И начинает мою руку собирать по полной программе. Для начала взял у меня образцы тканей, поместил в чаны размножаться. Потом промыл руку, антисептиком спрыснул, и начинает кости буквально по кусочкам собирать.
Вообще-то я парень не пугливый, и крови не боюсь. Но рана серьезная. В кисти все кости перебиты, из кровавой каши только острые осколки торчат. А док как начинает мою руку резать и потрошить — словно крысиную тушку препарирует!
Тут уж я не выдержал. Распотрошить-то мою руку док распотрошит. Но крушить не строить…
— Док, — говорю тревожно, — а вы руку-то мне собрать сможете?
Косится он на меня обиженно.
— Через неделю, — говорит, — лучше старой будет. Я, молодой человек, в Абакане лучшим хирургом был.
Может, и был. Только мне это ничего не говорит. Если Абакан — такая же глухомань, как этот задрипанный городишко, с канализационной трубой вместо центральной улицы — то быть лучшим хирургом там немудрено.
И вот тут-то я по-настоящему испугался. А что, если…
— Док! — у меня даже голос задрожал. — Абакан — это так это место называется?
Смотрит док на меня как-то странно, на шею косится — и глазами хлопает удивленно.
— Простите, — говорит, — а где ваш воротничок, молодой человек? Вы что, новенький здесь?
— Что значит новенький? — я не понял.
Но он что-то сообразил уже.
— Нет, — говорит. — Эта база — Заярск. А вы, молодой человек, сами-то откуда, разрешите узнать?
— Из Ангарска, — говорю.
— Неужели и Ангарск решил вступить в Империю? — док грустно вздыхает, и даже руками двигать перестает. — А Иркутск?
А я откуда знаю?
И вообще — какое мне сейчас до этого дело? Мне мою руку жалко! Вот она меня сейчас действительно волнует!
— Нет, док, — говорю с честным лицом. — Вроде, не собираемся. И Иркутск тоже не собирается.
Хотел бы я еще знать, где этот Иркутск находится…
— Слава богу! — док говорит.
Да хоть Аллаху! Я на его руки кошусь — не замер ли совсем?
Повезло. Угадал я с ответом. Пошустрее стал док руками двигать.
Работает он быстро — но руку еще собирать и собирать, а от болеутоляющего в голове черт знает что. Мысли — как снулые мухи в луже мазута. Ничего не соображаю.
Ну я и заснул, чтоб отвлечься.
Пару часов промучался — все какие-то кошмары в голову лезут. Ужас, а не сны!
Глаза открываю — док все еще с моей рукой возится. Сам усталый, лицо опухшее, под глазами круги.
Рука мне, конечно, дорога как память — но и совесть у меня пока еще не совсем атрофировалась.
— Док, — говорю, — вы бы передохнули.
Вздрагивает он — словно не отдохнуть я ему предложил, а пощечину ни с того ни с сего отвесил.
— Не разрешено, молодой человек, — глаза поднимает затравленно. — Хозяин приказал привести в порядок вашу руку. Пока не сделаю, отдыхать не имею права.
Ну и порядочки здесь…
— А если, док, — говорю, — он тебе скажет сутками напролет работать? Тогда что? На стимуляторы подсядешь, но все выполнишь?
Но он только еще затравленнее на меня косится.
— Нехорошо это, молодой человек, так над старшими издеваться, — бормочет обиженно.
А потом достает из кармана машинку для инъекций, в шею себе вкалывает — и опять за работу. Я машинку взял, на ампулу в ней глянул — и офигел. Там и вправду сильный стимулятор!
Ну и городок! Что же здесь за порядочки, если хирурги на стимуляторах сидят? Нет, точно не стоит здесь оседать!
А док мою руку уже собрал. Накладывает кожу, которую в чанах вырастил, подшивает кое-где, подклеивает, заворачивает все это биобинтами и в пластик закатывает.
— Вот! — говорит довольно. — Через неделю снимете пластик, и рука будет лучше старой. У вас было два неправильно сросшихся перелома, так я вам исправил.
— Док, вы… — от души начинаю.
Начал — да и замолчал. Непривычно мне людей благодарить. В родном Ангарске такая нужда не часто возникала — особенно в том секторе, где мы с Дымком жили. Вот нужные слова и потерялись где-то по дороге.
Тут я, конечно, сосредоточился, напрягся, чтобы их отыскать — да не успел.
Как вдруг завоет!
Док шарахнулся, чуть шкаф со склянками не уронил. Я еще раньше на ногах оказался — рефлексы, все-таки! Не зря я их четыре года на боевых тренажерах оттачивал!
А сирена все не смолкает — бьет по ушам, прямо в голову вгрызается своим визгом. И это через закрытую дверь так грохочет. А что в коридоре творится!
Док сразу из кабинета, я за ним.
В коридорах гам, толчея, да еще освещение тревожно мигает — ничего не разобрать. Все горожане суетятся, бегут куда-то — я сразу дока в толпе потерял.
Вспомнил, как сюда шел, да и помчался к выходу на поверхность. А там, на стоянке флаеров, натуральный муравейник: горожане, военные, крики, мегафон командами гавкает… да еще сирены над всем этим надрываются.
Едва наш «Скат» отыскал. Дымок с Линским тоже подбегают. Затаскиваю я Дымка внутрь «Ската», чтоб сирена по ушам не била.
— Дымок! — кричу. — Что происходит?!
— Тревога, Серж!
Объяснил, блин! Будто я сам не знаю, что это тревога! Мне другое надо знать — отчего? Реактор где-то внутри накрылся, или на город кто-то напал? Но допрашивать некогда, генеральский флаер уже к туннелю выруливает — и наружу. За ним еще десяток девяностых и восьмидесятых «Скатов».
— Давай-ка за ними, Дымок! — я братишку к штурвалу подталкиваю.
Может, в школе этого и не преподают, но тут и без особых талантов нетрудно сообразить: что бы ни случилось, а безопаснее всего всегда там, где начальство.
Поднимаемся мы, вылетаем на поверхность — а там такая красота!
Восход.
Полнеба в облаках — каких только нет. И пушистые, и волнистые, и как растрепанные нити… А какие цвета! Пурпурные, алые, медные, золотые… У меня от восторга дух перехватило.
Внизу не хуже. Джунгли сочно-зеленые. От холмов на зелени голубоватые тени. А из вершин холмов боевые башни выдвигаются — стройные, ажурные, на стальных балках солнце играет. Ну просто прелесть!
Одного не пойму — из-за чего весь переполох? После Конфликта много разных мутантов появилось — но не для них же боевые башни готовят? В нашей качалке ребята, что внешний периметр охраняют, языки полноценно тренировали — но даже в откровенном гоне я не слышал, чтобы против мутировавшего зверья нужны были реактивные снаряды и боевые лазеры…
Летим мы за имперскими флаерами.
Холмов под нами все меньше, а джунгли все гуще. И на горизонте среди зелени блестит что-то. Глянул я на экраны внимательнее — и чуть дышать не разучился.
Потом сообразил — это все мне просто мерещится. Пока док руку мне собирал, каких только наркотиков не вколол. Вот я и галлюцинирую. Ну не может такого быть!
Но Дымок тоже сопит испуганно, и Линский из-за спины чертыхается…
Тревога не из-за диких зверей была. Перед нами, кмах в десяти, через джунгли боевые роботы маршируют.
Парни в качалке рассказывали, что на внешнем периметре боевые роботы случаются. Но даже в байках никогда не было, чтоб за раз больше двух роботов! А перед нами — целый отряд. Цепью, аккуратненько через шестьдесят метров, маршируют на холмы полсотни роботов. Да еще сверху вертушки их сопровождают. А в трех кмах позади — еще одна цепь роботов. А за второй третья, еще с полсотни…
Но особенно рассматривать уже некогда — бой начался.
Имперские флаеры высоту набирают. Над первой цепью промчались — и резко высоту сбрасывают. И давай вертушки сбивать ракетами! А позади нас, на холмах, боевые башни вступили в бой. С двух сторон огненные дуги протянулись — это реактивные снаряды на наступающих роботов посыпались. Ударили по джунглям — и словно огненный водопад на джунгли обрушился. Еще две башни лазеры включают: заколыхались в воздухе две ослепительно-голубые нити — и давай вертушки потрошить.
Тут и рация оживает — генерал просто надрывается.
— Димон! — орет. — Куда прешь! Хочешь мой флаер испортить? А ну брысь отсюда!
И вовремя он нас предупредил. Только Дымок флаер поднять успел, тут же настоящая заварушка началась.
Вражеские вертолеты от имперских флаеров уходить даже не пытаются, вообще на них внимания не обращают — и все вперед рвутся, к боевым башням в холмах. А вот на башни вертушки ракет не жалеют — залп за залпом выплевывают. Воздух сотнями дымных нитей наполнился — словно гигантская паутина все небо опутала.
Тут и роботы подключились. Но они-то не на башни, а на имперские флаеры внимание обратили. Да еще как! Сначала роботы в первой цепи только в стороны прыгали, из-под обстрела боевых башен уходя. А потом вдруг — раз! Все пятьдесят роботов по флаерам залп, каждый по две ракеты!
Ракеты у них маленькие и на химтопливе, вроде бы пустячные. И такие ускорения, как флаеры на гравах, ракеты эти выдавать не могут. Но когда на флаер со всех сторон под два десятка ракет несется — тут и мог бы уйти, да некуда.
Два девяностых ската разрывы ракет несильно задели, а с одним восьмидесятым почти прямое попадание случилось — и реактор у него вразнос пошел. Нехило шарахнуло, под сотню килотонн — ярче солнца полыхнуло.
Остатки вертолетов взрывной волной пораскидало, флаеры кое-как выдержали.
А роботам, что по земле наступают, хоть бы что — почти все еще целые. Вертолеты до взрыва флаера здорово успели холмы посыпать ракетами, и обе артиллерийские башни из строя уже вывели. Одой башне с лазером тоже досталось, она обратно в холм уползла. Вторая башня с лазером еще работает, но от нее никакого толку — от ракет и реактивных снарядов в воздухе столько пыли и дыма, что лазерный луч еще за пару кмов до роботов напрочь затухает, совершенно бесполезен.
А роботы перегруппировались — и снова на холмы маршируют. Тут еще вторая цепь роботов по зазевавшемуся флаеру залп дала и почти достала…
— Дымок! — говорю. — Или давай имперцам помогать, или рвем когти! Если так пойдет, то через час эти роботы в холмы прорвутся и весь славный имперский форпост на кирпичики разнесут!
Генерал словно мои мысли читает.
— Эй, Димон! — орет по рации. — Если у вас есть ядерные боеголовки, прибереги их пока, еще пригодятся! И держись подальше, в бой не лезь!
Лучше бы он за своими флаерами присматривал! Им это нужнее — уже вторая машина чуть не накрылась. А мы о себе как-нибудь сами позаботимся. Не люблю, когда кто-то за меня что-то решает, да еще и объяснить не соизволит. А уж когда от этого моя жизнь зависит…
— Дымок, — говорю, — чего он задумал?
Но Дымок только на мониторы кивает — и быстрее наш флаер в сторону уводит. Некогда уже объяснять.
Один имперский флаер забирается повыше, чтобы роботы своими ракетами его не достали, проскакивает на четырех звуках над всеми тремя цепями, и в паре кмов за последней цепью роботов идет вниз.
От расстройства я даже прицокивать начал. Генерал что, решил обойти роботов сзади — когда те на полной скорости к холмам маршируют?! Если это и есть его обещанный маневр, то недооценил я этого Шутемкова… через полчаса роботы ворвутся в город, а не через час!
А флаер тот к земле снизился, завис — и что-то не спешит подниматься. Снова рация оживает. Снова генерал по общей волне надрывается, но на этот раз уже не нам.
— Эй, железяки кремниевые! — кричит. — Позади вас человек, у которого от страха адреналин из ушей лезет! Не хотите поразвлечься?
Это он что, с роботами разговаривает, что ли?… Точно псих!
А флаер уже поднимается и обратную дугу делает. Наводит Дымок камеры нашего «Ската» туда, где флаер садился, дает увеличение — и… там, в джунглях, в самом деле человек в легкой боевой броне остался! И ни оружия у него, ничего!
Ну натуральный псих этот генерал…
А третья цепь роботов генерала словно услышала — и даже поняла. Разворачивается — и назад. Все пятьдесят с лишним болванок к тому человеку наперегонки несутся!
Ничего не понимаю. Только в монитор смотрю тупо, и ни одной мыслишки.
А роботы человека окружают, кольцо вокруг него сжимают — и открывают шквальный огонь. На каждом роботе кроме ракетниц по паре крупнокалиберных пулеметов стоит, и когда они все вместе из них ударили, человек тот в облаке щепок и сбитой листвы утонул. Зеленый вихрь взвился в небо, словно торнадо, а сотни дорожек от трассирующих пуль — словно лучи солнца вокруг него вспыхивают.
И тут над всем этим проносится девяностый «Скат» на шести звуках — и что-то сбрасывает. Роботы так спешили человека окружить, что флаер этот прозевали. Только теперь заметили. Половина роботов выпустили по флаеру по ракете — но слишком поздно. Все ракеты ушли вдогонку, и ни одна его не догнала — флаер-то на гравах, а ракеты на химтопливе.
Пара ракет ушли к бомбе, которую флаер сбросил — но тоже не успели, термоядерный заряд раньше сработал.
Тут уж по-настоящему полыхнуло. Огненный шар почти на километр вздулся, а взрыв такой — что джунгли вокруг эпицентра лучше папиросной бумаги вспыхнули. Взрывная волна даже до нас докатилась. Внутренние гравы-компенсаторы толчки внутри «Ската» погасили, но сам флаер забултыхало в воздухе, как мотылька в вентиляторе — изображение на камерах так запрыгало, что в глазах замельтешило.
А я буквально завис…
В горле ком, в голове полная неразбериха… Ведь тот человек, которого в джунглях высадили как приманку для роботов — он ведь должен был знать, чем все закончится. Знал, что пятьдесят роботов за ним пойдут. И то, что свои же потом прямо на него мегатонну сбросят, тоже знал. И все равно не струсил, пожертвовал собой…
А генерал уже свой трюк повторяет. Опять человека высаживает, теперь уже позади второй цепи роботов, опять по рации об этом объявляет — и все в точности повторяется. Снова взрыв, снова наш флаер в воздухе мотает — и уже второй цепи роботов как ни бывало, одни оплавленные тушки среди пылающих джунглей от нее и остались…
Смотрю я на все это — и глазам поверить не могу. И не в том даже дело, что генерал уже третьего человека высаживает возле роботов, словно овцу на алтарь.
Самое удивительное, роботы генералу словно подыгрывают. Не знаю уж, что за программы в из электронных мозгах загружены, только и дураку ясно: если бы роботы всеми тремя цепями атаковали холмы, то прорвались бы в городок и легко его уничтожили. А тех людей, что в джунглях остались, можно было бы и потом найти и добить… Да и что такое три человека по сравнению с городом на пару тысяч человек? Странное у роботов управление…
После четвертого взрыва от трех цепей только десяток роботов и осталось, да и те почти все поврежденные. До холмов они кое-как домаршировали — но там их уже двести человек с гранатометами и плазменниками встречают. Тут уж, понятно, у роботов ни одного шанса не было.
Даже не помню, как мы в городок возвратились.
Все никак у меня из головы не выходит, как те четверо ради спасения своей базы так собой пожертвовали. Получается, это все же армия, а не бандиты… Бандиты на подвиг не способны.
От избытка чувств я это, наверно, вслух сказал — потому что Дымок откликнулся.
— Ты ошибаешься, Серж, — говорит мне хмуро, глаза пряча.
Не стал я с ним спорить. Не о чем тут спорить. Жаль, что братишка этого не понимает…
Вылезаю из флаера — а к нам уже Шутемков несется. Хотел я ему сказать, что ребята его настоящие герои, раз так собой жертвуют. Ну и вообще…
Но только я рот открываю…
Генерал на нас — ноль внимания. Это он не к нам — это он к нашему флаеру так несся. Осматривает генерал наш «Скатик» тревожно — нет ли каких повреждений?
Повреждений нет. Я думал, он хоть теперь о своих ребятах, так собой пожертвовавших, вспомнит — но генерал только лыбится облегченно.
Словно никакого боя не было. Будто не потерял генерал в бою флаер со всем экипажом, будто не было тех четверых, решившихся на самое святое самопожертвование!
Я обомлел.
А генерал еще радостнее лыбится.
— Хорошую победу надо доблестно отметить, — говорит довольно. — Прошу обедать! У нас здесь такие вина и травка, что вам в вашем Ангарске даже не снились!
Ну, насчет вина — не знаю, не увлекаюсь. А вот насчет травки генерал явно заблуждается… Но сейчас мне не до травки и даже не до обеда, хоть уже больше суток, как мы с Дымком ничего не жевали. При чем здесь все это сейчас?!
Гляжу я на его генеральское рыло радостное — и не могу понять: как же он, сволочь, может сейчас об обеде и травке думать?!
А генерал все вокруг нашего флаера крутится и за руку меня схватить норовит, чтобы тащить обедать. И все скалится радостно, шуточками сыплет…
Вот тут-то я голову и потерял. Чуть не врезал этому гаду! Только и удержало, что правая рука в пластик закатана. Пока соображал, что бить надо левой, остыл немного.
Выдавливаю я улыбочку кое-как, Линского к генералу подталкиваю.
— Вы идите, — говорю им, — а мы с Дымком чуть позже. Напугался братишка во время боя, успокоить его надо.
И во флаер быстрее ныряю, чтобы генеральскую рожу не видеть.
Про Дымка я, конечно, наплел — ни фига братишка не испугался. А вот поговорить мне с ним действительно надо. Именно потому и надо, что ничему-то Дымок не удивляется.
Сграбастываю я его за грудки для большей доходчивости.
— Ну-ка колись, братишка! — говорю.
— Серж! Серж! — Дымок ручками всплескивает. — Я как раз собирался все рассказать тебе!
Наверняка врет, что собирался. Хотел бы рассказать — нашел бы время. Но сейчас-то он мне в любом случае все выложит. Потому что сейчас уже я этого хочу!
— Вот и ладненько, Дымочек, — говорю. — Для начала скажи-ка, откуда ты все знаешь?
Строит Дымок невинное лицо — но меня-то ему не провести. Пришлось раскалываться.
Пока братишка по сети родного Ангарска ползал, он не только старинные файлы читал. Другие интересы у него были. Ручки-то шаловливые, все им неймется. Вот и набрел Дымок на вход в локальную сеть одной нашей государственной службы — СВИ. Служба Внешнего Изучения. Название не врет. Эта СВИ — вроде свища между нашим Ангарском и остальной Землей. Изучает, что твориться вне нашего города.
— Что-то я, Дымок, — говорю, — ни разу об этом свище не слышал.
Пожимает Дымок плечами.
— Ничего удивительного, Серж, — говорит в своей выпендрежной манере. — В нашем городе о существовании этой службы знают не более ста человек. Только президент и те, кто имеют к СВИ непосредственное отношение.
— А ты-то о ней как узнал, Дымок? — говорю. — Сеть сетью, но там же защиты всякие, пароли…
Жмурится Дымок от удовольствия — и начинает перья распускать. С компами он как рыба в воде.
— Если бы ты, Серж, — щебечет вкрадчиво так, — уделял больше времени не только развитию физических способностей и рефлексов, но и более интеллектуальным вещам, в частности, больше изучал сеть…
В общем, хамить начинает. Того и гляди, сейчас опять начнет — совершенно невзначай, ясное дело! — свое ай-кью поминать, которое у него больше ста шестидесяти на целых двадцать пунктов.
— Дымок! — обрываю. А сам за грудки его встряхиваю тихонько, чтоб он не очень-то хвост распускал. — Если бы я меньше времени уделял качалке и тренажерам, ты бы сейчас обживал угол в бараке на поверхности!
Я, конечно, не думал, что Дымок после моих слов особенно смутится. Как же! Знаю я его… Но он, поросенок малолетний, вообще ни в одном глазу!
— Вы опять заблуждаетесь, Сегей Павлович, — выдает мне.
Ну, тут он меня задел. Хоть и привык я к тому, что палец ему в рот не клади — по локоть он ваш палец откусит, и даже не поперхнется! — но это уж слишком!
— Чего?! — натурально из себя я вышел. — А как бы ты с теми двумя особистами справился?! Они бы тебя живо заарканили и на поверхность отволокли! Забыл?!
Сбавляет Дымок обороты малость.
— Ты меня не так понял, Серж, — говорит уже нормально. — Я хотел сказать, что те, кого в нашем городе осуждают на работы на поверхности, на самом деле там не живут. Это только в общих городских новостях так сообщают.
— А где же они живут? — говорю.
А сам только и делаю, что глазами хлопаю. Куда же им, осужденным, деваться-то, в самом деле?
— По приказу нашего президента, — Дымок говорит, — специальный отдел СВИ отправляет осужденных в Империю, чтобы она не трогала наш город.
Вот оно как… Теперь я врубился, о каком-таком товаре Дымок генералу говорил, когда он за нами гнался. Вот что мы в Империю поставляем. Ну и паскудство… Понятно, почему об этой СВИ сотня человек на весь Ангарск знает!
Но черт с ним, с этим свищом и президентом Тяпкиным, в конце концов! Мне пока другое важнее.
Что-то никак у меня не стыкуется все то, что я об Империи узнал. То обычные имперцы жертвуют собой почище героев из старинных видеоагиток — то их же, славянские, генералы ведут себя как натуральные бандиты! Да еще чужих осужденных зачем-то покупают! Да и не покупают, а в качестве дани берут… И что-то сомневаюсь я, чтобы они жаждали наших заключенных своими полноценными согражданами сделать!
И не очень-то одно с другим стыкуется. Вообще никак не стыкуется, если честно. Совсем я запутался.
Ну да это поправимо. Что я, своего братишку не знаю, что ли? Если Дымок до чего дорвался, то все — пока по винтикам не разберет, не успокоится. С крутым интелом наша мамаша нагуляла братишку, не иначе… На что угодно спорю: архив этого СВИ Дымок распотрошил не хуже, чем патологоанатом безвременно скончавшегося миллионера.
— Дымок, — говорю. — Раз ты по файлам этого свища копался, должен был еще чего-то нарыть, а?… Что-то у меня не стыкуется: Империя эта славянская, это банда отморозков — или цивильная страна?
И конечно, я угадал.
Уж это-то Дымок знал.
Ожерелья, которые на всех имперцах надеты — сами-то имперцы их воротничками кличут, — вовсе не украшения. Самые натуральные ошейники это! А толстые они такие потому, что в ошейники эти чего только ни набито: и взрывчатка, и радиопередатчик, и процессор, и оптоволоконные кольца с лазерами…
Все так сделано, что на голом энтузиазме ошейник не снять. Если попытаться открыть электронный замок ошейника без смартины с нужными кодами, то взрывчатка в ошейнике детонирует — взломать замок невозможно. Попробуешь ошейник распилить — упрешься в одно из трех оптоволоконных колец, проходящих внутри. Если такое кольцо перерезать, то прервется лазерный импульс, который по нему бегает — и взрывчатка в ошейнике опять же долбанет. Прежде чем ошейник и эти кольца распиливать, надо сначала электронику детонатора отключить. Но детонатор вделан между этих трех колец, прижатых одно к другому — и чтобы к детонатору добраться, какое-то из этих колец обязательно надо перерезать. Заколдованный круг. Серьезная техника нужна, чтобы ошейники снимать. Ну, или сматрина с нужными кодами — но она только у хозяина. И просто так он ее не отдаст, конечно…
И вот эти ошейники — самая основа Империи. И вся она такая — помесь рабства с современными технологиями.
Все люди, что живут в городке под холмами — да и во всей Красноярской зоне тоже, — принадлежат генералу Шутемкову и носят его ошейники. Раз в сутки генерал на каждый ошейник посылает радиосигналы со специальными кодами, и электроника ошейников их принимает. А если кто-то хоть пикнет против него или попытается сбежать — Шутемков просто не пошлет на его ошейник нужных сигналов. Без такого сигнала человек в ошейнике только до конца суток и жилец — а в полночь будет мозгами раскидывать. То есть в буквальном смысле будет мозгами раскидывать — потому что если электроника ошейника не получит подтверждения благонадежности, она включит детонатор. Конечно, если Шутемкова доведут, он не только в конце суток, а в любой момент может на ошейник провинившегося сигнал на подрыв послать. А снять ошейник без полного набора кодов — которые только на смартинах у Шутемкова и есть, — невозможно. Так что все городские жители у генерала в рабстве.
Но и сам Шутемков тоже ошейник носит. Он ведь не свободный человек, а всего лишь вассал императора. Оттого-то, что он прямой вассал императора, «воротничок» у него и позолоченный — чтоб видно было, что он не погулять вышел, а с самим императором ручкается. Хотя ручкается, конечно, тоже относительно. Император генералом точно так же понукает, как сам генерал своими рабами. Такая уж у них в Империи вертикаль власти.
А те, кого генерал высаживал во время боя в джунглях, как приманку для роботов, потому и на «самопожертвование» так легко шли — потому что никакое оно не самопожертвование на самом деле. Никакого выбора у них все равно не было. Да и не спрашивал их некто, конечно. Заблажишь или начнешь сопротивляться — тут же пристрелят. Даже если сбежишь, только до конца суток и жилец.
Так и настигают имперцев благородные порывы души — по приказу хозяина. Не поддашься порыву — помрешь сразу. Поддашься — еще минут пять поживешь, да и погибнешь вроде как героем. Вот такое у них в Империи самопожертвование — с полной гарантией.
После всего этого я натурально в осадок выпал. Сижу только да в пульт перед собой гляжу тупо.
Видел я старинные фильмы, где такие ошейники на заключенных надевали, чтобы они из тюрем не сбегали. Еще однажды Дымок мне старинный файл пересказывал, так там ошейники на президентов вешали, чтоб они о народных чаяниях больше думали и о государственном благополучии активнее пеклись.
Но так, чтобы один самый главный на всех людей такие ошейники надел, словно хозяин на собачьей ферме…
У меня даже пальцы разжались от удивления. Ну а Дымок, не будь дураком, тут же этим и воспользовался. Выскальзывает из моей руки — и сразу из флаера.
— Прости, Серж, — бормочет. — Но у меня со вчерашней ночи во рту маковой росинки не было! — и только я его и видел, как он дверцей флаера хлопнул.
А я сижу, и потихоньку все услышанное в голове раскладываю. Не сразу после такого в себя придешь!
Выходит, хоть и кислорода в воздухе у нас в Ангарске пятнадцать процентов, и президент полный подлец, и перевороты у нас, и заключенных в Империю продаем, — но по сравнению с этой самой Империей… По сравнению с ней даже наш Ангарск вроде рая небесного получается!
4. Дымок зарывается
За обедом я малость отошел.
У меня вообще аппетит хороший, а у генерала Шутемкова такой стол… Да еще и голодные мы с Дымком. Не ели с тех пор, как в новостях итоги выборов узнали — уже больше суток. Так что первые полчаса я только на еду внимание обращал. Уж если о чем и думал, так только о том, из чего они такую прелесть делают.
Но когда желудок набил и дело до травки дошло, тут я притормозил. Вокруг Шутемков и его ребята уже вдрызг пьяные, в воздухе от травки такой дым — хоть сам не кури. Девки какие-то появились. Немножко задрипанные, но некоторые еще очень даже ничего…
Все это замечательно, конечно. Но пора и честь знать — уж очень меня проняло устройство имперской вертикали власти. Пора сваливать отсюда, пока генерал не узнал, что в Ангарске у власти старый президент остался. Или просто от хорошего настроения не решил нас с Дымком приватизировать. А то ведь наденет на нас свои ошейники — и привет, до конца дней придется в рабстве ходить.
Так что я только разочек затянулся — и больше ни-ни. Дымок тоже не курит. Он травку вообще на дух не переносит. Говорит, на мозги плохо влияет. Ну, это его личные заморочки.
Выбираюсь я тихонько из-за стола, оттаскиваю Дымка в сторонку.
— Дымок, — говорю. — Пора грести отсюда.
— Я тоже так думаю, Серж, — Дымок кивает. И тут же хмурится: — Но есть небольшая трудность. Боюсь, генерал Шутемков не отпустит нас просто так, ему очень понравился наш флаер.
— Ну и в чем проблема? — я ухмыляюсь. — По мне, так прощаться с этой бандой рабовладельцев не обязательно. Ты пока посиди здесь, а я схожу гляну, что здесь да как.
Выбираюсь я из ресторана тихонько, иду к выходу на поверхность.
Дохожу до стоянки. Глядь — возле нашего флаера трое местных вояк топчутся. Обнаглел Шутемков! Решил, что флаер уже его! Смартину еще не получил, а свою охрану уже выставил!
Проблемка.
Хотя…
Охрана-то та еще. Вояки славянские от остальных горожан только отвязным видом да станнерами на поясах отличаются. Ни формы особенной, ни легкой брони — все трое в косухах, вместо погон на плечах звездастые заклепки. Сами вообще легкую травку смолят — это на посту-то!
Может, рискнуть? «Коготь», что мне от наших особистов достался, дальнобойным станнером считается. И стреляю я не в пример многим. Но… не с закатанной в пластик правой рукой. Могу, конечно, и с левой руки — но тут уже полной гарантии нет. Их трое, все-таки. Да и еще кто-то может поблизости оказаться.
Паршиво…
Возвращаюсь я в ресторан. Отлавливаю Дымка, снова в сторонку оттаскиваю.
— Тут какое дело, братишка… — говорю. — Под охраной наш «Скатик». Но рискнуть можно. Если не шуметь и пошевеливаться, шансы есть.
Обрадовался Дымок — но тут же сник.
— Не хочется оставлять Линского здесь… — глаза отводит.
Блин… и откуда он, интересно, этого нахватался? Бюрократы нашего сектора чего только не делали, чтоб особо жалостливых сирот в Ангарске не вырастало! Неужели это я братишку испортил?…
— Жалко его здесь бросать, — Дымок бормочет, глаз не поднимая. — Вдруг еще пригодится?
Я аж воздухом поперхнулся. Ничего себе переход! Ни фига себе, какое чудовище я вырастил! Или он прикалывается?
Но в любом случае марку держать надо.
— Это другой разговор, Дымочек, — говорю на всякий случай.
А потом глянул на Линского — и закачался.
Он же, сволочь, все выборы трубил, что не то, что травкой не балуется — ни капли спиртного за всю жизнь не выпил! А тут за полчаса так нажрался, что еле на стуле сидит! Видно, всю предвыборную компанию кое-как держался, чтобы журналисты из «Вектора» не прознали. А тут дорвался наконец…
Но хоть он и сволочь, а все же наша сволочь. Родная сволочь, ангарская. А тут его мигом обломают и в рабом сделают. Действительно жалко его здесь бросать. Жалко, но…
Но нам-то с Дымком что делать? С ним за компанию оставаться?
— Нет, Дымок, — говорю. — Кончай сопли жевать! Во-первых, он тебе не папаша. А во-вторых, ты глянь, в каком он виде! С ним мы точно не прорвемся.
Говорю, а сам себя последним подлецом чувствую. Вроде и правильно все говорю. Но как-то это… Дымок, видно, тоже между логикой и этой, как ее… этикой выбирает.