Хотите попасть на Вишнёвую улицу? Это совсем просто. Подойдите к полицейскому на перекрёстке. Он слегка сдвинет на один бок каску, сосредоточенно почешет в затылке, вытянет вперёд белый, затянутый в перчатку палец и скажет:
      — Сначала поверните направо, потом налево, ещё раз направо — и вы на Вишнёвой. Всего доброго!
      Идите, как сказал полицейский, и окажетесь на Вишнёвой улице, дома на ней стоят на одной стороне, на другой — парк, а вишни растут как раз посередине. Вы, конечно, будете искать дом № 17, ведь эта история про него, и вы сразу его найдёте. Во-первых, это самый маленький дом на Вишнёвой, во-вторых, он самый старый и обшарпанный. Дело в том, что мистер Банкс, который живёт в этом доме, в своё время спросил миссис Банкс, чего она хочет — новый красивый дорогой дом или четверых детей? Того и другого он позволить себе не может.
      Миссис Банкс хорошенько подумала и решила, что предпочитает четверых детей. Так и появились на свет сначала один за другим Джейн и Майкл, а затем близнецы — Джон с Барбарой. Вот почему семья Банксов жила на Вишнёвой улице в доме № 17. Стряпала для семьи миссис Брилл, на стол накрывала Эллен, а Робертсон Эй подстригал газон, чистил ножи и обувь, словом, по выражению мистера Банкса, швырял на ветер своё время и его деньги.
      И ещё с ними жила нянька Кейт, которую вряд ли стоит и упоминать, ведь к самому началу этой истории она успела уже расстаться с домом № 17.
      — Ушла без предупреждения. Объявила об уходе и в тот же день ушла. Что же нам теперь делать? — сокрушалась миссис Банкс.
      — Как что? — сказал мистер Банкс, надевая туфли. — Дай объявление в газету. Хорошо бы и Робертсон Эй ушёл без предупреждения. Он опять почистил один ботинок. Согласись, вид у меня сегодня слегка кособокий.
      — Экая важность! Ты не ответил, что нам делать с няней Кейт.
      — Праздный вопрос, ведь Кейти-то уже нет, — возразил мистер Банкс. — Будь я на твоём месте, я бы не терял времени и поместил в «Монинг-пейпер» объявление: «Джейн, Майклу, Джону и Барбаре Банкс (не говоря уже об их маме) требуется самая лучшая в мире няня за самую скромную плату, и причём немедленно». За калиткой тут же вырастет очередь лучших в мире нянь. Запрудят всю улицу, перекроют движение, мне придётся заплатить полицейскому миллион, и я очень рассержусь. Ну, мне пора! Фью-у, холодно, как на Северном полюсе. Восточный ветер, что ли, подул? С этими словами мистер Банкс высунулся из окна и посмотрел в конец улицы, где стоял дом Адмирала Бума. Это был самый великолепный дом на Вишнёвой. Вишнёвая очень им гордилась — ведь он был по виду настоящий корабль. За оградой торчал флагшток, на котором развевался флаг, а на крыше вертелся золочёный флюгер в виде подзорной трубы.
      — Так и есть! — воскликнул мистер Банкс, поспешно закрывая окно. — Флюгер Адмирала показывает восточный ветер. Не зря у меня с утра ломит кости. Надену, пожалуй, второе пальто.
      Он рассеянно чмокнул в нос жену, помахал рукой детям и отправился в Сити.
      В Сити мистер Банкс ходил каждый день, кроме, разумеется, воскресений и праздников. Он сидел там на высоком стуле за маленькой конторкой и делал деньги. Весь день он вырезывал пенни и шиллинги, кроны и трёхпенсовики. И приносил их домой в маленьком чёрном чемоданчике. Иногда он давал детям монетки, а они бросали их в копилки. Но случалось, что монеток не было, и он говорил: «Банк на ремонте», — и все понимали, что в тот день он вырезал совсем мало денег.
      Ушёл мистер Банкс со своим чемоданчиком в Сити, а миссис Банкс отправилась в гостиную и стала писать письма в газеты, просила их срочно прислать ей нянь и как можно больше; а Майкл и Джейн сидели наверху в детской и смотрели в окно, ожидая, когда появятся няни. Они-то были рады, что нянька Кейт ушла. Она им совсем не нравилась — старая, толстая и пахла «перловым отваром», которым она любила лечиться. Новая няня наверняка будет лучше Кейт хотя бы немножко.
      За окном быстро смеркалось, над парком небо стало совсем тёмным. Миссис Брилл с Эллен принесли в детскую ужин, вымыли близнецов. Поев, Джейн с Майклом опять сели у окна, дожидаясь, когда из Сити вернётся мистер Банкс, и слушали, как завывает в голых ветках вишен восточный ветер. Деревья гнулись, раскачивались, казалось, даже прыгали, точно хотели вырвать из земли свои корни. — Идёт, идёт! — Майкл показал пальцем на какую-то фигуру, тяжело ударившуюся о калитку. Джейн всмотрелась в густевшую темноту.
      — Это не он, — сказала Джейн. — Это кто-то совсем другой.
      Незнакомую фигуру гнуло и даже подбрасывало напором ветра; дети разглядели, что это женщина; ей кое-как удалось открыть задвижку, хотя в одной руке у неё была большая сумка, а другой она то и дело придерживала шляпу. Женщина вошла в калитку, и тут произошла странная вещь: очередной порыв ветра подхватил незнакомку и перенёс по воздуху к самому крыльцу. Похоже было, что ветер донёс сначала женщину до калитки, подождал, пока она откроет её, опять подхватил и бросил у самого крыльца вместе с сумкой и зонтиком. Стук раздался такой, что затрясся весь дом.
      — Вот здорово! Настоящее волшебство! — сказал Майкл.
      — Пойдём посмотрим, кто это! — позвала Джейн; взяв брата за руку, она оттащила его от окна и повела на лестницу. Отсюда с верхней ступеньки было хорошо видно, что делается в прихожей.
      Скоро из гостиной вышла мама в сопровождении незнакомой гостьи. У неё были блестящие чёрные волосы. «Как у куклы-голландочки», — прошептала Джейн. И ещё она была худая, с большими руками и ногами и крошечными голубыми глазками, которые, казалось, буравят тебя насквозь.
      — Вы увидите, это замечательные дети, — говорила миссис Банкс.
      Майкл толкнул острым локтем Джейн.
      — С ними нет никаких забот, — убеждала гостью миссис Банкс, как будто сама не верила своим словам. Гостья фыркнула, она, наверное, тоже не поверила.
      — Я хотела бы только ещё спросить о рекомендательных письмах…
      — Не в моих правилах запасаться рекомендательными письмами, — твёрдо проговорила гостья. Миссис Банкс бросила на неё растерянный взгляд.
      — Но я думала… обычное дело… — запинаясь, проговорила она. — Я хочу сказать, мне казалось, так все поступают.
      — Старомодный обычай — эти рекомендательные письма. Прямо-таки допотопный.
      А надо сказать, что миссис Банкс больше всего на свете боялась выглядеть старомодной.
      — Да, да, конечно, — поспешно согласилась она. — Не будем о них больше. Я ведь почему завела разговор… э-э… а вдруг вам требуются рекомендательные письма… Детская у нас наверху.
      И она повела незнакомку к лестнице, ни на секунду не умолкая. Может, потому она и не заметила, что происходит у неё за спиной. Но Джейн с Майклом хорошо видели сверху, что делала гостья, шедшая следом за миссис Банкс.
      Прижав к груди свою огромную сумку, она уселась на перила и в один миг очутилась на верхней площадке. Такого уж точно никто никогда не делал. Вниз — пожалуйста. Джейн с Майклом сколько раз съезжали вниз по перилам. Но вверх — никогда. И они, вытаращив глаза, смотрели на гостью.
      — Ну, стало быть, договорились, — из груди у мамы вырвался вздох облегчения.
      — Договорились, если всё здесь будет по мне, — сказала гостья, вытирая нос большим в красно-белую клетку носовым платком.
      — Что случилось? — миссис Банкс вдруг заметила детей. — Что вы здесь делаете? Это Мэри Поппинс, ваша новая няня. Джейн, Майкл, поздоровайтесь. А там наши двойняшки, — мама показала на комнату, где в кроватках лежали Джон и Барбара.
      Мэри Поппинс переводила буравящий взгляд с Джейн на Майкла и обратно, словно прикидывала, по душе они ей или нет.
      — Ну что, подходим? — спросил Майкл.
      — Майкл, как ты себя ведёшь! — рассердилась мама. Мэри Поппинс долго разглядывала детей. Затем громко, протяжно фыркнула, что, по-видимому, означало — жребий брошен. И громко сказала:
      — Я остаюсь.

* * *

      — Она это произнесла так, — сказала потом миссис Банкс мужу, — как будто оказала нам великую милость.
      — Может, так оно и есть, — ответил мистер Банкс, на одну секунду высунув нос из-за газеты.
      — А как вы сюда пришли? — спросила Джейн Мэри Поппинс. — Мне показалось, что вас принесло ветром.
      — Принесло, — коротко ответила Мэри Поппинс, размотала свой шарф, сняла шляпку и повесила её на спинку кровати.
      Мэри Поппинс явно не была расположена к разговору. Она то и дело фыркала, и Джейн, подавив вздох, замолчала. Но, когда Мэри Поппинс склонилась над сумкой, Майкл не выдержал.
      — Какая странная сумка! — сказал он и потрогал её пальцами.
      — Ковровая, — ответила Мэри Поппинс и вставила в замок маленький ключик.
      — Чтобы носить ковры?
      — Сделана из ковра.
      — А-а, — сказал Майкл, — понятно. — Хотя ему ничего не было понятно.
      Наконец сумка была открыта, и, к удивлению Майкла и Джейн, она оказалась совсем пустой.
      — Ой! В сумке ничего нет, — сказала Джейн.
      — Как это нет? — Мэри Поппинс выпрямилась и сердито посмотрела на неё, как будто Джейн очень её обидела. — Говоришь, нет?
      С этими словами она вынула из сумки белый накрахмаленный фартук и повязала его поверх платья. Затем извлекла большой жёлтый кусок мыла, зубную щётку, пачку заколок, пузырёк духов, маленький складной стульчик и коробку сладких пилюль от горла.
      Джейн с Майклом не могли оторвать от неё глаз. — Но я же сам видел, — прошептал Майкл. — Сумка была совсем пустая. — Тсс, — зашипела Джейн, глядя, как Мэри Поппинс достаёт из сумки большую бутылку с надписью: «По одной чайной ложке перед сном».
      К горлышку бутылки была привязана ложка. В эту ложку Мэри Поппинс налила тёмно-красной жидкости.
      — Это ваше лекарство? — спросил с любопытством Майкл.
      — Нет, твоё, — сказала Мэри Поппинс и протянула ему ложку.
      — Не хочу пить эту гадость, — Майкл сморщил нос. — Не буду пить. Я не болею! — закричал он.
      Но Мэри Поппинс так на него смотрела, что он понял — с Мэри Поппинс шутки плохи. Было в ней что-то необычное, пугающее и волнующее. Ложка приближалась, Майкл вздохнул, зажмурился и втянул лекарство в рот. Блаженная улыбка расплылась на его лице. Ух, какая сладость! Он пошевелил во рту языком и проглотил.
      — Клубничное мороженое! — воскликнул он. — Ещё можно?
      Но Мэри Поппинс с непроницаемым лицом уже наливала лекарство для Джейн. В ложку текла золотисто-зелёная густая жидкость. Джейн, не пререкаясь, выпила свою порцию.
      — Лимонный сироп, — сказала она, облизнув с наслаждением губы.
      А Мэри Поппинс уже несла бутылку малышам.
      — Пожалуйста, не давайте им, — взмолилась Джейн. — Они ещё очень маленькие. Им это вредно. Пожалуйста!
      Но Мэри Поппинс как не слышала; взглянув на Джейн взглядом укротителя, она сунула ложку в рот Джону. Джон проглотил содержимое с большим удовольствием, несколько капель упало к нему на слюнявчик, и Джейн с Майклом увидели, что на этот раз в ложке у Мэри Поппинс было молоко. Барбара тоже получила свою порцию и дважды облизала ложку.
      Пришла очередь самой Мэри Поппинс, она налила себе полную ложку и с чувством проглотила лекарство.
      — Ромовый пуншик, — причмокнула она губами, заткнула бутылку и привязала к горлышку ложку.
      Джейн и Майкл смотрели на неё во все глаза, чудеса на этом не кончились. Поставив бутылку на каминную доску, Мэри Поппинс повернулась к детям.
      — А теперь мигом спать, — сказала она и стала раздевать их. Нянька Кейт над каждой пуговицей, над каждым крючком долго кряхтела и охала, а у Мэри Поппинс, казалось, всё само собой расстегнулось. Не прошло и минуты, как Джейн с Майклом были в своих кроватях и в неярком свете уличного фонаря смотрели, как Мэри Поппинс продолжала вынимать из бездонной сумки свои вещи. На свет божий по очереди явилось семь байковых ночных рубашек, четыре простых, пара туфель на высоких каблуках, коробка домино, две банные шапочки и альбом открыток. Кончилось всё раскладушкой с одеялом и пуховой периной; Мэри Поппинс поставила её между постельками Джона и Барбары и стала укладываться.
      Джейн и Майкл сидели в своих кроватях, обняв колени, и наблюдали. Им было ясно — в доме № 17 по Вишнёвой улице началась новая жизнь.
      Мэри Поппинс принялась натягивать через голову ночную рубашку и остановилась, когда наружу показалась её макушка: получился как будто шалаш, и Мэри Поппинс стала в нём раздеваться. Майкл как заворожённый смотрел на все её действия.
      — Мэри Поппинс! — вдруг воскликнул он. — Вы никогда, никогда не уйдёте от нас?
      В ответ ни звука. Майкл встревожился.
      — Вы никогда не уйдёте от нас? — повторил он.
      Голова Мэри Поппинс появилась из выреза рубашки, глаза её метали громы и молнии.
      — Ещё одно слово, — грозно возгласила она, — и я зову полицейского.
      — Простите меня, я только хотел сказать, — начал робко Майкл, — мы не хотим, чтобы вы от нас уходили. — Он смущённо замолчал, щеки у него пылали.
      Мэри Поппинс посмотрела на него, на Джейн, фыркнула и коротко сказала:
      — Я уйду, когда переменится ветер.
      Задула свечу и легла спать.
      — Здорово, — сказал Майкл не то себе, не то Джейн. Но Джейн не слышала. Она погрузилась в размышления — что же у них в доме произошло?
      Так и поселилась Мэри Поппинс в доме № 17 по Вишнёвой улице. И хотя порой кто-нибудь из Банксов, взрослых и маленьких, вспоминал со вздохом сожаления о тихом, безмятежном правлении няньки Кейт, все в общем были рады, что Мэри Поплине свалилась к ним буквально как снег на голову. Мистер Банкс радовался, что Мэри Поплине пришла одна, не нарушив движения на улице. И полицейскому не надо платить штрафа. Миссис Банкс тоже была рада, она с гордостью рассказывала приятельницам, какая у них сверхсовременная новая няня — рекомендательные письма для неё вообще не существуют. А миссис Брилл и Эллен были просто счастливы — целыми днями сидели они на кухне и пили бессчётное количество чашек крепчайшего чая, ведь им теперь не надо было кормить весь выводок и укладывать спать. И парнишка Робертсон Эй был доволен Мэри Поппинс — у неё была всего одна пара туфель, да и ту она чистила сама.
      А вот что чувствовала сама Мэри Поппинс — этого никто не знал, ведь Мэри Поппинс никогда никому не открывала своих секретов.

      — Каждый третий четверг, — сказала миссис Банкс, — с двух до пяти.
      Мэри Поппинс сверлила её суровым взглядом.
      — В хороших домах, мадам, — веско произнесла она, — выходной бывает каждый второй четверг с часу до шести. Таково моё условие, иначе я… — Мэри Поппинс многозначительно замолчала, и миссис Банкс поняла: если не согласиться, Мэри Поппинс от них уйдёт.
      — Ну что же, пусть будет каждый второй, — кивнула она, подумав при этом: досадно, что Мэри Поппинс до таких тонкостей знает жизнь в хороших домах.
      И вот Мэри Поппинс натянула белые перчатки и сунула под мышку зонтик: дождя не было, но у зонтика такая замечательная ручка, что просто нельзя оставлять его дома. И вы бы не оставили, будь у вас на зонтике вместо ручки голова попугая. Кроме того, Мэри Поппинс была весьма суетная особа и любила выглядеть самым эффектным образом. Впрочем, она не сомневалась, что всегда именно так и выглядит.
      Джейн помахала ей вслед из окна детской.
      — Куда вы идёте? — спросила она.
      — Пожалуйста, закрой окно, — строго сказала Мэри Поппинс, и голова Джейн тотчас исчезла.
      Мэри Поппинс вышла за калитку и, очутившись на улице, чуть не побежала, точно боялась не угнаться за уходящим днём.
      На углу она свернула направо, затем налево, гордо кивнула полицейскому, который в ответ похвалил погоду, и только тут почувствовала, что выходной день начался.
      Она остановилась у автомобиля, в котором никого не было, погляделась в ветровое стекло, поправила шляпку, разгладила платье и покрепче прижала локтем зонтик, убедившись, что его ручка, а точнее голова попугая, видна всей улице. Мэри Поппинс сегодня предстояло свидание со Спичечником.
      У Спичечника было две профессии. Во-первых, он торговал на улице спичками, как все обычные спичечники, но ещё он рисовал на тротуаре. Чем он в данную минуту занимался, зависело от погоды. Если на улице шёл дождь, он продавал спички — какие уж тут картины! Если же светило солнце, он весь день ползал на коленях по асфальту, рисуя цветными мелками свои дивные картины. Он рисовал их стремительно: пока вы шли от перекрёстка до перекрёстка, он успевал покрыть созданиями своей фантазии обе стороны улицы.
      В тот день было холодно, но ясно, и Спичечник рисовал. Он как раз заканчивал два банана, яблоко и королеву Елизавету, завершая ею целую галерею картин, когда Мэри Поппинс подкралась к нему сзади на цыпочках.
      — Эй! — тихо окликнула она Спичечника.
      Он ничего не видел и не слышал, он только что пустил по бананам коричневые точки и теперь тем же мелком выписывал кудряшки королевы Елизаветы.
      — Кхе, — кашлянула Мэри Поппинс, как умеют кашлять только истинные леди.
      Спичечник вздрогнул, поднял голову и увидел её.
      — Мэри! — воскликнул он, и по его голосу вы сразу бы поняли, что Мэри Поппинс играет в его жизни очень важную роль.
      Мэри Поппинс потупилась и мыском туфли дважды провела по асфальту. Потом улыбнулась мыску, но улыбка была такая, что мысок с огорчением признал — эта улыбка явно предназначена не ему.
      — Сегодня мой день, Берт, — сказала Мэри. — День отдыха. Ты разве не помнишь?
      Спичечника звали Бертом. По воскресеньям же его величали Герберт Альфред.
      — Конечно, помню, Мэри! — воскликнул он. Только видишь что… — он замолчал и грустно посмотрел в свой картуз, лежавший на тротуаре рядом с последней картиной: в нём поблёскивал всего один двухпенсовик.
      — Это всё, что у тебя есть, Берт? — сказала Мэри Поппинс, и голос у неё был такой весёлый, что Берт никогда бы не догадался, что и ей грустно.
      — Да, всё, — отозвался Берт. — Выручка сегодня совсем плохая. Посмотри, ведь казалось бы, как не раскошелиться, узрев такую прелесть, — и он кивнул на королеву Елизавету. — Так-то вот, Мэри, — вздохнул он. — Боюсь, что сегодня я не смогу угостить тебя чаем.
      Мэри Поппинс вспомнила про пончики с малиновым вареньем, которыми угощалась каждый выходной, и чуть было не вздохнула, но вовремя спохватилась, увидев лицо Спичечника. И ловко обратила вздох в лучезарную улыбку.
      — Это ничего, Берт, — сказала она. — Не расстраивайся. Я и не хотела пить чай. Что за удовольствие распивать чаи! Пустая трата времени.
      Согласитесь, Мэри Поппинс повела себя очень благородно — ведь она так любила пончики с малиновым вареньем!
      Спичечник тоже так подумал, он взял её обтянутую белой перчаткой руку в свою, крепко пожал. И они вместе стали рассматривать чудесные цветные картинки.
      — Сейчас я тебе покажу такую прелесть! Ты ещё не видела, — с гордостью сказал он, подводя её к горе; вершину горы одевал снег, а склоны были усеяны огромными розами, на которых сидели зелёные кузнечики.
      На этот раз из груди Мэри Поппинс вырвался вздох, который нисколько не мог огорчить её друга.
      — О, Берт! — прошептала Мэри. — Восхитительно!
      Этим словом Мэри Поппинс хотела сказать, что картина Берта достойна висеть в Королевской Академии (и Берт понял её) — такой большой комнате, где люди выставляют свои картины. Кто хочет, может прийти и любоваться; на них долго смотрят, долго-долго, и вдруг кто-нибудь говорит: «Ах, Боже, как похоже!»
      Спичечник подвёл Мэри к следующей картине, ещё более прекрасной. Это был пейзаж — деревья, трава, а в глубине — синее пятнышко моря.
      — Боже мой! — воскликнула Мэри Поппинс, наклонившись, чтобы лучше рассмотреть, но тут же выпрямилась: — Что с тобой, Берт?
      Спичечник взял её за вторую руку, вид у него был необычайно взволнованный.
      — Мэри, мне пришла в голову такая мысль! Почему бы нам не войти туда, в эту картину, прямо сейчас, сию минуту? А, Мэри? — и, держа её за руки, он потянул её с этой улицы, подальше от чугунной ограды и фонарных столбов. Ах! Вот они уже там, в самом центре картины.
      Как здесь было зелено, как покойно, какая нежная травка была под их ногами! Нет, это невозможно! Почему невозможно? Зелёные ветки шурша касаются их шляп, а вокруг их ног водят хороводы яркие, как радуга, цветы. Мэри с Бертом поглядели друг на друга — а сами-то они как изменились! На Спичечнике был совершенно новый костюм — в зелёную и красную полоску сюртук и белые панталоны, а голову его венчала новёхонькая соломенная шляпа. И весь он сиял, как новый шестипенсовик.
      — Ах, Берт, какой ты красивый! — восхитилась Мэри.
      Берт на миг онемел, он и сам не мог отвести глаз от Мэри. Наконец он перевёл дух и воскликнул: — Как здорово!
      И больше ни слова не прибавил. Но смотрел он с таким восторгом, что Мэри достала из сумки зеркальце и глянула в него.
      Она тоже изменилась. Плечи её окутывала прелестная шёлковая пелерина в ярких узорах, шею нежно щекотало длинное страусовое перо, ниспадавшее с полей шляпы. Её самые лучшие туфли исчезли, вместо них — туфельки неописуемой красоты с блестящими пряжками в бриллиантах. На руках были те же белые перчатки, под мышкой — бесценный зонтик.
      — Бог мой! — воскликнула Мэри Поппинс. — Вот уж действительно выходной день!
      Любуясь друг другом и собой, они двинулась в глубь рощи и скоро вышли на залитую солнцем поляну. И, представьте, на зелёном столе их ожидал послеобеденный чай!
      Вокруг стола — зелёные стулья, посреди него — гора пончиков чуть не до неба, а рядом большой медный чайник. Но самое прекрасное — две тарелки с креветками и, конечно, две вилки — не руками же их есть.
      — Ущипните меня! — сказала Мэри Поппинс: её любимое восклицание, когда она очень довольна.
      — Как здорово! — подхватил Спичечник. Это было его любимое восклицание.
      — Садитесь, пожалуйста, мадам! — послышался чей-то голос.
      Друзья обернулись и увидели высокого мужчину, выходящего из рощи в чёрном смокинге и с белоснежной салфеткой, перекинутой через руку.
      Мэри Поппинс так изумилась, что у неё подогнулись колени и она не села, а упала на зелёный стул с таким шумом, точно хлопнула хлопушка. Спичечник, тараща глаза, плюхнулся напротив.
      — Я официант, как вы, надеюсь, догадываетесь, — проговорил человек в чёрном смокинге.
      — Да, но на картине вас не было, — сказала Мэри Поппинс.
      — Я стоял за деревом, и вы меня не заметили, — объяснил человек в чёрном смокинге.
      — Садитесь, пожалуйста, — вежливо предложила ему Мэри Поплине.
      — Мне не положено, — ответил официант, но приглашение ему явно понравилось.
      — Ваши креветки, мистер, — сказал он, придвигая тарелку Спичечнику. — И вилка. — Обмахнув вилку салфеткой, он протянул её гостю.
      И Мэри с Бертом приступили к послеобеденному чаю. А официант стоял рядом, предупреждая каждое их желание.
      — Всё-таки мы полакомимся сегодня пончиками с малиновым вареньем, — сказала Мэри Поплине, протянув руку к горе пончиков.
      — Как здорово! — воскликнул Спичечник и взял сразу два самых больших.
      — Чай наливать? — спросил официант и, не дожидаясь ответа, налил две полные чашки душистого чая.
      Мэри с Бертом выпили по две чашки и уплели всю гору пончиков. Затем встали из-за стола и стряхнули со скатерти крошки.
      — Платить не надо, — сказал официант, прежде чем они успели попросить счёт. — Сегодня ваш праздник. Там — карусель. — И он махнул рукой в сторону лужайки. Мэри с Бертом взглянули туда — и правда, вокруг расписного столба кружили деревянные лошадки.
      — Всё-таки странно, — сказала Мэри Поплине. — Ведь и их не было на картинке.
      — Хм, — Спичечник тоже не помнил карусели. — Они, наверное, были на заднем плане.
      Подошли к каруселям, которые тотчас замедлили ход. Мэри Поппинс прыгнула на спину вороного коня, Спичечник на серого. Заиграла музыка, и они поскакали — куда бы вы думали? — конечно, в Ярмут — ведь они очень давно хотели посмотреть этот город. Дорога неблизкая, и вернулись они, когда стало уже темнеть.
      — К моему величайшему сожалению, — учтиво сказал официант, — мы закрываемся в семь. Таковы правила. Вы дорогу обратно помните? Хотите, я провожу вас?
      Гости кивнули, официант изящно взмахнул салфеткой и повёл их из леса.
      — Ах, какую чудесную картину ты нарисовал сегодня! — сказала Мэри, закутавшись в пелерину и взяв Берта под руку.
      — Я очень старался, Мэри, — скромно потупясь, отвечал Берт. Но вид его говорил, что он очень, очень горд собой.
      Перед большой белой дверью, точно нарисованной мелом, официант остановился.
      — Вот мы и пришли. Выход здесь, — сказал он.
      — До свидания и большое спасибо, — пожала ему руку Мэри Поппинс.
      — До свидания, мадам. — И официант поклонился низко-низко, так что стукнулся лбом о колени.
      Потом он кивнул головой Спичечнику, который, склонив голову набок, прищурил один глаз — такая уж у него была манера прощаться. Мэри тем временем переступила порог — за ней следом вышел в белую дверь Спичечник.
      И сразу же всё опять переменилось: страусовое перо упало со шляпки Мэри, шёлковая пелерина соскочила с плеч, бриллианты с туфель исчезли. Яркие краски на костюме Спичечника поблёкли, соломенная шляпа превратилась в старый, потрёпанный картуз. Мэри Поппинс посмотрела на него и сразу поняла, что случилось — они вернулись на ту самую улицу, к той самой ограде. Они стояли на тротуаре. Мэри посмотрела на нарисованную мелом рощу, ища официанта. Но на картине никого не было. Всё в ней было мёртво и неподвижно. Карусели — и те исчезли. Остались только деревья, трава и синее пятнышко моря.
      Но Мэри Поппинс и Спичечник глядели друг на друга и улыбались. Они-то знали, что прячется там, в глубине рощи за деревьями.
      Когда Мэри вернулась вечером домой, Джейн с Майклом кинулись ей навстречу.
      — Где вы были? — наперебой закричали дети.
      — В Сказочной стране.
      — А Золушку там видели?
      — Золушку? Я? — презрительно сказала Мэри Поппинс. — Вот ещё, Золушку!
      — А Робинзона Крузо? — спросил Майкл.
      — Робинзона Крузо? Ещё чего не хватало!
      — Какая же это Сказочная страна! Ни Золушки, ни Робинзона Крузо. У нас Сказочная страна не такая.
      Мэри Поппинс фыркнула.
      — Эх вы, даже не знаете, что у каждого своя Сказочная страна, — посмотрела она с жалостью на детей.
      И ещё раз фыркнув, пошла наверх — снять белые перчатки и убрать свой замечательный зонтик.

      — А вы уверены, что он будет дома? — спросила Джейн, когда все они — Джейн, Майкл и Мэри Поппинс сошли с автобуса.
      — Разве может мой дядюшка позволить себе такое — пригласить нас на чай и в назначенный час уйти из дома? Да кому это в голову могло прийти? — возмутилась обиженная до глубины души Мэри Поппинс. Сегодня на ней было синее пальто с серебряными пуговицами и синяя шляпка в тон, а в те дни, когда она была так одета, она очень легко обижалась.
      Они шли в гости к дядюшке Мэри Поппинс — мистеру Кудри, а Джейн с Майклом так давно мечтали об этом, что теперь, естественно, тревожились — вдруг дядюшки не окажется дома.
      — А почему его зовут мистер Кудри? Потому что он кудрявый? — спросил Майкл, едва поспевая за Мэри Поппинс.
      — Его зовут мистер Кудри, потому что у него такая фамилия. Никаких кудрей у него нет. Он лысый, — отрезала Мэри Поппинс. — А если я услышу ещё хоть один вопрос, мы сию же минуту вернёмся домой. — И она по обыкновению неодобрительно фыркнула.
      Джейн с Майклом переглянулись и насупились, что означало: «Давай больше не будем ни о чём её спрашивать, а то ведь и правда придётся идти домой».
      На углу возле лавки табачника Мэри Поппинс поправила шляпку, чтобы она сидела на ней прямо. Витрина у этой лавки была очень странная: если посмотреться в неё, увидишь три своих копии, а если подольше смотреть, то скоро станет казаться, что это не ты, а целая толпа незнакомцев. Мэри Поппинс только ахнула от удовольствия, увидев трёх Мэри Поппинс в синем пальто с серебряными пуговицами и синей шляпке в тон. Это зрелище показалось ей столь прекрасным, что она не прочь была увидеть десяток, нет, три десятка одинаковых Мэри. Чем больше — тем лучше.
      — Ну идёмте же, — сказала она, как будто это Джейн с Майклом задержали её у витрины. Повернули за угол и дёрнули шнур колокольчика дома № 3 по улице Робертсон-роуд. Джейн с Майклом услыхали, как колокольчик звякнул гдето в глубине дома, и с замиранием сердца подумали, что ещё минута — и они будут пить чай с дядюшкой Мэри Поппинс, мистером Кудри, — первый раз в своей жизни.
      — Если, конечно, он дома, — сказала Джейн Майклу шёпотом.
      В тот же миг дверь распахнулась и на пороге появилась худая тоскливого вида особа.
      — Он дома? — поспешил спросить Майкл.
      — Буду премного тебе обязана, — Мэри Поппинс уничтожающе посмотрела на Майкла, — если ты сделаешь такую милость, позволишь всё-таки говорить мне.
      — Добрый день, миссис Кудри, — вежливо проговорила Джейн.
      — Миссис Кудри! — воскликнула тощая особа. — Как вы смеете называть меня миссис Кудри! Покорно благодарю! Я просто мисс Персиммон и горжусь этим. Придёт же такое в голову — миссис Кудри!
      Вид у неё был до того рассерженный, что дети подумали — хорош, должно быть, мистер Кудри, если мисс Персиммон так неприятно быть миссис Кудри.
      — Наверху на площадке первая дверь, — сказала мисс Персиммон и, поспешно удаляясь по коридору в глубь дома, повторяла на ходу тонким, сердитым голосом: «Надо же такое придумать — миссис Кудри!»