ший кризис. Импровизация в таком вопросе совсем недопу
      стима и, как оказано, льет только, воду на мельницу правых.
      Для нас достаточно требования о передвижке средств в
      пользу как тяжелой, так и легкой промышленности.
      По поводу сталинского довода, что нельзя-де бороться
      против кулака, пока не завоеван середняк, тезисы говорят:
      "И теперь мы еще не завоевали в достаточной степени се
      редняка". Это есть подкрашивание действительности. Своей
      политикой мы утеряли середняка, которого повел кулак, что
      признано февральской статьей "Правды".
      Выступая против взгляда на левый сдвиг как на го
      лый маневр, тезисы говорят: "Будет ли эта борьба доведена
      до конца, это зависит от силы и решительности, с которой
      рабочая масса будет настаивать на развертывании этой
      борьбы". Это, конечно, правильно, но слишком обще. Выхо
      дит так: ЦК сделал, что мог, теперь задача за массами.
      На самом деле надо бы сказать: "Меры, предпринятые
      сверху, закончатся неизбежным фиаско, если оппозиция -
      вопреки рогаткам бюрократического центризма -- не научит
      массы и не поможет им довести эту борьбу до конца".
      5. "Центр партии,-- говорят тезисы,-- скрывая существо
      вание этой группы (правой), только ослабляет шансы борь
      бы на выпрямление партийной линии". Очень нежно сказа
      но. Борьба против кулака означает в партии борьбу против правых. Проводя "кампанию" против кулака, центр в партии прикрывает правое крыло и остается с ним в блоке. Тезисы с укоризной замечают, что это "только ослабляет шансы борьбы". Нет, это обрекает борьбу на неизбежное поражение, если оппозиция не раскроет партии глаза на всю эту механику.
      6 Странно звучит характеристика Шварца как "чуткого, связанного с пролетарскими массами товарища". Разве он где-нибудь протестовал против подлых высылок по 58-й статье? А мне казалось, что он "чутко" голосовал за эти высылки.
      По поводу самокритики тезисы клянутся: это "не об
      ман и не маневр, ибо из выступления ряда партийных руко
      водителей кричит глубочайшая тревога за судьбы партии
      и революции" Не имеются ли здесь в виду последние вы
      ступления мастера с градом ругательств по адресу оппози
      ции и с разъяснением, что критика исполнения очень полез
      на, а критика руководства -- гибельна? Я бы сказал так:
      "Если в вопросе о кулаке чисто комбинаторский маневр со
      ставляет 10--20%, а вынужденные хлебным голодом реаль
      ные меры составляют 80--90% данного зигзага, то в вопро
      се о самокритике аппаратно-маневренные фокусы составля
      ют даже и в данный момент не менее 51%, а 49% это на
      кладные расходы маневра: искупительные жертвы, козлы
      отпущения и пр., и пр. Вряд ли есть основание так уж креп
      ко клясться, что тут не маневр и не обман".
      Тезисы ссылаются на речь Сталина вузовцам, не упо
      миная, что она есть и по вопросу о кулаке полное отречение
      от февральской статьи в "Правде" и может знаменовать со
      бою потухание левого зигзага и в этом важном, но частном
      вопросе. Кстати, речь эта поражает своей безграмотностью
      в экономических вопросах.
      Дальше идет объяснение, почему центр, в отличие от
      правых, был против внутрипартийной демократии. Потому,
      видите ли, что наша партия не на сто процентов пролетар
      ская (Сталин). Тезисы берут это объяснение за чистую мо
      нету, повторяют и развивают его. Выходит так: центристы
      боялись, что их истину пролетарской политики не поймет
      недостаточно пролетарская партия. Это уже недопустимая
      апологетика. Центристы чувствовали, что их чанкайшист
      ская, перселевская и кулацкая политика не будет принята
      пролетарским ядром партии. Вот почему они душили и ду
      шат демократию.
      10. "Обеспечение внутрипартийной демократии только в
      пробуждении партийной массы. Если она не возьмет в свои
      руки дело самокритики..." и т. д. Опять-таки слишком обще. Чтоб масса по-настоящему вступилась в дело, надо, чтоб она не позволила центристам убаюкать себя. Средств для этого у центристов и сегодня еще немало. Им не хватает только блаженного доверия с нашей стороны. Пятаковщина, сафаровщина это сейчас наиболее действительный "опиум" для народа. Тем чище должно быть противоядие с нашей стороны.
      Выводы тезисов в отношении самокритики таковы:
      а) дальнейшее развертывание самокритики; б) сокращение
      партаппарата; в) орабочение аппаратов; г) процессы против
      тех, кто душит демократию на фабрике; д) чистка партии
      от мещанских и бюрократических элементов. Все это слиш
      ком обще и повторяется в каждой передовице, не давая
      никаких гарантий. Уже без пункта сказано: "Наконец, нуж
      но возвращение оппозиции в партию". Вот это правильно.
      А вместо других пунктов, слишком общих, надо бы сказать
      поконкретнее: а) назначить созыв XVI съезда еще в течение
      1928 года и обставить подготовку съезда всеми гарантиями
      подлинной самокритики; б) опубликовать немедленно все
      скрываемые от партии статьи, речи и письма Ленина (я на
      звал семь групп таких документов в своем письме Конгрес
      су); в) немедленно сократить бюджет партии в 20 раз,
      т. е. до пяти-шести миллионов, ибо нынешний бюджет есть
      финансовая основа аппаратного самодержавия и бюрокра
      тической коррупции. Эти требования еще, конечно, не исчер
      пывают вопросов режима. Но они вполне конкретны и озна
      чают шаг вперед.
      Еще хуже обстоит дело с вопросами Коминтерна.
      Оценка февральского пленума как крупного, в своем роде
      решающего поворота на путь марксистской политики в кор
      не неверна.
      Симптоматическое значение февральского пленума очень велико: он показал, что правоцентристская политика окончательно зашла в тупик и что руководство пытается найти выход не вправо, а влево. Но и только. В левизне февральского пленума нет никакой объединяющей мысли. Эта левизна очень напоминает левизну 5-го Конгресса. Из величайшего поражения китайской революции не сделано настоящих выводов, место их занимает бахвальство насчет надвигающейся так называемой новой волны, со ссылками на крестьянские движения -- после того, как разгромлен пролетариат. Вся перспектива перекошена, и вся установка освящает авантюры. Оговорочки насчет путчей -это для самооправдания в будущем, не больше. Если новая волна, то восстания по провинциям -- не путчи. А на деле идет истреб
      ление остатков пролетарского авангарда. Теоретически -- меньшевистская резолюция по китайскому вопросу, хотя и написанная поддельной большевистской терминологией, стратегически должна добить китайскую компартию. Английская и французская резолюции заметают следы вчерашнего дня, сочетая в себе элементы ультралевизны с правыми предпосылками. И здесь очень много сходства с 5-м Конгрессом, который стремился ультралевым нахрапом отодвинуть вопрос о германском поражении 1923 года.
      В конце тезисы говорят, что в Коминтерн должны
      быть возвращены те, "которые хотят искренне и честно бо
      роться за цели, поставленные Коминтерном, методами, про
      возглашенными последним пленумом ИККИ". Читая, не ве
      ришь глазам. "Методы" февральского пленума ИККИ со
      стоят прежде всего в одобрении 58-й статьи и в утвержде
      нии, что большевики-ленинцы "ставят ставку на падение
      советской власти". Неужели же резолюция об оппозиции
      имеет меньшее историческое значение, чем резолюция о пере
      баллотировках во Франции или двусмысленная размазня
      о том, входить или не входить британской компартии в ра
      бочую партию? Как же можно об этом забыть? Могу ли я
      быть принят в Коминтерн, если я глубоко убежден, что го
      лосованием за китайскую резолюцию февральский пленум
      наносит новый гибельный удар китайскому пролетариату,
      а голосованием за резолюцию об оппозиции дает наихудшее,
      наиболее реакционное и унизительное для себя выражение
      вероломно-бюрократическим методам "управления" партией.
      Тезисы ставят вопрос о "временных соглашениях с
      либералами в колониальных странах"слово в слово так,
      как ставит их проект программы, а проект программы,
      под мниморадикальной формой, освящает гоминьдановщину.
      О теории стадий, о теории двух составных партий,
      о теории социализма в отдельной стране тезисы говорят, что
      это "хвосты", которые надо ликвидировать. Выходит так,
      что из центристской обезьяны уже народился полностью
      марксистский человек с одним лишь только органом -- "хво
      стом". Добрый воспитатель и наставник внушает: убери, по
      жалуйста, хвост -- и все будет в порядке. Но ведь это же
      вопиющее подкрашивание того, что есть.
      Общая оценка проекта программы в тезисах непра
      вильная, т. е. чрезмерно добродушная. Противоречивый, эк
      лектический, схоластический, весь из заплат проект програм
      мы совершенно не годен.
      Совершено правильны общие принципиальные указа
      ния тезисов по вопросу о частичных или переходных требо
      ваниях. Пора уже, однако, перевести эти общие соображе
      ния на более конкретный язык, т. е. попытаться самим набросать схему переходных требований применительно к странам разного типа.
      По вопросу о термидоре тезисы совершенно неожи
      данно говорят: "Я не буду разбирать здесь вопроса о при
      менительности и совпадении аналогий французской и рус
      ской революций". Что сие означает? Вопрос о термидоре
      мы формулировали совместно при участии автора тезисов.
      Аналогии надо брать в строгих пределах тех целей, ради
      которых аналогии берутся. Ленин сравнивал Брест-Литов
      ский мир с Тильзитским. Марецкий мог бы разъяснить Ле
      нину, что классовые условия Тильзитского мира были совсем
      иные, как он нам разъяснял различие между классовой
      природой французской и нашей революциями. Мы назвали
      тогда Марецкого соответственным именем. Мы взяли тер
      мидор как классический образец частичного контрреволюци
      онного переворота, который совершается еще полностью под
      революционным знаменем, но имеет уже, по существу, ре
      шающий характер. Более ясной, яркой и поучительной исто
      рической аналогии для выяснения опасности сползания ни
      кто не называл и не предлагал. Вокруг запроса о термидоре
      шла и идет гигантская международная полемика. Какой же
      политический смысл имеет приведенное выше неожиданное
      сомнение в применимости аналогий французской и русской
      революции. Разве мы сидим в обществе историков-маркси
      стов и рассуждаем об исторических аналогиях вообще? Нет,
      мы ведем политическую борьбу, в которой сотни раз пользо
      вались аналогией с термидором в определенных, точно нами
      указанных пределах.
      "Если история докажет,-- говорят тезисы,-- что ряд
      партийных вождей, с которыми мы вчера скрещивали шпа
      ги, лучше, чем их теории, которые они вчера защищали, ни
      кто не будет этому более рад, чем мы". Это звучит ужасно
      по-рыцарски: благородные вожди сперва скрещивают шпа
      ги, а затем плачут друг у друга на груди слезами примире
      ния. Но вот в чем беда: как это вожди пролетариата могут
      быть лучше, чем их теории? Ведь мы, марксисты, привыкли
      вождей оценивать именно теорией, через теорию, через спо
      собность вождей теорию понимать и теорию применять. Те
      перь оказывается, что могут быть превосходные вожди, слу
      чайно вооруженные реакционными теориями чуть ли не по
      всем основным вопросам.
      20. "Наша поддержка начавшегося сдвига,-- говорят те
      зисы,-- должна состоять в самой беспощадной борьбе... про
      тив тех зол, против которых объявлена теперь в партии
      мобилизация". Не только в этом. Беспощадное вскрывание
      на каждом практическом деле или теоретическом вопросе половинчатости и путаницы центризма составляет важнейшую часть нашей поддержки всех сколько-нибудь прогрессивных шагов центризма.
      21. Не останавливаюсь на ряде более мелких и частных замечаний. Ограничиваюсь еще только указанием на приложение к тезисам, посвященное китайской революции. Это приложение написано так, как если бы мы впервые подходили к вопросу, как если бы, в частности, не было нашей переписки с Преображенским: ни на одно из моих соображений тезисы не отвечают ни единым словом. Но это бы еще полбеды. Гораздо хуже, что тезисы написаны так, как если бы на свете не было китайской революции 1925-- 1927 годов. Все соображения тов. Радека могли быть с успехом формулированы в начале 1924 года: буржуазно-демократическая революция не закончена, впереди предстоят еще демократические этапы, а затем пойдет перерастание. Ну, а правый и левый Гоминьдан, кантонский период, северный поход, шанхайский переворот, уханский период -- это что же все, не демократические этапы? Или так как Мартынов тут напутал, то мы можем просто не принимать этого в счет? Тезисы видят впереди то, что оставлено позади. Или, может быть, тезисы надеются получить "настоящую" демократию? Пускай укажут нам ее адрес. Суть в том, что все те условия, которые аграрную революцию соединили у нас с пролетарской, в Китае выражены еще резче, еще повелительнее. Тезисы требуют "выждать" перерастания демократической революции в социалистическую. Здесь соединены вместе два вопроса. В известном смысле демократическая революция переросла у нас в социалистическую только в середине 1918 г. Власть же была в руках пролетариата с ноября 1917 года. Особенно странно звучит приведенный довод в устах тов. Радека, который решительно доказывал, что в Китае нет феодализма, нет сословия помещиков и потому аграрная революция есть не антипомещичья, а антибуржуазная революция. Крепостнические пережитки в Китае очень сильны, но они неразрывно связаны с буржуазной собственностью. Как же теперь тов. Радек отмахивается от этого тем соображением, что "буржуазно-демократическая революция не завершена", повторяя здесь ошибку Бухарина, который повторяет ошибку Каменева в 1917 году. Не могу не привести здесь снова слова Ленина против Каменева, на которые недавно обратил мое внимание Белобородов:
      "Кто руководится в своей деятельности только простой формулой "буржуазно-демократическая революция не закончена", тот тем самым берет на себя нечто вроде гарантий
      за то, что мелкая буржуазия наверное способна на независимость от буржуазии. Тот тем самым сдается в данный момент беспомощно на милость мелкой буржуазии" (Ленин. Сочинения, т. 14, часть I, стр. 35).
      Вот что я могу сказать по поводу тезисов тов. Радека. Думаю, что в интересах ясности это необходимо сказать, не пугаясь попыток "монолитного" противника использовать наши разногласия.
      Л. Троцкий Алма-Ата, 17 июля 1928 г.
      циркулярное письмо
      Дорогие товарищи, это письмо представляет собою ответ на ряд писем, полученных за последние недели из разных мест. Запоздание вызвано тем, что я в течение последних недель был занят работой в связи с Конгрессом Коминтерна. Работу удалось закончить к сроку. Всего я послал Конгрессу четыре документа: во-первых, критику проекта программы Коминтерна -- около одиннадцати печатных листов; во-вторых, письмо "Что же дальше?", представляющее оценку нынешнего левого сдвига в свете политики последних лет; третье, приложение к этому письму -- документальная справка о происхождении, вернее, о фабрикации легенды о троцкизме; четвертое, "Заявление" в собственном смысле слова.
      Последний документ сравнительно краткий (меньше печатного листа), представляет собою формальный документ, требующий восстановления оппозиции в партии. Текст "Заявления" я довольно широко разослал товарищам на адрес президиума Конгресса. Раньше еще я разослал черновик будущего "Заявления". Окончательный текст яснее, точнее, резче, но принципиально не отличается от черновика. Прилагаю при сем оглавление двух больших работ, посланных Конгрессу. Работа имела, по необходимости, крайне спешный характер. Вероятно, есть упущения. Но так как писать пришлось о вопросах, которые мы неоднократно обсуждали и продумывали, совместно и в одиночку, то в общем у меня такое представление, что посланные Конгрессу работы представляют достаточно полное изложение всех воззрений оппозиции по основным вопросам международного и внутреннего характера.
      Я уже писал некоторым товарищам, что отход Зиновьева пришелся, в смысле срока, как нельзя более кстати. Если бы
      у него хватило выдержки подождать еще несколько месяцев, он бы мог капитулировать с соблюдением некоторого внешнего "приличия", ухватившись за "левый курс", с одной стороны, и порвав с нами на оценке Пятого конгресса и режима Коминтерна, с другой стороны. Своим приходом к нам он нанес непоправимый удар легенде троцкизма, раскрыв кое-какие тайны мадридского двора ("семерки"), а обоим крайне своевременным отходом от нас он развязал нам руки для необходимой критики Пятого конгресса и политики 1924--1925 годов, которая сочетала правые предпосылки с ультралевым авантюризмом.
      Я постараюсь, хотя бы по частям, разослать товарищам наиболее существенные части критики проекта программы и письма "Что же дальше?". В это письмо вошла подробная характеристика партийного режима и методов руководства, на чем справедливо настаивали X. Г. Раковский и И. Н. Смирнов. В качестве практических и существенных предложений по линии самокритики и партийной демократии я внес, помимо возвращения и восстановления оппозиции, два требования: во-первых, созыв XVI съезда в течение 1928 года с твердо обеспеченными заранее гарантиями дискуссии и правильности выборов; во-вторых, немедленное опубликование всех скрываемых от партии статей, речей и писем Ленина (я насчитал семь групп такого рода документов).
      К сожалению, я упустил прибавить еще одно требование, которое неизбежно будет в дальнейшем играть большую роль в жизни партии: именно, сокращение партбюджета примерно в 20 раз, т. е. до пяти-шести миллионов рублей. Партбюджет есть главное орудие ужасающей коррупции и база аппаратного всемогущества Нам нужен открытый, подконтрольный и подлинно партийный бюджет. Конспиративные расходы могут быть выделены особо и представляться на рассмотрение особой комиссии съезда каждый год. Разумеется, эти три требования не заменяют нашей платформы в вопросах партийного режима. Но они дают серьезную проверку и искренности, и честности шагов руководства в сторону партийной демократии.
      По вопросу о проекте программы я получил очень ценные замечания от тт. Раковского и Розенгауза. К сожалению, оба письма пришли слишком поздно, так что я не мог использовать ряда замечаний. Но в общем критика названных товарищей вполне совпадает с моей постановкой вопросов программы. В этом нет ничего удивительного, так как мне приходилось, главным образом, только подытоживать нашу коллективную работу.
      Вопрос о китайской революции вошел не в "Заявление" и не в письмо "Что же дальше?", а в критику проекта программы, где Китаю отведена одна глава из трех. Глава эта направлена, главным образом, против в корне ложной и реакционной резолюции февральского пленума по китайскому вопросу.
      Чего можно ждать от Конгресса? Тов. Розанов (Куста-най) совершенно правильно пишет, что Конгресс сделает, вероятно, попытку накрыть нас самой тяжелой и самой авторитетной могильной плитою -- "чтоб встать он из гроба не мог"... Посланные мною документы могут, разумеется, только усугубить такого рода благочестивое желание. К счастью, оно маловыполнимо: "в 12 часов по ночам" -- а равно и в разные другие часы -- марксизм будет подниматься из бумажного гроба и, в качестве неуемного барабанщика, бить тревогу.
      В вопросах международных Конгресс будет, по всей вероятности, попыткой распространить левый зигзаг на другие проблемы и страны. Суть, однако, в том, что в этом левом курсе, как и на Пятом конгрессе, сочетаются правые предпосылки с элементами ультралевой схоластики и авантюры. Там не хотели понять поражение 1923 года и неизбежность отлива. Здесь не хотят признать всей глубины поражения в Китае и неизбежности длительного периода собирания сил и подготовки. Там был эстонский путч, здесь кантонский. Там был роман с Радичем и Лафоллетом, здесь -- продолжение линии двух составных партий.
      Разумеется, симптоматическое значение февральского пленума велико, это есть признание того, что правоцентристский курс уперся в тупик. Но отсюда до марксистской линии еще очень далеко. Во всяком случае, левый курс, украшенный 58-й статьей, очень похож на вполне здорового человека, у которого "почему-то" провалился нос.
      Сообщают, что Рут Фишер принята в партию, вопрос же о Маслове отложен до рассмотрения его поведения на суде. Один из товарищей делает отсюда то заключение, что начинается новый курс по отношению к левой. Нет, это не так. Принятие немецких и даже французских оппозиционеров в партию было бы в данной обстановке только военным шагом на пути дальнейшего окружения и "дальнейшей изоляции" нашей группы, которая представляет собою основное ядро международного марксизма и большевизма в настоящее время. Мастер и подмастерья в своей глубокой беспринципности завтра же пойдут на то, чтобы пожертвовать Тельманом в пользу Маслова, если этой ценою смогут нанести нам новый организационный удар.
      Нужно всегда иметь в виду, что европейская оппозиция, как и официальный коммунизм, не имеет еще необходимых теоретически подготовленных и политически закаленных кадров. Здесь могут (быть еще и передвижки, и перебежки, и всякие вообще "неожиданности". Пугаться их было бы просто смешно и недостойно. Пять лет официальное руководство, вооруженное колоссальным авторитетом традиции и неисчерпаемыми ресурсами, уродовало марксизм и вывихивало мозги. Создалось целое ревизионистское поколение, соединяющее в своем сознании массу теоретически реакционной дряни с бюрократическим авантюризмом. Через эту школу прошли и многие европейские оппозиционеры, и еще далеко не освободились от нее. Надо все поле перепахивать глубоким плугом марксизма. Вот почему малейшее теоретическое примиренчество с нашей стороны означало бы политическое самоубийство.
      Сдвиг в политике ВКП и Коминтерна будет иметь крупнейшее значение, может стать даже исторической вехой. Но почему? Потому что правоцентристская политика зашла в тупик, откровенно правая политика затруднена (не невозможна, а затруднена) всей предшествующей работой оппозиции; выход же влево мыслим только путем явных, хотя бы частичных позаимствований у нашей платформы. Партия этого не может не видеть. В ней не может не начаться, вернее, не углубиться процесс критики и размышления. Другими словами, почва будет становиться все более восприимчивой к нашим семенам. Вот почему недопустим формально отрицательный подход к левому сдвигу: многое говорит за то, что накопившееся количество готовится перейти в некоторое новое качество.
      Конечно, в этом процессе будут еще свои подъемы и спуски. Но ясно одно: даже и немногочисленные кадры, если они вооружены ясным пониманием обстановки в целом, если они насквозь проникнуты пониманием своей исторической миссии и если они в то же время умеют или учатся идти в ногу с прогрессивными движениями в партийной массе и в рабочем классе -- такие кадры могут сыграть при неизбежных дальнейших переломах обстановки решающую роль. Во всяком случае, могильной плитой их не прикроешь, шалишь...
      В заключение о делах личных, своих и чужих. Товарищ Дроздов (г. Ош, Киргизия) пишет о слухах, будто я заведую в Алма-Ате комунхозом и даже ездил "на какое-то совещание к Зеленскому". Слухи о столь быстром ходе моей карьеры явно преувеличены. Но столь же преувеличено и беспокойство ряда товарищей о моем здоровье. Со вре
      мени нашего переселения в "сады" малярия почти совсем покинула нас: лихорадило только один раз. Летняя обстановка здесь достаточно благоприятна в климатическом отношении. Мы пережили здесь, правда, тревожную эпидемию собачьего бешенства -- в амбулаторию являлось 50--60 человек, искусанных в день; но сейчас и это уже осталась позади. На работоспособность пожаловаться ни в каком случае не могу. Из Москвы получил довольно серьезный запас книг, особенно насчет Индии. Правильно получаю русские газеты и журналы, в том числе провинциальные. Получаю довольно много иностранных газет. Приходят книги непосредственно от заграничных друзей. Словом, работать можно.
      С разных сторон идут сообщения о чрезвычайных бесчинствах по отношению ко многим ссыльным со стороны местной администрации. Всем товарищам, вероятно, известна кудымкорская история (тт. Вязниковцев и др.), кустанай-ская история (Тер-Оганесов и др.) и т. д., и т. д., и т. д. без конца. Издевательства и физические насилия имеют нередко из ряду вон выходящий, по бесстыдству своему, характер. Мне думается, следовало бы обо всех такого рода фактах сообщать Шестому конгрессу, требуя, чтоб он назначил особую комиссию для обследования этих дел.
      В общем, насколько можно судить по переписке, настроение подавляющего большинства товарищей вполне бодрое и твердое. А это самое главное.
      Крепко жму всем руки и желаю всего хорошего.
      Ваш Л. Троцкий
      Алма-Ата
      17 июля 1928 года
      ИЮЛЬСКИЙ ПЛЕНУМ И ПРАВАЯ ОПАСНОСТЬ
      (Послесловие к письму "Что же дальше?")
      Доклад Рыкова об итогах июльского пленума ЦК на московском активе 13 июля представляет собою факт крупнейшего политического значения. Это программное выступление самого авторитетного представителя правого крыла если не с развернутым, то с полуразвернутым знаменем.
      Рыков совершенно не останавливался в своем докладе на программе Коминтерна -- даже не упомянул о ней. Он посвятил свой доклад исключительно вопросу о хлебозаготовках. По тону доклад Рыкова есть доклад победителя. И не зря: из первой схватки с центром, через 4--5 месяцев
      после начала "левой" политики, правые вышли вполне победоносно. Июльский пленум ЦК знаменует первую открытую победу Рыкова над Сталиным, правда, при помощи самого же Сталина. Суть рыковского доклада в том, что февральский сдвиг влево был эпизодом, вызванным чрезвычайными обстоятельствами; что на этом эпизоде надо поставить крест; что сдать в архив надо не только 107-ю статью, но и февральскую статью "Правды"; что от старого курса надо загибать не влево, а вправо, и чем круче, тем лучше Чтоб расчистить себе дорогу, Рыков признается -- как не признаться перед уличающими фактами? -- в трех своих маленьких ошибочках:
      "Во-первых, я в момент обнаружения кризиса считал его менее глубоким, чем оказалось в действительности;
      во-вторых, я думал, что при помощи чрезвычайных мер мы совершенно ликвидируем кризис хлебоснабжения. Этого мы не добились;
      в-третьих, я надеялся, что вся кампания по хлебозаготовкам пройдет при опоре на бедняка и полной устойчивой связи с середняцкими массами. В этом отношении я также ошибся"
      А между тем весь хлебозаготовительный кризис, со всеми сопутствующими ему политическими явлениями, был предсказан оппозицией в ее контртезисах, указывающих Рыкову совершенно точно, чего он не понимает и чего не предвидит. Именно для того, чтобы избегнуть запоздалых, торопливых, несогласованных, преувеличенных административных мероприятий, оппозиция заблаговременно предлагала принудительный хлебный заем у деревенской верхушки. Конечно, и эта мера являлась чрезвычайной. Но предшествующая политика сделала ее неизбежной. А если бы заем был проведен своевременно и планомерно, он бы свел к минимуму те административные излишества, которые означали чересчур дорогую политическую плату за очень скромные материальные достижения.
      Меры административного нахрапа сами по себе не имеют ничего общего с правильным курсом. Это есть расплата за неправильный курс Попытка Рыкова приписать аппозиции стремление увековечить рыковские меры из арсеналов военного коммунизма злобно нелепа В обходах дворов, возрождении заградительных отрядов и пр. оппозиция с первых же дней видела не начало нового курса, а только банкротство старого. 107-я хлебозаготовительная статья не есть орудие ленинского курса, а костыль рыковской политики. Пытаясь подкинуть оппозиции в качестве "программы" те меры административной дезорганизации хозяйства, за которые он
      сам целиком отвечает, Рыков поступает как все мелкобуржуазные политики, которые всегда в таких случаях натравливают мужика на коммуниста как на "грабителя" и "экспроприатора".
      Что означал февральский сдвиг? Признание отставания промышленности, угрожающей дифференциации деревни и грозной опасности со стороны кулака. Что отсюда вытекало в качестве новой линии? Перераспределение народного дохода от кулака в сторону промышленности, от капитализма к социализму, ускорение развития промышленности как легкой, так и тяжелой.
      В противовес февральской статье "Правды", которая только повторяла в этом вопросе оппозицию, Рыков видит причину хлебозаготовительного кризиса не в отставании промышленности, а, наоборот, в отставании сельского хозяйства. Такое "объяснение" есть издевательство над партией и рабочим классом, обман партии и рабочего класса, чтоб обосновать поворот направо. Это старая установка устря-ловских профессоров.
      Что сельское хозяйство наше раздроблено, распылено, отстало, имеет варварский характер; что отсталость сельского хозяйства является основной причиной всех трудностей, это, разумеется, бесспорно Но требовать на этом основании, как делает Рыков, передвижки средств от промышленности в сторону индивидуального крестьянского хозяйства -- значит выбирать не просто буржуазный, а аграрно-буржуазный, реакционно-буржуазный путь, изображая из себя советскую карикатуру на "антикапиталистических" земских народолюбцев 80-х годов.
      Поднять сельское хозяйство вверх можно только через промышленность Других рычагов нет. Между тем промышленность наша ужасающе отстает по отношению к данному распыленному, отсталому, варварскому крестьянскому хозяйству -- отстает не только по отношению к его общим историческим потребностям, но и по отношению к его платежеспособному спросу. Смешивать воедино два вопроса: об общей исторической отсталости деревни от города и об отставании города от рыночных запросов сегодняшней деревни -- значит сдавать гегемонию города над деревней.