Сердце мое билось с таким шумом, что могло разбудить все кладбище Корт-Ридж, щеки пылали, все тело покрылось потом. Глубоко дышу, лежу на кушетке, закрыв глаза. Доктор Диана, обогнув свой стол, захлопнула ящики и рассеянно перебирает ручки, прочие предметы – словом, вообще не занимается делом. Этот мужчина, Кросгроу, будто сглазил ее.

– �так, – наконец раздраженно произносит доктор Диана. – Как твои рисунки, Тобес?

– Прекрасно, – отвечаю ей.

– Не покажешь ли мне что-нибудь?

– Еще не готово.

Она подходит и садится, озабоченно глядя в сторону от моих ног. Мне это не нравится. Она сидит слишком близко, но я не могу посмотреть ей в глаза.

– Таким образом ты пытаешься объяснить мне, что меня твой рисунок может шокировать?

– Возможно, – не опровергаю я.

Небольшое отступление: добрая Доктор предложила мне рисовать сомнительные сюжеты. Она объясняет, что таким образом я выплесну из моего подсознания всю грязь. Доктор хочет, чтобы я изобразил на рисунках самую черную порнуху. � тогда мне станет легче на душе. Диана намерена изучить мои рисунки, чтобы установить причины, которые мешают мне наладить нормальные отношения с обществом. Стать полезным его членом. Мне забавно рисовать всю эту чернуху, но я ни в коем случае не собираюсь показывать ей свои произведения, понятно?

– Я не упаду в обморок, – уверяет она.

– Не сомневаюсь. – Голос мой дрожит, я все еще нервничаю. К счастью, предмет нашего разговора, естественно, заставил бы нервничать кого угодно.

Доктор Диана задает вопрос:

– А актерством в последнее время ты занимался? Тебе это пошло бы на пользу, понимаешь? В Оркате есть любительский драматический кружок, они проводят занятия раз в неделю. Я знакома с секретарем клуба. Заинтересовался?

Колеблюсь. Не говоря ни да ни нет.

Доктор Диана что-то записывает.

– Ты как-то упоминал, что любил фантазировать, переодеваться, когда был ребенком. Я одобряю это твое увлечение.

Фантастика. А моя капитанская форма, висящая на вешалке, и так далее…

– Вот как? – говорю, чтобы что-то сказать.

– Конечно. Это – форма бегства от действительности, от нее трудно отказаться, но от этого увлечения – никакого вреда.

Еще что-то записывает. Я не возражаю. Потом она спрашивает:

– Тебе становится легче после гипнотических трансов?

– Да. – Действительно. Удивительное состояние. Кайф, как от наркотиков, только без них. � вы, мистер Налогоплательщик, оплачиваете все это!

– Хорошо! Попытаемся еще раз, – говорит Диана.

Она переходит к обычному сеансу: чувствую, как наливаются веки, потом они становятся такими тяжелыми, что уже не открываются. Сознание отключается. Доктор продолжает считать ритмично, гипнотическим (именно так!) голосом. Мое дыхание замедляется. Отключаюсь. Я в трансе.

Однако я не сплю. Мой сон погубил бы весь эксперимент. Нам ведь предстоит извлечь из глубин моего подсознания то, что там надежно упрятано. Я нахожусь на грани сна и бодрствования, очень странное состояние. Но сегодня все не так, как обычно. Потому что занятие было прервано в самом начале, потому что Кросгроу украл у меня часть времени, потому что чувствую себя виноватым из-за того, что рылся в вещах доктора Дианы. Состояние транса все не наступает. Бездумно вкушаю кайф, и чем больше пытаюсь сосредоточиться, тем хуже у меня это получается.

Доктор хочет, чтобы я рассказал о каком-нибудь характерном случае из моего детства. Да, меня выгнали из средней школы, но все намного сложнее. Я вынужден был оставить школу, но…

Ну хорошо, об этом деле доктору Диане действительно следовало бы знать. Но я упрятал эти воспоминания очень глубоко. Они выводят меня из равновесия; как только мы приближаемся к этой теме, мое тело начинает извиваться, глаза вращаются, руки иногда сваливаются с кушетки. Мы оба понимаем, что пока это – запретная тема. Мы не можем прорваться туда. Я хочу и не хочу этого.

Меня выставили из средней школы, и в глубине души я знаю, по какой причине, но будь я проклят, если…

– Был мальчик, которого ты ненавидел, – слышу голос доктора Дианы, – ты ненавидел его… ты сыграл с ним злую шутку… шутка не удалась. Все погасло.

– Наоборот. Загорелось. – Мои руки двигаются независимо от моей воли, будто принадлежат эпилептику.

Не знаю, почему я сказал слово «загорелось». Наверное, захотелось сказать противоположное ее слову. А может быть, это очень емкое слово точно отражает суть случившегося: я начинаю выходить из транса. Мои веки чуточку приоткрываются. Она не замечает, конечно. Сидит, отвернувшись от меня. � те странные события, которые омрачили сегодняшнее занятие, буквально распирают мою голову. Напротив меня висит зеркало, оно расположено так, что в нем отражается экран компьютера Дианы.

На экране хорошо видны заглавные белые буквы на темно-синем фоне. Зрение у меня прекрасное. Невольно все больше отвлекаюсь от нашего занятия: все мое внимание приковано к зеркалу, к экрану. Сознаю, что доктор Диана задает мне вопросы, пытаюсь отвечать на них. Огонь, огонь, важный, жизненно важный огонь…

Одну за другой разбираю эти белые буквы на темно-синем фоне и переворачиваю их… только делаю это неосознанно. Происходит нечто сверхъестественное: как по-волшебству, без помощи переводчика, открывается тайный смысл написанного. Проходят минуты, не знаю, сколько времени, и вот что получается в конце…

Я молчу. Слышу, как карандаш доктора Дианы царапает по страницам блокнота. Потом она спрашивает:

– Когда ты впервые услышал об Алисе Морни?

Она задавала мне вопросы о моем тайном убежище уже много раз после того, как я впервые обмолвился о его существовании. Когда находишься под гипнозом, то сохраняешь какой-то контроль над своими словами. Но во время самого сеанса контроль этот ослабевает.

– В конце прошлого года, – нехотя отвечаю.

– Случайно?

– Да.

– Знает об этом кто-то еще?

Уже готов сказать: «Джонни Андерсон», но вовремя вспоминаю, где я нахожусь, и бормочу:

– Нет.

– Ты чувствуешь себя там в безопасности, правда?

– Очень.

– Ты там становишься другим человеком?

– Я… наверное.

– Никто не может разыскать тебя там?

– Никто.

– Даже я?

Эти слова прозвучали так тихо, что я не уверен, были ли они произнесены на самом деле. Но все равно отвечаю твердо:

– Даже вы.

– � как поживает Алиса?

– Прекрасно.

– Она все еще твой друг?

– Друг.

Пауза. Потом:

– Рассказывал ты Джонни Андерсону об Алисе?

– Нет.

Более долгая пауза, предполагающая, что она мне не верит. Уже не сомневаюсь, что Джонни проболтался о том, как я сыграл роль Алисы Морни, но все равно продолжаю врать.

– По-моему, это был очень удачный спектакль, как считаешь? – говорит Диана.

– Согласен. – Во мне все кипит от гнева. Какое право имеет эта женщина вмешиваться? Неужели она так ревнива, что должна завладеть им целиком?

– Хорошо, Тобес. Теперь я хочу, чтобы ты постепенно приходил в себя, возвращался из сна. – Голос Дианы плывет, завораживает. – Поверхность этого прекрасного спокойного озера становится все светлее, – говорит она, – солнце пригревает там, куда ты поднимаешься, поднимаешься, скользишь спокойно к поверхности из невозмутимых глубин…

Широко открываю глаза. Она уже отключает компьютер. К тому времени, когда, поднявшись на ноги, подхожу к ее столу, она уже очистила экран, который я читал раньше. На дисплей выводит мои записи.

– Кш! – отгоняет она меня с улыбкой. – Это мои секреты.

Смеясь, направляюсь к двери.

– �так, – говорю ей, – в то же время на следующей неделе?

– В то же время, Тобес. Задержись, пожалуйста, на минутку…

Встав со стула, приближается по ковру ко мне, лицо серьезное.

– Так не может продолжаться, – говорит она огорченно. – Нет смысла проводить с тобой занятия. Твоя откровенность снизилась практически до нуля, верно? Твоя реакция ничтожно мала. Ты не хочешь выдавать…

Ну, не помню точных слов, но суть такова: она обвиняет меня в сокрытии прошлого, иногда преднамеренном. Не имея больше доступа к банку моей памяти, она не в состоянии мне помочь. А это означает, что меня вышвырнут туда, откуда пришел, передадут на попечение адвокатов. Она хочет увидеть мой дневник и рисунки, как бы отвратительны они ни были. Она хочет услышать более подробный рассказ о моих школьных годах. Она отводит мне еще месяц, еще четыре занятия по одному в неделю, чтобы я сделал соответствующие выводы. Если к тому времени она не увидит реального прогресса, тогда…

Последнее предложение обрывается на полуслове. Она пожимает плечами и отворачивается.

� тогда…

Вынимаю кольт-браунинг. Целюсь ей в спину. Курок взвожу медленно, очень медленно. Я не собираюсь делать ничего такого. Но я зол.

Она готова бросить меня на произвол судьбы.

Она отбирает у меня Единственного.

В ней слишком много зла, она не должна жить.

Она подходит к окну. Стоя спиной ко мне, барабанит пальцами левой руки по крышке стола.

Курок ударяет по пустому гнезду барабана.

Привлеченная необычным шумом, Диана поднимает голову. Смотрит прямо в зеркало, которое привлекло мое внимание во время транса.

Но… к этому времени моя рука с пистолетом уже в кармане ветровки. К этому времени я уже взял себя в руки.

Я не собирался лишать жизни доктора Диану. Никогда не сделал бы ничего подобного.

РќРёРєРѕРіРґР°.

Николь улыбнулась.

– Послушайте, Джаннет, можно мне задать вам один вопрос? Хочу спросить вас, вы случайно, не родственница Дианы Китон?

Джонни вмешался:

– �ли Майкла? А вы не сестра Бэтмана?

– � те и другие Киттоны пишутся с двумя «т», дорогуша, – ответила Джаннет.

Миссис Китон одного возраста с Николь, но она уделяет меньше внимания своей внешности: рваные джинсы, выцветшая после стирки жеваная синяя рубашка, на голове – воронье гнездо вместо прически. Так обычно она выглядела. Джаннет позволяла своим детям делать все, что им заблагорассудится, но, как ни странно, оба они были круглыми отличниками. Джонни считал, что Марси, для девчонки, ничего смотрится. С Томом, если Джонни захочется, можно будет и подружиться.

Был четверг, они уже вернулись из школы. Тобес пока не показывался. Может, сегодня он не работает. Так или иначе, но Джаннет Китон предложила:

– Не хотите ли отправиться на прогулку? Я с детьми иду на митинг.

– Какой митинг? – поинтересовалась Николь.

– Митинг протеста против застройки кладбища. Знаете, есть проект его освоения.

Мысль о прогулке с Николь еще на прошлой неделе рассматривалась бы Джонни как нечто из ряда вон выходящее. Но это было до того, как Тобес напугал его до полусмерти, а Николь утешала и успокаивала. Сегодня у него не было по этому поводу никаких возражений. Кроме того, ему очень нравилась Джаннет Китон, которая частенько приглашала его на мороженое. Поэтому, когда Николь замялась: «Хм… не знаю», он почувствовал разочарование.

– Пошли, – заныл он, хватая ее за руку.

– Мне кажется, тебе не стоит ходить на кладбище, – сказала Николь, выразительно глядя на Джонни. Но он чувствовал прилив храбрости, а кроме того, что могло случиться с ним при дневном свете, в обществе двух женщин да еще Марси и Тома?

– Ну, – нерешительно произнесла Николь. Она колебалась. Потом, робко улыбнувшись Джаннет, продолжила: – Мне не совсем удобно появляться на этом митинге, ведь Майк… ты понимаешь?

– Но, вполне возможно, если бы Майк знал, как настроено местное население…

– Ладно. Пошли, – решилась наконец Николь.

�так, все они дружно двинулись по дорожке. У Марси длинные каштановые волосы заплетены в косы. Джонни дернул за одну. «У-у-у! – взвизгнула она. – Не тронь!» Марси толкнула его. Джонни упал на спину, но, естественно, не стал ссориться с ней, ведь она была девчонкой, а он – маленьким джентльменом.

– Как дела в школе? – спросил он. Марси была немного моложе него, училась еще в четвертом классе.

– Нормально. Ненавижу матешу. Том от нее без ума, – ответила она.

Том шел в нескольких шагах позади, уткнувшись носом в книгу. Том всегда ходил с книгой в руках. Он не был разговорчивым.

Когда они поравнялись с боковой дорожкой, сердце Джонни учащенно забилось. Чтобы скрыть свой страх, он еще оживленнее и громче стал болтать с Марси. Не отрывал взгляда от Марси, пока они не миновали эту боковую дорожку. Когда же, наконец, прекратил болтать, то обнаружил, что они зашли в ту часть кладбища, где он никогда не был. Широкая аллея сначала спускалась вниз, еще вниз. Потом опять начинала подниматься и становилась похожей на улицу: широкую, с обеих сторон обсаженную деревьями. Но по бокам этой улицы вместо домов торчали могильные плиты, ряды крестов с надписями и медными дощечками. Впереди Джонни увидел дорогу, заставленную машинами. Людей было очень много, они прохаживались по аллее. У некоторых в руках были плакаты, у одного – мегафон. Марси схватила его за руку. Они побежали.

«Наверное, здесь не одна сотня человек», – подумал Джонни, хотя позднее Николь сказала Майку Андерсону, что там присутствовало около шестидесяти человек. Мужчина с мегафоном, взобравшись на пикап, произносил речь. Люди кричали, вопили и аплодировали.

– Смотри, Марси, – ткнул в сторону пальцем Джонни, – вон рабочие в касках!

По одну сторону аллеи среди могил работали люди. У них был длинный вертикальный шест, рулетка и какой-то прибор на треноге, похожий на камеру.

– Это теодолит, – со знанием дела сказал Том.

– Троглодит, – озорно крикнул Джонни Марси. – Том думает, это динозавр!

– Ты – несмышленыш. – Том смотрел на него снисходительно, хотя ему было только двенадцать. Джонни погнался за ним, но Том бегал намного быстрее.

Николь и Джаннет с головой окунулись в происходившее вокруг. Они внимательно слушали человека на пикапе. Джонни устал гоняться за Томом, поэтому вернулся к Николь и спросил:

– О чем они там?

– Есть планы построить здесь дома. Разве это не здорово?

– Дома? Ну да, папина компания, знаю. – Джонни оглянулся. – Но… это кладбище. Людям нельзя житьздесь. Странно, никогда раньше не задумывался об этом.

– Землю можно секуляризировать, то есть вырыть тела и перезахоронить их в другом месте. Тогда можно будет построить здесь дома.

Джонни вспомнил, как опечалился Тобес, когда узнал, что кладбище собираются застраивать. Он силился понять, о чем говорил мужчина, но смысл слов ускользал от него. Раздались бурные аплодисменты.

– Этот человек выступает против домов? – выпалил Джонни.

– Да, – ответила Николь. – Это протест. Никто из этих людей не хочет, чтобы здесь строили дома. Кладбище – священное место, у некоторых здесь похоронены родственники.

– Это настоящая мусорная свалка. – Том высказал свою точку зрения. – По ночам на этом кладбище собирается жуткий народ.

– А ты откуда знаешь? – вспыхнул Джонни. Но прежде, чем Том успел ответить…

– Посмотрите! – закричала Марси. – Телевизионщики. Бежим посмотрим!

Они побежали туда, где какие-то люди устанавливали камеру и большой длинный микрофон. Вокруг них столпилась масса ребятишек. Джонни стоял позади всех. Он утратил интерес к происходящему, все казалось гадким и неприятным. Он не мог разобраться во всем этом. Тобес говорил, что чувствовал себя здесь хорошо, что это место для него как дом…

Солнце уже садилось, воздух становился все прохладнее. Люди начали расходиться, не дожидаясь конца выступлений. Наконец Николь позвала:

– Пошли домой. Мне надо готовить обед.

Они побрели обратно по дорожке, которая вела в Корт-Ридж. Джонни все еще чувствовал себя не в своей тарелке. Николь, очевидно, заметила это, так как взяла его за руку и поинтересовалась, что с ним.

– Переживаю за всех мертвых, – объяснил ей Джонни после паузы. Не нужно втягивать в это дело Тобеса.

Николь немного подумала, потом сказала:

– Они умерли, Джонни, им уже все равно, что случится с их телами.

– А как же тогда с духами?

Поздно сообразил. Уже проболтался.

– Джонни, никаких духов нет. Ты же знаешь.

– Наверное – нет. Только…

– Только – что? – повысила голос Николь.

– Если бы духи существовали… тогда был бы дух-хранитель, разве нет? � он заботился бы о них, он мог бы остановить строительство, верно?