Владимир Тучков
      Танцор-2
      Роман второй
      ДВАЖДЫ НЕ ЖИВУТ
      АППЛЕТ I. УБИЙСТВО НА ПУШКИНСКОЙ
      Танцор сидел на скамейке, отхлебывал "Туборг", приятно холодящий и слегка пощипывающий гортань, и, словно чеширский кот -- самое виртуальное на свете существо, жмурился от удовольствия. Как ни крути, а весна даже и в Москве весна. А тем более в таком культовом месте, предназначенном исключительно для праздности, как скверик между нерукотворно-бронзовым Пушкиным и кино имени его же, призывавшего милость к падшим.
      И не просто сидел на скамейке, но еще и наблюдал бесплатное представление, искусно срежиссированное всем ходом отечественной истории последнего десятилетия.
      Рядом с Пушкиным -- нашим Пушкиным, православным -- американский проповедник, окруженный курятником квохчущих сестер, сплошь конопатых и с первого взгляда непроходимо глупых, при посредничестве переводчика наставлял москвичей на путь истинный, раздавая налево и направо яркие глянцевые буклеты, которые издали были неотличимы от какого-нибудь "Плейбоя", а то и "Пентхауса".
      Прохожие, относясь к происходящему с нормальным столичным безразличием, останавливались лишь для того, чтобы взять баптистский печатный орган, не обременяя себя даже кивком головы или улыбкой, не говоря уж о "Сэнк ю вэри матч".
      И вдруг в это статичное действие энергично вторглась стайка перманентно возбужденных старушек с красными флагами, которые торопились на какую-то свою коммунистическую тусовку. Старушки остановились, повели чуткими носами ("крючковатыми", -- невольно подумал Танцор) и мгновенно квалифицировали ситуацию как попытку заокеанского капитала одурманить русский народ чуждым баптистским опиумом.
      Тут же был сформулирован и лозунг: "Гоу хоум. Ирод буржуйский", -который старушки стали натренированно скандировать.
      События нарастали стремительно. Наиболее агрессивные активистки освободительного движения начали вырывать из рук благостных заморских дур буклеты и рвать их в клочья. Самые же радикальные марксистки, несомненно, имеющие по три-четыре привода в милицию, нацелили острые металлические наконечники знамен на американского проповедника и пошли в штыковую атаку.
      По всей видимости, проповедник в свое время изрядно натерпелся от коммунистической идеи в дельте Меконга. Поэтому в его голове, покрытой боевыми шрамами, произошло короткое замыкание. Раздался жуткий вопль, несмотря на сильный акцент, вполне понятный: "Сучары вьетконговские!" И бывший сержант, так и не научившийся жить в гармонии с миром, начал выхватывать у старух флаги и яростно ломать их древки о колено.
      Индифферентные прохожие мужского пола, несмотря на различия в политических пристрастиях, мгновенно объединились вокруг национальной идеи, сформулированной предельно конкретно: "Наших бьют!"
      Первые трое, пытавшиеся утихомирить разбушевавшегося американца при помощи грозных слов, приняли на себя град ударов пятисотдолларовых туфель. Остальные ответили на мордобой мордобоем. Вскоре запылали сложенные на асфальте буклеты, искажающие истину при помощи ложноконфессиональной идеологии и дурного перевода на русский.
      Начали подтягиваться ленивые милиционеры и прыткие репортеры.
      От посольства США резко стартовал "Форд" с дымчатыми стеклами и стремительно понесся по направлению к Смоленской площади.
      В воздухе отчетливо запахло паленым.
      * * *
      "Да, -- думал Танцор, -- уж если две христианские конфессии собачатся столь яростно, то что же тогда ожидать от контактов с мусульманским миром?" Мысль была до безобразия праздной, никоим образом не связанной с судьбой Танцора, к которому мусульманский мир ни с какими контактами не набивался. Гораздо более он был зависим от злокозненности своих же -- братьев славян. Точнее, москвичей, поскольку в Москве уже давно проживала особая нация, вобравшая в себя множество национальных особенностей самых разнообразных народов, прибывших в первопрестольную на ловлю баксов и чинов.
      Танцор настолько разрассуждался, настолько прогрелся весенним солнышком, что впал в полную абстрагированность. На что в Москве имеют право очень немногие. Дело дошло до того, что он не заметил, как над ним склонился паренек с маленьким вытатуированным паучком на щеке.
      Вот из такой расслабухи прямиком отправляются на тот свет, -- понял Танцор.
      -- Дай огонька! -- испуганно прошептал паренек. Но самым испуганным в нем были, пожалуй, глаза. Истеричные, не способные сфокусироваться, плавающие, как у младенца или нокаутированного. Было понятно, что за ним по пятам гонится костлявая с косой. Как всегда, невидимая для посторонних, но четко обозначенная и до осязаемости материальная для приговоренного.
      Танцор щелкнул зажигалкой. Паренек, почти подросток, жадно затянулся и опять зашептал:
      -- Спрячь, потом у тебя заберут. Бери и сразу ходу!
      И незаметно что-то сунул между расстегнутой курткой и свитером.
      "Так незаметно и нож сунут!" -- понял Танцор. И стряхнул с себя праздную лень, весеннюю расслабленность и кайф беззаботности.
      Не заглядывая, не изменяя положения головы и выражения лица, осторожно потрогал.
      Дискета. Обычная трехдюймовая дискета.
      Посмотрел направо. Паренек был уже метрах в двадцати. Но был он уже не один. Потому что, испуганно оглянувшись, побежал. Вернее, рванул так, словно увидел настигающую волну цунами. Точно так же рванули и двое в одинаковых черных пальто, с зализанными назад волосами и заходившими шатунами локтями и коленями.
      Расстояние стремительно сокращалось. Напоследок паренек вынырнул из-под достававшей его руки, метнулся пару раз -- влево, а потом вправо. И все. Больше он уже не сопротивлялся.
      Обшарили. И еще раз обшарили. И положили на красноватую дорожку из толченой гранитной крошки. Даже не положили, а уронили, словно тряпку.
      Тут же две ближних скамейки поднялись и заторопились, суетливо, не глядя на ту область пространства, где лежал мертвый человек. Лежал уже абсолютно безмятежно, полностью испепелив перед смертью пламенем ужаса все свои нервные клетки.
      Однако Танцору было уже не до метафор, не до скорби по молодому безжизненному телу, не до сантиментов. Потому что двое ублюдков уже все поняли, повели взглядами вдоль сквера и уткнулись воронеными зрачками в него, давшего прикурить сигарету, которая все еще дымилась точно посередине пути между ним и ими. И встать и пойти, а еще хуже того -- побежать к метро, было бы безумием. Эти сломают и его столь же легко, без заметного напряжения в тренированных мышцах и автоматических мозгах.
      Поэтому он встал, стряхнул с рукава несуществующую соринку и пошел навстречу. Мрачно и предельно уверенно.
      Сошлись точно у все еще дымившейся, пережившей своего хозяина минуты уже на две, сигареты. Танцор тщательно загасил ее подошвой и, акцентированно втянув носом воздух, врезал правому в солнечное сплетение, а левому, глядя в переносицу, зло:
      -- Что же это вы, козлы?! Что вам было сказано?! Дискету! Дискету, ублюдки! А потом уж валить! Где теперь искать?! Где, я спрашиваю?!
      Оба смотрели тупо. Один -- выпучив глаза, второй -- согнувшись от острой боли и глотая ртом воздух.
      Танцор продолжил, понимая, что главное -- не перегнуть палку, не пережать и не проколоться:
      -- Где вас бригадир таких мудаков нашел?! Если через день не будет, то все -- можете к батюшке на досрочное отпевание! Ясно?!
      Левый наконец-то разлепил рот:
      -- А ты...
      Но Танцор не дал опомниться:
      -- Если послезавтра не будет, так и передайте, сам же вас, мудаков, на куски порежу!
      Повернулся и неторопливо пошел к метро. Сдерживая себя, чтобы не засуетиться, не выдать блеф. Чтобы как можно дольше не опомнились, не накинулись сзади и не смяли, как салфетку от сожранного гамбургера.
      Медленно, с колотящимся сердцем, мимо пока еще пустого фонтана.
      Вверх по ступенькам, мимо левой руки Пушкина.
      Сквозь разнятое ментами классово-идеологическое побоище.
      Направо.
      Вниз по лестнице.
      Налево, в переход.
      И тут уже стало ясно, что те двое наконец закончили обмениваться своими: "Кто, бля, такой? -- А я, бля, знаю? -- Ничего тебе, бля, Чика не говорил, что кто-то еще, бля, в доле? -- Ничего, бля! -- А может, бля, кто из пацанов чего слышал? -- Никто, бля, ничего! -- Так никогда, бля, его не видел? -- Никогда, бля! А ты, бля?! -- И я, бля! -- Точно, бля, Ханурик ему дискету сунул! -- Точно, бля!"
      И тут уж они рванули, словно вспомнили, что оставили включенный утюг на спине у клиента.
      Мимо Пушкина.
      По лестнице.
      Направо, в метро.
      Перепрыгнули через турникет.
      Разделились -- один на "Пушкинскую", другой на "Тверскую". И поскакали вниз каждый по своему эскалатору, роняя людей, словно кегли. И все это лишь для того, чтобы пробежаться пару раз по платформе туда-сюда и никого не обнаружить.
      Потому что Танцор с легкостью вычислил их примитивную траекторию и уже неторопливо шел по Тверской по направлению к Охотному ряду. Шел и соображал: что бы это могло значить? Что за дискета такая, за которую, не раздумывая, не обременяя себя нравственными вопросами, с легкостью мочат людей? Неужели записанная на ней информация способна дать людям здесь, на земле, такое ломовое счастье, что потом, там, не обидно будет бесконечно долго вариться в котле со смолой?
      * * *
      Остановился у недурно пахнущего киоска, взял хот-дог по-французски, набрал Стрелкин номер и, пережевывая, с сильно набитым ртом спросил:
      -- Стрелка, ты ведь в Париже была?
      -- Была, -- ответил мобильник. -- Что это за блажь на тебя накатила? Да и свинство это -- звонить любимой женщине и чавкать в трубку, словно ведешь репортаж с сельхозвыставки!
      -- Так ты видела, чтобы французы хот-доги жрали?
      -- Нет, они ими только туристов травят. Что за дурацкие вопросы?
      -- Да тут мне девушка хот-дог "по-французски" продала, -- продолжая играть отморозка, сказал Танцор, с еще более набитым ртом.
      -- Вот ты у девушки и спрашивай, а мне нечего мозги пудрить! -взвилась Стрелка. -- Да смотри, не переусердствуй там, с девушкой. А то, блин, оскоплю! Но я-то какая дура, борщ ему тут варю, стараюсь, думаю, по-семейному обедать будем. А он там с какими-то девками по-французски!
      -- Так ты ей это все и скажи, -- решил развить игру Танцор, -- я-то здесь при чем? Все зависит от женщин.
      И со словами: "Девушка, вас тут спрашивают", -- протянул трубку рыженькой хотдогщице, которая в связи с погодой уже и не пыталась прятать пикантные веснушки под слоем тонального крема.
      И Стрелка, нормально въехав в роль, заорала погромче, чтобы Танцор услышал и оценил:
      -- Девушка, милая! Гоните от себя этого кобеля, пока не поздно! Меня обрюхатил, да еще четырем таким же дурам алименты плотит! А если бы знали, сколько у него всяких подарочков венерических! Полный букет! Гоните, гоните, девушка!..
      Горячесобачница недоуменно посмотрела на Танцора, вернула трубку и лениво изрекла:
      -- Заняться, что ли, нечем?
      Заняться было чем. Это Танцор прекрасно чувствовал всей своей нервной шкурой. Дискета таила нечто такое, что при ее прочтении заставит его забыть:
      -- о расслабленности, в которой они со Стрелкой пребывали уже четыре месяца;
      -- о Ницце, где они пережидали неласковую московскую зиму;
      -- о Монако, откуда Стрелка его, скупавшего оптом жетоны для рулетки, еле уволокла;
      -- об Альпах, которые поразили Стрелку не сверкающими снегами и розовощекими миллионерами-крепышами, а невероятных размеров горнолыжными ботинками, которые она, спустившись пару раз и наглотавшись при этом снега, положила под подушку, отчего еженощно видела волшебные сны...
      Абзац! Отпуск закончен! Танцор вновь заглотил блесну, и чья-то неведомая рука совсем скоро начнет наматывать на катушку звенящую от напряжения леску.
      Стрелка изо всей силы свистнула в свою трубку. Танцор очнулся, приложил свою к правому уху.
      -- Ну что, -- спросила уже все понявшая Стрелка, -- опять во что-то вляпался? Игрун ты мой ненасытный! У тебя, что ли, магнит внутри, что ты всякую мерзость к себе притягиваешь? Что у тебя там, горе ты мое луковое, за полтора франка тарелка?!
      -- Да, можно сказать и так.
      -- А конкретней?
      -- Приеду -- покажу. Не по телефону же.
      -- Ну давай, жду, сгораю. Да, и жратвы с собой прихвати.
      -- А борщ?
      -- Какой борщ?.. Блин, кончай! Нашутились уж! Танцор убрал мобильник, поймал тачку и поехал домой.
      *
      И со словами: "Давненько не брала я шашки в руки", -- Стрелка сунула дискету в трехдюймовое окошко. Открыла "Нортенкомандер" и шифтом с F1 выбрала диск А. Щелкнула сдвинутая предохранительная пластина, и пара движков -- шаговый для головок и вертушка -- начали негромко дрыгаться и изредка подвывать на сбойных доменах.
      Наконец-то на синем поле мерзкими красными буквами выскочило: "data-zip". Мерзкими, потому что при разархивировании зиповского файла наверняка понадобится пароль. Так оно и вышло. На Alt -- F6 выскочила заставка пока еще нейтрального серого цвета с идиотской просьбой ввести пароль. Стрелка по сложившейся традиции по первому разу ввела "fuck" и зло стукнула по энтеру. Выскочила уже красная табличка: "Ошибка: неправильный пароль для данного файла". И внизу две кнопки: "ОК" и "Отмена".
      Полчаса Стрелка колола пароль, то и дело раздраженно приговаривая: "С этими вонючими Европами на хрен всю квалификацию растеряла!" В конце концов дурная железяка, проглотив "
      uxst
      rpvw
      ywya
      qsry
      qqopq
      qsyq
      !.4/.
      !"%,-!.
      vqav
      twps
      wqpr
      vsva
      pyopq
      xwra
      )6!.
      !"2/3)-/6
      vsaq
      yups
      wapw
      vtpt
      qpopq
      xptq
      )'/2
      :!+(!2/6
      vyps
      tvrp
      yvwp
      trsq
      qropq
      yaxs
      !,%+3!.$2
      053(+).
      utpw
      ptxr
      xaqq
      xytp
      qqopq
      typw
      ,%/
      4/.34/9
      wyys
      rspu
      xttq
      psyq
      qropq
      vups
      )6!.
      "5.).
      utqw
      quqp
      prpq
      rwvp
      pyopq
      qyvs
      )6L
      452'%.%6
      vprs
      srpq
      sqpr
      ywvq
      qropq
      wtpw
      "/2)3
      0!34%2.!+
      uxyv
      utpq
      qppv
      tsws
      qqopq
      putx
      *52)9
      *!'!2).
      txys
      wywv
      ppuq
      uxrq
      pyopq
      swup
      '122)
      +!30!2/6
      wspt
      vtyr
      urxv
      sqry
      qropq
      tqpv
      3%2'%9
      ,%-%3(%6
      Если с файлом поработали пиджипишным шифратором, то дальше можно было не суетиться. Подобрать два ключа -- шифровальный и дешифровальный -- было возможно лишь теоретически. Однако Стрелке было крайне любопытно: за что же сейчас в Москве убивают людей средь бела дня в самом бойком месте? И, набив рот бутербродом из четырех компонентов и отхлебывая кофе, который приготовил дежурный по кухне Танцор, решила поколупаться еще маленько. Чем черт ни шутит? В том, что это именно его, чертовские, проделки, сомневаться не приходилось.
      На Танцора накатила волна кобелячества, и он начал тереться о нее сзади всякими разными частями своего тела, включая щеки, нос, язык и уши.
      -- Отвянь! -- строго сказала Стрелка. -- Делу время, потехе час. Именно час, никак не меньше. Хотя лучше, конечно, больше.
      -- Ну а что по этому поводу говорил вождь международного пролетариата?
      -- Мне про него не только ни один отчим спьяну не рассказывал, но я его даже и в школе не проходила. Это ты у нас -- аксакал, а я -- девушка, не отравленная большевистской идеологией. Так что же он говорил? И уж не тебе ли? Уж не ходили ли вы с ним вместе по девочкам?
      -- Во-во! -- откликнулся Танцор из кухни, куда он ушел, поняв, что с сексом придется повременить. -- Помню, подошел Ильич ко мне в питерском борделе, что на Сенной, и говорит, лукаво прищурившись и фирменно картавя: "Танцог, догогой, повегте мне, стагику, лучше меньше, да лучше!"
      -- Хрен-то! Лучше больше и лучше! А иначе это половой саботаж! Я слыхала, за саботаж Хрущев в своей Чека к стенке ставил! Так или не так, дорогой? Подкинь-ка мне еще бутербродов, у меня процесс идет.
      Танцор начал строгать хлеб, колбасу, сыр, перец, маринованные огурцы, поливать получившиеся конструкции соусом и заворачивать в салатные листы. Прикинул на глазок свой кулинарный шедевр -- пролезет или нет? Должен пролезть, рот у Стрелки был хороший. Большой.
      Из комнаты раздалось:
      -- Bay! Давай сюда скорей! Кажется, я его поимела!
      -- Кого -- Хрущева или Владимира Ильича?
      -- Все, шутки в сторону. Давай бутерброды. Танцор подошел к компьютеру. На мониторе висела все та же абракадабра. Однако Стрелка открыла еще одно окошко, вордовское, и вписывала туда что-то, заглядывая то в дискетную информацию, то в какую-то толстенную книгу.
      -- Смотри, -- начала объяснять она свое открытие, -- видишь, в пятой колонке на трех последних позициях стоят одинаковые символы: "орq". Запоминаем это и идем дальше. Теперь внимательно изучаем шесть первых столбцов и замечаем, что в них стоят не все латинские буквы. А только с "о" до "у". Нет первых четырнадцати и последней "z". Итого: нет пятнадцати.
      -- Ну и что из этого следует? -- спросил Танцор, дожевывая Стрелкин бутерброд. -- Нельзя ли покороче, Холмс?
      -- Заткнись и слушай, если умишком не вышел. И еще следует обратить внимание на "о", которая как бы ненастоящая, потому что стоит четко на одной позиции и нигде больше не встречается. Значит, к пятнадцати прибавляем одну приблудную и получаем шестнадцать. Сколько букв в английском алфавите? Ну, Танцор, блесни-ка эрудицией.
      -- Сейчас -- не знаю. А когда учился, двадцать шесть
      было.
      -- Правильно, Ватсон! Из двадцати шести вычитаем шестнадцать и получаем десять. А десять -- это, как известно, число пальцев на руке и цифр в десятичной системе.
      -- Девять, -- тупо возразил Танцор. -- Один, два, три, четыре, пять...
      -- Сюда еще ноль надо прибавить, Митрофанушка! Значит, этими буквами зашифрованы цифры. А теперь берем Аськину таблицу...
      -- Чью-чью?
      -- Аськину. Это такая таблица компьютерных символов, ASCII называется. И смотрим, что у цифр в старшем полубайте стоит троечка. А у латинских букв четверка и пятерка для прописных. И шестерка и семерка для маленьких. Как видим, все встречающиеся в файле маленькие буквы имеют в полубайте семерку. Если ее заменить на тройку, то есть вычесть из семерки четверку, то и получаются цифры с нуля до девяти. Смотри, что выходит.
      И Стрелка показала ему в вордовском окошке расшифрованную первую строку:
      5476 9840 8679 6458 12/01 9045 6)+4/2 !"!3(%6
      -- А что это за косая черта в пятой колонке, как она получилась? -недоверчиво спросил Танцор. -- И что делать с этой ахинеей на хвосте?
      -- Черта -- это элементарно, Ватсон. Буква "о" имеет код 6F. Из шестерки опять вычитаем четверку и получаем 2F. А это по Аськиной таблице код косой черты. А с хвостом мы проделаем обратную манипуляцию. К старшему полубайту этих значков и цифр прибавим ту же самую четверку. И получаем буквы, но не десять, а все двадцать шесть. Смотри, какая интересная штука нарисовалась:
      5476 9840 8679 6458 12/00 9045 viktor abashev
      -- Блин, -- вскричал Танцор, -- живой, реальный человечек!
      -- Уж не знаю, какой он там живой, но что-то это сильно напоминает. Давай-ка посмотрим следующую строку. Стрелка поковырялась минуты две, и получилось:
      5834 2067 9765 1329 11/01 anton abelman
      -- Тащи-ка сюда свою голдовую "Визу", -- сказала Стрелка, сосредоточенно потирая указательным пальцем переносицу.
      Танцор достал из стола пластиковую карту и убедился, что все очень похоже. Первые четыре колонки -- это номер карты. Потом срок действия: до декабря 2001 года. И потом, скорее всего, шел ПИН-код. Карта была выдана некоему Виктору Абашеву. Вторая карта принадлежала Антону Абельману.
      -- Ну, и какие перспективы это перед нами открывает? -- спросил он с отвисшей от изумления челюстью. -- Тут сведения о нескольких тысячах карт. Если не больше.
      -- Лично для тебя перспективы довольно хреновые. Но пока не будем об этом. Потому что у меня сейчас, после напряженного умственного труда, лишь одна перспектива -- как следует потрахаться для отдыха мозгов. И уж теперь меня никто и ничто не остановит.
      И Стрелка начала стремительно освобождать себя и Танцора от фиговых листков, навязанных человечеству ложными представлениями о предназначении цветущих тел противоположного пола. Столь стремительно и энергично, что один листок, бюстгальтер, вылетел из распахнутого окна и, трепеща крылышками, опустился на скамейку у подъезда, где сгруппировались мартовские старушки, встретившие прекрасную белоснежную птицу остервенелым карканьем.
      Уже через пятнадцать минут Стрелка кричала в беспамятстве: "О! О, Мамочка! Ох! Мамочка! Блядь! Мамочка! О-О-О!" И крик этот длился и длился, возвеличивая Танцора, давая ему ощущение одновременно Демиурга, формующего податливую глину, и виртуоза, возносящего в небеса пением нервных струн своего божественного инструмента молитву счастья: "О! О, Мамочка! Ох! Мамочка! Блядь! Мамочка! О-О-О!"
      Прошло полчаса. А может быть, полдня. Стрелка разразилась рыданиями. Солнце скрылось за горизонтом. По подоконнику забарабанил первый весенний дождь. Танцор осторожно закурил, зная, что Стрелка будет всплывать из первопучины еще минут двадцать. И потихоньку лег рядом на спину.
      На потолке пульсировало отражение проезжавшей под окнами машины с мигалкой. То ли скорая. То ли ментовская. То ли пожарная. Проезжавшей молча, без сирены.
      Отсутствие этого тревожного звука восполнил телефонный звонок.
      * * *
      Танцор нехотя поднялся и брезгливо взял трубку. А потом вспомнил про дискету и испугался.
      --Да.
      Но в ответ кто-то закашлялся, словно хватанул по ошибке вместо воды стакан чистого спирта. Наконец-то, отдышавшись, рванул с места в карьер:
      -- Танцор, дорогой! Рад тебя слышать! Как ты там? Я уж переживать начал: уж не стряслось ли с вами со Стрелкой что-нибудь. Как ни крути, а Европа -- не место для русских. Точнее, место враждебное, где нам больше двух недель никак нельзя. Так вы еще и в Австрию подались, ноги в Альпах ломать! Ох уж мне эта легкомысленная молодежь!
      Голос был абсолютно незнакомым. Непонятно было, откуда этот хрен знает о делах Танцора. Хрен между тем продолжал с прежним нахрапом:
      -- Ба! Да ты, я вижу, меня не узнаешь! Это после всего хорошего, что я для тебя сделал! Вот она, человеческая, неблагодарность!
      Стрелка, поняв по лицу Танцора, что что-то здесь не то, скомкала фазу послетрахания, вскочила и начала записывать разговор в вэйвовский файл. Потом включила на аппарате кнопку трансляции и стала мрачно слушать.
      -- Да нет, -- ответил Танцор, -- не имею чести быть знакомым.
      -- Вай, вай, вай! Администратор я. Или, по-твоему, Сисадмин. Неужто не узнал? Наверняка богатым буду!
      Танцор вспомнил, как год назад, когда они единственный раз говорили по телефону, Сисадмин то и дело менял и тембр голоса, и интонации. И поверил, что это он. Хоть этого и не могло быть.
      -- Какой, на хрен. Администратор?! Администратора не стало, когда я в декабре грохнул на хрен "Мегаполис" со всей его требухой.
      Человек в трубке зашелся каким-то пугающим смехом, угрожающим нормальному организму удушьем. Танцор внимательно дожидался, прикидывая в уме, что бы это могло значить. Но ответа не находил.
      -- Значит, ты все время считал, что отделался от меня? -- продолжил Сисадмин, отдышавшись. -- Нет, дорогой, хоть "Мегаполиса" и нет, но игра продолжается. Ты, конечно, классно тогда все это дело грохнул...
      -- А тебя разве нет?
      -- Чудак! Но раз ты так считаешь, то переубеждать не стану. Считай, что повернулось колесо Сансары, произошла наша с тобой реинкарнация, и мы перешли на следующий уровень.
      -- Кончай полоскать мозги, -- разозлился Танцор. Разозлился оттого, что начинал верить этому ублюдку бессмертному.
      -- Нет, дорогой, все это правда. И ты это вскоре ощутишь. Собственно, новая игра уже началась. Дискета, думаешь, на тебя с неба свалилась? Ведь это очень дорогой подарочек, из-за которого пришлось Ханурика жизни лишить. Так звали того человека. А впрочем, ты уже сам когда-то догадался, что и людей вокруг тебя нет, да и вы со Стрелкой тоже не люди.
      -- Ты все врешь, подонок! -- заорал Танцор.
      -- Ладно, онтологию оставим до другого раза. Поговорим об Игре. Ты должен и на сей раз постараться как следует. Потому что на тебя поставили очень большие деньги, которые тебе и не снились, очень большие люди, которые очень не любят, когда их кто-то разочаровывает. А Игра теперь, на этом уровне, совсем другая. Очень интересная Игра, мало чем отличающаяся от жизни. То есть никаких тебе игровых сайтов, на которых тусуется всякий десятибаксовый сброд, никаких заданий от Магистра, никаких бонусов. Полная свобода и полная неизвестность. А дальше...
      -- А дальше пошел ты!..
      И Танцор яростно бросил трубку на аппарат, в котором от сотрясения запустилась микрокассета автоответчика, запевшая дурным голосом: "Трансвааль, Трансвааль, страна моя! Ты вся горишь в огне!" Хоть никто на нее ничего подобного отродясь не записывал.
      И тут же Танцор понял, что сейчас в окно влетит пуля и раздолбит что-нибудь полезное для хозяйства.
      Так оно и вышло. Спокойно стоявшая в вазе роза переломилась пополам. Голый стебель остался торчать вертикально, а верхняя половина с ярким бутоном плюхнулась на стол. Одновременно с этим в комнате взвизгнуло что-то невидимое, и на пол осыпалось немного бетонной крошки.
      -- Bay! -- сказала Стрелка. -- Ты уж вначале думай, а потом трубками кидайся. А то большой ущерб может получиться.
      Вновь зазвонил телефон.
      -- Я смотрю, -- сердито сказал Сисадмин, -- тебе никакая учеба впрок не идет. Ведь знаешь же уже все мои аргументы, а по-прежнему, как и год назад, на рожон лезешь. Ну, продолжаем?
      -- Продолжаем, -- вздохнув, согласился Танцор.
      -- Так вот, значит... Черт, с мысли меня сбил... Ах, да. Тебе досталась дискета. И больше тебе никто ничего рассказывать не будет. Ты волен поступать и с нею, и со своей и Стрелкиной судьбой и жизнью как заблагорассудится. То есть ты должен угадать, что должен делать. И чем заканчивается Игра. Понял?
      -- Да это ж бред какой-то. Ты случайно не тронулся разумом после того, как я раздолбал этот гребаный "Мегаполис"? Что же это за Игра без правил?
      -- Ничуть не глупее, чем жизнь. Сами живущие себе правила и придумывают, хоть им и давались заповеди. Кстати, а на Востоке даже такой подсказки не было. А уж насчет того, как несчастные людишки ищут смысл жизни, то, глядя на них сверху, просто сдохнуть можно от смеху! Одни не пропускают ни одной службы в храме. Другие беспрерывно защищают родину, уничтожая на войнах несметное число врагов, таких же, между прочим, людей. Третьи пытаются облегчить страдания больныx и нищих. Четвертые нескончаемо плодят детей, продлевая род. Пятые возводят дворцы до небес с золотыми нужниками. Шестые сочиняют всякую чушь собачью, называя это литературой. Седьмые в тиши научных кабинетов постигают тайну мироздания, причем слово "постигают" я бы поставил в кавычки. Восьмые беспрерывно бередят свое тщеславие, выходя на сцену и произнося чужие глупые слова. Или не глупые, но все равно чужие... И всяк, кто способен хоть как-то думать, считает, что именно он знает, в чем состоит смысл жизни.
      -- Слушай, Сисадмин, сколько же в тебе избыточности! Нельзя ли конкретнее?
      -- Можно. -- Сисадмин перещелкнулся, напружинился и выдал в стремительном темпе: -- Значит, так. Отныне никто тобой руководить не будет. Будешь, как люди, будешь самостоятельно искать смысл Игры. Пройдешь ее правильно, значит, спасен. Нет, -- тогда дальше не будет ничего, никакого следующего уровня. Никакой Сансары. Погубишь и себя, и Стрелку, которую тебе дали для душевной стабилизации. Вас засунут в архиватор arj. И это будет равносильно аду, конечно, с человеческой точки зрения-Стрелка не выдержала, заорала в трубку:
      -- А у нас какая точка зрения? Козел ты ублюдочный! Кто мы, по-твоему?
      -- А, Стрелочка, -- голос Сисадмина аж расплылся, как масло на горячем блине, -- рад, рад тебя слышать! Искренне рад! Как отдохнула, дорогая? Кстати, не думаешь пока маленького бэби заводить? А то это было бы рановато...
      -- Ладно, шут гороховый, -- прервал его Танцор. -- Кончай. Пока мы тебя не кончили. И как ты в прошлый раз уцелел? Уму непостижимо. Что там еще?
      -- Да, собственно, я уже все и сказал! До чего ж ты непонятливый. Ты полностью предоставлен сам себе. И тебе надо всего лишь правильно прожить определенный отрезок времени. Вот и все. Ну, а насчет замысла замочить меня, то ты это из головы выкинь. Ты на второй уровень поднялся, а я уже на третьем. Теоретически невозможно. Да, и напоследок, давай-ка обменяемся адресочками. У тебя ведь сейчас, если я не ошибаюсь, танцор-рамблер-ру? Так?
      -- Да ты же обещал не соваться в мои дела.
      -- А я и не собираюсь соваться. Так, иногда по-стариковски что-нибудь черкану -- какие-нибудь свои праздные мысли. А ты мне, может быть, ответишь. Я ведь сейчас одинок, очень одинок. Никого не осталось после того, как ты "Мегаполис" раздолбал. Вот, собственно, и все.
      И комнату наполнили короткие гудки, словно концентрированное мировое зло, бесконечно капающее на выбритое темя. Стрелка вырубила мерзкий сисадминовский остаток.
      АППЛЕТ 2. КРАХ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОГО ПРЕДПРИЯТИЯ
      Как и предрекал покойный Безгубый, Осипов стал Следопытом. Потому что оставаться Осиновым не имело никакого смысла. Майор Завьялов, узнав о самоуправстве молодого лейтенанта, пришел в ярость и уволил его из Управления "Р" в сорок пять минут. Сорок две из них ушло на сквернословие и стучание кулаком по столу. Трех минут хватило на то, чтобы подписать третий рапорт, потому что два первых он порвал яростным росчерком пера.
      Следопыт по этому поводу особо кручиниться не стал. За полтора года он обзавелся необходимыми связями, прекрасно изучил царившие в электронном криминале нравы, обеспечил себя необходимой аппаратурой. Главным оружием был, конечно же, шестнадцатипроцессорный мэйнфрейм, который удалось восстановить после атаки Танцора.
      Но главное, чего добился Следопыт за полтора, года службы в милиции, -не нажил врагов в среде преступников, работающих в сфере высоких информационных технологий. Во-первых, он не столько служил, сколько прислуживал майору Завьялову. Во-вторых, особо не усердствовал в борьбе с торговцами контрафаксной продукцией, прекрасно понимая, что искоренение компьютерного пиратства неизбежно повлекло бы за собой возврат страны в мрачное прошлое логарифмических линеек, таблиц Брадиса, печатающих машинок "Москва" и громоздких калькуляторов "Элка", уже десять лет почивающих в музее счетно-решающей техники, словно Ленин в мавзолее.
      Следопыт прекрасно понимал, что ни у одного русского юзера рука не поднимется выложить несколько сотен долларов за такой нематериальный продукт, как лицензионный программный пакет, который он привык покупать на Горбушке максимум за четыре доллара. Если же прикрыть продажу пиратских копий майкрософтовских Виндовозов, то в России полностью прекратится всякая компьютерная жизнь. Юзер, поставленный перед фактом необходимости жить не по лжи, конечно, положит в карман несколько сотен долларов и, конечно, поедет в сверкающий витринами магазин "Мир ПК". Однако по дороге свернет в кабак и пропьет эти несколько сотен долларов дотла. И с этим ничего поделать невозможно.
      На исходе второй недели свободы, которая не принесла ничего, кроме головной боли, захламленности квартиры горами пустых бутылок, забытого женского белья и горького ощущения бесцельно уходящего здоровья. Следопыт понял, что пора заняться делом. Своим делом. И, долго не раздумывая, открыл фирму с красивым названием "Sledopyt Incorporated", в учредительных документах которой разрешенный вид деятельности был обозначен более чем туманно: "оказание услуг населению в сфере высоких информационных технологий".
      Однако реально Следопыт вместе с четырьмя нанятыми работниками -гиперсексуальной бухгалтершей, жалким спившимся актером и двумя охранниками -- занялся противозаконной деятельностью, которая, впрочем, не была лишена определенного благородства. Следопыт предложил той части населения, которая в начале девяностых годов была ограблена финансовой пирамидой "МММ", свои услуги по возвращению потерянных денег.
      При этом Следопыт предлагал сильно обманутым людям совсем безобидный обман, информируя их, что его инкорпорейтид будет возвращать похищенное при помощи судебных процессов по каждому частному случаю и наложения ареста на заграничные авуары господина Мавроди. Однако господин Sledopyt принимает имущественные претензии лишь от тех граждан, которые в состоянии документально доказать факт вложения ими денег в АО "МММ". При этом глава инкорпорейтида берет себе тридцать процентов комиссионных.
      В действительности Следопыт и не думал покушаться на авуары Мавроди, а уж тем более затевать с ним судебные тяжбы. Деньги, которые инкорпорейтид намеревалась вернуть своим клиентам, предполагалось добывать хакерским путем, за счет нападения на те банки, где они плохо лежат. Какая, в сущности, разница, считал Следопыт, -- все крупные капиталы нажиты точно таким же преступным путем, каким баснословно обогатился Мавроди. Просто механизмы разные, а уголовная статья одна и та же для всех.
      Возникает вполне естественный вопрос: зачем Следопыту нужно было городить весь этот огород? Не проще ли было, засев в одиночку за мэйнфрейм, грабить банки, ни с кем не делясь? Нет, считал он, не проще. Не проще в первую очередь для совести, которую за полтора года службы во внутренних органах он не успел растерять. То было бы банальное воровство. А так -помогал пострадавшим. Если он и воровал, то в основном для других, себе же оставлял сущие крохи. То есть законные комиссионные.
      В случае же разоблачения его незаконной деятельности Следопыт предстал бы перед судом уже не как взломщик виртуальных сейфов с вполне реальным содержимым, а как некий Дубровский -- защитник униженных и оскорбленных. И ни у одного присяжного не повернулся бы язык сказать: "Да, виновен".
      Прежде чем перейти к рассказу о конкретных результатах деятельности "Sledopyt Incorporated", необходимо описать его сотрудников.
      Следопыт не предъявлял к охранникам практически никаких профессиональных требований. Единственное, что они должны были уметь делать, -- останавливать движение возбужденной толпы. Поэтому парни были выбраны исключительно по весу, приближаясь в сумме к трем центнерам.
      Бухгалтерша Нина, как уже говорилось, была гиперсексуальна, что доставляло ей, женщине замужней, неизмеримые физические и душевные страдания. Поскольку муж, во-первых, большую часть времени проводил на службе, а во-вторых, был человеком нормальным, не рассчитанным на чрезмерно интенсивную эксплуатацию. В-третьих же, Нина мужа любила и, изменяя ему с первым подвернувшимся, скажем так, под горячую руку, терзалась угрызениями совести.
      Поэтому она, будучи женщиной вполне обеспеченной, пошла на работу исключительно для того, чтобы приглушить зверский голос плоти. Нина, не имевшая бухгалтерского образования и никогда не занимавшаяся этим популярным нынче делом, наивно полагала, что риск, связанный с растратой, с заключением на много лет в женскую колонию (где ни одного мужика!), способен повлиять на нервную систему таким образом, что она снизит выделение в организм гормонов секса.
      Несчастная жила этой иллюзией лишь три дня. На четвертый она решительно овладела Следопытом прямо на рабочем месте. На шестой, выпив его до дна, переключилась на охранников, которые вскоре начали худеть, теряя квалификацию. В связи с этой напастью шеф приказал подчиненной срочно отложить все бухгалтерские дела и шить мешочки для песка, которыми стали обвешивать охранников для увеличения массы.
      Но самым колоритным членом команды был, конечно же, актер Юра. Его загримировали под Леню Голубкова, который в свое время по всем российским телеканалам очень убедительно призывал соотечественников вкладывать деньги в "МММ". И в таком виде держали в прочной металлической клетке, что было прекрасным рекламным ходом. Всякому новому клиенту показывали бедолагу, которому для пущей убедительности навели фиолетовый синяк под левым глазом, и объясняли, что поймали подлеца и теперь строго, с пристрастием допрашивают его о том, где его гнусный хозяин Мавроди прячет народные деньги. Юра в этот момент жалобно постанывал. Ну и, естественно, аккуратно, чтобы не нарушить грим, стирал с лица плевки.
      * *
      *
      Предприятие было задумано прекрасно. Казалось бы, совсем скоро, когда Следопыту удастся взломать защиту какого-либо неправедного банка, наступит всеобщее ликование: клиентам начнут возвращаться потом и кровью заработанные деньги, а честные предприниматели наконец-то получат средства не только для уплаты налогов, но и для повышения своего благосостояния. Правда, существовала вероятность, что среди вкладчиков банка, который взломает "Sledopyt Incorporated", могут оказаться и клиенты Следопыта. И они, следовательно, будут ограблены во второй раз. Но вероятность такого совпадения была настолько мала, что на нее не стоило обращать внимание.
      Однако вскоре Следопыту стало понятно, что его клиенты, которых в свое время погубила жадность, помноженная на глупость, которые не сообразили, что пирамида "МММ" уже зашаталась и совсем скоро рухнет, и что, схватив свои трудовые грошики, необходимо бежать как можно быстрее и дальше, -- что все эти несчастные люди приспособлены лишь для того, чтобы их обворовывали. Использовать их каким-либо более полезным для общества образом было невозможно.
      Когда по Москве распространился слух о благодетеле, который держит в железной клетке, словно мятежного Емельку, Леню Голубкова и собирается вернуть народу украденное, случилось неизбежное. Рядом с офисом "Sledopyt Incorporated" стали собираться огромные толпы вкладчиков "МММ". Через некоторое время это на первый взгляд однородное сообщество разбилось на несколько партий.
      Одни считали, что деньги должны вернуть всем. В том числе и тем, кто потерял мавродиевские акции. Несомненно, у большинства сторонников этой идеи акций никогда и не было.
      Вторые настаивали на том, что очередь должна быть не живой, а подчиненной строгой логике. Эта партия вскоре разбилась на фракции. Одни считали, что первыми должны пройти самые старые люди, которые уже не могут долго ждать в силу биологических обстоятельств.
      Другие -- что очередность следует устанавливать в зависимости от размеров вклада в "МММ", и первыми должны быть обслужены наиболее пострадавшие. Были и такие, которые настаивали на учете трудового стажа, наличия правительственных наград и ученых степеней.
      Третьи размахивали многочисленными справками о низких доходах, о потере работоспособности, об иждивенцах, приживалах, малолетних внуках и престарелых родителях.
      Четвертые стали сомневаться в правомерности столь высокого процента, который "Sledopyt Incorporated" берет за свои услуги.
      И тут во всех четырех партиях, каждая из которых ожесточенно отстаивала свою прерогативу на истину, прозвучало слово "жулики". Вначале даже не утвердительно, а в форме вопроса: "А не жулики ли они, раз хотят содрать с нас тридцать процентов?" Совсем скоро в мозгах возбужденной толпы развеялись всякие сомнения, и слово прозвучало уже утвердительно: "ЖУЛИКИ!"
      В воздухе запахло бунтом.
      * * *
      И он разразился.
      Когда Танцор позвонил Следопыту, то он и его сотрудники находились в отчаянном положении. Два охранника уже еле сдерживали разъяренную толпу, намеревавшуюся выместить на засевших в офисе жуликах всю свою накопившуюся за долгие годы беспросветной жизни ярость. Под натиском злых тел рвались мешочки, песок из них высыпался, и охранники катастрофически теряли массу, а с ней и устойчивость.
      Предвидя скорую развязку. Следопыт позвонил своему недавнему компаньону по борьбе с WEB-сайтом "Мегаполис" Леониду Степанову, который по-прежнему работал следователем в Краснопресненском отделении, торопливо объяснил ситуацию и с мольбой попросил спасти его и четверых доверившихся ему людей. Тот обещал приехать с бригадой и эвакуировать, получив согласие Следопыта оплатить бойцам ОМОНа бензин и горючее.
      Следопыт упаковал в две коробки процессорный блок и монитор, наиболее ценное оборудование. Выпустил из клетки несчастного Юру, которому ситуация сулила реальную смерть. И только собрался выдернуть из розетки телефонную вилку, как раздался звонок Танцора.
      -- Алло, Следопыт! Ну как твои буржуйские дела? Не озолотился еще?
      -- Какой, на хрен! Связался с идиотами! У них, как и тогда, когда их Мавроди окучивал, снова крыша поехала!
      -- Так у них ее никогда и не было.
      -- Во-во! Решили, что я их хочу обворовать! Слышишь, что вытворяют?!
      И Следопыт отнял трубку от уха и повернул микрофон к окну. Хотя этого можно было и не делать -- рокот толпы и отдельные яростные восклицания наполняли все пространство комнаты, как рассол без промежутка заполняет банку с огурцами.
      -- Ну что, слышишь?!
      -- Да уж, -- ответил Танцор. -- Стихия. Не поубивают вас там? Насколько я понимаю, пути к отступлению отрезаны?
      -- Да, сейчас должен приехать Степанов с омоновцами. Только бы два мои бугая продержались до этого момента.
      -- Слушай, пока тебя там не убили, может, поговоришь со Стрелкой? У нее к тебе дело есть. В трубке возник Стрелкин голос:
      -- Следопыт, ты ведь у нас большой спец по Паскалю. Так, нет?
      -- Говори скорей, не слышишь, что делается? -- ответил Следопыт, ерзая на стуле и одновременно слушая телефон и изменения рокота толпы. Пытаясь понять, что же там, перед дверьми и под окнами, происходит.
      -- Ладно. Конкретно мне надо написать прогу, которая перекодировала бы полтора мегабайта символьного массива. Перекодировка элементарная. Сделаешь?
      -- Сделаю, сделаю! Если жив останусь!
      -- Брось истерики закатывать. Ты ведь в декабре и не в такой заварухе уцелел. Тебя, я слышала, менты должны вывезти. Так?
      -- Да, если продержимся до их приезда.
      -- Кончай, блин, еще раз говорю! В общем, так, сразу же давай к нам. Тут конкретней и поговорим. Идет?
      -- Слушай, а куда мне своих-то девать?
      -- Каких своих? -- не поняла Стрелка.
      -- Да бухгалтершу, охранников и актера.
      -- Ты, я смотрю, совсем от страха ум потерял! Гони их на хрен!
      -- Так рассчитать надо, книжки оформить, -- продолжал бубнить в трубку Следопыт, испуганно озираясь.
      -- Господи, какие еще книжки?!
      -- Трудовые.
      -- Танцор, -- завопила на всю окрестность Стрелка, -- да он сейчас безумнее своих клиентов! -- Потом сделала паузу и согласилась: -- Ладно, привози и своих недоделков. Все, ждем.
      И положила трубку.
      Следопыт сделал то же самое.
      А потом выдернул телефон из розетки и засунул его в коробку.
      Все стали напряженно ждать эвакуаторов.
      * * *
      Наконец-то вдалеке возникла сирена. И начала приближаться. Несомненно, милицейская, избавительная.
      Через три минуты послышался зычный ментовский рык: "А ну, посторонись, граждане. Сейчас мы во всем разберемся. Жуликов под арест. А вы будете показания в суде давать. Так что завтра в это же время сюда подойдете. С паспортами, будем свидетелей переписывать". Толпа загудела уже совсем по-другому -- радостно.
      Распахнулась дверь, и четверо омоновцев с полной боевой выкладкой впихнули в комнату охранников, на которых невозможно было смотреть без слез. У одного была рассечена бровь, у второго из носа текла кровь. И, несмотря на то, что на обоих были надеты стандартные черные куртки и брюки, создавалось впечатление, что их только что ощипали и собирались кинуть в котел с кипятком.
      Последним, с традиционной следовательской папочкой, вошел Степанов. И плотно прикрыл за собой дверь.
      -- Значит так, -- сказал он, словно был при исполнении, -- вначале рассчитайся с бойцами.
      Следопыт вытащил стодолларовую бумажку и протянул Степанову.
      -- Не мне, -- сказал тот раздраженно, -- я с друзей деньги не беру. Бойцам, говорю. Но это только на бензин. А еще на горючее.
      -- Не понял, -- удивленно поднял брови Следопыт, который все еще был напуган до неадекватного восприятия реальности.
      -- Каждый из них выпивает по литру виски. Итого четыре литра. Это стоит двести пятьдесят баксов. Округляем до трехсот. Потому что еще закусить надо.
      -- Ну это уж слишком!
      -- Если слишком, тогда мы поехали, а ты сам разбирайся с этой публикой.
      И тут Следопыт понял, что до публики дело не дойдет. Во всяком случае, для него. Потому что его прямо сейчас задушат двое охранников. А Нина выцарапает глаза уже у мертвого, задушенного. Поэтому отсчитал еще три бумажки и дал. На том и поладили.
      Степанов скомандовал: "Руки за спину! И не трепыхаться у меня! Шаг влево, шаг вправо -- и очередь промеж ушей!"
      Впереди пошел омоновец с выставленным вперед стволом автомата. За ним пошел Степанов с папочкой. За Степановым пошел второй омоновец с ящиками с аппаратурой. За ним гуськом проследовали преступники с понурыми головами и в наручниках. Замкнули шествие еще два омоновца, которые артистично, словно на съемках крутого боевика, то и дело тыкали автоматными дулами в спины ощипанных охранников.
      Всех погрузили в ментовскую каталку и повезли в неизвестном направлении, завывая сиреной и сверкая проблесковым маяком. Спецоперация, однако!
      Несчастных акционеров "МММ" с легкостью одурачили и на сей раз.
      Однако Лене Голубкову, то есть несчастному актеру Юре, кто-то все же умудрился врезать по голове пивной бутылкой. К счастью, била, несомненно, некрепкая старческая рука, в связи с чем раненого даже не затошнило. Правда, вполне вероятно, что у хронических алкоголиков, к числу которых принадлежал Юра, какие-то свои, специфические, симптомы сотрясения головного мозга.
      * *
      *
      Вначале тихий московский дворик всполошила милицейская сирена. Потом, видимо, поняв свою неуместность, замолчала. И через две минуты затрезвонил дверной звонок -- часто и настойчиво.
      -- Что за ментовские повадки у нашего друга, -- сказала Стрелка и пошла открывать.
      На пороге стояли члены преступной инкорпорейтид и сопровождавший их следователь Степанов.
      -- А, милости просим! -- глумливо воскликнул Танцор. -- Пламенный привет работникам частного бизнеса!
      Потом вгляделся в затравленные лица и понял, что малость перегнул палку:
      -- Ладно, рассаживайтесь, чайку с устатку. А ты, Следопыт, оформляй свои идиотские книжки и дело с концом.
      Следопыт достал из бокового кармана четыре трудовых книжки, что-то в них быстро нацарапал, размашисто расписался и стал растерянно хлопать себя по карманам: "Где же, блин, печать-то?"
      Бухгалтерша Нина вытащила из левой половины бюстгальтера печать, из правой -- металлическую коробочку с губкой, пропитанной чернилами, и протянула шефу. Тот в последний раз с содроганием посмотрел на то место, откуда были извлечены сии орудия канцелярского труда, подышал на вырезанные на деревяшке буковки, словно они были живые, озябшие на морозе, и четырьмя решительными ударами печати превратил своих бывших сотрудников в безработных.
      Правда, обошелся он с ними более чем порядочно. Дал каждому по сто долларов выходного пособия.
      -- Ну, с Богом! -- сказал им на прощанье Следопыт. -- Не поминайте лихом и не закладывайте ментам!
      -- Стой, -- воскликнул Танцор, -- а этот куда же, Леня Голубков? Его же сейчас поймают и отметелят как следует.
      Актер Юра пошел в ванную, пробыл там минуты три, смывая грим, а когда вернулся, то Танцор с абсолютно неприличным хохотом повалился на пол и стал сучить ногами:
      -- Ой, блин, держите меня, на хрен! Да что же это такое делается-то! Да как же он столько лет прожил, и ему никто яйца не отрезал! Не-мо-гу, бли-и-и-и-н! Все с недоумением посмотрели на эти корчи. Наконец Танцор успокоился, встал, отряхнулся и совершенно серьезно сказал:
      -- Ну ладно, они -- салаги. Они не видели по ящику всю эту эмэмэмовскую вакханалию. Но ты, актер, разве не знаешь, на кого ты похож?
      -- Нет, -- честно и не моргая ответил Юра.
      -- Вылитый Мавроди! Так что вот тебе от меня сотня рубликов, садись в такси, чтобы никто тебя не видел, и неделю не высовывай носу из дому. Пока эта бодяга, которую вы взболтали, не успокоится. А то ведь за милую душу линчуют. Ведь линчуют, товарищ лейтенант? -- спросил Танцор Степанова.
      -- Так точно, -- ответил тот. -- За милую душу. И никто не заступится. В том числе и я. Потому что своя жизнь ближе к телу.
      Бывшие наемные работники, допив чай, ушли.
      В квартире остались четверо.
      Танцор в лоб спросил Степанова:
      -- Леня, у нас тут затевается очень серьезная игра. И неизвестно, чем она закончится. То ли мы все прославимся и озолотимся. То ли наоборот -пойдем на корм морским свинкам. Так ты с нами или против нас? В смысле, рискнешь?
      -- Больно крутые у вас игры. Судя по предыдущей. Так что я -- пас. Но если крепко влипнете, и понадобится помощь, тогда звоните. Если будет возможно, то помогу. Без обид?
      -- Без обид. Ништяк, как говорят твои клиенты. В квартире остались трое.
      АППЛЕТ 10. ТЕПЕРЬ ОН ДИЧЬ, А НЕ ОХОТНИК
      Танцор подробно рассказал о том, что произошло на Пушке. Максимально подробно, поскольку каждая неучтенная мелочь в этом деле могла обойтись очень дорого. Рассказал о том, что Стрелка прочла на дискете. Рассказал о звонке Сисадмина. Стрелка врубила звуковой файл, и все сосредоточенно прослушали запись этого телефонного разговора.
      -- Ну, какие будут соображения? -- спросил Танцор у компаньонов.
      -- Какие тут могут быть соображения? -- сказала мрачно Стрелка. -Стратегия остается прежней. Уничтожение Сисадмина и всей его блядской лавочки. В прошлый раз не вышло, так еще раз попытаемся. Но, конечно, надо вначале разобраться, что же это за игра такая.
      -- Мне кажется... -- Танцор затянулся сигаретой, выпустил дым, еще раз затянулся, -- что теперь я стал кем-то типа то ли дичи, то ли живца, на которого хотят кого-то поймать.
      -- Похоже, -- согласилась Стрелка. -- Кстати, если это так, то за тобой должна бегать не одна команда. Как минимум две.
      -- Не понял.
      -- Двое, которые хотели у Ханурика дискету перехватить. Да еще те, кому он ее нес. Ну-ка, напрягись, не заметил тогда, на Пушке, еще кого-нибудь подозрительного, кто мог иметь отношение к этому делу? Сосредоточься, это очень важно.
      Танцор закрыл глаза и мысленно прокрутил в памяти всю эту историю, пытаясь вспомнить самые незначительные детали.
      -- Ах, блин, точно! Когда я поднялся, чтобы пойти навстречу этим козлам, то напротив, через сквер, что-то вспыхнуло. Наверное, сфотографировали. Хотя день был солнечный. Вспышка-то совсем не нужна.
      -- Ну, не скажи, -- откликнулся до сих пор молчавший Следопыт. -- Если мыльница стояла на автомате, то вспышки не должно было быть. Но если был принудительный режим, то тогда все сходится. А переключать режимы у человека времени не было. Значит, это был тот, кому Ханурик нес дискету. И у него твоя фотография. И он сделает все, чтобы эту дискету заполучить. Вплоть до высшей меры.
      -- Да, -- сказала еще более мрачно Стрелка, -- воевать на два фронта -это не фонтан.
      -- Кстати, -- Следопыт подошел к компьютеру, -- покажи-ка мне этот файл с карточками. Я его перекодирую, и тогда, может, еще что-нибудь интересное обнаружится.
      Сел перед монитором, вызвал редактор Паскаля и забегал пальцами по кейборду. Через пять минут программа была готова. И суеверно поплевав через плечо, левым указательным пальцем прижал Control, а правым тюкнул по F9. Процесс пошел.
      Прошла минута. Экран монитора продолжал оставаться непроницаемо черным. Создавалось ощущение, что влетели в какой-то туннель, вырубленный в антрацитном пласте, конца и края которого не просматривалось.
      Прошло пять минут. Системный блок невозмутимо шумел вентилятором, гоняя в своих недрах по адресным и числовым шинам потоки бешеных электронов. "Темно, как у негра", -- подумала Стрелка. А вслух сказала Следопыту саркастически: "Куда ты завел нас? Не видно ни зги!"
      Следопыт, не желая терять реноме программиста высшей квалификации, попытался свалить все на случайность:
      -- Наверно, повис, зараза.
      Однако сделал Control -- Break. Процессор не висел, а очень даже работал, впустую, поскольку на мониторе выскочила информация о том, что программа прервана на выполнении метки qwert.
      Стрелка не преминула откомментировать этот прискорбный факт на всю катушку:
      -- Так и я могу. Хоть и самообразованка, институтов не кончала, с профессорами за зачеты не трахалась, но бесконечные циклы и я, со своим бабьим умишком, могу делать.
      Следопыт проглотил это молча, поскольку считал склоку с женщиной недостойным занятием. Поковырялся в программе, поправил параметры операторов IF и GOTO и снова запустил ее. Через несколько секунд бипнул оператор ВЕЕР, и на монитор поперла раскодированная информация. И все это были номера карт, ПИН-коды и имена и фамилии владельцев. Больше ничего. Ни что за банк, ни сколько на каждой карте бабок, ни какая это система -- "Виза" или "Мастер кард", или "Юнион кард", ни иной дополнительной информации.
      Следопыт, глянув на счетчик строк, констатировал:
      -- Сорок девять тысяч восемьсот девяносто три позиции. По всей видимости, это список всех карт, выданных каким-то весьма крутым банком. Дело серьезное. Либо стереть это все на хрен и спрятаться от неминуемого возмездия лишь за то, что мы это видели и держали в руках. Спрятаться как можно дальше -- в Воркуте, а лучше в Парагвае. Либо, господа и дамы, презрев страх и преодолев инстинкт самосохранения, пойти, извиняюсь за каламбур, ва-банк!
      -- Это каким же образом? -- поинтересовался Танцор, который не был столь меркантилен, поскольку у него после "Мегаполиса" оставалось на счету еще штук пятьдесят баксов. -- Ведь мы даже не знаем, чьи это карточки, какого банка. То есть в какие банкоматы, если мы их, конечно, подделаем, можно с ними соваться.
      -- А это мы сейчас посмотрим, навскидку. Вдруг повезет?
      И Следопыт перегнал файл из досовского редактора в вордовский. Выбрал директиву поиска, взял у Танцора его карту, переписал с нее: "Andrey N. Shundrin" и тюкнул по энтеру. Компьютер нашел строку:
      6197 0694 8760 8411 12/01 6951 Andrey N. Shundrin
      Стрелка, как самая эмоциональная, завопила свое коронное ВАУ! Танцор грязно выругался. Следопыт погрузился в раздумье.
      Это был Трейд-банк, в котором у Танцора лежали деньги. По всей видимости, кто-то намеревался очистить счета его клиентов самым примитивным способом:
      изготавливаются дубликаты карт, а затем по ним снимаются деньги либо через банкоматы, либо в магазинах, принимающих электронные платежи.
      Однако это какой-то слишком идиотский путь, поскольку даже сто человек физически не в состоянии снять таким образом, "вручную", даже сотую часть всей суммы. А сумма, вероятно, очень приличная. Если на каждом из пятидесяти тысяч счетов лежит хотя бы по две штуки баксов, то всего получается сто лимонов. За один раз банкомат выдает полштуки. Следовательно, необходимо повторить эту операцию двести тысяч раз. Если в афере участвуют сто человек, то на каждого приходится две тысячи подходов к банкомату. Бред и абсурд!
      Следопыт поделился своими соображениями. Стрелка согласилась.
      -- Да, -- сказала она, до того увлекшись поиском ответа на актуальный вопрос, что не заметила, как начала курить фильтр, -- да, это полная хренотень! Для того, чтобы сшибить штук пятьдесят -- семьдесят, не надо такого огорода городить. Достаточно купить банкомат, поставить его рядом с каким-нибудь кабаком пошикарней и писать на ленту номера и ПИН-коды карт, которые в него будут совать бухие состоятельные граждане. Вместо баксов же на каждый запрос высвечивать надпись: "Извините, у нас кончились купюры". А потом использовать по назначению несколько десятков номеров карточек. И не надо было рисковать, переписывая на дискету всю базу.
      -- Да уж, -- откликнулся из кухни Танцор, пытавшийся отыскать в пустом холодильнике хотя бы пару банок пива. -- Один уже поплатился самым дорогим, что у него было.
      Танцор вернулся с кружкой воды из-под крана и продолжил:
      -- Я так понимаю, что мы стали свидетелями начала межбанковской войны.
      -- Не свидетелями, дорогой, не свидетелями! -- возразила Стрелка. -Потому что ты уже по уши влез во все это. Так что бездействие в этом случае равносильно смерти. Как говорится, кто не с нами, тот труп.
      -- Ладно, пусть будет по-твоему. Механизм же, я думаю, тут такой. Какой-то конкурент решил завалить Трейд-банк. Заказал какому-то иуде, чтобы тот переписал базу данных по клиентам-карточникам. Тот переписал, но не донес заказчику. Чему я и был свидетелем на Пушке. Затем конкурент, вероятно, собирался наделать по всему списку поддельных карт, включая, козел, и мою. Хотя, конечно, надо целое производство запускать.
      -- Да хрен-то, -- откликнулась Стрелка, -- никакого производства. Бери картонки и наклеивай на них магнитную ленточку. Для банкомата не надо ни пластмассы, ни голограмм. Он только ленту читает. И больше ничего.
      -- Значит, еще проще. А потом эти пятьдесят тысяч картонных подделок вместе с ПИН-кодами рассылаются по пятидесяти тысячам московских адресов. И дело в шляпе, а банк в дерьме по самые уши.
      -- Это почему же?
      -- Счастливчики, которым пришли такие письма, не думая ни о нравственности, ни о законе, бегут к банкоматам и начинают выгребать из них чужие баксы. Эта история, в которую вовлечены огромные толпы, попадает в газеты. Владельцы настоящих карточек бегут к банкоматам. И многие из них обнаруживают, что их счета обнулены. Тогда и они, и другие, кого пока еще не ограбили, бегут в банк и требуют вернуть им вклады. Понятно, что ни один банк сделать этого не в состоянии, потому что основные банковские фонды крутятся в виде инвестиций, кредитов, облигаций и прочих ценных бумаг. Налички у банка совсем немного. Начинаются судебные тяжбы. Но не с частными клиентами, а с учреждениями-кредиторами. И вскоре банк прекращает свое существование.
      -- Да, Танцор, ты -- голова! -- воскликнула восхищенно Стрелка. -- До сих пор ты блистал исключительно в танцах, в постели и с наганом в руке. А теперь, блин, могучий интеллект прорезался!
      -- Все точно, -- согласился Следопыт. -- Именно поэтому файл был закодирован в расчете, что его не сможет открыть только последний дебил. Видимо, решили, что если дискета не дойдет до заказчика, то человек, к которому она попадет, сможет наделать достаточно дубликатов, чтобы раздать их всем своим знакомым. Даже в этом случае, когда будет пара сотен обиженных, скандала не миновать. А любой скандал смертельно опасен для банкиров, которые могут жить исключительно за счет доверия к себе.
      -- При всем при том следует учесть, что это такая, блин, игра! -подвел черту Танцор. -- Такая, блин, игра, поскольку к дискете имеет какое-то отношение этот блядский Сисадмин. Когда же мы его в конце-то концов замочим!
      На этом предварительное обсуждение проблемы закончилось. Продолжение мозгового штурма решили провести после двухчасовой сексуальной паузы, которую попросила Стрелка. Танцор дал Следопыту две сотни баксов, с тем чтобы горе-предприниматель, обманувший надежды вкладчиков "МММ", сел в такси, закупил пива и креветок где-нибудь не ближе Подольска и вернулся к назначенному часу.
      * * *
      Двадцатидвухэтажный небоскреб Трейд-банка, сверкавший зеркальными окнами и кучерявившийся античной лепниной, соединявший в себе два стиля -- а ля Уолл-Стрит и а ля Филадельфия, возвышался над купеческим Замоскворечьем абсолютно невозмутимо. Словно над ним не нависла страшная угроза. Еще более опасная, чем землетрясение или налет натовской авиации, способные превратить это чудо архитектуры конца XX века в гору строительного мусора, перемешанного с искореженными электронными приборами, офисной мебелью и изуродованными человеческими телами.
      На первом этаже банка, где производилось обслуживание клиентов, ничего тревожного также не ощущалось. Кассирши приветливо улыбались, принимая у вкладчиков солидные пачки рублей и долларов, с треском перелистывая их при помощи счетных аппаратов, либо выдавая по первому же требованию после идентификации личностей вкладчиков точно такие же основательные пачки. Клиенты были довольны жизнью, банком и кассиршами. И кассирши были довольны работой, зарплатой и клиентами.
      На третьем и на всех следующих этажах также царила безмятежность. Конечно, она не была расслабленной, это была целеустремленная безмятежность, которая владеет людьми, твердо стоящими на ногах, прекрасно осознающими цель жизни и понимающими, как ее достичь. На этажах с третьего до двадцать второго неустанно трудились люди. Трудились до такой степени напряженно и ритмично, что создавалось ощущение, будто они сообща издают высоковольтное гудение.
      И лишь на втором этаже, где по старинной советской традиции находились просторные кабинеты руководства банка, можно было уловить витавшие в простерилизованном кондиционерами воздухе флюиды тревоги и волнения.
      Исходили они, просачиваясь из-под двери, из кабинета председателя правления Трейд-банка Михаила Филипповича Илларионова, которого, как и руководителя Китайской народной республики, все звали Председателем.
      Председатель, впервые за несколько последних лет, которые вместили в себя и радости, и горести, и полосы продолжительного штиля, изменил своим незыблемым правилам, явившись в банк не выбритым. Более того, от него явственно доносилась легкая волна не вполне перегоревшего дорогого алкоголя, которую был не в состоянии погасить аромат одеколона, еще более дорогого, чем вчерашний алкоголь.
      Более того, чуткий нос смог бы уловить в этом букете еще и третий компонент -- неперегоревший дорогой алкоголь, принятый с утра, с похмелья, натощак. Что Председателю было несвойственно и в прежние -- молодые и бесшабашные годы, когда на его плечах не лежал груз ответственности за судьбу нескольких миллиардов долларов. Груз чудовищной ответственности.
      Внешний вид Председателя был таков, каковым он не только никогда в жизни не был, но и не должен был быть ни при каких обстоятельствах. Казалось, что даже бриллиант в его перстне потускнел и поблек, будучи не в состоянии сверкать в прежнюю силу из-за свалившихся на его хозяина обстоятельств.
      Однако внешняя растерянность Председателя в полной мере компенсировалась бушевавшей внутри злобой.
      Перед ним, за длинным столом, на краешках стульев сидели начальник службы безопасности и его замы по внешней разведке, по контрразведке, по диверсионной работе, по идеологии, по охране, по компьютерной безопасности, по ликвидации, по психотропной безопасности и командир сил быстрого корпоративного реагирования. Чуть поодаль обреченно стояли два рядовых бойца, повинные в срыве операции на Пушкинской площади.
      -- Ну что, говнюки, все собрались?! -- начал Председатель. -- Сколько еще можно ждать?! Уже третьи сутки по Москве гуляет дискета! Уже третьи сутки! И мы все чешемся! Мы все ждем, когда же она против нас сыграет! Когда все здесь, на хрен, к чертовой матери разнесет! Но учтите, козлы, тогда вам не поздоровится. Очень не поздоровится, на хер! Когда я, блядь, из тюряги выйду, то ваши кости уже, на хрен, сгниют, а дети с голоду поиздыхают, на хер! Уж я позабочусь! Ясно?!
      -- Так точно, -- уныло ответил начальник службы безопасности, носивший фамилию Котляр.
      -- Ладно, -- сказал Председатель, -- перейдем к делу. Докладывай.
      -- По сведениям, полученным внешней разведкой, -- начал Котляр, -такого человека у них в штате нет. Проверили и все связи. Тоже никаких зацепок. Сейчас идет работа по линии бывших сотрудников ГРУ и по внешникам из ФСБ. Очень уж этот парень профессиональный: выдержка, самообладание, решительность. Как
      он этих кретинов, -- Котляр мотнул головой в сторону двух стоявших, -вокруг пальца обвел! Очень непростой человек.
      -- А я вам, скотам, - снова начал возбуждаться Председатель, -- для чего такие бабки плачу?! Чтобы вы банк от всяких недоделков охраняли?! Какие варианты прорабатываются?
      -- Составили фоторобот этого самого Дисковода, как мы его условно назвали. Усиленный визуальный контроль по всему городу. Особенно вблизи банкоматов, которые работают с нашими картами. И самое главное -- внедрили своего человека в Петролеум-банк. Хоть и шестеркой, но он очень способный и глазастый. До Петролеума дискета не дошла. Это совершенно точно.
      -- Если бы дошла, то тебя, мудака, уже в живых бы не было! Но и сейчас опасности не меньше! Этот Дисковод, если он профи, вполне способен провернуть всю эту операцию!
      -- Да, но как? И зачем?
      -- И он у меня еще спрашивает! -- заорал Председатель. Его похмельный взгляд соскользнул с омерзительной рожи Котляра в поисках чего-либо, на чем можно было бы хоть слегка успокоиться. И наткнулся на еще более омерзительный объект -- на картину, которую пять лет назад в составе корпоративной коллекции банку впарила за десять штук Ассоциация искусствоведов. И которую Председатель, поверив прохиндеям, скрепя сердце позволил повесить в своем кабинете -- якобы для создания соответствующего имиджа. Момент для того, чтобы навсегда избавиться от этой уродливой мазни, был прекрасным. -- На хер, на хер отсюда этот сраный модернизм!
      Двое стоявших мгновенно все поняли, аккуратно сняли полотно с гвоздя и бережно вынесли в приемную.
      Председателю стало гораздо легче и покойней, словно у него из сердца выдернули занозу, истязавшую его долгих пять лет.
      -- Ладно, -- сказал он уже почти спокойно. -- Расклад тут может быть такой. Если ваш Дисковод -- человек умный, то он, получив по своим шпионским каналам нужную информацию, проанализирует ситуацию в банковском мире. И поймет, что мой банк выгодно завалить Петролеуму. И продаст Петролеуму дискету за два--три лимона. Они заплатят, с радостью заплатят. И тогда труба дело!
      -- А если он не просечет? Что тогда? -- спросил осмелевший Котляр.
      -- Тогда он может через кого-нибудь сделать штук пятьдесят дубликатов и разжиться несколькими тыщами гринов через банкоматы. Это вроде бы не страшно. Куда страшнее, если он окажется каким-нибудь, курва, репортером! Если статью захерачит. Вначале в желтой молодежной газетенке выйдет под шапкой "Карточки для онанистов"! А на следующий день в "Коммерсанте" -- "У Трейд-банка проблемы выше крыши"! Тут мы и приплыли.
      -- Да, -- решился вставить свое слово зам по компьютерной безопасности, -- но репортер не сможет открыть файл, не сможет его дешифровать.
      -- Будь спокоен, сможет, -- горько произнес Председатель, -- сам не сможет, найдет спецов. Он же понимает, что это очень дорогая дискета, раз за нее человека замочили.
      -- Нет, -- не согласился Котляр, -- никакой репортер не смог бы уйти так легко. Нет, это профи.
      -- От кого уйти, от этих отморозков?! -- Председатель тяжело посмотрел на двоих стоящих, которые под этим взглядом не сгорбились, а напротив, словно рядовые перед обходящим строй маршалом, выпятили груди и надули щеки. Именно с такой бравой бессловесностью рабы принимают побои от своего господина, чтобы, упаси Господи, не сморгнуть, не дрогнуть лицевым мускулом и тем самым не взъярить бьющего еще больше.
      -- Может, они, конечно, и отморозки, -- стремительно высказался решительный командир сил быстрого реагирования, -- но краповый берет за просто так не дают! Заслужили!
      -- Берет надо на голове носить, а не на жопе! В общем, решено, если через три дня Дисковод не будет найден, то этих в расход. Вопросы есть?
      Котляр, привыкший понимать Председателя с полуслова, все же, поскольку ситуация была неординарная, на всякий случай решил расставить все точки над i:
      -- А что с этим, с Дисководом?
      -- По полной программе.
      -- Значит, и его, и всех, с кем он за это время контактировал... Так?
      -- Нет, не так! Еще уничтожается вся записывающая аппаратура! Вплоть до утюга и чайника. Ну, и квартира выжигается дотла. И его. И тех, кому он мог передать копию. Так что работы до хрена и больше, а у вас еще конь не валялся! Все. Всем у меня, блин, землю рыть! И учтите, это вам для психологической уверенности: он только свою жизнь спасает сраную, а вы и жизни свои, и кучу бабок, которые я вам, козлам, плачу не за хрен! Ну, пошли, дармоеды!
      Все, задвигав по паркету подбитыми войлоком ножками стульев, встали и потянулись к выходу. Председатель, словно только что вспомнил что-то не столь уж и важное, но весьма существенное, негромко бросил вослед дармоедам:
      -- Да, Чика, а ты задержись на минутку. Тут еще одно маленькое дельце всплыло.
      Чикой звали зама по ликвидации. Эту кличку, острую и стремительную, словно лезвие ножа, он получил еще в юности, во время первой отсидки. Так она к нему и пристала на всю жизнь. И даже теперь, когда он был солиден почти до благообразности, имя Чика как нельзя лучше подходило ему.
      Чика медленно вернулся к столу, подождал, пока все выйдут, и спросил по-деловому, пытаясь угадать ход мыслей шефа:
      -- Насчет этих двоих недоделков, Михаил Филиппыч?
      -- Нет, -- ответил Председатель, -- эти никуда не денутся. -- И перешел на интонации, которые предполагали максимально возможную серьезность разговора. -- Сейчас я тебе дам фотографию. С головы этого человека не должен упасть ни один волос. Иначе ты будешь висеть вот на этой самой люстре!
      Председатель, неотрывно глядя в глаза Чики, ткнул указательным пальцем в потолок, где, кроме утопленных в фальшпанель галогеновых светильников, ничего не было. Сделав необходимую паузу, продолжил: