Из Записной книжки: 21 ноября 1904 г.:
      "Вел. кн. Сергей Александрович уехал в Петербург к 14-ому (14-го ноября - день рождения Императрицы Марии Феодоровны.). Ехал с намерением попугать своей отставкой и отставкой своей Московской {89} администрации, но по слухам, подтверждающимся грустной физиономией г. Кристи, потерпел неудачу... Однако, "Право" получило предостережение. Розничная продажа "Нашей Жизни" и "Сыны Отечества" с первого августа запрещена. Про "Нашу Жизнь" Петрункевич сказал брату Сереже: Начала фальцетом и сразу оборвалась..."
      На Сережу Петрункевич производит впечатление серьезного и солидного человека, образованного, умного, не революционера, умеренного конституционалиста. Однако, на съезде в Петербурге он разошелся с Д. Н. Шиповым, который остался с меньшинством в умеренных.
      Вчера у брата Сережи был Д. Н. Шипов и Р. А. Писарев. Последний рассказывал про съезд, что Шипов своей речью в славянофильском стиле чуть не погубил все дело. Положение спас Н. Н. Львов блестящей речью, которой остановил раздражение возражавших Шипову и остановил от увлечения ходатайствовать об Учредительном Собрании. Он указал, что Учредительное Собрание учреждается, когда Правительства уже больше нет, и власть его упразднена. Уместно ли сейчас говорить об этом?..
      11 Пункт "заключения" редактирован Петрункевичем.
      По окончании совещания земских деятелей положения, к которым они пришли, были представлены кн. Святополк-Мирскому, чтоб он довел об них до сведения Государя. В свою очередь Мирский просил, чтобы участники совещания составили для него записку с изложением тех мотивов, которыми они руководствовались при составлении своих "Заключений". На совещании, собранном по этому поводу, единодушное желание всех присутствовавших было, чтоб этот труд взял на себя брат Сергей Николаевич, {90}
      Из Записной книжки:
      "Сегодня Сережа кончил свою записку, которую писал два дня по просьбе Шипова и К. В записке говорится об опасности дать свободу слова, свободу собрания и другие свободы, пока общество не организовано и не призвано к активной защите Престола... Далее в "Записке" высказывается надежда, что Престол окажется на высоте своего призвания и вступит на спасительный путь реформ: "Но все эти реформы предполагают политическую свободу, правовой строй государственной жизни и правильно организованное народное представительство".
      Сегодня вечером Сережа читает эту записку на собрании у Шилова и затем ее направят в Петербург к Мирскому.
      24 ноября. "Записка" вчера имела полный успех. Особенно довольны Шипов и Петрункевич (Принятые совещанием земских деятелей, положения были изложены в 11 пунктах, при чем последний, одиннадцатый, выражал надежду, что "Верховная власть призовет свободно избранных представителей народа, дабы при содействии их вывести наше отечество на новый путь государственного развития в духе установления начал права и взаимодействия государственной власти и народа".).
      29 ноября 1904 г. Вчера на Знаменке после обеда брат Петр Николаевич читал "Записку" и адрес, проектированный на съезде губернских предводителей. Адрес, подписанный семью предводителями, выражал верноподданнические чувства, преданность самодержавию и уверенность, что при условии доверия к обществу, (а, главное, к дворянству) - все пойдет прекрасно - этому не дано хода.
      {91} "В "Записке", подписанной 11 предводителями, пространно описывается смута, царящая в России, и брожение недовольных масс. Причина тому в произволе администрации, бюрократическом составлении законов, беззаконном действии министров, искажающих своими инструкциями настоящий закон, произвол полиции, которая плодит лишь недовольных и т. д. Устранить все настоящие беды можно, проведя в жизнь принципы, высказанные в Манифесте 26 февраля, учреждением контроля и ответственности администрации, допущением участия общества в законодательных работах, составлением при Государственном Совете особого отдела для ведения Земских дел при участии в нем Земских представителей, дабы голос народа свободно восходил до Царя. Соблюдая эти условия, правительство сохранит верность заветам истории и принципам самодержавия...
      Не понимают эти люди одного, что самодержавие в том виде, как оно сложилось у нас, есть произвол, возведенный в закон. Принципом этим пропитан не только сам царь-самодержец, но из главного источника питаются все происходящие ключи, начиная с министра и кончая последним урядником и становым. Если даже царь восчувствует и отречется от произвола, как государственный механизм насытить новым понятием, когда все колеса вертелись только при старом?..
      30 ноября в Московскую Городскую думу было подано заявление за подписью 70 чел. гласных, на основании которого было выработано следующее постановление, принятое единогласно (Постановление это было опротестовано губернатором, как выходящее за пределы компетенции Думы, и Кн. В. М. Голицын был привлечен к ответу за допущение его обсуждения.):
      "Представить высшему правительству, что по мнению Московской Городской думы неотложно {92} необходимо: 1) установить ограждение от внесудебного усмотрения, 2) отменить действие исключительных законов, 3) обеспечить свободу совести и вероисповедания, свободу слова, печати, свободу собраний и союзов, 4) провести вышеуказанные начала в жизнь, на обеспечивающих их неизменность незыблемых основах, выработанных при участии свободно избранных представителей населения, 5) установить правильное взаимодействие правительственной деятельности, с постоянным, на законе основанном контролем общественных сил над законностью действий администрации".
      Из Записной книжки - 8 декабря:
      "Вследствие постановления Московской Городской Думы - скверная история в университете. Выслушав заявление гласных в предварительном чтении, Герье встал и заявил, что не получил полномочия избирателей на подписание такого заявления, и так как В. М. Голицын предложил несогласным выйти - он ушел. Студенты за это сделали ему скандал в университете: окружили, заставили выслушать обвинительный акт и свистали, не давая возможности уйти. Когда бедный старик вышел наконец из аудитории, серо-земляного цвета, он произнес только: "Вот вам и свобода!.."
      Но студентам мало этого: они собирают подписи под петицией Герье, где, кроме вины за его поведение в Думе, ставят ему на счет все личные обиды, и требуют удаления из университета. Как Сережа ни убеждал, ни уговаривал - они слушать не хотят, личное чувство говорит сильнее.
      Вечером состоялось заседание профессоров у проф. Фохта. Решили, что, если студенты подадут свою петицию, профессора представят свою контрпетицию с просьбой к Герье остаться. Студенты невменяемы после беспорядков 5-го и 6-го декабря. По {93} прокламациям, разбросанным в эти дни и предшествующие, население призывалось к демонстрации. В воскресенье, на Знаменке, у брата Петра Николаевича, Гр. Кристи рассказывал, что, когда студенты хотели проникнуть на площадь (перед генерал-губернаторским домом), человек 150 полицейских преградили им дорогу, студенты выхватили револьверы, и два полицейских упали раненые. Тогда другие полицейские обнажили шашки, причем 2 студента сильно пострадали, а другие более или менее легко.
      В правительственном сообщении говорится не о тяжело раненых, а об легко пострадавших. Вместе с тем в городе ходят невероятные рассказы об "избиениях". 60 профессоров послали кн. Мирскому телеграмму с просьбой прекратить кровопролитие на улицах Москвы. К брату Сереже прибегали за подписью, он в ней отказал, говоря, что не может, зная дело, подписаться под такой телеграммой и находит, что полиции ничего не оставалось делать, как драться, когда в нее стреляли. (См. прилож. 33).
      Из Записной книжки - 8 декабря:
      - "Сегодня брат Петя вернулся из Петербурга gros de nouvelles. В воскресение он оттуда телефонировал на Знаменку, что 6-го будет реакционный адрес и даже г. Кристи возмутился: "В какое положение нас (администрацию) ставят..."
      Теперь брат Петя рассказывает: 1) О Манифесте не было и речи. 2) Государь созвал особое совещание из Вел. князей Владимира, Сергея, Алексея и Михаила, из министров (всех, кроме Глазова и военного) и некоторых выдающихся членов Государственного Совета. Пете назначен был прием в Царском, в 2 часа дня. Когда он подъехал, то увидел массу карет и спросил у Гайдена: "Что это у вас творится?"
      "Решаются судьбы России", - последовал ответ. {94} На обратном пути в Петербург Петя попал в купе к Муравьеву. Не рассказывая сущности дела, Муравьев сказал, что они заседали три дня и теперь кончили и подписали. В субботу выйдет Правительственное сообщение и указ Сенату. В сообщении будет целый ряд строгостей против демонстраций и манифестаций. В указе - что-то такое, что должно удовлетворить всех благомыслящих и серьезных людей в России (разумеется, не революционеров).
      Прочитав все поданные ему за это время Записки, Государь пришел к заключению, что многие требования общества вполне основательны, и он хочет дать на них сейчас же ответ. По мнению Муравьева, ответ превосходный. Совещание произвело на него удивительное впечатление. "Кажется, я за 20 лет привык, - говорил он. - Государь председательствовал выше всякой похвалы. Вел. князья держались "джентльменами"... Были сделаны друг другу уступки... (??) - и вот Вы увидите!"
      По приезде в Петербург Петя отправился к Витте:
      - Ну, а Ваше мнение какое?
      Витте пустил воздух сквозь зубы и сказал:
      - В прошлом году цена была бы миллион, а теперь - рубль!
      Про беседу свою с государем Петя рассказывает следующее: "Государь читал записку предводителей, но желал иметь дополнительные сведения о том, что в ней сказано".
      Петя сказал, что первый вопрос был о конституции, но что все они думают, что в данную минуту "то, что называется конституцией", не применимо для России и вовсе нежелательно. Что они за "самодержавие"; но, должно сознаться, "самодержавия" у нас нет... Между царем и народом выросла стена "бюрократия", и голос народа не доходит до царя. Законы составляются так, что оказываются совершенно {95} неприменимыми к жизни и т. д., стал своими словами рассказывать "Записку". (В вопросе о "конституции" братья между собой расходились. Сергей Николаевич считал единственным выходом из создавшегося положения организованное постоянное единение Верховной власти с народом, единение, которое при настоящих условиях могло быть осуществлено лишь при посредстве свободно избранных представителей земли. А брату Петру Николаевичу конституция представлялась, как умаление и упразднение Царской власти, а не укрепление ее.).
      Государь ответил, что вопрос о конституции он ставил себе не раз, "душою переболел над ним" и пришел к такому заключению:
      "Не для меня, конечно, не для меня - для России, я признал, что конституция привела бы сейчас страну в такое положение, как Австрию. При малой культурности народа, наших окраинах, еврейском вопросе и т. д. Одно самодержавие может спасти Россию. Притом мужик конституции не поймет, а поймет только одно, что царю связали руки, а тогда - "Я вас поздравляю, господа!.."
      Последнюю фразу Петя произнес, глядя на брата Сережу с крайней выразительностью, так что слегка даже вспыхнул, и мне подумалось: "Не прибавил ли он это "поздравление" от себя?" (Хотя передавал он всегда с деловой точностью слышанное). Далее брат Петя рассказывал, что Государь выразил ему свое возмущение по поводу телеграммы Черниговского земства (6-го декабря Черниговское губ. земское собрание представило Государю ходатайство по целому ряду вопросов общегосударственного значения. Государь собственноручно начертал на телеграмме: "Нахожу поступок Черниговского земского собрания дерзким и бестактным. Заниматься вопросами государственного управления не дело земских собраний, круг деятельности которых ясно очертан законами".).
      На это Петя заметил, что Государь не должен тому удивляться, ибо в обществе за последнее время весьма и весьма было распространено убеждение, что Государь желает конституции, но вел. князья и Императрица Мария Феодоровна ее не желают, и что {96} он, лично, знает многих предводителей, которые подписали адрес в полной уверенности, что исполняют высочайшую волю и желание.
      Государь на это ответил, что он на-днях определенно выскажет свой взгляд на положение дела и вместе с тем даст удовлетворение тем общественным требованиям, которые считает справедливыми.
      Из Записной книжки - 10 декабря:
      "Мало-помалу в мирное и тихое русло прежних общественных и семейных отношений начинают просачиваться отголоски партийной розни. Грустно и иногда очень тяжко. Даже между детьми ссоры и споры, доходящие до драки - за или против самодержавия.
      Вследствие конституционных выступлений Думы Ф. Д. Самарин сложил с себя звание попечителя Городской школы и послал мотивированный отказ в Думу. Его примеру последовала его сестра С. Д., а за ней потянулись и ее приятельницы. - С. Тютчева, Е. Коновницына и Е. П. Ермолова".
      14 декабря.
      - "Сегодня утром наконец вышел "Указ Сенату" (В Указе признавалось необходимым провести ряд назревших преобразований и в первую голову озаботиться наилучшим устройством быта крестьян, обеспечив за ними "положение полноправных свободных сельских обывателей". За сим признавалось неотложным: принять меры к охране полной силы законов; обеспечить необходимую самостоятельность судебных установлений; ввести государственное страхование фабрично-рабочих; пересмотреть законы об усиленной охране; пересмотреть узаконения в правах раскольников и лиц инославных и иноверных исповеданий; пересмотреть положение об инородцах и уроженцах отдельных местностей Империи; устранить излишние стеснения печати.) Всего можно было ожидать только не того, что Юльевич будет пожалован в Кесари.
      Фактически вся власть сейчас передана в руки Витте, и все теперь зависит от того, как ему угодно {97} будет взглянуть на дело, и какое направление дать разработке намеченных вопросов. Призовут ли к участию в управлении выборных или представителей страны, затянется ли еще туже петля все зависит от Витте... Неужели же этот самый указ сочинялся в Царском и его мудрости изумлялся Муравьев? Впрочем как понимать мудрость! Составлен он так ловко, что его можно повернуть, как угодно. И как никак, но для Витте этот указ не рубль, а миллион...
      Жуткий он, все-таки, сейчас человек: у него, кажется только два двигателя: личное честолюбие и личная ненависть к Царю..." (См. прилож. 34).
      Из Записной книжки - 15 декабря.
      "Как передать впечатления вчерашнего дня... утра и вечера?.. ("Указ" появился утром, Правительственное сообщение - вечером). - On promene des meches enflammees, entre des barils de poudre. Это вызов, брошенный провокаторской рукой, и без последствий это пройти не может!
      В Москве невероятное возбуждение. Вчера в Думе заседание не могло состояться из-за колоссального наплыва публики, заполнившей все здание Думы. Шум царил необычайный. Установили барьер для пропуска в залу гласных и представителей печати. Около этого барьера образовалась живая стена, через которую невозможно было пробраться.
      К началу заседания в Малом зале собралось 34 гласных, а для открытия заседания нужно было 54 чел. Но ясно было, что, если и соберется законное число гласных, то при создавшихся условиях - занятия немыслимы. Можно без преувеличения сказать, что подобного стечения публики в Думе никогда не было, и кн. Голицын, после совещания с собравшимися гласными, решил объявить заседание несостоявшимся. Несмотря на это, публика долго не верила, что заседания не будет и еще в 71/2 час. громадное {98} количество публики не покидало Думы: среди нее было много учащейся молодежи. И всё это происходило еще до опубликования правительственного сообщения, которое вышло только к вечеру.
      Небывалое скопление публики было и в Дворянском Собрании при чтении земского адреса (Отмечая с благодарностью, выраженное в Указе доверие власти к общественным учреждениям и населению страны, Земское Собрание заявляет: "Мы твердо верим, Государь, что близок тот счастливый день, когда, по воле Вашего Величества, будет отменен существующий бюрократический строй, разобщающий Верховную Власть с народом, когда Царь призовет свободно избранных представителей всей земли русской к участию в законодательстве, дабы при содействии их упрочить могущество Государства, величие Престола и процветание родины и равноправности всех граждан перед законом, свободы слова и вероисповедания". Адрес этот принадлежит перу Кокошкина.).
      В воскресенье 12-го обедала у брата Пети на Знаменке. Там же обедали и уездные предводители. Мне пришлось сидеть с Бландовым (Подольский предв., вместо Каткова). Он рассказывал мне, что на совещании, предшествовавшем Земскому Собранию и происходившем до обеда, решено было подать адрес. "Брат ваш Петр Николаевич всеми силами восставал против, но большинство заявило, что, если он не допустит адреса, они сорвут собрание и выйдут из зала: без крупного скандала не обойтись: Московское земство должно высказаться..."
      13 декабря адрес был прочтен при громе рукоплесканий. В залу набилось 600 человек публики, и нервное напряжение было таково, что заниматься нельзя было. Положение брата П. Н. было не из легких, особенно после опубликования Правительственного сообщения, в коем председатели собраний привлекались к ответственности за обсуждение нежелательных вопросов. Он вышел из положения, написав следующее письмо Мирскому: {99} "Хочу доложить Вам, глубокоуважаемый князь, и просить не отказать всеподданнейше доложить Государю, какие мотивы руководили мною при разрешении Земству высказаться.
      По существующему убеждению, которое я вполне разделяю, Россия находится ныне в эпохе революционного движения и анархии. То, что происходит, вовсе не одно лишь простое волнение молодежи. Молодежь является лишь отражением того состояния, в котором находится общество. Состояние это в высокой степени опасно и страшно, как для всего отечества нашего, для всех нас, в особенности же для священной особы самого Государя. А посему долг каждого истинного верноподданного - предотвратить всеми зависящими от него мерами непоправимое бедствие.
      На-днях я имел счастье представляться Государю Императору. Я старался объяснить ему, что то, что ныне происходит "ce n'est pas une simple emeute, mais une revolution". Что вместе с тем русский народ толкают на революцию, которую он не хочет, и которую Государь может предотвратить. Но путь для этого один, единственно один - это путь царского доверия к общественным и сословным силам.
      Я горячо убежден, всеми силами своей души, что, пожелай Государь доверчиво сплотить эти силы вокруг себя, Россия избавится от всех ужасов нависшей над ней кровавой смуты, поддержит своего Царя и его самодержавную власть и волю. При таком душевном состоянии всех людей, думающих о всем сказанном с ужасом и отвращением, не дать этим людям возможности высказать своему Государю то, что так страшно и мучительно у каждого болит - прямо выше сил человеческих. Нельзя молчать, когда отечество в опасности, нельзя не подумать о том, в каком состоянии находятся все те, у которых семья, дети... Пусть я даже буду признан формально виновным, как {100} Председатель земского собрания, но совесть моя перед Государем чиста, и я спокоен".
      Среди этой накаленной и возбужденной атмосферы грянуло еще известие о падении Порт-Артура...
      Сергей Николаевич мучительно и болезненно переживал это тяжелое событие. В неоконченной и оставшейся ненапечатанной статье он писал:
      "Свершилось!.. Пал Порт-Артур после беспримерной борьбы, удивившей мир! И эта доблесть русских героев, которой будет гордиться Россия, не спасла ее от поражения и позора. И сердце полно горем и болью, и гневом, и мстительным стыдом, стыдом неумолимым, непрощающим, требующим удовлетворения".
      Из Записной книжки - 29 декабря:
      "Не записывала все это время, потому что пера в руки брать не хотелось. Вспоминая впечатления, вызванные в прошлом году гибелью "Петропавловска" и Макарова, невольно недоумеваешь... Трудно объяснить себе настроение общества теперь. Театры ни на один день не закрылись и были полны публикой. Профессор В-ий в день падения Порт-Артура был в Художественном театре и выражал негодование, что видел там военных... Брат Петя (Петр Ник.) заезжал к нам в сочельник и негодовал, что в соборах не служат панихиды, и каждый ждал от другого проявления чувства, которого сам не проявлял. И у всех был один вопрос в душе: что ж будет дальше и чего теперь желать? Впереди полный туман. А если что-нибудь ясно внутри - это растущая ненависть и жажда мщенья, но не против японцев: нарастание революционного духа. В самый день взятия Порт-Артура в Думе состоялось чествование кн. В. М. Голицына, и В. Н. Бобринская прилетела оттуда к нам сообщить, что, несмотря на падение Порт-Артура, чувствовался необычайный подъем духа (!?).
      {101}
      ГЛАВА ВТОРАЯ
      Из Записной книжки - 11 января 1905 г.:
      "Известие о петербургских беспорядках 9-го января распространилось в Москве к вечеру из редакций газет, куда сообщались сведения по телефону.
      Было воскресенье, и мы, по обыкновению, обедали в этот день на Знаменке у брата Пети. Все волновались, но достоверного никто ничего не знал. Тогда я предложила, на свою голову, попробовать вызвать из Петербурга по телефону А. Лопухина (А. А. Лопухин - директор Деп. Полиции.). К удивлению, мне это удалось. На мой вопрос: правда ли, что в толпу стреляли из пушек и убито 200 человек, он отвечал, что стреляли залпами, и убито 50 человек. Подробностей передать он мне не мог, и больше я ничего не узнала. Только к вечеру 10-го появилось Правительственное сообщение и началась забастовка на московских фабриках.
      Сегодня весь день все в страшном возбуждении: ждут на завтра сражения в Москве.
      Среди дня говорили о забастовке 25 тыс. рабочих. Говорят, что Цинделевская фабрика хотела работать, но с других фабрик пришли рабочие и заставили их примкнуть к движению. Слухи противоречивые: с одной стороны, идет запугивание, с другой - уверяют, что все завтра же придет в порядок.
      Получено известие о назначении Трепова генерал-губернатором Петербурга с громадными полномочиями. {102} Известие это одинаково волнует и возмущает людей самых противоположных мнений и с разных точек зрения.
      Интересны подробности, которые сообщает С. Глебова.
      Трепов по приезде в Петербург был назначен дежурным флигель-адъютантом к Государю. Во весь день Государь ему ни слова не сказал по поводу покушения на него, Трепова, только что бывшего, и до такой степени был с ним леденяще холоден, что Трепов, как преданный слуга старого закала, вернулся домой совершенно этим убитый и уничтоженный. Жена его Софья Сергеевна Трепова писала сюда своей дочери Глебовой, что радуется, что отъезд ее мужа на войну должен состояться послезавтра. И письмо это получено было одновременно с депешей о его назначении и переселении всего его семейства в Зимний дворец. Здесь на эту царскую милость многие смотрят, как на подписание Трепову смертного приговора... Как объяснить психологию Государя!
      Впоследствии А. Лопухин рассказал нам подробно, как было дело (Записано с его слов 9-го февраля).
      "Про беспорядки 9-го января А. Лопухин говорит, что можно только удивляться малому количеству жертв. Войска так озверели от оскорблений толпы, что трудно было сдерживать их от массового истребления этой толпы. Официальные цифры пострадавших выше, а не ниже правды. Произошла ошибка: полиция сложила убитых и раненых вместе - 333, а затем показала убитых отдельно 96 человек. В действительности 126 убитых и умерших от ран и 207 раненых.
      В ночь с 9-го на 10-е А. Лопухин и Рыдзаевский убеждали Мирского до 3-х часов ночи ехать в Царское и убедить Государя в необходимости сказать свое слово. Составлено было краткое, но сильное обращение к народу, где говорилось, что мятеж есть {103} мятеж и во время войны еще более преступный, чем в мирное время. Кн. Мирский наконец убедился их доводами, но вместо того, чтобы отвезти лично Государю это воззвание, препроводил его ему при письме.
      Проходит день, другой, третий. Из Царского ни слова... Наконец, Мирский туда едет, и Государь ему говорит, что воззвание хорошо написано, и он его одобряет, но не желает одного, чтоб оно исходило от его имени...
      Мирский пытался ему объяснить, что от него, Мирского, оно не может иметь никакого значения, но царь настоял на своем. После этого последовало назначение Трепова, и через несколько дней воззвание к рабочим от Трепова и Коковцева с объявлением, что требования и нужды рабочих будут рассмотрены в особом совещании.
      О выборе депутатов из рабочих для представления Государю А. Лопухин рассказывал, что это выдумка Трепова, поддержанная Фредериксом, о которой ни один министр не был преуведомлен.
      По окончании первого заседания о рабочем вопросе, когда многие уже разъехались, Фредерикс, закуривая сигару, вдруг сказал:
      - А интересно, каков будет результат завтрашней депутации.
      - Какой депутации? - спросил Витте.
      Тогда Фредерикс сообщил, что Государь примет завтра депутацию от фабрик. Депутаты будут по назначению от фабрикантов, от каждой фабрики, имеющей 100 рабочих.
      Витте руками развел... и сказал Фредериксу:
      - Мы тут несколько часов подряд рассуждаем о том, как успокоить фабрики, а вы не сочли нужным сообщить нам такое известие!
      А. Лопухин предсказывает, что теперь выборы {104} будут самые радикальные, депутаты выступят с политической программой, и если ее откажутся принять, они сорвут комиссию.
      Так оно и случилось...
      В тот год в Москве в конце января должны были состояться дворянские выборы. И ввиду того, что московское дворянство еще не собиралось со дня рождения наследника престола, предстояло обсудить текст верноподданнического адреса по случаю счастливого события. Ряд земств и дворянских обществ уже высказались и среди высказанных ими пожеланий преобладало одно, общее, о созыве народных представителей. Выскажется ли московское дворянство в этом смысле или осудит все современное движение как "смуту" и "крамолу"? - вот вопрос, который занимал и волновал в то время все московское общество.
      Из Записной книжки - 18 января:
      "Вчера вечером состоялось второе совещание по поводу дворянского адреса. На первом много говорил Ф. Д. Самарин, защищая свою записку против блестящих возражений Ф. Ф. Кокошкина (Записка развивала мысль, что начало общественному движению положено земским съездом и является плодом агитации известной группы лиц, желающих воспользоваться войной и настоящим тяжелым положением, чтобы исторгнуть от правительства согласие на созыв народных представителей. Считая совершенно несвоевременным возбуждение такого вопроса во время войны, записка и по существу высказывается против представительных учреждений.).
      Брат Сережа и Д. Н. Шипов намеренно молчали. Главным основанием всех возражений Ф. Самарина была "несвоевременность"... поднятых вопросов. Очень слабо ему возражали кн. Долгорукий и Клейст. В заключение Ф. Д. Самарин, с красивой вибрацией своего баритона, сказал, что русский народ не знал {105} другой царской власти, кроме "самодержавной" и, Бог даст, и не узнает...
      Вчера говорил Сережа. Он вернулся домой в 2 часа ночи. Я не ложилась, ждала его. Он страшно был утомлен, так как с утра был на пяти заседаниях. Он почти дословно, по его словам, передал мне и своей жене (Прасковье Владимировне) свою речь.
      А. Г. Щербатов (из Самаринской партии) говорил на этот раз первым и с большим подъемом о значении настоящей войны, чем вызвал в зале большое одобрение... Сережа начал с того, что он от всей души присоединяется к горячей патриотической речи кн. Щ-ва и к мыслям, высказанным им по поводу важности и значения настоящей войны для России. Но скрывать от себя правду нечего. Это лишь передовая стычка, первая страница начинающейся гигантской борьбы с монгольской расой, от которой зависит все будущее России. Как же должны мы быть сильны и крепки, чтобы выйти победоносными из такой борьбы!
      Возражая против записки Ф. Д. Самарина, брат сказал:
      "В минуту, когда требуется необычайный национальный подъем для одоления врага и всех задач, поставленных войной, своевременно ли взывать к реакции и приводить страну в состояние стоячего болота? Вооруженная реакция может привести страну к молчанию, но даст ли она нам силу победить врага?.."
      После этого адрес Самариных не получил 2/3 голосов. Но на следующий день Самарины внесли кое-какие поправки в свой адрес и он получил 2/3 адрес же Кокошкина и Герасимова остался за флагом.
      Рассуждения Самаринской записки представляются непонятной слепотой. Казалось бы, что вся {106} политика, вовлекшая нас в эту несчастную войну, наглядно доказывает, что "самодержавная" власть не стоит у нас выше всех частных и партийных интересов. Как же, после всех вскрывшихся злоупотреблений, закрывать глаза на действительность и продолжать утверждать, что "самодержавие" выше их и не имеет иных целей кроме блага народа и страны.
      При большой дружбе и привязанности к семье Самариных, с которыми мы были в близком родстве (Ф. Д. Самарин был женат на моей старшей сестре Антонине Николаевне.), мне тяжело бывало видаться с ними и избегать опасных тем для разговоров и, когда уж слишком накипало, я прибегала к письменному общению. На одно из таких писем Ф. Самарин отвечал мне:
      "То разномыслие, о котором ты говоришь, в сущности всегда было, только теперь переменились общественные условия. Мне, при всей моей неохоте к каким-либо публичным заявлениям, пришлось высказаться и различие наших взглядов почувствовалось сильнее, чем прежде. Не знаю, нужно ли говорить тебе, как мне было тяжело, что я не могу идти об руку в общественных делах с твоими братьями. Кажется, это было у меня на лице написано. Но, право же, это не мешает мне любить их по прежнему, и никакой пропасти между нами из-за этого не образовалось. И это именно потому, что я ценю прежде всего суть человека, как ты выражаешься, а не мнения его, которые могут быть ошибочны, могут меняться..."