тиции:
      А не будет ли интервью истолковано, как мое вторжение
      в норвежскую политику?
      Министр ответил буквально следующее:
      -- Нет, мы вам дали визу, и мы должны вас представить
      нашему общественному мнению.
      Кажется ясно?
      После этого в присутствии министра юстиции и Мартина Транмеля и с их молчаливого одобрения я в ответ на заданные мне вопросы заявил, что советская дипломатия оказывает преступную помощь Италии в итало-абиссинской войне; что московское правительство вообще стало консервативным фактором; что правящая каста занимается систематической фальсификацией истории для возвеличения самой себя; что европейская война неизбежна, если ее не остановит революция, и т. д.
      Я не знаю, можно ли в этом интервью, напечатанном в "Арбайтербладет" 26 июля 1935 года, найти розы, но "шипов" в нем достаточно! Позвольте сослаться еще и на тот факт, что моя "Автобиография" опубликована в Норвегии всего несколько месяцев тому назад издательством правительственной партии. В предисловии к этому изданию бичуется византийский культ непогрешимого "вождя", бонапартистский произвол Сталина и его клики и проповедуется необходимость свержения бюрократической касты. Там же разъясняется, что именно борьба против советского бонапартизма является причиной моей третьей эмиграции. Другими словами, если б я согласен был отказаться от этой борьбы, у меня не было бы причины искать норвежского гостеприимства... Однако и это еще не все, гг. судьи и присяжные! 21 августа, всего за неделю до интернирования, "Арбайтербладет" опубликовала на первой странице обширное интервью со мной под заголовком: "Троцкий показывает, что московские обвинения вымышлены и сфабрикованы". Члены правительства, надо полагать, читали мои обличения москов
      ского подлога. Однако постановление об интернировании, изданное через неделю, ссылалось не на злободневное интервью, состоявшее из одних "шипов", а на мои старые статьи, напечатанные во Франции и Соединенных Штатах. Фальшь бросается здесь прямо в глаза!
      Я могу, наконец, сослаться на свидетельство министра иностранных дел Кота49, который заявил на одном из избирательных собраний, дней за десять до моего интернирования: "Конечно, правительство знало, что Троцкий будет и впредь писать свои политические статьи ("политические хроники"), но правительство считало своим долгом оставаться верным демократическому принципу права убежища". Речь г-на Кота напечатана в официозе правительства. Вы все читали ее. Публичное свидетельство министра иностранных дел уличает министра юстиции в прямой неправде. Пытаясь в последний момент -скрыть действительное положение от общественного мнения, министр юстиции конфисковал у моих секретарей мое письмо, в котором я рассказывал о первом политическом интервью с ·его активным участием, и в самой грубой форме выслал обоих моих сотрудников из Норвегии. Почему? За что? Они даже не эмигранты. У них безупречные паспорта. Кроме того--и это важнее -- они безупречные люди.
      Под видом убежища норвежское правительство подставило мне, господа судьи, ловушку. Я не могу этого иначе назвать. Разве не чудовищно, что полицейское учреждение, призванное проверять паспорта иностранцев -паспорта! -- берет на себя задачу контролировать мою научную и литературную деятельность, притом за пределами Норвегии? Если б дело зависело от господ Трюгве Ли и Констадов, ни "Коммунистический манифест", ни "Капитал" [Маркса], ни другие классические произведения революционной мысли не увидели бы света: ведь это произведения политических эмигрантов!
      В качестве наиболее яркого примера моей зловредной дея- тельности правительство приводит мою статью, легально напечатанную во Франции и Соединенных Штатах в буржуазном еженедельнике "Nation". He сомневаюсь, что ни президент Соединенных Штатов, ни Леон Блюм не обращались к начальнику норвежской паспортной конторы за защитой от моих статей. Требование зажать мне рот исходило от Москвы. Но в этом норвежское правительство не хочет признаться, чтоб не обнаружить своей зависимости. Поэтому оно прикрыло свой произвол фальшью.
      Адвокат В.: Каково отношение свидетеля к Четвертому Интернационалу?
      -- Я являюсь сторонником, в известном смысле--инициатором этого международного течения и несу за него политическую ответственность.
      Значит, свидетель занимается и практической революци
      онной работой?
      Отделить теорию от практики нелегко, и я меньше всего
      стремлюсь к этому. Но условия моего существования в нынеш
      ней "демократической" Европе таковы, что я не имею, к несча
      стью, возможности вмешиваться в практическую работу. Когда
      конференция организаций Четвертого Интернационала летом
      этого года выбрала меня заглазно в состав своего Совета, ко
      торый, к слову сказать, имеет более почетный, чем практиче
      ский характер, я особым письмом отклонил эту честь, именно
      для того, чтоб не давать Констадам разных стран повода для
      полицейских кляуз.
      Что касается россказней норвежской реакционной печати о том, что я являюсь инициатором восстания в Испании, стачек во Франции и Бельгии и пр., то я могу лишь презрительно пожать плечами. На самом деле инициатива восстания в Испании принадлежит единомышленникам подсудимых и их адвоката. Конечно, если б я имел возможность отправиться в Испанию для практической работы, я сделал бы это немедленно. Я отдал бы все силы, чтоб помочь испанским рабочим справиться с фашизмом, разгромить его, искоренить его. К несчастью я вынужден ограничиваться статьями или советами в письмах, когда те или другие лица или группы спрашивают моего совета...
      Чего, собственно, хочет фашистский адвокат? Мы находимся пред лицом суда, то есть такого учреждения, которое призвано карать за нарушение закона. Нарушил ли я закон? Какой именно? Вы знаете, господа судьи и присяжные заседатели, что другой фашистский адвокат, г-н X., обратился к прокуратуре с предложением возбудить против меня судебное преследование за мою "деятельность", не то литературную, не то террористическую. Жалоба была отклонена в двух инстанциях. Государственный прокурор Зунд, официальный страж законов этой страны, заявил в печати, что из всех тех материалов, какими он располагает, он не видит, чтобы Троцкий нарушил какой-либо норвежский закон или вообще подал повод к преследованиям против него. Это заявление сделано было 26 сентября, через пять недель после московского процесса и почти через месяц после моего интернирования. Нельзя не отдать должное твердости и мужеству господина государственного прокурора! Его заявление является явной демонстрацией недоверия к московским обвинениям и в то же время осуждением репрессий против меня со стороны норвежского правительства. Этого, думаю, достаточно!
      Адвокат В.: Известно ли свидетелю это письмо и кем оно было написано?
      -- Это письмо продиктовано мною моему секретарю и, оче
      видно, украдено (извиняюсь) господами обвиняемыми во время их непрошенного визита. Из самого текста письма видно, что в ответ на поставленные мне вопросы я высказываю свое мнение по поводу того, заслуживает ли известное мне лицо, г-н X., морального доверия или нет. И в этом случае я лишь подаю совет.
      Адвокат В. (иронически): Только совет? А может быть, нечто большее, чем совет?
      -- Вы хотите сказать: приказание?
      Адвокат утвердительно кивает головою.
      -- Это в партиях наци "вождь" решает и приказывает, не
      сомненно, и в том случае, когда дело идет о ночном налете на
      квартиру. Подобные же нравы усвоил себе выродившийся Ко
      минтерн. Принудительный культ слепого послушания создает
      рабов и лакеев, а не революционеров. Я не являюсь ни учреж
      дением, ни миропомазанным вождем. Мои советы всегда очень
      осторожные и условные, -- ибо на расстоянии трудно оценить
      все факторы, -- встречают у заинтересованных лиц то отноше
      ние к себе, какого они заслуживают по своей внутренней убе
      дительности: никакой другой силы они не имеют... Молодые лю
      ди, похитившие это невинное письмо, рассчитывали, видимо,
      найти в моих архивах доказательства заговоров, переворотов и
      других злодеяний. Политическое невежество -- плохой советник.
      В моих письмах нет ничего такого, чего нельзя найти в моих
      статьях. Мой архив дополняет мою литературную деятельность,
      но ни в чем не противоречит ей. Для тех, кто хочет обвинить
      меня...
      Председатель: Вас здесь ни в чем не обвиняют. Вы приглашены в качестве свидетеля.
      -- Я это вполне понимаю, господин председатель. Но гос
      подин адвокат...
      Адвокат: Я ни в чем не обвиняю; мы только защищаемся.
      -- Да, конечно. Но вы защищаете ночное нападение на ме
      ня тем, что подхватываете и разогреваете всякую клевету про
      тив меня, откуда бы она ни исходила. Я защищаюсь против та
      кой "защиты".
      Председатель: Это ваше право. Вы можете вообще отказываться отвечать на вопросы, которые способны причинить вам ущерб.
      -- Таких вопросов нет, господин председатель! Я готов от
      вечать на все вопросы, какие кому-либо угодно будет мне по
      ставить. Я не заинтересован в закрытии дверей, о нет!.. Вряд
      ли на протяжении всей человеческой истории можно найти бо
      лее грандиозный аппарат клеветы, чем тот, который приведен
      в движение против меня. Бюджет этой международной клеве
      ты исчисляется миллионами в чистом золоте. Господа фашисты
      и так называемые "коммунисты" черпают свои обвинения из
      одних и тех же источников: ГПУ. Их сотрудничество против меня есть факт, который мы наблюдаем на каждом шагу, в том числе и в этом процессе. Мои архивы -- одно из лучших опровержений всех направленных против меня инсинуаций и клевет.
      Прокурор: В каком именно смысле?
      -- Позвольте разъяснить это с некоторой подробностью. За границей находятся мои архивы, начиная с января 1928 года. Более старые документы -лишь в ограниченном числе. Но что касается последних девяти лет, все полученные мною письма и копии всех моих ответов (дело идет о тысячах писем!) находятся в моем распоряжении. В любой момент я могу предъявить эти документы любой беспристрастной комиссии, любому открытому суду. В этой переписке нет пробелов и пропусков. Она развертывается изо дня в день с безупречной полнотой и своей непрерывностью отражает весь ход моей мысли и моей деятельности. Она просто не оставляет места ни для какой клеветы... Вы позволите мне, может быть, взять пример из более близкой некоторым присяжным заседателям области.
      Представим себе человека религиозного, благочестивого, который всю жизнь стремится жить в тесном согласии с Библией. В известный момент враги при помощи фальшивых документов или лжесвидетелей выдвигают обвинение, будто этот человек занимается втайне атеистической пропагандой. Что скажет оклеветанный? "Вот моя семья, вот мои друзья, вот моя библиотека, вот моя переписка за много лет, вот вся моя жизнь. Перечитайте мои письма, писавшиеся самым различным лицам по самым различным поводам, допросите сотни людей, которые били в общении со мною в течение многих лет, и вы убедитесь, что я не мог вести работы, противной всему моему нравственному существу". Этот довод будет убедителен для всякого разумного и честного человека. (Председатель и некоторые присяжные утвердительно кивают головами.)
      В аналогичном положении нахожусь и я. В течение сорока лет я словом и делом защищал идеи революционного марксизма. Моя верность этому учению, доказанная, смею думать, всей моей жизнью и, в частности, теми условиями, в каких я нахожусь теперь, создала мне большое число врагов. Чтоб парализовать влияние тех людей, которые я защищаю и которые находят все большее подтверждение в событиях нашей эпохи, враги прибегают к методам личного очернения: они пытаются навязать мне методы индивидуального террора или, еще хуже, союз с гестапо... Здесь отравленная злоба уже переходит в глупость. Критически мыслящие люди, знающие мое прошлое и настоящее, не нуждаются ни в каком расследовании, чтоб отвергнуть эти грязные обвинения. А всем тем, которые недоумевают и сомневаются, я предлагаю выслушать многочисленных
      свидетелей, изучить важнейшие политические документы и, в частности, расследовать мои архивы за весь тот период, который особенно пытаются очернить мои враги. ГПУ отдает себе безошибочный отчет в значении моих архивов и стремится овладеть ими какой угодно ценой.
      Председатель: Что такое ГПУ? Присяжные заседатели этого названия не знают.
      -- ГПУ -- это советская политическая полиция, которая в
      свое время была органом защиты народной революции, но пре
      вратилась в орган защиты советской бюрократии против наро
      да. Ненависть ко мне бюрократии определяется тем, что я ве
      ду борьбу против ее чудовищных привилегий и престутпного про
      извола. В этой борьбе и состоит суть так называемого "троц
      кизма". Чтоб разоружить меня перед лицом клеветы, ГПУ стре
      мится овладеть моими архивами, хотя бы ценою грабежа, взло
      ма и даже убийства.
      Прокурор: Из чего это можно заключить?
      -- 10 октября я во второй или в третий раз написал своему
      сыну50, живущему в Париже: "Не сомневаюсь, что ГПУ пред
      примет все, чтоб захватить мои архивы. Предлагаю немедлен
      но передать парижскую часть архивов на хранение какому-ли
      бо научному учреждению, может быть, голландскому Институту
      социальной истории, еще лучше -- какому-либо американскому
      учреждению". Это письмо я послал, как и все другие, через па
      спортную контору: других путей у меня не было. Сын немед
      ленно приступил к сдаче архивов парижскому отделению гол
      ландского Исторического института*.
      Но после того, как он сдал первую партию, институт подвергся ограблению. Похитители выжгли аппаратом большой силы дверь института, работали целую ночь, обыскали все полки и ящики, не взяли ничего, даже случайно забытых на столе денег, кроме 85-ти килограммов моих бумаг. Своим образом действий организаторы грабежа настолько разоблачили себя, как если бы начальник ГПУ оставил на месте преступления свою визитную карточку. Все французские газеты (кроме, разумеется, "коммунистической" "Юманите", которая является официозом ГПУ) открыто или замаскированно высказали свою уверенность в том, что ограбление совершено по приказанию Москвы. Отдавая дань технике ГПУ, парижская полиция заявила, что французские взломщики не владеют такой мощной аппаратурой... К счастью, парижские агенты ГПУ поторопились и попали впросак: первая партия бумаг, сданная институ
      * Как я вижу из письменных показаний сына, врученных судебному следователю 19 ноября 1936 года, сын передал первую часть архивов еще до получения письма от 10 октября, руководствуясь моими предшествующими письмами, в которых я не раз выражал свои опасения насчет архивов, хотя и в не столь категорической форме.
      ту, составляла не более двадцатой части моих парижских архивов и состояла главным образом из старых газет, представляющих исключительно научный интерес; писем взломщики захватили, к счастью, очень мало...
      Я жду новых, более решительных покушений, может быть, и здесь, в Норвегии. Во всяком случае, я позволяю себе обратить внимание судей на то обстоятельство, что ГПУ совершило набег на архивное помещение вскоре 'после того, как я назвал голландский Исторический институт в письме, прошедшем через руки паспортной конторы. Не в праве ли я сделать предположение, что ГНУ имеет своих агентов в тех самых норвежских учреждениях, которые призваны контролировать мою переписку? Если так, то контроль превращается в прямую помощь взломщикам. Парижский набег агентов Сталина впервые навел меня на мысль о том, что инициатива покушения этих господ (жест в сторону обвиняемых) на мои архивы могла также исходить от ГПУ...
      Председатель: На чем вы основываете ваше подозрение?
      -- Дело идет только о гипотезе. Я не раз спрашивал себя:
      кто внушил этим молодым людям план набега? Кто вооружил
      их столь совершенным военным аппаратом для подслушива
      ния моих телефонных разговоров? Ведь норвежские наци, как
      показали последние выборы, пока еще ничтожная группа. Пер
      воначальная моя мысль была: здесь замешано гестапо, которое
      хотело выудить таким путем моих единомышленников в Гер
      мании. Участие в этом деле гестапо остается для меня несом
      ненным и сейчас.
      Председатель: Каковы ваши основания?
      -- За последние недели перед покушением господа фаши
      сты нередко посещали наш двор и даже нашу квартиру, чаще
      всего под видом покупателей дома... Поведение этих "покупа
      телей" не раз возбуждало мои подозрения: сталкиваясь со мною
      во дворе или в доме, они делали вид, что не замечают меня: у
      них просто не хватало решимости мне поклониться. Храбрость
      этих молодых людей вообще отставала от их злой воли: неда
      ром они капитулировали перед одной мужественной девуш
      кой-- Иордис Кнудсен...
      За несколько дней до покушения к нам во двор пробрался иностранец в тирольском костюме и, когда увидел меня, сейчас же отвел глаза в сторону. На вопрос, чего ему нужно, он бессмысленно ответил: "купить хлеба", причем назвал себя туристом, австрийцем. Но у нас в доме жил в те дни австриец, который, выпроводив вежливо посетителя за ворота, сказал мне: этот субъект говорит не на австрийском, а на северо-не-мецком языке. Я не сомневаюсь, господа судьи, что подозрительный турист был инструктором в подготовке покушения.
      Главный обвиняемый: Это был мекленбуржец. Он действи
      тельно был туристом и носил тирольские брюки. Ему было не больше восемнадцати лет... Никакого отношения к нашему плану он не имел. Мы встретились с ним случайно в гостинице.
      -- Ага! Подсудимый признает, следовательно, свою связь с
      тем мекленбуржцем, который почему-то выдал себя за австрий
      ца. Что касается возраста, то "туристу" было никак не менее
      23-х лет. Ему незачем было искать хлеба у нас, когда есть бу
      лочные. Случайная встреча в гостинице? Я этому не верю. ,В
      заявлении подсудимого правдива лишь ссылка на тирольские
      брюки...
      Что фашисты, особенно германские, относятся ко мне с ненавистью, это они достаточно доказали. Во время травли против меня французской реакционной печати, главные материалы доставлялись из Германии. Когда гестапо при каком-то обыске нашло в Берлине пачку моих старых писем, еще из дофашист-ских времен, Геббельс расклеил по всей Германии афиши с разоблачением моей преступной деятельности. Мои единомышленники в Германии приговорены ко многим десяткам лет тюрьмы.
      Адвокат В.: Как давно?
      -- Арестуются и приговариваются все время, в том числе и
      в течение последних месяцев. Начиная с первых лет своего из
      гнания, я не раз доказывал в брошюрах и статьях, что поли
      тика Коминтерна в Германии подготовляет победу наци. Тогда
      царила пресловутая теория "третьего периода". Сталин разре
      шился афоризмом: "социал-демократия и фашизм -- близнецы,
      а не антиподы". Главным врагом из двух "близнецов" счита
      лась, однако, социал-демократия. В борьбе с нею германские
      сталинцы доходили до прямой поддержки Гитлера (знамени
      тый прусский плебисцит)51. Вся политика Коминтерна пред
      ставляла цепь преступлений.
      Я требовал единого фронта с социал-демократией, создания рабочей милиции и серьезной, а не театральной борьбы с вооруженными бандами реакции. В течение 1929--1932 годов была полная возможность справиться с движением Гитлера. Но нужна была политика революционной обороны, а не бюрократического тупоумия и хвастовства. Наци очень внимательно следили за внутренней борьбой в рядах рабочего класса и отдавали себе ясный отчет в опасности для них смелой политики единого фронта. В этом смысле можно вполне понять попытку гестапо овладеть при помощи своих норвежских единомышленников моей перепиской...
      Но возможно и другое объяснение, не менее вероятное. Подготовляя московский процесс, ГПУ не могло не интересоваться моими архивами. Устроить нападение через "коммунистов" значило бы слишком обнажить себя. Через фашистов удобнее. К тому же ГПУ имеет своих агентов в гестапо, как и гестапо име
      ет своих агентов в ГПУ. Как те, так и другие могли воспользоваться этими молодыми людьми для своих планов.
      Обвиняемый Р. X. (с горячностью): Мы не были связаны ни с ГПУ, ни с гестапо!
      -- Я и не утверждаю, что подсудимые знали, кто ими руко
      водит. Но ведь такова вообще судьба фашистской молодежи:
      она только пушечное мясо для чужих целей.
      Адвокат В. (предъявляя ряд Номеров "Бюллетеня русской оппозиции"52): Является ли свидетель издателем этого журнала?
      -- Издателем в формальном смысле слова -- нет. Но глав
      ным сотрудником. Во всяком случае, я несу полностью полити
      ческую ответственность за это издание.
      Адвокат В. (после того, как суд оглашает, по его требованию, ряд цитат из "Бюллетеня", заключающих в себе резкую критику советской бюрократии): Обращаю внимание суда на то, что свидетель писал эти статьи во время проживания в Норвегии; тем самым он стремился подорвать режим дружественного Норвегии государства.
      -- Я с интересом констатирую, что норвежские фашисты
      защищают от меня режим Сталина. Вместе с начальником пас
      портной конторы они ставят мне в то же время в вину мою
      критику политики Леона Блюма во Франции. Они, видимо, за
      щищают все существующие режимы, кроме норвежского: здесь
      они сохраняют за собой право государственного переворота.
      Нападение на мою квартиру, изолированно взятое, может по
      казаться незначительным эпизодом. Но если продумать вопрос
      до конца, то этот факт есть первая проба гражданской войны
      в Норвегии.
      Адвокат В. с демонстративным изумлением поднимает руки вверх.
      -- О, я знаю, все это делается во имя "порядка". Генерал
      Франко поднял восстание во имя "порядка". Гитлер ради спа
      сения "порядка" от большевизма готовит мировую войну. Фа
      шисты спасают порядок при помощи кровавого беспорядка.
      Норвежские фашисты для начала попытались произвести бес
      порядок в моих архивах. Но это потому, что они пока еще слиш
      ком слабы для более крупных преступлений.
      Адвокат В.: "Бюллетень" запрещен в России?
      -- Несомненно!
      Адвокат В.: Между тем 'в "Бюллетене" сказано, что идеи его имеют много сторонников в СССР. Следовательно, во время пребывания в Норвегии свидетель занимался нелегальной доставкой "Бюллетеня" в Россию?
      -- Лично я этим совершенно не занимался. Но не сомнева
      юсь, что "Бюллетень" и его идеи проникают в СССР. Какими
      путями? Самыми различными. За границей всегда находятся?
      сотни и даже тысячи советских граждан (дипломаты, торговые представители, моряки, хозяйственники, техники, учащиеся, артисты, спортсмены). Многие из них читают "Бюллетень", правда, украдкой, но охотнее, чем официальную советскую прессу. Я слышал даже, что Литвинов53 всегда увозит с собой из-за границы в кармане сюртука свежий номер "Бюллетеня". Под присягой я этого, правда, заявить не могу, тем более, что не хочу причинять неприятности советскому дипломату. (Улыбки среди судей и присяжных.) Высокие сановники Кремля являются самыми надежными подписчиками "Бюллетеня", с которым они не раз полемизировали в своих официальных докладах; насколько удачно, это вопрос другой. Находя отчеты об этих докладах в советской печати, граждане стараются читать между строк. Всего этого, конечно, недостаточно, но это все же кое-что.
      Отмечу, к слову, что "Бюллетень" выходит уже в течение восьми лет, большую часть которых я провел в Турции и Франции. До 1933 г. "Бюллетень" печатался в Германии; но Гитлер немедленно запретил его по приходе к власти. Сейчас "Бюллетень" выходит в Париже, на основании французских законов о печати. Даже турецкое правительство, несмотря на свою особую дружбу с Кремлем, никогда не покушалось на мою литературную деятельность. Честь инициативы, если не считать Гитлера, принадлежит норвежским фашистам и во вторую очередь -- норвежскому правительству.
      Адвокат В. (предъявляя свидетелю No 48 "Бюллетеня"): Принадлежит ли свидетелю неподписанная передовая статья?
      -- Господина адвоката тоже интересует эта статья? Здесь я
      вынужден сделать сенсационное сопоставление. С этим самым
      номером ко мне явился несколько недель тому назад в Sundby
      (место заключения) начальник норвежской полиции Асквиг,
      находящийся сейчас в зале суда. По поручению начальника
      паспортной конторы Асквиг задал мне тот же самый вопрос:
      мне ли принадлежит неподписанная статья в No 48 "Бюллете
      ня" (февраль 1936 г.). Я ответил: ведет ли Констад следствие?
      По какому делу? На основании какого закона? Вопрос началь
      ника паспортной конторы я назвал дерзким и отказался отве
      чать на него. Сейчас тот же номер "Бюллетеня" оказывается в
      руках адвоката...
      Председатель: Защитник имеет право, на основании норвежских законов, пользоваться всеми материалами судебного следствия.
      -- Я это вполне понимаю, господин председатель. Но кто
      включил этот номер "Бюллетеня" в материалы судебного след
      ствия?
      Прокурор: Номер включен по требованию защиты; я отка
      зался от этого включения, не усматривая никакой связи с настоящим делом.
      -- Итак, господа судьи и присяжные, начальник паспортной
      конторы беззаконно пытался получить через полицию у меня,
      у заключенного, сведения, которые нужны фашистскому защит
      нику взломщиков моей квартиры. Разве это не скандал? И это
      му господину "социалистическое" правительство поручает конт
      ролировать мою переписку!..
      Что касается самой статьи, то здесь, перед лицом суда, у меня нет ни малейшего основания утаивать мое авторство. К тому же статья появилась за моей подписью в ряде иностранных изданий Европы и Америки. Она целиком посвящена преследованиям так называемых "троцкистов" в СССР. Таких статей я писал десятки. Господин адвокат, видимо, ни за что не хочет примириться с моей критикой сталинской полиции. Не удивляюсь: фашисты воруют мои бумаги в Норвегии; агенты ГПУ -- в Париже, а единство приемов порождает солидарность интересов.
      После того, как оглашают выдержки из криминальной статьи, адвокат В. предъявляет свидетелю французскую книгу L. Trotsky. Defense du terrorisme. Paris, 1936. -- Принадлежит ли перу свидетеля предисловие, написанное в 1936 г., следовательно, уже в Норвегии?
      -- Вопрос излишен: предисловие носит мою подпись и да
      ту. Самая книга написана в 1919 г. и тогда же вышла на мно
      гих языках. Насколько знаю, она нигде не подвергалась пре
      следованиям. Происхождение книги таково: известный теоре
      тик Второго Интернационала К. Каутский54 написал книгу, об
      личающую "терроризм" большевиков. Я написал книгу в за
      щиту нашей партии. Речь идет в этом произведении, разумеет
      ся, не об индивидуальном терроре, который мы, марксисты,
      всегда отвергали, а о революционных действиях массы. Не
      знаю, преступна моя книга или нет с точки зрения паспортной
      конторы. Но нынешний норвежский министр-президент, министр
      юстиции и ряд других членов правительства примыкали к Ком
      мунистическому Интернационалу как раз в тот период, когда
      появилась эта книга. Все они, несомненно, читали ее. Что имен
      но они из нее усвоили -- вопрос особый.
      По требованию адвоката В. оглашается перевод нескольких мест из предисловия, свидетельствующих о революционном направлении мыслей автора.
      -- Как видите, обвиняемым незачем было воровать мои
      письма: в своих книгах я гораздо яснее и полнее выражаю ре
      волюционный характер своей программы. От моих вредных идей
      меня не излечат даже медикаменты норвежской паспортной
      конторы.
      Адвокат В. (предъявляя книгу Leon Trotsky. La revolution
      trahio. Grasset, Paris, 1936): Написана ли эта книга свидетелем во время его пребывания в Норвегии?
      -- Да, и, к счастью, я успел не только закончить работу до
      интернирования, но и отправить две копии рукописи за грани
      цу, французскому и американскому переводчикам. Остальные
      копии попали в руки паспортной конторы, которая при содей
      ствии профессоров и дипломатов свыше двух месяцев ломала
      себе голову над вопросом, написал ли я научный труд или по
      литический. Только после получения в Осло экземпляров фран
      цузского издания г. Констад убедился, что его просвещенные
      усилия пропали даром... причинив мне, однако, большой мо
      ральный и материальный ущерб. Между тем за пределами Нор
      вегии ни одному здравомыслящему человеку не пришло, разу
      меется, в голову протестовать против опубликования этой рабо
      ты. Наоборот, я могу с удовольствием констатировать успех
      книги у французского читателя.
      Адвокат В.: Что свидетель понимает под успехом: быстрое распространение?
      -- Не только распространение, но и тот отклик, который
      книга встретила в прессе самых различных направлений. Поли
      тические выводы автора встречают, разумеется, со стороны
      подавляющего большинства изданий отпор. Но почти все кри
      тики рекомендуют книгу вниманию своих читателей. Одним из
      первых высказался в этом смысле бывший французский ми
      нистр-президент Кайло55, который, как известно, не принадле
      жит к числу моих единомышленников. Я мог бы привести мно
      го других отзывов... Но не поразительно ли, не смешно ли, гос
      пода судьи, что мне приходится пред норвежским судом как бы
      доказывать свое право печатать свои книги во Франции? Нор
      вежское правительство загнало себя в тупик, из которого у не
      го нет достойного выхода!
      По предложению адвоката свидетель переводит с французского языка на немецкий отдельные места книги, где говорится о неизбежности низвержения бонапартистской бюрократии трудящимися массами Советского Союза.