В апреле 1995 года в горах Чечни федеральными войсками готовилась широкомасштабная операция. Положение боевиков было сложным, их отряды несли огромные потери. Многие дудаевцы дрогнули. В бандформированиях начались разброд и шатания. Назревал военно-нравственный кризис.
      Это почувствовали чеченские лидеры, в том числе и муфтий Чечни Ахмат Кадыров. Он собрал в одном из горных селений, еще не занятом «федералами», всех полевых командиров и военно-политических руководителей республики. Как духовный лидер Кадыров объявил России джихад («священную войну против неверных») и заставил всех присутствовавших поклясться на Коране, что они будут биться с русскими до последней капли крови: победа или смерть, иного не дано.
      Совещание в горном ауле скорее напоминало религиозное действо, чем военный совет. Отсюда и главный итог: участники «сбора» не разработали новых тактических планов ведения войны, а укрепились духовно. Что было, кстати, немаловажно для лидеров НВФ в тех обстоятельствах. Фактически первую скрипку сыграл Ахмат Кадыров – не военный человек, а муфтий. Он стал крестным отцом джихада. Его авторитет среди чеченцев (и до того солидный) теперь вырос невероятно. Он стал как бы духовным знаменем борьбы с Россией за независимость Чечни…
      Ахмат-Хаджи Кадыров родился в Караганде (Казахстан) в 1951 году. В 1957 году его семья переезжает в селение Центорой Курчалоевского района Чечено-Ингушской АССР.
      С малолетства (с пяти лет) Ахмат начал изучать ислам. Окончил Бухарское медресе и Исламский институт в Ташкенте. В 1989 году создал первый на Северном Кавказе Исламский институт и стал его ректором. У него четверо детей и тринадцать внуков.
      До конца 1994 года в политической жизни Чечни активного участия не принимал. Духовной поддержки Джохару Дудаеву не оказывал. Открыто заявлял, что политика генерал-президента приведет к войне с Россией. Однако, когда худшие прогнозы Кадырова сбылись, он осудил ввод федеральных войск в Чечню и публично объявил, что встает на сторону «борцов за независимость Ичкерии».
      В 1995 году он стал муфтием Чечни. Казалось бы, Кадыров должен радоваться. Во-первых, республика де-факто получила независимость, российские войска ушли с ее территории. Во-вторых, он сам стал и реальным, и формальным духовным лидером Ичкерии. В-третьих, на выборах президента Чечни победил Аслан Масхадов, чей успех на 80 процентов зависел от поддержки Кадырова. Фактически в президентском забеге победить мог любой кандидат, на кого указал бы муфтий. Народ верил ему почти безоговорочно. Короче говоря, Ахмат-Хаджи реализовал все свои планы и устремления, но радости от этого почему-то не прибавилось.
      Главное, что Кадыров вдруг засомневался в правильности выбранного им пути. Впервые это ощущение пришло, когда Ахмад-Хаджи застал Бориса Березовского в «резиденции» Салмана Радуева. В «приемной» (!) Салмана сидел Шамиль Басаев и терпеливо ждал своей очереди на собеседование с представителем федерального центра, уже прозванным в народе Бабом. Первым в списке переговорщиков для Березовского значился Радуев.
      У Кадырова к Салману был свой разговор. Муфтий хотел потребовать от зятя Дудаева, чтобы тот отпустил милиционеров, захваченных в Дагестане рядом с чеченской административной границей. Федеральные войска уже покинули Чечню, и радуевский захват мог спровоцировать войну. Муфтий этого не хотел.
      – А ты чего здесь? – удивился Кадыров, увидев гордого Басаева в «предбаннике» дома Радуева.
      О вражде Шамиля и Салмана знала вся Чечня. Мало того, если Радуев Басаева ненавидел из-за тщеславия и зависти, то Басаев Радуева – просто презирал, что еще хуже. Ненависть – сильное и в каком-то смысле высокое чувство, возвышает людей. А презрение – унижает. И тут – на тебе: Шамиль томится в «приемной» Салмана, дожидаясь, пока тот переговорит с Березовским.
      Позже, на шариатском суде, прилюдно с клятвой на Коране, Басаев признает, что приезжал к Радуеву и Березовскому за деньгами.
      – Так ты воевал за свободу Ичкерии или за деньги?! – гневно вопрошал Кадыров, возмущенный тем, что чистое и святое дело «борьбы за независимость» испачкано зеленым цветом долларов Березовского.
      Вопрос был, конечно, риторический. Ахмат-Хаджи уже окончательно понял, что война в Чечне была скорее коммерческой, чем какой-либо иной. Кадырову – идеалисту (в религиозно-философском смысле) – больно было это осознавать. До осени 96-го он не задумывался о финансово-политической подоплеке событий последних двух лет. Как духовное лицо специально дистанцировался от многих деталей политической жизни. Теперь же, невольно втянутый в распри «светских» лидеров Ичкерии еще в период президентской борьбы, он понял весь ужас чеченской «победы» после «Хасавюртского пакта».
      Единый антироссиский фронт, который он в горном ауле благословил в апреле 1995-го, развалился подобно бильярдной пирамиде от первого же удара кия предвыборной президентской борьбы. Бывший вице-президент Чечни Зелимхан Яндарбиев (недолго вкушавший власть после смерти Дудаева) выборы проиграл и не смог достойно пережить поражения – решил выбиться хотя бы в лидеры ваххабитов. Впрочем, чего хорошего от него можно было ожидать, думал Кадыров, если пол-Грозного помнило Зелимхана при советской власти. В вечно грязном плаще, ошивающийся по пивным и за 25 копеек сочинявший стихотворные тексты на любые темы всем желающим.
      Чего хорошего можно было ожидать от Мовлади Удугова – человека без роду без племени, которого родила на свет разведенная одинокая женщина неизвестно от кого (в Чечне это имело однозначную моральную оценку). Конечно, по мнению Кадырова, Удугову наплевать на республику и ее народ. Он тоже пошел параллельным Яндарбиеву курсом. А Радуев с его выходками умалишенного?! А Басаев с его жадностью к деньгам и крови?! А чужак Хаттаб, прижившийся в Чечне благодаря деньгам, за которыми к нему приходили почти все, включая даже Аслана Масхадова!..
      Каждый из них тащил чеченский воз в свою сторону. До того рьяно взялись, что и колеса оторвали. Мало того что движения не было, телега расходилась по кускам.
      Больше всего огорчал Кадырова Аслан. Твердый и последовательный в недавних боях, он теперь стал мягким и безвольным. Пытаясь задобрить оппозицию, назначал своих противников на высокие государственные посты, которые тут же превращались в личные вотчины «назначенцев».
      Ахмат-Хаджи советовал Масхадову быть жестче с внутренними врагами.
      – Не бойся Шамиля, – уговаривал он Аслана, – издай указ, объяви его вне закона, выгони из республики этого бесноватого Хаттаба!.. Народ тебя поддержит.
      – Нет, – отвечал президент, вжавшись в роскошное кожаное кресло, как будто боялся, что соскользнет с него.
      А ваххабиты наступали по всему фронту. Кадыров, посвятивший жизнь Всевышнему и исламу, возглавил борьбу с «раскольниками», подминавшими под себя отряд за отрядом, аул за аулом. «Точка кипения» пришлась на май 99-го года. Ахмат-Хаджи собрал всех антиваххабистски настроенных полевых командиров и официальных должностных лиц.
      – Что будем делать? – спросил у присутствующих. – Ждать, когда нас поодиночке перещелкают?
      Договорились выступить единым фронтом, оставив «за бортом» инертного Масхадова. Даже на Коране поклялись. Но теперь, в отличие от весны 95-го, единства не получилось. Президенту доложили о «заговоре». Масхадов раскошелился (используя деньги англичан и Березовского) и перекупил часть полевых командиров. Единый фронт рухнул. 2 июля Масхадов вызвал к себе Кадырова.
      – Ты хочешь отнять у меня власть? – спросил президент в лоб.
      – У тебя отнимать нечего. Ты уже давно без власти. Мы хотим другого: покончить с ваххабизмом, – ответил Кадыров.
      – Кончай. Ты муфтий, вот и работай. А в мои сферы не лезь!
      – Поздно, Аслан, тут одними молитвами делу не поможешь.
      Продолжать разговор Масхадов не стал. Ушел он от ответа и после августа 99-го, когда ваххабиты вторглись в Дагестан. Кадыров публично осудил агрессоров и в последний раз встретился с президентом. Тот был крайне растерян, спросил:
      – Что мне делать, Ахмат-Хаджи?
      – Что тебе делать? У тебя остается последний шанс: публично осудить нападение бандитов на Дагестан, позвонить Магомедову (главе Дагестана) и извиниться, объявить Басаева и Хаттаба вне закона… Иначе – война. Русские через месяц будут здесь.
      – Ничего, отобьемся, – напыжился Масхадов. – У каждого чеченца есть, как минимум, пистолет. И за этот пистолет, чтоб русские не отобрали, он жизнь отдаст.
      – Аслан, ты плохо знаешь чеченцев, – с досадой покачал головой Кадыров.
      – В нынешних обстоятельствах пистолет не стоит человеческой жизни… Это будет другая война, не такая, как в 94-96 годах…
      Масхадов ослушался муфтия. Больше того, встал на сторону Басаева и Хаттаба. А в октябре 99-го «снял» с должности Кадырова и… объявил его «вне закона».
      …Вспоминаю нашу первую встречу под Гудермесом, когда войска моей восточной группировки обложили город. На переговорах он вел себя сдержанно. Просил сделать все возможное, чтобы мы не разрушали Гудермес. Обещал помочь выдворить бандитов. Его слова не разошлись с делом. Ахмат-Хаджи ни разу меня не обманул, ни на йоту не позволил усомниться в его намерениях. А намерения такие: сделать все, чтобы в республике воцарились мир и порядок, в том числе с помощью федеральной власти.
      Я беседовал с Кадыровым часами. Встречались часто. Мне нравилась его искренность, честность. Он не скрывал, что воевал в первую войну против «федералов», не скрывал своего прежнего идеализма, не пытался скрыть невыгодной для себя информации.
      Я видел, что Кадыров стремится к правде (в широком смысле слова). Я видел, что за ним стоит огромная масса людей – чеченцев из разных слоев общества. Я видел, что он – настоящий лидер, и духовный, и уже политический. Я видел, что он – наш союзник.
      – Не боишься, Ахмат-Хаджи? – спросил я однажды. – Может, мы переправим твою семью в глубь России, от бандитов подальше?..
      – Нет. Это моя родина. Люди должны знать, что я никого не боюсь. Пусть вон Масхадов боится и по норам прячется…
      Я долго размышлял, оценивая личностные качества Кадырова, взвешивал все «за» и «против». Перебирал в памяти других известных людей Чечни. Пока наконец не принял решения. В конце весны 2000 года, согласовав вопрос с моим руководством, я написал Президенту РФ В. Путину докладную записку с предложением назначить Кадырова главой администрации республики. В июне вышел указ. Ахмат-Хаджи стал официальным лидером Чечни.
      С тех пор прошло немало времени. Было всякое. Но ни разу я не пожалел о том, что сделал по отношению к Кадырову. Надеюсь, что и в будущем не придется разочароваться.
 

 
      В июле 2000 года Президент России вновь побывал на Северном Кавказе. На военном аэродроме в Моздоке я встречался с ним уже в должности не только командующего ОГВ(С), но и командующего войсками СКВО. В клубе одной из воинских частей Владимир Владимирович провел совещание с командованием Объединенной группировки войск и главами субъектов Федерации, входящих в только что образовавшийся Южный федеральный округ.
      Говоря о положении дел в республике, президент подчеркнул, что за минувшие девять месяцев в Чечне произошли кардинальные перемены. Мало кто представлял себе во время августовского вторжения бандформирований в Дагестан, что дальнейшие действия федеральных властей в регионе будут столь решительными. Сегодня уже вся мировая общественность отмечает происшедшие здесь позитивные перемены. Но мы должны по-прежнему быть настроенны на системную, слаженную, методичную работу – работу на длительную перспективу.
      Президент выразил благодарность всему личному составу, принимавшему участие в этой тяжелой деятельности. Российские военнослужащие, без всякого преувеличения, проявили истинный героизм.
      В то же время Владимир Владимирович открыто сказал о недостатках:

      «Некоторых потерь в Чечне можно было избежать. Для этого требовались дисциплина, ответственность, профессионализм. И от осознания того, что эти потери были необоснованными, становится еще печальнее…»

      Президент поставил конкретные задачи «силовикам», еще раз подчеркнул, что не допустит нового «Хасавюрта»: «Те, кто предрекает сегодня повторение ситуации августа 1996 года, творят целенаправленную провокацию. Ко всему этому возврата больше не будет!»
      Совещание длилось три часа. В зале было жарко, даже душно. Некоторые постоянно смахивали со лба пот, эта деталь не ускользнула от внимания журналистов, некоторые новостные программы телевидения прокомментировали это по-своему: мол, Путин устроил генералам разнос. Но ничего подобного не происходило. Состоялся деловой, конкретный разговор. И критика была конструктивная, по существу, без «оргвыводов».
      Ближе к полуночи на вертолете я возвращался в Ханкалу и думал о словах Путина. Нечасто доводится общаться с президентом, поэтому каждая встреча оставляет сильное впечатление, что-то особенно запоминается. Вот и на этот раз, будто предвидя вопросы военных, он акцентировал внимание на том, что переговоров с бандитами не будет. Тем более что по некоторым газетам пошла гулять «утка» про замирение с террористами. Но в очередной раз президент был тверд и решителен. И это не могло не радовать…
      Прошел год, как в Чечне закончились крупномасштабные боевые действия, но окончательный мир так и не наступил. Продолжают гибнуть люди, причем не только военные, но и мирные жители. После ряда чувствительных поражений не только на равнине, но и в горах, боевики уже не в состоянии открыто противостоять федеральным войскам. Основные их усилия теперь направлены на организацию диверсионно-террористических актов.
      С военной точки зрения наступил совсем другой период, а значит, и другая работа для федералов. На первый план выдвинулись специальные подразделения ФСБ и МВД, которые стали проводить адресные мероприятия по поимке (или ликвидации) главарей боевиков. Используя агентурные и другие связи, они выявляют: где, в каком районе, на какой улице, в каком доме находятся главари и остатки вооружения бандитов.
      Такая работа приносит определенный результат. Многие полевые командиры среднего звена либо уже уничтожены, либо находятся в руках правосудия. Да, до сих пор не пойманы известные всем Ш. Басаев, А. Масхадов, Э. Хаттаб, Р. Гелаев и некоторые другие. Почему?
      Во-первых, необходимо учитывать внутритейповые, родственные отношения в Чечне, которые, кстати, как в никаком другом регионе России, имеют свои особенности и глубокие корни. Для всех честных людей названные мною фигуранты – матерые бандиты. Для многих чеченцев же они – брат, отец, муж или близкий родственник. Понимая, что боевики действуют противозаконно, чеченцы из одного с ними тейпа, тем не менее, укрывают их, кормят, лечат…
      Есть еще два существенных фактора: некоторых не покидают чувства страха и мести, и в первую очередь – кровной. Такие традиции еще прочны, глубинно удерживаются в сознании многих жителей республики. Перебороть их в одночасье просто невозможно. Хотя все понимают, что кровная месть – дикость.
      Во-вторых, уничтожить Хаттаба или Басаева можно гораздо быстрее. Но это чревато немалыми потерями или среди мирных жителей, или со стороны федеральных сил. Я совершенно согласен с мнением руководителей силовых структур (и в первую очередь ФСБ), что это будет неоправданно большая плата за их нейтрализацию (ликвидацию).
      В-третьих, во многих странах существует практика денежного вознаграждения за поимку бандитов. Почему бы не использовать ее и у нас? Тем более что инициатива финансового вознаграждения за «голову» бандитских лидеров принадлежит не нам, военным. Это сами бандиты к нам обращаются с таким предложением. «Заплатите нам, – говорят, – и мы завтра же Хаттаба за бороду притащим в ваш штаб». Что ж, отмахиваться от такого предложения?
      Я неоднократно говорил и повторю снова: банда сильна своим главарем. Не будет главаря, разбежится и банда. Если террорист не хочет сложить оружие, он должен быть уничтожен. А степень вины тех, у кого руки по локоть в крови, должен определить суд. До сих пор в Госдуме рассматривается пакет документов: по реформе судебно-правовой системы, о режиме чрезвычайного положения… Так почему же не предусмотреть в рамках некоторых законов самую суровую статью за особо опасные злодеяния вплоть до расстрела. Те, на чьей совести жизни ни в чем не повинных людей, за-служивают исключительной меры наказания. А чтобы народ, и в первую очередь жители Чечни, знал о неотвратимости наказания – суд должен происходить гласно, публично (если хотите – показательно).
      Некоторые мои высказывания по этому поводу встретили яростное неприятие прессы, правозащитников. Особенно усердствовали некоторые депутаты Государственной Думы. Так вот повторюсь: любой военный человек, в том числе и командующий войсками округа, имеет право высказать свою точку зрения. Для того и существует депутатский корпус, чтобы учитывать интересы своих избирателей, кем я, к слову, и являюсь. Я, избиратель, вправе поинтересоваться, слышит ли меня мой депутат?
      Почему-то у нас все могут рассуждать и давать оценки контртеррористической операции в Чечне, но только не военнослужащий. А ведь солдат или офицер, месяцами находящийся в окопах, порой видит на войне такое, что иному политику и в дурном сне не приснится. И почему он должен молчать?!
      Осмелюсь напомнить некоторым депутатам Госдумы, что во время первой чеченской войны под «умные и гуманные» разговоры о мире были зверски замучены или казнены многие российские солдаты, годами некоторых гноили в зинданах, продавали за бесценок в рабство. Почему же они оставались глухи к предсмертным крикам российских ребят. Неужели настолько очерствели их души? Процесс возрождения мира Чечни – процесс долгий, сложный, как говорится, одним махом, сразу проблему не решить. Нужно время. Вспомните хотя бы послевоенные годы на Западной Украине. «Лесных братьев», недобитых бендеровцев, еще долго вылавливали по лесам отборные силы НКВД. И это при отлаженной сталинской системе репрессивных мер.
      Боюсь в очередной раз навлечь на себя гнев, но хочу заметить: для бандитов, которые прячутся в ущельях и пещерах, которые за деньги посылают молодых людей устанавливать на дорогах фугасы, насиловать женщин, убивать стариков и детей, цивилизованное человечество не придумало иных мер, кроме репрессивных.
      Нельзя не учитывать и еще один важный фактор, связанный социально-экономическим положением жителей республики: целое поколение чеченцев в последние 10 (!) лет не держало в руках орудий мирного труда. Их им заменяла винтовка. Я имею в виду прежде всего молодежь. Эту категорию людей нужно обеспечить работой и вернуть к нормальной мирной жизни. Кстати, это хорошо понимают люди старшего поколения.
      И еще одно наблюдение. Вспомните, как в первую военную кампанию (1994-1996 годов) во многих городах и селах Чеченской Республики организовывались митинги с требованием вывода федеральных войск. Сейчас этого нет. Люди хотят жить в нормальных человеческих условиях под защитой федеральной власти, хотя многие все же боятся повторения очередного «Хасавюрта».
      Эти опасения должны развеяться хотя бы потому, что принято решение о размещении на территории Чечни частей и подразделений 42-й гвардейской мотострелковой дивизии (в количестве около 15 тысяч человек). Дивизия полностью укомплектована необходимой современной боевой техникой и вооружением. Кроме нее в республике остается бригада внутренних войск МВД (численностью до 5 тысяч человек). Необходимыми полномочиями наделены военные комендатуры, число которых не сокращается…
      И все же только одним военным присутствием (на данный момент необходимым – спору нет) не решишь чеченскую проблему. Многое, если не все, будет зависеть от самого чеченского народа, от того, насколько он готов помочь «федералам» покончить с бандитизмом.
      Москва должна поверить чеченцам, и прежде всего тем, кто с первых дней проведения контртеррористической операции выступил против боевиков, кто поддерживал федеральные войска. Такой позиции (а именно – большего доверия чеченцам) придерживается Ахмат Кадыров, и я ее разделяю.
      Между тем серьезно затрудняет работу с местным населением временный характер пребывания здесь подразделений и органов МВД. Только установятся нормальные, доверительные отношения прикомандированных милиционеров и местных жителей, а уже им приходит замена.
      Кадыров предлагает (и я с ним полностью согласен) больше использовать на командных должностях в МВД самих чеченцев (которые уже проявили себя в боях с бандитами) – выходцев из этих селений, районов… Во-первых, они хорошо знают ситуацию на местах. Во-вторых, сразу разберутся, кто действительно безнадежный бандит, а кто осознанно готов сложить оружие и прекратить сопротивление.
      Конечно, наивно думать, что чеченцы, даже лояльно настроенные к Москве и поддерживающие федеральные войска, станут на себе «рубаху рвать» за Россию. Нет. Учитывая вековые обычаи и традиции, плюс раздрай и смуту, продолжащиеся в республике все последние десять лет, они станут просто мстить бандитам за своих родственников, родных и близких, которые пострадали от террористов и ваххабитов. С такими реалиями также нужно считаться, в частности, при назначении чеченцев в комендантские роты или другие правоохранительные структуры.
      Только при учете всех этих факторов и умелой, тонкой политике могут воцариться мир и порядок. Хорошо, что это понимают уже многие чеченцы.
 

 
      На одной из площадей Грозного еще в 70-е годы был воздвигнут памятник – скульптурная группа: плечом к плечу стоят русский, чеченец и ингуш – Николай Гикало, Асланбек Шерипов и Гапур Ахриев. В народе сразу прозвали это место «площадью трех богатырей». В этом монументе, по замыслу авторов, должна была воплотиться память о легендарных героях революции и гражданской войны, а также символ дружбы народов многонациональной страны. И что бы ни говорили о тех временах – любой, кто жил в 50-80-е годы в Грозном (в том числе и я), наверняка скажет самые добрые слова об этом городе и его людях. Они никогда всерьез не враждовали между собой. И не могли представить в своих фантазиях то, что пришлось пережить их общей Родине на переломе второго и третьего тысячелетий.
      Сейчас «площадь трех богатырей» словно возвратилась во времена Средневековья. Я не оговорился. На этом месте, рядом с памятником, при Масхадове существовал невольничий рынок. Здесь можно было продать или купить человека. Здесь, прямо на площади (у кирпичной стены), хозяева «независимой Ичкерии» проводили публичные расстрелы, карали «провинившихся» по законам шариата. О времена, о нравы!..
      Война уничтожила памятник представителям трех народов. Но постамент остался. Может быть, монумент восстановят, а может, воздвигнут новый, в назидание нынешнему и будущим поколениям? Не знаю. Однако я верю, что уцелевший фундамент никогда и никто не разрушит, даже война, оставившая глубокий след в душах людей.
      Многие русские, чеченцы, армяне, евреи, которые покинули Грозный еще перед войной, запомнят свой город прежде всего мирным. Как помню его и я. Ту тихую улицу, недалеко от консервного завода, где ходил седьмой маршрут автобуса, двухэтажную школу, свой двор, увитый виноградной лозой…
      В 90-х годах мне пришлось увидеть другой Грозный – разрушенный, опаленный. Но страшные картины руин не смогли перешибить мою добрую память. И о городе, и о людях, живших в нем.