- "Ручаюсь вам, о правоверные, что и раздражительность его - тоже от старости! " - сказал врач! - крикнул он. - А теперь, о правоверные, дайте мне столько, сколько прикажет ваша щедрость!
      Посетители хаммама, не ожидавшие еще и такой наглости, прекратили галдеж. Раздался чей-то неудержимый хохот.
      - Что же вы смотрите, о люди, как эта арабская собака позорит вас всех? О взбесившийся пес и опаршивевший волк, сейчас ты увидишь, против кого обернутся превратности! - заорал хозяин хаммама.
      И в хаммаме началась драка, предания о которой передавали друг другу девять поколений банщиков!
      И полетели по воздуху деревянные сандалии наподобие скамеечек, и мочалки из пальмовых листьев, и тазы, и воздух, и без того туманный от пара, сделался вовсе невыносимым из-за бобовой муки, которую нападающие и обороняющиеся горстями бросали в глаза друг другу! И, поскользнувшись на зеленой глине, падали на пол и в водоем яростные борцы, норовя и в падении брыкнуть ногами противника! И хозяин этого взбесившегося хаммама получил от Джевана-курда полный таз грязной воды в лицо, а потом тем же тазом - по макушке, и в этом была ошибка доблестного курда, ибо тюрбан смягчил удар, и лучше бы ему было проделать это с кем-то из противников в головных повязках!
      Разумнее всех вел себя, как всегда, Предупреждающий. Предоставив Джевану-курду и Хабруру ибн Оману расправляться с толпой, он отогнал нападающих от рассказчика, и перекинул его через свое плечо, и бегом донес до чана с холодной водой, и сунул туда его голову, чтобы выгнать из нее хмель. А когда их настигли преследователи, то чернокожий великан, поднатужившись, поднял этот чан, оскверненный хмельной головой рассказчика, и запустил им в противников, и двоих из них сбил с ног.
      В это время Джеван-курд сцепился с человеком, не искушенным в искусстве
      борьбы, но страстно желающим повалить его. Он, разумеется, вывернулся из объятий - но забывший в пылу схватки установления ислама противник ухватился за его набедренную повязку и стянул ее с бедер и живота курда.
      Джеван застыл, как греческое изваяние, прикрывшись ладонями и согнувшись впридачу самым непотребным образом.
      - Ко мне, ко мне, о аль-Мунзир! - заголосил он. - Избавь меня от этого позора!
      С двух сторон поспешили к нему Хабрур ибн Оман, пришедший от побоища в мальчишески веселое расположение духа, и аль-Мунзир с мокрым покрывалом, а за ним - и рассказчик, встряхивавшийся наподобие мокрого пса. И все четверо соединилась, и позор Джевана-курда был прикрыт, хотя этому и мешал всячески хозяин того хаммама, натравливая на них своих черных рабов-банщиков и посетителей.
      Отбиваясь кулаками, путешественники из Хиры и спасенный ими рассказчик пробились в помещение, где оставили свою одежду, и, кое-как натянув на мокрые тела шаровары, выскочили за пределы хаммама, не расплатившись.
      - О враги Аллаха! Как же теперь быть с моей бородой? - Хабрур ибн Оман, кое-как намотав тюрбан на голову, запустил в бороду пальцы, а когда вынул их, то под ногтями было изобилие хенны. - Где я теперь промою ее? Ведь эта зловредная хенна будет сыпаться из меня на протяжении ста фарсангов!
      - И хозяин проклятого хаммама найдет нас по этому следу! развеселившийся еще до начала побоища Джеван-курд никак не мог угомониться. - Слушайте, слушайте! Ведь они там все еще сражаются, клянусь Аллахом!
      - С кем, о Джеван? - осведомился аль-Мунзир, крайне удивленный этим обстоятельством. - Ведь мы покинули поле боя!
      Все четверо, включая спасенного ими рассказчика, навострили уши.
      Драка в хаммаме действительно продолжалась.
      - Ради Аллаха, пойдем отсюда! - предложил Хабрур ибн Оман. - Еще немного - и они догадаются, что мы ушли, а они понапрасну молотят друг друга! О аль-Мунзир! В каком виде увели мы оттуда этого человека?!
      Действительно, рассказчик веселых историй, обликом подобный дикому ифриту, стоял посреди переулка в набедренной повязке. Будучи одолеваем опьянением, он соображал медленнее, чем Хабрур, Джеван-курд и аль-Мунзир, и когда они хватали свою сложенную одежду, этот человек не позаботился о своих вещах. Вот он и стоял в непотребном виде, разводя руками.
      - Мы увлекли его, как айары увлекают пленников из разграбленного каравана! - заметил Джеван-курд. - Нужно поскорее отвести его в хан, а там у нас найдется лишняя одежда. О любимые, разве ни у кого нет при себе джуббы?
      - Ты бы еще спросил, не взял ли кто из нас с собой в хаммам аба! отвечал Джабир аль-Мунзир. - Кто же ходит по городу в джуббе? Ради Аллаха, поспешим! Этот человек спас меня от смерти, но я чувствую, что он доставит нам множество хлопот!
      Окружив рассказчика, они заставили его идти быстрым шагом.
      - Потише, потише, о почтенные! - взывал он. - Вам хорошо, вы обуты, а я сбиваю ноги об эти гнусные камни!
      - Потерпи немного, сейчас мы придем в хан и для тебя наступит облегчение! - пообещал Хабрур. - Надо будет потребовать там горячей воды и привести в порядок мою бороду. Когда еще у меня будет возможность ее покрасить!
      - А что, часто ли ты в этом нуждаешься? - пыхтя, осведомился Джеван-курд, которому трудно было на коротких ногах поспевать за рослыми Джабиром и Хабруром ибн Оманом. - Нет ли средства выкрасить тебе бороду так, чтобы ты был надолго избавлен от этой заботы?
      - Она вырастает на полпальца в месяц, и если ты знаешь средство окрасить волос, который еще не вылез на поверхность, то, ради Аллаха, поделись с нами! - отвечал Хабрур.
      - Или продай это средство содержателям хаммамов! - посоветовал аль-Мунзир. - Хотя вряд ли они тебе хорошо заплатят. Им нужно, чтобы люди, красящие бороду, приходили к ним как можно чаще.
      - Если подобные тебе, о человек, будут приходить к ним часто, то в городах не останется хаммамов, - вставил рассказчик. - Я видывал в жизни сражения, но то, которое вы втроем учинили в хаммаме, изумило меня. Как это вы еще не снесли напрочь купола!
      - Стой, о человек! Мы пришли. Вот в этом хане мы остановились, и здесь ждут нас наши люди, - сказал Джеван-курд. - Клянусь Аллахом, я мчался быстрее дикого осла!
      Хабрур покосился на него, но не возразил.
      Они вошли в хан, и расположились в своих помещениях, и нашли там подходящую одежду для подобного ифриту рассказчика, и прежде всего дали ему длинную полосу шелка для тюрбана, ибо смотреть на его торчащие волосы более не желали.
      - Каковы твои обстоятельства, о человек? - спросил аль-Мунзир, когда они наконец уселись перед накрытой скатертью и погрузили пальцы в жирный пилав. - Прости, что не обращаюсь к тебе по твоему почтенному прозванию, но я ведь до сих пор не знаю ни твоего имени, ни происхождения.
      - Ты можешь называть меня, как и прежде, Саидом, но вот я уже не стану называть тебя Рейханом, - отвечал Салах-эд-Дин. - Удалось ли тебе найти ту красавицу, которую мы искали совместно, и ее ребенка? Удалось ли выяснить, по какой причине ее похитили? Ведь все это важно и для меня.
      - Да, мы нашли эту скверную! - воскликнул аль-Мунзир. - И бедствия, которые постигли нас ради нее, были неисчислимы!
      - Эта женщина, Абриза, спасла мне жизнь в пустыне после боя, возразил Джеван-курд, одновременно жуя плотный ком пилава, так что его усы и борода топорщились не хуже, чем шевелюра Салах-эд-Дина. - Если ты считаешь это бедствием...
      - Шайтан тоже иногда совершает добрые дела, - буркнул аль-Мунзир, коря себя за несдержанность языка. - Только из-за этой женщины и ее ребенка мы заехали сюда, о Саид!
      - А где она сейчас находится? - с большим интересом спросил Салах-эд-Дин.
      - Она живет в царском дворце Хиры, в роскоши и довольстве, о Саид, а мы трое ищем ее ребенка! И мы утратили его след, и перестали понимать, в какую сторону нам ехать дальше! Вот каковы наши обстоятельства, - кратко изложил положение дел аль-Мунзир. - Что это с тобой, о Саид?
      - О друзья Аллаха! Нет ничего прекраснее этой нашей встречи! подбирая с подола оброненный ком пилава, возгласил Салах-эд-Дин. - Ибо у вас нужда во мне, а у меня - нужда в вас! Ведь и я странствую из-за сквернейшей из женщин, и я преследую ее в одиночку, и она скрылась от меня, наняв для своей охраны шайку айаров!
      - Что общего между твоей скверной женщиной и нашей скверной женщиной? осведомился Хабрур ибн Оман.
      - Ваша скверная женщина - дочь моей скверной женщины, так что это у них передается по наследству, клянусь Аллахом! - и Салах-эд-Дин громко расхохотался. - Слушайте меня, о люди, я скажу вам то, чего вы еще не знаете! Я не утратил следа моей скверной женщины - а знаете ли вы, чего она ищет? Она ищет ребенка своей дочери, и каким-то образом она выяснила, в каком направлении его увезли! Так что сам Аллах свел нас вместе в этом грязном хаммаме, чтобы мы объединили усилия! И мы тайно двинемся следом за этой зловредной Захр-аль-Бустан... нет, Ясмин, ты же помнишь Ясмин, о Рейхан?... Впрочем, ты такой же Рейхан, как она - Ясмин! Теперь ее зовут Шакунта, и на языке индийцев это означает "ястреб", а если женщине дают такое имя - клянусь Аллахом, мужчинам лучше держаться от нее подальше!
      - О аль-Мунзир, достаточно ли протрезвел твой друг? - строго осведомился Хабрур ибн Оман. - Или его слова имеют ту же цену, что безумные речи в хаммаме?
      - Какие из моих речей ты считаешь безумными? - повернулся к нему Салах-эд-Дин.
      - Хотя бы твои слова о том, что ты должен отрастить волосы, как у воина, ибо ты - царский сын, - отвечал Хабрур ибн Оман. - Разве дети царей слоняются пьяными по скверным хаммамам и затевают там драки со швыряньем мочалками?
      Салах-эд-Дин вздохнул.
      - Пойми меня, о почтенный, - печально начал он. - Я уже столько дней преследую Шакунту! И я боюсь приблизиться к ней, потому что она исхитрилась нанять для охраны три десятка айаров! А с ней вместе едет мой смертельный враг, который лишил меня трона, так что из-за него я стал сперва учеником лекаря, потом врачом, потом содержателем хаммама и уличным рассказчиком историй! И она сперва похитила его, а потом вдруг оказалось, что они неплохо ладят между собой - ведь она еще не заколола его джамбией!
      - Ты был врачом? - переспросил Хабрур ибн Оман. - Ты так же похож на врача, как финик - на арбуз!
      - Да, о друг Аллаха, и более того - я был придворным врачом, и я могу доказать это! - воскликнул Салах-эд-Дин. - Если вы все трое - из Хиры, то вы должны помнить, как исчезли одновременно из царского дворца любимица старого царя, госпожа Кадыб-аль-Бан, мать Ади аль-Асвада, и придворный врач! Это было одиннадцать лет назад. И тот врач - я!
      - Погодите, о любимые! - еще не зная, что собираются сказать Хабрур и Джеван-курд, удержал их аль-Мунзир. - Знаешь ли ты, о Саид, что врач обвинялся в покушении на жизнь царицы Хайят-ан-Нуфус?
      - Все было наоборот, - сказал Салах-эд-Дин. - Это Хайят-ан-Нуфус отравила Кадыб-аль-Бан и похитила ее тело, чтобы опорочить ее перед царем, будто она сбежала, и заставить царя провозгласить своим наследником младшего сына. Я же спасся чудом по милости Аллаха. И я знаю, какой яд пустила в ход Хайят-ан-Нуфус, ибо спешил к отравленной с противоядием, но опоздал.
      - Можем ли мы верить этому человеку? - спросил тогда Хабрур ибн Оман Джевана-курда и Джабира аль-Мунзира. - О аль-Мунзир, он спас тебя от смерти - и потому ты не можешь свидетельствовать против него, ибо детям арабов чужда неблагодарность. Я помню только то, что врач был молод и самонадеян, ведь я тогда неотлучно находился при аль-Асваде и редко бывал в Хире. Так что сейчас не ты предостерегаешь, а я. Так пусть же решает Джеван-курд!
      Польщенный доверием, Джеван приосанился.
      - Прежде всего, мы должны разобраться, что в речах этого человека правда, а что продиктовано вином, - с немалым достоинством произнес он. Сидя перед скатертью с пилавом, мы этого не сделаем. Мое решение - мы возьмем с собой этого человека, и поедем туда, куда он укажет, но будем строго следить, чтобы он не прикасался к вину - и финиковому, и изюмному, и пальмовому, не говоря уж о виноградном.
      - А мы сами, о друг Аллаха? - осведомился Хабрур ибн Оман. - Ведь пальмовое вино нам дозволено.
      - Не случится большой беды, если мы обойдемся в дороге без пальмового вина, - заметил Джабир аль-Мунзир.
      Салах-эд-Дин всем своим видом изобразил покорность злой судьбе. Вдруг он усмехнулся и произнес вовсе неожиданные в его устах стихи:
      Вино я оставил и пьющих его, и стал для хулящих его образцом.
      Вино нас сбивает с прямого пути И злу отворяет ворота оно.
      - Давно ли ты так поумнел? - удивился Джеван-курд.
      - Слава тому, кто все изменяет, но сам не изменяется! - отвечал Салах-эд-Дин. - Просто я понял, что только вместе с вами я достигну своей цели, догоню Шакунту, отомщу Барзаху и помогу вам завладеть ребенком, чтобы он не достался этой мерзкой, этой скверной, этой распутнице, этой развратнице... О Аллах, какие бы слова я ни употребил - все будут слишком хороши для нее! А теперь пусть кто-то из ваших людей сходит со мной в хан, где я остановился. У меня там хорошая лошадь, и вьюки с имуществом, и оружие. Я переберусь к вам, мы обсудим наш дальнейший путь, отдохнем и двинемся в дорогу на рассвете. Лишь бы только не упустить ее след!
      - А какое у тебя оружие? - заинтересовался курд. - Мочалка из пальмовых листьев или банный веник?
      - У меня ханджар, выкованный из молнии, и кожаный щит, и лук, и стрелы, бесперые и пернатые, по тридцать тех и других, и нанизанная кольчуга, и шлем, и кольчатое забрало для лица, и еще я взял с собой аль-вахак.
      - А что это такое? - спросил курд.
      - Если Аллах будет к нам благосклонен, то ты его увидишь, Салах-эд-Дин сжал кулаки. - Это сеть для охоты на людей - и я отдал бы руку, чтобы увидеть, как в этой сети бьются Шакунта и Барзах!
      * * *
      Хайсагур был прав, полагая, что Джейран увидела и узнала его во дворе караван-сарая. Но он не знал, каковы были чувства девушки по отношению к нему в ту ночь.
      Поскольку гуль не имел намерения ее пугать, то и не напустил на лицо зверской ярости, внушая, будто у него на голове рога, подобные буйволиным, а из глаз и ноздрей идет дым. Джейран увидела лицо необычное и приметное, но вполне человеческое,
      Она узнала это лицо еще и потому, что по природе своей не была неблагодарной, а Хайсагур оказался одним из немногих, к кому она испытала чувство благодарности.
      Ей не было нужды до того, зачем гуль забрался в пустые помещения караван-сарая. Он не сказал ей ни слова - следовательно, не хотел, чтобы о его присутствии кто-то знал. Она и промолчала - тем более, что ей было в тот миг не до гулей-оборотней.
      Потом, когда она прекратила бурные рыдания и поднялась с суфы, ей показалось странным, что Хашим не последовал за ней и не попытался ее успокоить. Джейран посмотрела туда, где мог бы находиться старик, но увидела, что у арки, у самой стены, стоит Хайсагур, как бы на страже.
      Не подумав - а думать она, как видно, была не в состоянии, - что, увидь Хашим Хайсагура, шуму было бы на весь караван-сарай, она прониклась мгновенной и острой благодарностью к гулю. Но как выразить это чувство она не знала. И лишь задержалась на мгновение возле того, кто, как она полагала, охранял ее в постыдном для нее состоянии.
      Потом, на следующий день, когда путь был продолжен, она сообразила, что ни о какой охране тут не могло быть и речи - просто Хайсагур опасался выходить во двор. Но, подобно наконечнику стрелы, засело в ее памяти это воспоминание, подобное картине - светлый камень стены, и свод арки, и широкая темная спина горного гуля...
      Удивительно, однако и у Хайсагура возникло ощущение, будто он стоит на страже. И он также на следующий день осознал, что всего лишь ожидал, пока Джейран соберется с силами, успокоится, выйдет и уведет Хашима с аль-Яхмумом.
      Джейран поняла природу превращений Хайсагура - это была область, доступная ее разуму. Она сразу сообразила, что во время этих превращений собственное тело гуля лежит где-то без движения. Но одно дело - лежать в башне Сабита ибн Хатема, а совсем другое - в Пестром замке. И она взволновалась необычайно, ибо мысль о том, что тело Хайсагура могут найти, опознать в нем горного гуля и, не задумываясь о причинах и следствиях, сбросить с башни оказалась для нее подобна ожогу от кипящего масла!
      - Мы непременно должны проникнуть в Пестрый замок, - сказала она, и Барзах с Шакунтой переглянулись. Сейчас эти слова прозвучали крайне глупо. Раз они пришли за ребенком, а ребенок сам идет к ним в руки, то кому после этого нужда в Пестром замке?
      По лицу Хашима Джейран поняла, что он обеспокоен ее состоянием.
      - О Хашим, как ты полагаешь - может ли ребенок сам додуматься до такого бегства? - спросила она. - Я знаю, что произошло в замке. Оборотень вселился в тело этого малыша, да хранит его Аллах, и выводит его на свободу! Но для этого оборотень должен был проникнуть в замок и посмотреть в глаза ребенку! Значит, сам он сейчас где-то внутри, одинокий и беззащитный!
      - Разве мы нанимали айаров для того, чтобы спасать оборотней? изумилась Шакунта. - Я запрещаю тебе, о предводитель айаров, посылать людей в Пестрый замок! Наше благо будет в том, что мы возьмем этого ребенка и как можно скорее и тише покинем окрестности замка! А если мы примемся спасать оборотней - то поднимем шум, и привлечем внимание к побегу мальчика, и навлечем бедствия на свою голову!
      - В таком случае я возвращаю вам ваши динары, и вы можете отправляться отсюда с ребенком каким угодно путем, но без нашей охраны, а сама остаюсь выручать оборотня! - выпалила взволнованная Джейран. - И если у вас есть понятие о щедрости, то деньги за спасение мальчика вы должны будете отдать именно ему!
      - Вот решение, достойное звезды! - воскликнул Хашим. - И вот подвиг, достойный наших бойцов!
      Барзах и Шакунта переглянулись.
      - Откуда мы знаем, для чего оборотню потребовался ребенок? - спросил Барзах. - Может, он решил полакомиться? Или он задумал выгодно продать этого ребенка?
      - Хайсагур не из тех, кто торгует детьми! - возмутилась Джейран и собиралась сказать еще что-то в защиту гуля, но тут ей в голову пришла мысль.
      - О звезда, - встав на цыпочки, зашептал ей в ухо Хашим, - а откуда ты знаешь, что этого оборотня зовут Хайсагур? Разве звезды снисходят до таких созданий?
      Джейран молчала. В ее голове выстраивалась последовательность событий.
      - О Джарайзи! - обратилась она к мальчику. - И ты, о Чилайб! Отправляйтесь немедленно в лагерь и приведите всех наших людей! Кто из вас захватил с собой длинную веревку?
      - Я, о звезда, - выступил вперед Вави.
      Джейран выглянула из-за камня.
      Ребенок в голубой рубашечке неторопливо, насколько позволяли короткие ручки и ножки, сползал по стене.
      - У него уйдет немало времени на то, чтобы преодолеть откос, задумчиво произнесла Джейран. - Ров он перейдет без особых затруднений, ибо колья там понатыканы в расчете на взрослых людей или лошадей. Но выбираться из этого рва ему будет трудновато. Когда мы увидим, что он готов карабкаться вверх, мы кинем ему веревку, он обвяжется и мы очень быстро подтянем его!
      - И как можно быстрее уйдем отсюда! - вставила Шакунта.
      - Вы оба с ребенком уйдете, а я и мои люди останемся, - решительно отвечала Джейран. - Мы зайдем с другой стороны замка и поднимем там шум, чтобы вся стража собралась к одному месту. К тому времени Хайсагур покинет тело ребенка и вернется в собственное. Он сможет воспользоваться суматохой и покинуть Пестрый замок!
      - Клянусь Аллахом, вот решение, достойное полководца! - высказал свое мнение Барзах.
      - С каких это пор ты разбираешься в делах полководцев, о бестолковый ученик мудрецов и лживый наставник царевичей? - снова напустилась на него Шакунта. - О Аллах, сперва он вообразил себя царем и начал строить караван-сараи, а теперь вообразил себя полководцем и начал принимать решения! Прежде, чем командовать войском в тысячу всадников, ты бы научился управляться хотя бы с одной женщиной!
      Джейран и Хашим переглянулись. Положительно, они проворонили в отношениях этих двоих нечто важное.
      Но Джейран сейчас не было дела до любовных шашен своих нанимателей.
      - Нужно дождаться нашего отряда, - сказала Джейран. - К тому времени ребенок, возможно, преодолеет ров. А что до Хайсагура...
      Во всем, что касалось обыденных вещей, Джейран была довольно сообразительна. Она подумала - а как должен поступить гуль-оборотень, вселившийся в ребенка и оставивший свое тело в замке, полном врагов? Скорее всего, он хорошенько спрятал это тело - и его опасности начнутся с того мгновения, как он оставит ребенка и вернется в свою подлинную плоть. Ей стало стыдно за свое ненужное волнение и панику.
      И потому она вместе с Барзахом, Шакунтой и Хашимом принялась терпеливо ждать появления отряда. Мальчики же, Бакур и Вави, спустились пониже с
      длинной веревкой, чтобы при возможности кинуть ее ребенку.
      Бесноватое войско, как прозвала отряд Джейран Абриза, снялось с места и устремилось на зов своей звезды без долгих сборов. Его не обременял в пути Барзах, оно даже забыло про осторожность - и прибыло в назначенное место, горя желанием что-либо натворить и захватить новую добычу.
      - Мы здесь, о звезда! - сообщили оба гонца, Чилайб и Джарайзи. - И мы готовы следовать твоим путем и разить твоих врагов.
      - Наше вино - это кровь врага! - нестройным, но бодрым хором подтвердил отряд. - Наш кебаб - это печень врага!
      Джейран поняла, что они учились отвечать слаженно, и удивилась, когда это они успели достичь такого успеха, ведь она почти не расставалась с мальчиками.
      - Часть из вас пойдет сейчас со мной, а часть останется здесь. Я возьму тебя, о Бакур, - сказала она одному из своих любимцев, - тебя о Дауба, тебя, о Ханзир, тебя, о Джахайш...
      - А я, о звезда, а я? - бросился к ней Джарайзи.
      Он был самым младшим и самым маленьким, но именно поэтому постоянно вылезал вперед и привлекал к себе внимание. И он умел преданным взглядом черных глаз, при нужде даже наливавшихся слезами, разжалобить Джейран.
      - И ты, о любимый, - сказала Джейран.
      При Шакунте, Барзахе и Хашиме она оставила двадцать мальчиков в главе с Джахайшем, здраво рассудив, что для возвращения в лагерь большой доблести им не потребуется, а Джахайш, будучи ненамного моложе и ниже ростом Вави и Бакура, уже завидует им, ставшим главными помощниками Джейран, зависть же мерзкое чувство, и развивать ее в мальчике незачем.
      - Вы соберете в лагере все наше имущество и двинетесь тем же путем, что пришли сюда, мимо той ужасной башни с костями, - сказала она Хашиму. Торопитесь и отойдите от башни на расстояние двух дней пути, а там устройте стоянку и ждите меня. Если за вами отправят погоню, мы здесь сумеем ее задержать. В лагере же оставьте наших коней и двух мальчиков, которые будут держать их наготове. Так будет надежнее всего. Если же вы промедлите, то можете дождаться нападения и лишиться этого ребенка! Не для того были уплачены деньги, чтобы потерпеть убыток сейчас, когда ребенок уже почти в наших руках!
      - Вот достойные слова - и да хранит тебя Аллах, о предводитель айаров! сказала Шакунта. Она внезапно подошла к Джейран, стремительно положила ей руки на плечи и так же быстро отошла.
      Девушке послышалась, что отчаянная воительница успела произнести одно-единственное слово, и слово это было: "О доченька..."
      - Да хранят тебя псы! - шепнул ей в ухо на прощание Хашим.
      И она повела свой небольшой отряд в обход Пестрого замка, чтобы поднять шум и суматоху как можно дальше от ребенка.
      Первым молча шел Дауба, внимательный и глазастый. Вдруг он испустил легкое шипение, подобное змеиному, и все застыли.
      Дауба увидел часового, стоящего на высоком камне в некотором отдалении от идущего отряда.
      Часовой стоял, не прячась, и смотрел совсем в другую сторону.
      Джейран, ни говоря ни слова, ткнула пальцем в Ханзира и в Джарайзи. Насколько она помнила, эти двое никогда еще не шли в паре. Им нужно было учиться понимать друг друга без слов.
      Мальчики, чуть кивнув в знак понимания, проскользнули вперед.
      Джейран с прочими осталась ждать.
      Часовой был им хорошо виден. Это был статный молодой мужчина, и что-то в его лице показалось девушке знакомым. но вспоминать оказалось некогда.
      Джарайзи, возникнув, казалось бы, из воздуха, повис сзади у него на плечах, держась левой рукой - за его крепкую шею, а правой - за рукоять джамбии, уже вонзившейся в ямку между ключицами часового. И сразу их обоих, падающих вместе, подхватил Ханзир.
      Путь был свободен - и Джейран дала знак двигаться дальше.
      Джарайзи склонился над умирающим часовым, вытаскивая застрявшую джамбию.
      Что-то в запрокинутом лице опять показалось Джейран знакомым. Она подошла и опустилась на колено возле стоящего на корточках Джарайзи.
      - Во имя Аллаха и скрытого имама... - еле слышно произнес часовой. Ко мне, о владычица красавиц...
      Тут Джейран окончательно узнала его. Это был один из тех плечистых праведников, которые наслаждались с гуриями в раю.
      - Идем, о звезда! - сказал Ханзир. - Мы поднимем шум там, где они его не ожидают, клянусь собаками! И тот, о ком ты так заботишься, сможет уйти.
      Джейран в последний раз посмотрела на умирающего часового. Как он мог бы оказаться здесь, ради чего? И он упоминал о скрытом имаме...
      - Идим же, идем, во имя веры! - торопили ее мальчики. Им не терпелось осуществить эту затею, в которой они видели всего лишь озорную проказу, переполошить Пестрый замок, и смутить его обитателей, и скрыться, оставив их в смятении и полном непонимании!
      Что-то не понравилось Джейран во всем этом. Но она предложила план - и ей приходилось теперь осуществлять его.
      Они прошли еще немного, спустились и поднялись, и вдруг Дауба остановился. Он увидел сверху нечто, удивившее его.
      - Смотри, о звезда! - позвал он. - Мы, оказывается, давно миновали их единственную линию часовых!
      И Джейран увидела сверху, что на самом деле часовые стояли довольно густо, но, как и заметил Дауба, в одну линию.
      Сейчас Джейран со своим отрядом находились у крутого откоса, из которого вырастала стена замка. Сюда мальчики, изучая окрестности, не забредали, да и не могли бы подойти так близко.
      Оказалось, что в том месте, где начинается стена, вьется, огибая башни, узкая, шириной в полтора шага, тропинка, по которой можно идти гуськом, а если в таком месте есть тропинка, то не для горных же коз она проложена! Дауба оглянулся, Джейран дала знак продолжать путь, и они пошли друг за другом, стараясь держаться поближе к стоящим вплотную башням.
      - Как ты полагаешь, о Дауба, - спросила Джейран, - мог ли уже тот ребенок пересечь ров и подняться по веревке?
      - Я полагаю, что он давно уже поднят наверх, - с большим достоинством отвечал Дауба. - Значит, тот, кого ты желаешь спасти, уже должен начать прокладывать себе путь из замка?
      Джейран задумалась и посмотрела наверх. Ее внимание привлекло нечто вроде узкой двери в стене, двери, увенчанной аркой. Возможно, когда-то там было навесное крыльцо, и оно рухнуло, а выход остался.
      Вслед за ней посмотрели вверх и мальчики.
      - Клянусь псами, вот они - Врата предательства, о которых толковал тот толстяк! - воскликнул Ханзир, шедший следом за Даубой. - Их нельзя было заметить, не подойдя к замку вплотную. Оттуда несложно спрыгнуть и устоять на ногах, не покатившись в ров! И туда легко забраться по веревке! О звезда, а не взять ли нам этот замок приступом?
      - Мы можем захватить там много добычи! - весело добавил Джарайзи. Ведь они поставили всех своих людей в цепь вокруг замка!
      - Почему ты так решил, о Джарайзи? - удивилась Джейран.
      - Потому что мы знаем, сколько человек обычно охраняет замок, мы сверху видели их. Так вот, о звезда, их там мало! А новым прийти было неоткуда. И они все вышли зачем-то и встали в цепь.
      - Хотела бы я знать, зачем им это понадобилось... - Джейран вздохнула. Ну что же, мы действительно можем забраться через эту дырку в замок, и устроить там шумный переполох, и уйти тем же путем, что и пришли...
      Но, когда Каусадж забрался по стене наверх, и закрепил веревку, и шестеро, включая Джейран, поднялись наверх, их ожидало нечто неожиданное.
      Они оказались на площадке, не имеющей крыши, куда вел выход из просторного и пустого помещения нижнего яруса замка, нежилого и предназначенного, очевидно, для хранения припасов. Со всеми предосторожностями они заглянули туда и убедились, что сейчас там было пусто, и это наводило на мысли о справедливости наблюдения Джарайзи, ибо замок, имеющий множество обитателей, подобных тому покойному праведнику, то есть - крепкого сложения и с вместительным желудком, должен иметь и набитые мешками кладовые для их пропитания.
      Мешки тут были - да только пустые, сложенные в углу.
      И вдруг они зашевелились, и вздыбились, и из темного угла появился некто высокий, с опущенными плечами и покрытый бурой шерсткой.
      Трое мальчиков немедленно выставили перед собой джамбии, двое нацелили в это чудище стрелы.
      Ими владел не страх, от которого человек может захлебнуться в потоках собственного пота, вовсе нет - они ожидали встретить тут врага и были готовы к схватке. То, что враг имел такой странный вид, их несколько смутило - и не более того, они даже смогли удержать крик, естественный при такой неожиданности.
      - Стойте, опустите оружие! - приказала Джейран, устремляясь к этому чудовищу. - О Хайсагур, скорее, скорее! Мы пришли за тобой!
      - Вы пришли за мной? - переспросил гуль, еще не придя в себя. - О Аллах, этого еще недоставало... Как же вы додумались прийти сюда за мной?
      - Этот горный гуль - наш друг, о любимые, и только ради него мы собрались затеять то, что я предложила, - не оборачиваясь, объяснила мальчикам Джейран. - Слава псам, мы нашли его сразу!
      И она устремилась к выходу на площадку, а гуль, не успев поймать ее за руку, - следом.
      - Ты не ответила на вопрос, о красавица, - хмурясь, сказал Хайсагур, в последнее мгновение загородивший ей дверь.
      - А разве ты еще не понял? Мы пришли сюда за ребенком, и вдруг видим ребенок сам спускается вниз по стене! А я знала, что ты где-то поблизости, и поняла, кто вселился в тело этого ребенка. И я поняла, что твое собственное тело... О Хайсагур, что ты так смотришь на меня?..