«Разрешите пригласить вас на танец...» – повторил Влад, склоняясь перед ней в глубоком поклоне. Катя милостиво протянула ему руку. И они закружились под волшебную музыку.
      – Катерина, вставай! – опять заорал Сашок, и тут Катя окончательно проснулась.
      – Уже иду!.. – недовольно сказала она, отыскивая ногами тапочки.
      Все семейство Иволгиных быстро позавтракало и высыпало на улицу. Сашок тащил за собой санки.
      – Идемте в парк! – требовательно провозгласил он. – Кататься с горки!
      – Хорошая мысль! – согласился Виктор Сергеевич. – А ты куда хочешь, Кать?
      – В парк так в парк... – пожала она плечами. Ей было все равно, куда идти, потому что мыслями она была еще в своем сне, где Влад Красовский склонялся перед ней в поклоне.
      Парк был недалеко.
      Пока отец катал Сашка на санках по широкой заснеженной аллее, Катя медленно брела за ними. «В самом деле, было бы здорово, если бы Красовский пригласил меня на балу! – думала она. – Хотя с чего это он вдруг решит пригласить именно меня?..» Катя до сих пор не могла понять, как к ней относится всеобщий школьный любимец. Вроде бы он сказал ей комплимент – тогда, первого сентября. Но с тех пор прошло тысяча лет!
      «А что, если как-нибудь позвонить ему домой? – озарило вдруг Катю. – В школе вроде как неудобно с ним разговаривать – все ходят вокруг, любопытничают, Роза еще начнет меня отговаривать – она Влада не особенно любит, непонятно только, почему... Да, у меня же есть его телефон, я могу ему позвонить! Конечно, неудобно девушке первой назначать парню свидание, но можно придумать какой-нибудь убедительный повод!»
      Медленно падал снег. Катя сняла с руки перчатку и протянула вперед ладонь.
 
Снег кружится, снег летает.
На ладони быстро тает.
И лохматая зима
Запрягает облака.
Белой тройкой удалой
Мчится снег над головой,
И в снежинках облака
Проплывают сквозь дома.
А в домах приготовленье —
Разливается варенье,
И мурлычет важно кот,
Зазывая Новый год...
 
      Стихи всегда возникали у нее внезапно, под настроение. Правда, кота у Иволгиных не было, но почему-то его образ у Кати был связан с зимним праздником. Сидит такой серый пушистый котище на подоконнике и смотрит в окно, на котором мороз рисует свои узоры...
      – Привет! – вдруг прозвучало у нее над ухом.
      – Ой! – сказала Катя – она была так погружена в свои мысли, что ничего не замечала вокруг. А это был Дима Соколов, новенький – оказывается, он шел рядом, таща за собой снегокат. Наверное, тоже шел в сторону горки, к которой стремились все в этот день. – Привет...
      – Я тебя напугал? – удивился он.
      – Нет, – пожала она равнодушно плечами. – Я просто не ожидала кого-то из знакомых здесь встретить.
      – Гуляешь?
      – Ага, – сказала она. – Вон папа с младшим братом впереди. Классный у тебя снегокат...
      – Хочешь, дам прокатиться с горы? – неожиданно предложил он.
      – Ну, не знаю... – с сомнением пробормотала Катя.
      Соколов был в темно-вишневой куртке, черных джинсах, на ногах – здоровенные армейские ботинки со шнуровкой, из-под вязаной шапки торчали пряди темных волос. «Ишь, вырядился как! – неприязненно подумала Катя. – Прямо как в рекламе: „Посетите наш горнолыжный курорт!“ Чем-то он ей не нравился. Слишком простой, даже грубоватый какой-то... Никакого сравнения со стильным Владом Красовским!
      В классе Соколов держался как-то обособленно, сидел на последней парте. Особых друзей у него не было, впрочем, необщительным Диму тоже нельзя было назвать – он обсуждал футбольные дела с Веником Рябовым и Семой Бортко, иногда что-то советовал Славке Дубинину, любителю комиксов... «Темная лошадка», – вдруг вспомнила Катя. Есть такое выражение, которое обозначает, что человек пока ничем не примечателен. Правда, темные лошадки иногда вырываются на первое место...
      – А где твоя это... ну, которая Ромашка...
      – Не Ромашка, а Роза! – строго произнесла Катя. – Она в выходные занята. У ее родителей ресторан, она им помогает.
      – Круто! – присвистнул Соколов.
      Снег скрипел под ногами, мимо с визгом пробежала малышня.
      – Ты откуда, Соколов? – неожиданно спросила Катя.
      – То есть?
      – Ну, откуда ты приехал?
      – Ниоткуда, – удивился он. – Я москвич. Правда, два последних года мы жили на Алтае. У меня отец – военный...
      – А-а, понятно...
      Катю неожиданно разобрало любопытство:
      – Слушай, ты ведь согласился участвовать в концерте с каким-то номером... Что ты будешь делать?
      – На балалайке играть.
      – Шутишь?
      – Правда! – весело сказал он. – А что такого? Я умею – меня в одной алтайской деревушке научили.
      Катя засмеялась, представив Соколова с балалайкой. Определенно, никакого сравнения с Владом Красовским!
      Отец с младшим братом уже стояли у горы – внизу было большое поле, теперь засыпанное снегом. Кто на санках, кто на снегокатах, кто на лыжах, а кто и на сноубордах съезжали вниз, в пологую долину. А сбоку была накатанная ледяная дорожка. По ней скатывались на ледянках, а отдельные смельчаки – вниз на своих двоих.
      – Это Дима. Мой одноклассник, – небрежно сказала Катя, указав на своего спутника. – А это мой папа, Виктор Сергеевич...
      Отец с Димой пожали друг другу руки.
      – Александр Викторович, – солидно представился Сашок и тоже полез пожимать всем руки.
      – Да ну тебя! – засмеялась Катя, отмахиваясь от младшего брата. – Уж с тобой-то мы точно знакомы!
      Сашок не отрывал взгляда от Димкиного снегоката.
      – Садись сзади, – великодушно предложил Соколов, поймав его взгляд. – Съедем разок вниз. Только смотри, держись крепче!
      – Ну а я тогда на санках! – сказал Виктор Сергеевич.
      И они заскользили вниз, поднимая снежный вихрь. Радостно завизжал Сашок.
      Катя недовольно посмотрела им вслед. «Тоже мне, джентльмен! – подумала она о Димке. – А ведь сначала мне предлагал скатиться!»
      Стоять на одном месте было холодно, и Катя, притоптывая ногами, принялась ходить взад-вперед по небольшой полянке наверху. Скоро вернулся Соколов с хохочущим Сашком и предложил свой снегокат Кате.
      – Мерси, что-то расхотелось, – пожала она плечами.
      – Ну, как знаешь, – сказал Соколов. – Виктор Сергеевич, не хотите теперь вы?
      – Не откажусь! – обрадовался тот, садясь на снегокат. – В нашем детстве таких игрушек не было!
      Настроение у Кати почему-то испортилось. Эти трое перестали обращать на нее внимание и откровенно веселились, скатываясь с горы. Особое недовольство у нее вызвало то, что этот Соколов как будто понравился ее отцу и младшему брату – словно они уже давным-давно его знали. «А папа-то! – с возмущением подумала Катя. – Совсем как маленький!»
      Незаметно пролетел час – Катя к тому времени основательно окоченела.
      – Замерзла? – закричал отец, в очередной раз взобравшись на гору. – Ну, ничего, сейчас домой пойдем... Я только по ледяной дорожке скачусь. Знаешь, я в юности очень часто съезжал.
      – На ногах?
      – А что такого!
      – Папа! – умоляюще воскликнула Катя. Но Виктор Сергеевич уже лихо заскользил вниз.
      – Это рискованный трюк... – пробормотал Соколов, стоя рядом с Катей. Сашок только рот открыл, держась за Катину руку.
      Сначала Виктор Сергеевич ехал ровно, уверенно держась боком, но в самом низу лед, видимо, был еще недостаточно раскатан. Катин отец споткнулся, сделал два больших шага и вдруг... упал...

* * *

      – Ну-с, молодые люди, ничего хорошего я тут пока не вижу, – сказал доктор, рассматривая рентгеновский снимок перед лампой. – Перелом ноги со смещением.
      – Это опасно? – дрожащим голосом спросила Катя. Она была вместе с отцом, а Соколов с Сашком остались сидеть в больничном холле, встревоженные и подавленные. Сашку очень хотелось зареветь, но присутствие взрослого парня рядом его пока еще сдерживало. «Держись, не скисай!» – успел шепнуть ему Димка.
      – Бывало и хуже, – строго сказал доктор.
      Катин отец лежал на кушетке с забинтованной ногой и всем своим видом выражал раскаяние.
      – И чего меня на эту горку понесло! – с чувством воскликнул Виктор Сергеевич. – Эх я, старый дурак!
      Ему сделали обезболивающий укол.
      – Перелом со смещением! – с ужасом повторила Катя. Ей этот диагноз показался очень страшным.
      – Но вы меня отпустите домой? – робко спросил Виктор Сергеевич.
      – Увы, – покачал головой доктор. – Останетесь у нас, в больнице. Месяц-другой будете лежать на вытяжке.
      – Это как? Это когда ногу к потолку подвешивают? – сморщился от боли Катин отец – обезболивание подействовало еще не до конца.
      – Именно так. А вы, барышня, не беспокойтесь – за вашим папой будут здесь ухаживать.
      – Месяц-другой... – повторил Виктор Сергеевич, с досадой глядя на свою забинтованную ногу. – Что же, меня только после Нового года выпустят?!
      – Боюсь, что да, – строго сказал доктор.
      – А иначе нельзя? – робко спросил его Катин отец.
      – Нет. Я же говорю – перелом довольно сложный...
      – Катя, как же вы одни будете...
      Катя бросилась к отцу и обняла его за шею.
      – Ничего-ничего! – торопливо заговорила она. – Ты не беспокойся, папочка, я справлюсь. Мы с Сашком справимся! Я уже вполне взрослый, самостоятельный человек! А ты лучше лежи тут, поправляйся! Мы тебя будем навещать...
      – Ты вот что... Ты позвони Кузяевым, они помогут, если что! Да я и сам им могу позвонить, – папа похлопал по карману, в котором у него лежал сотовый телефон. – Я скажу Изольде Арнольдовне и Владимиру Антоновичу, чтобы они на время вас с Сашком взяли к себе.
      Катя вспомнила знакомых отца – мужа и жену Кузяевых, которые не раз приходили к ним в гости. Все бы ничего, но мадам Кузяева каждый раз принималась стонать и прижимать руки к сердцу, когда видела Сашка: «Ах, бедный маленький сирота! Милый деточка, как же мне тебя жалко!» Терпеть столь долгий срок эту эмоциональную особу?!
      – Ни за что! – твердо произнесла Катя. – Никаких Кузяевых, папа. Мы справимся сами! Кузяевы будут только в самом крайнем случае.
      Папа сморщился – то ли ему опять стало больно, то ли он тоже вспомнил бесконечные ахи и охи Изольды Арнольдовны.
      – Но вы же будете одни...
      – Ничего не одни! Елена Сергеевна нам поможет, если что, – напомнила Катя. Еленой Сергеевной звали старушку, которая жила в соседней квартире, она действительно не раз приглядывала за Катиным младшим братом.

* * *

      Катя спустилась в больничный вестибюль. Там сидели Дима Соколов и Сашок. При виде Кати они сразу же вскочили и бросились ей навстречу.
      – Ну что? – вцепился в нее Сашок.
      – Как твой папа? – встревоженно спросил Соколов.
      Катя вздохнула и ответила, глядя в сторону:
      – Все в порядке. Папу выпишут после Нового года. Перелом серьезный, но ничего опасного. Идем домой, Сашка...
      Сашок открыл рот, чтобы зареветь, но Дима дернул его за рукав. Сашок немедленно закрыл рот.
      – Я вас провожу, – быстро произнес Дима.
      – Не надо. Ты еще со снегокатом этим...
      – Да он совсем не тяжелый!
      Они вышли на улицу. На город уже опустились ранние зимние сумерки. Шли молча, пока не оказались возле дома, где жили Иволгины. В голове у Кати было совершенно пусто. Она была так ошеломлена произошедшим, что словно забыла о Диме, который был все время рядом.
      – Катя...
      – Что?
      – Ты скажи, если надо чем помочь, – произнес Дима.
      – Ничего не надо...
      – Но вы же совсем одни!
      «Откуда он знает? А, наверно, Сашок разболтал, пока они там в вестибюле сидели. Ах, бедные сиротки, ах, вы несчастные... Ненавижу, когда жалеют!»
      – Нет, спасибо, – холодно ответила Катя.
      Дома было пусто и неуютно. Кате очень хотелось позвонить Розе и поплакаться той в жилетку – Роза, как никто другой, могла выслушать и поддержать. Но неожиданно Катя одернула себя: «Нечего нюни распускать! Я могу сама со всем справиться. В конце концов, папу рано или поздно выпишут!»
      Она накормила младшего брата ужином и уложила спать.
      Плохо было только одно – то, что Новый год теперь не доставлял ей никакой радости.

Глава 4
Нелегкие будни Иволгиной Катерины

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.