Когда катер Яано преодолевает границу защитного поля, мы отделяемся, и я раскидываю группы по точкам, потом мы возвращаемся к катеру Яано, и я передаю тебе управление. Яано ведет меня к Лерцу, а ты доводишь тонари до четвертого ре-генерационного отсека, выключаешь «просветку» и садишься. Вас встретит капитан Миур – он передаст Шону аппаратуру, подключенную к внутренней связи. Ты не снимаешь датчиков, концентрируешься на наших людях – слушаешь и передаешь Шону каждое сказанное ими слово. В случае необходимости он связывается с нашими через «бледных». Все ясно?
      Я кивнул.
      – Шон, перечисляй возможные ситуации и соответствующих связных.
      Бородач пустился в длинные перечисления – с кем из наших на флагмане связываться в случае затруднений каждой группы, с кем – в случае выяснения новых обстоятельств, требующих пересмотра всего плана. С кем – в случае возможности поднятия тревоги, в случае разоблачения кого-либо из «бледных» и так далее до бесконечности. Плюс к тому он называл код каждого отряда, каждого терминала на флагмане и легенды для вызова того или иного флотского по внутренней связи. Когда он закончил, Мон объявил готовность пятьдесят две минуты и распустил свою армию. Через несколько минут мы остались одни – остальным еще предстояло погрузить необходимое оборудование на корабль Яано. Эммади должен был остаться на базе и держать оборону в случае провала операции – ему одному было под силу контролировать все внешние турели базы.
      Я помог Ванде дойти до ближайшей каюты и уложил ее на кровать – она уверяла, что, проспав полчаса, будет способна на все или почти на все. Я похлопал ее по новым ногам и пожелал сладких снов.
 
      Регенерационная кабина мигала зелеными огоньками и низко гудела. Япроверил показания медицинской аппаратуры – все было в полном порядке. Рука потянулась дать команду на разморозку, но я вовремя остановился. Будь по-твоему, Мон. Яподошел ближе, вглядываясь в бледное лицо, застывшую мягкую улыбку.
      Знаешь, сестричка, ты совсем такая же, как в тот день, когда мы столкнулись в вирте. Только волосы разметались, застыли во льду, и их почти не видно в ослепительно белой массе.
      Я провел рукой по запотевшему стеклу, словно помахал рукой на прощанье. На пальцах повисли холодные капли. Как будто я коснулся травы, и на пальцах остались крохотные росинки… Я ведь никогда не видел росы, сестричка. Никогда не встречал утро в лесу. В самом обычном лесу, где наступает самое обычное утро, поют птицы и постепенно рассеивается предрассветный туман, оставляя на листьях и травинках хрустальные капли. Давай сходим туда как-нибудь, Ки-Саоми. Насобираем ягод. Они вкусно пахнут, их можно есть прямо там, не таская с собой корзинку, оставить свободными руки. Руки свободными…
      И вот еще что, сестренка… Береги себя. Должен же хоть кто-то из нашей семейки этим заниматься. Прости, что свалили на тебя самое трудное, но так уж вышло.
      – Эй, лиловая группа.
      Обернувшись, я увидел стоящего в дверях Шона.
      – Пошли, осталось шесть минут.
      Я кивнул и пошел за ним. Береги себя, Оми. Потому что, скорее всего, больше будет уже некого.
 
      – Шон…
      Я подошел к огромному искусственному окну, ретранслирующему вид с верхних этажей базы – над серой поверхностью Турана плыло ночное небо. Я прижался лбом к окну, похожему на впаянную в стену банку с космосом.
      Бородач подошел ко мне, встал рядом. Мы смотрели на безжизненную пустыню, где не было даже ветра, чтобы создать хоть какое-то движение. Только звезды изредка мерцали, и, если смотреть достаточно долго, можно было заметить, что они медленно ползут по небу, словно светящиеся улитки.
      Шон, вероятно, пытался разглядеть в рое сверкающих точек корабли эскадры, а может – только флагман, а может – сосредоточенное лицо адмирала.
      – Шон, Мон сказал, что Лерц… Как это вышло?
      Он долго молчал, и я подумал, что он сейчас просто развернется, напомнит о сколько-нибудь-минутной готовности и пойдет к ангару. Но он по-прежнему стоял рядом и вглядывался в похожий на застывшее голо пейзаж.
      – У нас была маленькая планетка. Дрянь, огромный булыжник – сто пятьдесят по Шимеру… Это с натяжкой, чтобы комиссия вообще разрешила высаживаться на нее гражданским. Мы там подыхали – лихие парни, прибывшие за быстрыми деньгами: плутониевая лихорадка… Рудники мы забросили очень быстро – когда стало понятно, что последние крохи мы уже выгребли, и вовсе они не были никаким «хорошим началом». Обнаружили жилу «благородки», но сам понимаешь, добывать золото в таких условиях – не окупится. Бросили. Ушли под купол и все реже выходили на разведку месторождений. Поняли, что все совсем паршиво, когда иссяк поток «сероглазых». Вот вроде во вселенной всегда найдутся идиоты, готовые рвануться под купол на коме смерзшейся радиоактивной пыли, только чтобы найти там свой первый грамм. Но новички пребывали все реже, а через пару месяцев мы не нашли в салуне ни одной незнакомой рожи, которую можно облапошить в карты. Потом стало не хватать еды, потом забарахлили дистилляторы и один за одним начали отказывать – как эпидемия. Стало по-настоящему страшно. Мы послали запрос на Зайру, но там ответили, что приписанных эвакуаторов на такое количество человек у них нет, только малые корабли. Коммерческие круизные лайнеры запросили столько, что… Почему-то мы думали, что всем вместе улететь будет проще, но ничего не вышло. Отправили еще запрос на Иолу, но столица молчала… И тогда прилетел этот транзит. Что-то барахлило у него там, запросил посадку на ремонт – не в курсе был нашего положения, приземлился… Он отказался нас вывозить – и так сроки горели… Ну, мы и налетели – пытались без жертв, но не вышло. Первым пальнул кто-то из «сероглазых», и пошло… Корабль остался за нами, но перестрелка превратила левый борт в кружевную салфетку, сожгли навигационку… В общем, мы пробовали его залатать, но вяло как-то. Может, возьмись мы тогда все вместе – и смогли бы выбраться. Но мы просто растащили провизию и заперлись каждый у себя.
      Шон провел влажной ладонью по стеклу. Скрип резанул по ушам:
      – Лерц прилетел на четвертый день. Тогда он был командующим «Клюва», звена истребителей. В основном их задействуют для внепланетарных боев, для штурмов орбитальных фортов… У нас не было фортов, взлетать и драться нам было не на чем. Лерцу нужно было высаживаться, арестовывать нас, предавать суду… Наверное, он просто не хотел рисковать своими людьми. Сотня отменных пилотов, выпущенная на незнакомую планету для ареста полутысячи местных бандитов… Бред. Даже я признаю, что это бред. Он и не стал – запросил разрешение командования, потушил нашу звездочку и улетел к чертям вместе со своими «клювиками». Если бы не Мон, я б так там и остался, на остывающем песчаном коме, подыхать, как остальные…
      Он прижал палец к стеклу.
      – Видишь звездочку? Это наша… Странная штука – космос… Звезды нет, а свет от нее еще идет сюда. Ненадолго это, конечно. Скоро ее уже не будет видно… Но ведь можно телепорхнуть на пару световых недель и снова. Так и гнаться за ним, обгонять его, смотреть и притворяться, что всего этого не случилось. Что паршивая грязная планета еще меняет день и ночь, там еще живут мои приятели и течет какая-никакая жизнь. Можно так и бегать за этим светом, уходя все дальше. И от жизни и от мертвой звезды…
      Шон прижал морщинистый лоб к стеклу, к той точке, в которую только что упирался его палец. Потом невесело усмехнулся и скосил на меня глаза.
      – Пошли, Тим… Осталось совсем немного.
 
      Двадцать семь человек в тонари – это нечто. Я понял, что братишка имел в виду под «набьемся как ресницы в замочную скважину женской раздевалки». Мы едва могли дышать. Мон лежал на полу с датчиками на висках, мы же старались на него не наступать. Ванда стояла где-то у противоположной стенки. Мне в грудь уперся бородой Шон, слева возвышалась оглобля «Старбака», в затылок, вызывая неуместные мысли, ровно дышала Лия. Как только мы перешли в пси-измерение, она ойкнула – те, кто рискнул переодеть белье, остались в форме на голое тело. Лиф Сары спланировал на пол ангара, накрыв упавшие чуть раньше браслеты «Киитоса». Архоттунец недовольно заворчал. Сара только вздохнула.
      – Революция превращается в сексуальную.
      Никто не смеялся. Мон завел тонари внутрь катера, и Яано медленно вылетел из ангара. До флагмана было двадцать минут лета – от звезды Яано мог долететь и за три минуты, но погасить потом двигателями такую скорость было довольно сложно.
      Летели молча. Изредка «Чили» ворчал – он пересекался с переборкой катера и вид проходящих через него проводов приводил штурмовика в бешенство – он начинал пихаться, но его быстро успокаивали. Я стоял по пояс в блоке гравигена, но после приключений на пиратском линкоре я уже не удивлялся причудам полупрозрачного существования. Обернувшись к Лие, я заметил, что она по-прежнему невозмутима. Зато вовсю скулил Ромеро, который был из «бледных», поэтому сидел не в тонари, а за боевым пультом катера. Вся его верхняя половина была забита полупрозрачными ногами угрюмых мужиков красной группы. Я из них никого не знал.
      Когда мы достигли границы защитного поля флагмана, Яано запросил посадку и вышел на связь с адъютантом Лерца – сообщил, что «случилось» на базе и заявил о поимке Ти-Монсора. Поле отключили, катер пересек границу, Мон вывел тонари и полетел к первой точке выброса, прижимаясь к обшивке флагмана. Так как тонари не был невидимым, точки выхода групп приходилось назначать в соответствии с близостью к обшивке, чтобы Мон мог долететь туда, не являя нашу полупрозрачную сущность кому бы то ни было. Что касается систем слежения, они были заблаговременно переданы под контроль «бледным» операторам.
      Желтая группа выходила третьей. Мон провел корабль через законсервированные отсеки флагмана ближе к центральным палубам и высадил Ванду, Сару и обоих архотгунцев в рекреационной зоне младшего командного состава. Весь младший командный правого бортового сектора в данный момент находился на строевой. Когда «желтые» вышли, в корабле стало совсем просторно – я помахал им рукой. Сара помахала в ответ, Ванда не заметила.
      Мон вернулся к обшивке тем же путем и полетел вокруг флагмана к точке высадки следующей группы. Пришлось обогнуть полностью край диска, условно – левый борт, чтобы достичь точки выхода зеленой группы. «Чили» вздохнул с облегчением, снова обретя материальность. Мы пожелали им удачи и отбыли. Красную группу высадили неподалеку. Потом нам пришлось еще раз долго лететь до кормы и высаживать последнюю группу. Остались только лиловые – я и Шон. Мон повел тонари обратно к катеру. На подлете нам пришлось замереть и уйти в обшивку флагмана – совсем рядом пролетал один из истребителей Клюва. Вероятность того, что пилот нас заметит, была ничтожна, но Мон предпочел двигаться дальше внутри обшивки – благо ее толщина позволяла тонари не высовываться. Подлетая к шлюзам, Мон ненадолго нырнул в один из пустующих ангаров, и мы с ним поменялись местами, чтобы не заниматься этим внутри катера. Я осторожно повел тонари обратно к Яано, который все это время успешно имитировал починку внезапно отказавшего маневрового, повиснув перед распахнутым шлюзовым отсеком. Это давало нам время вернуть ему Мона.
      Я осторожно влетел внутрь катера и вышвырнул Ти-Монсора в материальное измерение. Пока Ромеро вводил парализатор ему в плечо, Мон обернулся ко мне и ухмыльнулся.
      – Вот теперь, Тим, можешь скрестить пальцы.
 
      – Тим… Старший лейтенант Рассекс, устранен… Перехожу в пятый сектор. Обеспечьте проход через тридцать первые ворота…
      Я эхом повторил слова «Маугли» Шону. Тот включил передатчик.
      – Шон – контр-адмиралу Гиитури, «Маугли» запрашивает проход через тридцать первые…
      Вскоре пришел сигнал:
      – Координатор зеленой группы – Шону, через седьмой сектор идет патруль. Лаг операции – три минуты. Возобновление по сигналу. Как поняли?
      – Вас поняли, три минуты, ждем сигнала.
      Передав слова Шону, я порадовался, что мне приходится повторять не все сообщения – примерно половина отрядов имела возможность пользоваться нормальной двусторонней связью.
      – Капитан-лейтенант Дик нейтрализован. Красная группа – Шону. У меня все. Жду указаний.
      – Красная группа – присоединяйтесь к резерву.
      – Тим… Вас понял, выполняю.
      На «вас понял» я просто кивал Шону, чтобы он знал, что подтверждение получено. Тонари позволял мне следить за действиями всех групп одновременно, вслушиваться в реплики, фильтровать и передавать их Шону. Также я слушал передатчик, отслеживал, откуда идет сигнал, проверял, нет ли скачкообразных усилений сигнала, что предупредило бы, что разговор ретранслируется куда-то еще. Пока прослушки я не заметил.
      – Бледно-синие – Шону, Прентона нет в каюте, повторяю – Прентон не обнаружен. Уточните местонахождение цели.
      – Шон – бледно-вишневому. Местонахождение Прентона.
      – Выполняю, Шон.
      – Шон – резерву, доложите о готовности.
      – Желтые – первая готовность. Красные – третья. На подходе.
      Еще одну часть сознания я оставил, чтобы наблюдать за Сердцем Орла – личный кораблик Лерца окружало какое-то поле, смешивающее всю картинку в равномерный коктейль. Смотреть в сторону окруженного этой пеленой корабля было почти больно, но все равно я не спускал с него глаз – Ти-Монсор зашел туда семь минут назад. Как и предполагалось, там была куча штурмовиков, Яано, Ромеро и остальной конвой ретировались, оставив Ти-Монсора в драконьей пасти.
      – Бледно-вишневый – Шону. Прентон – правый бортовой сектор, палуба три, отсек тринадцать. Движется к пятнадцатым воротам. Рекомендуемое место перехвата – палуба четыре, отсек двадцатый. Там резервные генераторы, персонала нет. Готовность – семь минут. Как поняли?
      – Шон – бледно-вишневым. Вас понял.
      – Резерв – полная готовность. Красный с желтым, это у нас какой цвет получится?
      – Шон – резерву. Разговорчики! Прентон на вас. Четвертая палуба, пятнадцатый сектор, вторая генераторная. Готовность – шесть минут тридцать секунд. Идет Сара и майор Сильветти. Разыгрываем схему «Инфаркт». «Киитос», «Старбак», красная группа – оставайтесь на позиции.
      – Вас поняли, Шон.
      Яано с вице-адмиралом Гербертом и еще несколькими «бледными» в первой резервной рубке наблюдали за происходящим в Сердце Орла, подключившись к системам слежения. Я напряженно всматривался в голограмму, находившуюся за полсотни переборок от меня – Ти-Монсора истыкали детекторами, пропустили через скан личности, повторили процедуру с самого начала и только потом провели во внутренние отсеки изолированного капитанского мостика.
      – Сильветти – Шону. Разрешите вариант «Красавчик».
      – Шон – Сильветти. Разрешаю. Не заиграйтесь. Готовность – шесть минут.
      – Вас поняли.
      – Шон – бледно-синим, снимаю с вас Прентона. Страхуйте «Чили» и «Нотариуса». Даю координаты зала – носовой сектор.
      – Бледно-синие – Тиму. Мы в курсе. Выходим на позицию… А бледно-синий вообще существует? Или это называется голубой?.. Молчим, молчим.
      Я доложил Шону о готовности бледно-синих, наблюдая за происходящим в Сердце Орла. Мона вели узкими коридорами, потом проверили еще раз и, наконец, допустили внутрь. Лерц встретил его в небольшой оранжерее. «Несказанно рад вашему визиту, принц». Мон улыбнулся в ответ: «Счастлив доставить вам радость, адмирал. Это, кажется, нимфеи? Похоже, им неуютно под искусственным светом. Вам стоит повысить содержание монофосфата калия…» – «Я внемлю вашему совету, достопочтенный принц. Сами знаете – найти достойного садовника, да еще такого, чтобы ему можно было обеспечить проход в этот сектор…» – «Разделяю вашу печаль, адмирал». – «Можете звать меня Нейл, принц». – «Я так привык называть вас дядей Льюисом за то время, что мне посчастливилось провести в голове вашей племянницы…» – «Ах да, помню, мы с вами замечательно провели время. Что я вам тогда оставил? Координаты несуществующей базы на Трэвисе-Дельта, да?» – «Да, адмирал. Как раз после той нашей семейной вылазки на пляж. Помню, тетя Бриджит была в золотистом купальнике, и у нее сорвало шляпу – мы все гонялись за ней, но она…» – «Улетела в океан. Помню, принц. У меня давно не было отпуска – вы подали мне неплохую идею». – «Всегда рад услужить, адмирал».
      – Лейтенант Танали нейтрализован. Бледно-красные – Шону, ситуация три-два, «Озимый» ранен, плазменный ожог четвертой степени, лопатка по касательной. Отходим к резервной группе.
      – Шон – бледно-красным. Вас понял. Шон – резерву. «Старбак» – готовь регенератор. «Киитос» – разворачивай диагностическую. Ожог четвертой…
      – Резерв – Шону. Вас поняли. Готовность – тридцать секунд.
      – Тим… Капитан первого ранга Тензерби устранен.
      – Тим, капитан-лейтенант Сиу устранен.
      Я ретранслировал донесения Шону, тот внес пометки в список, потом вернулся к карте флагмана, чтобы высчитать оптимальные проходы резерва к каждой из групп. Лерц с Моном продолжали вести светскую беседу, наполненную какими-то скрытыми намеками и шпильками. Я ни черта в этом не понимал. «Выпьете, милорд Монсор?» – «Не откажусь. Вот только руки…» – «Ах да, простите за эти неудобства… Карл – помогите принцу… Дольку лимона?»
      – Бледно-синие – Шону. С собранием порядок. «Чили» получил термостеком в плечо. По-моему, он специально. Зато теперь счастлив. Ждем дальнейших указаний.
      – Шон – бледно-синим. «Чили» – в резерв. Остальные – первый кормовой сектор, палуба одиннадцать, отсек шесть. Доложите, когда будете на месте.
      – Бледно-синие – Тиму. Вас поняли.
      «Как ваша прекрасная сестра, милорд Монсор?» – «О, думаю, с ней все в порядке. Как уже упоминал достопочтенный Яано, мы не успели увидеться. Ваши посланники передали мне ваше приглашение как раз на подходе – я решил не отказывать в визите старому другу. Ки-Саоми поймет». – «Уверен, вы правы. Меня лишь удивило, как быстро моим гонцам удалось вас найти и соблазнить на это рандеву – раньше вы не сдавались так просто». – «Да, но, адмирал, – возраст берет свое. Мы же с вами почти ровесники. Думаю, вы прекрасно меня поймете».
      – «Бетховен» – Шону. Ситуация один-четыре. Хватились Ньюффа, Ледовски, Верриша.
      – Шон – «Бетховену». Свяжитесь с Андресоном и Малевской – вариант «Кардане».
      – Тим… Устранены Гитли и Брецтоф.
      – Малевская – Шону. Уточните – «Кардане»?
      – Шон – Малевской. Так точно. Выполняйте.
      – Резерв – Шону, бледно-синие у нас. «Озимый» вне опасности, но боеспособность низкая.
      – Ну и черт бы с ней. Шон – Резерву. Вас понял. Дайте мне полную готовность через минуту – у нас тут один-четыре назрела. Шон – Андерсену. Один-два там не вызревает?
      – Андерсен – Шону. Маловероятно. Я слежу – если назреет, играем вариант «Морфей».
      – Шон – Андерсену. Не торопись с «Морфеем». Для начала попробуй локальные варианты. Резерв твой.
      Лерц отпустил конвой, и теперь они с Моном неторопливо прогуливались по оранжерее, неся какую-то благостную чушь насчет растущих вокруг цветов. Потом затеяли вежливый спор об изяществе амурмортов и простой красоте пионов. Амурморты были любимыми цветами Ки-Саоми, пион вроде как олицетворял бессмертие императора. Спор они закончили перемирием, после чего Лерц вдел Мону в петлицу молодой автолик и пожелал Красному Миру процветания и благополучия…
      Что это, черт возьми, должно было означать?
 
      – Нейл, к моему прискорбию, вынужден сообщить вам, что флагман взят. Все ваши сторонники нейтрализованы. Я предлагаю вам сдать оружие и официально подать в отставку, передав полномочия людям, которых я назову…
      Я слышал только редкие удары собственного сердца и легкий шорох защищенного канала. Потом Лерц вздохнул.
      – Похоже, вы не оставляете мне выбора, принц…
      Связь оборвалась. Яано сообщил, что Лерц отключил наблюдение.
 
       > gotoEXTdataflow
 
      – Осторожней, говорят, они кусаются…
      – А ты и поверил.
      Она бесстрашно подошла и погладила ящера по спинному гребню. Веки зверя начали медленно подниматься – он отходил от транса. Я метнулся вперед, оттаскивая ее подальше. Фэньду-чи оторвал от кристалла брюшную присоску и оглянулся в поисках того, кто отвлек его от трапезы. Мы медленно отступали в чащу. Когда его голова повернулась в нашу сторону, мы замерли. Ящер скользнул по нам равнодушным взглядом мутных вытянутых глаз и снова присосался к своему кристаллу. Я выдохнул и только тогда повернулся к ней. Она, как ни в чем не бывало, протянула мне наполовину высосанный ороку.
      – Он так и не укусил – не докажешь.
      Я высосал остатки приторного сока из недозрелого плода и, не поворачиваясь, спиной вперед, шагнул к зверю. Ее улыбка стала сползать. Я подмигнул ей и, не глядя, швырнул увесистую шкурку ороку через плечо. Можно было не оборачиваться – по ее лицу было ясно, что я попал прямо по загнутому вверх носу – самой чувствительной части тела этой твари, не считая спрятанных в панцире глаз.
      – Бежим.
      Я стремглав рванул за ней в чащу. Она почти сразу сбила дыхание – постоянно оборачиваясь, высматривая фэньду-чи и проверяя, не успел ли он сожрать меня. Я еле успевал стереть с лица ухмылку, с трудом удерживаясь, чтобы не засмеяться в голос.
      Когда мы миновали нашу поляну и почти добежали до обрыва, я сжалился – догнал ее в два прыжка, схватил за руку, потом подпрыгнул, перехватывая ногами ветку, и забросил это визжащее существо на соседнее дерево.
      – Все. Отстал.
      Она вцепилась руками в свою ветку и пыталась перевести дыхание. Сложно было сказать, сколько всего она чувствовала одновременно. Злость, бурлящее, радостное возбуждение и что-то еще, что я никак не мог уловить.
      – Ты… не… доказал…
      Я равнодушно пожал плечами.
      – Плохо бегаешь.
      Она показала мне язык, спрыгнула вниз и, естественно, понеслась вдоль обрыва. Я погнался за ней. Спрыгивать на землю я посчитал нечестным.
      Мне нужно было обогнать ее, пока не кончилась роща – дальше деревья шли все реже, и корзинок, оплетающих стволы, росло все меньше – за голую кору не так удобно цепляться… Я спрыгнул на землю и прислонился к дереву, спокойно дожидаясь, пока она, наконец, меня догонит.
      Она заметила меня издалека, но так и не остановилась, а разогналась еще сильнее. Подпрыгнула она хорошо и ударила вполне пристойно, но перехватить ее все равно успели бы сотню раз. Такими ударами только парализованных атаковать. Конечно же, уворачиваться я не стал – дал свалить себя на землю и даже помолотить кулачками в грудь. Только потом стряхнул ее с себя и сел рядом.
      Как ни странно, она была довольна. Я был уверен, что она расстроится и придется снова обещать ей ночную вылазку на Преддверие или задаривать веерами. Но она улыбалась. В который раз я проваливался, пытаясь предугадать ее реакцию, – что поделать, это никогда не было моей сильной стороной, и предмет я сдавал с трудом. В конце концов, можно было испытывать силы на ком-нибудь попроще – с ней ведь никогда не угадаешь, что она подумает и как ответит.
      – Два веера.
      – Один.
      – Красный, кайма бледно-розовая, сплетешь ичио с… рамисару – свежими, чтоб цвели. Кисточку у основания. И не надо опять Ци рисовать – просто узор. Или лучше напиши мне послание.
      Я взвыл – вееров я наплел загодя, это не страшно. Вплести свежие стебли тоже не проблема, а вот послание… Ведь знает же, что я ненавижу их сочинять – вообще каллиграфию не переношу. На планшетке – пожалуйста, а пером иероглифы выписывать – увольте.
      – И чтобы страстное, полное чувств.
      Я был уже настолько полон чувств, что думал, не удержусь – выражу…
      – Найдут.
      – И что?
      – Позор.
      – Ха.
      Я опустился на колени, наклонил голову, закрыл глаза. Привычная поза успокаивала и отгоняла лишние эмоции.
      – Не смей.
      Ее поза отрешения раздражала, о чем я прекрасно знал. Вдобавок, склоненная голова позволяла ухмыляться сколько влезет – она не заметит.
      – В стихах.
      Отрешения не вышло – я взорвался.
      – Что?
      – Послание – в стихах. Черными иероглифами в раннем стиле мастера Сэйку. Танку.
      – Хокку.
      – Танку.
      Я уже даже не знал, что проще выбрать. Пусть будет танка. Она довольно улыбнулась и дотронулась до своей растрепанной белой гривы.
      – Помни, схитрить не выйдет.
      Мои надежды стащить какой-нибудь классический стих испарились – совсем забыл, что недавно она закачала себе в голову всю библиотеку двора. Только сказки оставила – сказала, что их прочтет сама, вот только там стихи искать бесполезно… Но не самому же их писать, в конце концов.
      – Это нечестно.
      Она изобразила сочувствие.
      – Надо было доказать, что фэньду-чи кусаются!
      Я вздохнул и почел за благо встать.
      – Вряд ли бы у меня это получилось при всех стараниях… У них ведь нет рта.
      Когда ее глаза распахиваются – широко-широко, – они кажутся более безграничными, чем небо. Правда, они синие, а не красные, но, говорят, на некоторых планетах небо и впрямь синее… Хотя, может, это такая же правда, как кусающиеся фэньду-чи.
      – Подонок!
      А про безграничное небо – это у меня хорошо вышло. Может, и получится танка…
      – Презренный выкормыш атэпаи-но, ты обманом заставил меня пережить страх и… и пробежать тысячу ли без отдыха…
      – И сна…
      – Да как смеешь ты смеяться над своей Властительницей?
      – И атэпаи-но яйцекладущие. Они не выкармливают…
      – Ты…
      – И тысячу ли – это ты приврала…
      – Покайся, пока не поздно!
      Я рухнул на колени и начал отбивать поклоны, медленно подползая к ней. Потом я принялся целовать ее босые ноги – впрочем, уже без всякого кривляния.
      – А коронация твоя через 85 лет.
      Я показал ей язык и откатился в сторону, на случай, если она все-таки решит поколотить меня снова. Но она вдруг уселась на траву и изобразила обиду, которую можно смыть только кровью… Моей, конечно же.
      Я осторожно подполз ближе.
      – А хочешь, я назову в твою честь скуфа?
      Она просияла – хоть на этот раз мой расчет оказался верен.
      – Тебе уже дали выбирать? Так рано?
      – Я прошел три ступени.
      Она снова скорчила гримасу.
      – Я прошла пять.
      Я «уважительно» закивал.
      – Тогда ты знаешь, каково это – связанные руки, по трое с оружием на ступень. И как их обильно поливают маслом…
      Она сникла.
      – Нам руки не связывают. И по двое на ступень.
      Я сочувственно вздохнул. Бедные…
      – И без масла… Так тебе позволяют выбрать скуфа?
      – Уже позволили.
      – Когда?
      У нее был нездоровый блеск в глазах – она, наверное, пошла бы к ненавистным Внешним только ради того, чтобы дойти до третьей ступени и с почетом спуститься в питомник за своим зверьком. Может, она потому и фыркает каждый раз, когда я говорю про Чжань, – просто завидует. Хотя кто знает – пройдет она свою десятую ступень, может, и позволят ей иметь своего зверя.
      – Взял вчера, но имя еще не выбирал.
      – А тип какой?
      – Четырнадцатый.
      Она скисла.
      – Это больше мужской тип. Не получится.
      Я пожал плечами. По мне так скуфу все равно: у них тридцать четыре типа, и кто там ближе к женщине кто к мужчине – вопросы спорные… Но раз она сказала «нет» – спорить бесполезно. Властительница как-никак. Я хихикнул, и она швырнула мне горсть травинок в лицо.
      Лицо у нее при этом было таким, как будто этим жестом она дарит свободу тысячам порабощенных презренной Империей планет…
      И почему-то я не стал над этим смеяться.
 
      Мы долго сидели на краю обрыва и швыряли камешки в замершего внизу фэньду-чи. Этот был маленький, сдувшийся и не желал слезать со своего кристалла, в котором уже угадывались очертания нового тела ящерки. Расшевелить нам его так и не удалось. Когда мы прекратили попытки, уже стемнело.
      – Я сейчас.
      Она легко поднялась и исчезла в сумерках. Я швырнул еще пару камешков в кипящую воду залива и прогулялся по насыпи, разминая ноги.
      – Ступать нужно на всю стопу, а не на носок.
      Она ретировалась и попыталась подкрасться еще раз. Вышло значительно лучше, ей удалось даже чуть сбить меня с толку последним шагом. Правда, удар в поясницу всего лишь скользнул по ребрам, а подсечка вышла так криво, что чуть не лишила равновесия ее саму. В следующий момент я ударил…
      И промахнулся. Что еще хуже – я замер, как дурак, пытаясь понять, как это могло получиться. Додумывал я уже лежа на земле – вторая подсечка была отличной. Я вскочил, ударил вслепую, присел, всматриваясь в темноту. И понял, что же спасло ее в первый раз, – меня отвлекло платье. Оно висело на кусте в паре метров от обрыва. Я хлопал глазами ровно до третьей подсечки – чем-то ей до безумия нравилось сбивать меня с ног.
      На этот раз я успел ее схватить. Повалившись в траву в третий раз, я оправдывался тем, что не так-то просто сохранить хладнокровие, наткнувшись руками на голое тело.
      Когда она подрубила мне колено и в падении нанесла неожиданно мощный удар ногой в грудь… Только злость помогла мне подняться, прыгнуть, свалить ее на землю и даже не одернуть руки, наткнувшись на голую разгоряченную кожу. Последнее, конечно же, было самым сложным…
      Несколько минут мы лежали, переводя дыхание и глядя друг другу в глаза. Я медленно ослабил хватку, освобождая ее руки. Она медленно обвила мою шею и поцеловала, будто боялась обжечься. А потом, словно срываясь, поцеловала снова – жадно, безудержно. Я сжимал кулаки и рвал ни в чем не повинную скрипучую траву.
      Она не останавливалась, я чувствовал касания ее языка – такие короткие, отрывистые, мечущиеся. Словно она пыталась рассказать, объяснить что-то, скользя по моим губам, щекам, шее… Я чувствовал, как тело обмякает, слабеет, повисая на ее руках, ее поцелуях. И руки, которые не в силах был обжечь кипящий океан или огонь храмов – они будто снова научились чувствовать жар, они плавятся на ее коже, каплями, звенящими ручьями скользя по раскаленному бархату… Словно учтивый восточный ветер баюкает ветку сакуры, уснувшую на его плече.
 
      – Ки…
      Она повернулась, уронив прядь своих волос мне на лицо. Казалось, они светятся в темноте. Я спросил как можно нежнее:
      – Ки, какого черта мы делаем?
      Она заворочалась под своим платьем, укрывшим нас обоих.