Глубинный путь

      - Сегодня же. Поезжайте с остановкой в Глубочайшей. Кстати, на этой станции увидите нашего старика - Аркадия Михайловича.
      Поезд двинулся медленно, без малейшего толчка. Проводник попросил меня пройти на свое место.
      Специальный прибор на стенке вагона показывал скорость движения поезда. Когда стрелка приблизилась к тысяче, я удивился: ничто не свидетельствовало о такой невероятной скорости. Правда, немного трясло и что-то гудело, но все это почти не отличалось от звуков, сопровождавших движение обычного скорого поезда.
      Следя за количеством пройденных километров, пассажиры могли рассчитать, к какому городу мы приближаемся. Немало людей вышли у Иркутска, где пересели на поезд, идущий в сторону от главного пути - на юг. Когда наш поезд промчался мимо Байкала, я перешел в последний вагон, чтобы остаться в Глубочайшей.
      В мои планы входило пробыть здесь некоторое время и ознакомиться с работой коллектива сотрудников станции. Зная, что здесь работает Аркадий Михайлович Довгалюк, я хотел было поискать его. Но какова же была моя радость, когда я вдруг увидел его на платформе вокзала! Профессор ждал электродрезину, чтобы ехать на плантации Верхнего озера.
      Старик обнял меня и начал расспрашивать о поездке, о друзьях, о событиях. Пришлось рассказать ему о своих приключениях последних дней, о встречах с Шелемехой, Черняком, Макаренко, Барабашем и Лидой. Здоровье Лиды очень волновало старика, и он долго расспрашивал меня о моем свидании с ней и об операции.
      Ответив на все вопросы Аркадия Михайловича, я, в свою очередь, поинтересовался его жизнью и работой в последнее время. Мне еще раз хотелось посмотреть подземные сады, и я сказал об этом профессору. Аркадий Михайлович охотно согласился взять меня с собой на Верхнее озеро, известил об этом диспетчера и попросил поскорее прислать электродрезину. Скоро мы двинулись в путь. Девушка-шофер уверенно вела машину по лабиринту подземных переходов, соединявших вокзал с Верхним озером. Через некоторое время мы проехали железные ворота и очутились на территории "лесничества".
      Особых изменений за то время, что меня здесь не было, не произошло, но большинство растений, особенно цветы и травы, очень выросли.
      Нас встретили "лесничие", как профессор называл своих помощников. Все это были люди, мне незнакомые.
      - А где Черепашкин? - спросил Аркадий Михайлович.
      - Куда-то девался. Его уже нет несколько часов. Сказал, что пойдет просить, чтобы усилили вентиляцию. Вообще в последнее время он здесь почти не бывает. Заглянет на часок и снова едет наверх, - рассказал один из сотрудников.
      Черепашкин был в команде Аркадия Михайловича за старшего.
      Воздух на плантации действительно был не таким, как во время нашего прихода сюда с Саклатвалой. Тогда он поражал свежестью и ароматом цветов. Теперь, хотя запах цветов был достаточно силен, ни легкости, ни приятной свежести не ощущалось.
      Профессор посмотрел на приборы, показывающие химический состав воздуха, и убедился, что кислорода в нем значительно меньше нормы. Совсем плохо было с влажностью.
      Качество воздуха в этом секторе туннеля зависело от вентиляционного хозяйства.
      - Не дают воздуха сколько необходимо, - объяснил Аркадий Михайлович.
      - Скажите Кротову. Он здесь?
      - Здесь. Я уже жаловался ему, - говорил профессор, - но сам он ничего не может сделать. Нужно специальное разрешение Саклатвалы.
      - И никого другого?
      - Ну, Макаренко или Самборского. Кстати, Самборский инспектирует здесь электрическое хозяйство.
      - Тем лучше. Значит, можно обратиться непосредственно к нему.
      Мы нашли Самборского в управлении сектора в одном из помещений подземного вокзала.
      - Очень рад вас видеть! - приветливо сказал инженер.
      Аркадий Михайлович сразу же перешел к делу.
      - С вентиляцией трудновато, - пояснил инженер, когда Аркадий Михайлович кончил говорить. - Все внимание сосредоточено теперь на работе помп. Мы должны следить, чтобы в туннеле не оставалось даже самой малости воздуха. От этого зависит скорость наших поездов. Но я думаю, что на вашем участке вентиляцию все-таки можно улучшить. Сейчас отдам распоряжение.
      - Очень благодарен, - сказал Аркадий Михайлович.
      - Вы извините, мне пора наверх, - проговорил Самборский. - Там меня ждет Кротов. Вашей просьбы, Аркадий Михайлович, я не забуду. Будьте здоровы!
      - Позвольте и мне вместе с вами, - попросил я. - Мне хотелось бы повидать Кротова.
      - Пожалуйста, - охотно согласился Самборский.
      Мы проводили профессора до дрезины и вдвоем отправились к подъемному пункту. По дороге Самборский вдруг остановился и сказал мне:
      - Послушайте, как гудит стена.
      Я прижался ухом к стене. Она немного вибрировала. Я услышал глухой шум. Это за стеной в туннеле проносились электропоезда.
      Глубинный путь работал на полную мощность. Он был наглядным примером силы, уверенности и точности технической мысли советских людей.
      8. АВАРИЯ
      Самборский шел очень быстро, и я, хотя был значительно выше его и ступал шире, едва поспевал за ним. Маленький инженер всегда отличался необыкновенной подвижностью.
      - Вы надолго к нам? - спросил он меня.
      Я коротко рассказал ему о своих задачах. Ведь Самборский во многом мог помочь мне.
      - Давайте, в таком случае, пройдемся с вами по главным пунктам нашей магистрали, - сказал инженер. - Я сейчас инспектирую туннель, чтобы узнать, можно ли увеличить подачу энергии на все линии Глубинного пути.
      - Буду очень рад, если вы возьмете меня с собой, - ответил я.
      Мы приблизились к подъемному пункту и вошли в лифт. Устройство кабины явилось для меня новостью. В ней могло поместиться человек пятьдесят. Кабина была оборудована откидными стульями и сетками для ручного багажа. В одном из углов стоял шкафчик с надписью: "Аварийный запас". В нем имелись продукты и вода на случай, если бы лифт вдруг остановился на полдороге и людям пришлось бы в нем пробыть некоторое время.
      - Разве случалось что-либо подобное? - спросил я у Самборского, указывая на шкафчик.
      - Нет, - ответил он. - У нас не может быть таких аварий. Этот шкаф мы поставили сюда с расчетом на невероятный случай.
      Мы вышли на дневной свет.
      Кротов работал теперь наверху, и мне хотелось поговорить с ним о насосах, выкачивающих из туннеля воздух. Хотя воздуха в туннель просачивалось совсем мало, все-таки он влиял на скорость поездов и немного тормозил их. Вот почему хорошо налаженное воздушное хозяйство имело для Глубинного пути исключительное значение.
      В последнее время из-за усиленного движения поездов воздуха в туннеле стало больше. Чтобы выкачивать его, энергетики уменьшили подачу энергии всем другим службам, в том числе и вентиляционной. Отразилось это и на плантациях профессора Довгалюка.
      Выйдя из лифта, мы узнали, что Кротов осматривает сейчас одну из вентиляционных шахт. Шахта находилась недалеко, и пройтись по земной поверхности, да еще в такой чудесный день, было очень приятно.
      Я посмотрел на Высокую беседку. Так никто и не собрался ее достроить. Вершины горного хребта, где чуть заметной полоской виднелся водопад Учан-Чан, напомнили мне о недавнем прошлом, о приятной прогулке вместе с Ярославом и Лидой.
      Недалеко от станции находились огромные горловины вентиляционных шахт. По одним из них воздух поступал под землю, по другим выходил из туннеля на поверхность. Горловины были так удачно замаскированы, что их можно было увидеть только вблизи.
      Мы направились к этим горловинам. Стоял ясный день. В ближайшем леске щебетали птицы. Около леска виднелся небольшой поселок.
      Мы прошли уже половину дороги от подъемной станции до вентиляционных горловин, как вдруг бешеный порыв ветра сильно толкнул меня и повалил на землю.
      Послышались шум и свист. Вокруг сразу полегла трава.
      Я хотел подняться, но едва поднимал голову, как сильный ветер снова прижимал меня к земле.
      Самборский упал рядом со мной и тоже безуспешно старался подняться. Я видел его удивленное и немного испуганное лицо.
      Мелькнула мысль, что это неожиданный смерч. Сердце сжалось от страха. Немного подняв голову и посмотрев вокруг, я успел заметить, как втянуло в горловину вентиляционной шахты стаю каких-то птичек. Со стороны леска и поселка послышался странный гул. Я посмотрел туда и увидел, что лесок лег, словно высокая трава в поле во время бури. В воздухе носились ветки и листья. Вдруг с грохотом повалились трубы вентиляционной шахты, и их обломки поглотила горловина.
      Прошло несколько минут, и все стихло.
      Самборский вскочил на ноги. Я сделал то же самое и увидел, что навстречу нам, вытирая ладонью окровавленную голову, бежит Кротов.
      - Что случилось? - бросился к нему Самборский. - Вы ранены?
      - Авария! - крикнул Кротов. - В туннель прорвался воздух!
      - Немедленно радируйте в Иркутск, - приказал Самборский. - Сейчас вызываю санитарную и спасательную службы.
      Он побежал к подъемной станции. Кротов и я поспешили за ним.
      На вокзале, через который прошел весь прорвавшийся в туннель воздух, мы увидели несколько десятков раненых людей. Здание было во многих местах довольно сильно повреждено.
      Значительно хуже обстояло дело в туннеле. Весь Глубинный путь делился на секторы. Автоматические шлюзы-заслонки с помощью могучих механизмов молниеносно поднимались и опускались, пропуская поезда. В этом районе участок между шлюзами-заслонками занимал почти полторы тысячи километров. Это составляло около двухсот миллионов кубометров пустоты. Воздух могучим потоком ринулся в подземелье, и первые поезда, встретившиеся на его пути, так резко затормозили, что передние вагоны с грохотом разбивались один о другой. Из диспетчерских пунктов службы движения сообщили, что серьезные аварии со значительным количеством человеческих жертв потерпели не менее десяти поездов.
      Из соседних подземных вокзалов в район катастрофы срочно выехали работники санитарной службы. Несколько часов отняли расчистка путей и перевод поврежденных поездов на запасные колеи.
      Я позвонил на Верхнее озеро и попросил к телефону Аркадия Михайловича. Его там не оказалось. Куда же девался профессор Довгалюк? Раз он не вернулся на плантацию, значит, авария застала его в помещении подземного вокзала или по дороге на Верхнее озеро. К сожалению, мне никто не мог помочь в розысках - все были заняты ликвидацией последствий катастрофы. Я прошел несколько километров по путям до подземных плантаций, но Аркадия Михайловича нигде не нашел. Напрасны были и мои расспросы. Никто не знал, где он.
      Я вернулся на подземный вокзал и присоединился к Самборскому. Он осматривал разрушенную взрывом перегородку между вентиляционной шахтой и туннелем и давал указания, как ее восстановить и замуровать.
      - Но как могла она здесь проломиться? - удивлялся инженер. Неужели...
      - Что - неужели? - спросил я его.
      Он не ответил. У меня мелькнула мысль: "Неужели диверсия?"
      - Вот еще один пострадавший, - сказал вдруг Самборский, указывая на неподвижное тело, лежащее в зеленой канавке.
      Мы торопливо подошли. Я наклонился и узнал профессора Довгалюка.
      - Неужели мертв? - с волнением спросил инженер. - Аркадий Михайлович! - позвал он.
      Профессор открыл глаза, узнал Самборского и хрипло прошептал:
      - Задержите Черепашкина... он виновник... аварии...
      Ботаник снова потерял сознание. Мы подняли его на руки и осторожно понесли в кабинет начальника подземного вокзала. Немедленно вызвали врача, и тот, осмотрев старика, сказал, что ничего страшного нет.
      - Он получил ушибы, когда падал. Через несколько минут он очнется.
      Тем временем начались розыски Черепашкина. Я остался возле Аркадия Михайловича, ожидая, пока его приведут в чувство. Мои мысли были заняты Черепашкиным. Зачем понадобилось ему причинять Глубинному пути такие повреждения? Может быть, бывший управдом сошел с ума?
      Врач сказал правду: профессор Довгалюк быстро очнулся и смог рассказать о том, что с ним случилось.
      Распрощавшись с нами несколько часов назад, профессор вспомнил, что ему нужно взять семена, и, прежде чем ехать на плантацию, решил зайти в камеру хранения багажа. Обратно он шел мимо незаконченных мастерских, отделявшихся от герметизированного туннеля только стеной. Вдруг он заметил, что из-за выступа стены выскочил и быстрыми шагами направился в глубину подземелья человек. Профессор внимательно присмотрелся и узнал смотрителя подземного сада.
      - Черепашкин! - крикнул он.
      Но тот, не оглядываясь, бросился бежать. Аркадий Михайлович крикнул еще несколько раз и поспешил вслед беглецу. Черепашкин не останавливался. Встревоженный странным поведением смотрителя, профессор еще прибавил шагу. Но расстояние между ним и Черепашкиным все увеличивалось, так как Черепашкин бежал что было сил. Вдруг Черепашкин бросился в поросшую травой канаву. Теперь профессор быстро приближался к нему. Но только он подошел к канаве, позади прогремел взрыв, и профессор почувствовал, как невидимая сила бросила его на землю.
      Больше он ничего не помнил.
      Во время рассказа старика вернулся Самборский.
      - Ваш Черепашкин, Аркадий Михайлович, исчез неведомо куда. Нигде ни следа... Но я уже связался с Иркутском и уведомил начальника охраны Глубинного пути. Томазяну следует знать о случившемся.
      - Томазяну? - удивленно спросил я. - Почему Томазяну?
      - Он ведь наш начальник охраны.
      Это было для меня новостью.
      9. ШАПКА ЧЕРЕПАШКИНА
      Томазян действительно получил новое назначение. Его перевели сюда из прокуратуры и назначили начальником охраны подземного пути. Это назначение свидетельствовало о доверии к следователю и возлагало на него огромную ответственность.
      От Томазяна я узнал, что тяжело ранен Макаренко, который во время аварии находился в поезде.
      Бывший следователь понимал, что, если в туннеле еще оставались враги, значит, дело Догадова было недостаточно расследовано, понимал, что означает новая катастрофа на Глубинном пути и где таятся ее причины.
      - Вот оно то, что скрыл от нас Догадов, - сказал мне Томазян, когда я встретил его на аэродроме.
      Он прилетел ночью, немедленно осмотрел места, где воздух прорвался в туннель, выслушал сообщения инженеров и рабочих. Самборский рассказал ему о происшествии с профессором Довгалюком. Томазян заехал в больницу, где лежал Аркадий Михайлович, но ничего нового не узнал.
      Томазян вернулся в туннель и распорядился усилить розыски Черепашкина. Но смотритель подземного сада словно испарился. И, только когда слух о Черепашкине разнесся по всему участку, к Томазяну прибежал один из лифтеров и сказал, что совсем недавно поднял смотрителя на поверхность. Томазян с досады кусал ногти. Он упрекал себя в том, что в свое время "прошляпил" Черепашкина, не уделил достаточного внимания одной мелочи, а именно: разнобою в показаниях Черепашкина и Догадова. Первый уверял, что Догадов оставил его, а второй - что Черепашкин сам убежал. Томазян поверил Черепашкину... Маленький чудаковатый управдом не возбудил в нем особых подозрений.
      Впрочем, сейчас особенно раздумывать не приходилось. Черепашкин был где-то поблизости, необходимо было во что бы то ни стало разыскать его и задержать. Далеко убежать он не мог: единственная дорога из поселка шахты Глубочайшая бдительно охранялась, и на ней проверяли каждого проезжего и прохожего. Под таким же контролем находился и аэродром.
      План Томазяна был очень прост. Поисковые группы должны были пройти во всех направлениях, заглянуть под каждый кустик, за каждый камень, остановить каждого прохожего и, если возникнет хоть малейшее сомнение, проверить, кто он такой. В поисках приняли участие почти все жители этого района.
      Со мной отправились несколько юношей - учеников старших классов местной школы. Мы пошли по направлению к Учан-Чану. Вместе со своими помощниками я собирался осмотреть дорогу до самого водопада.
      Но долго ходить нам не пришлось. Когда мы очутились за Высокой беседкой, один из мальчиков заметил на маленьком холме одинокую фигуру человека. Я воспользовался своим биноклем и, хотя ничего не смог как следует разглядеть, почувствовал, что это должен быть Черепашкин.
      Человек вел себя немного странно. Он сидел неподвижно, спиной к нам и держал в руках что-то похожее на шапку.
      Мы растянулись цепью, намереваясь окружить неизвестного. Шагов за сто пятьдесят я вышел немного вперед и пополз по земле.
      Вдруг неизвестный оглянулся, заметил нас и вскочил на ноги.
      Да, это был Черепашкин.
      Он бросился с холма как раз туда, куда мои ребята еще не успели дойти.
      - Держите, держите! - закричали все и что было сил кинулись за беглецом.
      Но он успел сбежать с холма и исчез в ближайшем овраге.
      Несколько юношей опередили меня. Они не сбежали, а прямо-таки скатились вслед за Черепашкиным. Но самым удивительным было то, что Черепашкнн теперь спокойно сидел за крутой скалой на камне, словно и не убегал.
      Когда я подоспел туда, Черепашкин с глуповатым видом спрашивал у ребят:
      - Что случилось?
      Мы задержали его и уже хотели вести к Томазяну, как вдруг я заметил, что Черепашкин без шапки. Я приказал ребятам разыскать ее. Внимательно осмотрев дорогу, по которой он убегал от нас, мы наконец нашли шапку. На ней сверху имелось какое-то странное приспособление, а внутри - наушники для радио. На мои вопросы Черепашкин отвечать не захотел и заявил, что видит эту шапку впервые.
      Дурачком прикидывался Черепашкин и тогда, когда мы очутились перед Томазяном. Черепашкин уверял, что о шапке ничего не знает.
      Я надел ее себе на голову и прислушался. В наушниках было тихо. Но, еще раз осмотрев шапку, я заметил на ней что-то похожее на маленькую антенну. И лишь только я поднял эту антенну на несколько сантиметров, как в наушниках что-то застрекотало. Я отчетливо слышал точки и тире азбуки Морзе, но понять ничего не мог.
      Это открытие сразу показало нам, что за птица тот, кто называл себя Черепашкиным. Без всякого сомнения, Черепашкин был враг не менее ловкий и опасный, чем Догадов, квалифицированный шпион, долго скрывавшийся под личиной глуповатого малого. Начальник охраны послал в Москву телеграмму, в которой просил сказать Догадову об аресте сообщника и уведомить, какое это произведет на шпиона впечатление.
      Вскоре пришел ответ.
      "Сообщение о разоблачении Черепашкина произвело на арестованного крайне тяжелое впечатление. Он сказал, что узнал, кто такой Черепашкин, во время пребывания с ним в тайге".
      - Вот, пожалуйста! - сказал мне Томазян. - Недурно он нас обманул! Теперь разберитесь, как это они прыгали с самолета.
      - Но Догадов уверяет, что он только в тайге узнал, кто такой Черепашкин.
      - Очень возможно. Сейчас попробуем расспросить этого субъекта.
      Я вспомнил, как ловко Черепашкин обманул нас во время прошлого ареста, и попросил у Томазяна разрешения присутствовать на допросе.
      - Хорошо, - согласился Томазян. - Только теперь нет необходимости прятаться за ширмой. Садитесь и слушайте. Вы будете официальным свидетелем. Но вряд ли мы много узнаем на первом допросе.
      Томазян приказал привести Черепашкина.
      Когда шпион вошел в комнату, меня поразил его вид: черты его лица остались теми же самыми, но глаза утратили придурковатое выражение, взгляд их был мрачен.
      - Присядьте, - предложил Томазян. - Теперь слушайте... Мы получили одно сообщение. - Он прочитал шпиону текст телеграммы. - Мы имеем также бесспорные доказательства, что вы устроили в подземелье взрыв, вызвавший аварию. И, наконец, в нашем распоряжении ваша радиофицированная шапка. Наши работники сейчас заняты расшифровкой полученных в ваш адрес радиограмм. Вы знаете, как высоко теперь стоит техника расшифровки. Если бы вам передавали радиограммы даже с Марса, их содержание все равно стало бы нам известным. Итак, советую вам не затруднять нашу работу.
      Черепашкин помолчал, потом пристально посмотрел на Томазяна и на меня и не спеша высокомерно произнес:
      - Я солдат, разведчик. Ваш враг. Больше - ни единого слова.
      Он замолк и устремил взгляд куда-то вдаль.
      Это был упорный враг. Хотя его и победили, он не просил помилования. Чувствовалось, что его всю жизнь готовили для ударов из-за угла. Он был способен на все. Он понимал, что спасения ему нет, и внешне воспринимал это совершенно спокойно.
      - Может быть, вы все-таки дадите некоторые разъяснения? - спросил Томазян. - Скажите по крайней мере вашу настоящую фамилию и год рождения.
      Черепашкин молчал.
      - Как вы познакомились с Догадовым? Почему преследовали профессора Довгалюка?
      Арестованный не отвечал. Он сидел выпрямившись на стуле и равнодушно разглядывал стену.
      Томазян понимал, что сейчас от этого человека добиться ничего не удастся. Он позвал часового и приказал увести арестованного.
      Шпиона вывели, чтобы немедленно отправить в Иркутск, а оттуда - в Москву, в распоряжение высших следственных органов.
      - С ним будет еще много возни, - проговорил, глядя ему вслед, Томазян.
      Поезда в наполненном воздухом туннеле уже шли регулярно, но скорость их не превышала двухсот километров в час. Пропускная способность туннеля резко упала.
      Томазян спешил в Иркутск. Чтобы немедленно попасть туда, он заказал самолет. Я полетел вместе с ним. По дороге мы разговорились о давнишнем случае, когда в квартиру к Шелемехе забрался вор. Томазян теперь не сомневался, что это был управдом Черепашкин, намеревавшийся выкрасть бумаги Лиды и Станислава.
      В Иркутске мы узнали, что, возможно, к следующему утру возобновится нормальное движение поездов в туннеле, то есть со скоростью не менее тысячи километров в час. В управлении Томазян доложил Саклатвале о положении в восточной зоне, об аресте Черепашкина и о мерах, принятых для усиления охраны туннеля.
      Утром из туннеля сообщили, что работы по выкачке воздуха закончены и электропоезда идут с прежней скоростью.
      ЭПИЛОГ
      Чистенький городок, расположенный внизу, у самого берега, со всех сторон обступили покрытые зеленым кустарником холмы, сбегающие уступами сады и парки. Нежная зелень радовала спокойными, приятными глазу, красками. Позолоченные весенним солнцем, вспененные волны южного моря набегали на каменные стены набережной, могучими всплесками шумели на песчаных пляжах. Воздух был напоен дыханием весны и соленого моря.
      На широкой веранде санатория находились четверо: юноша-спортсмен в полосатой майке и с биноклем, красивая светловолосая молодая женщина в голубом платье, седой старик... Четвертым был я.
      Молодая женщина взволнованно перебирала пальцами ремешки своей сумочки, старик то снимал, то надевал очки, хмыкал и вопросительно поглядывал на своих компаньонов.
      Нужно сказать, что мы, все четверо, приехали в этот городок только несколько часов назад. Целью нашего приезда был санаторий-лечебница доктора Барабаша. Собственно, санаторий назывался иначе, но официального названия никто не употреблял. Санаторий был известен благодаря тому, что главным врачом здесь работал Юрий Барабаш, прославленный своим особым комплексным методом лечения. Этот метод объединял и хирургическое вмешательство, и применение различных лекарств, и психотерапию, а главное - строго индивидуальный подход к больному.
      Мы, все четверо, нетерпеливо ждали прихода врача. Вскоре в дверях показался его белый халат. Очевидно, Барабаш знал, кто его ждет, и спешил.
      - Как я рад! Как рад! - воскликнул он, обнимая старого профессора и меня.
      Он потряс за плечи юношу и крепко сжал руки молодой женщины.
      - Я ожидал тебя с самого утра, - сказал он, обращаясь к ней. - Но как же вы оказались все вместе? Вот здорово!
      - Поэтому я и задержалась, что встретилась с ними, - сказала молодая женщина. - Как Ярослав?
      - Да, да, как Ярослав? - схватил Барабаша за руку старичок.
      Мы все вопросительно смотрели на врача.
      - Сейчас, сейчас, друзья мои, - улыбаясь, сказал он. - Лида, конечно, рассказывала вам о нем. Она ведь видела его три недели назад...
      - О, это было так давно... - тихо проговорила молодая женщина.
      Ее голос слегка дрожал. Барабаш посмотрел на Лиду, и в его глазах промелькнуло что-то невыразимо печальное. Но, сразу овладев собой, врач весело улыбнулся и сказал:
      - Через минуту Ярослав будет здесь.
      - Он уже ходит? - вскрикнула Лида.
      - Скоро будет ходить. Минутку терпения - и вы все увидите. Тарас, ты хочешь о чем-нибудь спросить меня?
      Юноша в майке уже давно порывался задать какой-то вопрос.
      - Да, да, - сказал он. - Знает ли Ярослав Васильевич о решении строить новые линии Глубинного пути?
      - Новые линии? Я сам еще ничего не знаю.
      - Сегодня утром об этом объявили по радио. У Аркадия Михайловича с собой письмо от Саклатвалы к Ярославу Васильевичу... вероятно, по этому поводу.
      - Новые линии? - повторил Барабаш.
      - Они свяжут крайние пункты трех материков Старого света, - объяснил Тарас.
      В это время через широко открытую дверь санитар выкатил на веранду кресло. В кресле сидел и улыбался нам Ярослав Макаренко. Много месяцев провел инженер в постели. Барабаш вырвал его из рук смерти. И вот бледный и еще очень слабый Ярослав появился перед своими друзьями.
      - Лида! Аркадий Михайлович! Олекса Мартынович! Тарас! - проговорил он тихим голосом в сильном волнении.
      Немного позже мы оставили Лиду с больным и вышли в сад.
      Я добрел до самого моря и скоро вышел на бульвар у набережной.
      Шумел, разбиваясь о камни набережной, прибой, в столбах водяной пыли радужно отсвечивали солнечные лучи; море играло, как симфонический оркестр. Я стоял у каменной стены, возле скамьи с железной спинкой, и вспоминал давнишнюю встречу в этом самом месте, таинственную Снежную Королеву, необычных людей, которые стали моими друзьями.