– Сработало? – спрашивает Мортон.
– А ну попробуй, – предлагает Сантос.
Она берет вилку и вонзает ее мне в руку. Хочу завопить и не могу. Хочу отдать своему телу приказ изменить обличье, но не могу. Кейси вытаскивает из моей руки вилку, с удовольствием рассматривает капельки крови на ее зубцах.
– Ну, босс, – говорит Сантос, – кажется, я вас предупреждал.
Он изо всех сил бьет мне в лицо кулаком. Голова моя откидывается в сторону. Глаза заволакивает белой пеленой. Но двигаться и издавать хоть какие-то звуки я по-прежнему не в силах.
Пытаюсь собраться с мыслями, но они как будто распадаются у меня в голове. Почти не понимаю разговоров Сантоса и Мортон. Все пролетает мимо.
– …убить его, – слышу я обрывок фразы Сантоса и вновь возвращаюсь в этот мир.
– Не думаю, что сможем, – возражает Кейси.
Она указывает на ранки от четырех зубцов вилки на моей руке, которые уже почти затянулись. Если бы я только мог, я бы сейчас рассмеялся. Даже после того как меня опоили, даже пребывая в состоянии, близком к коматозному, я все еще не потерял способности врачевать себя.
– Вот сукин сын! – сквозь зубы бормочет Хорхе. Он бежит на кухню и вскоре возвращается с длинным ножом для разделки мяса. – Ты убил мою сестру, мерзавец! – рычит он, хватает меня за волосы, откидывает мою голову назад и перерезает
мне горло.
Даже находясь под отупляющим воздействием вина из Слезы Дракона, я ощущаю такую боль, как будто он полоснул меня лезвием, раскаленным докрасна. У меня слезы брызжут из глаз. Но я даже вскрикнуть не в состоянии.
Он отпускает мою голову, и она безвольно клонится вперед. Я вижу, как моя кровь льется на стол. Однако через несколько секунд поток останавливается.
– Не нравится мне все это, – говорит Кейси, – смотри, как быстро на нем все заживает. Давай-ка поскорее убираться отсюда!
– Нет,- отвечает Хорхе,- не раньше, чем убьем их обоих. – Он снимает со стены меч моего отца и снова подходит ко мне.
– Почему ты думаешь, что так будет лучше, чем ножом? – спрашивает Мортон.
– Пожалуй, я так и не думаю, – Сантос отступает на шаг, а потом делает несколько выпадов подряд, пронзая меня насквозь. После этого он вытирает меч о мои брюки. Наблюдает, как за считанные минуты мои раны затягиваются.
– У нас просто нет подходящего оружия, – говорит он со злобной ухмылкой,- но я знаю, где его взять.
– Давай просто уйдем! – говорит Кейси.
– Ты забыла о собаках, – напоминает Сантос. – С ними тоже придется как-то разбираться. Всех перебить.
– Но как?
– Конечно, помощь нам не помешала бы, – соглашается Сантос. Он осматривается, и указывает на мой мобильник. – Кейси, дай-ка мне телефон.
Набирая номер, он смотрит мне в лицо:
– Ах, совсем забыл вам сказать! Я все-таки вспомнил номер телефона.
Потом он отходит в сторону и говорит:
– Это Сантос. Я насчет Питера де ла Сангре…
Он говорит очень тихо, и как я ни напрягаю
слух, расслышать содержание разговора мне не удается.
Потом они поднимают меня и ведут из комнаты к винтовой лестнице. К моему удивлению, я слушаюсь команд и могу передвигаться, когда мне придают некое ускорение. Хорхе направляет меня, то и дело покалывая острием меча.
– Следовало бы просто столкнуть тебя вниз по лестнице, ты, ублюдок! – шепчет он мне на ухо.
Кейси на него шикает:
– Тихо! В наши планы не входит разбудить эту суку – его женушку!
Мы проходим по лестнице мимо второго этажа в полном молчании. Я пытаюсь позвать Элизабет, но не могу произнести ни звука. Хочу мысленно обратиться к ней, но мысли мои путаются. Я вообще перестаю понимать, где мы, и прихожу в сознание, только когда Сантос бьет меня по лицу.
– А ну заходи в камеру! – командует он и толкает меня. Но Кейси хватает меня за руку.
– Только не в мою! Она слишком велика и комфортабельна для него.
Она тянет меня за руку дальше. Потом останавливается:
– Вот в эту. Она поменьше.
– Прекрасно,- одобряет Сантос. Он сильно толкает меня, и я лечу на каменный пол.
Кубинец приподнимает меня и держит на весу, а женщина тем временем обшаривает мои карманы и находит ключи. Сквозь беспамятство слышу какой-то слабый звон: это они надевают на меня свои наручники и цепи. Хорхе снова бьет меня по лицу. Очнувшись, обнаруживаю себя на койке скованным по рукам и ногам. Я не делаю никаких попыток проверить свои цепи на прочность. Слеза Дракона обездвиживает меня куда лучше, чем это сделали бы все цепи на свете.
Надо мной склоняется Кейси Мортон. Она плюет мне в лицо.
– Ненавижу! Ненавижу тебя! – кричит она. Она плачет, колотит меня кулаками по лицу и все кричит – Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
В конце концов Хорхе оттаскивает ее.
– Кейси, дорогая, перестань. Мы же не знаем, сколько времени на него будет действовать это пойло. Давай поскорее возьмем из оружейной то, что нам нужно, и покончим с этими тварями.
– Но как же мы откроем дверь? – спрашивает она. – Ты же сам говорил мне, что там нет замка.
Эту проклятую балку никак не отодвинуть.
– Это раньше ее было не отодвинуть, – улыбается Сантос. Он обращается ко мне: – Сегодня, когда мы стреляли, я наконец разобрался в механизме. Там, с другой стороны, есть такой рычажок. Нажать его – и балка отодвинется. До него можно дотянуться чем-нибудь тонким и прочным. Пожалуй, это подойдет, – Сантос смеется и потрясает передо мной мечом.
Они выключают свет и оставляют меня в полной темноте. Когда в помещение не проникает ни луча света, даже я не в силах ничего увидеть. Мне хочется спать, но я борюсь с собой. Элизабет в опасности. Я сосредоточиваюсь на том, чтобы связаться с нею. К моему удивлению, мне это удается. Я проникаю в ее сон, ее сознание открыто мне, впервые со дня нашей свадьбы оно настолько мне открыто. Думаю, это действие вина из Слезы Дракона. Пытаюсь позвать ее по имени, но не могу составить слово.
Снаружи лают собаки. Я слышу их ушами Элизабет, вижу ее комнату ее глазами, просыпаюсь вместе с ней. Вместе с ней я переживаю замешательство, мы оба слышим эти странные звуки: металлом царапают по дереву, потом щелкает задвижка, визжит тяжелая дверь в оружейную, что-то тяжелое катят на галерею.
– Питер! – зовет меня Элизабет.- Я слышу что-то странное. Что происходит?
Я пытаюсь сказать ей. Слова уже почти готовы, но в последний момент куда-то ускользают от меня.
– Спасайся! – вот что я хочу крикнуть ей.
– Почему ты не отвечаешь мне, Питер? – спрашивает Элизабет. – Питер, пожалуйста, ответь!
Она встает и идет к двери.
– Нет! – беззвучно ору я, вернее, представляю, что ору. Сейчас я ничего не могу мысленно передать ей.
Элизабет открывает дверь – и Кейси Мортон издает душераздирающий вопль. Элизабет ревет. Ее глазами я вижу перекошенную от ужаса физиономию Кейси.
– Кейси! Отойди! – кричит Сантос. И блондинка проворно отпрыгивает в сторону. Он целится в Элизабет. Ее глазами я смотрю в черное жерло и узнаю: это пушка на платформе, та самая, которую мы с Сантосом недавно рассматривали. Опять пытаюсь предупредить свою жену, но она уже ничего не слышит и в ярости бросается вперед.
Раздается выстрел. Из-за отдачи Хорхе Сантос отлетает назад. На месте правого глаза Элизабет теперь зияет черная дыра. Она страшно кричит. Ее сознание меркнет.
Отрезанный от нее, я без движения лежу в темноте наедине со своими мыслями. Горе захлестывает меня. Я пытаюсь двигаться, хотя бы повернуться на бок, чтобы свернуться калачиком, но даже это у меня не получается. Даже поднять веки или застонать я не в силах. Как это несправедливо, когда тебе отказано даже в способности плакать!
28
Идет время или стоит на месте – не понимаю. Я знаю только, что лежу на жесткой койке, к которой прикручен цепями. Силюсь разглядеть хоть что-нибудь, но меня окружает сплошной мрак. Я вслушиваюсь, но слышу только тишину. Я знаю, что Сантос непременно вернется, чтобы убить меня. Он ни за что не уйдет, пока убийца его сестры жив.
Я пытаюсь пошевелиться. Концентрируюсь сначала на одном пальце – на мизинце правой руки. Приказываю ему пошевелиться. Он слегка дрожит. Если бы я мог, то улыбнулся бы. Маленькая, но победа! Я снова велю ему пошевелиться, и он сгибается. Переключая свое внимание с пальца на палец, я медленно возвращаю каждый из них к жизни. Мои веки упорно сопротивляются, но потом покоряются: мне удается моргнуть.
Успех вселяет в меня надежду. Опять пробую поговорить с Элизабет.
– Элизабет! – зову я. – Элизабет, пожалуйста, ответь!
– Элизабет! – снова зову я.
– Питер? – раздается мне в ответ слабый шелест.
Я силюсь открыть для нее свое сознание, сделать так, чтобы она вошла в него, как несколько минут назад я вошел в ее. И мне это удается. Я содрогаюсь от ее боли, смятения, от ее гнева, направленного на меня.
– Элизабет! – умоляю я. – Пожалуйста!
Я напрягаю последние силы, чтобы понять ее мысленный ответ:
– Питер, где ты был? Где ты сейчас?
– О, Элизабет, ты не представляешь себе, как я счастлив, что слышу тебя… Я боялся, что они тебя убили!
– Они были близки к этому. Он серьезно ранил меня, Питер. Где ты? Ты мне нужен. По-моему, он и женщина все еще где-то рядом. Пожалуйста, Питер, иди ко мне!
– Лежи тихо. Пусть они думают, что ты мертва, – убеждаю я. – Я – в подвале, заперт в одной из камер. Они провели меня за обедом. Они напоили меня вином из Слезы Дракона.
– Питер! Я ведь предупреждала тебя!
– Да, и ты была совершенно права. Но теперь надо думать о том, как остановить их.
– Я быстро восстанавливаюсь. Уже совсем скоро сил у меня прибавится. Кажется, я их слышу.
Они говорят о тебе.
Я пытаюсь поднять руку. Она не слушается меня. Я с трудом делаю глубокий вдох. Кажется, управлять мыслями мне легче, чем телом.
– Элизабет, боюсь, что я не скоро смогу отсюда выйти.
Мысль о том, что я оставляю ее там одну, без помощи, приводит меня в бешенство… Я снова пытаюсь проникнуть в ее сознание, и на этот раз она меня не отталкивает. Мы с Элизабет вместе прислушиваемся.
– Скоро придет подкрепление, – говорит Сантос, – но пока нам следует рассчитывать только на себя. Мы не знаем, где женщина и сколько здесь
еще таких тварей, как эта. Мы должны все-таки
убить де ла Сангре. Кати сюда еще три пушки, я их заряжу.
Кейси Мортон отправляется исполнять его распоряжение.
– Они все еще не поняли, кто мы, – говорю я Элизабет, – это хорошо. Ты не могла бы чуть-чуть приоткрыть свой здоровый глаз?
Она так и делает и при свете двух факелов мы видим Сантоса, стоящего поблизости. Он насыпает порох в одну из пушек.
– Питер! – говорит моя жена. – Скоро я смогу остановить их. Я становлюсь сильнее с каждой секундой.
– Нет! Без меня не смей! – я снова напрягаю руку. Она поднимается всего на полдюйма. На большее у меня пока сил не хватает.
– Если они решат, что ты мертва, они оставят тебя в покое и займутся обыском дома, пытаясь найти ту, которую они не узнают в тебе. Они ее не найдут и вернутся ко мне, а я к тому времени уже оправлюсь и сумею встретить их. Потом мы вместе покончим с ними.
– А если они сначала спустятся к тебе? Я не смогу помочь тебе отсюда. Лучше бы мне начать действовать пораньше, одной.
– Я знаю Сантоса. Мы с ним несколько месяцев играли в шахматы. Он склонен уходить в защиту. Он знает, что я заперт в камере, и, следовательно, безопасен для них. Сначала он захочет найти и убить тебя.
– А если ты ошибаешься? – спрашивает Элизабет. – Это ведь возможно! – она в раздражении чуть-чуть шевелит хвостом.
Я чувствую это движение.
– Не двигайся! – предупреждаю я.
– Ты видел? – тревожно спрашивает Кейси Сантоса.
Хорхе, шомполом проталкивающий ядро в дуло, на секунду отвлекается от своего занятия:
– А?
– По-моему, у этой гадины хвост шевелится!
– Кейси, это всего лишь судороги, – успокаивает он ее. – Мы ей полголовы снесли. Оправиться от такой раны невозможно…
Урчание мотора, доносящееся снаружи, прерывает их разговор. Сантос и Мортон оба смотрят в окно на море. Собаки в темноте встречают вновь прибывших лаем и рычанием. Сантос говорит:
– А вот и кавалерия!
Кейси фыркает:
– Тоже мне – кавалерия! Четверо мужчин среднего возраста в раздолбанной посудине.
Собаки между тем устраивают настоящий бедлам. Лежа в своей камере, я очень живо себе представляю, как вся стая собирается на берегу, чтобы разом напасть на чужаков. Потом слышится пулеметная очередь, и собачий лай переходит в визг и вой.
Сантос усмехается:
– С таким оружием… Они, пожалуй, действительно кстати.
Так как вой все не смолкает, он перезаряжает свое оружие.
– Зачем? – спрашивает Кейси.
Хорхе пожимает плечами:
– На всякий случай.
Я в своей камере вздрагиваю от каждой новой очереди. Мне безумно жаль моих собак. Выживет ли хоть кто-нибудь из них, чтобы я мог потом восстановить стаю? Скоро выстрелы прекращаются. Снова становится тихо.
– Черт возьми! – шепчу я, то сжимая, то разжимая кулаки. Я уже в состоянии поднять всю руку, но она сразу же безвольно падает. «Ничего, уже скоро, – думаю я. – Только бы успеть…»
Когда первый из вновь прибывших попадает в поле зрения Элизабет, я издаю сдавленный стон. Высокий, худой, похожий на капитана зафрахтованного судна в своей кепке яхтсмена, майке и шортах цвета хаки, Джереми Тинделл подходит к Хорхе, протягивает ему руку и говорит:
– Добрый день, мистер Сантос.
Трое других, более внушительного вида мужчин, крепких, хоть и поменьше Тинделла ростом, стоят у него за спиной. Лица их скрывает тень. Молюсь, чтобы одним из них не оказался Артуро.
– Тебе следовало давно прикончить его, – передает мне Элизабет.
Остальные трое появляются в поле ее зрения, и я облегченно вздыхаю: все они – азиаты. Тинделл кивает седому китайцу, одетому почти так же, как он сам. Этот старше остальных. У него в руке тяжелый черный кольт.
– Это генерал Чен,-представляет его Тинделл,- а они,- он указывает на мужчин, сгибающихся под тяжестью пулеметов АК-47,- его помощники.
Сантос пожимает руку Тинделлу, кивает остальным, они кивают в ответ.
– Мы рады, что вы здесь, – говорит Сантос. – Нам может понадобиться помощь.
Кейси указывает на Элизабет:
– Смотрите, кровь больше не идет.
– Это что еще за страшилище? – спрашивает Тинделл. Он в ужасе отступает, оба китайца – то же. Они что-то бормочут на своем языке.
– Точно не знаю,- отвечает Сантос,- но кто бы это ни был, он мертв. – Он поворачивается к Кейси: – Если тебя это успокоит, возьми мое ружье и сделай контрольный выстрел,- кубинец взводит курок заряженного ружья и передает его Кейси.
– Я никогда из таких не стреляла,- с сомнением говорит она, разглядывая короткоствольное ружье с раструбом.
– Сантос заряжает еще одно ружье.
– Просто прицелься и нажми на спусковой крючок, – советует он. – Самое худшее, что может произойти, – ты промахнешься. Но ведь оно все равно уже мертвое!
– Ты все-таки задница! – вырывается у Кейси. – А вдруг – не мертвое?
Мортон наводит ствол своего оружия на левое бедро Элизабет. К моей радости, та лежит тихо.
Тинделл и пожилой китаец подходят поближе. Два помощника держат пулеметы наготове.
– Я бы на вашем месте был поосторожнее,-
говорит Чен и прицеливается в Элизабет из пистолета.
– По-моему, он мертв, – говорит Сантос, загоняя в свое короткоствольное ружье пулю величиной с мячик для гольфа. Он взводит курок, встав
ляет запал, насыпает порох.
– Кто знает…- задумчиво произносит Мортон и переводит ствол оружия с бедра Элизабет на ее живот.
– ТОЛЬКО НЕ В РЕБЕНКА! – мысленно кричит Элизабет, издает утробный рев, и опрокидывает
Кейси Мортон мощным ударом хвоста. У той ружье
вылетает из рук. Женщина истошно вопит.
Чен разряжает в Элизабет свой пистолет. Тинделл прячется за Чена. Люди Чена бросаются вперед, готовые защищать своего командира. Элизабет, не обращая внимания на пули Чена, убивает одного из китайцев, мгновенно чиркнув его когтем по горлу, а другого, который успевает разрядить в нее обойму, тоже настигает, хватает зубами и трясет до тех пор, пока тот не перестает трепыхаться.
– Ах ты гадина! – кричит Сантос и стреляет Элизабет в голову.
Мортон пытается отползти, повторяя, как безумная:
– Пожалуйста, пожалуйста…
Я чувствую боль, которую испытывает раненая Элизабет. Я также ощущаю ее голод. Разумеется! Ведь ей нужны силы для залечивания ран. Я разделяю ее злобу на тех, кто осмелился напасть на нее и нашего ребенка. Она с ревом набрасывается на Кейси и когтями вспарывает ей живот. Я вместе с Элизабет вдыхаю чудесный запах свежей крови, наслаждаюсь им, как наслаждается моя жена.
Кейси издает еще один вопль, а Элизабет вырывает из ее бедра изрядный кусок мяса и заглатывает его.
Сантос опускает теперь уже разряженное ружье и в ужасе смотрит на Элизабет. Та откусывает от умирающей еще кусок. Она ищет глазами Тинделла и Чена, но те скрылись.
– Сантос! – мысленно кричу я. – Ты должна сначала покончить с ним!
– Он ни на что не способен,- отвечает Элизабет.
Кубинец наклоняется за брошенным ружьем Кейси. Он берет ружье за ствол, ложится на спину и ползет назад, отталкиваясь ногами от пола. Элизабет с ворчанием идет за ним. Он продвигается, пока не упирается головой в стену. Защищаясь, выставляет вперед ружье. Элизабет наносит мощный удар правой лапой, и Сантос получает стволом своего же ружья по голове.. Но он успевает перевернуть свое оружие и выстрелить в Элизабет в упор. Дым клубится у нее перед глазами. Массивная пуля пробила ее шею, раздробила позвоночник, сломала плечевую кость. Я реву в своей камере, а Элизабет воет от боли на галерее. Она отползает назад и, лишенная сил, лежит на парапете. Но сознание ее еще живо. Сантос кажется потрясенным не меньше ее, он сидит у стены, прислонившись к ней спиной. Кейси лежит на полу между Сантосом и Элизабет. Ее кровь заливает деревянный пол. Она тяжело, хрипло дышит. Сантос смотрит на Элизабет. Ждет, когда она снова бросится на него.
– Не могу, Питер. Не могу пошевелиться…
– Я знаю, – отзываюсь я. Я не только знаю, я сам чувствую, как серьезно она ранена. Пытаюсь сесть. Кажется, мое тело наконец начинает меня
слушаться. – Не сдавайся. Ты можешь это пережить.
Она вздыхает:
– Он не даст мне…
– Как только я смогу выбраться отсюда…
– Будет слишком поздно, Питер…
Мы вместе наблюдаем за Сантосом. Он смотрит на Элизабет в упор и твердит:
– Гадина! Гадина!
Потом он начинает подползать к ней. Поравнявшись с Кейси, он целует ее в лоб – надо думать, это прощальный поцелуй. Сантос задерживается на секунду около подруги, затем приближается и останавливается в пределах досягаемости Элизабет. Он внимательно изучает ее.
– А это что такое? – бормочет он, подавшись вперед.
– О Питер! – в отчаянии восклицает моя жена, когда мужчина срывает с ее запястья цепочку с медальоном.
Сантос зажимает медальон в кулаке. Не спуская глаз с Элизабет, он снова отползает к стене и, опираясь на нее, с трудом встает на ноги. Он некоторое время смотрит на медальон, потом целует его и надевает цепочку на шею. Не сводя глаз с Элизабет, Сантос движется к выходу. Видимо, идет в оружейную.
Из тени появляются Тинделл и Чен. Чен подходит поближе, поднимает валяющийся около одного из его мертвых помощников пулемет, перезаряжает магазин, прицеливается в Элизабет.
– Не надо,- говорит Сантос,- у меня есть кое-что получше.
Я пытаюсь сменить обличье, но Слеза Дракона все еще действует. Оглядываюсь по сторонам, ища что-нибудь, что помогло бы мне освободиться. Слишком темно. Я пробую разорвать цепи. Нет. Они слишком крепкие.
– Постарайся скрыться, Элизабет! – говорю я. – Спасайся, пока он не вернулся!
– Ты же знаешь, Питер, я не могу.
– Ты должна заставить себя. Надо постараться, даже если на это уйдут все твои силы.
– Нет, – отвечает она. – Это может убить ребенка.
– Элизабет,- обращаюсь я к ней,- без тебя у ребенка нет шансов выжить.
– Я не могу причинить зла своему ребенку!
Пытаюсь придумать что-нибудь ободряющее, заставить ее думать сейчас в первую очередь о себе.
Я сильно опасаюсь, что от ран рассудок Элизабет слегка помутился. Сантос возвращается с пушкой и канистрой пороха. Не глядя на Элизабет, он тщательно заряжает оружие.
Я изо всех сил стараюсь разорвать свои цепи.
– Я не могла позволить этой женщине убить моего ребенка, – говорит Элизабет.
– Я понимаю!
Зарядив пушку, Сантос смотрит на Тинделла:
– Вы могли бы мне помочь.
Чен смеется, держа Элизабет на мушке.
– Джереми не любит сам пачкаться, – говорит он. – Он предпочитает, чтобы другие делали за него черную работу.
Бросив на китайца злобный взгляд, Тинделл подходит к Сантосу:
– Покажите мне, что надо делать.
Кряхтя, он помогает Сантосу развернуть пушку так, чтобы ее черное жерло было направлено прямо в голову Элизабет.
Сантос смотрит на нее в упор и говорит:
– Не знаю, кто ты, но этот выстрел должен, наконец, прикончить тебя, – и он опять уходит в сторону оружейной.
– Питер, я не хочу умирать,- говорит Элизабет.
Яростно натягивая свои цепи, я в глубине души знаю, что сил у меня еще недостаточно, чтобы разорвать их..
– Я знаю, любимая!
– Любимая… Мне нравится, как это звучит. Я еще так молода… Я старалась. Скоро я стала бы тебе хорошей женой.
– Я уверен в этом, любимая,- слезы текут у меня по щекам, и я их не вытираю.
– Обещай мне, что ты будешь рассказывать обо мне нашему сыну…
– Конечно… – обещаю я.
Сантос опять появляется. В руке у него факел. Элизабет тяжело вздыхает:
– Я была бы хорошей матерью.
Кубинец подносит факел – и грохот сотрясает дом, проникая даже в мой подвал.
29
Ярость сменяется глубоким горем. Я знаю, что моя жена мертва. Впервые с того
дня, как мы поженились, я не могу мысленно поговорить с ней. Я не чувствую ее. Как будто я утратил одно из своих пяти чувств: зрение или слух например. Теперь я действительно один. Мне больше не на что надеяться.
Моя жизнь кончена.
Это Хорхе Сантос во всем виноват. Я с удовольствием представляю себе его медленную агонию. Вновь пытаюсь разорвать цепи, но они все еще не поддаются. Наручники глубоко врезаются мне в запястья, но я только радуюсь этой боли. Потом приходят слезы, и я радуюсь им тоже. Теперь я понимаю, что чувствовал отец, когда умерла мать. Так же, как и он, я потерял подругу. И потерял ребенка, еще до того, как он родился и увидел этот мир. Мне хочется выть и рвать на себе волосы… Черт бы побрал Хорхе Сантоса!
И все-таки это не только его вина! Ведь я – убийца его сестры. Я взял его в плен и держал в рабстве. Его женщина сейчас умирает, если еще не умерла на галерее моего дома, смертельно раненная моей женой. Если у кого и были причины желать моей смерти, то у него.
У меня нет сомнений в том, что он намерен убить меня. Я знаю этого человека. Остается только высчитать, сколько ему потребуется времени, чтобы добраться до меня. Как и при игре в шахматы, он будет довольно долго колебаться, опасаясь, что его позиция недостаточно выигрышная. А так как я обездвижен и заперт, он будет думать, что есть время подготовиться.
Сначала он зарядит две пушки на платформах. Больше, чем две, не станет: они слишком громоздкие, ему будет тяжело. К тому же, у него есть союзники: Тинделл и Чен. От Тинделла, я в этом уверен, не будет никакого проку. Он спрячется за их спины. Как военный человек генерал Чен предпочтет решительный штурм. Он чувствует себя в безопасности, пока с ним его пулемет.
Но Сантос скажет, что только он знает дом. Уверен, что он захочет принять еще какие-нибудь меры предосторожности, прежде чем снова спустится в подвал. Например, заткнув за пояс несколько пистолетов, прочешет верхние этажи в поисках Элизабет. И только не найдя ее там, спустится вниз.
Честно говоря, я испытываю искушение позволить ему убить меня. Моя жена и мой ребенок мертвы. С тяжелым вздохом я вновь ложусь на койку. Мысль об одиноком существовании на острове приводит меня в ужас. У Сантоса по крайней мере осталась мать, к которой он может вернуться. У меня нет никого.
Темнота окутывает меня. Я становлюсь ничем, погруженным в ничто, воздухом, временем, которое длится вечно. Я бы плыл и плыл, если бы не мои цепи, тянущие меня вниз. Я бы провалился в черную дыру, если бы подо мною не было койки. «Должно быть, так и умирают, – думаю я. – Может быть, мне удастся это сделать».
Собственное дыхание меня раздражает. Ненавижу стук своего сердца. Хочу тишины, полной тишины. Хочется покоя. Но чем меньше я двигаюсь, чем больше успокаиваюсь, тем настойчивей стучит в моем мозгу какая-то мысль. Какое-то чувство, от которого моя душа никак не хочет отказаться. Как ни стараюсь я его погасить, оно вторгается в мое сознание вновь и вновь. Наконец, не в силах больше бороться, я пытаюсь распознать его, отключив все остальное. Мои чувства приводят меня в замешательство своей расплывчатостью. Это очень похоже на мысленный разговор, это напоминает нашу с Элизабет небывалую близость – проникновение в чувства друг друга. Ни слов, ни образов – лишь чувства, летучие ощущения движений, неожиданных столкновений с чем-то мягким, с чем-то влажным и теплым…
Элизабет умерла. Я знаю это. Я это чувствую. И все же обрывок ее сознания, возможно, остался. А вдруг ее можно воскресить? Мое сердце бешено стучит. Я зову:
– Элизабет!
Ответ меня поражает. Ни слова, ни мысли, только чье-то нежное и легкое прикосновение к моему сознанию. Нет, это не моя жена. Это мой нерожденный сын!
Генри! Моего ребенка еще можно спасти. Это открытие меняет для меня все! Если я сдамся, если я позволю Сантосу и прочим победить меня, погибну не только я, но и мой сын. Время, которое секунду назад ничего для меня не значило, теперь стало важнее всего на свете.
Я проклинаю себя за то, что так долго жалел себя, вместо того чтобы обдумать, как спастись самому и спасти ребенка. Сейчас они, должно быть, прочесывают дом. Я должен начать действовать немедленно. Я снова осматриваюсь по сторонам, но по-прежнему ничего не вижу. Снаружи ночью мне светят звезды и хотя бы половина луны. Но здесь нет никаких источников света. Я погружен в полную темноту.
Цепи, которыми я скован, слишком прочны, чтобы разорвать их, но для существа, которое может произвольно менять свой облик, все это вряд ли имеет значение. Снова проверяю, действует ли на меня еще Слеза Дракона: концентрируюсь на том, чтобы сделать тоньше свою правую руку и запястье.
Тело почти не реагирует на мои приказы. Оно очень медленно и лениво меняет форму. Тем не менее, я не оставляю своих стараний, не обращая внимания на боль, которой сопровождаются подобные изменения. Хоть бы успеть до того, как Сантос закончит свои поиски в доме. Наконец мне удается освободить одну руку. С левой все проходит даже легче, чем с правой. Я перехожу к ногам. Потом остается только железный ошейник. Это оказывается самым трудным. В конце концов мне удается удлинить и сузить свою голову, чтобы выскользнуть. Отбросив цепи, я сразу встаю и едва не валюсь назад – резкий подъем, остаточное действие Слезы Дракона и полная темнота вокруг дезориентируют меня. Некоторое время сижу без движения, пытаясь сообразить, где может быть дверь.
Добравшись до нее, я понимаю, что расстояние между толстыми железными прутьями – не более трех дюймов. Представив себе, как сложно мне будет изменить свое тело так, чтобы протиснуться, я почти плачу. Конечно, это можно сделать, но раньше я никогда не пробовал. Отступаю на несколько шагов. Делаю пару глубоких вдохов, набираясь сил для трансформации, отступаю еще немного… и упираюсь спиной в стенку, которой я здесь вовсе не ожидал.
Тут же вспоминаю, что Кейси настаивала, чтобы меня поместили в маленькую камеру. Я усмехаюсь, качаю головой, делаю еще несколько глубоких вдохов, чтобы голова прояснилась, потом шагаю от той стены, в которую упираюсь спиной, вперед – до следующей стены. Всего-навсего пять шагов! Я едва удерживаюсь от смеха Представляю, какая у Сантоса будет физиономия, когда он вернется и обнаружит пустую запертую камеру. Я берусь за конец койки, поднатуживаюсь и поднимаю ее, таким образом открывая себе проход в сокровищницу, а из нее – и выход к причалу.
Пожелав поместить меня в самую маленькую и неудобную камеру, Сантос и Мортон, которые не знали этого потайного хода, невольно облегчили мне побег.
Уже на лестнице я закрываю за собой дверь и спускаюсь вниз через две-три ступеньки. Не теряю времени, чтобы включить свет. Я и так знаю дорогу. На бегу стаскиваю с себя одежду, распахиваю дверь наружу. Морщусь от запаха серы, который стоит в воздухе после всей этой стрельбы, и меняю обличье.
Я взмываю в небо и в несколько взмахов крыльев перелетаю от причала к галерее. Моя бедная Элизабет, вся изувеченная, бездыханная, лежит на парапете. Кейси Мортон – в нескольких ярдах от нее, кажется все еще жива. Дыхание ее прерывисто, едва заметно.
Посмотрев на море, я улыбаюсь: «Бэнкс» качается на волнах, стоя на якоре в нескольких милях от берега. Разумеется, Тинделл побоялся подплыть ближе. Осматриваюсь: нет ли поблизости Сантоса и остальных, не сидит ли кто в засаде. Нет, я уверен, они все еще рыщут по дому. Обнаружив пустую камеру, они будут ждать нападения из-за каждой двери.
Моя главная забота сейчас – мой ребенок. Я открываю ему свое сознание и благодарю судьбу за то, что нахожу отклик. Тело его матери остыло, атмосфера изменилась, и в его ответных сигналах уже звучат первые нотки страха.
– Все хорошо. С тобой все будет в порядке,- мысленно убеждаю его я, зная, что слов он пока что не поймет, но надеясь, что на него подействует моя ласковая, утешительная интонация. – Я твой отец, Генри. Я пришел, чтобы позаботиться о тебе.
