Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Перманентная революция

ModernLib.Net / Политика / Троцкий Лев Давидович / Перманентная революция - Чтение (стр. 2)
Автор: Троцкий Лев Давидович
Жанр: Политика

 

 


      Либерально-оппортунистическая глава вместе с авантюристической нанесли китайской компартии удар, от которого она, при правильной политике, сможет оправиться только в течение ряда лет.
      VI-й конгресс Коминтерна подводил итоги этой работе. Он ее одобрил целиком. Не мудрено: он с этой целью созывался. Для будущего он выдвинул лозунг "демократической диктатуры рабочих и крестьян". Чем эта диктатура будет отличаться от диктатуры правого или левого Гоминдана, с одной стороны, от диктатуры пролетариата, с другой - этого китайским коммунистам не объяснили. Да этого и нельзя объяснить.
      Провозгласив лозунг демократической диктатуры, VI-й конгресс объявил в то же время недопустимыми лозунги демократии (Учредительное Собрание, всеобщее избирательное право, свобода слова и печати и пр. и пр.), и тем совершенно разоружил китайскую компартию перед диктатурой военной олигархии. Вокруг лозунгов демократии русские большевики в течение долгого ряда лет мобилизовали рабочих и крестьян. Лозунги демократии играли огромную роль в течение 1917 года. Лишь после того, как советская власть, уже реально существующая, пришла на глазах всего народа в непримиримое политическое столкновение с Учредительным Собранием, наша партия ликвидировала учреждения и лозунги формальной, т. е. буржуазной демократии, в пользу реальной, советской, т. е. пролетарской демократии.
      VI-й конгресс Коминтерна, под руководством Сталина-Бухарина, опрокинул все это на голову. Предписав партии лозунг "демократической", а не "пролетарской" диктатуры, он в то же время запретил ей пользоваться демократическими лозунгами для подготовки этой диктатуры. Китайская компартия оказалась не только разоружена, но и полностью раздета догола. Зато, в виде утешения, ей разрешили, наконец, в период неограниченного господства контр-революции лозунг советов, который состоял под запретом в течение подъема революции. Очень популярный герой русской народной сказки поет свадебные песни на похоронах и погребальные на свадьбах. Он получает и там и здесь тумаки. Еслиб дело ограничивалось тумаками по адресу стратегов нынешнего руководства Коминтерна, с этим можно было б примириться. Но ставка покрупнее. Дело идет о судьбе пролетариата. Тактика Коминтерна явилась бессознательно, но тем более надежно организованным саботажем китайской революции. Этот саботаж действовал наверняка, ибо право-меньшевистскую политику 1924-1927 г. г. Коминтерн прикрывал всем авторитетом большевизма, а советская власть ограждала могущественной машиной репрессий от критики левой оппозиции.
      Мы получили в итоге законченный эксперимент сталинской стратегии, который сначала до конца проходил под знаком борьбы против перманентной революции. Совершенно, поэтому, в порядке вещей, если главным сталинским теоретиком подчинения китайской коммунистической партии национально-буржуазному Гоминдану явился Мартынов, который был главным меньшевистским критиком теории перманентной революции, начиная с 1905 вплоть до 1923 г., когда он стал выполнять свою историческую миссию уже в рядах большевизма.
      * * *
      Самое необходимое на счет того, как возникла настоящая работа, сказано в первой главе. В Алма-Ата я не спеша подготовлял теоретико-полемическую книгу против эпигонов. Крупное место в книге должна была занять теория перманентной революции. Во время работы я получил рукопись Радека, посвященную все тому же противопоставлению перманентной революции и стратегической линии Ленина. Радеку эта как будто неожиданная вылазка понадобилась по той причине, что он сам увяз по пояс в китайской политике Сталина: подчинение компартии Гоминдану Радек вместе с Зиновьевым защищал не только до переворота Чан-Кай-Ши, но и после переворота. В обоснование закабаления пролетариата буржуазии Радек ссылался, разумеется, на необходимость союза с крестьянством и на "недооценку" этой необходимости мною. Вслед за Сталиным он большевистской фразеологией защищал меньшевистскую политику. Формулой демократической диктатуры пролетариата и крестьянства Радек, вслед за Сталиным, опять-таки прикрывал отвлечение китайского пролетариата от самостоятельной борьбы за власть во главе крестьянских масс. Когда я разоблачал этот идейный маскарад, Радек почувствовал острую потребность доказать, что моя борьба против оппортунизма, гриммирующегося цитатами из Ленина, вытекает на самом деле из противоречия между теорией перманентной революции и ленинизмом. Адвокатскую защиту собственных грехопадений Радек превратил в прокурорскую речь против перманентной революции. Это выступление было для него только мостом к капитуляции. Я подозревал это с тем большим основанием, что Радек собирался в предшествующие годы написать брошюру в защиту теории перманентной революции. Но я все же не торопился еще ставить на Радеке крест. Я сделал попытку ответить на его статью со всей прямотой и категоричностью, но не отрезая ему в то же время мостов отступления. Я печатаю свой ответ Радеку так, как он был написан, ограничиваясь немногими пояснительными дополнениями и стилистическими поправками.
      Статья Радека не появлялась в печати и, думаю, не появится, ибо в том виде, как она была написана в 1928 году, она не могла бы пройти сквозь сито сталинской цензуры. Да и для самого Радека она была бы сегодня слишком убийственной, так как дала бы яркую картину его идейной эволюции, которая очень напоминает "эволюцию" человека, летящего с шестого этажа на мостовую.
      Происхождение настоящей брошюры достаточно объясняет, почему Радек занимает в ней больше места, чем то, на которое он, пожалуй, имел бы право претендовать. Радек не выдумал ни одного нового довода против теории перманентной революции. Он выступил, как эпигон эпигонов. Читателю рекомендуется, поэтому, видеть в Радеке не просто Радека, а представителя некоторой коллективной фирмы, неполноправным участником которой Радек стал ценою отречения от марксизма. Еслиб все же Радек лично нашел, что на его долю пришлось слишком большое количество пинков, он мог бы, по собственному усмотрению, передать их более ответственным адресатам. Это уже внутреннее дело фирмы. С моей стороны возражений не встретится.
      * * *
      Разные группировки германской коммунистической партии приходили к власти или боролись за власть, демонстрируя свою пригодность для руководства критическими упражнениями насчет перманентной революции. Но вся эта литература - Маслова, Тальгеймера и проч. - развертывалась на таком плачевном уровне, что не дает даже повода для критического ответа. Тельманы, Ремеле и др. нынешние вожди по назначению спустили вопрос еще ступенькой ниже. Все эти критики успели лишь показать, что они не подошли даже к порогу вопроса. Я поэтому и оставил их... за порогом. Кто способен интересоваться теоретической критикой Маслова, Тальгеймера и пр., тот после прочтения этой книжки может вернуться к писаниям названных авторов, чтобы убедиться в их невежестве и недобросовестности. Этот результат явится, так сказать, побочным продуктом предлагаемой читателю работы.
      Принкипо, 30 ноября 1929 г.
      Л. Троцкий.
      I
      ВЫНУЖДЕННЫЙ ХАРАКТЕР НАСТОЯЩЕЙ РАБОТЫ И ЕЕ ЦЕЛЬ
      Теоретический спрос партии, руководимой право-центристским блоком, шесть лет подряд покрывался анти-троцкизмом: единственный продукт, который имеется в неограниченном количестве и раздается даром. Сталин впервые приобщился к теории в 1924 г. своими бессмертными статьями против перманентной революции. Даже Молотов получил крещение "вождя" в этой купели. Фальсификация в полном ходу. На днях я видел случайно объявление об издании на немецком языке ленинских работ 1917 года. Это неоценимый подарок передовым немецким рабочим. Но можно заранее представить себе, сколько там фальсификаций, в тексте и особенно в примечаниях. Достаточно сказать, что на первом месте в оглавлении поставлены письма Ленина к Колонтай, в Нью-Иорк. Почему? Только потому, что в письмах этих есть резкие замечания по моему адресу, основанные на совершенно ложной информации со стороны Колонтай, которая в тот период делала к своему органическому меньшевизму прививку истерической ультра-левизны. В русском издании эпигоны вынуждены были, хоть и двусмысленно, отметить, что Ленин был неправильно информирован. Можно, однако, не сомневаться, что в немецком издании и этой уклончивой оговорки нет. Надо еще прибавить, что в тех же письмах Ленина к Колонтай были неистовые нападки на Бухарина, с которым Колонтай была солидарна. Но эта часть писем пока-что скрыта. Она появится на свет только в момент открытой кампании против Бухарина. Ждать этого не долго*1. С другой стороны, целый ряд ценнейших документов, статей и речей Ленина, протоколов, писем и пр. остаются скрытыми только потому, что режут Сталина и К-о или подрывают легенду о троцкизме. В истории трех русских революций, как и в истории партии, буквально не осталось живого места: теория, факты, традиции, наследство Ленина, все принесено в жертву борьбе с "троцкизмом", которая с момента болезни Ленина задумана и организована была, как персональная борьба с Троцким, а развернулась, как борьба с марксизмом. /*1 Это предсказание успело с того времени осуществиться./
      Снова подтвердилось, что самое, казалось бы, бесцельное перетряхивание давно отзвучавших споров удовлетворяет обычно какой-то неосознанной общественной потребности сегодняшнего дня, которая сама по себе вовсе не идет по линии старых споров. Кампания против "старого троцкизма" была на самом деле кампанией против октябрьских традиций, которые становились для новой бюрократии все более стеснительными и невыносимыми. Троцкизмом стали называть все, от чего нужно было оттолкнуться. Так, борьба с троцкизмом постепенно стала выражением теоретической и политической реакции в широких непролетарских, отчасти и в пролетарских кругах и отражением этой реакции в партии. В частности каррикатурное, исторически-искаженное противопоставление перманентной революции ленинской линии на "союз с мужиком" родилось целиком в 1923 году, вместе с периодом общественно-политической и партийной реакции, как наиболее ее яркое выражение, как органическое отталкивание бюрократа и собственника от международной революции с ее "перманентными" потрясениями, как выражение мещанской и чиновничьей тяги к порядку и покою. Злобная травля против перманентной революции явилась в свою очередь, только расчисткой почвы для теории социализма в отдельной стране, т. е. для национал-социализма новой формации. Разумеется, эти новые социальные корни борьбы против "троцкизма" сами по себе ничего не говорят ни за ни против правильности теории перманентной революции. Но без понимания этих подспудных корней спор будет неизбежно принимать академически бесплодный характер.
      Я не мог заставить себя в эти годы оторваться от новых задач и вернуться к старым вопросам, связанным с периодом революции 1905 г., поскольку они касались, главным образом, моего прошлого и против него искусственно направлялись. Разобрать старые разногласия и, в частности, старые мои ошибки в связи с условиями, их породившими, разобрать с такой полнотой, чтоб они стали понятны молодому поколению, не говоря о впавших в политическое детство стариках, можно только в масштабе целой книги. Казалось диким тратить на это время, свое и чужое, когда в порядке дня стояли все время гигантской важности новые вопросы: задачи немецкой революции, вопрос о дальнейших судьбах Англии, вопрос о взаимоотношениях Америки и Европы, проблемы, открывавшиеся стачками британского пролетариата, задачи китайской революции, наконец, и в первую голову, наши внутренние хозяйственные и общественно-политические противоречия и задачи, - все это достаточно, по моему, оправдывало постоянные отодвигания с моей стороны историко-полемической работы о перманентной революции. Но общественное сознание не терпит пустоты. За последние годы теоретическая пустота заполнялась, как уже сказано, мусором антитроцкизма. Эпигоны, философы и дельцы партийной реакции, сползали вниз, учились у тупоумного меньшевика Мартынова, попирали Ленина, барахтались в болоте и все это называли борьбой с троцкизмом. Они умудрились не дать за эти годы ни одной сколько-нибудь серьезной или значительной работы, которую можно бы не стыдясь вслух назвать, ни одной политической оценки, которая бы сохранилась, ни одного прогноза, который бы подтвердился, ни одного самостоятельного лозунга, который бы идейно подвинул нас вперед. Везде труха и халтура.
      Сталинские "Вопросы Ленинизма" представляют собою кодификацию этого идейного мусора, официальный учебник короткомыслия, коллекцию нумерованных пошлостей (я стараюсь дать наиболее умеренные определения). "Ленинизм" Зиновьева есть... зиновьевский ленинизм, не больше и не меньше. Принцип его почти как у Лютера: "Я на этом стою, но... могу также и иначе". Усвоение этих теоретических плодов эпигонства одинаково невыносимо, с той разницей, что при чтении зиновьевского "Ленинизма" кажется, будто давишься непресованной ватой, тогда как сталинские "Вопросы" вызывают физическое ощущение мелко-изрубленной щетины. Эти две книги, каждая по своему, отражают и увенчивают эпоху идейной реакции.
      Примеривая и пригоняя все вопросы к "троцкизму" - справа, слева, сверху, снизу, спереди и с тылу - эпигоны умудрились, в конце концов, поставить все мировые события в прямую или косвенную зависимость от того, как выглядела у Троцкого перманентная революция в 1905 году. Набитая фальсификациями легенда "троцкизма" стала некоторым фактором современной истории. И, хотя право-центристская линия последних лет скомпрометировала себя во всех частях света рядом банкротств исторического масштаба, тем не менее, борьба с центристской идеологией Коминтерна уже немыслима сейчас, или, по крайне мере, крайне затруднена без оценки старых споров и прогнозов, ведущих свое происхождение с начала 1905 года. Возрождение марксистской, сталобыть ленинской, мысли в партии немыслимо без полемического аутодафе для макулатуры эпигонов, без теоретически-беспощадной экзекуции аппаратных экзекуторов. Написать такую книгу совсем не трудно. Все элементы ее налицо. Но именно потому и трудно писать ее, что приходится, по слову великого сатирика Салтыкова, спускаться в область "азбучных испарений" и оставаться продолжительное время в этой совсем не духовитой атмосфере. Тем не менее это стало абсолютно неотложным, ибо на борьбе с перманентной революцией непосредственно строится защита оппортунистической линии в области проблем Востока, т. е. большей половины человечества.
      Я уже совсем было приступил к этой непривлекательной работе, теоретической полемике с Зиновьевым и Сталиным, отложив для часов отдыха книги наших классиков (и водолазы вынуждены подниматься наверх, чтобы глотнуть свежего воздуха), - как вдруг неожиданно для меня появилась в обращении статья Радека, посвященная "углубленному" противопоставлению теории перманентной революции - воззрениям Ленина на тот же вопрос. Сперва я собирался отложить работу Радека в сторону, чтоб уж не отвлекаться от уготованной мне судьбою комбинации из непрессованной ваты и рубленной щетины. Но целый ряд дружеских писем заставил меня внимательнее прочитать работу Радека, и я пришел к такому выводу: для более узкого круга лиц, которые думают самостоятельно, не под указку, и добросовестно учатся марксизму, работа Радека вреднее официальной литературы - в том же смысле, в каком оппортунизм в политике тем опаснее, чем он замаскированнее, и чем лучшей личной репутацией прикрыт. Радек является одним из моих ближайших политических друзей. Это достаточно запечатлено событиями последнего периода. Но в течение последних месяцев ряд товарищей с тревогой следил за эволюцией Радека, который с крайнего левого фланга оппозиции передвинулся на ее правый фланг. Все мы, ближайшие друзья Радека, знаем, что его блестящие политические и литературные данные сочетаются с исключительной импульсивностью и впечатлительностью, качествами, которые в условиях коллективной работы являются ценным источником инициативы и критики, но в обстановке разобщенности могут дать совсем иные плоды. Последняя работа Радека, - в связи с рядом его предшествующих выступлений, - вынуждает признать, что Радек потерял компас, или, что компас этот находится под воздействием длительной магнитной аномалии. Работа Радека совсем не есть эпизодическая экскурсия в прошлое; нет, это не вполне продуманная, но не менее от этого вредная поддержка официального курса, со всей его теоретической мифологией.
      Охарактеризованная выше политическая функция нынешней борьбы с "троцкизмом" ни в каком случае не означает, разумеется, что внутри самой оппозиции, которая сложилась, как марксистский оплот против идейно-политической реакции, недопустима внутренняя критика и, в частности, критика моих старых расхождений с Лениным. Наоборот, такая работа самоуяснения может быть только плодотворной. Но здесь, во всяком случае, требовалось сугубое соблюдение исторической перспективы, серьезная работа над источниками и освещение прошлых распрей светом нынешней борьбы. Обо всем этом нет у Радека и помина. Как бы не замечая того, он просто включается в цепь борьбы против "троцкизма", пользуясь не только односторонне подобранными цитатами, но и в корне ложным официальным их истолкованием. Там, где он, как будто бы, отмежевывается от официальной кампании, он делает это настолько двусмысленно, что оказывает ей на самом деле двойную поддержку "беспристрастного" свидетеля. Как всегда бывает при идейном сползании, в последней работе Радека нельзя найти и следов его политической проницательности и литературного мастерства. Работа без перспектив, без трех измерений, работа в одной плоскости цитат и именно поэтому - плоская работа.
      Из какой политической потребности она родилась? Из разногласий, возникших у Радека с подавляющим большинством оппозиции по вопросам китайской революции. Раздаются, правда, отдельные голоса в том смысле, что китайские разногласия сейчас "не актуальны" (Преображенский). Но на эти голоса нельзя даже серьезно откликаться. Весь большевизм вырос и окончательно сложился на критике и проработке, по свежим следам, опыта 1905 года, когда этот опыт был еще непосредственным переживанием первого поколения большевиков. Как же иначе, на каком другом событии могут ныне учиться новые поколения пролетарских революционеров, если не на свежем, еще не остывшем, еще дымящемся кровью опыте китайской революции? Только безжизненные педанты могут "откладывать" вопросы китайской революции, чтобы затем на досуге изучать их в "спокойной" обстановке. Большевикам-ленинцам это тем менее к лицу, что революции в странах Востока еще никак не сняты с порядка дня, а сроки их никому не известны.
      Заняв ложную позицию в вопросах китайской революции, Радек пытается ретроспективно обосновать ее односторонним и искаженным изображением старых моих разногласий с Лениным. Вот здесь то Радеку и приходится пользоваться оружием чужого арсенала и без компаса плыть в чужом фарватере.
      Радек мне друг, но истина дороже. Я вынужден снова отложить более обширную работу о вопросах революции, чтобы дать отпор Радеку. Слишком большие поставлены вопросы, и поставлены ребром. Затруднение у меня при этом тройное: обилие и разнообразие ошибок в работе Радека; изобилие литературных и исторических фактов за 23 года (1905-1928), которые опровергают Радека; краткость времени, которое я могу уделить этой работе, ибо на передний план сейчас выдвигаются хозяйственные проблемы СССР.
      Всеми этими обстоятельствами определяется характер настоящей работы. Она не исчерпывает вопроса. Многое в ней не досказано, - отчасти, впрочем, и потому, что она примыкает к предшествующим работам, прежде всего, к "Критике программы Коминтерна". Груды фактического материала, собранные мною по этому вопросу, остаются неиспользованными - до написания намеченной книги против эпигонов, т. е. против официальной идеологии полосы реакции.
      * * *
      Работа Радека о перманентной революции упирается в вывод:
      "Новой части партии (оппозиции) угрожает опасность возникновения тенденций, отрывающих развитие пролетарской революции от ее союзника - крестьянства".
      Сразу поражает, что этот вывод относительно "новой" части партии сделан во второй половине 1928 года, как новый вывод. Мы его слышим непрестанно уже с осени 1923 года. Как же Радек обосновывает свой поворот в сторону главного официального тезиса? Опять таки не новыми путями: он возвращается к теории перманентной революции. В 1924-25 г.г. Радек несколько раз собирался написать брошюру, посвященную доказательству той мысли, что теория перманентной революции и ленинский лозунг демократической диктатуры пролетариата и крестьянства, взятые в историческом масштабе, т. е. в свете прошедших перед нами трех революций, ни в каком случае не могут быть противопоставлены друг другу, наоборот, в самом основном совпадают. Теперь, проработав, - как он пишет одному из товарищей, - "заново" этот вопрос, Радек пришел к выводу, что старая перманентная теория угрожает "новой" части партии не больше и не меньше, как опасностью отрыва от крестьянства.
      Как же, однако, Радек "проработал" вопрос? Некоторые сведения на этот счет он сообщает сам:
      "Мы не имеем под рукой формулировок, данных Троцким в 1905 г., во вступлении к марксовой "Гражданской войне во Франции", и в 1905 году, в "Нашей революции".
      Годы здесь указаны не совсем точно, но на этом останавливаться не стоит. Суть дела в том, что единственная работа, где я в более или менее систематическом виде изложил свои взгляды на развитие революции, это обширная статья "Итоги и перспективы" (стр. 224-286 в книге "Наша революция", Петербург, 1906). Статья моя в польском органе Розы Люксембург и Тышко (1909 г.), - на которую Радек только и ссылается, но которую он, увы, излагает по Каменеву, - ни в каком случае не претендовала на законченность и полноту. Теоретически она опиралась на названную выше книгу "Наша революция". Никто не обязан читать сейчас эту книгу. После того произошли такие события и в этих событиях мы на деле так многому научились, что мне, признаться, просто претит нынешняя эпигонская манера рассматривать новые исторические проблемы не в свете живого опыта уже совершенных нами революций, а преимущественно в свете цитат, относившихся только к предвиденью нами будущих революций. Этим я, конечно, не хочу отрицать право Радека подойти к вопросу и с историко-литературной стороны. Но тогда уж нужно делать это как следует. Радек покушается на попытку осветить судьбу теории перманентной революции на протяжении чуть не четверти столетия, и при этом вскользь замечает, что у него "нет под рукой" тех именно работ, в которых эта теория мною изложена.
      Отмечу тут же, что Ленин, как для меня стало особенно ясно сейчас, при чтении его старых статей, никогда не читал названной выше основной работы. Объясняется это, повидимому, не только тем, что "Наша революция", вышедшая в 1906 году, вскоре была конфискована, а мы все вскоре оказались в эмиграции, но может быть и тем, что две трети названной книги состояли из перепечатки старых статей, и от многих товарищей мне впоследствии приходилось слышать, что они не читали книги, считая ее целиком собранием старых работ. Во всяком случае, разрозненные, очень немногочисленные, полемические замечания Ленина против перманентной революции основаны почти исключительно на предисловии Парвуса к моей брошюре "До 9-го января", на его же неизвестной мне совершенно прокламации "Без царя" и на внутренних спорах Ленина с Бухариным и другими. Никогда и нигде Ленин не разбирает и не цитирует, хотя бы вскользь, "Итогов и перспектив", а некоторые явно ко мне не относящиеся возражения Ленина против перманентной революции прямо свидетельствует, что он не читал этой работы*1. /*1 Правда, в 1909 году Ленин цитирует мои "Итоги и перспективы", в статье, посвященной полемике против Мартова. Однако, не трудно было бы показать, что Ленин берет эти цитаты из вторых рук, т. е. у того же Мартова. Только так и можно объяснить некоторые из его возражений мне, покоющихся на явных недоразумениях./ /В 1919 году советское издательство выпустило мои "Итоги и перспективы" отдельной брошюрой. К этому, приблизительно, времени, относится то примечание к сочинениям Ленина, которое гласит, что теория перманентной революции стала особенно знаменательна "теперь", после октябрьского переворота. Читал ли или, хотя бы, только просматривал Ленин мои "Итоги и перспективы" в 1919 году? Ничего не могу на это сказать. Я лично все время находился в разъездах, посещал Москву урывками и во время свиданий с Лениным - тогда, в разгар гражданской войны, - нам обоим было не до фракционных теоретических воспоминаний. Но А. А. Иоффе в тот именно период имел с Лениным беседу о теории перманентной революции. Об этой беседе Иоффе рассказал в своем предсмертном письме ко мне (см. "Моя жизнь", изд. "Гранит", т. II, стр. 284). Можно ли показание А. А. Иоффе истолковать таким образом, что Ленин в 1919 году впервые ознакомился с "Итогами и перспективами" и признал правильность заключавшегося в них исторического прогноза? На этот счет я ничего не могу предложить, кроме психологических догадок. Убедительность этих последних зависит от оценки спорного вопроса по существу. Слова А. А. Иоффе о том, что Ленин признал мой прогноз правильным покажутся непонятными человеку, воспитанному на теоретическом маргарине послеленинской эпохи. Наоборот, кто продумает действительное развитие мысли Ленина в связи с развитием самой революции, тот поймет, что Ленин в 1919 году должен был дать, не мог не дать новую оценку теории перманентной революции, отрывочно, мимоходом, иногда явно противоречиво, на основании отдельных цитат, ни разу не подвергая рассмотрению мою позицию в целом./ /Для того, чтобы признать в 1919 г. мой прогноз правильным, Ленину не было никакой надобности противопоставлять мою позицию своей собственной. Ему достаточно было взять обе позиции в их историческом развитии. Незачем здесь снова повторять, что то конкретное содержание, которое Ленин давал каждый раз своей формуле "демократической диктатуры" и которое вытекало не столько из этой гипотетической формулы, сколько из анализа реальных изменений в соотношении классов, - что это тактическое и организационное содержание навсегда вошло в инвентарь истории, как классический образец революционного реализма. Почти во всех тех случаях, по крайней мере, во всех важнейших, где я тактически или организационно противопоставлял себя Ленину, правота была на его стороне. Именно поэтому я не видел никакого интереса вступаться за свой старый исторический прогноз, пока могло казаться, что дело касается только исторических воспоминаний. Вернуться к вопросу я увидел себя вынужденным только в тот момент, когда эпигонская критика теории перманентной революции стала не только питать теоретическую реакцию во всем Интернационале, но и превратилась в орудие прямого саботажа китайской революции./
      Было бы, однако, опрометчиво думать, что "ленинизм" Ленина в этом именно и состоит. А таков, повидимому, взгляд Радека. Во всяком случае разбираемая мною статья его свидетельствует не только о том, что основных моих работ у него нет "под рукой", но и о том, что он как будто никогда не читал их, а если и читал, то давно, до октябрьского переворота, и во всяком случае, очень немногое удержал в памяти.
      Этим дело, однако, не ограничивается. Если в 1905 или в 1909 г. допустимо и даже неизбежно было полемизировать друг с другом по поводу отдельных злободневных тогда статей и даже отдельных фраз в отдельных статьях, особенно в условиях раскола, - то теперь, при ретроспективном обзоре гигантского исторического периода, нельзя же революционеру-марксисту не поставить перед собой вопрос: как обсуждаемые формулы применялись на практике, как они преломлялись и истолковывались в действии? Какова была тактика? Если-б Радек дал себе труд перелистать хотя бы две книги "Нашей первой революции" (т. II-й моих "Сочинений"), он не отважился бы написать свою нынешнюю работу, во всяком случае выкинул бы из нее целый ряд своих размашистых утверждений. По крайней мере, я хочу надеяться на это.
      Так, Радек прежде всего узнал бы из этих двух книг, что перманентная революция отнюдь не означала для меня в политической деятельности перепрыгивание через демократический этап революции, как и через более частные ее ступени. Он убедился бы, что, несмотря на то, что весь 1905 год я нелегально провел в России, без связи с эмиграцией, я задачи очередных этапов революции формулировал совершенно однородно с Лениным; он узнал бы, что основные воззвания к крестьянам, выпущенные центральной большевистской типографией в 1905 году, были написаны мной; что редактировавшаяся Лениным "Новая Жизнь" в редакционной заметке решительно взяла под защиту мою статью о перманентной революции в "Начале"; что ленинская "Новая Жизнь", а иногда и Ленин лично неизменно поддерживали и защищали те политические постановления Совета Депутатов, автором которых я был и по которым я в девяти случаях из десяти выступал докладчиком; что после декабрьского разгрома я написал из тюрьмы тактическую брошюру, в которой центральную стратегическую проблему усматривал в сочетании пролетарского наступления с аграрной революцией крестьянства; что Ленин напечатал эту брошюру в большевистском издательстве "Новая волна", передав мне через Кнунианца очень энергичное одобрение; что на лондонском съезде 1907 года Ленин говорил о "солидарности" моей с большевизмом во взглядах на крестьянство и либеральную буржуазию. Все это для Радека не существует: очевидно, и этого не было "под рукой".
      Как же, однако, обстоит дело у Радека с работами самого Ленина? Не лучше или немногим лучше. Радек ограничивается только теми цитатами, которые Ленин направлял против меня, сплошь да рядом имея в виду не меня, а других (напр., Бухарина и Радека: откровенное указание на этот счет имеется у самого же Радека). Ни одной новой цитаты против меня Радеку привести не удалось: он просто использовал готовый цитатный материал, который ныне почти у каждого гражданина СССР имеется "под рукой". Радек прибавил к этому лишь несколько цитат, где Ленин втолковывает анархистам и социалистам-революционерам прописные истины о различии между буржуазной республикой и социализмом, причем у Радека выходит так, будто и эти цитаты направлены против меня. Невероятно, но тем не менее это так!

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9