АРИЗОНА, 27 ИЮНЯ

Джонатан смотрел, как холеные руки с идеально наманикюренными пальцами, обрамленные кружевными манжетами, опустились и подняли шпица. Следуя взглядом за собачонкой, Джонатан посмотрел еще выше, на лицо Майлза, загорелое и красивое, как всегда. Большие голубые глаза с поволокой лениво смотрели из-под длинных черных ресниц, а широкий лоб без единой складки венчала аккуратно уложенная копна мягких волнистых волос, откинутых на обе стороны с той внешней небрежностью, которая составляла предмет гордости парикмахера Майлза. Собачонка приложилась к щеке хозяина, и тот принял этот знак внимания, не сводя глаз с Джонатана.

— Как же ты жил все это время, Джонатан? — В глазах стояла легкая ироничная усмешка, но в них же видна была готовность в любой момент распознать готовящийся удар и стремительно его парировать.

— Майлз.

Это было не приветствие. Это было утверждение. Джонатан положил открытку Черри в карман и подождал, что Майлз предпримет дальше.

— Давненько же мы не виделись! — Майлз потупил взор и покачал головой. — Давненько. Подумать только, в последний раз мы виделись в Арле. Мы тогда только что закончили это дельце в Испании — ты, я и Анри.

При упоминании Анри Бака глаза Джонатана вспыхнули.

— Нет, Джонатан. — Майлз положил руку на рукав Джонатана. — Не подумай, что я обмолвился. Я хочу поговорить именно об Анри. У тебя есть минутка?

Почувствовав, что у Джонатана напряглись мускулы, Майлз потрепал его по руке и отдернул ладонь.

— Тут возможно только одно объяснение, Майлз. Ты неизлечимо болен, а покончить с собой у тебя пороху не хватает.

Майлз улыбнулся.

— Прекрасно сказано, Джонатан. Только совсем неверно. Выпьем?

— Давай.

Взоры всех юных дам устремились за Майлзом, шедшим впереди Джонатана по дорожкам через горбатый мостик к уединенному столику. Его невероятно красивая внешность, сила и грация его балетной походки и с безукоризненным вкусом подобранный костюм прямо-таки обрекали его на успех среди женщин, но он медленно проплывал меж ними, одаряя их своей лучезарной улыбкой, и искренне сожалея, что для них он принципиально бесполезен.

Едва они уселись, Майлз спустил с рукшпица, который весь вибрировал от напряжения, пока когти его не заскребли по камню, а тогда он завертелся как безумный и пулей устремился к бассейну, где его, скулящего, отловили три барышни в бикини, которые не скрывали своего восторга, заполучив такое “антре” к мужчине, красивее которого им в жизни не доводилось видеть. Одна из них подошла к столику, держа на руках трясущуюся и царапающуюся собачонку.

Майлз устремил свой томный взор на ее грудь, и она нервно хихикнула.

— Как его зовут? — спросила она.

— Педик, милочка.

— Какая прелесть! А почему Педик?

— А потому что он такой ранимый!

Она не поняла и поэтому повторила:

— Какая прелесть!

Майлз поманил девицу к себе и, положив руку ей на ягодицу, сказал:

— Милочка, не окажете ли вы мне огромную любезность?

Она хихикнула от неожиданного прикосновения, но не отдернулась.

— Конечно. Буду рада.

— Возьмите Педика и пойдите поиграйте с ним ненадолго.

— Да, — сказала она. Потом прибавила: — Спасибо большое.

— Вот и умничка. — Он потрепал ее по попке, показывая тем самым, что разговор окончен. Девушка ушла с площадки. Вслед за ней ушли и подруги, сгорая от нетерпения — что же там было?

— Прелестные штучки, а, Джонатан? И не вовсе уж бесполезные. Мед привлекает пчелок.

— И трутней тоже, — добавил Джонатан. У стола встал молодой официант-индеец.

— Двойной “Лафрейг” моему другу, а мне — бренди “Александр”, — заказал Майлз, со значением глядя в глаза официанту.

Майлз продолжал смотреть вслед официанту, пока тот шел по дорожке над искусственными ручейками журчащей воды.

— Симпатичный мальчик.

Потом Майлз переключил внимание на Джонатана, соединив ладони, прижав указательные пальцы к губам, а большие — под подбородок. Его недвижные глаза мягко и холодно улыбались над кончиками пальцев, и Джонатан напомнил себе, как опасен может быть этот безжалостный человек, невзирая на внешний облик. С минуту оба молчали. Затем Майлз нарушил тишину звучным смехом.

— Эх, Джонатан! Тебя в молчанку никто не переиграет. Не надо мне было и пробовать, если подумать. Насчет “Лафрейга” я правильно вспомнил?

— Да.

— Ого, целый слог! Как любезно.

Джонатан полагал, что Майлз, когда понадобится, перейдет к делу, и не имел намерения помогать ему в этом. Пока не подали напитки, Майлз разглядывал мужчин и женщин около бассейна. Он сидел развалясь, в костюме из черного бархата, с высоким стоячим льняным воротником и широким ниспадающим бархатным галстуком, обутый в изящные и дорогие итальянские полуботинки. Очевидно, дела его шли прекрасно. Ходили слухи, что, уйдя из ЦИРа, Майлз пристроился в Сан-Франциско, где занимался всевозможной торговлей, по преимуществу, наркотиками.

Сколько-нибудь существенно Майлз не изменился. Высокий, в прекрасной физической форме, он столь безупречно подавал свой бескомпромиссный гомосексуализм, что простые люди никаких отклонений не замечали, а люди светские ничего не имели против. Как всегда, женщин влекло к нему целыми стаями, и с ними он вел себя столь же добродушно-снисходительно, как блистательная тетушка из Парижа, приехавшая погостить к родственникам в Небраску. Джонатан видел Майлза в самых напряженных ситуациях, когда они оба работали на ЦИР, но ни разу не замечал, чтобы у того из прически выбился хоть один волосок или примялась манжета. Анри нередко говорил, что по части хладнокровия и физической смелости он не знает равного Майлзу.

Ни Джонатан, ни Анри ничего против сексуальных особенностей своего товарища не имели — более того, они при случае и сами “употребляли” кое-кого из того роя женщин, которых Майлз притягивал, но порадовать ничем не мог. Для ЦИРа отклонение Майлза было одним из самых больших его профессиональных плюсов: оно открывало ему доступ к таким людям и таким источникам, которые были просто недоступны агенту с гетеросексуальными наклонностями, и к тому же раскрывало перед ними широкие возможности для шантажа некоторых высокопоставленных американских политиков.

Когда официант поставил напитки на стол, Майлз обратился к нему:

— Вы очень привлекательный молодой человек. И это дар Божий, за который Вы должны быть ему благодарны. Я надеюсь, что вы благодарны. А теперь бегите и займитесь вашими прямыми обязанностями.

Официант улыбнулся и отошел. Как только он оказался вне пределов слышимости, Майлз со вздохом сказал:

— Ну этот, по-моему, готов. А по-твоему?

— Если успеешь.

Майлз засмеялся и поднял бокал.

— Будь здоров! — Он задумчиво пригубил пенную смесь. — Знаешь, Джонатан, у нас с тобой одинаковый подход к любви или, если тебе так больше нравится, к гребле. Мы оба определили, что небрежно-высокомерный и деловой подход действует куда лучше, чем всякие романтические грезы и бредни, на каковую наживку ловят свою мелкую рыбешку те, кто поплоше нас с тобой. В конце концов, все хотят, чтобы с ними трахнулись. Им лишь нужно, чтобы их оберегали от чувства вины, что и дается, когда им кажется, что их взяли врасплох. И им очень приятно, когда путь к греху устлан хорошими манерами. Ты не согласен?

— Тебя, надо полагать, оберегают?

— Естественно.

— Где он?

— Позади тебя. У стойки.

Джонатан повернулся и пробежал вдоль стойки глазами. И лишь на дальнем конце он увидел блондинистую гориллу весом, должно быть, фунтов в двести двадцать. Джонатан решил, что этому типу лет сорок пять, несмотря на красноватый загар, явно полученный под лампой, и длинные выгоревшие волосы, падающие на воротник. Это был типичный бывший борец или спасатель из тех, которых Майлз таскал с собой, отчасти как телохранителей, отчасти как любовников, если не подворачивалось ничего получше.

— И это вся твоя охрана? — спросил Джонатан, возвращаясь к виски.

— Девейн очень силен, Джонатан. Он был чемпионом мира.

— Все они были чемпионами мира.

— Если Девейн действует тебе на нервы, я его отошлю.

— Он на меня не производит особо угрожающего впечатления.

— На это не надейся. Ему очень хорошо платят, и он мне полностью предан. — Майлз показал свои великолепные зубы в кинематографической улыбке и при этом водил остатками льда по кругу, по стенкам бокала, соломинкой. Потом он неуверенно, словно приноравливаясь, начал: — Тебя, наверное, удивляет, что я искал тебя и нашел, а не стал дожидаться, пока в один прекрасный день ты ко мне не подойдешь поближе и не избавишь от бремени существования.

— Твой подбор слов дает ответ на все вопросы, которые могли бы у меня возникнуть.

— Да, я устал чувствовать холод под ложечкой всякий раз, как завижу кого-нибудь, похожего на тебя. — Он улыбнулся. — Ты не представляешь себе, как губительно это сказывается на моей хваленой выдержке.

— Скоро все кончится.

— Так или иначе. И я думаю, что у меня хорошие шансы на сделку.

— И не подумаю.

— Даже не любопытно?

— Только в одном смысле. Как ты узнал, что я здесь?

— Помнишь, мы еще говаривали: цировские тайны отличаются от общеизвестного лишь тем, что общеизвестное...

— ...узнать трудней. Да, помню.

Майлз остановил на Джонатане взгляд своих больших ласковых глаз.

— Знаешь, я ведь на самом деле не убивал Анри.

— Но ты подстроил ему ловушку. Ты был его другом, и ты его продал.

— Но я непосредственно его не убивал.

— Возможно, и я тебя не убью — непосредственно.

— Лучше быть мертвым, чем таким, как Грек, которого ты опоил дурманом.

Джонатан улыбнулся с тем вкрадчиво-беззлобным видом, который всегда принимал перед схваткой.

— Я ведь непосредственно и дурмана не готовил. Заплатил за эту работу другому.

Майлз вздохнул и опустил глаза, прикрыв их длинными ресницами.

Потом он поднял взгляд и попробовал новый подход:

— А ты знаешь, что Анри был двойным агентом?

На самом деле, Джонатан узнал об этом спустя несколько месяцев после гибели Анри. Но это не имело никакого значения.

— Он был твоим другом. И моим.

— Опомнись, Джонатан. Это же был только вопрос времени: обе стороны хотели, чтобы его не стало.

— Ты был его другом.

Майлз заговорил раздраженно:

— Надеюсь, ты поймешь, если я сочту эти твои вечные рассуждения на темы морали чересчур безапелляционными для наемного убийцы?

— Он умер у меня на руках.

Майлз мгновенно смягчился.

— Я знаю. И мне искренне жаль.

— Ты помнишь, как он всегда шутил, что умрет с хорошей хохмой под занавес? В последнюю минуту он так и не придумал ничего стоящего и умер, чувствуя себя идиотом. — Джонатан явно начинал терять самообладание.

— Извини, Джонатан.

— Чудесно! Тебе очень жаль? Ты просишь извинения? Ну в таком случае, разумеется, все в полном порядке!

— Я сделал все, что мог. Я устроил Мари и детям небольшую ренту. А ты — что сделал ты? В первую же ночь вставил ей свой болт!

Рука Джонатана мелькнула над столом, и Майлза вместе с креслом развернуло в сторону от сильнейшей пощечины, нанесенной тыльной стороной ладони. И тут же блондинистый борец немедленно соскочил с табуретки бара и устремился к их столику. Майлз с ненавистью посмотрел на Джонатана глазами, полными слез, а потом, с трудом овладев собой, поднял руку, и борец замер на месте. Майлз печально улыбнулся Джонатану и кончиками пальцев отослал телохранителя назад. Экс-чемпион мира, обозленный, что его лишили добычи, с секунду гневно попыхтел, но вернулся к стойке.

В этот момент Джонатан понял, что в первую очередь ему придется поубавить прыти у телохранителя.

— Я, должно быть, сам виноват, Джонатан. Мне не следовало тебя провоцировать. Насколько я понимаю, щека у меня красная и не очень привлекательная на вид?

Джонатан сердился сам на себя, что позволил Майлзу подначить себя на преждевременные действия. Он допил “Лафрейг” и махнул официанту.

Пока официант не отошел от стола, ни Джонатан, ни Майлз не проронили ни слова. И не взглянули друг на друга, пока адреналин не снизился до нормального уровня. Майлз даже отвернулся, не желая, чтобы индеец-официант видел его пунцовую щеку.

Затем он кроткой улыбкой показал Джонатану, что прощает его. Он не вытер слезы с глаз, полагая, что они усилят его аргументацию.

— В знак примирения я дам тебе кой-какие сведения.

Джонатан не отреагировал.

— Человек, который вел со мной денежные расчеты по поводу смерти Анри — это Клемент Поуп, драконовский мальчик на побегушках.

— Сведения, конечно, полезные.

— Джонатан, скажи... А если бы Анри меня продал?

— Он никогда не поступил бы так с другом.

— Но если бы? Ты бы и его преследовал, как меня?

— Да.

Майлз кивнул.

— Так я и думал. — Он устало улыбнулся. — И это сильно портит мне дело. И все же я не собираюсь дать себя убить, принести себя в жертву твоему извращенному поклонению великим традициям дружбы. Ни рай, ни переселение душ меня не привлекают. Первое скучно, второе нежелательно. Поэтому я чувствую себя обязанным защитить свою быстротечную жизнь всеми имеющимися у меня средствами. Даже если для этого придется убить тебя, мой милый Джонатан.

— А что еще тебе остается?

— Вряд ли я пришел бы на торжище, не имея никакого товара.

На площадке появился Биг-Бен. Со своей обычной широкой улыбкой он направился было к Джонатану, но тут увидел Майлза и, переменив решение, уселся за стойку бара, уставившись на борца с заметным отвращением.

— Ты мог бы, по крайней мере, уделить мне внимание, Джонатан.

— Пришел мой друг.

— А он сознает, какую цену ему, возможно, придется заплатить за привилегию быть твоим другом?

— Мы попусту теряем время, Майлз.

На устах Джонатана вновь появилась ласковая боевая улыбка.

— Когда я ушел из ЦИРа, Джонатан, я занялся бизнесом в Сан-Франциско. Я занимаюсь перевозками. Перевожу товар с одного места на другое и там его распределяю. Самый разный товар. Чрезвычайно прибыльное дело. Но жизнь у меня не такая уж сладкая — всюду мерещится твоя тень.

— Ужасно.

— И вот в начале этого месяца я получил заказ перевезти кой-какую информацию из Монреаля в... в другое место. Для получения этой информации пришлось убить одного агента. Я в этом убийстве участия не принимал, поскольку, в отличие от тебя, кровожадностью не отличаюсь. — Он посмотрел на Джонатана, ожидая реакции. Никакой реакции не последовало. — Но я знаю, кто участвовал в убийстве. Одного из них вы вскорости шлепнули. А теперь охотитесь за вторым. Дракон сказал тебе, что ко времени санкции его люди точно установят его личность. Может быть. Может быть, и нет. Я знаю, кто это был, Джонатан. А пока этих сведений нет у тебя, ты в большой опасности.

— Как так?

— Если я этому человеку скажу, кто ты и что, дичь превратится в охотника.

— Но ты готов выдать этого человека мне?

— В ответ на твое обещание перестать преследовать меня. Это очень выгодная сделка — не упускай же ее.

Джонатан посмотрел из окна на девушек, собравшихся в кружок возле бассейна. Они смеялись и визжали, весело терзая бедного и такого ранимого шпица, который отчаянно кружился на одном месте, стуча когтями по кафелю. Джонатан повернулся и посмотрел на телохранителя, который все еще сидел за стойкой, приглядывая за Майлзом.

— Я подумаю о твоем предложении, Майлз.

Майлз ответил усталой страдальческой улыбкой.

— Пожалуйста, оставь свои игры для дурачков. Я не могу оставаться пассивным и незащищенным, пока ты будешь “думать”. По-моему, ты сам учил меня не стараться обжулить жулика.

— Мое решение ты узнаешь через пять минут. Годится? — Голос Джонатана внезапно потеплел. — Как бы то ни было, Майлз, мы были когда-то друзьями, и потому...

Он протянул руку. Майлз был удивлен, но обрадован. Они обменялись крепким рукопожатием, а потом Джонатан подошел к бару, где сидели только Бен и блондинистый телохранитель. Последний сидел, откинувшись на двух задних ножках табуретки, спиной к стойке, на которой покоились его локти. Он глазел на Джонатана с язвительно-высокомерной гримасой. Джонатан подошел к нему, всем видом выражая смирение и робость.

— Ну, вот видите, мы с Майлзом поладили, — сказал Джонатан с робкой, неуверенной улыбкой. — Позвольте мне купить вам что-нибудь выпить?

Борец почесал ухо в презрительном молчании и еще дальше запрокинулся на своей табуретке, словно желая быть как можно дальше от этого раболепного ничтожества, осмелившегося поднять руку на мистера Меллафа.

Джонатан будто и не заметил этого жеста отказа.

— Ой, я так рад, что все так удачно вышло. Никому с моими габаритами не хотелось бы сцепиться с гигантом вроде вас.

Борец понимающе кивнул и оттянул плечи вниз, выпячивая грудные мышцы.

— В общем, такие дела, — сказал Джонатан и отошел. Однако первый же шаг назад он завершил стремительным движением ноги, выбившим табуретку из-под борца. Плюхаясь оземь, тот еще в полете приложился головой сначала к стойке, потом к бронзовой перекладине для ног. Обезумев от боли, с упавшими на лицо волосами, борец и пошевельнуться не успел, как Джонатан наступил ему каблуком на лицо и на том же каблуке прокрутился. Нос под каблуком хрустнул и сплющился. Этот звук подогнал желчь к самой глотке Джонатана, у которого от рвотного позыва даже щеки опали. Но он знал, что в подобных ситуациях необходимо — чтобы боль не скоро забылась.

Джонатан встал на колени возле борца и поднял его лицо за волосы, приблизив его на расстояние нескольких дюймов к собственному лицу.

— Послушай меня. Я не желаю, чтобы ты торчал поблизости от меня. Я этого боюсь. Я не люблю бояться. Так слушай. Хоть раз подойдешь ко мне — и ты покойник. Эй! Слушай! Не отрубайся, пока я с тобой говорю!

Глаза борца были затуманены от боли и растерянности, и он не реагировал.

Джонатан тряс его за волосы, пока несколько прядей не осталось у него между пальцами.

— Понял, что я сказал?

— Да. — Ответ был еле слышен.

— Молодец.

Джонатан бережно положил голову обратно на пол. Он встал и посмотрел на Бена, который наблюдал за всей сценой, не шелохнувшись.

— Будь добр, Бен, позаботься о нем.

— Ладно, старик. Но черт меня побери, если я понимаю, что здесь происходит.

— Попозже об этом поговорим.

Двое индейцев-помощников официанта кряхтели, выполняя задачу по доставке поверженного великана к нему в номер, а Джонатан вернулся ко входу на площадку. Он остановился там, издали поглядел на Майлза, который единственный из постояльцев знал, что произошло столкновение. Их глаза — так схожие по цвету и холодному выражению — на мгновение встретились. Затем Майлз медленно кивнул и отвернулся, грациозно смахнув пылинку с рукава своего бархатного пиджака. Он получил ответ.

АРИЗОНА, ВЕЧЕР ТОГО ЖЕ ДНЯ

Джонатан сидел на кровати, упершись спиной в вертикально поставленную подушку и вытянув ноги перед собой. Он скрутил вторую самокрутку, облизнул ее — и забыл закурить, устремив отсутствующий взор в нарастающую тьму.

Он начерно прикидывал, как ему убрать Майлза. Не было никакой возможности убрать его прежде, чем тот успеет предупредить объект, кто такой Джонатан на самом деле. В Швейцарии все будет зависеть от того, сумеет ли Спецрозыск точно и своевременно установить личность объекта.

Внезапно внимание Джонатана переключилось на происходящее: он услышал еле слышный металлический скрип за дверью своего номера. Он медленно приподнялся с кровати, слегка прижимая матрац ладонями, чтобы не звенели пружины. В дверь очень тихо постучали — явно с тем расчетом, чтобы не разбудить его, если он спит. Он не ожидал, что Майлз так быстро сделает свой ход, и пожалел, что у него нет при себе оружия. Стук повторился, и он еще раз услышал металлический скрип. Он прокрался к стене и замер у той стороны двери, где были навешены петли. В замке повернулся ключ, дверь чуть-чуть приоткрылась, и комнату прорезал луч света. Он в напряжении замер. Дверь тут же распахнулась настежь, и кто-то, не заходя в комнату, что-то шепнул. На ковре появились две тени: одна мужская, другая — какого-то чудища с огромным диском на голове. Когда тени чуть приблизились, Джонатан ногой захлопнул дверь и навалился на нее всем телом. Послышался удар, оглушительный скрежет, лязг металла, звон разбитого стекла, и он моментально понял, что это такое было.

Чувствуя себя окончательным кретином, он открыл дверь и выглянул. Биг-Бен привалился к противоположной стене коридора, а официант-индеец с ошалелым видом сидел на полу среди столового серебра и осколков посуды. На его пиджаке было наглядно представлено все меню.

— Ты не поверишь, старик, есть такие люди, которые, если ужинать не хотят, говорят об этом словами.

— Я не знал, что это ты.

— Надеюсь!

— Заходите.

— А теперь что ты задумал? Забить меня до смерти сервантом?

Бен распорядился убрать весь хлам и подать ужин еще раз. Потом он вошел в комнату Джонатана и при этом, явно играя на публику, одним прыжком перемахнул через порог и включил свет, пока с ним еще чего-нибудь не произошло.

Джонатан сразу принял деловой тон, частично оттого, что хотел еще поработать над планом, который созрел у него, пока он сидел в темноте, частично от нежелания заострять внимание на своем недавнем промахе.

— Бен, что тебе известно о тех троих, с которыми мне идти на Айгер?

— Не много. Мы обменялись несколькими письмами, все по поводу восхождения.

— Можно их перечитать?

— Конечно.

— Спасибо. Теперь вот еще что. У тебя есть подробная карта этого района?

— Конечно.

— Можно взять?

— Конечно.

— Что находится к западу от нас?

— Ничего.

— Именно так мне и показалось с самолета. Какого типа это ничего?

— Самого мерзопакостного. Камни, песок — и все. Тянется до бесконечности. Долина Смерти по сравнению с этой дырой — просто оазис. Тебе, старик, соваться туда без надобности. Человек там за два дня может концы отдать. В такое время года температура там до ста пятнадцати в тени, да только эту самую тень там не больно-то найдешь.

Бен позвонил по телефону и велел принести из своего кабинета карту и пачку писем, а заодно и полдюжины пива. Потом он позвал Джонатана, который пошел в туалет вытряхнуть пепельницу.

— Лопни мои глаза, ни черта не понимаю, что вокруг происходит! Конечно, если не хочешь, можешь мне не говорить.

Джонатан поймал его на слове.

— Нет так нет. Ты же не обязан мне говорить. А зачем?! Раздаешь людям пощечины в моем дворике. Головы им проламываешь в моем баре. Бьешь мою посуду. Меня это совершенно не касается.

Джонатан вернулся в комнату.

— У тебя, часом, нет парочки пистолетов, Бен?

— О-о-о!

— Ну хоть дробовичок найдется?

— Погоди-ка, старик...

Джонатан сел в кресло напротив Бена.

— Я в затруднительном положении. Мне нужна помощь. — Тон его предполагал, что у друга он рассчитывает получить эту помощь.

— Джон, ты же знаешь, я готов помочь тебе всем, чем могу. Но если тут начнут людей убивать, мне прежде следует знать, что тут такое происходит, верно?

В дверь постучали. Бен открыл, и на пороге появился официант с пивом, папкой и картой. Он вошел только после того, как внимательнейшим образом осмотрелся, и вышел так поспешно, как только позволяли приличия.

— Хочешь пива? — спросил Бен, сдирая с банки крышку.

— Нет, спасибо.

— Тем лучше. Всего-то шесть банок.

— Бен, что ты знаешь о Майлзе Меллафе?

— Это тот, с которым ты говорил? Да ничего особенного. Похоже, он жук тот еще. Вот примерно и все, что я о нем знаю. Приехал сегодня утром. Хочешь, чтобы я его выставил?

— Да нет. Как раз хочу, чтобы он здесь и оставался.

Бен усмехнулся.

— Да уж, он явно множество девок распаляет. Так вокруг него и крутятся, будто он на свой член патент получил. Я видел, что даже Джордж на него глазеет.

— Ее ожидало бы большое разочарование.

— Да, примерно так я и подумал.

— А что насчет второго? Большого, белобрысого?

— Они приехали вместе. Номера сняли смежные. Я из города доктора вызвал, он ему носик немножко поправил, да только не очень похоже, что этот тип когда-нибудь станет тебе действительно хорошим другом. — Бен смял пустую банку и задумчиво откупорил вторую. — Знаешь, Джон. Что-то не понравилась мне эта драка. Уж больно лихо ты его отделал — для пожилого университетского профессора.

— Ты же сам меня в отличную кондицию привел.

— Угу. Да только совсем не в этом суть. Ты его вырубил так, будто это для тебя привычное дело. Он и пикнуть не успел. Помнишь, я говорил тебе, что не хотел бы оказаться с тобой на необитаемом острове без еды? Я тогда и имел в виду что-то вроде этого. Ну вроде того, как ты ему на нос наступил. Ведь ты, похоже, и до того уже во всем его убедил. Можно подумать, что в тебе действительно сидит нешуточный негодяй.

Стало ясно, что Бену придется что-то объяснить, хотя бы частично.

— Бен, эти люди убили моего друга.

— Ого! — Бен призадумался. — А полиция об этом знает?

— Полиция тут ничего сделать не может.

— Как так?

Джонатан покачал головой. Давать дальнейшие разъяснения он не собирался.

— Эй, погоди-ка минуточку! Мне тут в голову пришла довольно жутковатая мысль. У меня вдруг такое ощущение появилось, что все это как-то связано с нашей айгерской экспедицией. Иначе, откуда бы им знать, что ты здесь?

— Бен, не влезай ты в это дело.

— Нет, ты послушай. Эта гора тебе доставит кучу неприятностей, а их у тебя и так немало. Я никогда тебе не говорил, но сейчас скажу: ты здорово натренирован, ты остался, как и был, альпинистом милостью Божьей. Но я внимательно слежу за тобой, Джон. И, если честно, шансов у тебя на Айгере, в лучшем случае, пятьдесят на пятьдесят. И то если не брать в расчет все твои штучки — то ты кого-то хочешь убить, то тебя хотят убить. Только не подумай, что я хочу подорвать твою уверенность, старик, но тебе это знать следует.

— Спасибо, Бен.

Официант постучал в дверь и внес поднос с “усиленным питанием” на двоих, каковое они и поглотили в полумраке, пока Джонатан внимательно изучал карту местности, а Бен допивал банки с пивом.

Когда на столе осталась лишь стопка грязных тарелок, Джонатан сложил карту и спрятал ее в карман. Он начал расспрашивать Бена о будущих партнерах по восхождению.

— Вы активно переписывались?

— Не особенно. Обычные дела — отель, продукты, веревки, слесарня на группу, как управляться с репортерами — все в таком роде. Больше всего писал немец. Это вроде как его идея, и он, похоже, себя за главного держит. Кстати, мне это напомнила — мы вместе летим?

— Вряд ли. Я тебя встречу на месте. Слушай, Бен, а у кого-нибудь из них... они все в хорошей форме?

— Да уж не хуже тебя.

— Ни у кого за последнее время травм не было? Или ран?

— Ран? Ничего такого не знаю. Один из них — немец — написал мне, что в начале июня сорвался, упал. Но ничего серьезного.

— Как упал?

— Не знаю. Ногу слегка повредил.

— Сильно? Хромает?

— Ну знаешь, по почерку это не так-то просто определить. А с чего ты меня про всю эту фигню спрашиваешь?

— Да так, пустяки. Не оставишь мне папку с письмами? Хочу почитать, получше понять, что это за люди.

— Да сколько угодно. Меня не убудет. — Бен потянулся и заурчал, как сытый медведь. — Не раздумал поутру на тот столбик лезть?

— С какой стати “раздумал”?

— Да так — может, с дробовичком-то на плече не очень удобно лезть в гору?

Джонатан расхохотался.

— Об этом не беспокойся.

— Ладно. В таком случае, нам бы надо поспать. Знаешь, этот столбик — не совсем шест для палатки.

— Хочешь сказать — не спинка от кроватки.

— Ни то ни другое.

Вскоре после ухода Бена Джонатан засел в кровати, изучая письма альпинистов.