Алан отстал от Анджелы шага на четыре. Теперь ему предстояло споткнуться и упасть. Однако проделать это убедительно не так-то просто! Кроме того, турок, продолжая гнаться за Анджелой, мог на скаку ударить его своей кривой саблей. Впрочем, когда Алан оглянулся в последний раз, их преследователь не обнажил ятагана - вероятно, потому, что готовился схватить Анджелу, а в левой руке он держал поводья.
      Пора! Он пошатнулся и сделал вид, что падает, но тут же выпрямился, едва турок проскакал мимо и догнал Анджелу, успевшую отбежать шагов на двадцать. Он услышал, как девушка вскрикнула, - янычар, наклонившись, схватил ее за руку. Белый конь, потемневший от пота и речной воды, нетерпеливо пританцовывал. Анджела отчаянно отбивалась.
      Алан подскочил к янычару с другого бока. Турок внезапно почувствовал, что в его ногу яростно впились две сильные руки и так вывернули колено, что он завопил от боли. Он отпустил девушку, но, не успев повернуться к своему противнику, слетел с седла и тяжело ударился о землю. Вероятно, впоследствии турок так и не смог вспомнить, что случилось потом: Алан прыгнул к нему на грудь и стал колотить его затылком о землю, пока он не потерял сознание.
      - Теперь уж не спрячешься!.. - задыхаясь, сказал Алан. - Увидев его, они обо всем догадаются. Попробуем ускакать на его лошади.
      Он сунул ногу в стремя, вспрыгнул в высокое турецкое седло и, протянув руку бледной, дрожащей Анджеле, помог ей вскарабкаться на коня позади себя. Арабскому скакуну все это не понравилось, и он стал тревожно и ласково тыкаться мордой в грудь своего неподвижного хозяина. При других обстоятельствах это благородство восхитило бы Алана, но теперь он счел его неуместным. В конце концов коня все же удалось отогнать от распростертого на земле янычара, и они отправились дальше.
      Со всех сторон беглецов по-прежнему окружал лес, а сзади доносились крики, доказывавшие, что и остальные турки перебрались через реку. Еще несколько минут - и они наткнутся на своего товарища и бросятся в погоню за беглецами. Алан прекрасно понимал, что не сумеет ускакать от них на чужом строптивом коне, да к тому же несущем двойную ношу.
      - Деревня, наверное, уже близко, - сказала Анджела.
      - Да-да, мы успеем до нее добраться.
      И действительно, обогнув следующий отрог, они увидели впереди деревню. Впрочем, эта кучка белых домиков, теснившихся на вершине холма, к которой вела крутая тропа, вряд ли заслуживала название деревни.
      - Там мы будем в безопасности, - сказал Алан с притворной уверенностью.
      По тропе лошадь поднималась шагом. Из-за ограды выскочила овчарка и яростно залаяла. Алан разглядел во дворе несколько темных фигур - это женщины ворошили сено.
      Какой-то старик с трудом разогнул спину, приставил руку козырьком к глазам, а потом заковылял к ним навстречу, сжимая в руке вилы.
      - Да будет с тобой божья милость, дедушка! - крикнул Алан.
      - И с вами, сынки?
      Алан повернулся в седле и указал на лес.
      - Турки, - сказал он, - там, внизу.
      Старик поднял глаза к небу.
      - Да смилуется над нами господь!
      Алан, желая успокоить его, поднял шесть пальцев, но старик повторил:
      - Да смилуется над нами господь! Все наши молодые люди ушли со стадом в горы.
      - Что они сейчас делают? - спросила Анджела.
      Алан прильнул к бойнице в толстой каменной стене, но сквозь эту щель ему был виден только уголок двора.
      - Что-то вытаскивают из амбаров, - ответил он. - Связки хвороста, солому и какой-то хлам.
      На темном чердаке царила тишина, и только негромко плакал младенец. Потом Анджела снова заговорила:
      - Давно они послали мальчишку за мужчинами?
      - Наверное, и часа не прошло. В таких случаях время всегда тянется очень медленно.
      - А старик сказал, что пути до них два часа... Ну, может быть, мужчины сумеют добраться сюда за час, потому что они сильнее, да и идти надо будет не в гору, а с горы. Но даже и так...
      - Но даже и так, - тихо закончил Алан, - надежды мало.
      Он перешел к другой бойнице. Сосновые доски глухо скрипели под его ногами. Он споткнулся о лестницу, которую они втащили вслед за собой на темный чердак - обычный приют местных крестьян в минуту опасности. Только там, где сквозь узкие щели бойниц пробивались косые лучи дневного света, были видны мешки с зерном и скорчившиеся на них женщины.
      Через другую бойницу ему удалось разглядеть, чем были заняты турки. Они сновали по двору с охапками хвороста и соломы. И хотя Алан не видел массивных дверей дома, находившихся почти прямо под ним, он догадался, что турки собираются их поджечь.
      А помощь может прийти не раньше, чем через три часа! Да за это время турки успеют выкурить их отсюда или поджарить живьем - и не один раз, а два или три...
      Алан в бессильной ярости сжал кулаки. Эх, будь у него английский лук и десяток стрел!.. Пусть даже не десяток, а хотя бы шесть! Он перестрелял бы этих янычар, как кроликов! И они не оказались бы здесь, в этой ловушке. Он покончил бы с турками еще там, на дороге, под прикрытием сосен, не подвергая опасности этих ни в чем не повинных крестьян.
      Английский лук! С тем же успехом он мог бы мечтать о появлении отряда английской конницы или легионов небесного воинства! Надо смотреть правде в глаза, а тщетными пожеланиями делу не поможешь.
      На чердаке, кроме него с Анджелой, прятались еще старик и десяток женщин с маленькими детьми. Старику было, пожалуй, лет семьдесят, однако он казался достаточно крепким и мог бы в случае необходимости постоять за себя. Но больше никто тут не сумел бы пустить в ход саблю или пику, хотя оружия на чердаке хранилось достаточно и на двадцать человек. Нет, о том, чтобы сделать вылазку и схватиться с янычарами врукопашную, нечего и думать.
      Вдруг снизу донесся крик. Главарь турок решил вступить в переговоры с защитниками чердака. Старик ответил ему, но Алан ничего не понял из их короткого разговора. Даже со стариком он объяснялся лишь кое-как. Но тому все же удалось растолковать юноше, о чем шла речь.
      - Они говорят, - сообщил старик, - что им нужна только девушка. - Он неуверенно указал на Анджелу. - Они говорят, что это не парень, а девушка. Так?
      - Так! - ответила Анджела.
      Старик хмыкнул.
      - Турки говорят, что никого не тронут. Если мы выдадим им девушку, они уедут. А не то они спалят деревню, убьют нас всех и все равно захватят девушку.
      - Скажи им, чтобы они убирались к черту! - сердито начал Алан, но Анджела со спокойной решимостью перебила его:
      - Иного выхода нет, Алан. Что бы мы ни делали, конец будет один. Так с какой стати должны эти люди страдать только потому, что я попросила у них приюта? И уж если на то пошло, то почему должен умирать ты только потому, что я против твоего желания навязалась тебе в спутники?
      - Мы должны держаться вместе до конца! - отрезал Алан.
      - Это ты так полагаешь, но не эти бедняги. Слышишь, как женщины переговариваются между собой? Они считают, что меня надо выдать туркам, и они правы.
      - Ты с ума сошла! Ты думаешь, я допущу, чтобы ты добровольно сдалась этим разбойникам там, внизу...
      - Ты не должен мешать мне, Алан. Я поступлю так, как считаю правильным.
      - Правильным? - крикнул он.
      - Если я не выйду к туркам, то стану убийцей и этого малыша, и всех остальных... И не беспокойся - янычары будут обращаться со мной хорошо.
      - Откуда ты знаешь?
      - Они ведь собираются продать меня на невольничьем рынке в Константинополе, а до тех пор будут обо мне заботиться. А до Константинополя путь не близкий, и за это время многое может произойти. Молодежь вернется с гор, и ты сегодня же отправишься с ними в погоню за янычарами.
      - Может, отправлюсь, а может, и нет! - с отчаянием воскликнул он. - Вдруг они не захотят пойти со мной? Ведь их собственной деревне уже не будет грозить опасность!.. И откуда ты знаешь, что турки сдержат слово и, заполучив тебя, не перебьют всех остальных?
      - Все равно другого выхода нет. Если я не спущусь, все, кто находится здесь, погибнут обязательно.
      И тут, словно для того, чтобы придать убедительность ее словам, внизу раздался треск горящего хвороста. На чердаке запахло дымом, и женщины разразились причитаниями.
      Алан повернулся к бойнице, но ничего не увидел. Все кругом было затянуто серой завесой дыма, он струйками проникал на чердак, и все вокруг начали кашлять.
      - Ты не пойдешь! - сказал Алан.
      - Я должна.
      - Я не пущу тебя, Анджела!
      Однако прежде, чем он успел сделать хоть шаг, его стиснули крепкие объятия. Старик оказался даже еще более сильным, чем думал Алан. Шестьдесят дет тяжкого труда придали его узловатым рукам крепость железа. Захваченный врасплох, Алан не мог вырваться. Анджела, которой бросились помогать все женщины, откинула крышку люка и спустила лестницу. Одна из женщин что-то закричала туркам, и те ответили. Анджела повернулась к Алану. В темноте он не мог различить выражения ее лица, но голос ее был спокоен, хотя, очевидно, это далось ей нелегко.
      - Не беспокойся за меня, Алан. Мне, право же, не страшно,
      - Ты лжешь!
      Алан снова забился в цепких руках старика, но они не разжались.
      И Анджела, оставаясь до конца верной себе, вместо прощального привета процитировала Платона - спокойные слова Сократа, сказанные, когда ему был вынесен смертный приговор:
      От смерти уйти не трудно, о мужи, а вот что гораздо
      труднее, - уйти от нравственной порчи, потому что
      она идет скорее, чем смерть.
      Она спустилась по лестнице. Женщины торопливо втащили лестницу на чердак, захлопнули крышку люка и уселись на нее, с вызовом поглядывая на Алана.
      Только тогда старик разжал руки.
      ...Турки сдержали слово и оттащили пылающий хворост от дверей. Теперь он дымился посреди двора. Алан, онемев от стыда, гнева и сознания своего бессилия, словно узник, наблюдающий за казнью своего друга, прильнул к бойнице, чтобы в последний раз посмотреть на Анджелу. Его лицо горело, и каменная стена казалась ледяной.
      Янычары садились на коней. У стремени их вожака покорно стояла Анджела. Ее руки были стянуты ремнями.
      Неожиданно раздались крики.
      Алан увидел, как янычары разом повернулись и выхватили кривые ятаганы. Черт бы подрал эти узкие бойницы! Что происходит? До него донесся стук копыт, нарастающий, как барабанный бой.
      Вдруг в той узкой полоске двора, которую он видел, промелькнули новые всадники. Раздался лязг стали, пистолетные выстрелы. Один турок упал, за ним второй... По двору, словно по арене, кружили пары дерущихся всадников. Сабли скрещивались с ятаганами. Теперь лошади словно танцевали какой-то сложный балет. Еще миг - и они исчезли из его поля зрения. Старик, стоявший у соседней бойницы, крикнул:
      - Слава господу! Турки бегут. Но кто эти всадники?
      Вскоре Алан уже мог бы ответить на его вопрос. Он увидел, как один из новоприбывших подскакал к дому, размахивая украшенной перьями шляпой.
      - Мессер Дрейтон жив?
      Это был Чезаре Морелли.
      Глава четырнадцатая. ОЗЕРО.
      Странная это была встреча в дикой долине Ольтула. Сидя за столом среди словоохотливых крестьян, которых стало теперь значительно больше, потому что подоспели мужчины с гор; спасенные и спасители держались друг с другом весьма любезно и настороженно.
      Алан счел своим долгом горячо поблагодарить четверых венецианцев, которые, рискуя жизнью, пришли к ним на помощь.
      - Умоляю, не упоминай о такой малости, - попросил Чезаре с насмешливой улыбкой. - Мы только исполнили свой долг.
      - Ваш долг?
      - По отношению к его светлости, нашему господину. Ведь он был бы весьма раздосадован, если бы вы попали в какую-нибудь беду или даже просто задержались в пути.
      - Интерес герцога к порученному мне делу, каким бы он ни был своекорыстным, на этот раз сыграл благую роль, - сухо заметил Алан.
      Чезаре положил себе на тарелку еще один кусок телятины с блюда и только после этого продолжил разговор.
      - Должен признать, что вы заставили нас побегать, - сказал он. - Ты хорошо умеешь заметать след. А о том, что тебя сопровождает синьорина д'Азола, я узнал только теперь. Однако позволь тебе заметить, мой юный друг, что не следует соединять нежную страсть с предприятиями такого рода. Как ты мог сам убедиться, ничего хорошего из этого не вышло.
      - Ты ошибаешься. Между синьориной д'Азода и мной нет никакой нежной страсти. А кроме того, хоть мы сегодня и попали в беду из-за того, что она девушка, но поверь мне, это не раз оказывалось только полезным.
      Как ни ссорился Алан с Анджелой, он не мог допустить, чтобы кто-нибудь другой позволил себе отзываться о ней неуважительно. Чезаре в ответ только улыбнулся и слегка наклонил голову. Затем он сказал:
      - Ну, раз уж случай свел нас вместе в этой опасной стране, не разумнее ли будет и остальную часть пути проделать вместе? Что скажет на это синьорина? Он повернулся к Анджеле. - Мне кажется, ты более трезво смотришь на вещи, чем наш английский друг.
      - Почему ты так думаешь?
      - Например, сегодня ты поняла, что турки оставили вам только один выход, и сделала единственный верный шаг, как труден он ни был. Неужели теперь ты не понимаешь, что от меня вам не избавиться? Вы сделали все, что могли, и в Венеции и в Рагузе. И все же, как видите, я здесь.
      Анджела посмотрела Морелли прямо в глаза.
      - Я благодарна тебе за спасение. Но я знаю, почему вы это сделали. Просто ты надеешься, что Алан укажет вам, где находится Алексид. Но, кроме того, я знаю, что стоит ему это сделать, как он перестанет быть тебе нужным, и ты палец о палец не ударишь, чтобы помочь ему или мне.
      Венецианец криво улыбнулся.
      - Я для тебя словно открытая книга, синьорина, - насмешливо сказал он и вновь повернулся к Алану. - Однако она неправа, говоря, что ты больше не будешь мне нужен.
      - А именно?
      - Если ты будешь вести себя разумно и помиришься с герцогом, мессер Дрейтон, для тебя это может оказаться очень выгодным. Его светлость требовательный хозяин, но зато он щедро платит за верную службу. Тебе следовало бы помогать нам, а не мешать.
      Алан напряженно думал, пытаясь найти какой-нибудь план действий, пока еще не поздно. Этот вечер должен был решить все. До Варны оставалось не больше тридцати миль. Если Чезаре догадается, что они уже близки к цели, тогда конец.
      В Венеции и даже в Рагузе еще можно было ошибаться, у них еще было время поправить дело, но теперь первая же ошибка все погубит.
      Но как, как избавиться от Чезаре?
      Он наклонился к итальянцу и сказал так тихо, что даже Анджела не разобрала ни слова:
      - Может быть, после ужина мы могли бы подробнее обсудить все это... вдвоем?
      Морелли, прищурившись, кивнул.
      - Ну конечно. Мне кажется, мессер Дрейтон, мы, наконец, начинаем понимать друг друга.
      В прохладном мраке двора, пронизанном сладким запахом сена, Алан беседовал с Морелли.
      - Как это тебя угораздило пытаться говорить со мной начистоту в присутствии этой девушки? - сказал он ворчливо. - Или ты забыл, что она племянница Альда? Я-то могу переменить хозяина, если это будет мне выгодно, но ведь она блюдет интересы своей семьи.
      - Прими мои извинения. Я думал, что она у тебя ходит по струнке.
      Алан смущенно усмехнулся.
      - Скорее, наоборот. Но шутки в сторону: ты ведь понимаешь, что, если мы с тобой договоримся и рукопись получит герцог, я не смогу вернуться к Альду. Она ему обо всем расскажет. Он тогда меня и на порог к себе не пустит.
      Вот такую речь Чезаре понимал без всякого труда.
      - Конечно, ты должен позаботиться о себе. Но ведь на службе у герцога ты за год заработаешь больше, чем у Альда за всю свою жизнь. Ну кто он такой? Жалкий печатник! И всегда сидит без гроша, потому что все деньги, какие получает, тут же расходует на свои любимые книги.
      - Да... - Алан задумчиво потер подбородок. - Теперь я все больше убеждаюсь, что, служа Альду, я не разбогатею. Но скажи... ты-то почему хочешь, чтобы я пошел на службу к герцогу? Мы ведь станем соперниками.
      - Вовсе нет. У нас у каждого свои достоинства, - небрежно ответил Чезаре. - Ты человек ученый - не то, что я. Зато у меня есть другие... способности. Нет, я не опасаюсь, что ты заменишь меня у герцога. Мы будем отлично работать вместе.
      - А что ты, собственно, предлагаешь?
      - Чтобы мы вместе раздобыли рукопись, отвезли ее герцогу и поделили награду пополам. Ведь мне придется немало заплатить трем моим помощникам. А с другой стороны, если ты сочтешь нужным поделиться с девушкой, чтобы она помалкивала, ты, естественно, заплатишь ей из своей доли.
      - Что ж, это справедливо.
      - Герцог будет щедр. Тебе этих денег хватит надолго. Ну, а если ты будешь благоразумен и захочешь подзаработать еще, то у герцога всегда найдется выгодное поручение для людей вроде нас с тобой.
      Алан несколько секунд молчал.
      - Девчонка взбесится, - пробормотал он. - Она ведь настоящая дикая кошка.
      - Ерунда! Неужели ты не сумеешь с ней сладить?
      - Попробую. Она, конечно, поедет с нами. Ведь нельзя же бросить ее в этой глуши!
      - Но в таком случае ты будешь отвечать за ее поведение.
      - Ладно.
      Алан сделал гримасу, зная, что в темноте Морелли этого не увидит. Да, нелегкую он взял на себя задачу!
      - Как ты думаешь, мы сможем купить тут двух лошадей? - спросил он затем. Иначе мы будем вас задерживать.
      - А до этого места еще далеко?
      - Даже верхом меньше чем за пять дней не доберешься.
      - А где оно, собственно говоря?
      Алан тихонько засмеялся.
      - Право же, мессер Морелли, раз уж я решил довериться тебе, попробуй и ты поверить мне на слово. Герцог, конечно, заплатит за этих лошадей?
      - Да.
      - И возместит все наши расходы с этого дня?
      - После того как получит рукопись. Теперь я вижу, что ты человек деловой.
      - Учусь понемножку, - скромно ответил Алан.
      - А почему ты свернул в эту долину? - небрежно спросил Чезаре, но ему все равно не удалось скрыть, что вопрос этот он задал недаром. - Ведь эта тропа никуда не ведет - за перевалом она поворачивает назад к константинопольской дороге.
      - Вот именно, - спокойно ответил Алан. - Потому-то я сюда и свернул. Я опасался, что не сумел сбить тебя со следа, и, как видишь, оказался прав. Вот я и подумал, что в этом случае полезно будет прогуляться по Ольтулу, а потом опять выйти на нужную дорогу, совсем тебя запутав.
      - Только ты просчитался. - И венецианец самодовольно ухмыльнулся.
      - Однако все вышло к лучшему. - Алан зевнул и поднялся на ноги. - Сегодня я буду спать как убитый. Мы ведь вчера ночевали под открытым небом и совсем глаз не сомкнули. Ты узнаешь насчет лошадей?
      - Поговорю утром со здешними крестьянами. Наверное, у них что-нибудь найдется. Или можно попробовать поискать турецких коней. Они вряд ли далеко ушли.
      Алан зевнул еще раз.
      - Ладно, ты займись лошадьми, а я заговорю зубы синьорине д'Азола.
      Он пожелал Чезаре доброй ночи и отправился в комнату, в которой хозяева обещали постелить ему и Анджеле. К его большому удивлению, девушки там не оказалось. Однако несколько минут спустя она ворвалась в комнату, и даже в слабом свете сального огарка он разглядел, что она вне себя от ярости.
      Она подскочила к нему и выпалила по-гречески:
      - Так, значит, ты собираешься заговорить мне зубы? Ты будешь отвечать за мое поведение?
      - Анджела, послушай...
      - Я уже наслушалась! Вот уж не думала, что ты на это способен! Ты дашь мне деньги, чтобы я помалкивала? А сам пойдешь на службу к герцогу Молфетте? И после этого будешь спать как убитый? Да где же твоя совесть, если ты способен хотя бы сомкнуть глаза после всего, что натворил сегодня?
      Алан почувствовал, что она вот-вот даст ему пощечину. Но с него было достаточно и той, которую он получил в Венеции. На этот раз ему удалось вовремя схватить девушку за руку. Она попыталась вырваться, но не смогла.
      - Сегодня ни ты, ни я не сомкнем глаз, - сказал он. - Жаль, конечно, после такого-то дня! Но боюсь, нам придется пуститься в путь, едва только остальные уснут.
      Чезаре никогда не отличался излишней доверчивостью - человек с подобным недостатком недолго удержался бы на службе у молфеттского Ястреба. И все же на этот раз его недосмотр, пожалуй, был извинителен.
      Он и его люди за последнюю неделю совсем измучились. Правда, они ехали верхом, но им пришлось сделать немало лишних миль, так как нередко они сбивались со следа, да и сбор сведений был делом нелегким. Поэтому они были утомлены ничуть не меньше Алана и Анджелы.
      Они подоспели как раз вовремя, чтобы вырвать молодых людей из рук турок так вовремя, что это могло показаться чудом или, по крайней мере, удивительным везением. Однако Чезаре знал, что тут не было ни чуда, ни везения. Они подоспели в нужную минуту, потому что всю неделю скакали, не жалея себя, потому что он обдумал и взвесил каждую возможность. При мысли о том, что он чуть было не потерпел неудачу, его и сейчас бросало в дрожь. Доверенному слуге, который потерпел неудачу, лучше было не являться на глаза герцогу.
      И если он не поставил человека наблюдать за домом, где спал Алан, то вовсе не потому, что поверил юноше. Просто он понимал, что любой из его спутников неминуемо уснет на посту. Четверо - это все-таки не армия, думал он. У человеческих сил есть предел, и их силы были уже исчерпаны.
      К тому же, если Анджеле казалось невероятным, что Алан мог так легко переметнуться на сторону врага, Чезаре это представлялось вполне естественным. Ведь он жил в мире, где почти любой человек охотно пошел бы на предательство, лишь бы ему за это хорошо заплатили, и он сам, не задумываясь, бросил бы своего герцога, если бы нашелся более щедрый хозяин.
      Нет, согласие юноши не удивило его - в гораздо большее недоумение его приводило то упорство, с каким Алан держал слово, данное небогатому книгопечатнику. Вот этого венецианец понять не мог.
      И Чезаре лег спать со спокойной душой. Англичанин, наконец, заговорил разумно. И сомневаться в его искренности не приходилось - иначе он не стал бы заботиться о таких мелочах, как плата за лошадей, возмещение дорожных расходов и прочее. Да-да, у белобрысого мальчишки была своя цена, как и у любого другого человека. Значит, дальше все пойдет хорошо.
      Вот почему Чезаре спал как убитый, пока Алан и Анджела в темноте пробирались в горы.
      Рассвет застал их на пустынном нагорье. Позади них, далеко внизу, лежала темная полоска леса - это была долина Ольтула.
      Анджела устало опустилась на камень.
      - Ну что ж, - сказала она, - нам удалось ускользнуть. Что мы будем делать?
      - Ляжем спать, едва взойдет солнце.
      - Спать? Где же? Тут?
      - Нет. Не около этой тропы. Я думаю, Моррели и его люди доберутся сюда часа через два. Им будет нетрудно найти наши следы.
      - Эти следы ты оставлял нарочно, - сказала наблюдательная Анджела. - Зачем тебе понадобилось заманивать их за нами сюда?
      - Чтобы отвести от Варны. Оставить их бродить в окрестностях монастыря слишком опасно. Пусть думают, что мы пошли прямо через это нагорье, а не по долине Ольтула. - Он указал на скалы, громоздившиеся в двух-трех милях к востоку. - Хватит у тебя сил добраться туда? Там, наверное, удастся отыскать укромное местечко. Мы спрячемся там на весь день и хорошенько выспимся.
      - А они нас не найдут?
      - Нет. Посмотри сама. На этой каменистой тропе не остается никаких следов. Если мы свернем с нее тут, они об этом не догадаются.
      - Ну хорошо. - Анджела мужественно поднялась на ноги. - Пойдем по этому ручейку. Он как будто течет с той стороны. - С этими словами девушка вошла по щиколотку в воду и вскрикнула - такой она оказалась холодной.
      - Это ты хорошо придумала. Нас тогда даже с собаками не отыскать.
      До скал они добирались почти час.
      - Следи за тем, чтобы не показаться над гребнем, - предостерег Алан, когда они начали карабкаться по камням.
      Вскоре им удалось отыскать ровную площадку, чуть скошенную к югу и совсем заслоненную соседним выступом. Они улеглись там, подложив под головы свои сумки.
      - Тут ты в такой же безопасности, как у себя дома в Венеции, - сказал Алан.
      День уже клонился к вечеру, когда они проснулись, очень голодные, но отдохнувшие. Алан достал съестные припасы, которые ему удалось тайком от Морелли купить у крестьян.
      - Ну, а что дальше? - спросила Анджела. - Вернемся назад в деревню? i Алан покачал головой.
      - Слишком опасно. Нам придется поискать другую дорогу к Ольтулу. Ведь в деревне Морелли мог оставить кого-нибудь из своих" людей.
      Анджела оглядела нагорье и скалы, которые в косых лучах заходящего солнца казались мрачными и зловещими.
      - Но тут же нет никакой дороги! Мы заблудимся в этом страшном месте.
      - Страшном? - засмеялся Алан. - В моем родном Йоркшире найдутся места и нестрашней. Давай осмотримся, пока еще не начало темнеть.
      По-прежнему стараясь не высовываться из-за камней, чтобы их нельзя было заметить издали, они взобрались на вершину скалы. Внезапно Анджела вскрикнула и указала вдаль.
      В двадцати милях от них, среди пустынных нагорий, изрезанных темными долинами, виднелась кроваво-красная полоска - озеро Варна, в котором отражался закат.
      Глава пятнадцатая. У ВОРОТ МОНАСТЫРЯ.
      - Этот монастырь больше похож на рыцарский замок, - сказала Анджела, глядя на мощные стены, угрюмо вздымающиеся над обрывом.
      В небе вновь горел закат. Всю предыдущую ночь они мерзли в своем тайнике под уступом, а потом весь день шли по нагорью к долине Варны. Хотя по прямой до озера было не больше двадцати миль, они проделали миль тридцать, обходя расселины и нагромождения скал. Но как бы то ни было, все кончилось благополучно: они не встретили ни турок, ни венецианцев, и теперь, усталые, но полные радости, с торжеством смотрели на монастырь, до которого так долго добирались.
      Долина Варны была одной из тех долин, которые, прорезая горы, расходились от Ольтула, словно растопыренные пальцы. Но эта долина отличалась от других тем, что бежавшая по ней быстрая речка вытекала из озера, зловеще серого, мили в три длиной и в милю шириной.
      С трех сторон озеро сжимали почти отвесные скалы, кое-где прерывавшиеся веерообразными каменными россыпями. И только там, где из него вытекала речка, долина немного расширялась и была покрыта квадратиками полей. Эту небольшую равнину разрезал надвое крутой утес, вздымавшийся между заросшей камышами отмелью и полосками ржи.
      - Да, странное место для служения богу, - согласился Алан.
      Крыши и колокольни монастыря вместе с окружающими их скалами образовывали на фоне неба одну черную зубчатую линию. Грозным и диким казалось даже само небо, залитое багровыми красками заката, исчерченное волнистыми полосами золотых и алых облаков, которые напоминали хвосты сказочных чудовищ.
      - Быть может, они забрались на такую высоту, чтобы жить поближе к небесам, - сухо заметила Анджела.
      Оказалось, что подойти к монастырским воротам труднее, чем к воротам иной крепости.
      Чтобы достичь подножия утеса, молодым людям пришлось перебраться через реку, которая прорезала долину наискосок и у противоположного склона поворачивала к Ольтулу почти под прямым углом. Когда они шли по ветхому мосту из неотесанных бревен, под которыми бешено бурлила вода, Алан сказал:
      - А ведь это почти остров. С одной стороны озеро, с другой - река, и со всех сторон - обрывы.
      - Не знаю, удалось ли им приблизиться к небу, но от людей они сумели отгородиться.
      - Что ж, их нельзя винить - ведь вокруг рыщут турки. Однако и говоря это, Алан знал, что монастырь был построен за много веков до того, как турецкие орды вторглись в Европу. Некогда в Варну пришли те, кто искал святой жизни, и они построили в этом диком краю приют благочестия и учености. "Но вот кто обитает здесь теперь?" - подумал Алан.
      Еще немного - и они узнают. Тропинка, настолько крутая, что местами она переходила в грубо вытесанные ступеньки, петляя, вела на вершину утеса. На полпути поперек нее высились массивные ворота, напоминавшие предмостное укрепление замка.
      - Попасть туда можно только через эти ворота, - сказал Алан.
      Хотя уже смеркалось, они хорошо видели, что и слева и справа от ворот скала уходила вниз совершенно отвесно. Проникнуть в монастырь незаметно было нельзя. К счастью, у них и не было такого намерения.
      - Только не спутай, кто мы такие и зачем сюда пришли, - прошептал Алан на ухо девушке.
      - Не беспокойся, я все помню назубок.
      Наконец они подошли к окованным железом створкам ворот. Вот она, решающая минута. Алан сжал кулак и постучал.
      Стук замер, и наступила тишина. Подождав немного, он постучал еще раз.
      По-прежнему единственным ответом была тишина. Монастырь казался таким же угрюмым и безмолвным, как окружающие утесы. Молодые люди переглянулись. С каждым мгновением становилось все темней.
      - Дай-ка я, - сказала Анджела.
      - Ну, уж если они моего стука не услышали, так где же тебе...
      Тут он вздрогнул от громового стука и, поглядев на Анджелу, увидел, что она сжимает в руке большой камень. Ее выдумка оказалась удачной. Прямо перед ними приоткрылось решетчатое окошко. Старческий голос пробормотал что-то невнятное. Алан заговорил по-гречески:
      - Мы два молодых паломника, отец. Мы ищем ночлега.
      - Уже поздно, солнце зашло, а монастырские правила запрещают открывать ворота после наступления темноты.
      - Во имя христианского милосердия, отец! Мы прошли долгий путь, мы изнемогаем от голода и не нашли здесь другого жилья.
      - В Варне и нет другого жилья. Мы чураемся мира и его суетной греховности.
      - Мы тоже бежим от мира и суетной греховности, отец, - вкрадчиво сказала Анджела, почти не покривив душой. "Уж Морелли, во всяком случае, можно считать воплощением суетной греховности", - подумала она.