Дети, женщины, старики... Военный совет фронта просит красноармейцев и командиров . вашего полка продержаться здесь сутки. Только сутки! Железнодорожники обещают за эти двадцать четыре часа обеспечить полную эвакуацию со станции раненых и беженцев. Вы будете держаться не одни. Слышите, гудят тягачи? Это подходит к вам на подмогу полк тяжелой артиллерии... Итак, только одни сутки, товарищи! И этим вы спасете от верной гибели советских людей, которые, как вы сами понимаете, перед лицом врага совершенно беспомощны...
      Простота, откровенность и душевность, с которыми говорил бригадный комиссар, покорили нас. Мы дружно заверили его, что продержимся тут столько, сколько будет нужно.
      - Вот за это вам большое спасибо, - поблагодарил Леонид Ильич Брежнев.
      Посыпались ему, как и полагается, вопросы. Он отвечал на все без утайки. Помню, командир нашего расчета Степан Ушаков спросил:
      - Долго ли еще, товарищ бригадный комиссар, отступать-то будем? Ведь стыдно людям в глаза смотреть...
      Ответил. Воюем, сказал, с фашистами одни, а на них вся Европа работает. К тому же союзники наши тянут с открытием второго фронта. Это-то и дает возможность врагу все силы сосредоточивать против нас... Но бригадный комиссар обратил внимание и на то, что в нынешнем, сорок втором, году у Гитлера сил хватило лишь для наступления здесь, на юге. Потому-то и сложилось на нашем фронте столь тяжелое положение. Но все это, говорит, временно, врага мы все равно остановим. А потом погоним со своей земли!
      Вопросов к Леониду Ильичу Брежневу больше не было. И тут уж он сам начал их задавать. И перво-наперво обратился ко мне, поскольку я ближе всех к нему:
      - Вот вы, товарищ боец, в партии состоите?
      - Нет, не состою...
      - А видели, как коммунисты с врагом дерутся?
      - Много раз, товарищ бригадный комиссар. И не только видел, но и сам учился бить его у коммуниста Мартынова, у командира своего расчета. Погиб он... Видел, как утонул, спасая во время переправы через Днепр пушку, и политрук роты Пустовалов...
      - А кто же таких героев заменит в партии, товарищ Сурин?
      Задели эти слова бригадного комиссара меня за сердце. Ведь я и сам давно подумывал о вступлении в партию. Да робел как-то. А вот перед тем боем подал-таки заявление секретарю партбюро батальона...
      У той реки мы продержались около полутора суток. Бригадный комиссар все это время оставался в нашей части, я его еще не раз видел. Правда, уже издали...
      А тут меня в шею ранило. В госпитале, в Махачкале, мне и вручили орден Красной Звезды. За тот бой, перед которым я заявление-то о приеме в кандидаты партии написал...
      В разгар фашистского наступления на Северном Кавказе штаб фронта создал из коммунистов Азербайджана, Грузии, Армении, Дагестана, Ставропольского и Краснодарского краев четыре особых ударных отряда для усиления наших частей на наиболее опасных направлениях. И вот как-то командующий Северо-Кавказским фронтом Маршал Советского Союза С. М. Буденный в беседе с нами, корреспондентами, сообщил, что наиболее удачно действует отряд, который был сформирован при непосредственном участии бригадного комиссара Л. И. Брежнева.
      Маршал посоветовал нам:
      - Встретиться с бригадным комиссаром вы, пожалуй, сейчас не сумеете. А вот подробности о сформированном им отряде можете узнать у генерала Малиновского. Правда, Родион Яковлевич собирается ехать к новому месту своего назначения. Но если у него найдется время... Словом, он командовал Южным фронтом, затем был моим заместителем здесь, на Кавказе, и по поручению Военного совета фронта координировал действия этих ударных отрядов. А Леонид Ильич Брежнев работал заместителем начальника политуправления Южного фронта. Значит, Малиновский его хорошо знает... Зайдите вон в ту хату,- показал С. М. Буденный на небольшой дом на противоположной стороне улицы. - Думаю, Родион Яковлевич ответит на ваши вопросы...
      Генерал-лейтенант Р. Я. Малиновский время нашел, и наша беседа с ним продолжалась не менее полутора часов.
      - Центральный Комитет партии, как вам должно быть известно, - говорил Родион Яковлевич, - мобилизовал и послал на фронт сотни тысяч коммунистов. В том числе и много партийного актива - членов и кандидатов в члены ЦК, секретарей ЦК компартий союзных республик, секретарей крайкомов, обкомов, горкомов, райкомов... Я считаю, Южному фронту очень повезло, что к нам в политуправление пришел секретарь Днепропетровского обкома партии Леонид Ильич Брежнев - опытный партийный работник, большевик-ленинец...
      Малиновский сделал короткую паузу, а затем начал рассказывать о своем бывшем фронте.
      - Правда, этого фронта сейчас нет, он слит с Северо-Кавказским, но без излишней скромности могу сказать, что наши армии тоже сыграли свою роль в боях с врагом... Это наш фронт преградил осенью 1941 года путь фашистским войскам на Кавказ. Помните удар советских армий по гитлеровцам у Ростова-на-Дону и освобождение этого города? Нельзя сбрасывать со счетов и операцию наших соединений у Барвенкова и Лозовой...
      Но это пока лишь вступление, - улыбнулся Малиновский. - Вас же интересует, как я понял, Леонид Ильич Брежнев и отряд, который был им создан, так? Что ж, мнение командующего фронтом об этом отряде вам уже известно. Хочу от себя добавить, что отряд по своему составу интернационален. В нем плечом к плечу бьются с фашистами русские и украинцы, грузины и армяне, азербайджанцы и дагестанцы. В ходе боевых действий численность и силы отряда непрерывно растут за счет групп и подразделений, по тем или иным причинам оторвавшихся от своих частей. Сейчас в нем более трех тысяч бойцов и командиров, он имеет пушки, минометы, пулеметы и даже свой автотранспорт.
      Ну а что касается непосредственно Леонида Ильича... Сразу скажу, что бригадный комиссар Брежнев выполнил не одно важное поручение Военного совета. И выполнил образцово! Помню его энергичную деятельность по материальному обеспечению частей во время боев у Барвенкова. Мне рассказывали, что товарищ Брежнев был в передовых полках, освобождавших в сорок первом году Ростов-на-Дону...
      Вы же и сами знаете, как скупо даются у нас боевые награды. Так вот, Леонид Ильич Брежнев в числе первых политработников получил орден Красного Знамен"!
      Вспоминаю еще и такой факт. Ударной силой фашистской армии, как известно, являются танки. Значит, борьба с ними, уничтожение их - главное условие для достижения успеха в любом бою, в любой большой или малой операции. На Южном фронте мы тоже придавали большое значение организации противотанковых артиллерийских опорных пунктов. В политуправлении фронта этими вопросами больше всех занимался Леонид Ильич. Привлек к ним и военные советы, политорганы армий, политотделы соединений, парторганизации частей и подразделений, фронтовую и армейскую печать.
      Во многих опорных пунктах товарищ Брежнев побывал лично сам. Мне, например, рассказывали, как Леонид Ильич напутствовал личный состав артиллерийской батареи, которой командовал старший лейтенант Огаян. "Война, конечно, дело невеселое,- говорил бригадный комиссар..- Но коль фашисты навязали нам ее, надо научиться воевать по-настоящему, уметь в нужный момент побороть в себе робость и страх. Враг не так страшен, как он хочет себя показать. Главное для бойца - верить в свои силы, верить, что он сильнее любой грозной машины. Тогда перед ним и танк попятится".
      Так беседовал с артиллеристами Леонид Ильич. А результат? В ноябре 1941 года та же батарея Огаяна отбила под Ростовом атаку сразу шестидесяти фашистских танков! А в следующем бою все ее расчеты пали смертью храбрых, но не отступили ни на шаг. 17 танков сожгли тогда советские богатыри! Родина высоко оценила их подвиг. В частности, старшему лейтенанту Сергею Огаяну и политруку батареи Сергею Вавилову посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.
      Кстати, вы читали знаменитые горбатовские "Письма товарищу"? Берут за сердце, не правда ли? Так вот, мне Борис Леонтьевич Горбатов лично говорил, что тема и пафос этих писем родились у него после бесед с Леонидом Ильичом Брежневым...
      На улице раздались нетерпеливые автомобильные гудки. Родион Яковлевич замолчал, сосредоточенно посмотрел на часы. Мы поняли, что ему пора уже ехать, и встали. Малиновский тепло попрощался с нами.
      Вскоре до нас дошла весть, что Р. Я. Малиновский принял под Сталинградом армию, которая впоследствии под его командованием пресекла все попытки гитлеровского фельдмаршала Манштейна прорваться к окруженным войскам Паулюса.
      * * *
      С очередной почтой из Москвы мне было переслано письмо пулеметчика сержанта И. В. Перегудова. В нем он писал, что сражается на Малой земле, у Новороссийска. Крепко бьет фашистов. Но одно плохо, что к ним, на Малую землю, с большими перебоями доставляется почта. Еще хуже обстоит дело со снабжением красноармейцев махоркой. А уж о положенных фронтовых ста граммах и говорить не приходится. Вот он и просит редакцию "Красной звезды" расшевелить снабженцев своим острым печатным словом...
      И редакция, и мы, фронтовые корреспонденты, конечно же знали, с какими трудностями сопряжено снабжение сражающихся на Малой земле всем необходимым. Но сигнал есть сигнал, его требуется проверить. И проверить на том месте, откуда он поступил. Поэтому-то я и вручил письмо сержанта Перегудова своему коллеге майору Н. Н. Прокофьеву, который как раз находился а соединениях бывшей Черноморской группы войск. Прокофьев побывал на Малой земле, проверил жалобу пулеметчика. Как и ожидалось, она оказалась обоснованной...
      А вскоре и мне было приказано выехать под Новороссийск, чтобы организовать от начальника политотдела 18-й армии полковника Л. И. Брежнева статью о партийно-политической работе в период оборонительных боев. Предполагалось использовать в ней примеры с Малой земли.
      И вот мы с майором Н. Н. Прокофьевым у Л. И. Брежнева. Молодое и выразительное лицо полковника, с темными бровями над добрыми и умньми глазами, лучилось приветливой улыбкой. Он вышел из-за стола, каждому крепко пожал руку.
      - Вы из Москвы или из Краснодара? Впрочем, товарищ Прокофьев, можно сказать, уже прописан у нас. Встречались. А вы?
      Я представился, рассказал о целях приезда в армию, показал телеграмму из Москвы.
      Л. И. Брежнев какое-то время молчал, а затем сказал:
      - Да, мне уже звонили по этому поводу из Краснодара. И все-таки я должен дать вам отрицательный ответ. Думаю, для такой статьи сейчас не самое подходящее время. Мы испытываем большие трудности, особенно со снабжением. И боевые успехи не везде хорошие... Нет, лучше все-таки повременим. Вот сделаем дело, тогда посмотрим.
      Убедившись, что поручение редакции выполнить невозможно, я вспомнил о письме пулеметчика Перегудова. Попросил Н. Н. Прокофьева показать его Л. И. Брежневу и рассказать о своей поездке на Малую землю.
      Леонид Ильич слушал внимательно. А когда сам прочитал письмо пулеметчика, то лицо его сделалось строгим и даже суровым.
      - Видите? - поднял он на нас глаза. - А вы написать статью просите... Встал из-за стола, прошелся по комнате. - Ни наши снабженцы, ни многие командиры и политработники, к сожалению, пока еще не понимают, что бойцу письмо из дома или махорка - это тоже оружие. Продовольствие, почта - дело важное, политическое. А у нас к нему иногда относятся спустя рукава. Судят: без патронов, снарядов и мин воевать нельзя, а без письма матери или жены, без курева боец, мол, проживет. Как же это неверно! Какая политическая близорукость! - Л. И. Брежнев говорил уже с сердцем, гневно. - Прошу, товарищи, оставить это письмо мне. Мы сейчас как раз готовим к заседанию Военного совета армии вопрос о снабжении войск. Вот я и познакомлю на нем всех с письмом товарища Перегудова.
      А недели две спустя мне представилась возможность ознакомиться с решением Военного совета 18-й армии о материальном снабжении войск на Малой земле. В документе угадывалась рука Л. И. Брежнева. Во всяком случае, некоторые фразы, прозвучавшие в разговоре с нами, целиком были положены в это решение. Упоминалось в нем и о письме пулеметчика И. В. Перегудова.
      О деле капитана И. Л. Щукина мне рассказал член Военного совета фронта генерал В. А. Баюков.
      - Очень советую зайти в наш военный трибунал и ознакомиться с делом капитана Щукина, - сказал он, - Интересное и, главное, поучительное это дело. Человека ждала суровая кара. Но вмешались мы, Военный совет, и дело приняло другой оборот. Вернее, вмешался начальник политотдела армии товарищ Брежнев, а мы его поддержали...
      На следующий же день я зашел в трибунал.
      ...Дело на Ивана Леонтьевича Щукина уместилось в одну тоненькую папку. Суть его вкратце такова. При отступлении по кубанским степям в 1942 году у безымянной высоты близ хутора Н. противотанковый дивизион 45-мм пушек прикрывал отход нашей части. К вечеру позиции этого дивизиона атаковали вражеские танки. Советские артиллеристы смело вступили в бой с противником, хотя на его стороне был явный перевес в силах. И вот будто бы в самый разгар жестокой схватки с врагом командир 2-й батареи старший лейтенант Щукин Иван Леонтьевич, 1917 года рождения, член КПСС с марта 1942 года, женатый, уроженец города Ленинграда, имеющий два ранения и награжденный орденом Красной Звезды и медалью "За отвагу", бросил свое подразделение и скрылся в неизвестном направлении. Оставшись без командира, эта батарея якобы тоже прекратила сопротивление и была раздавлена фашистскими танками. "Изменнические действия Щукина, - говорилось в деле, - привели к гибели едва ли не всего дивизиона, а также к неоправданно большим потерям в части, которую он прикрывал".
      В деле имелся рапорт командира дивизиона, его показания следственным органам, а также показания трех других бойцов-артиллеристов, находившихся в то время в госпитале.
      Почему-то так случилось, что до апреля 1943 года дело И. Л. Щукина лежало без движения. Но в апреле оно попалось на глаза следователю. Был назначен розыск Щукина. Его нашли в одной из артиллерийских частей - уже в звании капитана и в должности командира дивизиона. А когда нашли - арестовали и дали делу ход.
      В деле хранилась и запись допросов Щукина. Капитан категорически отрицал свое бегство с поля боя и, напротив, рисовал совсем иную картину событий. Он, в частности, утверждал; что его батарея первой вступила в бой с фашистскими танками и подбила четыре вражеские машины. А после отражения атаки ему пришлось взять на себя командование всем дивизионом, так как его командир уехал на грузовой машине в тыл за боеприпасами и почему-то не возвратился... Атаки фашистов продолжались до вечера. Дивизион подбил двенадцать танков, но и наши потери были тоже тяжелыми: разбито 6 орудий, убито 12 и ранено 22 человека. Совсем плохо стало с боеприпасами. Связи с полком и дивизией не было...
      Поздно вечером, как утверждал Щукин, к ним в дивизион заехал какой-то бригадный комиссар, фамилию которого он не помнит. Бригадный комиссар поблагодарил артиллеристов за отвагу и мужество, помог организовать эвакуацию раненых, а прощаясь, обещал принять меры для усиления дивизиона и присылки боеприпасов. К утру действительно на помощь дивизиону подошла зенитная батарея капитана Скорнякова. На трех автомашинах привезли биеприпасы. Но в тот день фашисты почему-то не атаковали. Щукин лично ездил в разведку и врага поблизости не обнаружил. Лишь после этого он, по совместному решению с командиром зенитной батареи капитаном Скорняковым, отвел дивизион от безымянной высоты.
      Его артиллеристы и зенитчики в последующие дни четырежды вступали в бой с вражескими танками. Понесли новые потери. С оставшимися расчетами и орудиями Щукин отошел к Майкопу, а затем и еще дальше - до станицы Хадыженской. Здесь во время бомбежки был ранен и в беспамятном состоянии доставлен в госпиталь. После госпиталя, по излечении, через управление артиллерией Черноморской группы войск получил новое назначение.
      Щукин просил сделать ему очную ставку с бывшим командиром дивизиона, а также разыскать капитана Скорнякова и допросить его. Еще он просил разыскать политрука Саркисяна, который был ранен у высоты и эвакуирован по распоряжению того незнакомого бригадного комиссара. Саркисян наверняка знает его фамилию. А бригадный комиссар сможет подтвердить все, что он, Щукин, тут показал.
      Скорнякова и Саркисяна прокуратура сразу не нашла. Зато с командиром дивизиона очная ставка состоялась. И поверили не Щукину, а тому, уехавшему якобы за боеприпасами командиру дивизиона...
      И тут об аресте Щукина узнал капитан Саркисян. На другой день он был уже в политотделе 18-й армии, чтобы доложить о случившемся полковнику Л. И. Брежневу. Оказывается, к артиллеристам в район безымянной высоты заезжал именно он, Леонид Ильич Брежнев, и он же эвакуировал в тыл раненого Саркисяна.
      Начальник политотдела хорошо помнил тот бой, поэтому сразу же позвонил и в Военный совет, и в военный трибунал. Попросил не торопиться с окончательным решением дела капитана Щукина, так как здесь допущена вопиющая несправедливость. Щукин подлежит не наказанию, а награждению. Свои доводы Л. И. Брежнев обещал тотчас же изложить письменно...
      Позже я встречался с капитаном И. Л. Щукиным. Счастливее его, казалось, не было человека на свете. Воевал он отлично. Я спросил, не бывал ли он у Л. И. Брежнева.
      - Был, как не быть, - ответил Иван Леонтьевич. - Ведь если бы не товарищ Брежнев, то я и не знаю, как бы сложилась моя дальнейшая судьба... Он меня принял, узнал, обнял. А благодарность мою переадресовал Саркисяну. "Благодари его, - сказал мне Леонид Ильич, - этого чудесного человека, настоящего большевика. А моя роль в этом была второстепенной, служебной". Согласен, Саркисян оказался действительно чудесным человеком. Но и участие товарища Брежнева я век не забуду!
      * * *
      Госпиталь в Сочи. В большое окно палаты на втором этаже гулкими зарядами бьет весенний морской ветер.
      Сидим с врачом И. М. Галкиным у кровати краснофлотца Федора Дудышкина. Он ранен в грудь в рукопашной схватке на Малой земле.
      Утром начальник политотдела 18-й армии полковник Л. И. Брежнев вручил ему от имени Военного совета орден Красного Знамени. А затем всех награжденных угостил виноградным вином. И вот, выпив четверть бокала, Дудышкин сразу же заснул.
      - Еще не успел окрепнуть... Кинжал врага прошел рядом с сердцем, - тихо говорит И. М. Галкин.
      Краснофлотец Федор Дудышкин трижды ходил в группе разведчиков морской бригады на захват "языка". Дважды эти вылазки кончались успешно - моряки в первый раз захватили в плен ефрейтора, во второй - офицера. Этого офицера, кстати, скрутил и вынес на себе Дудышкин. А вот во время третьего поиска разведчики натолкнулись на вражескую засаду. Схватились с гитлеровцами врукопашную. Здесь-то Дудышкин и был ранен в грудь. Но, собрав последние силы, доставил в свое расположение получившего еще более тяжелое ранение старшину 1-й статьи Коваленко...
      - Это вы, Илья Михайлович? - спросил вдруг Галкина проснувшийся от нашего негромкого разговора Дудышкин.
      - Я, Федя, я. А со мной - корреспондент "Красной звезды". Хочет поговорить с тобой, - ответил военврач.
      Я стал задавать краснофлотцу вопросы. Дудышкин отвечал. Правда, время от времени говорил, словно извиняясь:
      - Отдохну немного...
      У него рыжеватые волосы, продолговатое, с бледными, впалыми щеками лицо, бескровные губы.
      Я думал, что Дудышкину лет двадцать пять, если не больше. Но оказалось только двадцать. На флот призван с Дальнего Востока, до войны жил и работал в Комсомольске-на-Амуре.
      Недавно прибыл в район Новороссийска, был зачислен в морскую пехоту.
      - Как говорится, с корабля на бал, - пытается шутить Дудышкин. - С неделю только и пробыл на учебном пункте. Тренировался днем и ночью. Я хорошо овладел приемами гранатометания и ближнего боя. А затем боевая тревога - и марш в порт, где стояли транспортные средства. Провожали нас адмирал и полковник Брежнев. Состоялся короткий митинг. Я думал, что начальство, пожелав нам успехов, сядет в автомобиль и... Но нет, ошибся. Полковник Брежнев поднялся вместе с нами на первый корабль, а адмирал, говорят, тоже пошел на одном из катеров...
      Отвалили, значит. Полковник Брежнев подсел к нам, закурил. Спросил меня, давно ли, мол, с Дальнего Востока. Сказал, что в свое время служил в Забайкалье. Поинтересовался моей гражданской специальностью. Я сказал, что работал подручным сталевара.
      - Вот здорово! - радостно воскликнул Леонид Ильич. - Ведь и я имел кое-какое отношение к этой профессии.
      Тут налетели вражеские самолеты. Мне по неопытности стало как-то не по себе. Хотел было в трюм нырнуть. Но полковник Брежнев удержал:
      - Возьми себя в руки. Уверяю, ни одна бомба в нас не попадет. Взгляни-ка на небо. Видишь, какой сильный зенитный огонь?
      И ведь верно, налет для нас окончился благополучно...
      Вблизи Новороссийска уже вражеская артиллерия открыла огонь. Да такой плотный, что с ума можно сойти. И тут опять слышу голос товарища Брежнева:
      - Сейчас наша тяжелая морская артиллерия заставит замолчать фашистские пушки. Видите сполохи в горах? Это наши... И смотрите, уже не так плотен огонь противника...
      Уже позднее я узнал, что товарищ Брежнев бывал и в более тяжких переплетах. Говорили, что однажды его взрывом сбросило в море...
      Ну, подходим, значит, к Малой земле. Причалы все разбиты. А море прямо кипит от осколков мин и снарядов. Надо прыгать в воду. И что же? Полковник первым подходит к борту. Но тут мы его опередили и даже помогли начальнику политотдела сухим добраться до берега.
      Товарищ Брежнев вместе с нами шел до самого переднего края. А на прощание пожал мне руку, пожелав боевых удач...
      Двадцать дней пробыл я на Малой земле. И трижды за это время видел Леонида Ильича. В последний раз он прибыл к нам с просьбой попытаться взять у противника "языка" покрупнее. Сказал:
      - Хорошо бы офицера...
      Вот тогда-то я и притащил на себе того фашиста с серебряными погонами...
      Дудышкин достал из тумбочки орден Красного Знамени, любовно подышал на него и продолжил:
      - А вот сегодня боевую награду получил. И очень рад, что ее вручил мне именно полковник Леонид Ильич Брежнев. "Мы теперь с тобой, товарищ Дудышкин, сказал он, - боевые друзья. И я тебя поздравляю не только как представитель командования армии и Военного совета, но и лично, как фронтовой друг". И поцеловал меня...
      * * *
      С командующим 18-й армией Северо-Кавказского фронта генералом К. Н. Леселидзе я познакомился гораздо-раньше, еще в дни обороны Тулы. Тогда, осенью 1941 года, полковник Леселидзе был начальником артиллерии 50-й армии. Вторично мы встретились в Закавказье, в районе Сухуми, где, уже генерал-лейтенант, К. Н. Леселидзе командовал сначала корпусом, а позднее и 46-й армией, оборонявшей перевалы Главного Кавказского хребта.
      И вот теперь вхожу в блиндаж командующего 18-й армией. Сопровождающий меня капитан открывает дверь, и я вижу склонившегося над картой, такого знакомого генерала. Леселидзе тоже узнал меня, пошел навстречу.
      - Вот ведь как бывает в боевой жизни, - говорит он после обмена крепкими рукопожатиями. - Тула, Сухуми, а вот теперь Новороссийск... И что удивительно: когда был в Туле, думал, что тяжелее на всем фронте, наверно, не встречу места. А затем эти перевалы. Там бывали дни потяжелее тульских. Казалось, что именно здесь пик напряжения. Теперь вот Новороссийск, Малая земля...
      Он подводит меня к оперативной карте и рассказывает об ожесточенных боях, которые ведет его армия. Потом спрашивает о цели моего приезда. Я поясняю, что редакция поручила мне организовать статью от начальника политотдела его армии полковника Л. И. Брежнева. Тема - партийно-политическая работа в обороне. Желательно на примерах с Малой земли. Но, несмотря на положительную реакцию по этому поводу Военного совета фронта, Леонид Ильич Брежнев отказывается писать эту статью. Говорит, что для подобного выступления не совсем подходящее время. Армия, мол, испытывает большие трудности со снабжением. И боевые успехи не везде хорошие...
      Леселидзе довольно улыбается.
      - Что ж, узнаю начальника нашего политотдела. И под его словами тоже могу поставить свою подпись. Он прав, прав и еще раз прав! Нам сейчас не до статей. Проблем и трудностей - сотни... - Прошелся взад-вперед по блиндажу. И продолжил: - А политотдел у нас, честно скажу тебе, крепкий. Боевой! И выше всяких похвал - его начальник, Леонид Ильич Брежнев. Это сгусток энергии, инициативы и самых лучших человеческих качеств. Большевик с большой буквы!
      Я пересказал К. Н. Леселидзе нашу беседу с генералом Р. Я. Малиновским. Признался, что у меня все больше и больше крепнет желание написать очерк о Леониде Ильиче Брежневе.
      - Я тебе тоже могу рассказать о своем начальнике политотдела многое. И расскажу. Раз такое дело, не пожалею времени...- Развел руками. - Только, дорогой мой, л сомневаюсь, чтобы вдруг, сейчас, о нас начали писать и печатать очерки. Очень сомневаюсь. Ты читал очерк или статью хотя бы об одном начальнике политотдела армии, командующем или члене Военного совета? То-то...
      Генерал К. Н. Леселидзе снова сделал паузу. Сильно потер пальцами свой высокий лоб. И, энергично рубя рукой воздух, снова заговорил:
      - Но намерение твое я поддерживаю! Леонид Ильич Брежнев по-своему строит политработу. Ну вот хотя бы последний, самый свежий пример. По его инициативе мы, Военный совет армии, на днях будем обсуждать вопрос об улучшении медицинского обслуживания частей на Малой земле. И в частности, меры по ускорению эвакуации раненых на Большую землю. Буду откровенен, проблема эта преважнейшая! И пока что дело здесь поставлено из рук вон плохо. А ты можешь вообразить себе настроение здоровых красноармейцев, краснофлотцев, командиров, которые видят, как многими часами, да что там часами - "утками! - мучаются раненые в окопах и у причалов?! И Брежнев прав, заявив, что тут проблема медицинская перерастает в чисто политическую. И что же он делает? Мы по его предложению создали комиссию под председательством заместителя начальника политотдела армии майора Пахомова. Этой комиссии поручили не просто изучить работу медиков и написать докладные, а коренным образом перестроить все дело, максимально улучшить его на месте, по всей цепочке: место боя - санитарный пункт - причал - переправа на Большую землю - доставка в госпиталь. Комиссия двадцать дней работала в частях и соединениях. Значит, выступит перед нами не с абстрактными выкладками и предложениями, а выдвинет на утверждение меры, проверенные практикой, делом. Вот так, дорогой мой, работает начальник нашего политотдела полковник Брежнев...
      А теперь об авторитете. Он у него в армии огромный.
      Вот ко мне, как к командующему, то и дело обращаются с нуждами и просьбами командиры частей и соединений. И тут же просят для проверки обоснованности этих нужд и просьб кого-нибудь к ним прислать. И знаешь, чаще всего называют имя Брежнева. Почему? Да потому, что в полках и дивизиях ценят его опыт, партийную принципиальность, справедливость, верность данному слову и одновременно - простоту, доступность, душевность. Леонид Ильич всегда готов на любое, даже самое трудное и опасное дело. И любое дело у него ладится.
      * * *
      Таковы шесть рассказов людей об одном и том же человеке. Шесть характеристик коммуниста-ленинца, выдающегося политработника.
      Глава пятая. Курская дуга
      Наш путь - на Центральный фронт. Здесь, на небольшом участке орловско-курского направления, наступают крупные силы противника. Еще 5 июля 1943 года враг ввел в сражение до полутысячи своих танков и штурмовых орудий и теперь с каждым днем наращивает силы. С воздуха всю эту массу войск и техники поддерживают сотни самолетов. Направление главного удара - на Ольховатку.
      Бои идут огромного, невиданного напряжения. И тем не менее на прифронтовой дороге ни малейших признаков нервозности или тревоги. Все идет с деловым спокойствием, уверенностью в наших силах, верой в то, что враг не пройдет.
      Движение чрезвычайно оживленное. В сторону фронта двигаются колонны грузовиков, кузова которых доверху забиты снарядными ящиками. Навстречу же этим колоннам спешат санитарные машины с ранеными. Их тоже много.
      Приближение фронта заметно не только по более явственному гулу артиллерийской канонады. Вот мы поравнялись с мощным трактором-тягачом, который тянет за собой неприятельский "тигр". Грязно-темная громадина тяжелого танка производит впечатление. Придумано и сделано, пожалуй, неплохо. Но насколько же ловок и смел тот красноармеец, который сразил этот грозный вражеский танк!
      - Куда его? - спрашиваю у тракториста.
      - Да артиллеристы попросили ближе рассмотреть, что у него да как. Вот мы в тот лесок его и тянем.
      - Прямо с поля боя?
      - Известно, оттуда... Этого седьмым по счету подбили, залез дальше всех.
      Останавливаем раненого ефрейтора, который своим ходом держит путь в тот же лесок, в госпиталь. Номер своей дивизии он не называет, говорит, не положено. А вот роту...
      - Ротой командовал лейтенант Смирнов. Смирнов Евгений Федорович. Этот секрет можно раскрыть, поскольку в живых нашего ротного уже, к сожалению, нет. Погиб в контратаке... Моя фамилия Федулин, зовут Никитой, Ручным пулеметчиком в роте был... Дрались как положено. Танки, которые у него еще остались целы, пропустили через себя. А автоматчиков уложили всех, ни один фашист назад не ушел... Цифру назвать не могу, не до-счета в бою было. Но побили много...
      - По всему видать, не получилось у Гитлера с наступлением, - вступает в разговор другой раненый, сержант. - Танков его побили видимо-невидимо. А без танков фашист слабый. Не приученный он без поддержки танков воевать.
      Мы просим сержанта назвать свою фамилию.
      - Крамаренко я, из Сибири. Петр Игнатьевич. Был вторым номером в расчете противотанкового ружья. Двух "тигров" мы сожгли, а потом меня осколком мины в бок. Поначалу думал - конец. Но ничего, отошел, вон даже сам двигаюсь...
      В рощице, что за маленькой деревушкой, сидит на траве группа пленных. Около нее - наш лейтенант и два красноармейца.
      - Привал? - спрашиваю я у лейтенанта.
      - Да вроде этого... А вообще-то кухню ждем. Надо же накормить этих гавриков...
      Лейтенант неплохо знает немецкий, и мы через него задаем пленным несколько вопросов.