посетил кафе «Одно удовольствие», пошел по следам директора, словом, все по порядку.
      — Как тебе удалось все это подсмотреть и подслушать? — с некоторым недоверием спросил полковник,
      — А я умею быть невидимым.
      — Ты что?! — с еще большим недоверием покосился на меня Салимджан-ака. Верно, подумал, что я слегка — того…
      — Правда; если сомневаетесь, можете проверить. Вот, закройте-ка глаза…
      Полковник нехотя закрыл глаза. Я надел шапочку, стал невидимым.
      — А теперь вы меня видите?
      — Нет. Ты и вправду исчез, Хашимджан. А голос твой слышу. Товба… Что ж это такое? Эй, слушай-ка, парень, а ну, прекрати свои фокусы, появись снова!
      — Сейчас. Только закройте глаза.
      — Вот, закрыл.
      — Теперь можете открыть.
      — О, товба, товба! Хашим, ты ли это? Или мне приснилось?.. Да ты настоящий фокусник, парень! Ну объясни, как ты исчезаешь?
      — Я выпил специальное такое лекарство.
      — Дай мне тоже попробовать капельку твоего лекарства.
      — Нельзя. Любого другого это лекарство может убить. И вообще это страшная тайна. Если о ней узнает еще кто-нибудь, то мы все трое умрем, не сходя с места.
      Полковник покачал головой.
      — Не снится мне все это?
      — Нет, не снится, Салимджан-ака.
      — Покажи тогда свой фокус еще раз.
      — Закройте глаза.
      Минут десять-пятнадцать мы играли в прятки. Я становился невидимым и подавал голос с разных концов веранды; Салимджан-ака пытался поймать меня, а когда я ускользал из его рук, он хохотал во все горло. Наконец, усталые, мы опять сели на диван.
      — Ты где достал такое лекарство? — спросил Салимджан-ака лукаво.
      — Бабушка дала.
      — Уж не алхимик ли она у тебя?
      — Что-что? Красный химик , вы сказали?
      — Говорю, большой ученый, видно, твоя бабушка. За изобретение такого лекарства надо бы удостоить ее Государственной премии.
      — Ну, этого делать нельзя.
      — Почему же нельзя? — улыбнулся полковник. — Иные соорудят кочергу и ходят по инстанциям, требуют премию…
      — Моя дорогая бабушка заболеет, если мы откроем ее секрет.
      — Да ну?
      — Точно. Можете мне поверить.
      — Значит, эту тайну никому нельзя открывать?
      — Никому.
      — Интересно… — Полковник стал расхаживать взад-вперед по комнате. — Я ведь не раз слышал про разные случаи волшебства, но не верил этому. А вот три года тому назад я ездил в Ленинград на семинар. Нам показали маленькую девочку и сказали, что она способна видеть через толстые стены, стальные пластины в полметра толщиной. Я, конечно, не поверил. Девочка подошла ко мне. «Дядя, если хотите, можете испытать». Я попросил первое, что пришло на ум: сказать, что у меня в нагрудном кармане. Девочка подняла глаза и через секунду оказала: «У вас в кармане лежит паспорт и вложенная в него фотокарточка мальчика и женщины». В паспорте моем находилась карточка жены и Карима, снятых вместе! Я был поражен. Кто знает, может, и твоя бабушка обладает какими-то не известными науке особенностями. Телепатия там… А впрочем, я думаю, что волшебства никакого нет, просто ты ловкий парень и кое-чему успел научиться, служа в милиции.
      — Салимджан-ака! — перебил я его. Полковник остановился, повернулся ко мне, ожидая, что я скажу.
      — Вы меня любите?
      — Конечно. Как родного!
      — Тогда еще раз прошу: никому не выдавайте мою тайну.
      — Стоп, стоп, Хашим! Ну хорошо, давай не будем об этом больше… Я сорок лет работаю в милиции и сорок лет храню, если надо, государственные тайны. Я умею молчать, сынок. Уверен, Хашимджан, преступникам не поздоровится, если совместить твое, как ты утверждаешь, волшебство с моим опытом. Мы изведем их под корень!
      — Вот это я и хотел вам сказать.
      — Молодец, сынок! Теперь — за дело. Первым долгом, я считаю, надо сообщить Али Усманову, где находится желтая папка с похищенными документами.
      Несмотря на раннее время (часы показывали пять с чем-то), Салимджан-ака набрал домашний номер телефона товарища Усманова. Трубку подняла жена начальника.
      — Позовите-ка своего мужа, уважаемая! — попросил Салимджан-ака. — Да, да, это я. Ничего особенного, но он мне срочно нужен.
      С минуту полковник ждал, прижав трубку к уху. Потом заговорил опять:
      — Я говорю из дома, а не из больницы. Гм… нет, не удрал, врачи сами разрешили. Что я хочу сказать тебе важного? Удалось выяснить, где находятся похищенные документы! Сам приедешь? Валяй, ждем…
      Через полчаса в комнату вбежали взволнованно полковник Усманов вместе с начальником уголовного розыска майором Халиковым, мужчиной среднего возраста, но седым как лунь. Когда все уселись за круглым столом, полковник кивнул мне:
      — Докладывайте, товарищ сержант.
      Я рассказал все, что видел, слышал, привел все фамилии, какие удалось выяснить.
      — Уфф, уму непостижимо! — только и проговорил Усманов, когда я закончил.
      — Думаю, сообщение товарища Кузыева достоверно, — вскочил с места майор Халиков. — У нас есть сведения, что в районе этого оврага собираются подозрительные личности. Лоскутный магазин — под нашим наблюдением. Не предпринимаем оперативных мер потому, что эта лавка находится в тесной связи с шелкоткацкой артелью, — расследование только начинается. А сообщение товарища Кузыева я считаю чрезвычайно ценным и от души поздравляю молодого коллегу с успехом!
      После этого мы принялись составлять план операции по разоблачению банды. Я предложил сейчас же нагрянуть в дом Аббасова и извлечь из тайника похищенные документы. Мне возразили: это насторожит остальных членов шайки.
      — Преступников следует взять с поличным, — наставительно сказал мне Салимджан-ака.
      И с ним, конечно, нельзя было не согласиться. Мне осталось только принять солидный вид и веско произнести:
      — Совершенно верно. Пороть горячку нельзя.
      Посовещавшись, решили установить за преступниками внешнее наблюдение, выяснить все их связи, все темные делишки и арестовать, когда они соберутся на очередное свое собрание в подземелье Бабы-яги.
      — Так, решено, — удовлетворенно сказал полковник Али Усманов. — А кому мы поручим проводить операцию?
      — Я думаю, самому сержанту Кузыеву, — предложил вдруг Салимджан-ака.
      — Не очень ли молод Кузыев для такого ответственного задания? — усомнился Али Усманов.
      — Когда я предложил товарищам назначить тебя начальником районного отделения милиции, ты был на много ли старше Хашимджана? — приподняв брови, внушительно произнес Салимджан-ака. — Тогда тоже кое-кто сомневался: «Да вы что, шутите, у него еще материнское молоко на губах не обсохло — и туда же — начальником!» Но я знал, что ты справишься, и притом отлично, и продолжал настаивать. Как видишь: не ошибся. От зеленого лейтенанта до полковника вырос. Кадрам надо доверять, полковник. А за Хашимджана я ручаюсь, как за себя. К тому же у него есть один секрет… — лукаво усмехнулся Салимджан-ака.
      — Вы мой наставник, вы учили меня азбуке милицейской работы, как я могу перечить вам?! — улыбнулся Усманов. — Ваше слово для меня — закон! Товарищ Кузыев, поздравляю вас с первым ответственным заданием!
      — Постараюсь оправдать ваше доверие, товарищ полковник! — вскочил я с места, прикладывая руку к козырьку.
      — Но учтите, — продолжал полковник, наставительно подняв палец, — ничего не предпринимайте, не согласовав со мной или с Салкмджаном-ака.
      — Слушаюсь, товарищ полковник!
      Рассветало. Я разжег самовар, принес на стол гостинцы, привезенные от бабушки. Завтрак прошел на высшем уровне.
      Дела наши с Салимджаном-ака, скажу вам, кажется, здорово пошли в гору. Мы тут же, не сходя с места, придумали даже название предстоящей операции: «По следам Желтого Дива». Неплохо звучит, а, как по-вашему?
      — Товарищ сержант! — сказал мой руководитель, когда насчет кодового названия было все обговорено : — Теперь немедля пойдешь по следам того толстого взяточника.
      — Как? Я думал, что в первую очередь буду заниматься…
      — «Разнесчастным директором?» К нему мы приставим наблюдателей: как на работе, так и дома. На этот счет ты не беспокойся.
      — Что ж, тогда все о'кей, товарищ полковник!
      — Начитался зарубежных детективов?.. Ну, ладно, счастливой охоты, сын мой сержант! Успехов тебе.

Перепелки денег не клюют…

      Я повесил на плечо фотоаппарат, засунул в карман магнитофон, — вы такого маленького и не видывали, специально сработан для нас, милиционеров, и прямиком направился на склад районного кооперативного общества. Ох и добра я увидел тут, просто выразить трудно! Склад длиной в двести метров, высотой в двадцать до самой макушки был полон-переполнен разнообразнейшими товарами. Чего только душа пожелает — все было здесь: шелковые ковры, ковры машинной и ручной выделки, ярчайшие шелка да атласы, которые люди называют «Коли дочь наденет, сноха от зависти лопнет»; холодильник, коих никак не признает моя дорогая бабушка, и- полированные кафы, столы, серванты, за которыми вон уже сколь-о безрезультатно охотится моя дорогая матушка; арфоровые чайники, косы…
      Нет, нет, вы же знаете, я не мастак описывать, а коли и начну говорить про отличнейшие детские костюмчики, то наверняка забуду упомянуть о пальто-джерси, а скажу про них, не дождутся своей очереди надетые друг на друга, лежащие штабелями ондатровые шапки или тюки пуховых платков, небрежно разбросанные вокруг…
      Ну, ладно, пойдем дальше. Вернее, начнем с начала. У самых дверей склада я обнаружил закуток, равный по размерам, ну, скажем, кабине грузовой машины. В нем сидел, печально подперев щеку рукой, знакомый нам с вами толстячок. На сей раз в шляпе и при галстуке, узел которого был с мой кулак. Лицо его было скучным, как лужа при солнечной погоде. Лоб его торчал почти на улице, словно готовый боднуть любого, кто только посмеет сунуться к нему. А руки будто живут сами по себе: порхают над счетами. А во дворе, перед складом, околачивается человек пятнадцать-двадцать завмагов, боязливо поглядывают на бодливый лоб толстяка-завскладом, подталкивают друг друга, как студенты, подзадоривающие товарища зайти к профессору первым…
      Я включил магнитофон, вытащил из футляра фотоаппарат. Ах, да, забыл сказать — шапочку свою я еще на улице надел. В общем, приготовился работать. В этот момент один из завмагов решился проскользнуть в кабину толстяка.
      — Ассалому алейкум!
      Молчание.
      — Как вы себя чувствуете, дражайший?
      Толстяк поднял наконец голову. Куда девалась его робость там, в подземелье. Увидев его перекошенное лицо, горящие яростью глаза, право слово, я и сам испугался, хотя был невидимкой; а каково было бедному завмагу, можете представить сами!
      — Я… я… — промямлил он испуганно.
      — Ну что, я-я?! Чего надо? — крикнул толстяк, дернувшись вперед, точно собирался укусить вошедшего.
      — Я… за товаром… приехал.
      — Товару нету.
      — Я и в прошлый раз ничего не получил.
      — Бог даст, и впредь ни шиша не получишь.
      — Прошу вас, хозяин, дайте хоть немного товару, чтобы план выполнить, не то горим синим пламенем!
      — А что тебе, собственно, нужно?
      — Я слышал, вчера привезли атлас и ковры…
      — Привезти-то привезли, да дорого дали, пока достали…
      — Да уж мы не дадим вам одному везти этот воз, дорогой начальник, сами понимаем…
      — Хватит вертеться вокруг да около. Сколько даешь… чтобы повезти этот воз дальше?
      — Сто рублей, хозяин.
      — Гони сто пятьдесят, и десять ковров твои.
      — Сто десять, хозяин…
      — Ну ладно, давай сто сорок и покончим на этом. Ты ведь мне почти что брат!
      — Дам сто двадцать, хозяин, ведь вы мне ближе, чем родной отец!
      И эти два «брата» начали свирепо торговаться за каждый рубль, как на толкучке — только что не лупят друг друга. Наконец сошлись на ста двадцати пяти рублях взятки. Завмаг выудил из глубин кармана денежки, а завскладом протянул за ними лапу. Щелк! Мулла Хашимджан, само собой, зафиксировал милую сценку на память. Будем надеяться, скоро раздам карточки, и родные, поглядывая на них, будут носить передачки… А магнитофон был включен давно.
      Кланяясь, спотыкаясь и рассыпая приветствия, в дверях появился еще один завмаг. По мере его приближения с лица толстяка сходило нечто, похожее на улыбку, появившееся при получении ста двадцати пяти рублей. И когда очередной завмаг вошел в кабину, перед ним снова были злые, колючие глазки и жестоко поджатые губы.
      — Здравствуйте… Бог вам в помощь…
      — Чего-чего? Помочь? Ишь чего захотел, бездельник! Может, тебе свою зарплату отдать, оставить детишек голодными, неодетыми, необутыми…
      — Простите… Но я сказал… бог в помощь…
      — Как же! Поможет он тебе! Чего надо, говори!
      — Да вот… за товаром приехал, ака…
      — Что ж, ладно. Дам я тебе сахару.
      — Так ведь своего сахара некуда девать: который уже месяц только сахар и выдаете мне.
      — Ну, бери тогда мешков сто соли.
      — Зачем мне соль? Себя солить буду, что ли?!
      — А у меня больше ничего нет.
      — Я слышал, вчера привезли апельсины, индийский чай. Вот давайте эти товары, то-то обрадуются покупатели.
      — А меня? Меня-то кто обрадует?
      — Вас пусть ваша женушка обрадует.
      — Ты еще грубишь! Ничем не могу помочь тебе, склад пуст.
      — Апельсины и чай привезли вчера. Знаю точно.
      — Но чтобы привезти их, мы здорово поистратились…
      — Ерунда!
      — Вон отсюда!
      — Я буду жаловаться, дойду до ОБХСС!
      — Вон отсюда, тебе говорят! Ты мараешь высокое звание работника советской торговли! — Грохнув кулаком по столу, толстяк грозно поднялся со стула. Он широко раскинул руки в стороны, пошел на завмага, будто хотел вначале, на прощание, обнять его, а затем задушить. — Как смеешь ты ставить под удар выполнение государственного плана, отказываешься брать те товары, которые есть на складе! Тебя надо призвать к ответственности, твое место не за прилавком, а в тюрьме! Ты хапуга и рвач, наживающийся за счет честных советских покупателей!
      — Э, не ори ты, нет тут дураков, которые клюнут на твою болтовню, сунут тебе взятку! — Парень-завмаг был, видно, крепенький орешек, не из пугливых, таких нахрапом не возьмешь: сжал довольно-таки увесистые кулаки, стоял, набычившись.
      — Во-он, тебе говорят!
      — Не ори, задохнешься. Мои работники честно трудятся, ни копейки с них не возьму, ты понимаешь? И своих не дам — дома мал-мала меньше восьмеро сидят. И были бы — не дал! Я тебя спрашиваю, ты отпустишь товар или нет?
      — Не получишь…
      Вдруг завмаг схватил увесистые счеты толстяка, занес их над головой.
      — Ну ладно! Уж пришибу тебя, хоть за дело сяду — погань уничтожу!
      Толстяк вдруг обмяк, неловко попятился, плюхнулся на стул и вдруг фальшиво расхохотался:
      — Положи на место счеты, сумасшедший! Я ведь только пошутил. Сколько тебе нужно чаю?
      — Четыре ящика.
      — А апельсинов?
      — Сколько дадите.
      — Ну нельзя быть таким серьезным, совсем шуток не понимаешь. Как у тебя дома-то, детишки живы-здоровы?
      — Да. Живы. И здоровы.
      — А жена все еще учится?
      — Учится.
      — Я тебе все выдам, друг, но ты должен подбросить мне хоть двадцатку. Если я с тебя ничего не сдеру — непременно заболею. Пожалей меня…
      — У меня нет ни копейки!
      — Дай хоть рубль, чтобы я смог пообедать.
      — В кармане у меня ничего, кроме автобусных абонементов.
      — Ну ладно, давай хоть абонементы.
      Отдав толстяку два абонементных билета, завмаг взял листок бумаги, на котором было выведено многозначительное слово «Фактура», и пошел прочь. А толстяк стал больно щипать себя за бока и хлопать ладонью по голому черепу, приговаривая: «Ох, какая же я тряпка, невозможная тряпка, и притом половая тряпка!» Однако вспомнил про очередь и снова приосанился…
      Начали заходить еще завмаги. Эти особо не спорили, выкладывали то, что просил толстяк, и отправлялись за товаром довольные. Довольно потирал руки, само собой, и наш толстячок. Да и я не имел оснований для недовольства: фотоаппарат мой и магнитофон работали безостановочно, значит, задание свое я выполнял как следует. Весело чувствовала себя и волшебная моя шапочка: как-никак немалую услугу оказывала она сегодня нашей родной милиции!
      Толстячок начал заносить в толстую общую тетрадь список взяток, полученных сегодня. Чтобы лучше сфотографировать, я влез на стол, широко раздвинул ноги, — между ботинками оказалась строго разграфленная тетрадь — и с полчаса мы с завмагом работали молча и сосредоточенно. Затем толстяк принялся считать деньги, негромко напевая себе под нос что-то лирическое… Потом запихал деньги в пухлый портфель, любовно чмокнул его в пузо и нагнулся, чтобы отпереть несгораемый шкаф.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16