– Китайские женщины так не поступают. – Плечи доктора Дианы дрожат. – Это просто… не принято. – Долгое молчание. – Это еще не все.

Эд медленно поднимает голову, встречается с ней взглядом.

– Расскажи мне, – просит он.

– Это уже о том, что происходит с моей головой. Голоса. Голос.

– Ты слышишь голоса? Людей, которых нет?

– Человека. Одного. Она мертва.

Опять надолго воцаряется молчание. Потом Эд спрашивает:

– Твоей матери? – � доктор Диана сразу же кивает ему в ответ.

Я с трудом перевожу дыхание. Горло сжимается, во рту сухо, как в пустыне.

– Уже не один месяц, – нарушает внезапную тишину Диана, – я слышу, как она разговаривает со мной. Как… как она стоит здесь, рядом со мной, понимаешь? � когда я отвечаю ей, она… говорит со мной.

– � ты видишьсвою мать? – изумленно уточняет Эд.

– Нет. Но это не мешает мне думать, что я схожу с ума. � все это следствие сексуального надругательства, убеждена в этом. Плюс сны.

– Сны?

– Полет. Неясные, страшные фигуры, они хотят убить меня. Моя собственная смерть. Жестокая смерть других. �ногда… иногда это моя мать, та, что хочет убить меня… О, Эд, по-твоему, я схожу с ума?

Рыдания вырываются из ее груди, и теперь он подходит к ней, обнимает ее, прижимает к себе и гладит по волосам. Я думаю, что она сумасшедшая. Она совсем чокнутая. � меня лечит эта женщина!

– Ты самая здравомыслящая из всех женщин, с которыми я встречался, – говорит Эд. (А мне хочется смеяться: может, таким образом он надеется контролировать ситуацию, пока не сможет вызвать людей в белых халатах, – в таком случае я целиком и полностью поддерживаю его. Но только в этом случае.) – Отчаяние, – продолжает он, – может нарушить душевное равновесие любого человека.

По тому, как она быстро, судорожно кивает, понимаю, что она еще плачет.

– Ты когда-нибудь подумывала, ну, понимаешь… о лечении?

– Я думала об этом. – Теперь она сидит выпрямившись, со спутанными волосами, так, что мне не видно ее глаз. Но я уверен, что они покраснели и опухли от слез. – Беда в том, что я заранее знаю все, что мне скажут. – Она пытается рассмеяться. – Зачем платить за то, что уже знаешь?

Эд продолжает гладить ее по волосам. Его лицо мне видно: он не улыбается.

– По-моему, тебе все же следует проконсультироваться со специалистом, – говорит он спокойно.

Опять молчание. Она садится, пытается пригладить волосы. Вытирает глаза. Немного погодя даже тянется к банке пива, которая стояла на полу у ее ног. Делает глоток, икает. Потом вскакивает и бежит в кухню. Слышу: ее тошнит. Эд идет помочь ей.

�так, комната внизу пуста. Следует воспользоваться этим. Можно сбежать по лестнице, пройти через раздвигающиеся двери и оказаться на улице. Но можно не успеть. Похоже, Эд бегает быстро. Малейший шум с моей стороны…

Хочу остаться. Долженостаться.

Мне слышно, что они разговаривают в кухне, их голоса доносятся до меня как неразборчивое бормотание. Потом они снова появляются в комнате. Доктор Диана что-то говорит, похоже, они договорились, он должен все обдумать и решить.

– …� если завтра или в любой другой день, – говорит Диана, – ты позвонишь мне и скажешь: «Я больше не в состоянии переносить все это», – я пойму. – Она улыбается, но неискренне. – Пойму. Честное слово.

– Я уже сказал тебе, – повторяет он, обнимая ее. – Я люблю тебя.

Небеса рухнули на меня: он любит ее!

Рђ РѕРЅР°?..

– Наверное, во мне убили всякую любовь. Не усыпили, а убили. – Доктор Диана вздыхает и смеется. Делает над собой усилие: смех ненатуральный. – Я еще не показала тебе дом, – говорит она. – Пойдем. Устрою тебе великолепное путешествие. – Мне понадобилась всего секунда, чтобы мысленно оценить мою ситуацию. Я понимаю: с минуты на минуту они придут сюда и найдут меня.

Мгновенно вскакиваю. Очевидно, с шумом. Эд поднимает глаза. Я замираю.

– Ты ничего не слышала? – обращается к Диане Эд.

– Нет. Ветер как-то странно шумит в стропилах. Посмотри, мне нужно твое профессиональное мнение относительно этой системы охраны.

Эд фыркает:

– Твоей недействующей системы охраны?

– Вот она. Начнем с первого этажа, пошли…

Диана уже почти пришла в себя. Приблизившись к дверям веранды на первом этаже, Эд все же оглядывается и смотрит вверх, он все еще во власти насторожившего его шума…

В течение следующих пяти минут они то появляются, то исчезают из поля моего зрения. А я жду удобного случая, чтобы слинять, но его все нет и нет. Только подумаю, что можно уже на цыпочках спуститься вниз, как слышу голоса то одного, то другого. Голоса приближаются, они свидетельствуют, что Эд и Диана возвращаются. Губы у меня болят, я с силой вцепился в них зубами. Во рту вкус крови.

Надо наконец принять решение и рискнуть выпрыгнуть из окна второго этажа. Но следует дождаться, когда они окажутся в другой половине дома, иначе снова их внимание привлечет шум.

– …Сигнал тревоги против грабителей, – слышу пояснения Дианы, – установлен на парадной двери, да еще дублирующий элемент на черном входе и еще один в спальне.

– А на всех окнах есть датчики? – уточняет Эд.

– Да. Теперь, вот здесь они хотели пропустить инфракрасный луч, но я сказала…

К этому времени я спрятался на галерее в квадратной нише с большим круглым окном. Слово «спрятался» здесь неуместно: если подняться наверх, достаточно сделать один шаг, чтобы заметить меня.

– …Не попросишь ли ты их переставить пульт контрольного управления подальше от тех стеклянных дверей? – доносится до меня голос Дианы.

– Почему ты думаешь, что так будет лучше?

Упоминание о стеклянных дверях потрясает меня. Ведь я открыл замок в этих дверях ножом. Если они это обнаружат – мне крышка.

– Смотри, – говорит Эд, – если, разбив стекло, кто-то просунет руку и дотянется до коробки…

– Но у него должна быть очень длинная рука, правда?

Я присел за балюстрадой, глядя вниз. Мне видна только десятая часть спины Дианы и совсем не видно Эда: они стоят слева от меня, поблизости от дверей на веранду. Доктор Диана говорит:

– Эти двери не очень прочные, правда?

Закрываю глаза, знаю, что сейчас произойдет: она перепугается, заметив, что замок сломан; я бы на ее месте тоже испугался, любой испугался бы.

– Мне подняться на второй этаж, посмотреть и там? – спрашивает Эд.

Раскрываю глаза. Голоса приближаются. Доктор Диана не стала открывать дверей на веранду, она возвращается в гостиную вместе с Эдом.

Они поднимаются наверх.Крадучись, отступаю от балюстрады. Доктор Диана (только сейчас вижу ее) стоит на нижней ступеньке, смотрит на Эда, которого мне не видно. Я здесь в западне. Надо что-то предпринимать.

– Не хочу принуждать тебя, – слышу снова голос Эда. – Мне и внизу хорошо.

Потом до меня доносится смех доктора Дианы, на этот раз он звучит искренне. Она почти пришла в себя. Только для меня она уже никогда больше не станет нормальной.

– Пошли наверх! – решительно говорит она. – Рискни и увидишь, что получишь.

– Точно тебе говорю: мне не хотелось бы получить пулю в голову.

Они медленно поднимаются по лестнице. У меня больше нет времени. Я в ловушке. Отступаю к полуоткрытой двери спальни доктора Дианы.

– Диана, серьезно, – советует Эд, – купи другой пистолет взамен того, который у тебя украли.

Они уже на площадке.

– Я чувствую себя не в своей тарелке, – говорит Диана, – если в доме есть оружие. Спасибо тому, кто его у меня украл. Это ванная для гостей…

Все плывет у меня перед глазами; стены и пол комнаты ходят ходуном: вот оно, важное событие. То, что я услышал, по значению своему не уступает землетрясению: в ящике стола доктора Дианы, похоже, действительно лежит пистолет. Несмотря на то, что она только что отрицала его существование. Почему я не проверил?

Может, у нее был не один пистолет и полицейский говорил о втором, который украли?

Они возвращаются на площадку, приближаются ко мне. Тихо отступаю к французским окнам.

– …а вот моя комната… – продолжает экскурсию Диана.

Открываю окна и, проскользнув в них, закрываю за собой. Когда в ее спальне вспыхивает свет, совсем вжимаюсь в стену. Несколько минут слышу, как они вяло перебрасываются фразами. Потом вдруг французские окна распахиваются и… два голубка появляются на пороге.

Оба молчат.

Задерживаю дыхание. Шесть футов, не больше, отделяет их от меня.

Я мог бы убить их.

Мог бы убить его.

Что бы она сделала, если бы увидела, что ее любовник лежит у ее ног с моим шведским пружинным ножом в животе, а глаза его – рядом с ним, как два игрушечных мраморных шарика?

Она позволила этому человеку, этому паршивому полицейскому, лапать ее. Кажется, эта женщина не признает никаких границ, к тому же она – сумасшедшая. Мир не нуждается в вас, доктор Диана, у мира и без вас хватает проблем.

Притрагиваюсь сквозь штаны к лежащему в кармане ножу. Мне нужны обе руки, чтобы открыть самое большое лезвие. Прежде надо достать нож из кармана. Но если я попытаюсь сделать это, рискую шумом привлечь к себе их внимание.

Я не собираюсь убивать ее. Никого я не собираюсь убивать. Никогда.

– Смотри, как искусно установлены контакты, – говорит между тем доктор Диана прямо в мое правое ухо. – Эти ребята берут дорого, но работают отлично.

Чуть приоткрываю глаза. Балкон пуст. Они стоят в дверях, внимательно разглядывая что-то, мне не видно, что именно. Если сделают еще шаг, только один шаг, я – труп.

Слышу долгий вздох. Потом:

– Какая прекрасная ночь, – томно говорит она.

– Да.

– Эд… Тебе не кажется, что этот набор электронных приспособлений установлен слишком высоко?

– Нет. Все в порядке, – успокаивает ее Эд.

– Я хочу сказать, что все это стоит безумных денег, а я порой чувствую себя такой беззащитной, свихнувшейся старой девой…

– Хотелось бы, чтобы побольше одиноких женщин обладали таким же здравым смыслом, как ты. � с твоим прошлым… твоей историей…

– Да, наверное. Просто это…

– Диана, твой отчим изнасиловал тебя! � то, что он извращенно изнасиловал тебя, только усугубило положение. Я хочу сказать, что все твои действия – разумные предосторожности для любой одинокой женщины. В твоем случае они вдвойне необходимы, если ты собираешься разделаться со своим прошлым.

� тут до меня дошло! Конечно, Программа защиты детей от инцеста – в кабинете доктора Дианы. Понятно, почему ее интересует эта программа.

Окна закрываются не плотно, но достаточно, чтобы я немного расслабился. �з спальни до меня доносятся звуки их голосов. В следующую секунду я соскользнул по стене и бесформенным мешком свалился на пол балкона.

Ее отчим изнасиловал ее, стучало у меня в голове.

Ее приемный отец изнасиловал ее.

У доктора Дианы был отчим. Отчим. �знасиловал. Ее.

Он изнасиловал ее… ненормально.

Теперь я знаю, что она не сумасшедшая, она просто слишком много страдала. Наконец все встало на свои места, наконец я ее понимаю. Но черт! Что я слышу… через полуоткрытые двери, что за звуки нарушают покой ночи?

Свет в спальне погас. Они еще там, в комнате, разговаривают.

Смотрю на небо. Луны нет, значит, можно не опасаться, что меня выдаст тень. Делаю шаг вперед, по направлению к окнам. Долго жду, прежде чем продвинуться еще на шаг. Через некоторое время разговор замирает, уступая место другим звукам. Я слышу прерывистое дыхание. Когда доктор Диана издает протяжный дрожащий звук – стон удовольствия, – кожа вдоль моего позвоночника собирается складками и ползет вверх, потом возвращается на место, кишки в животе сжимаются.

Прикладываю ухо к тонкой щели оконной рамы. Смотрю сквозь стекло, но темнота окутывает их фигуры, извивающиеся на постели. Я закрываю глаза. Лучше сосредоточиваться на том, что говорят мне уши. Это напоминает мне мое детство, дом.

Я был подростком, когда отец в первый раз изнасиловал меня, и пятнадцать, когда он сделал это в последний раз. А в промежутке сколько вздохов, сколько криков, стонов прозвучало за столько ночей. Сколько слез было пролито, сколько крови, сколько спермы?.. А какое страдание, какое удовольствие и какой стыд! Была ли ночь единственной свидетельницей того, как из ребенка я превращался в мужчину?

Какую гадость я пишу.

Какое… мягкое…дерьмо.

Напомните мне как-нибудь, и я расскажу вам, доктор Диана, что сказал мне мой папочка в тот первый раз. Можем обменяться воспоминаниями.

…Когда в комнате более получаса царит полная тишина, раздвигаю окна и с порога вглядываюсь в темноту. Мне не видно тел на кровати, но я ощущаю их присутствие. Слышу глубокое, прерывистое дыхание утомленных любовников. Они будут спать вечным сном в объятиях друг друга до Второго пришествия.

Стою, глядя на них, довольно долго. Минуты бегут. Наконец удаляюсь через стеклянные двери. Ухожу не оглядываясь.

Диана сбросила покрывало и села. Эд не пошевелился: его дыхание оставалось таким же размеренным. Она осторожно поднялась и натянула халат. От нервного напряжения она слегка дрожала. Дом замер в сонной, ничем не нарушаемой тишине. На верхней площадке она помедлила, прислушалась. Пульс ее бился учащенно, однако Диана почему-то чувствовала, что бояться больше нечего.

Она догадалась, кто стоял недавно в ногах у их кровати и внимательно всматривался в темноту. От него исходил специфический запах, она его знала, неприятный запах влажной ткани, которым он пропитался, напоминавший запах плесени на стенах родовой усыпальницы. Ощутив его присутствие, Диана не знала, что делать: разбудить Эда, зажечь свет? В конце концов она притворилась, что спит мертвым сном. А в душе умоляла незваного гостя поскорее уйти.

Спустившись вниз, включила свет. Быстро обошла весь дом. Все двери заперты, за исключением одной – раздвижной двери на веранду. Кто-то сломал задвижку.

Эд проснулся, когда Диана вернулась в спальню. Включив лампочку у кровати, он тер глаза; потом чихнул и ощупью начал что-то искать, пока не ухватился за ручку выдвижного ящика туалетного столика.

– Что ты ищешь? – спросила Диана.

– Салфетку… О Господи… – Он снова чихнул.

– Не здесь. В ванной. Сейчас принесу.

Когда она вернулась с салфетками, он сидел в постели.

– Который час? Что случилось?

– У нас был незваный гость.

Сонливость Эда как рукой сняло, словно на него вылили кувшин ледяной воды. Диана рассказала, как она проснулась с ощущением, что кто-то находится в комнате, стоит, наклонившись над кроватью. Но сквозь полусомкнутые ресницы она смогла рассмотреть только очертания человека, который вскоре исчез.

Эд потянулся к телефону.

– Что ты делаешь?

– Звоню в полицию, конечно.

– Полиция, – напомнила она ему, – уже здесь.

Он одарил ее выразительным благодарным взглядом, но это не произвело на нее должного впечатления.

– Эд, – мягко сказала она, – ничего не украдено, ничего не разбито, незваный гость ушел. Я не смогла бы опознать его, – если это действительно был мужчина, – даже ради спасения своей жизни.

– Может, остались следы? – неуверенно спросил Эд.

– �х далеко не так много, как твоих. – Диана кивнула на простыни, которые выглядели совсем не такими свежими, как два дня назад, когда она меняла белье. Она улыбнулась.

Выражение его лица подсказало ей, что он обдумывает версию, которую можно было бы сочинить, чтобы объяснить его присутствие здесь. Но никакая правдоподобная история не приходила на ум. К тому же Эд был полицейским. � ему было неловко, что он спал без задних ног и храпел, отвернувшись к стене, в то время когда его дама дрожала под нависшей над ней тенью незваного гостя и была настолько напугана, что не могла закричать.

– Эд, – нежно сказала Диана (единственно верный тон в данной ситуации), – ложись, дорогой, и спи.

Она погладила его по щеке и, наклонившись, поцеловала в губы. Поначалу он не отреагировал. Потом ответил на ее поцелуй. Диана легла, поправив постель, и Эд последовал ее примеру; а когда они занимались любовью, все было не так, как прежде: все было великолепно.

Позднее, когда Эд заснул, а Диана бездумно лежала рядом, она вновь услышала голос матери:

– Ты не была раньше такой…

– Мама, – прошипела она свирепо, – я – психолог и не могу больше слушать внутренний голос. Это симптом шизофрении.

– � глупо жить здесь, на краю мира, – слышался удаляющийся голос Ма-ма.

– Спокойной ночи, мама, – буркнула Диана.

– Спок, – пробормотал Эд.

Неделю спустя, в половине десятого вечера, Джонни выглянул из окна и увидел человека, стоявшего на дорожке под фонарем. На нем была какая-то странная одежда, хотя Джонни не разглядел, какая именно. Теперь мальчик знал, что это Тобес. Мысль о том, чтобы спуститься к нему, пугала мальчика. Но ему необходимо было продемонстрировать свое мужество. Кроме того, ему хотелось поговорить с другом.

Он долго колебался. Однако вышел.

Николь в этот вечер не было дома. Она ушла на какую-то вечеринку, где собирались одни женщины. Джонни слышал, как они еще раньше спорили об этом.