Первый Долг Родине
ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Трофимов Юрий / Первый Долг Родине - Чтение
(стр. 7)
ГЛАВА ПЯТАЯ Эксцесс. ...Вскоре оба МТЛБ к общей радости вернулись, и колонна отправилась за менявшими место дислокации войсками. Но дорогу к ним отрезали чеченские боевики, что явилось причиной возвращения в Моздок. Видимо были ещё какие-то причины. Колонна, издавая тугой гул работающих моторов, двигалась в мрачной темноте чужой земли, освещая дорогу множеством зажжённых фар. Эфир тем временем непривычно заполнила неописуемо царящая тишина, дающая мне великолепную возможность с жадностью поедать перловую кашу из сухпайка. То же самое проделывали и мои сослуживцы в кабине КШМки - чудно видать это выглядело. В желудке приятно заурчало и организм, кроме как появившейся боли в области шеи, больше ничего не беспокоило. Калорифер, исправно работая, подавал в кунг тепло, и в то время когда я начал было расслабляться, колонна снова встала. На этот раз случилось новое несчастье. Замыкавший нас МТЛБ закипел и беспомощно встал на дороге являясь уязвимой и бесполезной грудой металла. В связи, с чем было принято решение оставаться на том месте до утра. Колонна съехала с дороги и расположилась в поле, а оставшаяся на ходу МТЛБ прикрыла КШМ своей бронёй. Передав данную информацию в Моздок, мы с Виталиком (водителем) принялись подготавливать радиостанцию для работы на стоянке. Копать, как всегда пришлось ему, на что он обычно ворчал, но всё же подчинялся, называя меня "бугром" (то есть начальником). И так отведя, глушитель АБэшки (бензоэлектрический агрегат, предназначен для подачи электропитания на радиостанцию при стоянке КШМ) в яму накрыв её крышкой от генератора "Шишарика" (ГАЗ-66, на базе которого была установлена радиостанция Р-142Н), мы принялись, наконец, таки готовить ужин. И вот насытившись и оставив в тёплом кунге пирующих офицеров и прапорщиков, мы с Виталиком отправились по колонне знакомиться с пехотой (узнав предварительно пароль). Вот было время! Это то о чём мы мечтали. Нет, физически мы не расслаблялись, были готовы быстро без тормозов действовать в экстремальной ситуации, но вот моральная разгрузка явилась колоссальная. Вот, где мы почувствовали себя самостоятельными, никто мозги не компостировал и повсюду, общаясь бойцами различных призывов, узнавали много нового в основном о том, где, кому пришлось повоевать. Пехотинцы рассказывали смешные истории. - "Однажды мы с Серегой с голодухи пошли в один из домов, брошенных "чехами", - начал свой рассказ один из пехотинцев срочников. - там по двору бегали куры. Не сумев поймать не одну из них руками, я решил подстрелить их из автомата. Так бегал я за ними около пятнадцати минут, простреливая два магазина. Идея была не из лучших, так как куры от испуга носились как сумасшедшие и разбегались в разные стороны. Когда же изловчившись, всё же попал в одну из них, было смешно, так как кроме перьев ничего не осталось. Пришлось возвращаться не с чем. Без анекдотов тоже не обходилось. Старший призыв, которыми были и мы, относился к молодым вполне сносно, даже дружелюбно, ведь друг другу спины прикрывали, но не забывали о старшинстве и делились, как положено, обязанностями согласно кем-то установленной градации на "слонов", "черепов", "дедов" и т.д. Насладившись общением с бойцами и освоением МТЛБ, прихватив у пехоты боеприпасы, которые им давали в достаточном для боя количестве, мы отправились спать. К тому времени, допив всё спиртное, офицеры и прапорщики разошлись, любезно предоставив нам место для сна. Но без сюрпризов опять же всё не закончилось. Ещё метров за тридцать я услышал, как АБэшка захлебнулась, и, издав последний звук, стихла. Яркие языки пламени принялись поедать перегревшиеся провода, ведущие от клемм генератора АБэшки к клеммам распределительного щитка её же пустующего отсека с левой стороны кунга. Патрульные в это время сидевшие на второй МТЛБ прикрывавшей нашу машину, мирно что-то обсуждали, не обращая на это никакого внимания, как будто находились дома на пикнике. Естественно мы бросились тушить огонь, благо рядом лежала не маленькая горка земли от выкопанной ямы, и немедленно устранять причину возгорания. Проснувшись на утро, скинув с себя бронежилет, приспособленный под одеяло и закрепив автомат на его штатное место, с трудом вылез из отсека радиста. Спотыкаясь о гильзы снарядов, оставленных Виталиком, я ступил на землю. Уже тогда проявлялись признаки болезни, болели шея и правая нога, от чего я немного комично выглядел, обмотанный вокруг шеи полотенцем, хромая на правую ногу. Зато Виталику было не весело, когда он один пытался отправить АБэшку в её штатный отсек. Вскоре была дана команда: "По машинам", и колонна устремилась в путь. В Моздок вернулись примерно через три с половиной часа, отделившись от колонны КШМка, подпрыгивая на кочках, весело устремилась на место базирования полевого узла связи, где нас уже встречали, обрадованные возвращением, сослуживцы. Были, конечно, и равнодушные к этому, так, всякие подонки в виде некоторых офицеров и других крысоподобных сослуживцев, но тех, что радовались этому возвращению, было всегда много. Особенно переживал за меня Лёха, земляк, который мне был физической и душевной опорой в этом чужом мире. Сколько же я на него ворчал, когда он продолжительное время не выходил на связь, и всякий раз, обмениваясь нецензурной бранью, мы обнимались с ним как брат с братом. Да, повезло мне с землячком, не раз он уберегал меня от опрометчивых поступков, в которых я готовился завалить не одного сослуживца, но, поддавшись его убеждениям, успокаивался и оставлял эту цель. Так и в этот раз, обнявшись при встрече, я поведал ему о самых ярких моментах поездки, после чего мы принялись за устранение неисправностей. Через несколько часов в составе колонны и нового МТЛБ, мы вновь отправились бороздить просторы Чечни и Северного Кавказа, так и не починив дизельный отопитель. ГЛАВА ШЕСТАЯ Возвращение. ...Всё шло как обычно: двигатель взахлёб ревел, машину трясло как потерпевшую, а из наушников доносились шум и потрескивания. И всё тот же чужой для наших сердец пейзаж мозолил глаза и нагонял тревогу. Каждые полчаса, кодированным текстом, либо я, либо старший машины передавал в Моздок наше местонахождение, а самочувствие, тем временем всё ухудшалось и ухудшалось. Мы давно миновали какую-то степь, наполненную песком, и остановились на холмистой местности, где бегали вроде бы как беспризорные барашки. Солдаты и офицеры временно покинули свои боевые машины для справления нужды и техосмотра техники, а группа пехотинцев, состоящая из троих рядовых, отправилась в сторону пасущихся неподалёку барашков, одного из которых, они подстрелили и взгромоздили на броню идущего впереди МТЛБ. И снова на пути вставала "зелёнка". Серые пейзажи, искорёженная и обгоревшая бронетехника, блокпосты, молодые, измазанные грязью солдаты "стреляющие" сигареты, брошенные окопы и ящики из-под артиллерийских снарядов. Всё то, что являлось последствием войны, вновь представало перед нашими глазами. На место прибыли ещё засветло, пехота принялась разгружать КАМАЗы, а мы взялись за своё обычное дело. Вот там то нас даже и покормили. Эта еда была намного лучше, чем в Моздоке, поэтому мы давились в спешке, но пытались забить свои желудки до предела. Халява!!! - как-никак, а это для солдата святое, что бы там ни говорили бы о строевом плаце офицеры. Дескать, плац-это самое святое место для солдата. Плац для солдата это каторга, то чего избежать хотелось каждому, особенно в адскую жару стаптывая сапоги и в лютый холод по стойке "смирно", в ожидании очередного генерала или полковника. Так вот Виталик и тут преуспел, набрав полный котелок, который потом долгое время с протухшей едой валялся в кунге. Ещё бы ведь к порядку приучить его было тяжело. Насытившись, мы принялись исправлять, я - замеченные неисправности в работе радиостанции, а Виталик - в работе двигателя "Шишиги" (Газ-66). При этом он деловито включил магнитофон, одолженный нами у друзей в г. Зерноград и принялся за работу. Пока мы занимались ремонтом к нам неоднократно подходили бойцы с просьбой продать магнитофон, но получали отказ. Помимо них вокруг КШМ и КАМАЗов крутился капитан, прибывший с нашей колонной, который отдавал всем приказ рыть окопы. Нам он этим самым мешал работать, в связи с чем "отшивался" мной, благо были на это все права, ведь в машине находилась секретная аппаратура. К вечеру появились пехотинцы колонны, угостившие нас мясом, зажаренного к тому времени, барашка. Мы же взамен дали им хлеб и воду. Стемнело. АБэшка плохо, но верно давала жизнь радиостанции находящейся на дежурном приёме, питая её лампы электричеством. На таганке, дымя и потрескивая, горело сухое горючее, а Виталик, словно колдун, возвышался над ними в попытках вскипятить воду и испить чай. Обычно я ему запрещал это делать в кунге, но не в этот раз, так как совсем расклеился. Заметив это, он отдал мне свой чай с надеждой на то, что мне станет лучше. Но все хлопоты были напрасны, так как пугающая бледность лица не менялась, а температура оставалась на прежней отметки. Узнав об этом старший экипажа предложил отправить меня на вертушке вместе с раненными в госпиталь. Но, приняв мой категорический отказ, ушёл искать хоть какие-нибудь лекарства. Когда он вернулся, к машине подошёл всё тот же капитан и, увидев меня в горизонтальном положении, решил вылечить мой недуг по-своему. А все лекарства в его понимании заключались в исполнении приказов, чем он и решил, находясь в изрядном подпитии, заняться. Оглашая окрестность пьяными выкриками строевого устава, он топтался на месте, фыркал слюной, в захлёб, выдавливая из себя нецензурную брань, но всё было напрасно. Попутно он обвинил меня в употреблении "орешков". Так на местном жаргоне назывались одни из растительных наркотиков произраставших прямо на том месте, где мы остановились. Отчаявшись моей неслыханной наглостью, да и тем, что, в конце концов, был послан на традиционные три буквы, он схватил мой же автомат стоявший у двери кунга и заорал благим матом, что убьёт и спишет на боевые потери, если не встану. Не знаю, как бы повернулись в дальнейшем события, если бы наш прапор вовремя не вмешался. А он после не хитрых движений руками выхватил у капитана автомат, дал для верности пару раз кулаком в лицо и послал туда, куда ранее посылал его я. То же самое продублировал подошедший к тому времени Виталик, только без применения физической силы. Но капитан не думал успокаиваться и не нашёл ничего лучшего как избить постового поставленного им в караул. И только после этого, с чувством исполненного долга, наконец, таки отправился спать. Тяжело служить, когда понимаешь, что враги не только за линией фронта, а ещё и крысятся в родных частях бок о бок с нами. Мне это было не в новинку. Сплюнув, я послал всё это к чёртовой матери и закрыл дверь кунга. Накрывшись старыми, рваными бушлатами и бронежилетом я, обняв автомат, уснул. Спать пришлось не долго. Тихую, звёздную ночь окатило разрывающимися снарядами, выстрелами тяжёлой артиллерии САУшками (самоходными артиллерийскими установками) и автоматического оружия. Приведя в боеготовность автомат, я выпрыгнул из отсека радиста, встретившись снаружи со своим экипажем. Стрелять было бесполезно, один чёрт, куда стреляешь, было не видно, а трассера и вспышки ракет озаряли всё небо как в новогоднюю ночь. Таким образом, полежав рядом с машиной какое-то время, мы решили вернуться в неё, так как покидать её нельзя, а если и попадёт какой снаряд, то уже не будет иметь значение возле неё мы или в ней. В КШМ безжалостно врезались звуковые волны, заставляя её покачиваться, а мы тем временем, выключив освещение, наблюдали за всем происходящим сквозь двойные стёкла кунга. Из леденящей темноты появились три фигуры. Мы насторожились. Но когда они беспрепятственно миновали караульного, напряжение спало. Этими фигурами оказались: полковник средних лет с седой прядью волос, старший лейтенант и молодой прапорщик. Обратившись ко мне с помощью, полковник пояснил, что их КШМку осуществлявшую связь и координацию действий разрозненных подразделений ВС РФ, прямым попаданием вывели из строя боевики, вследствие чего им необходимо воспользоваться нашей помощью. Я, если честно, был ошарашен его обращением ко мне. В его тоне и словах не было высокомерия и презрения, наоборот, он общался со мной на равных, называя братишкой. Принявшись за работу, я словно слился с радиостанцией в одно целое, быстро и чётко перестраивая частоты. Полковник, работая с картой, выходил на связь с множеством корреспондентов частоты и позывные, которых называл старлей. В эфире творился полный бардак, группы бойцов, рассредоточенные на высоте, из-за плохой связи, осуществляемой переносными радиостанциями, путались в нанесении огня, что мы и пытались исправить. Настраивая в очередной раз одну из радиостанций, я обратил внимание на падение яркости освещения. Мои опасения подтвердились при осмотре показаний приборов на распределительном блоке, из которых стало ясно, что уровень зарядки аккумуляторов резко уменьшился. Вынырнув из кунга, я метнулся к бензоэлектрическому агрегату, и всё понял. Тот видимо давно "завернулся" так как успел остыть. В результате пришлось подрывать Виталика и запускать генератор "Шишарика" для запитки радиостанции, а самому в темноте заниматься ремонтом АБэшки, так как бензина в баке оставалось мало. Воздух пропитался жженым порохом и гарью, метров в двухстах от нас что-то горело, а небо затягивалось чёрным дымом и озарялось красным светом ракетниц, что меня одновременно пугало и радовало. А радовало тем, что хоть что-то можно было разглядеть, пугало же тем, что меня в этом свете легко можно было завалить, ведь шёл бой. И вот когда, проработав и перепроверив все мыслимые и не мыслимые причины поломки бензоэлектрического агрегата, голову просветила самая простая причина неисправности, при устранении которой генератор АБэшки снова оживил радиостанцию, а во рту остался привкус бензина смешанного с маслом. ГЛАВА СЕДЬМАЯ Утро после боя. ...К утру всё стихло. Неподалёку извергая в небо чёрный дым, догорала военная техника. Попрощавшись со мной за руку, обнимая как родного сына, полковник со своими подчинёнными удалился в сторону САУшек "подбивать бабки", я же уставший и сонный стоял и смотрел на поразительно сложенную природой красоту. Из кунга командирского отсека вылез сонный Виталик и, зевая, удивлённо посмотрел вдаль. Перед нами всей своей мощью расположился Терский хребет. Дело в том, что когда колонна прибыла на передовую, погода была пасмурная и туманная. Гор видно не было. А тут такая красота. Водила спешно побежал в кабину ГАЗ-66 и недолго роясь, что-то достал оттуда, и направился к прикрывающему нас МТЛБ. Интересно, что на этот раз он задумал? Спустя десять минут он явился со "слоном" пехоты держа в руках ручной пулемёт Калашникова (РПК) с фотоаппаратом. Используя молодого бойца в качестве папарацци, мы сфотографировались на фоне гор, КШМ и САУшек. Вечно ему в голову что-нибудь взбредёт. Умывшись из пластиковой бутылки, заранее припасённой водой, мы принялись разделывать пищу. Виталик как всегда взялся разжигать сухое горючее и кипятить на таганке воду, а я в это время открывал заранее припасённые консервы не входящие в сухой паёк. Пехотинцы принялись вновь разгружать свои КАМАЗы. Теперь время убытия с передовой зависело напрямую от того, как быстро они это сделают. В середине дня разгруженные и переполненные впечатлениями направились обратно в Моздок, встречая на своём пути, сгоревшие или просто разрушенные, дома кавказских селений. Одно из таких селений вблизи того места, где мы разгружались, было обстреляно этой ночью. Благодаря разведке перехватившей чеченские переговоры мы остались живы. Именно из этого села, находившегося в нашем тылу, боевиками этой ночью планировалась акция по окружению и уничтожению окопавшихся войск Российской Федерации под Гудермесом. А если и не уничтожению то, по крайней мере, показа своих технических возможностей. Но к счастью их планы с грохотом провалились, так и не осуществившись. И вновь колонна, выполнившая свою боевую задачу, направилась по Чечено-Ингушской земле в Моздок, что бы через некоторое время вернуться назад с новым, смертельным для "Чехов" подарком и продовольствием для военнослужащих Российской армии. ГЛАВА ВОСЬМАЯ Возвращение в Моздок. Преодолев КПП территории базирования объединённой группировки войск на окраине г. Моздока, колонна разъехалась по своим местам. МТЛБ, КАМАЗы и КШМ выполнив боевую задачу, убрались восвояси, каждый в свою часть расположенные не так далеко друг от друга. В расположении нас уже встречали. Из кунга вылез с трудом, болела нога, шея и позвоночник. Зрелище было смешное, так как при ходьбе я хромал на правую ногу, а когда надо было посмотреть в сторону, разворачивался всем торсом, подобно танку, испытывая сильнейшую боль. С Алексеем мы как всегда обнялись по-братски и поделились последними новостями. Встречать вышел и командир полка, прибывший в г. Моздок. - Ты что хромаешь? Повредил ногу что ли? - Никак нет товарищ полковник. Всё нормально. - А то смотри, госпиталь не далеко, дам команду, свозят. - Да нет, товарищ полковник, само пройдёт. Застудил видимо. - Ну ладно, иди. - Есть. Откозырял я. Отведя меня в сторону, Алексей продолжил беседу, прерванную командиром полка: - Слушай. Тут замполит привёз акустическую гитару из Зернограда. Вся босота просят исполнить что-нибудь. Соскучились по музыке. Ну, ты давай брейся и к нам в палатку, а ближе к ночи бухнём. Сыграв несколько песен для собравшихся вокруг меня сослуживцев, я погрузился от усталости в глубокий нездоровый сон... Ещё несколько дней в г. Моздоке я качал связь. Привыкшие к ежедневным трупам, срочники медицинской бригады, без паники принимали информацию о прибытии бортов с грузом двести и отправлялись делать свою незавидную работу. А тем временем по соседству с расположением нашего батальона устанавливали огромную медицинскую палатку с рукавами, выходящими наружу для выброса окровавленной человеческой плоти. На утро я должен был отправиться обратно на передовую в составе вновь собранной колонны, но болезнь достигла своего пика. Я был не в состоянии даже подняться, хотя поддерживал устойчивую связь, руки ещё функционировали. Обе ноги, спину и голову поднять не мог, так как испытывал сильнейшую боль. Увидев меня в таком состоянии, старшина (звание) нашего полка, доложив командиру, доставил меня в Моздоковский госпиталь на новенькой КШМ, на которой качал связь мой друг Ильюха с Нижегородской области. На руках, занеся в приёмное отделение, старшина попросил врачей хорошенько меня посмотреть и непременно вылечить. По-братски попрощавшись и желая скорейшего выздоровления, старшина удалился, мелькая в толпе врачей в белых халатах, гражданских лиц и военнослужащих. Я лишь проводил его взглядом в сердцах благодаря за проявленную доброту и заботу. Этот гражданский госпиталь, арендуемый ВС РФ, в настоящий момент и сам явился жертвой террористического акта проведённого 01 августа 2003 года. И как всегда начались поиски "козла отпущения". А средства массовой информации наперебой голосили, строя свои предположения о причинах террористического акта произошедшего не то по вине военнослужащих не принявшим меры по усилению безопасности, не то по вине местной администрации г. Моздока не давшей разрешения на установку на дорогах ограждений из железобетонных блоков. Но всё равно факт остаётся фактом, и теперь не вернёшь человеческие жизни, а крайнего как всегда найдут. И это тогда, когда в средствах массовой информации звучат громкие заявления о том, что в Чечне с терроризмом покончено, и она перестала иметь статус "горячей точки". Поэтому военные там несут службу так же как в любой другой точке нашей необъятной родины. Тем временем террористические акты регулярно совершаются, унося с собой человеческие жизни, и не заканчиваются обстрелы блокпостов и автоколонн, там ведь тоже гибнут военнослужащие. Кто объяснит скорбящим матерям, потерявшим своих сынов, что их дети погибли на мирной чеченской земле. Так война закончилась ли? ГЛАВА ДЕВЯТАЯ На мирную землю. Через три дня семерых срочников поступивших из Чечни, в числе которых был и я, с Моздокского военного аэродрома бортом отправили в Самару для дальнейшего лечения. Самолёт поднялся в небо и плавно запарил в облаках. К горлу подкатил комок, в груди что-то заныло, правая нога, спина и шея давали о себе знать. Что происходило за бортом не было видно, так как иллюминаторы находились в переднем отсеке, а мы находились в заднем, специально оборудованном под перевозку раненных. И вот самолёт стал снижаться. Шасси опустились на взлётную полосу, снижая скорость торможением. Самолёт остановился и подполковник, летевший с нами тем же бортом, кратко проинструктировал раненных о дальнейших действиях. - Товарищи солдаты и сержанты. Самолёт прибыл на военный аэродром города Самары. Те, кто может передвигаться самостоятельно, выходят через задний отсек и следует к автобусам. Кто не может сделать это самостоятельно, ждёт на своём месте. Вас перенесут к автобусам на носилках. Торопиться нет необходимости. На выходе из самолёта глаза ослепил яркий свет видеокамер, осветив покидавших брюхо самолёта. Это были журналисты, снимающие репортаж на Чеченскую тему. Они на перебой начали задавать вопросы, но отвечать на них никому не хотелось. Это сенсация! Первые раненные с боевых действий на Северном Кавказе второй чеченской компании, прибыли для прохождения лечения в Самару! - расскажите о второй чеченской компании. Оправданны ли действия военных начальников? Что вы чувствуете, вернувшись назад? - не унимались журналисты. Увидев мои безуспешные попытки передвигаться, врачи поднесли носилки, на которых доставили до автобуса. Да и действительно, видок у меня был жалкий. Держась за детали самолёта, в грязном камуфляже я пытался переступить незначительную преграду, но все попытки заканчивались неудачей. Так, что я никак не мог из него выйти. Когда всех загрузили в гражданский транспорт, автобусы тронулись и через полчаса прибыли на место. В госпитале организовали настоящий приём с журналистами врачами и старшим военным начальствующим составом. Снова лавиной обрушились вопросы, на которые мы вяло отвечали. Один из нас попросил телефон, чтобы позвонить домой. Один из военнослужащих старшего начальствующего состава достал из кармана сотовый телефон и предложил раненому. Пока он звонил, мы косились на накрытый пищей стол, стыдясь своего внешнего вида. В тот момент мы мало, чем отличались от бомжей. Все грязные и рванные с запахом пота. Однозначным ответом на большинство вопросов был: "да всё нормально", "на войне как на войне", а по поводу оправданности боевых действий для наведения конституционного порядка отсылали к компетентным в этом вопросе лицам и органам, дабы поскорее отделаться от назойливых журналистов. Журналисты с трудом вытягивали из нас хоть какую-то информацию, поэтому кто-то из встречавших нас военнослужащих видя недовольство измученных лиц, предложил проследовать к столу на ужин. Стол был накрыт стандартным обедом, на первое суп, на второе картошка с котлетами, на третье чай. О, да! Наконец то! Мы с жадностью накинулись на еду. Было безумно вкусно. После принятия пищи было контрольное обследование всех доставленных врачами. В результате пять человек оставили в том же госпитале, а меня и ещё одного Самарского паренька отправили в военный госпиталь посёлка Рощинский, Волжского района, Самарской области. Из окна подпрыгивающей на ухабинах дороги скорой помощи мало чего было видно. В кромешной темноте мелькали ветки деревьев и огни посёлочных домов. Каждые кочки, выбоины и повороты на дорогах давали о себе знать острой болью пронизывающей организм от шеи через позвоночник и правое распухшее колено до левой ступни. Минут через сорок машина скорой помощи въезжала в ворота КПП военного госпиталя. Выбравшись с трудом из машины, мы поковыляли до приёмного отделения. Как же мы были удивлены, когда вместо грязи ободранных стен и вечно недовольных медсестёр увидели белоснежные палаты в построенном по евростандарту военном госпитале, да ещё и аккуратно стоящие на тумбочке чистые стаканы на подносе. Может для нормального человека это и покажется вполне естественным, но для нас это было что-то вроде шока. Особенно было приятно то тёплое к нам отношение, исходящее от окружающих. Нас навещали совершенно чужие люди, интересовались о здоровье, приносили подарки. Как мы потом узнали, ещё в первую чеченскую компанию у некоторых из них не вернулись домой, по причине смерти, сыновья и мужья. Так что мы для них были больше чем просто военнослужащие, скорее родные. Физически я отдыхал, наслаждался часами тёплой ванной с сигаретой в зубах, ел как нормальный человек, пользовался установившимися к нам привилегиями, но на душе было тяжело, ведь Алексей в тот момент водил колонны по Чечне. Это меня сильно задевало, из-за чего я много курил и мучался бессонницами, а в отсутствии таковых - ночными кошмарами, чем, просыпаясь, пугал окружающих меня молодых солдат. В обстрелянный и обгоревший подъезд пятиэтажки чеченского города, потеряв управление от прямого попадания миномёта, въехал БТР, частично разрушив стену. Весь экипаж погиб, лишь один я раненный выполз из горящей машины. В подъезд вошли две чеченки среднего возраста с автоматами на перевес и весело начали испражняться. Этот дикий смех неприятно резал слух, отдаваясь в голове эхом. Заметив раненного Российского солдата, они стали кого-то звать на своём языке и наставили на меня оружие. Нажав на спусковой крючок своего автомата, я ужаснулся, так как выстрела не последовало. В те же секунду в подъезд вбежали бородатые чехи и, избив ногами, приставили к моей распухшей от травмы и побоев голове дуло автомата. Раздался выстрел. Моё тело вздрогнуло, издав дикий крик. Глаза открылись, несколько секунд приходил в себя, озираясь вокруг. Где я, что случилось? - пробежало в голове. Это был всего лишь тот же Черноречинский госпиталь, а выстрел, ничем иным как касание кровати шваброй, которой один из "слонов" мыл утром палату. Тут же он получил тапком по голове. Это был всего лишь один из беспокойных снов развивавшихся вследствие болезни и напряжённой психики. На поправку шёл тяжело. К удивлению приезжавших к нам корреспондентов, отказывался от комиссации (заключение военно-врачебной комиссии о не возможности дальнейшего прохождения военной службы), мотивируя тем, что в Чечне остались мои друзья, без которых домой не поеду, да и служить оставалось совсем немного. Из-за этого на меня смотрели как на сумасшедшего. Тем временем в госпиталь с боевых действий доставляли всё больше военнослужащих. Для вновь прибывших устраивались концерты там же в госпитале. За что спасибо местной районной администрации и руководству военного госпиталя. В очередной раз ближе к ночи я заслал "слонов" узнать, нет ли земляков? Вернувшись назад запыханный "слон" пояснил: - Там есть один парень, "черпак" из Москвы. Сказал, что живёт на какой-то станции Багратионовской. А, ещё сказал, что там рядом какая-то "Горбушка". Чёрт его знает, что он имел в виду. - "Слоняра"! Это же самое известное место в Москве для поклонников рок музыки. Да и не только. "Горбушка" - это целое понятие! Я даже с кровати подпрыгнул от возмущения и поковылял в предвкушении встречи курить московскую приму. Сколько же было радости, когда мы встретились, обнялись как родные с земляком, Владимиром, напоминая друг, другу известные с детства слова, улицы, понятия и так далее. Всё то, чем нас связывал родной город. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Миллениум. До декабря 1999 года никакими средствами улучшить здоровье не удалось. Долгими днями и ночами мой воспалённый разум, вспоминая сослуживцев, находившихся в тот момент в Чечне, наблюдал, как падает за окном снег. Полевые узлы связи моего полка находились в Ханкале, Моздоке и Аргунском ущелье, которые вскоре перестали носить статус горячих точек и боевые уже не засчитывались, хотя в это "мирное" время их так же убивали, только вот огласки это как обычно не предавалось. Парни тащили остаток службы, предаваясь присущей этим местам рутине, посылая мне письма с приветами и поддержкой. Врачи же, словно желая избавиться от "геморроя", назло мне, поясняли, что пора комиссовываться, но надежда на выздоровление все жё оставалась. Учитывая моё упрямство, не исключая всё же поправки здоровья врачи разрешили отправиться домой в отпуск по болезни. Тем более в основном отпуске я так и не был. Таким образом, я и оказался, дома под новый год, убыв в отпуск по болезни. Но мне было не до веселья, мысленно находился там, на войне, со своими друзьями и вывести меня из этого состояния, ни кому не удавалось. На шутки я не реагировал. Даже приходившие ко мне девушки не могли не чего с этим поделать. Друзья и знакомые замечали некие странности в повадках после моего возвращения домой. Во время шумных вечеринок, как только разливалось горючее по третьей рюмки я молча, грозно вставал, и ничего никому не говоря пил залпом, поминая погибших, окончательно погружаясь в свои мысли. Так принято среди тех, кто ходил со смертью бок о бок. Но это было позднее, а, пока добравшись до Москвы, выйдя из поезда, я еле-еле похромал по быстро заполнявшемуся приезжими людьми перрону, оказавшись перед входом на вокзал. Учитывая то, как это прошло, я понял, что самостоятельно до дома общественным транспортом не добраться. И в метро и в автобусах вечно много людей и жуткая давка. За 300 рублей частный таксист привёз меня к подъезду моего дома. Сумма конечно большая, но мне это было всё равно, ведь при убытии в отпуск по болезни я получил "боевые", так что деньги были и не копейки. Расплатившись с таксистом, с его же помощью достал из багажника гитару (ту самую, Самарскую) и поковылял на второй этаж. Дома никого не оказалось поэтому, обнаружив музыкальный центр, послушав пару песен группы "Сплин" на CD, я пошёл в гости к двоюродному брату Владимиру, где находился продолжительное время, попивая пиво за рассказами о военной службе. А тем временем болезнь не отступала, становилось всё хуже и хуже, чем я заставил понервничать и так уже обезумевшую мать, стараясь не давать ей повода для беспокойства.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8
|