Виктор любил Алю – такую чистую, хорошенькую, спокойную, тоже немного строгую... Строгую, но и беззащитную одновременно! Она – ангел. Аля – ангел. Воплощение чистоты и света. А глазищи у нее...
      В восьмом классе Виктор уехал в зимний лагерь. Все каникулы он проводил в лагерях, привык.
      А когда приехал, узнал – мать умерла. Вернее, ее убил новый сожитель – ударил кулаком в живот, а печень-то слабая... (Убивать не собирался.) Сожителя посадили – но толку-то, мать все равно не вернешь!
      Весну Виктор провел словно в тумане, не зная, плакать ему или что... Родня взяла его к себе. Кое-как сдал экзамены (Нина Ильинична, директриса, вошла в положение, двоек в аттестате не было), поступил в ПТУ. Жил у тетки в Кунцеве.
      Алю после школы он видел всего один раз, спустя два года, в июне. В его бывшей школе как раз шли выпускные экзамены у десятого класса. Его бывшего восьмого «А». Единственный раз выбрался в центр, и вот она, Аля, собственной персоной. Мог бы подойти, заговорить – как дела, сложные ли экзамены, какие планы на будущее и все такое.
      О, что за пробка такая заткнула мозги, что за глупый страх помешал...
      Осенью оказался в армии. Отслужил. Потом работал. О том, что можно было найти Алю, даже не думал. Не было таких мыслей в голове, представляете?! Да, да, да – не мог забыть, вспоминал... Но о том, что Алю можно было найти, завязать какие-то отношения, не думал.
      Она была ангелом. Мечтой. А разве можно завести роман с ангелом?
      Он не урод, не дурак, не пьяница. Ни капли в рот. Конечно, не академик, но на заводе уважали. Самолеты своими руками строил, потом начальником сборочного участка стал, процессом руководил! А потом и вовсе до космической отрасли дошел...
      Бабник. Что есть, то есть – он честно всех женщин предупреждал. Их много было... Но ни одной не предложил руку и сердце. Им только попадись, хищницам!
      Все женщины в мире, кроме Али, были хищницами. Аксиома.
      Вот таким макаром много времени прошло. Многое изменилось. Купил компьютер. К Интернету подключился. Услышал про сайт этот – «Однокашники. ру». Вспомнил опять Алю – а вдруг и она там? Зарегистрировался. Альки не оказалось. Это раззадорило Виктора. Он стал бомбить всех бывших одноклассников письмами – видели ли, слышали ли? Никто не видел и не слышал.
      В последних классах Аля дружила с Женей Мещерской. Но Женя сразу после школы уехала в Англию, да так и осталась там. Она – единственная, кто должен знать об Але больше всех. Но до Англии разве доберешься? И вдруг Женя появилась на сайте, нежданно-негаданно – залетная гостья... Виктор написал ей – вспомни хоть что-то...
      Нет, ничего не помню, ничем не могу помочь – ответила Женя в письме. Хоть я сейчас в Москве, но до того много лет в Англии жила, в другой стране... Все, что было, потерялось. Ни адресов, ни телефонов не осталось – ничего. А что потерялось, то и забылось. Жаль. Прости.
      А Виктор уже к этому времени окончательно свихнулся на Але. Спустя двадцать лет до него дошло – они же могли быть вместе! Ну хотя бы романчик недолгий закрутить... Все легче бы. Что же мешало? А ничего. Только собственная глупость и дикость.
      Виктор все чаще и чаще вспоминал тот день, когда он в последний раз видел Алю.
      Начало лета, июнь. Он выбрался из Кунцева в центр (они с матерью в центре раньше жили, недалеко от Переведеновского кладбища). Какое-то предчувствие было, еще когда в метро трясся... Тетради надо было Кеше Свиркину отвезти или книжки... Уже не вспомнить, что именно.
      Он проходил мимо школы и увидел Алю. Вот оно, предчувствие, – сбылось! Два года не видел, только выбрался в свой старый район, и вот оно, чудо! Аля. Она стояла к нему спиной, но он сразу узнал ее.
      Она обернулась резко, словно почувствовав его взгляд. Она, она! Ангел с огромными темными глазищами.
      Стала взрослей. Стройней. Еще строже и беззащитней. Нежнее. Красивее в миллион раз...
      Виктор чуть в обморок не упал, когда ее увидел.
      Она узнала его. Смотрела прямо в упор. Он тоже, пока шел, не отрывал от нее глаз.
      А потом свернул в переулок.
      А почему не подошел, не заговорил?
      Неизвестно.
      ...Кеши Свиркина тогда дома не было. Мать его сказала – гуляет где-то, с Тарасом и Климом Иноземцевым... И Воскобойников вроде тоже с ними. На кладбище, поди, опять.
      Переведеновское кладбище – старинное, возникло еще в петровские времена. Немцев раньше хоронили – ну да, тут ведь немцы при Петре жили...
      Там мальчишки любили играть. Потом, переживя период «казаков-разбойников», просто на лавочке сидели – возле склепа, где сто лет назад нашел свое упокоение некий Черный Канцлер. Трепались. Легенды про этого Канцлера друг другу рассказывали...
      Виктор отдал тетради (или книги?) Кешкиной матери и поехал назад, в Кунцево.
      Честно говоря, ему было наплевать на Кешу, на Тараса, на Иноземцева, на шпанистого Вовку и уж тем более – на Черного Канцлера...
      Он думал только об Але.
      И о том, почему свернул в переулок...

* * *

      За двадцать лет совместной жизни Вероника уже успела изучить характер своего мужа, она знала, чего можно ожидать от Тараса, а чего нет. Предугадывала его желания и настроения, могла примерно предположить, что муж думает по тому или иному поводу...
      Она уже заранее знала, что Тарас откажется от вечеринки с бывшими одноклассниками. И не потому, что он такой сухарь бесчувственный, а просто не видит в этой встрече никакого смысла. Сказано же – нельзя дважды войти в одну реку...
      Но душа человеческая – потемки. Хоть двадцать лет проживи рядом с человеком, хоть сто – все равно до конца не узнаешь. Надо все-таки спросить Тараса – осторожно так, невзначай...
      – Тарас! У нас все на работе словно с ума посходили... – вечером того же дня, когда она влилась в ряды «Однокашников», сказала Вероника, заглянув в кабинет к мужу. У Тараса был в квартире свой кабинет, равно как и у Вероники.
      – По поводу? – оторвался от стопки с документами Тарас.
      – По поводу этого сайта...
      – «Однокашники»? – моментально догадался тот. – Ты, надеюсь, не заходила на него?
      – Нет-нет, что ты... – замахала руками Вероника. – Просто все встречаются и все такое... Мне вот интересно: ты пошел бы?
      – На встречу бывших выпускников? Нет. Спасибо, уже лицезрел один раз Лильку Рыжову. Ее одной хватило! – скривился Тарас.
      – Я бы тоже никуда не пошла. Мне кажется, людям просто нужен лишний повод удрать из дома, чтобы напиться!
      Тарас засмеялся, тем самым соглашаясь со своей женой.
      – Я своих дам буквально гоняю из Интернета... – Вероника лгала и удивлялась себе – как ловко это у нее получается. – Я почему спрашиваю все время про «Однокашников» – ты со своими сотрудниками борешься, когда они в рабочее время по этому сайту бродят?
      – Еще бы.
      – Увольняешь?
      – Нет, есть более эффективное средство... Штрафы беру.
      – Правда?
      – А то! – с усмешкой хмыкнул Тарас.
      – Нет, ну ты молодец...
      – Ты тоже что-нибудь этакое придумай. У вас, конечно, госучреждение, штрафы запрещены... Но всегда что-нибудь можно придумать!
      Вероника улыбнулась. Она уже поняла – Тараса вечер встреч не прельщает. Лучше даже не заговаривать об этом...
      Но Вероника хотела пойти на вечер. Ей надобыло увидеть Клима!
      Муж у Вероники был нормальным, вполне адекватным мужчиной. Без повода не ревновал, лишних требований не предъявлял. Вероника могла рассказать ему все. Даже о снах с участием Клима Иноземцева он бы послушал и вряд ли бы стал ревновать. Он воспринял бы это так же, как Вероника, – наваждение, и не больше. Реального-то соперника все равно нет! Немного крыша поехала у женушки... С женщинами это часто бывает.
      Но именно поэтому Вероника и не хотела ничего рассказывать Тарасу. У мужа и без нее проблем хватает... Она со всем разберется сама. Одна.
      – Я тебя люблю.
      – И я тебя. Слушай, Ника... Может, тебе бросить твою работу? Сидела бы дома...
      – Шутишь! Я с ума сойду. И потом, мои исследования...
      – Ай, Ника, перестань! – поморщился Тарас. – «Мои исследования»... Не надоело хвосты лабораторным мышам крутить? И потом, было бы что-то серьезное... А то одни белки, жиры и углеводы. Они уже давным-давно изучены. Диеты и котлеты. Ожирение и анорексия. Тьфу... Да пусть дохнут эти дуры – хоть толстые, хоть тощие! Ты, медик, биолог, сама знаешь – природа выбраковывает ненужные экземпляры!
      – Жестокий ты... – буркнула Вероника.
      – Я жестокий к дуракам. А к тебе, к нормальным людям – добрый. У меня вот новая мысль. Иди к нам на завод, в лабораторию. Это – настоящее дело! Хороших специалистов днем с огнем не сыщешь...
      Вероника на миг онемела. Тарас предложил ей тестировать колбасу. Исследовать состав сосисок... Придумывать новые наполнители для фарша!
      – Нет, Тарасик, каждому свое, – не сразу ответила она.
      – Ну как знаешь... – Тарас снова уткнулся в свои бумаги.
      На следующий день Вероника обнаружила у себя в электронной почте новое письмо от Лили Рыжовой:
      «Ника, ты не ответила – придешь или нет на вечер?»
      «Приду», – ответила Вероника.
      «А Тарасик?»
      «Лиль, если честно, он очень негативно ко всему этому относится».
      «Тарас не придет? Жалко... Единственный нормальный парень из всех наших. Надеюсь, ты не ревнуешь?»
      «Бог с тобой – нет, конечно!»
      О Климе Иноземцеве Вероника не стала спрашивать. Все разъяснится там, на вечере. И вообще, Лильке не надо давать лишние козыри против нее, Вероники. Ведь, судя по всему, вчерашняя зефирка-мармеладка до сих пор вздыхала по Тарасу!
      Что было дальше...
      Вероника солгала Тарасу, что в субботу в клинике будет заседание, после него – неизбежный, словно смерть, банкет. Тарас не удивился – подобные мероприятия случались в Вероникиной жизни довольно часто. Да и сам Тарас нередко дневал и ночевал на своем заводе.
      – К ночи-то придешь? – весело поинтересовался он.
      – Тарас! – укоризненно воскликнула Вероника, подчеркивая, что шутить не настроена.
      – Ладно, ладно... Я Игоря с машиной пришлю – встретит тебя.
      – Не надо, пешком дойду. Постараюсь удрать с банкета пораньше.
      – Ну как знаешь... Только обязательно звони на мобильный.
 
      ...Кафе «Лукошко» было новым, недавно построенным. Интерьер – что-то в экологическом духе, из дерева и искусственных лиан. То ли русская изба, то ли тропические джунгли – не разобрать...
      У гардеробной Вероника наткнулась на Лилю Рыжову.
      – Ника, привет! – нервно воскликнула Лиля. – Хоть ты пришла...
      – А что, никого нет? – встревожилась Вероника.
      – Леха Грушин и Ерохин. Ты да я. Вот и считай! Слушай, я этого Ерохина еле вспомнила – он же у нас до восьмого класса учился, потом ушел...
      – А остальные?
      – Не знаю... Сейчас ровно шесть. Я надеюсь, опаздывают. И вообще, уже жалею, что взяла на себя ответственность устроить все – искать ресторан, договариваться, деньги собирать... Никому ничего не надо, никто ничего не хочет... – кусая красно-фиолетовые губы, зло пожаловалась Лиля.
      – Сейчас придут. Пробки и все такое... – попыталась успокоить бывшую одноклассницу Вероника. – Ты кого обзвонила?
      – Кого могла. Господи, больно надо мне это... – Лиля подошла к большому зеркалу, оглядела себя со всех сторон, похлопав неестественно длинными, лаково-черными ресницами (даже как будто негромкий стук раздался). «Ресницы-то – накладные!» – неожиданно озарило Веронику.
      По сравнению с прошлой встречей Лиля выглядела еще ярче. Темные, жгучие цвета – волос, макияжа, одежды... Как ни странно, но они действительно делали Лилю старше. Раньше, в зефирно-сливочных, пастельно-розовых оттенках, она смотрелась лучше. Такая трогательная, нежная, белобрысая нимфетка была...
      – Зачем ты перекрасилась? – вырвалось у Вероники. – Так непривычно...
      – Ты ничего не понимаешь! – захохотала Лиля. – Ника, я же в юности выглядела очень пошло... Смешно! И даже неприлично – блондинка в розовом. Мать мне всегда розовые платья покупала. Ненавижу розовый цвет!
      Звякнул колокольчик, и в холл ввалилась компания – женщины, мужчины...
      – Лилька!!!
      – Ребята! – завизжала Лиля.
      – А это у нас кто?
      – Лицо знакомое... Вероника! Братцы, да это ж Ника Одинцова!...
      – Рита, Света! Альберт!
      Клима среди пришедших не было. Все шумели, говорили наперебой, то и дело принимались хохотать. Вероника тоже смеялась, пожимала чьи-то руки, но в голове стучала одна-единственная мысль: «Где Клим, где Клим, где Клим?..»
      – ...она не Одинцова, она Николаева теперь! Миссис Тарас Николаев! Догадываетесь?
      «Черт, надо было Лильку предупредить, чтобы она ни словечка о Тарасе... Поздно!»
      – Ника, ты за Тараса вышла?!
      – Ой, ну ни за что бы не подумала!
      – А где Тарас? Ника, куда ты его спрятала?
      – Ника, он тут? Уже в зале сидит, да?
      – Тарас в командировке... Очень рвался сюда, но дела... – врала напропалую Вероника.
      – Тарас – крупный бизнесмен теперь, – опять встряла Лиля. – У него свое предприятие...
      – Тарас – молодчина... Я знал, что он далеко пойдет!
      – Но он не один у нас самый крутой... Вы в курсе?
      – Что, что? О чем ты, Альберт?
      – Не о чем, а о ком... Сенька Мухин – миллионер. Вернее – миллиардер. Я не шучу.
      – Сенька? Миллиардер?! О-бал-деть... Он придет?
      – Ой, неизвестно... Но он в курсе, что сегодня встреча. Я ему письмо через «Однокашников» отправила...
      – Ника, а почему Тарас на сайте не зарегистрировался? Надо, чтобы весь класс как один... – жужжали и гудели вокруг Вероники голоса одноклассников.
      Опять звякнул колокольчик – на пороге стояла молодая, очень красивая женщина. Золотисто-каштановые волосы, стройная фигура, одежда довольно скромная, лишь длинные темно-красные серьги (рубин? гранат?) почти до плеч притягивали к себе внимание... Одноклассники замерли – на секунду воцарилась тишина. Потому вдруг опять все взорвалось:
      – Женька! Это Женя Мещерская! Женька, лягушка-путешественница!
      – Царевна-лягушка...
      – Из Англии, да? Надолго? Ой, Жень, ты совсем не изменилась...
      Далее явились еще несколько бывших учеников. В холле стало совсем тесно, все переместились в зал. За большим столом сидели Грушин с Ерохиным – по этому поводу тут же возник новый всплеск эмоций...
      Клима не было. Но вечер только начинался...
      – Что заказывать будем?
      – Ой, Лилька, ты такая молодец...
      – Супер! И прямо напротив школы...
      – А помните, помните – тут раньше кафе «Ромашка» было?
      Очередная буря эмоций. В меню чего только не оказалось, но все, в едином порыве, заказали себе японских блюд, в основном суши, роллов и прочих сашими...
      Появилась особа в мини, на шпильках, со странным лицом, крайне неопределенного возраста. Не сразу в ней узнали Иру Гвоздеву. Ира Гвоздева была нынче владелицей косметического салона. Ее внешность подверглась тщательному усовершенствованию и исправлению – и отнюдь не косметическому. «Блефаропластика, круговая подтяжка лица... Нос, губы, скулы – тоже, скорее всего, переделывали...» – Вероника не была специалистом в пластической хирургии, но, как врач, читала по лицу Гвоздевой, словно по медицинской карте.
      – Какой кошмар... – прошептала Женя Мещерская на ухо Веронике.
      Гвоздева выглядела прекрасно. И одновременно ужасно... Впрочем, к ее тюнингованной внешности моментально привыкли и стали атаковать вопросами про ботокс и мезотерапию, а также цены на косметологические услуги в ее салоне – бывшие одноклассницы тоже, оказывается, мечтали усовершенствовать свою внешность.
      – Серьги у тебя потрясающие... – сказала Вероника Жене.
      – Да? Муж подарил... В прошлом году ездил по городам России, случайно нашел умельца. Авторская работа. И недорого, кстати!
      – Ты замужем?
      – Да, семнадцать лет уже... Муж старше. Очень хороший человек.
      – Русский? – поинтересовалась Вероника. – В смысле, не иностранец?
      – Да, не иностранец, – кивнула Женя. – Только из России давно уехал, еще ребенком. Мы в Англии с ним познакомились. Потом в Бельгии жили, в Голландии... Потом снова в Англию переехали. Последние два года – в Москве. Мужа сюда перевели. Он работает в представительстве одного автомобильного концерна... Где только не были с ним, где только не жили! А родители мои в Германии живут.
      – Ты работаешь? – с интересом спросила Вероника.
      – Я домохозяйка, – улыбнулась Женя. – И не училась нигде... Мой дом – вот моя работа.
      Вероника хотела спросить о Сене Мухине – у Жени с ним в последних классах был бурный роман, проходивший на виду у всей школы. Но не спросила – как-то вдруг неудобно стало...
      – Где Аля, кстати? – вместо этого поинтересовалась Вероника и невольно покосилась на Витю Ерохина, сидевшего на противоположном конце стола.
      – Ой, многие спрашивают... Не знаю, если честно, – пожала плечами Мещерская.
      – Вы о чем? – крикнул Алеша Грушин – он расположился напротив. Веселый, улыбчивый, как и двадцать лет назад. Душа компании. Клоун. Беспечный, беспутный и азартный. Краем уха Вероника уже успела услышать – Леха нигде не работал, дни и ночи напролет просиживал в казино. Иногда Лехе везло... Жена бросила его, ушла вместе с маленькой дочкой, не в силах жить рядом с игроманом.
      – Ника об Але спрашивала... – ответила Женя. – Но я правда ничего не знаю!
      – Многие не пришли, – кивнул Грушин. – Где Свиркин, а? – Грушин поднялся с рюмкой водки в руке, громко спросил: – Ребята, где Кеша Свиркин?
      – Не знаем! – отозвалось сразу несколько голосов.
      – Маринка Вайсброд десять лет назад умерла. Рак. Слышали? Могла бы жить... Она ведь от официальной медицины отказалась, травы всякие стала пить, и... а так бы спасли, может быть.
      – Жалко Маринку!
      – Об Але Головкиной ничего не известно, о Свиркине...
      – А помните, мальчик у нас еще учился... господи, имя у него еще такое...
      «Клим Иноземцев», – хотела подсказать Вероника, но губы точно онемели. Она схватила свою рюмку, быстро опрокинула в себя ее содержимое, кое-как подцепила палочками ролл «Филадельфия»...
      – Клим! Клим Иноземцев! – крикнул Альберт – почтенный, бородатый, в очках. Солидный. Совсем не похожий на прежнего Альберта – тощего, с цыплячьей шеей...
      – Да, Клим, точно!
      – Вы не в курсе? – встрепенулась Рита Лымарь. – Клим пропал!
      – В смысле? – спросил кто-то.
      – Буквально! Вышел из дома и не вернулся! – сообщила Рита.
      Вероника, похолодев, слушала все эти переговоры. От водки моментально ослабели ноги. Если бы ей в этот момент пришлось встать со стула, она упала бы, точно...
      – Пропал без вести? – удивилась Женя.
      – Да. Как в воду канул, – продолжила Рита серьезно. – И причем давно, очень давно. Сразу после выпускных. Мы с родителями в том же дворе жили, недавно только переехали... Поэтому я в курсе.
      – Его искали? – У Вероники прорезался голос наконец.
      – Еще бы! Мать его всех на ноги подняла, в милицию обратилась, в газеты объявления писала... Не нашли.
      – Во, блин, дела... – осипшим голосом произнес Витя Ерохин. – Был человек – и нету.
      Ерохин был единственным за столом, кто не пил. Перед ним стоял кувшин с томатным соком.
      – Милиция считает, что его убили, – продолжила Рита. – Ну или какой-то несчастный случай... В любом случае его уже нет в живых.
      – Был бы жив – за двадцать-то лет подал бы о себе весточку...
      – Убили. Господи, да вы вспомните те времена – черт-те что творилось... Беспредел. Танки по Москве ездили, развелись всякие отморозки в красных пиджаках... Продукты – по карточкам! Тогда за батон хлеба убить могли...
      – Ой, и не говорите...
      «Его нет. Клима нет больше, – осознала наконец Вероника. – Он не придет сегодня. Его не надо ждать, больше нет смысла вспоминать о нем... Его нет!»
      – Вероника, а ты где работаешь? – обернулась Рита.
      – Что? – встрепенулась Вероника. – А... Я в Академии питания. Кандидат медицинских наук.
      – Ника!.. – моментально оживились все бывшие одноклассницы. – Ты – в Академии питания?! Где худеют?..
      – Ну, в общем... Я в лаборатории метаболизма... Но при академии есть клиника... Туда могут обратиться все те, кто хочет похудеть...
      На Веронику обрушился шквал вопросов – про Иру Гвоздеву с ее ботоксом даже забыли на время.
      – Нет, а ты-то что там делаешь? – вклинился Грушин в девичий щебет – его похудание интересовало мало.
      – Я? В данный момент... Короче, изобретаю пищевые добавки, лекарства, питательные смеси...
      – Ника, ты изобретаешь лекарства? – оживилась и мужская половина.
      – Как интересно!
      – Расскажи!
      – Как это делается?
      Вероника пожала плечами. Всеобщее внимание приободрило, и смерть Клима волновала ее уже меньше.
      – Все просто. Создается какое-либо вещество, и ученый исследует его свойства... Грубо говоря, есть от вещества толк или нет... – начала Вероника.
      – Специально создается?
      – Или методом скрининга – его еще называют методом научного тыка, или с помощью направленного синтеза.
      – Скрининг еще используют? – удивился Грушин.
      – А что? Сколько лекарств было открыто случайно... – Вероника была уже в своей стихии. – Та же закись азота, то есть «веселящий газ»! А антибиотики... В тысяча девятьсот двадцать восьмом году они были открыты совершенно случайно! Эрлих искал лекарство против сифилиса, синтезировал шестьсот пять веществ, и только шестьсот шестое оказалось подходящим! Но короче. Мало найти лекарство, его еще надо исследовать: а вдруг у него есть какие-то побочные эффекты? Опять же, надо рассчитать оптимальную дозу препарата... Влияет ли лекарство на репродуктивную функцию, то есть на способность производить потомство, вызовет ли оно уродства плода, если такой препарат примет беременная... А вдруг оно вызывает мутацию? О, клинические исследования проходят очень долго – сначала на подопытных животных, потом его испытывают на людях-добровольцах... И только когда клинические испытания завершаются успешно, препарат получает разрешение на промышленное производство.
      – Так ты не врач... Ты ученый! – озарило Грушина.
      – Ну да... – немного растерялась Вероника. – Область моих исследований – это биохимия... Но она неразрывно связана с медициной, и без медицинского образования я не смогла бы работать в этой области... Я как раз сейчас работаю над веществом, которое условно называется «витазионом»...
      – Короче, ты – химик! – крикнул Ерохин.
      – Точно, Ника... – подхватила Ира Гвоздева тем особым, почтительно-настойчивым тоном, каким принято закрывать важную, но невыносимо скучную тему. – Ты наслушалась Максимыча и ударилась в химию.
      – Братцы, кстати! – опять поднял рюмку Грушин. – Давайте выпьем за нашего дорогого классного руководителя, учителя химии и просто прекрасного человека – Андрея Максимовича Мессинова!
      – За Максимыча! – дружно потянулись все чокаться.
      – Какой хороший мужик... Где он сейчас, а?
      – Да, кто-нибудь знает что-нибудь об Андрее Максимовиче? – крикнула Женя Мещерская. – Он жив? Где он?
      – Вроде жив... Ему лет шестьдесят пять сейчас должно быть!
      – О Максимыче тоже ничего не известно, – спохватилась Лиля Рыжова. – Я в школу звонила, говорила с Ниной Ильиничной, директрисой, – она по-прежнему в школе директорствует, представляете? – так вот, Максимыч уволился из школы через год после нашего выпуска, ушел преподавать химию в какой-то институт...
      – Да, ему с нами скучно было! – кивнул Альберт. – Помните, он грозился – «уйду я от вас»!
      – А я его понимаю... – улыбнулась Женя рассеянно-печально. – Сколько он с нами мучился! Вместо того чтобы предмет преподавать, ему дисциплину приходилось налаживать...
      – Каждому учителю надо медаль давать. Или орден. Вот я ни за что бы в учителя не пошел... Даже за миллион!
      – Был бы тут Максимыч, он бы много чего интересного рассказал, – в беседу опять вступила Рита Лымарь. – Когда Клим пропал, он его тоже пытался найти... Помогал многим ребятам, кто-то там чуть в тюрьму не загремел – из того класса, который после нас шел. Так Максимыч вызволял...
      – А Мухин-то где? – неожиданно заорал кто-то из угла. – Жень, где Мухин?
      Женя Мещерская передернула плечами, ответила насмешливо:
      – Откуда я знаю... Я не жена ему!
      – А помните Черного Канцлера? – вдруг улыбнулся Витя Ерохин чему-то своему.
      – Кого-кого?
      – Что-то знакомое...
      – Это колдун!
      Беседа опять приняла новый оборот.
      Ерохин охотно принялся объяснять:
      – Нет, Черный Канцлер – не колдун. Это мужик такой был, то ли сто, то ли двести лет назад помер... У него склеп на Переведеновском...
      – Где?
      – На Переведеновском кладбище! И, типа, если на том склепе желание свое написать, то оно непременно сбудется.
      – Бегал я туда... Писал, писал сколько раз... – обиженно пожаловался Алеша Грушин, уже изрядно пьяненький. – И не сбылось! Враки все...
      – Это из серии «городские легенды», – интеллигентно блестя очками, начал Альберт. – Я об этом Черном Канцлере читал где-то... Никакой он не Черный Канцлер, а чиновник в царской России – то ли статский советник, то ли тайный советник, бог его знает. Но действительно занимал высокий чин в какой-то канцелярии – то ли при Николае Первом, то ли при Александре Втором. Имени не помню – то ли фон Дорн, то ли фон Борн... Берг...
      – Неважно! Дальше-то что?
      – Всю жизнь этот Черный Канцлер провел в своей конторе, ничем больше не интересовался – только карьера и деньги. А на старости лет угораздило его вдруг влюбиться, – с достоинством уважаемого рассказчика продолжил Альберт. – Девушка – юная, хорошенькая, легкомысленная, и на Канцлера она – ноль внимания. И так он к ней, и этак... А под конец немного спятил и действительно увлекся колдовством – тут Витя прав. Черной магией. Приворожить хотел, видно, ту девицу. Но она над ним посмеялась – ты глупый старик, ты все врешь, ты ничего не можешь уже... Тогда он заявил всем – кто желает, обращайтесь ко мне, помогу. Бесплатно. Даже мертвый помогу... Умер, и к его склепу стали люди приходить, писать на стенах свои желания... Не знаю, сбывались ли... Вон Леха не верит!
      – Туфта, – скорбно кивнул Алеша Грушин.
      – Минутку-минутку, а девушку-то ему удалось приворожить? – заволновалась Рита Лымарь.
      – По-моему, нет, – развел руками Альберт.
      – Бред какой-то... – хихикнула Ира Гвоздева. – Детские сказки. Пора бы и забыть о них!
      «А я про Черного Канцлера не слышала ничего... – подумала Вероника. – И вообще, кого могут интересовать кладбища...»
      – За любовь! Давайте теперь выпьем за любовь! – с жаром воскликнул Грушин.
      – За первуюлюбовь! – поправил Альберт.
      Публика бурно одобрила этот тост...
      Вечер встреч стремительно перетекал в банальную пьянку. Все было в точности так, как описывала Вероникина коллега Маша, – бывшие одноклассники перепились и... устроили танцы. Нечто среднее между канканом и сиртаки. Орали, бесконтрольно обнимались, напропалую выдавали детские тайны, клялись в любви и вечной дружбе...
      Вероника шепнула Лиле, что ей пора, и по-английски выскользнула из зала.
      У гардеробной Веронику нагнала Женя Мещерская:
      – Ника, уходишь?
      – Да, пора...
      – Тарасу привет!
      – Обязательно.
      Как уже упоминалось, Женя Мещерская выглядела великолепно. Она с честью несла по жизни знамя первой красавицы класса. Наверное, многие из бывших товарок сегодня успели позавидовать ей – хорошо выглядит, замужем, есть сын (фотографии мужа и сына выложены на сайте «Однокашники. ру»), есть возможность ездить по миру, обеспечена, не работает... Мечта любой женщины!
      Но Женя показалась Веронике какой-то печальной. Нет, Мещерская весь вечер болтала, смеялась, немного язвила, немного кокетничала – но вместе с тем на сердце первой красавицы словно камень какой лежал. Может быть, она ждала появления Сени Мухина? А Сенька так и не пришел...
      – Ника, даже не знаю, стоит ли рассказывать... – Женя Мещерская свела соболиные брови, нахмурилась.
      – Ты о чем?
      – Ладно, расскажу. Я об Але Головкиной... Все спрашивают – где Алька, где Алька...
      – Так ты знаешь, где она?
      – Нет. Но... Короче, лет пятнадцать-семнадцать назад моя мать приехала в Москву по каким-то своим делам и случайно встретила отца Альки. Мы же всей семьей из России тогда уехали – я, мама, папа. Ты Алькиного отца не видела? Жаль! Серьезный такой дядька, как будто персонаж из старых советских фильмов... Передовой рабочий, коммунист, непьющий, всегда правду-матку в лицо людям говорил, очень правильный...
      Женя достала сигареты, щелкнула зажигалкой, выдохнула... Вероника терпеливо ждала продолжения.
      – Так вот. Мама его спросила: «Ну, как там Аленька поживает?» Мы же с Алькой в последних классах неразлейвода были... А Алькин отец ей: «Алевтина стала путаной и ушла из дома!»
      – Алька – путана?.. – ахнула Вкроника. – Ни за что не поверила бы...
      – Никуся, вспомни, какие тогда времена были! – усмехнулась Женя.
      – Но только не Алька...
      – Никуся, я давно поняла – в этой жизни может произойти все, что угодно, – сдержанно произнесла Женя Мещерская.
      – Послушай... Да, тогда были тяжелые времена. Фильм этот, «Интердевочка», – только и разговоров, что о путанах! Но Алькин отец – такой, как ты его описываешь, слишком правильный и бескомпромиссный... Он мог ошибаться! Ну закрутила Алька роман с каким-нибудь иностранцем, а отец сразу на дочери клеймо поставил: «В Советском Союзе секса нет!»
      – Союз к тому времени уже распался, – напомнила Женя. – Ну да неважно... Потом мама еще раз приезжала сюда, но узнала, что Алькин отец умер. Об Альке ничего не известно, в их квартире жили уже другие люди. Вот и вся история. Хочешь – расскажи кому-нибудь, не хочешь – не рассказывай. Самой мне неудобно эти слухи про Альку распространять.
      Женя курила, опершись о гардеробную стойку, глядела в сторону.