2. УСЕРДИЕ ПЕПО
      Покушение на Райкоса насторожило Пепо. Поразмыслив на досуге, молодой офицер пришел к выводу, что сложившаяся в городе обстановка требует усилить охрану губернатора. И Пепо установил возле резиденции постоянные посты часовых, а в канцелярии ввел дежурство сержантов конвойной роты. Пепо ревностно исполнял свою службу. Чтобы уберечь губернатора от новых покушений, он вменил себе в обязанность присутствовать на всех аудиенциях и приемах. Даже если посетители хотели беседовать с губернатором наедине, Пепо под разными предлогами оставался в кабинете. Он садился в кресло за спиной посетителя и следил за его каждым движением.
      Такая опека сначала смешила губернатора, затем стала его тяготить. Под недремлющим оком Пепо Райкос испытывал какую-то внутреннюю скованность, порой мешающую ему наладить с посетителем душевный разговор. Он заметил: такая же скованность охватывала и посетителей в присутствии начальника охраны. Люди замыкались, и задушевной беседы с ними не получалось. Как-то Райкос откровенно сказал Пепо:
      - Вы, любезный, видите в каждом, кто приходит ко мне, злоумышленника, готового совершить покушение...
      - Не в каждом, но... - возразил Пепо.
      - Нет! В большинстве это добронамеренные люди, которых приводят ко мне неотложные дела и заботы, - перебил его Райкос. - А ваша чрезмерная бдительность обижает их. К тому же они могут подумать, что я жалкий трус. Поэтому прошу вас немедленно снять охрану. И сами тоже не торчите во время приема посетителей у меня в кабинете с пистолетом в кармане. Очень прошу вас.
      Пепо спокойно выслушал Райкоса. Как всегда, вытянулся в струнку, щелкнув каблуками, но вместо обычного: "Слушаюсь!" - вдруг отчеканил:
      - Я не могу выполнить этого приказа, господин губернатор!
      Райкос был ошеломлен.
      - Как? - возмущенно воскликнул он. - Что это, бунт? Вы, как человек военный, обязаны выполнять приказания вышестоящего начальства. Черт побери, вас надо судить... Да! Да! Судить!
      Но Пепо не дрогнул от угрозы.
      - Да, господин губернатор, это бунт, - согласился он.
      Райкос взглянул на него. Пепо по-прежнему стоял перед ним, вытянувшись. В его маленьких, похожих на черные ягодки глазах светилась решительность. Об этом же свидетельствовали и упрямо сжатые губы.
      Райкоса восхищала такая твердость характера начальника охраны. Такого исполнительного офицера не найти днем с огнем! Но уж больно он усерден!
      - Вы отталкиваете от меня людей... И, пожалуйста, не считайте, что я такая уж важная персона, которую пытаются устранить наши враги. У них есть и поважнее заботы...
      - Негоциант, стрелявший в вас, однако, не пожалел пороха, - возразил Пепо.
      - Это исключительный случай. Нельзя из-за одного подлеца подозревать всех ваших соотечественников... Самого президента не охраняют так, как вы... Даже там, в столице.
      - Это их дело... А здесь за вас отвечаю я, господин губернатор. Пепо нахмурился. - Все каджабаши, беи и фанариоты кипят злобой. Они готовы поднять оружие не только на вас - на отца родного... Я вижу все это, и потому не мешайте мне...
      Вспыльчивого губернатора почему-то не рассердило такое строптивое упрямство. Наоборот, оно его восхищало.
      - Бог с вами. Вы, я вижу, упрямей тысячи стамбульских ослов. Что с вами поделаешь?! - сдался Райкос. - Только, пожалуйста, в моем присутствии ведите себя сдержанней... Когда я принимаю посетителей, не входите в кабинет с расстегнутой кобурой пистолета.
      Райкос улыбнулся. Пепо был настолько прямолинеен, что не имел склонности к дипломатическим заверениям. Он уважал Райкоса и считал невозможным ослабить охрану.
      Райкос не смог удержаться от давно интересовавшего его вопроса и спросил:
      - Скажите, а почему вы всегда так резко отзываетесь о каджабашах? Видимо, они причинили вам много зла?
      - Я их ненавижу, потому что несколько лет находился у них в кабале. Ненавижу так же, как османов!
      После этих слов Райкосу стало многое понятно в характере молодого офицера. Цельность его натуры выплавилась в горниле сиротской доли, тяжелого детства и юности. Может быть, в своей грубоватой прямолинейной недоверчивости к людям из привилегированных сословий Пепо более прозорлив, чем он сам. Райкос усмехнулся такой неожиданной мысли, которая вдруг пришла ему в голову. Не исключено, что начальник охраны прав в своем усердии, и напрасно он упрекает его за это.
      С тех пор Райкос перестал вмешиваться в деятельность Пепо и больше не посмеивался над ним, когда тот внимательно наблюдал за посетителями в его кабинете.
      3. НЕЗАКОНЧЕННОЕ ПИСЬМО
      Воскресающий город становился все оживленнее, менял свой облик. Закопченные языками пожаров руины, их зловещий траурный цвет постепенно вытеснялись светло-золотистым цветом новых жилищ.
      Когда Райкос смотрел на стены новых построек, сложенные из свежевырубленных брусков известняка, у него начинало сладко щемить сердце. Эти камни напоминали ему родную Одессу, светло-золотистые стены ее домов. Воспоминания плыли дальше, за пределы родного города, в черноморскую степь, где к медленной реке припали хутора, слободки, поселки. Их домики голубой лентой тянулись к самому морю.
      Николаю Алексеевичу Раенко, ныне губернатору греческого города, приятна была эта схожесть родного края со страной, где он теперь находился. Эту схожесть он ощущал не только в камнях, из которых строили дома. Схожесть он подмечал на каждом шагу: в морском прибое, который белой лавиной бился об оранжевые береговые откосы, и в чайках, таких же, как и там, на Черноморье. Схожесть он видел и в травах, цветах, деревьях, она открывалась ему и в людях, в разлете их бровей, очертаниях губ, в оттенках темно-смолистых волос. Даже гортанный, певучий говор жителей архипелага, когда он привык к нему, воспринимал, как разновидность южнославянской мелодичной речи.
      Может, в этом проявляется ностальгия, думалось ему. Наверно, это было именно так. Иногда на него находила такая тоска по родной стороне, что хотелось бросить все и вернуться на родину, припасть грудью к ее тверди, поцеловать ее святую землю.
      В такие минуты перед ним всплывал милый облик стройной девушки. И он вдруг чувствовал неодолимое желание рассказать ей - этой далекой и в то же время единственно близкой душе - обо всем, что ему пришлось пережить за последнее время. О радостях и бедах, победах и утратах. Рассказать об Анне Фаоти, чтобы та далекая девушка с удивленно приподнятыми бровями узнала о замечательной дочери греческого народа, о ее горе, мужестве и благородстве. О том, как она хотела научить русских людей изготовлять шелк, как протянула ему зеленую ветвь шелковицы, символ добра, символ любви и счастья...
      Эта мысль пришла к нему ночью, и он попытался тотчас же написать письмо на родину. Райкос взялся сочинять его, мучительно подбирая слова, стремясь правдиво рассказать обо всем, что наболело, а главное, об Анне. Поведать о духовной красоте этой мужественной, не дрогнувшей перед горем женщины.
      Но как ни собирался Райкос выразить в письме свои мысли и чувства, ему не удалось излить их на бумагу. Он испытывал горькую досаду. Он не подозревал, что взялся за адски трудное дело. Чтобы написать так, как ему хотелось - образно и проникновенно, - нужно было обладать поэтическим талантом и мастерством, чего у него - увы! - не было...
      Он проявил редкое упорство, свойственное по-настоящему мужественным, волевым людям. Много раз яростно рвал исписанные листы и снова принимался за сочинительство. Перестал писать тогда лишь, когда окончательно выбился из сил. Прочитав последний вариант своего послания, Райкос понял - оно такое же неудачное, как предыдущие, - набор корявых фраз, совсем не то, что он хотел передать девушке, жившей на берегу степной реки. Он застонал от огорчения, разорвал и это недописанное письмо, отбросил в сторону изгрызенное гусиное перо. Видимо, ему так и не суждено изложить на бумаге чувства, переполнявшие его душу.
      Что ж, когда-нибудь он, наверное, встретится с ней и расскажет все, что не смог сегодня описать. Расскажет волнующе, захватывающе...
      Изнемогая от усталости, но утешенный этой мыслью, Райкос потушил оплывшую свечу и неожиданно заметил, что ночь уже окончилась. Сквозь щели в оконных шторах просачивался утренний свет.
      4. ЧАСЫ
      Ему бы поспать еще, сладко подремать часок-другой. Но до сознания доходят слова Пепо о том, что приемная уже полна людей. А Пепо от него же получил строжайшее распоряжение - в восемь часов входить в спальню будить его.
      И вот Пепо стоит с денщиком, ординарцем и камердинером возле кровати Райкоса. В застегнутом на все пуговицы лейтенантском мундире, официальный и беспощадный, каким и должен быть начальник охраны, исправно выполняющий служебные обязанности. С таким Пепо спорить бесполезно. Все равно он добьется своего.
      Эта мысль сразу же развеивает последние надежды поспать еще. Райкос молодцевато вскакивает с постели. Денщик и ординарец помогают ему умыться, облачиться в расшитый серебром парадный мундир - и он уже готов встречать посетителей. Он делает несколько шагов к двери, но путь ему преграждает встревоженный Пепо.
      - Господин губернатор, а завтрак?
      Начальник охраны повелительным жестом показывает на столик, где уже стоят белые чашечки с дымящимся черно-угольным кофе, расписные фаянсовые тарелочки с пирожками и ломтиками белого хлеба, намазанного скорцето*, с маслинами.
      _______________
      * С к о р ц е т о - творожная масса с чесноком.
      - Мне совсем не хочется есть, - отвечает он Пепо.
      - Это необходимо, господин губернатор. - В тихом голосе начальника охраны слышится твердость.
      А Райкосу после бессонной ночи и впрямь невмоготу заниматься завтраком.
      - У нас уже нет времени, - говорит он.
      Однако не так просто заставить Пепо уступить. Он не только упрям, но и удивительно находчив.
      - Никак нет, господин губернатор... Никак нет! У вас еще предостаточно времени позавтракать. До начала приема еще десять минут. Вот, посмотрите. - И он подает Райкосу его часы в чугунном футляре. - Ваши часы точны. Кстати, вы их забыли, господин губернатор...
      Действительно, эти часы, подарок декабриста Николая Лорера, точны, как хронометр. Об этом знают даже здесь. Знакомые Райкоса часто говорили ему, что его часы - самые точные во всей Греции.
      Райкос взглянул на циферблат и убедился, что Пепо, как всегда, прав до приема еще десять минут.
      - Но, Пепо, у меня совершенно нет аппетита, - попытался он увернуться от завтрака.
      - Начните с кофе. Он освежит, и появится аппетит... Кофе, осмелюсь заметить, наш национальный напиток. Он вселяет бодрость и придает силы.
      Не ожидая согласия Райкоса, Пепо поднес ему чашечку кофе. И тому уже ничего не оставалось, кроме как поблагодарить и выпить.
      С первых же глотков Райкос почувствовал себя бодрее. У него появился аппетит. Он быстро съел приготовленный завтрак. Вытирая после трапезы усы и губы, посмотрел на начальника охраны и поймал на себе его взгляд.
      "А ведь он улыбается с явным торжеством, - подумал Райкос. - Видно, рад, что заставил меня плясать под свою дудку... Ну и нажил я себе няньку, почище Бальдаса". И, чтобы сбить с Пепо спесь, сказал:
      - Вы заблуждаетесь, лейтенант, считая кофе своим национальным напитком. Сей напиток - турецкий. Просто сыны Эллады, когда попали в турецкое ярмо, усвоили от победителей вместе со многими их привычками и эту - пить кофе. И даже научились их способу приготовления... Так-то, любезнейший.
      Пепо помрачнел. Он болезненно переносил все, что бросало тень на его родину.
      - Вы, господин губернатор, человек ученый и, конечно же, многое знаете лучше меня. Но наши отцы и деды считали кофе греческим напитком. Так же считаю и я... Хорошее неплохо перенять даже у врага. Кроме того; я рад, что наш кофе пошел вам на пользу...
      "Молодец, Пепо!" - мысленно похвалил его губернатор и, прислушиваясь к говору, доносящемуся из приемной, не удержался, спросил Пепо:
      - Не слишком ли много посетителей пришло сегодня к нам? И почему их с каждым днем становится все больше?
      Пепо вместо ответа выразительно посмотрел на него и пожал плечами. Он понимал, что уже пора начинать прием, и повел Райкоса сквозь почтительно расступившуюся толпу посетителей в кабинет.
      Здесь уже все было заботливо приготовлено к приему - расставлены кресла, за отдельным столиком сидел благообразного вида старичок с мясистым, красным от вина носом, в засаленной монашеской рясе. Это был новый секретарь, нанятый вместо Пепо. Перед монахом лежали очищенные гусиные перья и стопка чистой бумаги. Он был готов записывать разговор с посетителями.
      Пепо представил губернатору нового секретаря.
      - Варфоломей Василнопулос. - Не делая паузы, Пепо торопливо спросил: - Можно начинать прием? - И взялся за ручку двери, чтобы распахнуть ее, но Райкос остановил его:
      - Подождите, Пепо. Вы так и не ответили на мой вопрос: почему у нас возрастает количество посетителей?
      - Причина этому вы, господин губернатор.
      - Я? - искренне удивился Райкос. - При чем тут я? Вы шутите?
      - Никак нет... Причина наплыва такого множества посетителей - вы, господин губернатор, а точнее, ваша доброта. Надо с ними пожестче...
      - Как это - пожестче? Вы понимаете, что говорите, милостивый государь! - вдруг повысил голос Райкос. - Как вы можете говорить такое? Ради кого я прибыл сюда? Ради кого мы сражаемся с султанскими каннибалами? Ради них. Ради людей. - Он показал на дверь, за которой слышались голоса посетителей. - А вы говорите - пожестче.
      - Виноват... Но все же доброте должен быть предел. Взять хотя бы историю с вашими часами, господин губернатор. О ней знают не только в нашем городе, но и на отдаленных островах архипелага.
      - Вы считаете, что с часами я пересолил?
      - Именно! Это было уж слишком.
      Райкос недоверчиво посмотрел на Пепо и покачал головой:
      - Что же скверного вышло с часами? Разве я плохо поступил, послав ординарца к банкиру... как его?
      - Папаник-огло, - подсказал Пепо.
      - Да, да, послал его к Папаник-огло заложить часы, чтобы достать денег на лекарства для больного сына кузнеца. Вы же знаете, Пепо, что наша молодая республика находится в крайне тяжелом положении. Знаете это так же хорошо, как и я, - даже нашим военным государство месяцами не выплачивает жалования. Я тоже беден, не располагаю средствами, а нужно было срочно помочь умирающему. Эти часы дороги мне, как память о моем друге, благородном человеке, которого тиран-царь сослал на каторгу. Но неужели жизнь человека дешевле часов, даже памятных?
      - Вы правы, господин губернатор. Но случилось неслыханное - самый скупой, самый жадный на архипелаге человек ростовщик Папаник-огло, узнав от ординарца, что часы прислал заложить сам губернатор, "русский губернатор", как зовут вас, чтобы на эти деньги купить лекарства для грека, дал требуемую сумму без залога, без расписки и велел ординарцу вернуть вам часы. Это удивительно! Никогда еще в жизни Папаник-огло не дал никому и ломаного гроша. Это самый жадный паук на свете!
      - Не судите опрометчиво о людях. В каждом человеке есть плохое и хорошее. Поверьте мне, - серьезно сказал Райкос.
      - О, значит, вы не знаете злых, коварных людей! Вы слишком добры и доверчивы, если думаете, что в таком пауке в образе человека, как Папаник-огло, может быть что-то хорошее. У него душа черна, как сажа.
      - И все же не судите так!
      - Вы в этом убедитесь сами, господин губернатор. Папаник-огло явился к вам. Он сидит в вашей приемной, ожидая встречи.
      - Вот и отлично... Мне интересно поговорить с ним.
      Райкос расстегнул мундир и вынул из кармана жилета часы, снял с цепочки и положил перед собой на стол. Затем сказал Пепо:
      - Что же вы ждете? Приглашайте первым господина Папаник-огло.
      5. БАНКИР
      Шаркая неуклюжими башмаками, в кабинет вошел дородный приземистый старик. Он степенно погладил седую окладистую бороду, скользнул тяжелым взглядом по столу, на котором лежала чугунная луковица часов, и церемонно представился: Афанасиос Папаник-огло, банкир-откупщик.
      Райкос пригласил его сесть и спросил, по какому делу он пожаловал.
      Банкир, не торопясь, долго мостил свое грузное тело в кресло. Наконец после затянувшейся паузы медленно произнес вкрадчивым скрипучим голосом:
      - Я, господин губернатор, как вы верно заметили, если захожу, то непременно по делу... Только по делу... Я человек деловой... И к вам тоже по делу. Хотя в настоящее время у меня с вами еще никакого дела не имеется, но, по моему рассуждению, обязательно будет. А зашел я поблагодарить вас. Да, поблагодарить за то, что вы обратились за кредитом именно ко мне, человеку, располагающему денежными средствами. И правильно сделали, что обратились ко мне, а не к кому иному... Напрасно только отправляли в залог эти часы, - он ткнул пальцем в чугунную оправу. - Я вам всегда готов без залога... Раз так надо... значит, надо. А за то, что обратились именно ко мне, позвольте поблагодарить вас...
      Он умолк, и его морщинистое лицо пришло в движение, изображая приветливую улыбку.
      - Да за что же вы благодарите? Это я вам должен принести свою благодарность, - сказал, покраснев, Райкос.
      Папаник-огло продолжал молча улыбаться, словно любуясь эффектом, который произвели его слова на губернатора и на остальных присутствующих начальника охраны и секретаря-монаха.
      Насладившись произведенным впечатлением, банкир продолжал свою речь:
      - Я, господин губернатор, всегда готов поддержать вас денежными средствами, но отнюдь не из доброты. Что скрывать? Про меня говорят, что я жестокий человек. В деле моем нельзя быть иным. Господь-бог разумеет это и, наверное, простит мне на этом свете грехи мои... Но для вас, господин губернатор, мой кошель всегда открыт. Потому что вы - власть, наша защита от османов-поработителей. Под их пятой сынам Эллады трудно жилось, а еще труднее богатому греку. Богатый грек всегда был жертвой пашей и беев, мне под их властью постоянно приходилось дрожать, охраняя свое имущество. Мне нужна такая власть, которая могла бы надежно защитить меня и мое достояние, и я готов отдавать часть своих доходов на поддержание такой власти...
      - Значит, в трудную минуту я смогу, как представитель государства, рассчитывать на вашу финансовую помощь? - перебил его Райкос.
      - Да, конечно, - насупился банкир. Видимо, этот вопрос ему не очень понравился, но он сделал над собой усилие и снова сморщил лицо в улыбке. Конечно... в разумных пределах... Но и вы тоже должны пойти мне навстречу. Ведь я не филантроп. Далеко не филантроп. Я деловой человек.
      - В чем же вы желаете, чтобы я пошел вам навстречу? - с раздражением спросил Райкос, которому уже надоели торгашеские речи Папаник-огло.
      - Позвольте вам напомнить, господин губернатор, еще об одном обстоятельстве. Я не только банкир, но и откупщик.
      - И что же из этого следует? - не понимал губернатор, куда клонит гость.
      - А то, что, как только закончится война, нашей стране нужно будет благоустроить торговлю, ремесла, мануфактуры и прочее. Для этого вам понадобятся такие люди, как я, способные финансировать. Не за горами то время, когда вам надо будет открыть акциз и таможню для иностранной торговли, я готов сии заведения взять у государства на откуп...
      Пепо, который стоял за спиной банкира, тревожно замахал руками, как бы предостерегая губернатора от опрометчивого шага. Райкоса рассмешило это предостережение Пепо. Он и сам хорошо понимал вожделения сего визитера. Обогатиться за счет наглого грабежа родной страны, еще не сбросившей с себя многовекового ига поработителей.
      Ему хотелось выдворить банкира из кабинета, но он помнил инструкции президента - быть как можно приветливее с толстосумами, в помощи которых так нуждалась Греция...
      - Скоро, наверное, мы откроем акциз и, конечно же, таможню. Я не забуду о вашем предложении.
      Глаза банкира заблестели.
      - Премного вам благодарен. А вы, господин губернатор, не забывайте обращаться ко мне, когда будет нужно. - Отвесив церемонные поклоны, Папаник-огло важно выплыл из кабинета.
      - Паук уже протянул к вам свои лапы, - прокомментировал его визит Пепо.
      - Вы напрасно нервничали, лейтенант. Я, как и вы, насквозь вижу хищническую суть сего благодетеля... Но все же, Пепо, вы ошиблись. Папаник-огло - отнюдь не мелкий ростовщик, как вы считали. Он мечтает взять в залог не мои часы. Ему подавай на откуп акциз и таможню. Он хочет грабить с размахом. Крупный хищник.
      Терпеливость и внимание, с которыми Райкос выслушивал посетителей, даже несимпатичных, грубых, озлобленных, приводили в недоумение Пепо.
      "И чего губернатор возится с эдакими? - думал он. - Спровадил бы без лишней возни. Сразу видно, что это за люди".
      Однако наблюдая, как после такого терпеливого приема губернатора, после беседы с ним "несимпатичные" уходили с просветленными лицами, Пепо понял смысл дипломатии Райкоса. Он понял, что губернатор превращает недругов в друзей. "Молодец, знает, что делает", - решил он и спросил простодушно у Райкоса, сам ли он додумался до этого.
      Райкос расхохотался:
      - Ну и наблюдательный же вы! - И честно признался: - Я действую по совету одного очень доброго и мудрого человека, которого в народе зовут Барба Яни.
      - Президента! - догадался Пепо.
      6. ДЕПЕША
      В этот день на прием к губернатору вереницей шли посетители. Их было, как никогда, много. Основную часть составляли бедняки, коренные жители города, возвратившиеся в родные места. Простолюдины просили материальной помощи и содействия в восстановлении разрушенных османской солдатней домов, а те, у кого на месте жилищ остались горки камней да пепла, просили временного приюта, крыши над головой.
      Такие сугубо гражданские дела не входили в круг официальных обязанностей военного губернатора, но Райкос принимал в них большое участие. И скоро жители города убедились, что военный губернатор на редкость отзывчивый и добрый человек, который не может равнодушно относиться к чужой беде...
      У Райкоса не было денежных средств для оказания помощи нуждающимся молодое государство испытывало большие финансовые затруднения. Губернатор пытался объяснить это просителям, но они были настойчивы и даже не слушали его объяснений. Они верили в его доброе сердце и знали - он как-то им поможет.
      - Губернатор у нас - русский, - говорили они. - Русские люди добрые. Не оставят в беде человека...
      И вспоминали историю с часами.
      - Пытался заложить часы у ростовщика, чтобы достать денег для бедного человека...
      Эта история стала известна каждому в городе и многих вдохновляла на паломничество к губернатору.
      И Райкос направлял нуждающихся с записками к банкиру, обещавшему ему кредит.
      Папаник-огло оказался человеком, верным данному слову. Скрепя сердце, он все же выдавал деньги беднякам по запискам губернатора.
      Это вдохновляло Райкоса сделать еще один шаг в этом направлении. Он попросил Пепо составить список самых богатых людей города и стал посылать им письма об оказании помощи нуждающимся.
      Богачи раскошеливались - никому не хотелось прослыть более скупым, чем ростовщик Папаник-огло. Расчет Райкоса и на сей раз оправдался.
      - Вы заставили наших скупердяев расщедриться. Но они за это будут ненавидеть вас еще больше и при случае отомстят. Берегитесь их! предупредил Пепо губернатора.
      - Семь бед - один ответ, - улыбнулся Райкос. - Мне никто не страшен с таким охранником, как вы.
      - Ой, господин губернатор, не играйте с огнем. Я не столь всемогущ, как кажется... Лучше не дразните их.
      Райкос сознавал правоту слов Пепо. Но когда к нему обращались за помощью, он откладывал самые срочные дела.
      - Поймите, Пепо, ради этого я приехал сюда. Ради твоих соотечественников, ради их свободы и благоденствия, - постоянно повторял он молодому офицеру.
      ...Прием закончился. Последний посетитель, довольный, покинул кабинет губернатора.
      - Теперь, Пепо, мы, наконец-то, займемся нашими основными обязанностями, - сказал Райкос. - Отправимся в гарнизон, а затем в порт выбирать место для сооружения контрольной сторожки...
      - А как с обедом, господин губернатор? - напомнил Пепо. - Я сейчас распоряжусь.
      Но обедать им в тот день так и не пришлось. В приоткрытую дверь просунулась огненно-рыжая голова Игнатия Варвациса - капитана "Санта Клары".
      - Заходите! - обрадовался его появлению губернатор.
      Переведя дух от быстрой ходьбы, капитан доложил:
      - Я летел к вам на всех парусах из Навпали!
      Он вынул из сумки запечатанный конверт и протянул Райкосу.
      - Срочная депеша от самого президента. Читайте немедленно, господин губернатор.
      - Ну зачем мне читать, когда вы знаете слово в слово все, что написано в сем послании, - улыбнулся Райкос.
      - Совершенно верно... Президент, посылая меня в рейс с очередной депешей, всегда не только читает мне ее содержание, но и требует, чтобы я запомнил текст. Всякое может случиться во время рейса: буря, пираты. В таком случае я должен уничтожить письмо, добраться до адресата и передать содержание письма устно...
      - Ну вот и передавайте!
      - На сей раз не могу. Содержание депеши столь секретно, что его не рекомендуется произносить вслух. Дорога каждая минута... К вам вот-вот заявится человек, к приему которого вы должны быть подготовлены. Этот человек - английский полковник Робинсон - один из палачей на захваченных англичанами Ионических островах. Он прибыл сюда на военном судне. Его корвет уже бросил якорь в гавани. Мне удалось обогнать его.
      Райкос раскрыл конверт и увидел бисерные буквы знакомого почерка. Он знал, если ему пишет лично президент, это первый признак, что сообщается о чем-то очень важном.
      Депеша была тревожной. Президент сообщал, что англичане стали проявлять подозрительный интерес к греческим территориям, освобожденным от захватчиков; английское командование под разными предлогами попробует ввести на эти территории свои войска. Гавани приморских городов превращаются в постоянную стоянку их военных кораблей. Англичане стремятся на кабальных условиях открывать в стране свои предприятия, концессии. На Ионическом архипелаге, подчиненном Британии, где властвует верховный комиссар, английский главнокомандующий генерал Томас Мейтленд, снаряжается на корвете экспедиция. Ею будет руководить правая рука генерала Мейтленда - Робинсон, некогда унтер-офицер английского корсарского флота, в прошлом пират, а ныне полковник. Этот Робинсон, как и его шеф генерал Мейтленд, прославился тем, что ввел на Ионических островах такой режим бесправия, произвола, грабежа, террора, который ничем не отличается от установленного англичанами порядка в их колонии Индии.
      В сентябре 1819 года крестьяне острова Санта-Мавра, доведенные до отчаяния грабежами и произволами сборщиков налогов, подняли восстание. Английские войска усмирили их жестокими расправами: четверых повесили, в том числе двух священников. На другом острове - Занте - грабежи и насилия полковника Робинсона также привели население к восстанию. Тогда он вызвал корвет, высадивший десант из 300 солдат. Руководителя восстания А. Мартиненгоса заточили на 12 лет в крепость.
      "Я сообщаю вам сии сведения, - писал далее президент, - чтобы вы хорошо представили себе того, с кем будете иметь дело. От полковника Робинсона можно ожидать любого вероломства. Он хитер, коварен, совершенно бесчестен и жесток. Посему:
      Первое: вести с ним переговоры. Избегайте давать какие-либо обещания и на все его домогательства отвечайте, что не имеете на это полномочий от правительства. Решительно отвергайте все его посулы.
      Второе: не разрешайте высадку на берег прибывших с ним войск.
      Третье: приведите вверенные вам войска, в том числе артиллерию, в боевую готовность и держите под прицелом пушек английский корвет все время, пока он будет находиться в гавани.
      Четвертое: ни в коем случае, даже под конвоем, не вступайте на палубу корвета. Любезно, под любым предлогом, отклоняйте все приглашения посетить английское судно.
      Пятое: соблюдайте гостеприимство. Полковника и сопровождающих его лиц примите у себя в резиденции. Во время их визита соблюдайте вежливость и выдержку. Но будьте начеку...
      Неуклонно исполняйте эти рекомендации.
      Расположенный к вам граф И. Каподистрия".
      7. ЛУКАВСТВО
      Прочитав депешу, губернатор в задумчивости пощипал кончики рыжих усов.
      - Видимо, обстоятельства не дадут нам сегодня пообедать, - усмехнулся он. - Видимо, придется заменить обед ужином, и ни с кем иным, как... - Он сделал паузу. - Вы догадываетесь, Пепо? - обратился Райкос к начальнику охраны.
      - Конечно, с полковником Робинсоном! - сказал тот с иронической усмешкой.
      - Браво, Пепо! Вы становитесь прозорливым дипломатом. Так позаботьтесь, пожалуйста, чтобы к вечеру накрыли ужин на несколько персон. Наверное, придется пригласить английских гостей. Я вас тоже приглашаю, обратился он к капитану саколевы.
      - Спасибо за такую честь, господин губернатор. Только избавьте меня от нее, - ответил молодой капитан.
      - В чем дело, Игнатий? Не смущайтесь, привыкайте к высокому обществу...
      - Не в этом дело... Мне будет неприятно сидеть за одним столом с полковником, руки которого обагрены кровью моих соотечественников.
      - Не будьте чистоплюем, Игнатий. Вы думаете, что мне или Пепо доставит удовольствие пить виски с этим палачом? Я бы с удовольствием скрестил с ним саблю... Но ваше присутствие мне кажется необходимым. Я рассчитываю на вашу выдержку и сообразительность. Как вести себя с полковником, вы знаете. Вам, как и мне, знакомо содержание депеши.
      - Конечно, - кивнул головой капитан. - Но, может, вы все же замените меня кем-нибудь из высших офицеров гарнизона?
      - Тогда тайна перестанет быть тайной. Вы понимаете, что, прочитав депешу, я ее тотчас же уничтожу. Пепо, зажгите, пожалуйста, свечу, показал Райкос на стоящий на столе канделябр.
      Пепо запалил свечу, и Райкос сжег депешу.
      - Ну вот, когда депеша превратилась в дым, надо выполнять все ее рекомендации.
      Они вышли на балкон. Стоял ясный, погожий день, и даже без подзорной трубы были отлично видны порт и все стоявшие в нем корабли.