Татьяна Тронина

Небесные очи

* * *

– Пожалуйста, минеральной воды, без газа... Нет-нет, не с витрины, только из холодильника!

– Все хотят из холодильника, девушка... Закончилась из холодильника! – пробубнили в ответ из душной темноты палатки. – Хотя, вот, есть одна, на ваше счастье...

В узкое окошко просунули бутылку из прозрачного пластика.

Саша подхватила ее – ледяную, моментально покрывшуюся испариной, скользкую.

– Ох ты, ёлки-палки... – бутылка чуть не выпрыгнула из ее рук.

Саша быстро открутила крышку, сделала пару жадных глотков. Несколько капель пролила мимо – прозрачный тонкий ручеек скатился по подбородку, сверкнул на солнце, словно бриллиантовая россыпь, и упал на раскаленный асфальт.

Саша, оглушенная жарой, опустив голову, тупо наблюдала, как стремительно, буквально на глазах, высыхают темные пятна на асфальте.

Сзади затормозила машина.

– Красавица, подвезти? У меня, между прочим, кондиционер здесь есть!

– Да пошел ты... – не глядя, бросила через плечо Саша.

– Фу, какая грубая! – машина сорвалась с места.

«Обиделся, ха-ха... Нашел чем соблазнять – кондиционером! И вообще так пошло – «красавица», «подвезти»... такое впечатление, будто настоящих мужчин не осталось вовсе. Они даже не стараются. Совсем не стараются! Обратился бы как-нибудь по другому, произнес бы что-то интересное... А так на него даже смотреть не захотелось! Может, этот человек в иномарке представительского класса ехал, может – на стареньких «Жигулях»... Но разницы – никакой. Убожество!»

Сашу даже передернуло от ненависти и отвращения. Каждый день, каждая прожитая минута все больше убеждали ее в том, что настоящих мужчин не осталось.

Она отпила еще глоток из бутылки, и медленно, изнемогая от жары и горького, пропитанного выхлопными газами воздуха, побрела в сторону работы.

Часы, висящие над улицей, показывали ровно 13.00.

«Час... Все девчонки, значит, только-только на обед разбежались. И Лизка, наверное, тоже. Позвонить ей, что ли?» – Саша достала из кармана джинсов мобильный, посмотрела с тоской на экран и тут же сунула телефон обратно. По такой жаре даже кнопки было лень нажимать!

В витрине торгового центра отразился Сашин силуэт – тонкий, невысокий, девичий. Саше никто не давал ее тридцати четырех. На вид – лет двадцать пять, а то даже и двадцать – если накануне не поздно легла и не пила в компании Лизки Акуловой сладкий мартини...

Может, играло роль еще и то, что одевалась Саша исключительно по-молодежному – в джинсы да футболки, на ногах – сандалии. Никакого намека на женственность! Длинные темные волосы убирала в хвост. Вот и принимали ее окружающие за девочку-припевочку...

«Сапожник без сапог! – не раз дразнила ее Лиза. – Господи, Александра Филипповна, ты ж по специальности дизайнер женской одежды! Сшей себе что-нибудь этакое, гламурненькое, чего у других нет, туфельки купи на каблучке... Перед клиентками стыдно!»

«Скажешь тоже! – отмахивалась Саша. – Эти клиентки меня в глаза не видят – чего мне для них стараться? И потом, Лиз, я за день столько эскизов набросаю, столько выкроек сделаю, что лично для себя что-то там придумывать – мне просто влом...»

Саша, равно как и Лиза Акулова, работала модельером на швейной фабрике под претенциозным названием «Притти вумен».

Владела фабрикой госпожа Буракова – дама немолодая, серьезная, решившая осчастливить россиянок огромным выбором недорогих и красивых пальто и курток отечественного производства. В самом деле, теплая одежда – вещь очень актуальная для нашего климата, когда девять месяцев в году стоит или легкая прохладца, или сильная холодрыга. Другого не дано...

На втором этаже бывшего Дома культуры размещалась фабрика, на первом открыли магазин. Размеры самые ходовые – от сорок четвертого до пятьдесят второго.

Ткани – недорогие и ярких цветов, фурнитура – броская и оригинальная, много всяких камешков-стразов и веселых вышивок... Как раз для молодых и небогатых. В качестве утеплителя – пух, или совсем дешевый синтепон. Хоть каждый месяц покупай пальтишко – недорого, и надоесть не успеет!

«Притти вумен» процветала, работникам фабрики постепенно повышали зарплату, сама фабрика находилась практически в центре Москвы, неподалеку от Садового... все бы хорошо, но единственным минусом было то, что госпожа Буракова запрещала курить. Пойманного, а вернее, пойманную (на фабрике почти все работающие были женского пола) с сигаретой – увольняли.

Саша не курила, а вот Лизе, да и прочим работницам фабрики – приходилось идти на всякие ухищрения.

Во время обеда на фабрике никого не оставалось – все сбегали и не столько перекусить, сколько перекурить от души.

Саша обошла бывший Дом культуры, заглянула в окна, перечеркнутые надписями – «Грандиозная распродажа! Скидки до 50 – 70 %!!!». В торговом зале среди вешалок с пальто хоть и вяло, но толкался народ. Скидки все любили, и не имело никакого значения то, что за окном было 30.

За углом находился служебный вход. Саша по узкой лесенке поднялась на второй этаж.

Огромное помещение без каких-либо перегородок было пустым. На длинных столах были разложены толстые слои синтепона и драпа, с уже нарисованными мелом деталями – после обеда их предстояло вырезать с помощью специального электрического резака.

– Есть кто? – крикнула Саша.

Ей не ответили. Лишь в дальнем конце зала хлопнула балконная дверь – от сквозняка, наверное. «Опять дверь забыли закрыть! Дурынды! Вот Буракова узнает, уволит кого-то к чертовой бабушке!»

На балконе тайком девушки курили.

Дверь надо было немедленно запереть.

Лавируя между столов, Саша направилась туда. В этот момент зазвонил телефон. «Лиза» – засветилось на экране.

– Сашка, ты где?

– Я за водой ходила. У нас кулер сломался – забыла?

– Слушай, мы с девчонками в кафешке – ну, той, что возле кинотеатра... Слушай, тут такой кадр – немедленно греби к нам. Как раз для тебя!

– Кадр? – с сомнением повторила Саша. – Ну, не знаю... Акулова, кто-то из девчонок опять забыл закрыть дверь на балкон! – спохватилась она. – Слава богу, что я... – Саша внезапно замолчала и принюхалась.

– Что? Я не слышу? – закричала на том конце телефона Лиза. – Алло!..

Пахло дымом. Не сильно, но отчетливо. Балконная дверь снова хлопнула.

– Сашка, ты о чем? Я не слышу!

Сжимая в одной руке телефон, в другой – бутылку с минералкой, Саша побежала между столов, пристально оглядывая все вокруг.

– Акулова... Акулова. Ты меня слышишь?

– Да! Почему у тебя голос такой странный?...

– Акулова, дымом пахнет! – остановившись, с сильно бьющимся сердцем, крикнула Саша.

– Что?

– Вы курили на балконе?

– Что?

– Я спрашиваю – вы с девчонками курили на балконе перед уходом?

– Да, но мы очень аккуратно, и вообще Буракова к поставщикам уехала... – испуганным голосом забормотала Лиза.

– Пахнет дымом. Пахнет дымом...

– Может, из окна? Ветер с торфяников надул... Сейчас, говорят, на севере Подмосковья торфяники горят! – с надеждой произнесла Лиза.

Дым. Прямо здесь, в помещении.

Всполох пламени.

– Горит, – сказала Саша. – Лиза, немедленно вызови пожарных. Все очень серьезно. Лиза, ты поняла?

– Да-а... – едва слышно выдохнула Лиза. – Вызываю...

– Ну все, отбой.

Горело на полу, недалеко от балконной двери.

Саша нырнула под раскроечный стол, остановилась перед источником огня – дымились обрезки ткани вперемешку с синтепоном.

«Курили на балконе, балкон забыли закрыть, одна из сигарет... да, сигарету сквозняком занесло, точно! ...одна из сигарет упала на обрезки, ткань начала тлеть...» – машинально думала Саша, пытаясь затоптать костерок. Синтетическая ткань весело полыхнула, раскаленным воздухом обдало лицо – Саша едва успела отскочить.

«Господи, что же делать?» – в ужасе подумала она. Весь невыносимый жар лета (хотя было всего лишь начало июня) сконцентрировался в этом чадящем пламени... Надо было бежать. Бросить все и бежать.

Саша боялась огня, боялась огненной стихии – самой страшной, как ей казалось.

Язык пламени поднялся вверх, без всякого удовольствия лизнул стальную ножку стола и вдруг коснулся толстого слоя синтепона, который девушки разложили до обеда.

– Ой, мама... – в ужасе прошептала Саша. Сорвала крышку с бутылки, которую продолжала держать в руке, и плеснула на стол, как раз на тот угол, куда забрался огонь с пола. Еще плеснула – и вовремя.

Пшик – и пламя на столе погасло.

Горело теперь только на полу и отчаянно чадило. От черного противного дыма першило в горле.

Саша сорвала с вешалки чей-то давно забытый плащ, бросила поверх костра и принялась, точно безумная, прыгать сверху.

Это был не героизм, это был страх – перед тем огромным пожарищем, который в скором времени мог охватить все здание бывшего Дома культуры.

Открытый огонь исчез, но чадило немилосердно.

Вдруг Саша увидела чайник на подоконнике – к счастью, в нем была вода. Полила сверху плаща. Чад потихоньку прекращался.

Кашляя и вытирая слезящиеся от дыма глаза, Саша для надежности еще потоптала мокрый плащ.

Сердце стучало как сумасшедшее, по спине лился пот, руки тряслись...

Саша упала на стул и вытерла слезы.

В этот момент раздался страшный грохот, и в зал ворвались пожарные. Человек двадцать, не меньше!

Топая и роняя стулья, ломанулись к Саше.

– Где горит?

– Здесь горит?

– Уже не горит, – сглотнув, дрожащим голосом сказала она. – Я потушила.

Пожарные ходили по помещению, проверяли все углы, перебрасываясь замечаниями, для надежности еще раз пролили пол – то самое место, на котором совсем недавно зловеще тлел костерок.

– Ребят, обошлось...

– Не, девчонка, а ты молодец. Правда, обошлось!

– А огнетушитель у них где? Просто так и не найдешь...

– Куда только инспекция смотрела?

– Откупились, я думаю... Вот люди! Жизни не жалко...

– Братцы, а хорошо бы тут заполыхало, если б огонь до этих тряпок добрался...

– Да, мало не показалось бы!

Один из пожарных сел перед Сашей на корточки, заглянул ей в глаза.

– Девка, тебе повезло. Надо было сматываться отсюда, а ты осталась... Ты с этой стороны была?

– Да.

– Ну и дура. Если б заполыхало, ты бы оказалась отрезанной от выхода. А там что? – он встал и выглянул на балкон. – У-у... Ну, может, мы бы успели тебя снять, конечно...

Саша разрыдалась. В этот момент в зал прорвались девчонки с Лизой во главе – перепуганные донельзя.

– Сашка!

– Живая!!!

– Неужели обошлось?!

– Ой, не могу, прямо все поджилки трясутся...

– Бабье царство! – безнадежно вздохнул один из пожарных. – Так, дамочки, будем акт составлять. Кто у вас тут главный?

– Буракова!

– А Бураковой звонили?

– Да, ее уже вызвали!

– Ой, я Софью Дмитриевну больше огня боюсь... Что будет!

Через некоторое время приехала Софья Дмитриевна Буракова.

Шум, галдеж, вопли девчонок, нудные голоса пожарных, которые откровенно презирали такую бестолковую, разгильдяйскую публику...

– Да у нас не курит никто!

– Ну прям!

– А я давно говорила, что надо было организовать специальное место, отведенное под курение...

– А причем тут курение? Может, проводка старая!

– Дамы, дамы, проводка тут ни при чем... Объясняем еще раз, как именно могло произойти возгорание...

– Допрыгались! – перекрывая голоса, раздался трубный вопль Бураковой. – Свиристелки! Я сколько раз...

– Это не мы!

– А кто?

– Не я.

– Не я.

– А я вообще в торговом зале была! – чей-то торжествующий писк. – Гоша, охранник, подтвердит!

– Саша, Саша, расскажи, как все было!

Саша вытерла очередной поток слез и принялась рассказывать в подробностях произошедшее. Ее слушали внимательно, Буракова так и впилась в Сашу пронзительным немигающим взглядом.

– Ну все, Сашенька, иди, передохни... К тебе никаких претензий, ты у нас умница...

Саша кивнула и вышла из зала. Спустилась вниз, во внутренний дворик. Здесь никого не было. Саша села на скамейку и только тогда обратила внимание, что джинсы и сандалии у нее все чумазые, обгоревшие по краям. Руки – тоже...

– Надо же! – растерянно пробормотала Саша. – А я и не почувствовала ничего...

Волосы были распущены, заколка потеряна, висок и скулу саднило. «А висок-то при чем? – Саша прикоснулась кончиками пальцев к лицу, почувствовала легкое пощипывание. – Вроде головой не билась ни обо что...»

– Саша! – к ней подбежала Лиза Акулова (сероглазая, светлокудрая, с ямочками на щеках – как всегда, лучше всех), села рядом. – Сашка, ты у нас героиня теперь.

– Да ну...

– Слушай, и как же ты не испугалась?

– В том-то и дело, что испугалась! – честно призналась Саша. – Очень... Знаешь, вдруг представила огромную стену огня, как он пожирает все...

– Буракова тебя обязана отблагодарить, – перебила ее подруга.

– Ерунда какая! – досадливо поморщилась Саша. – Я дура... В следующий раз надо бежать – пусть лучше тряпки сгорят, чем живой человек!

– Ну что ты! Следующего раза не будет, девчонки зареклись курить в помещении! – засмеялась Лиза. – Ох, глаза как чешутся...

– Тоже дым разъел?

– Какой дым... – махнула Лиза рукой. – Вчера была на вечеринке, надела контактные линзы...

– У тебя же вроде хорошее зрение?

– Цветные! О-бал-деть. У меня были зеленые, прямо-таки изумрудные глазищи! – уже забыв о пожаре, взахлеб принялась рассказывать Лиза. – Красота неописуемая... Мужики прямо голову теряли от моих глаз! Но единственный минус – долго в этих линзах не проходишь, глаза моментально устают, и впечатление такое, будто в них песок насыпали. Тебе, кстати, цветные линзы не подойдут...

– Это еще почему? – обиделась Саша.

– А у тебя глаза темные. На темном все потеряется... У меня светлые – и их цвет можно поменять. Хотя тебе можно подобрать непрозрачные линзы... – тут же поправила себя Лиза. – Но, говорят, в них глаза еще быстрей устают! И обзор сужается – потому что только серединка у линзы непрокрашена. По сути, ты глядишь в маленькую дырочку... А если, например, темно, а в темноте зрачки расширяются, как ты знаешь, то совсем некомфортно.

– Поняла, поняла... Цветные линзы – не для меня.

– Но мужики на меня клевали... – мечтательно вздохнула Лиза. – Я с одним познакомилась, Данилой зовут!

– А наутро? – усмехнулась Саша.

– Ну, наутро Данила очень удивился, что у меня обычные серые глаза, а вовсе не изумрудно-зеленые, – будничным тоном произнесла Лиза. – Ушел, обещал позвонить.

– Звонил?

– Н-нет...

Подруги замолчали.

– Знаешь, я их ненавижу... – наконец, негромко произнесла Саша. – Они все испортились.

– Мужчины?

– Да. Ни одного хорошего. Все какие-то мерзкие, и сами своей мерзости не стыдятся... ты вот на машине, а я на общественном транспорте езжу. Никто места не уступит! Раньше хоть делали вид, что спят, а теперь и вида не делают... И еще познакомиться пытаются! Вот, в метро недавно еду... Я за перекладину держусь, болтаюсь там сверху, а он сидит как ни в чем не бывало, улыбается – «Девушка, а как вас зовут, а что вы вечером делаете?..». И в общем милый, приличный молодой человек... Но это не мужчина! – с яростью воскликнула Саша. – А эти офисные юноши, яппи всякие, которые в обед по бизнес-ланчам в своих костюмчиках толкутся, марки машин взахлеб обсуждают и какие галстуки сейчас актуальны – в горошек или полосочку...

– Я, кстати, тебя сегодня с таким хотела познакомить, – вздохнула Лиза. – Слушай, а у тебя что, ни одного хорошего мужика не было?

– Макс, первый муж – дурак тот еще. А уж как выпьет... – Сашу даже передернуло.

– Это который теперь Костыль-Нога?

– Да, я его Костыль-Нога называю, после того, как он в аварию попал. Второй, Тимоша – жадина и зануда. «Александра, зачем ты себе джинсы купила, у тебя же есть уже одни!» – гнусавым голосом передразнила Саша. – Тьфу! Про остальных даже не говорю...

– Тогда тебе нужен не яппи, не офисный служащий, а кто-нибудь такой, брутально-маргинальный... Знаю! – Лиза даже подпрыгнула. – Тебе нужен пожарный!!! Вот настоящие мужчины, своей жизнью рискуют... Идем быстренько обратно, сейчас я тебя познакомлю...

– Лиза, не надо мне про пожарных! – с яростью вскинулась Саша. – Ненавижу!..

– Почему? По-моему, очень благородная профессия...

– Мой папаша был пожарным. Чтоб он сдох!

– Саша! Об отце! – ужаснулась Лиза.

– Ты слышала про моего отца.

– В общем да, с пожарными я погорячилась... – подумав, промямлила Лиза.

Саша снова потерла висок.

– Господи, дерет как...

– Где? Ну-ка, покажи? – Лиза оторвала Сашины руки от лица и испугалась. – Александра Филипповна, да у тебя тут самый настоящий ожог! Ой, ой... Не трогай, инфекцию в рану занесешь! – уже всерьез запаниковала Лиза.

– Что, правда? Настоящий ожог? Это, наверное, тогда, когда полыхнуло... И как только волосы не вспыхнули! Но я ничего не почувствовала... Ты говоришь, ожог?

– Еще какой! Срочно к врачу!

Далее Лиза бросилась к Бураковой. Прибежала Буракова и еще несколько девчонок – швеи Маринка и Полина и технолог Зина Делягина (ее плащ, кстати сказать, и пострадал при пожаре). Все пришли в ужас от Сашиного ожога, который к этому времени превратился в гигантский волдырь. Буракова запихнула Сашу в машину, и, вместе с Лизой, технологом Зиной Делягиной и швеями (непонятно только, как они все уместились на заднем сиденье) – помчались в районный травмпункт. В травмпункте – длиннейшая очередь, в очереди – несколько старух. Старухи стояли насмерть, вперед себя никого не пускали. Тогда помчались в какую-то частную клинику. Там очереди не было, но с Бураковой слупили кучу денег и заявили, что если Саша не сделает несколько очень важных процедур (всего-то шестьдесят тысяч рублей, диагностика – бесплатно), то шрам от ожога останется у нее на всю жизнь. Буракова была готова платить, девчонки в ужасе пищали – о, лицо, шрам на всю жизнь, о, бедная Саша...

– Пошли на фиг! – не выдержала, заорала Саша. – Это обычный волдырь! И хватит причитать, девочки, со мной все в порядке!!!

В результате вся это беготня закончилась тем, что Сашу отвели в аптеку, и там сама заведующая аптеки (окончила фармацевтический институт, между прочим!) – наложила Саше на лицо повязку со специальной мазью.

Затем Сашу отвезли домой, велели сидеть дома и на всякий случай приставили Лизу – поскольку Саша жила одна.

– Если что, Акулова, сразу «Скорую» вызывай!

– О-бя-за-тельно!

Саша с Лизой остались одни.

– Сашка, я знаю, кто тебе поможет! – подумав, изрекла Лиза торжественно.

– Кто? – устало отозвалась с дивана Саша.

– Виктор Викторович Бородин.

– Кто это?

– Пластический хирург. Матери недавно блефаропластику делал. Ну, подтяжку век, мешки под глазами убирал... Гениальный врач! И холост!!!

– Лиза... – простонала Саша.

– Молчи! Мужик – во! Не первой молодости, конечно, но и ты, если помнишь... Красавец. Руки золотые. Светлая голова. А повод какой удачный... Сразу двух зайцев убьем. И не спорь!!! – Лизу даже затрясло.

– Хорошо-хорошо! – испуганно глядя на подругу, сказала Саша. – Убьем зайцев. Я согласна.

В дверь позвонили.

– Кто это? – вздрогнула Лиза. Посмотрела на часы. – Пол-одиннадцатого вечера... Ты ждешь кого-то?

– Не-ет... – испугалась и Саша. Заглянула в замочную скважину, придерживая повязку на лице. – О, Тимоша! Легок на помине...

Она открыла дверь.

– Добрый вечер, – кисло произнес Тимоша, второй официальный муж Саши – мужчина лет тридцати пяти, с благородной бородкой. Лицом Тимоша сильно смахивал на последнего императора России, Николая Второго.

– Добрый... А ты чего без предупреждения? – отозвалась Лиза из комнаты.

– А, и ты тут, Лизавета... – вздохнул Тимоша, скидывая туфли. Босиком прошел к столу, сел. Снова вздохнул. – Ну и жара... Устал как собака.

– Что на этот раз? – сурово спросила Саша.

– Миксер хочу забрать. Ничего-ничего, я сам...

Тимоша посидел еще минуту с печальным, усталым лицом, затем направился в коридор за стремянкой.

– Чего это он? – шепотом спросила Лиза.

– Ты же слышала, миксер хочет забрать, – тоже шепотом отозвалась Саша.

– В пол-одиннадцатого ночи ему вдруг срочно понадобился миксер? – вытаращила Лиза глаза.

– Я не знаю... – пожала Саша плечами. – Может быть, миксер ему нужен к завтрашнему дню.

– Опомнись, Александра Филипповна, вы ж с этим Тимошей пять лет назад развелась! Что ему от тебя надо?

– Ничего. Только миксер. Он, когда выезжал, не все вещи смог забрать. Теперь вот заезжает иногда, забирает потихоньку.

– И много осталось?

– Все, что на антресолях лежит. Его пылесос, его фильтр для воды, зимние вещи кое-какие, плащ-палатка его покойного отца, набор отверток, штатив – Тимоша лет десять назад фотографированием увлекался... – методично принялась перечислять Саша.

– Что-о?.. И ты все это терпишь? Эти дурацкие визиты без всякого предупреждения?...

– А мне плевать, – мстительно ответила Саша. – Пусть ездит, если охота.

– Может, он до сих пор тебя любит? – озарило Лизу.

– Не думаю... Он год назад вышел замуж, женился то есть! И вообще после развода он ни разу на меня не покушался...

– Не любит, а ездит! – прошипела Лиза, с ненавистью оглядываясь на приоткрытую дверь в коридор. – Нет, но это ж надо...

Лиза выскочила из комнаты, оттолкнула Тимошу от стремянки, залезла наверх, и принялась скидывать на пол коробки.

Последней была плащ-палатка – старый пакет, в котором она хранилась, лопнул, и плащ-палатка, раскрывшись, ухнула вниз, накрыв собой полкоридора. Сразу стало темно от пыли.

Когда пыль улеглась, а Тимоша выбрался из-под плащ-палатки, Лиза воинственно произнесла:

– Забирай все и вали.

– Как? – с тоской спросил Тимоша. – Я все сразу увезти не смогу, я специально частями забирал...

– Я тебе денег на такси дам! – с азартом воскликнула Лиза.

– Зачем? В долг? Но как мне тебе возвращать, у меня каждая копейка на счету – я ремонт в прошлом месяце затеял, а это, между прочим, дорогое удовольствие в нынешние времена... – принялся объяснять Тимоша. – Ты в курсе, сколько сейчас стоит плитка? А обойный клей? Обычный обойный клей?...

– Я тебе дарю деньги, дарю! – закричала Лиза и принялась совать в лицо Тимоше купюры из своего кошелька.

– Лиз, не надо... – попыталась остановить подругу Саша. – Пусть делает что хочет!

– Хорошо, я сейчас вывезу все, – кротко сказал Тимоша. – И убери от меня свои деньги! – он отвел от себя Лизину руку.

Сел на кресло в коридоре, тяжко вздохнул.

– Вы не лесбиянки, случайно?

– Что-о?! – вытаращила глаза Лиза. – Все, я за себя не отвечаю...

– Мне в последнее время все женщины лесбиянками кажутся, – печально признался Тимоша. – Как ни посмотрю – чирикают между собой, веселятся, хорошо им вместе... Вот и вы вместе. Я понимаю, Саш, если б ты нашла приличного мужчину, и сейчас с ним дома сидела, а не с этой...

– Нашла! Приличного! – саркастически воскликнула Лиза. – Где их найти, ты скажи? В каком магазине купить?

– Злые вы... Потому и одни. Конечно, кто таких полюбит... – покачал Тимоша головой. – Саш, что у тебя с лицом?

– Ожог. Пожар тушила.

– Вот именно! – с гордостью выступила вперед Лиза. – Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет! Настоящая русская женщина, Александра Филипповна Силантьева! Саш, это его фамилия? – обернулась она к подруге.

– Нет, – ответила Саша. – Это моя девичья. Я фамилию не меняла – ни в первом, ни во втором браке...

– И правильно!

– Нет, неправильно, – возразил Тимоша. – Если бы ты, Саш, была бы мягче, милосердней, и, действительно, взяла бы мою фамилию...

– Твою?! – перебила бывшего мужа Саша. – Ну уж дудки... Не хочу быть Свининой! Александра Филипповна Свинина. Звучит?

– Свинин? Он что, правда – Свинин? – Лиза зашлась от хохота.

– Глупые вы, – с укором произнес Тимоша. – Нормальная русская фамилия. Ни чувства юмора у вас нет, ни здравого смысла, ни грамма ответственности... Ничего нет у нынешних женщин. Тьфу!

subtПрошлое

Всю ночь ей снился хороший сон. Сон о чем-то хорошем...

Такие сны бывают нечасто. Они – как подарок, от кого-то очень доброго, очень щедрого. Обычно после них просыпаешься со щемящим сердцем, со смутной улыбкой на губах – «Господи, что же это было? О чем?». – но ни одного сюжетного поворота, ни одного персонажа не можешь вспомнить.

Вроде бродишь где-то с кем-то, о чем-то беседуешь, а вокруг – чудесные люди, ярко-синее небо, золотое солнце, дивно пахнут цветы, а из репродуктора доносится волшебная, фантастически-прекрасная мелодия... Сбывается всё.

Счастье. Много счастья. Его не унести в руках, не завернуть в бумагу, не запихнуть в чемодан. Его держишь в руках, сжимаешь, словно охапку свежескошенной пшеницы, а янтарные колосья сыплются вниз, но их не жалко – в руках все равно остается больше.

...Аля открыла глаза, полные благодарных слез, и на миг ей показалось, что она еще помнит содержание сна. Кажется, в ее необыкновенном сне рядом с ней был юноша, очень серьезный и одновременно – очень веселый. Настоящий друг. Который не обманет, не предаст – до гробовой доски...

Но уже в следующее мгновение остатки сна растаяли, испарились напрочь. Какая музыка, какие юноши!

Аля вспомнила, что всё плохо. Очень плохо. Хуже некуда.

Ужас.

Черный, страшный ужас, от осознания которого даже начинает подташнивать и ладони покрываются противной испариной.

Ужас, который нельзя исправить. Он есть, и все. Он не закончится завтра. В жертву ему будут принесены сотни, тысячи и миллионы. И, может быть, даже собственная жизнь. Такая короткая – всего-то пятнадцать лет, за которые она не успела сделать ничего полезного или, там, героического...

Аля несколько минут еще лежала в постели, раздавленная мрачными мыслями, но потом все-таки заставила себя подняться.

В доме было тихо. Даже бабушка куда-то «усвистала» (ее собственное выражение). Наверное, к своей подруге Анфисе Тимофеевне.

Аля умылась, оделась и вышла из дома. Оставаться одной в квартире было невыносимо. Надо было идти, что-то делать, двигаться, двигаться... И Аля пошла – куда глаза глядят.

Весь проспект был запружен людьми. Толпа двигалась в двух направлениях – на запад шли воинские части и отряды народного ополчения, в обратную сторону – беженцы.

К беженцам Аля привыкла – они появились в городе давно, с первых дней войны. Шли издалека, от границы.

Потом появились беженцы из пригородов – колпинцы, детскосельцы... Не по-городскому загорелые, не по-городскому одетые... Пыльные, грязные, злые. С сумками, тележками, плачущими детьми и мрачными старухами, которые едва передвигали от усталости ноги.

Сейчас же шли те, кто жил на окраине Ленинграда.

– Фашист проклятый! Будь ты проклят, проклят, проклят во веки веков...

– Мамаша, да тише вы, и так сердце не на месте... – донеслось до Али.

Лавируя среди людей, она упорно двигалась вперед. Уши невольно ловили обрывки фраз.

– ...они уже Шлиссельбург захватили, слышали?...

– Ничего, Ленинград выстоит!

– У меня два брата в ополчении.

– У меня муж.

– У меня тоже муж.

– У меня муж и сын. Я к Ксении^[1] недавно ходила, записочку оставила... – это уже негромко, почти шепотом. – Помоги, написала, нам, святая! Чтобы муж и сыночек живы остались...

– Нельзя так! Чтобы двое сразу... Так не бывает, так не будет, – упрямо забубнил кто-то в ответ. – Больно жирно, мамаша.

– Ну пусть хоть сын... Хоть он один! – со страстным отчаянием воскликнул женский голос. – Сыночка мой, единственный!..

Очень много говорили о диверсантах.

– Их немец специально к нам засылает...

– Наших вербуют.

– Бывают же такие сволочи!

– Ага, еще как бывают... Для таких Родины нет. Они фашистам показывают, где у нас всякие важные объекты находятся.

– Да как, как показывают?!

– А очень просто. Ракеты пускают!

Аля наконец выбралась из толпы, свернув в тихую улочку. Долго шла между старинными, нависающими над головой домами.

В подворотне залаяла собака. Аля испугалась и снова свернула. Теперь она не знала, где находится, и шла наугад. Болели ноги, и было довольно жарко – «бабье лето» как-никак.

В пыльном маленьком сквере села на лавочку, спрятавшуюся под кустами боярышника. Было очень тихо – словно повымерли все.

А потом Аля услышала чьи-то шаги. Она повернула голову, и увидела молодого мужчину в сером костюме и теннисных туфлях.

Мужчина был коротко стрижен, бледен, и даже довольно симпатичен – невольно отметила Аля. Отметила, и тут же принялась мысленно ругать себя – за легкомысленность, за глупость, за несерьезность. В такое время думать о подобных пустяках!

– Девушка, который час, не знаете?

– У меня нет часов, – сурово ответила Аля и отвернулась.

К ней еще никто и никогда не обращался так – «девушка». «Может, я повзрослела уже? – испугалась и одновременно обрадовалась Аля. – Надо же – девушка...»

Про себя Аля знала, она – хорошенькая. Ей это определение казалось старорежимным – тем более что слово это в ее адрес произнесла однажды Анфиса Тимофеевна.

Эта самая Анфиса Тимофеевна вместе с бабушкой когда-то учились в Смольном. То есть тогда – в институте благородных девиц. Учили их всяким ненужным глупостям – как танцевать, как делать реверансы, и еще тому, что девушка обязана быть хорошенькой. Хорошенькая девушка. Противно и... приятно. У нее, у Али, была тонкая талия, строгое лицо, темно-зеленые глаза, косы каштанового цвета – не до пояса, но все же...

«Какая она хорошенькая?! – помнится, возмутилась тогда бабушка, услышав комплимент ее внучке. – Вот я – действительно была хорошенькой! Ко мне сам барон Вревский сватался, да маменька моя, дура, отказала ему!»

«Ляля, Ляля, тише! – замахала руками на бабушку Анфиса Тимофеевна. – Не дай бог услышит кто! Посадят же... Не те времена нынче, чтобы о баронах распространяться!»

– Девушка... вас как зовут? – негромко спросил мужчина.

Аля вздрогнула – оказывается, тот и не думал уходить.

– А вам зачем?

– Ну как... – пожал тот плечами. – Можно с вами рядом присесть? Ноги прямо гудят...

– Садитесь, коли надо, – ответила Аля. И, подумав, ехидно добавила: – У нас частной собственности нет!