– Сначала он был в истерике. Я сама не видела, но там из кучи земли высунулась рука…

Диана, постучавшись, распахнула дверь. Джонни поднял на нее глаза.

– Привет! – сказал он.

Вначале Диане показалось, что этот случай не столько напугал мальчика, сколько заинтриговал его. Признаков негативного воздействия почти не наблюдалось. Казалось, он с удовольствием рассказывает о своем приключении:

– Вот такая история! Диана, вам следовало бы посмотреть на это. Жуткое зрелище. Эта черная рука… и четыре пальца. Как в фильме ужасов, понимаете?

– Могу представить.

– Он был наполовину съеден, это был «он», я знаю. Мне велено сидеть здесь, пока они не придут задавать мне вопросы.

У Дианы имелся ее собственный вопрос.

– Джонни, мог бы ты описать место, где нашли этот… это?

– Там была расчищенная площадка.

– Далеко отсюда?

– С полмили, наверное…

Диана знала, что дети в его возрасте часто ошибаются, определяя расстояние.

– На этом расчищенном участке ты не заметил ничего необычного? – спросила она.

– Нет. – Он избегал ее взгляда.

– � ни одной могилы?

Он с удивлением уставился на нее:

– Вы там были?

– Ну, так что же написано на плите? Алиса… – подсказала она.

– Морни, – закончил Джонни, направляясь к окну.

Диана думала, что он вернется немного погодя, но он упорно не отходил от окна. Тогда она сама к нему подошла. Он пристально смотрел в сад, где Тобес возился с кустами роз, росшими у стены дома.

Диана сказала:

– Джонни, ты не должен удивляться, если Тобес здесь больше не появится.

Он резко повернулся:

– Почему?

– Пока мы во всем этом не разберемся, ему лучше держаться подальше от тебя. Ради его блага и ради твоего. Да и ради моего – тоже.

Диана опасалась, что ей придется давать дополнительные объяснения, но мальчик промолчал, лишь кивнул в ответ.

– Позвольте мне попрощаться с ним, – пробормотал он наконец.

– Это на усмотрение твоих родителей.

Диана оставила Джонни в спальне и отправилась разыскивать его мачеху.

– Николь, – сказала она, взяв ее под руку и направившись к лестнице. – Очевидно, я ошиблась относительно Тобеса. Лучше вам рассчитать его.

– Но… почему? Он показался мне таким приятным молодым человеком…

– Поверьте мне на слово, хорошо?

– Но Тобес так дешево берет. � он просто чудо сотворил с нашим участком. Не знаю, что скажет Майк.

– Что скажет Майк? О чем?

Обернувшись, они увидели хозяина дома, выскочившего из своего кабинета в сопровождении двух полицейских. Лицо Майка раскраснелось. Его, очевидно, раздражало то, что его дом превратили в подобие полицейского участка.

– Что скажет Майк? – переспросил он.

– Мы говорим о Тобесе Гаскойне, – твердо заявила Диана. – Я думаю, что вы должны его рассчитать.

– Почему?

– Я могу сообщить вам лишь следующее: во-первых, он мой пациент, а во-вторых, у меня есть основания полагать, что он может дурно повлиять на вашего сына.

– Почему же вы не подумали об этом раньше, когда рекомендовали его?

– В то время это казалось мне не столь существенным. �… и я тогда не знала того, что знаю сейчас.

Они пристально взглянули друг другу в глаза. Диана понимала, что попала в затруднительное положение. С одной стороны, она не имела права злоупотреблять доверием Тобеса, а с другой – была обязана исполнить свой долг по отношению к Джонни.

– Вы хотите сказать, что этот… Тобес имеет отношение к нашей находке на кладбище?

– Об этом говорить преждевременно.

– Но, по-вашему, это возможно?

– Сомневаюсь.

Майк Андерсон посмотрел на Диану так, будто хотел вынуть из нее душу. Она уже приготовилась к борьбе, но он, немного помолчав, сказал:

– Ладно. Если вы так считаете…

Он прошел по коридору и вошел в гостиную. За окном, совсем недалеко от дома, Тобес окапывал кусты роз. Майк открыл окно:

– Тобес, зайди сюда на минутку, хорошо?

Через минуту появился Тобес. Диана внезапно услышала шум у себя за спиной. Обернувшись, увидела Джонни, стоявшего у подножия лестницы. Поймав ее взгляд, он остановился и, засунув руки в карманы, уставился в пол.

– Тобес, – сказал Майк, – эта леди – твой психиатр.

Тобес посмотрел на нее:

– Здравствуйте, доктор Диана. – Потом повернулся к Майку: – Да.

– � она… опытный врач, не так ли? Ты ведь выполняешь все ее рекомендации?

Тобес промолчал.

– Что ж, парень, мне жаль, что так получается, но она говорит, что я должен рассчитать тебя, и тут ничего не поделаешь. Сколько я тебе должен?

Тобес выразительно посмотрел на Диану, но она не поняла значения этого взгляда.

– Эй, парень, ты меня слышишь?

Тобес взглянул на Майка:

– Гм… вчера и сегодня… пять часов… Скажем, тридцать пять долларов.

– Пусть будет пятьдесят. – Майк вытащил бумажник и протянул ему пятьдесят долларов.

– Спасибо, – сказал Тобес.

Диана все это время не спускала с него глаз.

– Тобес, – сказала она, – мне жаль, что так получается. Приходи ко мне в кабинет к девяти часам, в понедельник. Я попытаюсь подыскать для тебя новую работу. Уверена, что найду. Позвоню куда следует, представлю рекомендации, в общем, что-нибудь придумаю.

На губах его заиграла едва заметная улыбка. Он не забыл сказать:

– Благодарю вас. – � потом: – Мне хотелось бы попрощаться с Джонни, можно?

Все молчали. Майк смотрел на Николь, которая смотрела на Диану, а та в свою очередь была настолько поглощена Тобесом, что ничего вокруг не замечала. В конце концов Тобес сам принял решение. Он вышел в прихожую, где его поджидал Джонни. Оба подошли к парадной двери и остановились, склонив головы. Диана знала: через несколько секунд все это кончится – так чего же опасаться, когда вокруг столько полицейских…

Джонни наблюдал за происходящим.

Тобес был в гостиной с Майком, Николь и доктором Дианой. Он стоял с высоко поднятой головой, глядя им прямо в глаза, и Джонни гордился своим другом. Еще минута – и Тобес навсегда покинет этот дом. А мальчик хотел попрощаться с Тобесом по-настоящему.

Взрослые закончили свое дело. Тобес прошел мимо них и направился прямо к Джонни; увидев выражение его лица, Джонни понял, что Тобес чувствовал то же, что и он. Он был для Джонни словно старший брат, его Джон-бой Уолтон, который заботился о нем и терпел все его выходки. Но теперь Тобес уйдет, и Джонни никогда больше не увидит его.

– Я люблю тебя, – сказал Джонни Тобесу, когда тот подошел к нему.

Тобес улыбнулся. Сначала его улыбка говорила: «Я тоже люблю тебя», потом те же слова прошептали и его губы.

– Они не позволят мне остаться, – сказал Тобес.

– Почему? – захныкал Джонни.

– Потому что решили, будто я имею какое-то отношение к тому, что вы с твоим стариком нашли сегодня на кладбище.

– Как глупо. Это все я виноват.

– Не говори так. – Тобес наклонился ближе, они могли бы поцеловаться, если бы захотели.

– Но я рассказал Диане кое-что из того, о чем ты говорил мне!

– О! – Тобес закусил губу. – Будь с ней поосторожнее, не болтай лишнего, понял?

– Почему?

– Не важно.

– Кроме тебя, меня никто не любит.

– Твой старик любит тебя. Даже Злая Колдунья любит. Ты счастливчик, Джонни. Не отказывайся от всего этого.

– А я хочу, чтобы ты был рядом.

– Может, в один прекрасный день у меня появится шикарное жилье. Тогда я приду навестить тебя.

– Нет, ты придешь и спасешь меня. Ведь придешь, да?

Тобес нахмурился, давая Джонни понять, что тот должен сдерживать свои чувства, иначе вмешаются взрослые и разлучат их. Джонни так закусил губу, что на ней выступила кровь.

– Я приеду и спасу тебя, – кивнул Тобес. – Прискачу на огромном белом коне.

– Прекрати дурачиться!

– Но я действительно вернусь. Когда-нибудь они угомонятся. Когда утихнет вся эта шумиха.

– Ты же ничего не знал об этом, правда? Скажи, что не знал.

Но Тобес лишь улыбнулся в ответ.

– Тобес?..

� опять ни слова в ответ. Внезапно Джонни почувствовал, что больше не выдержит. Он повернулся и бросился вверх по лестнице в свою комнату. Как ни странно, он не всхлипывал и не кричал. Но слезы градом катились по его щекам. Ему казалось, что голова его раскалывается от боли. Потом он услышал, как открылась и захлопнулась парадная дверь, и понял, что Тобес ушел.

Джонни рухнул на кровать и тотчас же заснул. Проснулся через час, все с той же головной болью. «Где сейчас Тобес?» – думал он. Джонни знал, что без него он никогда не будет счастлив.

Немного погодя мальчик вытащил свой дневник. «Тобес не вернется, – написал он. – Никогда».

…Мне предстоит очень серьезная и тяжелая работа, и я займусь ею. Займусь спокойно, без спешки. Я должен восстановить последовательность всех событий. Мне нужно точно зафиксировать тот миг, когда я понял, что Диана Цзян – возможный убийца.

В эту пятницу я ездил в город. Меня поджаривали на медленном огне. В полицейском участке. � это было даже забавно… Эд хитер, но я хитрее. Мне нравится риск, опасность – словно идешь по проволоке, словно каждое слово пропускаешь через компьютер и анализируешь миллионы ходов. А уж потом отвечаешь. Во время допроса меня не оставляло омерзительное чувство… Мне казалось, за мной наблюдают через зеркало. После нескольких месяцев лечения у доктора Дианы я стал неплохо разбираться во всех этих фокусах с зеркалами. Я был почти уверен… Доктор Диана Цзян в соседней комнате!

Поэтому был груб. �звините, доктор Диана. Но если серьезно, то я доволен, что онанировал перед вами. А вам понравилось? Кстати, у кого больше: у меня или у Эда? По-моему, у меня.

Так что домой отправился в отличном расположении духа.

На следующий день меня выгнали из дома Андерсонов.

В какой-то мере я был к этому готов. Хорошее не может длиться долго, а ведь я мог находиться рядом с Джонни каждый день, – это было слишком здорово. �так, меня выставили. Сделала это Диана, что и злит меня больше всего. Злит и огорчает. Я на самом деле люблю этого мальчишку. (Может, его родичи заметили это и решили, что я – неподходящая для него компания, псих.) Пока шел по дорожке, расталкивая отребье мировой прессы, был почти уверен, что печаль моя рассеется, – но не тут-то было. Она не покидала меня всю дорогу до города, не могу забыть эту заплаканную, обращенную ко мне мордашку, его мокрые глазенки, уставившиеся на меня.

Когда у меня портилось настроение, мама варила мне куриный суп. Деньжат у нас было негусто, но по части куриного супа она была великой мастерицей. Готовила его долго. Суп получался почти желтый, с лапшой и кусочками куриной грудки, а на вкус – точно сливки… Так что, если мальчишки в школе колотили меня, или отец напивался, или еще что-нибудь, – появлялся куриный суп. Вкус у него был удивительный, ешь его – и чувствуешь себя на седьмом небе, и ощущение это остается даже после того, как суп съеден.

Но как-то раз я увидел, что мать вливает ложку водки из папиной бутылки в этот удивительный суп, и понял, что все хорошее – не совсем такое, каким кажется. Важный жизненный опыт на пути к взрослению. (Доктор Диана, меня беспокоит это воспоминание. Мама бросила меня, когда мне было пять лет, кажется, пять. Однако хорошо помню все эти куриные супы, а многие из них, по-моему, относятся к более позднему периоду, когда я был старше. Почему?)

Сегодня мне хочется еще разок попробовать такой же суп и проверить на себе его целительные свойства. Поэтому, купив коробку «Кемпбелла», приношу домой, чтобы подогреть. Покупаю и пакетик шоколадок, которые съедаю по дороге, – очень удобная пища. Суп – замечательный, но не волшебный. Сижу, хлебаю его, и слезы текут по щекам. Отставив чашку с супом, даю волю слезам. Не знаю, о чем плачу. Просто я очень несчастлив.

Утираю глаза и принимаюсь размышлять о докторе Диане. Она здорово достала меня в этот раз. Я прихожу к выводу: она мне больше не нравится. Понимаете, до этой минуты мне ни разу не приходило в голову, что она одержима манией убийства, просто она раздражала меня. А отсюда – короткий, подсознательный прыжок к заключению: она опасна.

Почему я так думаю?

Сейчас уже смеркается. Откладываю все суповые приборы и ложусь на кровать с моим любимым «Голландцем». Увеличиваю громкость, гремит музыка, а я созерцаю потолок, словно ищу там вдохновения. Почему я так уверен, что доктор Диана представляет угрозу?

Ну, причин несколько, и перечень их поможет мне справиться с моей тоской.

Первое. Она заставила Андерсонов выгнать меня. (Пустяк, но ведь предполагалось, что она на моей стороне.)

Второе. У нее дома пистолет, который украли. Только его не украли. �ли все-таки украли. В ее доме, той ночью, я прикоснулся к чему-то, по-моему, очень похожему на пистолет, а потом услышал, как она говорит своему ручному полицейскому, что еще не купила другой – взамен украденного. (�так, если я прав в своих рассуждениях, она обманывает полицейского относительно хищения огнестрельного оружия, и я могу доказать это.)

Третье. Она все связала с Алисой Морни и моим тайным убежищем на кладбище. Загляните в ее «Сонник» – или как там она его называет. Она знает об этом убежище. Я рассказал ей об Алисе. Но не помню, чтобы говорил, как туда попасть, по крайней мере, не уверен, что говорил. Порой эти сеансы гипноза внушают мне страх. Может, я рассказал об этом под гипнозом.

Четвертое. Возвращаюсь к истории с компьютером. Теперь я знаю, что именно видел на экране ее компьютера в тот день: имена ребят, которые или были убиты, или пропали без вести. Почему? Зачем это ей? (Хорошо, пусть в этом нет ничего особенного. Она – психолог, у нее могли быть свои резоны.) � зачем она рассказала полицейскому о том, как ее в детстве изнасиловал отчим?

Пятого пункта нет. � однако, как ни покажется странным, он существует.

Вскочив с кровати, бросаюсь к коробке Дианы, где произвожу обыск. Мои рисунки. Она побуждает меня рисовать и просит показывать ей результаты. Называет это «вольным стилем». Как-то раз, почувствовав сексуальное возбуждение, я набрался храбрости и сказал ей: «А как насчет порнографических сюжетов?» � вот что странно: вместо того чтобы охладить мой пыл, она ответила: «Конечно! (С восклицательным знаком: конечно! � глаза ее при этом заблестели.) Почему бы тебе не нарисовать все это, сделай побольше таких рисунков».

� вот они. Моя крутая порнуха.

На сегодняшний день около пятидесяти листов. Я предпочитаю пользоваться пастельными мелками: они лучше передают разнообразные оттенки человеческой кожи. Воображение у меня богатое, – к такому заключению прихожу, просмотрев свои работы. Мужчины с женщинами, – ну, такие сюжеты меня не долго волновали. Мужчины с мужчинами, с животными, с детьми; женщины с себе подобными, дети с детьми, групповой секс, одиночки, говно, моча.

Я впервые прохожу курс лечения. Согласился на него, потому что альтернативой была тюряга. Но все равно – разве может нормальная женщина-психиатр настаивать на массовом изготовлении порнографии? (Одно знаю твердо: ненормально для психолога слышать голос умершей матери.)

Диана не просила ни Джесса, ни Рамона, ни Малыша Билли рисовать порнуху, – это я выяснил.

Я еще не показывал Диане своих рисунков. Она все просит меня принести ей мои шедевры, но мне стыдно.

Моя художественная продукция действует на меня возбуждающе. Засовываю рисунки под простыню, готовясь к дальнейшему. Военная форма времен Второй мировой войны, которую одолжила мне Максин (славная девушка эта Максин; очень нехорошо, что она так всерьез раскочегарила Харли Риверу), висит на стене, напротив кровати. Поднимаюсь (штаны мои спереди пузырятся, как будто туда засунули воздушный шар) и подхожу к ней. Только успел коснуться кобуры – раздается тихий стук в дверь, и я оборачиваюсь. К счастью, мой член немного опал. К счастью, мои рисунки спрятаны под простыней. К счастью для того, кто будет моим посетителем, но это… доктор Диана Цзян.

Она смотрит на меня, не говоря ни слова; вероятно, выражение моего лица ее не радует. Но я не забываю о правилах хорошего тона.

– Хуань-ин гуан-линь, – говорю ей. – Так рад, что вы пришли, такая честь для меня.

– Ты говоришь по-китайски?

– Вы же знаете, что нет. – (Она входит, окидывая меня своим обычным ироническим взглядом.) – Но последнее время я очень много читал о Китае.

– Не могли бы мы выключить музыку, как по-твоему? �ли по крайней мере уменьшить громкость? (Не двигаюсь с места.) Что это за музыка? Очень серьезная…

Выключаю проигрыватель, внутренний голос говорит мне, что музыка не очень подходит для нынешней ситуации.

– Чем могу быть полезен? – холодно спрашиваю ее.

Хочу, чтобы она ушла. Некоторое время она не отвечает, просто прогуливается по комнате, как будто собирается снять ее. Видит мои камуфляжные джинсы, которые сушатся у окна. Кажется, они привели ее в восхищение. Спросит ли меня о них? Нет, не спрашивает.

– Чувствую, что нам надо побеседовать неофициально, вне стен Святого �осифа, – наконец произносит она. – Побеседовать как друзьям, не как врачу с пациентом.