Смотрит слуга вслед этой самой Лизе и чудится ему, будто вокруг головы у девчонки - вроде сияния. А никакого сияния быть не может. Платок на голову накручен и сзади завязан. И еще - откуда быть сиянию с таким-то носом? Нос у кухонной девчонки длинный, тонкий, острый - ну, шило и шило, таким дырки в стременных петлицах или, скажем, в конских подпругах хорошо проковыривать!
      Но шея между платком и воротом сорочки белая, стройная. Тем более, что кружевце ворота - серенькое, застиранное. И под тяжелой юбкой все округлости, сразу ясно, в полном порядке.
      - Ну, так что же у нас в левом кармашке? - ласково этак спрашивает лекарь. И голосок сладенький, будто не воришка перед ним, а хворое дитятко. - Может быть, у нас перстенек в кармане?
      Ювелир молчал, молчал, глаза опустив, да как выхватит из кармана, да как шваркнет об пол блестящую штучку! Да как сверкнет на лекаря бешеными глазами! И - за дверь!
      Слуга, повинуясь графскому взору, эту штучку с пола подобрал и на ладони хозяину с лекарем поднес. Ну, и сам разглядел.
      Это был перстень с темным камнем. Перстень сам по себе невелик, прост, камень гладкий, продолговатый, полупрозрачный, и знак на камне с оборотной стороны вырезан. Вроде как цветок, выложенный изнутри золотой проволочкой. Даже непонятно, кто бы такой перстень носить мог - для женщины великоват, для щеголя простоват.
      - Занятная штучка, - сказал молодой граф. - И с чего бы вдруг этому ювелиришке ее у вас, друг мой, воровать? Ювелиры - господа богатые, а такой перстенек много стоить не должен.
      - Из-за этого перстенька, сударь мой любезный, у нас с этим чертовым ювелиром такая катавасия вышла, что в трех словах не расскажешь, отвечает лекарь. - Вот сядем сейчас за ужин, выпьем, закусим, и я всю эту историю преспокойненько расскажу... И позвольте мне слугу вашего наградить. Вовремя он воришку заметил.
      - Я только от господина принимаю награду, - с достоинством заявил слуга, да еще рукой сделал вот этак - мол, мне вашего не надо. А граф, на это улыбнувшись одобрительно, похлопал его по плечу, и тем разговор о награде и кончился. Хотя слуга рассчитывал на что-нибудь более вещественное, чем хлопочек господской ручки.
      Конечно, мог он на это свое скромное желание еще как-то намекнуть. Но был от природы не то чтоб застенчив - нет, иногда и язык распускал! - был как-то неспособен свой денежный интерес защитить. Да и прочие интересы, если разобраться.
      И, разумеется, граф с господином лекарем отправились ужинать в роскошно убранную столовую, а слуге девчонка Лиза показала его место за кухонным столом. А оттуда, с кухни, историю про перстенек не расслышать при всем желании.
      Разумеется, всплыла потом эта история, и лучше бы графскому слуге знать ее с самого начала, но не вышло - и ладно.
      - Не ко времени вы приехали, - сказала кухарка Маго, наливая густую, прямо ложка в ней торчком, грибную похлебку со шкварками. - Лучше бы графу поскорее на север, домой убираться, да и тебе с ним вместе. Брякнете на улице что-нибудь этакое, неравноправное, и тем вся ваша учеба кончится.
      - Нам добрые люди советовали дома годок-другой посидеть, - и Жилло отхватил себе ломоть хлеба, такой, что под него и рот разинуть мудрено, челюсти крякнут. - Так нет же, университет нам подавай! Науку нам подавай! Металлы и эликсиры! Я бы, будь моя воля, из графства не ногой. Опять же, невеста у меня там осталась.
      - Какая наука? - изумилась Маго. - Того гляди, университет закроют и студиозусов всех репу копать отправят. Негоже, чтобы одни были умнее, а другие дурее.
      - Негоже, чтобы одни были беднее, а другие богаче, - добавила Лиза.
      - Негоже, чтобы одни были красивше, а другие - как пожилое воронье пугало, - вставил свое слово и кучер Кабироль, показав при этом Маго длинный язык. - А ты - светлость, светлость!.. Эй, Маго, эй!..
      Мотнул Кабироль головой вправо, влево, но от ложки не увернулся. Ложка, прямо из котла, весомо хлопнула его по лбу - похлебка потекла по переносице. А Маго с Лизой, две ведьмы, старая и молодая, расхохотались.
      Так что сидят лекарская челядь и Жилло по-домашнему, ужинают. Слугу расспрашивают - шалят ли на дорогах оборотни и вурдалаки, не умоталось ли куда обманное озеро. И не сразу обращают внимание, что в двери кто-то гремит и грохочет. Ну, угомонились и треск услышали. Побежал привратник, отворил, и сразу же по шее получил. Это, видите ли, гонец из Коронного замка прискакал. Коронный замок, куда вселились двадцать лет назад избранники народа, как оно и положено, на горе, столичный город Кульдиг с укреплениями - внизу, скакать - ну всего ничего, а конь в мыле, гонец в ярости. Рычит хуже всякого вурдалака.
      - Немедленно! Сию секунду! - шумит. - В замок! По приказу! Избранники ждать не любят!
      То есть, когда слуга на этот галдеж с кухни выскочил, красномундирный гонец уже сказал, зачем лекарь вдруг на ночь глядя понадобился, и вопил просто для порядка. И понял слуга, что сейчас хозяин дома уедет, но это его не огорчило и не обрадовало, потому что думского лекаря он видел впервые в жизни, и к столу своему тот его не пригласил.
      Не успел гонец угомониться, лекарь выходит - в парике, в другой уже мантии, парадной, поверх служебного кафтана. Рукава с обшлагами из прорезей выправляет, опять же, шпажонку в заднюю прорезь выставляет, чтобы не задирала мантию, как петушиный хвост. Все разумно продумано в лекарском наряде! И молодой граф следом за ним сундучок несет. Слуга смотрит и глазам не верит - молодой граф в камзолишке каком-то дрянном и в его, слуги, плаще! Только герб уже отодран, нитки висят. Глядит он на своего господина, а тот палец к губам прижимает - молчи, значит, а то я до тебя потом доберусь! Тут слуга смекнул, что хочется его молодому господину почему-то тайно в замке побывать.
      - Карету немедленно! - командует лекарь. - Мои инструменты и снадобья - сию минуту в карету!
      Тут граф сует в руки слуге сундучок - неси, мол, - и шепчет незаметно в ухо:
      - Поедешь с нами, Жилло...
      Причем физиономия у него почему-то развеселая.
      Ну, хватает Жилло в прихожей зимний плащ Кабироля, хотя на дворе лето, выходят все из дома, лекарь в карету садится, Кабироль - на козлы, граф со слугой - на запятки прыгают. Гонец на своем буйном коне - впереди, два красномундирных гвардейца верхами - позади. И понеслись!
      - Раз в жизни такая удача бывает! - говорит граф слуге. - В замковых мастерских лучшая вышивальщица заболела! Представляешь, мы с тобой в замковые мастерские попадем!
      Тут слуга все и понял. Про эти самые мастерские даже в том северном захолустье знали, откуда они с графом в столичный город прибыть изволили.
      Туда брали красивых умелых девушек со всего государства, и работали они там взаперти. Мантии народным избранникам вышивали, знамена, перевязи, что прикажут... Для небогатой девицы это прямо мечта несбыточная - попасть в замковые мастерские! При всех строгостях она там себе хорошего жениха все же сыщет. И Дума ей приданое даст.
      Но если Равноправная Дума отправит непонятно куда, так что и следов не останется, кого-то из почтенного дворянства, а дочку в виде особой заботы поближе к себе, в мастерскую определит, то радости мало. Присмотру за ней одной - больше, чем за всеми прочими. Чтобы прониклась законом Всеобщего Равноправия!
      И еще, говорят, попадались там девицы вовсе непонятного происхождения. Народные избранники - они тоже когда-то были молодыми и любвеобильными, вот и понимайте как умеете...
      Кроме того, именно среди этих мастериц избранники подружек себе, говорят, заводили. Видно, чтобы далеко не бегать. И это для многих красавиц тоже становилось ступенечкой к благополучию.
      Такую разнообразную ахинею плели в народе о мастерских. Ее-то и вспоминали граф с Жилло, когда на запятках тряслись. Жилло, когда разобрался, не очень-то эту авантюру одобрил, да еще съязвил - мол, ваше дело, сударь, молодое, пташечки-милашечки, увлечения-приключения, но я-то, старый дурак, чего за вами увязался? Мне, мол, уже на покой пора, жениться наконец на вами же предназначенной невесте, а не то что за молодыми девчонками подглядывать... Сказав это, вспомнил Жилло Лизу, и как она ловко в дверь шмыгнула, и как над ним нагнулась, когда мясо в миску накладывала, и белую шейку, и тупоносый башмачок из-под тяжелого подола. Девчонка... да... Вот кабы не шило...
      Несется карета по притихшему Кульдигу, а Жилло, переговариваясь с графом, по сторонам поглядывает. Он же впервые в столичном городе. И соображает - въехали-то они с графом через северные ворота, а вот выезжают, как видно, через южные. Невдалеке от ворот - мост через речку Венту. Что Кульдиг на Венте стоит - это все знают. С моста виден холм с плоской вершиной, поросший кустарником, что немного ниже по течению, чем Кульдиг. И про него Жилло слыхал - это Городище. Раньше, леший знает когда, там деревянное укрепление было. Тогда, когда еще мушкетов с пистолетами и пушек не придумали, а орудовали боевыми топорами и впрягали боевых быков в боевые колесницы. А может, еще раньше...
      Переехали речку Венту - и повернули к горе, на которой Коронный замок. Если снизу на него глядеть, да еще вечером, когда на закатном небе красиво силуэты башен рисуются, - сразу ясно, кто в здешних краях хозяин. Навис замок над всей долиной, и из его амбразур окрестности, вплоть до гавани, очень даже любезно простреливаются.
      Единым духом поднялась карета по серпантинной дороге и влетела в замковый двор.
      Одна из башен Коронного замка так и называлась Девичьей. Стояла она угловой - то есть, на ней смыкались под острым углом две стены с бойницами, и ход в нее был по галереям, которые шли изнутри вдоль этих стен. Там внизу была большая общая комната, где все девицы шили, вышивали и кружева плели. Туда же им и поесть с кухни приносили. Рядом - общая же спальня. И оттуда две особые лестницы еще выше ведут - в две совсем отдельные спаленки. Словом, берегут вышивальщиц, и про решетки на окнах тоже не забыли. Увидели их граф со слугой - переглянулись, а перемолвиться нельзя - карету уже стража окружила, дверцу распахивают, сопровождающим с запяток прыгать велят.
      Ну вот, высадили лекаря, молодой граф со слугой сундучки похватали и за спиной у него быстренько встали. Графу - баловство, приключение, слуге тоже интересно стало. Толстый дядька с факелом лекаря по лестнице сопроводил, на открытую галерею вывел и к башне повел, гвардейцы с обнаженными шпагами сзади топают. Кабироль с каретой, понятно, во дворе остался.
      Ну, не хуже все, чем в порядочной тюрьме - где слуге, кстати, доводилось побывать. До того, как к графу наняться, он по горам лазил и корешки целебные собирал, а растут они на такой высотище, что королевский замок, вроде этого, с той высоты не больше детской ладошки. Ну и нарушил чью-то там границу, да еще обвал случился - вот и спустился слуга совсем даже не в том королевстве, где рассчитывал...
      Значит, вводят лекаря в общую комнату. Девицы, увидев, с мест повскакали. Одеты они... ну, не для выхода в свет, попросту одеты, да к тому же и камин пылает, дров для мастериц не жалеют, жарко девицам. Кто в чем, и гостей явно так быстро не ждали. Не у каждой и косыночка на груди запахнута. Многие в ночных чепчиках. А иные даже юбки сняли, на стульях развесили. Молодому графу со слугой уж было на что поглазеть! И черненькие, и беленькие, и рыженькие, и пышечки, и тоненькие, как тростиночки! На всякий вкус. Но только скривил слуге рожу молодой граф не таких замученных увидеть ожидал, по слухам-то они - одна другой краше, а на деле - видывали мы в нашем захолустье и получше!
      И чувствует тут слуга взгляд...
      Скашивает он глаза и видит вышивальщицу. Стоит она с платком в руке и глядит - может, на него, а может, и на молодого графа, но, поскольку девица красивая, слуге и приятно думать, что все-таки на него. Лекарь мимо девицы шествует, граф со слугой следом идут. Гвардейцы, естественно, и спереди, и сзади, причем на девиц уж и не смотрят - привыкли. Поравнялся Жилло с девицей - тут платочек недошитый у нее из рук выскальзывает и на пол падает. Жилло бы нагнулся поднять, да обе руки сундуком заняты. А девица быстренько опускается на одно колено, но не сразу свой платок берет, а снизу вверх смотрит, и тут уж слуге ясно, что именно на него глядит.
      Шаль у нее легкая на голову накинута и концы по груди крест-накрест, а из-под шали - коса! Ну, такую косу Жилло и на картинках не видывал. В руку толщиной и на полу змеиным хвостом легла. Девица шаль свою, впопыхах накинутую, белой ручкой придерживает, другой вроде за платком тянется, а сама глядит серыми глазищами из-под тонких бровей вразлет. Ну, соколица, думает Жилло, соколица сероглазая взлетать собралась!
      Но господина лекаря ведут по лестнице наверх, граф молодой - за ним, и слуге тоже отставать не приходится, потому что иначе гвардеец со шпагой его подгонять вздумает. Так и прошел слуга мимо коленопреклоненной девицы.
      Привели их в одну из тех потаенных спаленок. Одна такая комнатушка на трех-четырех девиц, да и то, как слуга заметил, не совсем чтоб на вышивальщиц. Больная-то, к которой лекаря вызвали, точно вышивальщицей была, но те две зверообразные старушенции, что вместе с ней обитали, вряд ли когда тонкую иголку в лапищах своих держали. Одно звание, что слабый и прекрасный пол. Если такой зверюге позволить бороду с усами отрастить - в точности тюремный стражник, даже голос менять не придется.
      - Добрый вечер, милая девица! - галантно начинает лекарь. - Что же это такое с тобой приключилось?
      Лекарь к ней - со всей душой, а девица отворачивается. И молчит.
      Пожалел ее Жилло - совсем она молоденькая, бледненькая, волосы прозрачные какие-то, выбились из-под серого чепца на лоб двумя прядками. Но ротик маленький и упрямый. И глаза сердитые. На лице залегли глубокие тени - то ли от болезни, а то ли от канделябра, в котором горят четыре толстенные сальные свечи, другого же света в спаленке нет.
      Сказать правду, так молчала она битый час на все вопросы и даже на приказы. А по лицу видно - плохо девушке. Оказалось, второй день не ест, не пьет, ни слова не говорит. Переглянулись лекарь с молодым графом ощупывать надо. Лекарь одеяло потянул - она не дает. Дурацкая картина, особенно потому, что гвардейцы сурово таращатся. Без гвардейцев, может, что и вышло бы.
      Попросил лекарь гвардейцев убраться на четверть часика - те только башками помотали. Нет, и все тебе.
      - Я так лечить отказываюсь, - заявил тогда лекарь. - Слуги, берите сундучки со снадобьями и за мной!
      Встал он с края постели, где примостился, но тут в грудь ему клинок уперся.
      - Тебя сюда лечить привели, а не норов показывать! - сказал гвардеец, который покрепче и поглавнее. - Ишь, умный выискался! Думает, раз лекарства наизусть зазубрил, то и норов показывать может! А у нас все равны, что лекарь, что дерьмовоз! Лечи, мерзавец.
      Опять граф со слугой переглянулись. И понял слуга, что напрасно они сюда за лекарем увязались. Красавиц-то хваленых увидели, но и неприятности, того гляди, начнутся основательные.
      Лекарь, видно, опять струхнул, даром что с виду - крепостная башня. Впрочем, и винить его грешно - это граф со слугой в захолустье жили и горя не знали, а он тут лет уж тридцать, знает, чего бояться...
      - Вы, братцы равноправные гвардейцы, языки-то придержали бы, - сказал лекарь и клинок от груди отвел. - Я не потому лечить отказываюсь, что у меня норов, а потому, что против этой хворобы другие лекарства нужны. Видите, сопротивляется девица лечению? Испортили ее, вот что! Порчу на нее кто-то напустил! А ну, ведите меня к начальнику караульной службы! Пусть разберется, кто из посторонних здесь дня этак за два побывал!
      - Испортили? Так это свои и испортили! - рявкнул гвардеец. - Девчонка первая вышивальщица, позавидовала какая-то дура! Стой где стоишь! А ты, Никлас, бегом за капралом! Обыск у девчонок делать надо! Давно пора! Я знаю, как они порчу напускают, моей сестре как-то напустили! Это и пояса с заговоренными узлами нужны, и горшки с дохлыми жабами, и прочий ихний ведьмовской приклад! Живо!
      Стоит гвардеец, клинок лекарю в живот уставил, другой тоже руку на эфес положил, а третий выскочил и вниз по лестнице понесся. Слышно пробежал по мастерской и поднялся там переполох! Ну, кто из девиц обыску радоваться будет?
      - Вот так-то, слуги мои, - обратился лекарь к графу молодому и Жилло. - Не думали не гадали, а прямо в змеиное гнездо попали. Того гляди, заставят и нас тут ведьм ловить...
      И глазами указывает графу со слугой на тех двух жутких старушенций, которые больную караулить приставлены. И впрямь - как есть ведьмы. Даже клыки желтые - и те имеются. Однако двум балбесам, молодому графу и слуге, не до шуток. Не думали, что проказа так несуразно завершится.
      Посмотрел Жилло с надеждой на своего графа - а тот растерялся и приказать ничего путного не может. Да и немудрено - графу-то двадцать лет, что он, кроме родительского замка и умных книжек, видел? Решил Жилло вмешаться - себя и господина спасти.
      - Может, нам ваши тайные снадобья, господин лекарь, привезти? спрашивает. - Раз уж эти не годятся? Все равно ведь вам тут оставаться, пока девицу не вылечите. Мы бы живенько! Мы бы нашли ларчик, который велено, а я и один бы его сюда доставил...
      То есть, на что он лекарю намекал? На то, что хотел графа своего отсюда живым и невредимым вывести. Уйти, значит, с ним вдвоем, а вернуться уже одному.
      - Парень дело говорит, - одобрил гвардеец. - Ты, умник, стой на месте, а ты, парень, держи...
      И бляху свою именную, отцепив от поясного ремня, протянул.
      - По моей бляхе тебя выпустят и впустят беспрепятственно. Смотри, потеряешь - насидишься в каземате... Пошел! Лети мухой! Да не оба, одного хватит.
      Жилло графа подтолкнул - мол, хватайте бляху, ваша светлость, и давайте деру! Но тот окаменел. Лекарь ему мохнатыми бровями знаки делает без толку! И дождались все трое - гвардеец чуть не силком Жилло эту бляху в кулак вжал.
      - Который ларчик-то принести, сударь? - жалобно спросил Жилло у лекаря.
      - Малахитовый, что справа на каминной полке!
      И показал лекарь слуге тайно здоровый кулак. Уж что этот кулак означал - Жилло так никогда и не узнал, да, правду сказать, и не пытался.
      Пошел Жилло вниз по лестнице и слышит - наверху гвардеец к окну подошел и кому-то приказал его, Жилло, до лекарского дома и обратно в карете сопроводить. Делать нечего - придется возвращаться...
      Идет Жилло через мастерскую - там ни души, все раскидано, а большая дверь в девичью спальню - нараспашку. На пяльцах огромных стоячих вышивки начатые, корзинки с клубками опрокинуты, цветные клубки разбежались по полу. Посмотрел на ближайшие пяльцы Жилло - чуть на пол не плюнул. Девушкам бы цветы вышивать, а не многоцветной нежнейшей гладью топор с мотыгой!
      Оглянулся графский слуга - и к двери, к косяку на миг прижаться, посмотреть, что у девиц творится. А там уже вовсю сыскная служба старается - ищут, чем порчу наводили! Такой кавардак устроили - перины с тюфяками на дыбы, бельишко девичье убогое - все на виду, только что пух и перья по воздуху не летают. Но, видно, не нашли еще горшка с дохлой жабой. Вышивальщицы уж не визжат, не отнимают у сыскной службы вещички свои, а покорно так встали - каждая, где ее суета эта застигла, и ждут, головы повесив. Иногда разве что метнется испуганная девушка из угла в угол и там замрет, словно каменная. Почему, отчего - у нее спроси... Весь шум и гам сыщики творят.
      Поискал Жилло взглядом ту красавицу, что платок уронила. Вроде не видно, а, может, голову повесила, шаль до бровей опустила, спрятала гордое лицо? Тут только вздохнуть остается и идти своей дорогой.
      И вот проходит Жилло, медленно-медленно и глядя в другую сторону, мимо дверей спальни к дверям, ведущим на галерею, откуда ему следовало спуститься во двор и сесть в лекарскую карету. Вдруг на краткий миг прижалось к нему горячее тело!
      - Молчи! Спрячь... - шепнул голос.
      И скользнуло что-то мягкое за пазуху.
      Глянул Жилло - а это ведь она, соколица сероглазая, что платочек оброненный у его ног поднимала. Только стоит она уже у стены, прижавшись спиной, и смотрит на разгром в спальне. Словно и не она его сейчас телом да дыханием обожгла.
      Не замедляя шага, вышел Жилло из девичьей мастерской - а точнее, вылетел, потому что ног под собой он не чуял. Пропали ноги куда-то и объявились, треклятые, когда галерея поворот сделала и из перил сломанная балясина вылезла. Так двинула чуть пониже колена - Жилло сразу понял, на каком он свете. Спустился, ругая себе под нос треклятую балясину, а тут его гвардеец, которому из окна башни было приказано, перехватил и пошел следом.
      И были те минуты, что Жилло спускался с галереи в замковый двор и, сопровождаемый гвардейцем, шел к карете, последними спокойными минутами за вечер - впрочем, уже и не вечер, дело шло к полуночи.
      Кабироль со знакомым стражником языками сцепился - гвардеец на ходу подхватил его за шиворот и увлек. Потом подбородком на козлы указал занимай место, значит. Кабироль встряхнулся и перед тем, как лезть наверх, к приятелю своему повернулся рукой помахать.
      У самой кареты, когда оставалось только дверцу открыть и внутри поместиться, услышал Жилло из Девичьей Башни шум какой-то несусветный. Гвардеец, что с ним был, тоже туда голову повернул. А стражник, стоявший рядом с каретой, и вовсе взвизгнул, тыча факелом куда-то вверх. Задрали Жилло с гвардейцем головы. И увидели они - кого бы вы думали, господа любезные? Молодого графа!
      Он стоял между зубцов невысокой, приземистой Девичьей башни - и стоял с клинком в руке!
      То есть, не настолько было светло, чтобы узнать человека на башне в лицо. Но во дворе хватало факелов, да и стройная тонкая фигура молодого графа достаточно хорошо была знакома слуге - ведь Жилло лет пять, не меньше, прожил в замке.
      Уж неизвестно, что там у него за разговор вышел с гвардейцами, которые оставались в опочивальне у хворой вышивальщицы, но, судя по всему, не нашел граф с ними общего языка. И как он умудрился на самую верхушку попасть - слуга тоже так сходу не сообразил. Так ведь не это было главное.
      - Жилло! Жилло! - донесся сверху голос. - Выручай, Жилло!
      А как выручать? Граф - он вон где, не в охапку ж его ловить?
      Огляделся Жилло - все вверх таращатся, и тот обормот с факелом тоже. Как-то даже задумчиво взял Жилло у него из рук факел. Тот отдал не глядя. Пожал плечами Жилло - никак не мог решить, что же делать, и нужен ли ему факел для спасения молодого графа. Но другого-то оружия все равно нет! Пока замковый народ разиня рот стоял, отодвинул Жилло ошалевшего Кабироля, проскользнул между ним и гвардейцем, быстро залез на козлы. Теперь уж обратного пути не было. Тем более - мысль в голову пришла.
      Коротенькая была мыслишка, на ближайшие минутки полторы, а что далее - непонятно. Но хоть так! Жилло вожжи кое-как разобрал, хлестнул ими коней, поднял в крупную рысь и погнал коней впритирку к замковой стене.
      - Эй, ваша светлость! - сам орет. - На крышу сигайте! На крышу! Ничего, не страшно!
      Это он имел в виду, что крыша кареты - дело хрупкое, сломается под графскими ногами, зато удар смягчит.
      Графу было не до того, чтоб еще и соображать. Услышал он голос слуги, с которым вместе по горам за целебными травами лазил, и, недолго думая, действительно сиганул вниз - прямо на крышу кареты!
      Почувствовав удар, хлестнул Жилло коней и погнал их к воротам - в одной руке вожжи, в другой - факел, чтобы огнем отбиваться. За спиной у него граф, застрявший в крыше, барахтается, впереди из-под копыт люди скачут - весело! Да еще ворота никто закрыть не догадался - так карета и вылетела на дорогу.
      А дорога-то - серпантин! То есть, и сотни футов прямого пути не наберется, одни повороты. Прокатись-ка вниз по такому штопору, да еще впотьмах... Несколько поворотов слуга, правда, благополучно миновал, но в конце концов опрокинул карету - чего и следовало ожидать. Полетел граф с крыши в одну сторону, Жилло - в другую, карета - в третью. Факел вспорхнул вверх и - прямо в обломки кареты! Лошади, скользя по откосу, бьются, костер за ними следом поехал. А тут и погоня из замковых ворот вылетела. Шум, крики, карета пылает, кони ржут, кавардак полный!
      Покатился Жилло по склону. Камни острые, кусты какие-то в сплошных колючках - ну, все удовольствия... К тому же погоня все эти выкрутасы знает, а он - нет. Ну, скатился на дорогу, ну, опять нырнул в кусты - а дальше что? Когда это путешествие поперек серпантина кончится? Вообще никогда, что ли?
      Шли они, можно сказать, ноздря в ноздрю - Жилло и конные гвардейцы. Они преодолевали петлю дороги - а он за это время полосу кустарника, обильно снабженную валунами. И Жилло уходил у них из-под носа раз пять или шесть - пока не оказался у подножия того крутого холма, на котором торчал Коронный замок. А дальше слуге пришлось задуматься.
      Была перед ним дорога к городу Кульдигу - но на дороге конные словили бы его в один момент. И слышал он поблизости шум реки. Что по пути к Коронному замку карета переправилась через мост, он помнил. И что мост был длинный - тоже вдруг вспомнил. А шумело-таки порядочно. Солидная река с быстрым и бурным течением - вот что это такое было. И название вспомнилось - Вента.
      Но слуга провел интересную молодость - кроме прочего, выучился он и неплохо плавать. Горную речку мог одолеть. И решил Жилло - надо рискнуть. Не станут же они на лошадях ночью в кипящую Венту лазить! Да и стрелять по нему впотьмах, когда его волны прячут, тоже вряд ли кто всерьез станет разве что для порядку. Правда, если течение подхватит, потащит и башкой к камушку приложит... Пожалуй, будет это не лучше мушкетной пули. Но и не хуже.
      Расстегиваясь и сбрасывая кафтан, добежал слуга до берега, а бегал он тоже неплохо, спустился к реке - и понял, что дело-то куда сложнее, чем реку переплыть. Шумела не просто вода - шумел водопад. С каретных запяток его и не разглядеть-то было.
      Находился он еще футов на пятьсот ниже по течению того места, где выбрался к воде Жилло. Стало быть, тут переплывать не стоило - это бы уж точно плохо кончилось. Побежал Жилло берегом и возле самого водопада съехал, простите, на заднице по скользкой крутой тропинке. Стенка воды в два человеческих роста и сплошное кипение, сколько хватает взгляда - вот что он увидел, оказавшись на пятачке под откосом. Вода летела вниз в трех дюймах от лица. Сообразил Жилло, что попал в ловушку. Прямо дыхание перехватило. Поднял Жилло руку - ворот рубахи ослабить. И ощутил тот сверточек, который сунула ему в мастерской та сероглазая соколица.
      И поди пойми человеческое соображение! Слуге бы сейчас о душе подумать - а он девицу-вышивальщицу вспомнил, ее длинную косу, что лежала на полу, ее взгляд снизу вверх. И одновременно с этим он вспомнил, как устроен здешний водопад. Почему, каким непостижимым образом - это Жилло весь следующий день понять пытался.
      А в тот миг он явственно, как будто солнечным днем, увидел сверху гигантскую подкову Вентас-Румбы - вот как это чудо природы называлось!. На самом деле река была неглубокой, даже не очень быстрой, в зеленых крутых берегах, и каменная подкова не менее чем в четыреста футов перегораживала ее неподалеку от устья, если считать по прямой. Но вода текла не столько по камню, сколько по глубоким бороздам, которые сама же и прогрызла в нем за столетия. Впрочем, хотя она и падала с небольшой высоты, но шуму поднимала порядочно - благодаря длине всего водопада.
      Днем водопад можно было при желании перейти, не замочив ног, по широким, не меньше фута, полосам камня между потоками воды. Но пробежать по нему ночью - это было развлечение разве что для сумасшедшего. Рухнешь в такую бороздку - тут тебя и потащит вверх тормашками да внизу о каменное дно - хрясь!.. А иная бороздка - футов пяти в ширину, ее и днем перепрыгивать будешь очень даже бережно.
      Так вот, увидел Жилло как бы сверху и сверкающую на солнце Венту, и зелень, и краснокаменный нарядный мост чуть подальше, и город за мостом, и гигантский водопад, и, кажется, даже самого себя, прыгающим наугад. Впрочем, наугад ли? В мгновенном этом видении фигурка взлетела в воздух и приземлилась точно между двумя потоками воды. И стало вдруг Жилло сразу и тревожно, и радостно. Он понял, что преодолеет каменную подкову. Осталось только выбраться на нее. Он полез вверх по откосу.
      Луна как раз вовсю разгулялась и, когда Жилло оказался на водопаде, конные гвардейцы его заметили и открыли стрельбу. Но свист пуль и крик стрелков перекрывался шумом воды. Это отгоняло от сердца страх. Впрочем, и от выстрелов была польза - торопясь уйти подальше от берега, Жилло отважно скакал с одной каменной полосы на другую.
      Первые две борозды он просто почти перешагнул - в шаг шириной они и оказались. Третья была, пожалуй, шага в полтора - так распахнул Жилло длинные ноги, что штаны в известном месте треснули. Понял он, что придется прыгать. Причем неведомо куда. Кто ее, борозду, знает, где там у нее край! По блеску луны на стремительной воде Жилло с грехом пополам прикинул, куда приземляться, оттолкнулся - опять удача! И в следующий раз повезло только поскользнулся и оказался на четвереньках. Руку ободрал, колено тоже. Шершавым же оказался окаянный водопад! Прихрамывая, кинулся Жилло в третий прыжок, а там, откуда метнулся, пуля по камню скрежетнула. И не долетел Жилло до края - рухнул-таки в воду! Рядом еще одна пуля в глубину ушла.
      Гвардейцы с берега палили вовсю - надеялись подстрелить безумца. Скакать впотьмах по водопаду - на такое сумасбродство у них духу недостало. Впрочем, если бы всадники и рехнулись - у коней бы хватило ума упереться всеми четырьмя и не пойти на каменную подкову. Один выстрел показался погоне особо удачным - взлетев над водопадом, беглец словно канул в темноту. Хлопнули по плечу меткого стрелка и повернули коней докладывать начальству, что утром труп найдется ниже по течению, в камышах.
      А Жилло нескольких дюймов не долетел до края - грудью на него упал, а ноги в воде полощутся. Хорошо еще, что слугам ботфорты не полагаются, только туфли с пряжками. Нахлебался бы ботфортами воды дополна и потащила бы эта тяжесть вниз, в буруны. Вцепился Жилло ногтями, как когтями, в корявый камень - удержался! Полежал, подтянулся, огляделся - не стреляют. Тогда кое-как выполз Жилло, а дальше уж двинулся не на двух ногах, а на четырех, чуть что - припадая пузом к каменной подкове. Холодная вода-то смыла не только глину со штанов, но и весь его азарт, скакать козлом что-то больше не хотелось.