Особая очередь, состоящая из смуглых людей с курчавыми волосами: мужчин, одетых в мятые пиджаки, кожаные куртки, клетчатые рубашки, без галстуков, в сандалиях… женщин с золотыми кольцами в ушах, с локонами на голове… А здесь, в широком коридоре четвертого этажа, не было никого. Фернандо медленно продвигался между двустворчатыми дверьми, наглухо закрытыми, как в отелях, больницах, тюрьмах… Им не было конца. Пахло штемпельной краской. Наконец открытая дверь. Над ней надпись: «Зал ожидания». Фернандо вошел, одним взглядом окинул железные скамейки, расчертившие комнату черными полосами, на стене печатный список «присяжных переводчиков»… худой человек одиноко сидел в углу, три женщины сидели вместе – молодая тучная матрона и еще две. Они похожи на хозяйку публичного дома и двух ее подопечных… Фернандо подошел к окну, его всегда тянуло к выходу. Из окна были видны пристройки, где помещались отделы этого же учреждения. Узкий проход между двумя домами, а над ним соединяющий их воздушный мост. На всех этажах в окна видны были безостановочно стучавшие машинистки, и даже было слышно, как щелкают их машинки и звенят, передвигаясь, каретки. А надо всем простиралось небо, и в нем одиноко развевался сине-бело-красный флаг, как надпись: Франция. Немного сбоку, выступая за крышу Префектуры, над прекрасной старинной каменной стеной крупным планом на фоне голубого неба стояли спина к спине античные торсы в латах, безрукие, безногие, безголовые, изваянные из подернутого копотью светло-серого камня, того самого камня, из которого сделаны все скульптуры Парижа. Фернандо перевел взор в зал ожидания, и он показался ему еще более безобразным со своими тяжелыми железными скамейками, сделанными по образцу деревянных деревенских и отполированными дочерна теми, кто, сидя на них, ждал, ждет и будет ждать… Эти скамейки наводили на мысль о цепях, пытках, колодках, кандалах… Фернандо нерешительно сел на одну из них: он, наверное, попал не в тот отдел. В здании напротив, на другой стороне узкого прохода, машинистки, все повернутые лицом в одну сторону – чтобы свет падал слева, – стучали на своих машинках… В небе флаг… Свобода, Равенство и Братство… Фернандо встал, вышел в коридор, и ему сразу бросилась в глаза надпись на двери напротив: «Высылка. Действительная служба». Как мог он не заметить этого! Но такие же надписи были на всех дверях!… Высылка, действительная служба. Ему вовсе не хотелось здесь задерживаться. Но этот коридор никогда не кончится! Вот углубление… Клетка лифта за решеткой. Нет, это не выход. На клетке лифта криво повешенный картон гласил: «Лифт не работает»… А внизу было прибавлено еще что-то на другой бумаге… Фернандо подошел ближе: печатным шрифтом, вырезанным из какого-то циркуляра, было приписано: «во время беременности». «Лифт не работает во время беременности»… Фернандо улыбнулся: ну и весельчак тот, кому пришло в голову пошутить в таком месте. Значит, не все еще потеряно! Он продолжал свой путь. Некоторые люди, сидевшие вдоль стен, провожали его взглядом – наверное, это были шпики в штатском… Вот наконец площадка, громадная как зал, коридор впадал в нее, как в озеро, и выходил снова под прямым углом… Но Фернандо не обязан был следовать дальше по всем извилинам коридора, перед ним оказалась лестница. За большим столом что-то усердно строчил дежурный по этажу, не обращая никакого внимания на Фернандо, остановившегося у справочной доски этого этажа:
      «Управление справок по игорным учреждениям, иностранный отдел…»
      «Браки иностранок с французами».
      «Натурализация».
      «Кочевники».
      «Персонал посольств и консульств».
      «Почтовые голуби».
      «Репатриация неимущих».
      «Восстановление во французском гражданстве».
      Все это не имело никакого отношения к Фернандо, ему нечего было здесь делать. Ни игорные дома… Ни браки, поскольку он не был французом… Он не требовал натурализации, он – испанец, испанцем и останется. Кочевник? Возможно, если этим займется действительная служба высылки… Нет, он не принадлежал ни к посольству, ни к консульству Франко. А! Почтовые голуби… Какое они имеют сюда отношение? Может быть, их арестовывают, чтобы им не повадно было передавать секретные сведения, шпионить? А дальше? Неимущие… восстановление… Фернандо, несомненно, ошибся, и ему следовало спуститься во двор и начать все сначала.
      После полутьмы длинного коридора Фернандо с удовольствием вышел на свет, и движение толпы и даже вид черных машин были ему приятны. У входа, под сводами, он снова стал изучать указатель: лестница… этаж… отдел…
      – Signor! – раздался рядом с ним голос. – Мосье…
      Фернандо обернулся и увидел обращенный к нему взор, черный, горящий; огромные глаза, как бы покрытые лаком от слез. Глаза немножко косили, может быть, от этого казались они такими трогательными? Молодой паренек, почти ребенок, в берете, в светлом непромокаемом пальтишке. Губы его посинели от холода, потерявшие от худобы детскую округлость щеки были бледны.
      – Signor! – умоляюще повторил мальчик и с сильным иностранным акцентом продолжал по-французски: – Я не знаю, как заполнить бумагу… Мне ее дали наверху… Я испортил бумагу и боюсь возвращаться… Дадут ли мне другую?… Если я ошибусь опять… Не можете ли вы мне ее заполнить?
      Он протянул Фернандо желтый лист.
      – Успокойся, – сказал Фернандо, – ты можешь, ничего не спрашивая, взять сколько хочешь таких листков прямо на столе.
      – Вы не можете мне ее заполнить, мосье?
      – Ну конечно… Но здесь неудобно, к тому же и холодно. Ну-ну, не расстраивайся! Мы пойдем в кафе рядом, выпьем горячего грога, и я сделаю тебе черновик на этом листке. А потом ты поднимешься вместе со мной и аккуратно перепишешь все на другой листок… Чего ты плачешь?
      – Я раньше хорошо писал, signor, но теперь у меня болит рука…
      Он протянул руку к Фернандо: запястье распухло, на нем вздулась толстая синяя жила.
      – Отчего это у тебя?
      – Я работаю у красильщика, приходится целый день переворачивать ткани в котле… Врач сделал мне перевязку, и я не работал целую неделю… Но только приступил, опять все началось сначала! Хозяину придется меня рассчитать…
      – А где твои родители?
      Фернандо с его способностью переживать чужие несчастья уже страдал вместе с этим ребенком.
      – В Милане… Я приехал с одним рабочим-каменщиком… Подручным… – горделиво сказал мальчик.
      – Тогда почему же ты работаешь у красильщика? И еще вот что, ты ведь несовершеннолетний, а наверху выдают бумаги только взрослым. Зачем ты пришел сюда?
      – Он упал с лесов. Я пришел за него.
      – За каменщика? Ничего не выйдет. Послушай, надо начать с того, о чем я только что говорил… грог и все прочее… Ну-ка, пошли!
      Пока они объяснялись друг с другом, ужасающе коверкая каждый по-своему французский язык, вокруг них люди входили и выходили, толкали и пихали их. Фернандо взял мальчика под руку, и они вышли на широкий тротуар перед Префектурой, пробрались между автомобилями, стоявшими здесь в несколько рядов, и вышли на Цветочный рынок. И вдруг это соседство цветов с Префектурой предстало перед Фернандо во всей своей необычности, которую он по-новому осмыслил… Почти так же, как гвоздику на портрете Белояниса. Рынок был полон первых гиацинтов, кругом стоял их опьяняющий аромат…
      – Сейчас, мальчуган, – сказал Фернандо, – мы вместе напишем наше Demanda de cedula de residencia para extranjero… Domanda per il titolo di siggiorno di straniero… – повторил Фернандо на ломаном итальянском языке. – Ты видишь, я могу объясняться и по-итальянски! Тебе смешно, а? Потом я отведу тебя к своим испанским друзьям, где бывают и французские друзья. У нас есть также итальянские друзья. Мы тебе все устроим, Todo se arreglara! Ты доволен?
      – Я доволен, – сказал маленький итальянец и устремил на Фернандо пристальный взгляд своих косящих глаз. Улыбка обнажила голодный оскал отличных зубов. – Мы поедим чего-нибудь?
      – Будь спокоен! – сказал Фернандо. – Конечно, мы поедим! С друзьями, знаешь, с теми людьми, которым доверяют – люди одной страны доверяют людям другой, один человек другому… Доверие! Стоит только довериться, и тебя научат многому, всему, что только известно о людях, о звездах. Тебя интересуют звезды?
      – Звезды? Путешествие на Луну?
      – Если хочешь, и на Луну, будем жить на Луне без «titolo di siggiorno di straniero». Если заблагорассудится, мы отправимся и на Луну; нигде мы не будем незваными гостями, а всюду будем желанными. Законы гостеприимства станут законами, которыми никто не сможет пренебрегать. Только представь себе, брат, такую жизнь, такой рай, где люди будут доверять друг другу!
      Тем, кто хорошо знал Фернандо, известно было, что он мечтатель, но его мечты сослужили ведь неплохую службу Карлосу. Маленькому итальянцу повезло.
      – Я доверился вам, – сказал серьезно мальчик, – я с вами заговорил… Я сразу понял, что к вам можно обратиться…
      – Прекрасно! Подведем итог – как тебя зовут? Анджело? Так вот, Анджело, ничего не случится, если я полезу на рожон и попозже, мне ведь не к спеху. Префектура подождет. К тому же сейчас полдень, и все отделы все равно закрылись. Итак, вместо того чтобы пить грог в этих сомнительных местах, мы с тобой отлично позавтракаем подальше отсюда, в бистро, где мне надо встретиться с одним другом… Бежим! Вон автобус!
      Автобус был набит битком, толпа их сейчас же разъединила, и Анджело со своего места с беспокойством следил за Фернандо, чтобы не проморгать своего счастья и не прозевать, когда тот будет выходить. Но вот они оба уже на тротуаре… Бистро находилось у самой остановки… – За десертом я научу тебя одной песенке, – сказал Фернандо, толкая дверь. – Ты любишь песни?
      В бистро было тепло и тихо, печка раскалена докрасна. На черной доске мелом было написано дежурное меню. Сидевшие за столиками рабочие закусывали, перед каждым стоял литр красного вина.
      – Эй! Фернандо! – позвал один из каменщиков, одетый в белую блузу. – Привет, Фернандо! Садись сюда… Это что за сосунок? Твой?
      – Здравствуй, Анри… Да все равно что мой. Ты не видел Педро?… Мы с ним должны были здесь встретиться…
      – Он еще не пришел. Садись пока здесь, мы с тобой давно не видались.
      Фернандо усадил Анджело за столик с Анри и заказал для начала колбасу и дежурное блюдо.
      – Я нашел мальчонку в Префектуре, у него неприятности, – объяснил Фернандо.
      Анри наливал вино; руки его были испещрены морщинами, белыми от цемента и штукатурки. Он спросил:
      – А как тебя зовут, сынок?
      – Анджело.
      – Прекрасно, Анджело, ты мне нравишься… Раз ты итальянец, ты, наверное, каменщик?
      Анджело утвердительно кивнул, но, прежде чем разговаривать, он хотел поесть…
      – Вот и Педро. Педро! – позвал Фернандо. – Анри, я тебе оставляю мальчика, тем более что вы с ним одной профессии. Мне надо обсудить кое-что с Педро.
      Фернандо перебрался со своей колбасой и квартой красного за столик в глубине, где его ждал Педро, господин в поношенном, но добротном пальто и мягкой шляпе; подавальщица принесла Педро салфетку в кольце с номером:
      – Что вам подать, мосье Педро? Есть хороший паштет…
      – Тогда принесите паштет…
      Подавальщица удалилась, тяжело ступая на распухшие ноги, а Педро, приблизив свое широкое, смуглое, слегка рябое лицо к Фернандо, приглушенно заговорил:
      – Я отказываюсь! Невозможно найти парня, чтобы заменить Руиса… Один болен, другой женится, и говорят, что послать его было бы бесчеловечно… Все разваливается! И это тянется уже целую неделю! Позор! Вдруг взяли да и отправили в Аргентину Антонио, на которого за неимением никого другого я твердо рассчитывал. Взяли и отправили, даже не предупредив меня! Полный беспорядок! Черт знает что! Все командуют, все – начальники! Все хотят роскошной жизни в Южной Америке… А попав туда, ни один рабочий, конечно, не остается рабочим… Человек из партийных кадров не станет работать, как индеец, не так ли? Они обзаводятся машинами и ворочают делами! В Южной Америке испанец по-прежнему ходит победителем, не правда ли? А когда нужен парень для выполнения ответственного поручения – никого! Это вырождение партии, это конец всему…
      Педро ругался, понижая голос, а Фернандо ел и помалкивал, он к этому привык, Педро не был бы Педро, если бы он не громил всех и вся… Подавальщица принесла еду. Педро подождал, пока она отошла, и возобновил свои яростные жалобы…
      – Послушай, Педро, – сказал в конце концов Фернандо, – хватит шуметь… Что мы будем делать?
      – Сам не знаю…
      Фернандо допил вино:
      – У меня есть предложение…
      – Предложение! Ну говори…
      – Я сам пойду вместо Руиса.
      Педро сделал жест, означавший: «Ну вот! Только этого еще недоставало!» – и сказал:
      – А кто будет работать вместо тебя здесь?
      – Все уладится. Поговорим о самом спешном. Через неделю я вернусь… и начну ездить взад и вперед. Хватит с меня «Терминюса». Таким образом я избавлюсь от Префектуры. Мне не хочется туда идти, не хочется лезть на рожон.
      Педро вздохнул.
      – Хорошо, я согласен… Ты неутомим, Фернандо…
      – Нет, я устал. Но отдохну во время поездки, это будет для меня прогулкой. Прощай, Педро, – раз мне не надо идти в Префектуру, я могу отправиться в дорогу немедля. Вот только попрощаюсь с Анри и мальчонкой.
      – Что это еще за малыш?
      – Я подобрал его во дворе Префектуры… Он был немного растерян.
      – А что сталось с твоим подопечным Карлосом?
      – Карлос? Он среди звезд. Теперь он нас опекает… Когда ты поешь, выпьем вместе кофе.
      Фернандо вернулся за столик к Анри и итальянскому пареньку.
      – Оказывается, ты обещал Анджело отправиться с ним на Луну и научить его петь какую-то песню? – сказал Анри. – Так вот, с Луной можно и подождать, а песню подавай немедленно… У тебя довольный вид, Фернандо!
      – Я доволен, что мне не надо идти в Префектуру за паспортом. Ну их к чертям! В честь этого я заказываю кофе с ликером и плачу за всех. Педро, ты кончил? Иди пить с нами кофе… Я угощаю…
      Педро. перекинув пальто через руку, сел рядом с Фернандо, не сводя с него прояснившегося взгляда.
      – Прежде всего, – сказал Фернандо, – я тебе представлю Анджело. Я обещал научить его одной песне… Серж, Альберто и их друг Патрис Граммон вывезли из лагеря стихотворение, которое положено теперь на музыку…
 
… Гренада, Гренада,
Гренада моя…
 
      Фернандо остановился, отпил глоток кофе с ликером:
      – Прошу вас как следует оценить песню: слова сочинил русский, музыку – венгр, а поет ее по-французски испанец для итальянского паренька… Послушайте и вы, о чем в ней говорится…
 
       Париж, 1956.