— Но он хотел мне помочь.
— Бедный Рональд, вы все так же доверчивы, ваши приключения ничему вас не научили. Видно, придется рассказать вам все, как было.
И Рональд узнал о вероломстве командора.
—… Однако вернемся к делу. Нужно вывести бригадира на чистую воду.
— Нам поможет Жаклин, мисс д'Инди. Я говорил с ней по телефону сегодня и все рассказал…
— Что? Да вы просто дурак! Теперь из–за вас все пропало! — Лавлейс подошел к камину и нажал кнопку.
— Жаклин — честный человек. Ей можно доверять.
— «Честный», «доверять» — эти слова безнадежно устарели в наш циничный век. Вы доверяете мне? Я честный человек?
— Конечно, доверяю. Иначе я не был бы здесь. Но сказать, что вы честный, я не могу. Вы спокойно наблюдали, как Солт заманил бедного Хаббард–Джонса в ловушку. А потом закрыли, пользуясь этим, наш отдел.
— Я не только наблюдал, я поощрял Солта. Ведь вам известен мой принцип — разделяй и властвуй, пускай псы пожирают друг друга.
— И вам наверняка было известно, — продолжал Рональд (он долго об этом размышлял, пока его отхаживали в монастыре в Афинах), — что МИ–5 специально подстроили убийство президента и, таким образом, отделались от Бойкотта.
— Это я их надоумил, — скромно признался Лавлейс. Вошла экономка в черном платье и подала хозяину серебряный поднос.
— Благодарю вас, миссис Паунси.
Когда за нею закрылась дверь, Бакстер Лавлейс взял с подноса маленький пистолет системы Биретта.
— А теперь, Рональд, встаньте, пожалуйста, — и он навел на него пистолет. Рональд встал, полагая, что это шутка.
— Вряд ли у вас с собой оружие, но на всякий случай — руки на голову! И пройдемте в сад на крыше.
Рональд не двинулся с места.
— Послушайте, не могу же я пристрелить вас здесь, ковер стоит несколько тысяч фунтов. Этот странный довод почему–то оказал действие. Рональд прошел через стеклянную дверь на плоскую крышу, засаженную кустами и деревьями. Листья блестели под дождем. Лавлейс с пистолетом в руке проследовал за Рональдом.
— Вы дурак, Рональд. Я выбрал вас для этого дела только из–за вашей наивности. Я думал, вам ничего не удастся выяснить. А чтобы окончательно сбить вас с толку, я подсыпал вам снотворного в коньяк, когда давал задание. А потом напустил на вас уличного фотографа… Тем не менее вы все–таки ухитрились докопаться до сути.
Рональд в ужасе уставился на Лавлейса.
— Так это ваших рук дело?
— А кто же еще сумел бы с таким блеском разработать подобную операцию? Каждое донесение «Девяти муз» содержало перечень различных европейских фирм, торгующих оружием. Фирмы получают огромные заказы из Южной Африки. Я всё до последнего пенни вложил в эти предприятия. На прошлой неделе акции необычайно поднялись И я заработал полмиллиона. Не будь вы таким идиотом и не впутай в это дело Жаклин, я бы все свалил на бригадира. Но с ней подобный номер не пройдет. Малютка Джеки похожа на безмозглого страуса, но такую умницу поди поищи. Она сумеет разобраться, что к чему… И теперь мне ясно, откуда взялись ваши ангелы–хранители. Это она наняла каких–то частных агентов. Жаклин знала, что вы едете в Грецию на верную смерть. А она всегда питала к вам необъяснимую слабость.
Да, я надеялся безбедно прожить жизнь на свои дурно пахнущие денежки, но, видно, придется отправиться по стопам старика Кроума куда–нибудь в Аргентину. Жаклин того и гляди явится, чтобы меня арестовать. А ну–ка, пройдите к парапету,
Рональд помимо воли сделал шаг назад.
— Дальше!
«Стой, остановись!» — повторял себе Рональд. И шел дальше. Крыша кончилась. И он полетел вниз. Однако он успел уцепиться за выступ карниза и повис, раскачиваясь в воздухе. Ногой в элегантном ботинке Лавлейс изо всех сил ударил Рональда по пальцам.
— Какая жалость! Если бы вы погибли в Греции, из вас бы сделали героя.
— Бросьте пистолет, мистер Лавлейс, и подойдите сюда. С пожарной лестницы спрыгнула великанша Жаклин в необъятном прозрачном плаще. В руке она держала кольт новейшей системы.
— О господи, как это банально! — сказал Лавлейс, неохотно подчиняясь команде. — Словно в бездарном телевизионном спектакле. Героя спасает звонок в дверь.
Рональд нащупал ногами выступ в стене и устроился понадежнее.
— Помогите, пожалуйста! — робко попросил он, но на него не обратили внимания: из–за кустов на крыше появился бригадир.
— Молодец, Джеки. А я записал все, что здесь говорилось, на магнитофон.
— Явился на расправу, — злобно отметил Лавлейс. Бригадир снял с плеча сумку для гольфа и высыпал на крышу ее содержимое. Среди палок и мячей он нашел автомат. Радкинс поднял его, взвел курок и стал напротив Лавлейса.
— Беги, Джеки, приведи того босса из Особого управления, и мы арестуем мерзавца.
— Он какой–то странный, этот инспектор. По–моему, он у них недавно. Но ничего не поделаешь. Ведь Особое управление теперь вообще без начальства.
Бригадир и Лавлейс, оставшись одни, молча глядели друг на друга.
— Помогите! — тихонько молил Рональд. Но тщетно. Бригадир спокойно приказал Лавлейсу:
— Бросайтесь с крыши.
— Чего ради?
— Ваша исповедь записана на пленку. Вам теперь меня не впутать в эту историю. Вас погубило тщеславие. Я знал, что так будет.
Рональд не верил своим глазам. Бригадир Радкинс, чудаковатый старик, оказался хладнокровным и беспощадным убийцей… Дождь лил и лил, держаться за мокрый карниз становилось все труднее.
— Помогите! — крикнул Рональд громче, но опять никто не обратил на него внимания.
— Вы опоздали, — говорил Лавлейс. — Деньги в швейцарском банке, а номер счета известен одному мне. И я не собираюсь кончать с собой. Я получу двадцать пять лет…
— Сорок пять, по меньшей мере, — прервал бригадир. — Вы занимаете высокий государственный пост.
— Лорд–канцлер — мой дядя, моя кузина замужем за генеральным прокурором, половина палаты лордов — моя родня. Я получу двадцать пять лет, не больше. А потом мне сократят срок. И я выйду, когда мне не будет пятидесяти. И еще могу рассчитывать на приличную пенсию.
Бригадир издал собачий рык и побагровел до синевы.
— Номер счета, — прошипел он сквозь зубы, — или я тебя пристрелю. Лавлейс улыбался по–кошачьи.
— Не глупите — я не скажу, вы это прекрасно знаете.
— Половина денег принадлежит мне. Но тут возвратилась Жаклин с инспектором.
— Помогите! — закричал Рональд во весь голос: хоть Жаклин его услышит. Но она уже исчезала в роскошной гостиной.
Инспектор вытаскивал из кармана наручники. Выглядел он действительно странно — плащ до пят, голова редькой, близко посаженные глаза.
— Вы — Антони де Вир Бакстер Лавлейс? — торжественно спросил инспектор.
— Вы меня прекрасно знаете, Уорт. А вас, бригадир, остается только пожалеть. Этот еще похуже Бойкотта.
С формальностями ареста было покончено.
— Помогите! — отчаянно завопил Рональд.
— Что вы стоите как чурбан? — накинулся бригадир на инспектора. — Помогите Бейтсу, а уж я сам присмотрю за этим типом. — И бригадир повел Лавлейса в гостиную, подталкивая в спину дулом автомата. Лицо старого контрразведчика перекосила кровожадная гримаса.
6. Встреча на Кенгуру-Вэлли
Дождь лил не переставая. Рональд еле шел от боли — сказывались афинские приключения, вдобавок ныли натруженные мускулы рук, саднило ладони, разодранные о каменный парапет. Рональда душила лютая злоба.
Замок квартиры в Сохо был покрыт царапинами. Кто–то здесь побывал в его отсутствие. Но Рональд не обратил на это никакого внимания. Ему казалось, что теперь ничто на свете не растрогает его, не поразит, не заставит испытать волнение. В квартире звонил телефон. Рональд не подошел. Телефон зазвонил снова. Потом опять. Наконец Рональд сердито крикнул в трубку: «Убирайтесь к черту!»
— Простите, как вы сказали?
Рональд узнал голос Дженнифер, секретарши бригадира, и стал ей врать что–то несуразное.
— А я уж подумала, что вы сошли с ума, — заметила Дженнифер. — Бригадир просит вас непременно быть сегодня вечером на одном заседании. В девять часов.
— К черту. Ни на какое заседание я не пойду, — отрезал Рональд, дивясь себе.
— И все–таки вам следует на нем присутствовать, — настаивала Дженнифер. — Ведь оно состоится на Даунинг–стрит.
Рональд окончательно утратил те качества, которыми раньше обладал в избытке, — патриотизм, преданность, верность. И только честолюбие, пустое честолюбие заставило его в конце концов принять приглашение на дом к главе государства.
— Ладно, — согласился он угрюмо. — Приду.
— Невероятно! — в восхищении воскликнул премьер–министр. — Поверьте, Бейтс, вы заслужили благодарность нации.
Рональд зажег сигарету.
— Но как вы снесли такие мучения и пытки?
Рональд не стал им рассказывать о том, что он читал про себя «Грантчестер». Он вообще за все заседание не произнес ни слова. Все присутствующие — министры, «безликие», множество неизвестных Рональду высокопоставленных лиц — восхищались его храбростью, умом, несокрушимым чувством долга. Но Рональд мрачно молчал.
— К счастью, все закончилось благополучно, — продолжал премьер–министр. — Удачно и то, что не будет процесса над Лавлейсом — это бы плохо отразилось на национальном престиже.
— И все–таки бригадир Радкинс поступил неэтично, застрелив Лавлейса, — заявил лидер оппозиции: он вспомнил, что еще ни разу в этот вечер не выступил с критикой.
— Мерзавец пытался бежать, — соврал бригадир, даже не покраснев.
— Не будем ссориться, — вмешался министр обороны. — Мы должны на коленях благодарить Бейтса — ведь он разоблачил змею, которую мы согрели у себя на груди.
— Внимание, внимание! — с энтузиазмом завопили адмиралы, генералы, министры, главы департаментов.
Министр иностранных дел поднялся со своего места и повел хоровод, затянув:
«Ведь он чудесный парень…»
Исполнилась заветная мечта Рональда — его провозгласили национальным героем, но Рональд при этом не испытал ничего, кроме глубокого отвращения. Покраснев от ярости, он вскочил.
— Заткнитесь! — шепеляво крикнул он (на месте передних зубов у него зияла дыра).
«И это знают все … И это знают…»
Пенье смолкло, и правители Британии недоуменно уставились на молодого человека.
Гнев рвался у Рональда из самой глубины души. Он отчаянно искал нужные слова, такие, что смогут предельно ясно выразить его бесконечное презрение к этим людям. Но нужные слова потонули в волне негодования, охватившей все его существо.
И он выбежал вон из высокого, обитого шелком зала и с силой захлопнул за собой дубовую дверь.
В зале наступила неловкая тишина.
Потом министр внутренних дел заметил:
— Проклятье. Бейтс пришелся бы сейчас весьма кстати, его пример помог бы нам поднять моральное состояние службы внутренней безопасности. Последнее время там в этом отношении неблагополучно.
— Тогда, — предложил «Q», — надо найти кого–нибудь еще. Введем в рассказ нового героя.
— А представьте себе на минуту, что эта дубина Солт вернулся бы в Лондон раньше Бейтса? И помчался докладывать Лавлейсу то, что выведал у Бейтса в Афинах? Правда, Бейтс в разговоре с Солтом умышленно исказил истину, обвинив во всем меня. Но все равно Лавлейс был бы предупрежден — и чем бы это могло кончиться?
Присутствующие взволнованно загудели:
— Мы бы, наверное, так никогда и не узнали…
— Лавлейсу все сошло бы с рук.
— Он остался бы среди нас…
— Предатель во главе службы безопасности…
— Нам чертовски повезло…
— Кстати, а кто именно помешал Солту вернуться в Лондон?..
— Понятия не имею…
— А это не Джонс, или как его там? Который…
— Конечно же! Хаббард–Джонс. Он давно подозревал Солта.
— Правильно, он тогда устроил налет.
— Хаббард–Джонс! Хаббард–Джонс!
Скоро все вокруг твердили эту фамилию, словно спасительное волшебное слово. Заседание подошло к концу.
— Жаль, что этот паренек нас подвел, — посетовал министр обороны. — Он мог бы нам сослужить неплохую службу.
Присутствующие единодушно согласились.
— Никуда не денется, — сказал бригадир. — Я эту породу знаю. Вернется как миленький. Что в старину говорили иезуиты? Дайте мне агента, когда ему двадцать, — и он мой навсегда.
И вот Рональд ковыляет вверх по лестнице. Он на Кенгуру–Вэлли, у себя дома — здесь, в убогой комнатенке, его единственное прибежище. Заседание на Даунинг–стрит, однако, не идет у него из головы. Зачем бригадиру понадобилось делать из Рональда героя? Приписывать ему все заслуги — будто он один разгадал тайну «Девяти муз», будто он бесстрашно, рискуя жизнью, вынудил Лавлейса сознаться в своих преступлениях? Зачем? Зачем? Старый негодяй, безусловно, замешан в этом деле. Быть может, соображал Рональд, Радкинс действовал из патриотических побуждений (хотя его патриотизм и оборачивался всем во вред), надеясь пустить свою долю доходов на расширение организации контрразведчиков–любителей? А Лавлейс искал только личной выгоды… Мысли у Рональда путались от боли и усталости. И вообще, какое ему до всего этого дело?
Он закрыл за собой дверь, опустился в единственное свое неудобное кресло и горестно вздохнул. Послышался шорох. Рональд поднял взгляд и увидел белокурую голову и синие глаза, любовно смотревшие на него.
— Привет, Скромница, то есть Киска, — сказал он. Его теперь уже ничто не удивляло.
— Зовите меня Джина, — попросила девушка. — О мистер Бейтс, Рональд… Ронни! Я люблю вас! — И она разразилась слезами, а вслед за нею и Рональд.
— Что с тобой сделали! — плакала Джина, гладя его изуродованное лицо.
— Да, мне пришлось тяжко, — признался Рональд. Крепко обняв его, она попросила:
— Давай уедем. Развяжись с этими подлецами. Обещай мне.
— Обещаю, — поклялся Рональд. — Не беспокойся. Я к ним ни за что не вернусь! Никогда.
— Послушай, любимый, умерла моя тетя и оставила мне маленькую зеленную лавку на окраине. Над лавкой — квартира. Давай поселимся там и забудем их — всю эту подлую банду.
— Давай! — радостно подхватывает Рональд. — И забудем. Больше мне ничего не надо. Забыть о них навсегда
7. Будущее тайного агента
В лондонском аэропорту приземлился сверхзвуковой трансатлантический авиалайнер. На площадке для встречающих стояли два тайных агента. Один из них наблюдал в мощный бинокль за приземлившимся самолетом. К самолету подкатили трап, открылась дверца, появилась старшая стюардесса. Она достала белый кружевной платок и вытерла им левую руку.
— Это значит, — пояснил агент с биноклем, — что тот тип, за которым наши охотятся, выйдет вместе с пассажирами.
— Понятно, — отвечал его коллега, младший по должности, хоть и старший по возрасту. В нем с трудом можно было узнать Рональда Бейтса.
Рональд украдкой поднес ко рту ручные часы (крошечный радиоаппарат) и передал сообщение. За несколько лет он сильно изменился. Он потолстел, облысел. Это был пожилой человек, и трогательно ребяческого в нем ничего не осталось. Искусственные зубы (подарок благодарной нации за выдающиеся заслуги) были плохо вставлены и громко лязгали, когда он говорил.
Через полчаса агентам объявили по радио, что операция закончена.
Нашиблагополучно прикончили
тоготипа, за которым охотились.
— Прекрасно. Теперь можно и по домам, — сказал Рональду начальник. — До скорой встречи!
На вокзале Виктория Рональд купил газету и сел в пригородный поезд. По дороге он вызубрил подробности футбольного матча на кубок страны, который состоялся в тот день в Хайбери.
Со станции пришлось ехать на автобусе, а потом долго идти пешком. Но вот Рональд дома, в ненавистной лавчонке, насквозь пропахшей гнилой картошкой.
— Это ты, Рон?
— Да, дорогая.
— Раковина опять засорилась.
— Сейчас прочищу.
Он снимает макинтош и неохотно бредет на кухню, где его ожидают супруга и дети. Джина уже не та, что в первые дни их семейной идиллии. Лицо у нее всегда недовольное, она растолстела и оплыла. Рональд тихонько отстраняет двух детей, хватающих его за брюки, и нагибается к третьему, который на высоком креслице сидит за столом. Он хочет поцеловать младенца, но тот шлепает его по лицу куском хлеба с вареньем. Рональд вздыхает. Сверху в потолок стучат палкой, и доносится плаксивый голос старика отчима: «Джина! Кто там пришел? Я знаю, это полиция. Они меня заберут , не пускай их…» Джина оборачивается к Рональду:
— Я не могу больше его выносить. Ему место в сумасшедшем доме. — Она в сердцах швыряет на стол рядом с тарелкой Рональда несколько мокрых пеленок. — Мне не под силу везти этот воз, всё на мне — этот старый дурак, ребятишки, лавка. А ты только и знаешь бегать весь день по стадионам…
Позднее, когда, уложив своих отпрысков спать, Рональд и Джина коротают вечер у телевизора, она говорит неожиданно:
— А знаешь, все–таки это странно.
— Что странно? спрашивает Рональд.
— Не думала, что ты можешь так увлечься футболом.
— Сегодня была очень интересная игра, — и Рональд принимается бойко излагать газетный отчет о футбольном матче.
Он оглядывает неприбранную комнату, бросает украдкой взгляд на Джину, толстую, раздражительную, я вспоминает шумный лондонский аэропорт, радостное волнение, с которым он настраивает часы–аппарат…
«Я ничего не могу с собой поделать,— думает он. —
Я одержимый, одержимый».
Его охватывает панический страх — а что, если жена узнает?
«Господи, только бы она не догадалась! Только бы не узнала… Только не это…»
ЭПИЛОГ
Министр внутренних дел — Премьер–министру
Как Вы справедливо заметили, возникла настоятельная необходимость назначить «новую метлу» на пост главы Управления внутренней безопасности.
После консультации с руководством я считаю возможным предложить только одну кандидатуру на этот жизненно важный участок.
С точки зрения интересов нации, а также из соображений репрезентативного характера самой достойной кандидатурой является Юстас Хаббард–Джонс, чьи блистательные успехи на поприще внутренней безопасности Вам хорошо известны.
Премьер–министр — Министру внутренних дел
Касательно Вашей памятной записки: горячо одобряю. Прошу передать мои личные поздравления новому главе Службы внутренней безопасности.
