– Ты писаешь против ветра.

– Так не стой с подветренной стороны… и не сбей этого велосипедиста!

Эд резко свернул в сторону.

– Диана, – сказал он. – Ты поставила меня в немыслимое положение. Как я буду смотреть в глаза своим товарищам в полицейском участке?

– Сошлись на меня. Я разъясню все, что связано с этикой, и расскажу, что, в отличие от полицейских, я кое-что раскопала.

Прежде чем Эд успел ответить, Диана потянулась к заднему сиденью и достала папку с фотографиями. Глаза двух пропавших без вести подростков невозмутимо смотрели на нее, не желая ни о чем рассказывать.

– Ты читал о совращении малолетних? – спросил она Эда.

– Кое-что.

– Тебе известно, что люди, которые в детстве подвергались сексуальному насилию, став взрослыми, сами становятся насильниками?

– Да. – Он нахмурился. – Ты хочешь рассказать мне кое-что о Бесто?

– Нет, забудь о нем.

– Тогда к чему упоминание о насильниках?

– Они чрезвычайно глубоко страдают от травм, нанесенных им в детстве. Большинство.

– � что же?

– То, что иногда они становятся опасны. Смертельно.

Он нетерпеливо пробормотал:

– Лучше бы ты объяснила, что имеешь в виду.

Диана пыталась придумать, как рассказать Эду о том страхе, который гнездится в глубине ее души. Но бездна уже пролегла между ними, и ее не преодолеть на «кемри».

В Джамале неожиданно было не так много народу. Очевидно, в связи с тем, что погода начала портиться и пошел дождь, люди, приехавшие из городов отдохнуть, покинули это место. Стоянка автомашин не была заполнена и наполовину. Океан искрился в солнечных лучах и, по контрасту с серой враждебностью, которая так поразила их час назад, сверкал сапфировым светом. Эд сменил свой рабочий костюм на что-то более подходящее для отдыха. Диана стояла в очереди за парой гамбургеров. Пока их жарили, она погладила чучело гремучей змеи в стеклянном ящике и в сотый раз рассмотрела картинки, иллюстрирующие историю самого крупного поражения Америки на море, которое она потерпела как раз у этого побережья, у Пойнт-Консепшен. Это уже стало джаламским ритуалом. Джалама-Бич никогда не менялась. В Джалама-Бич было весело.

Они с Эдом прыгали в волнах прибоя и были счастливы. Эд сделал вид, что собирается бросить ее в море, но в последний момент «пришел на помощь». Диана вцепилась в него, ее тело больше не сводило судорогой при его прикосновении. Тяжкие воспоминания поблекли, уступив место новым надеждам.

Пройдя с милю по берегу вдоль моря, они плюхнулись на песок и устроили короткий привал. Диана, охватив руками колени, смотрела на волны. На губах ощущался вкус соли, песчинки, выбеленные солнцем, щекотали ступни. Ей было хорошо – рядом сидел дорогой ей человек. Мысли ее блуждали. Она думала о несчастных, страдающих от голода людях, которым не дано наслаждаться этим великолепным днем. О шеф-поваре с синдромом Дауна, которого она видела в закусочной Харли. Наверное, он готовил сейчас барбекю и, уж конечно, не обращал никакого внимания на сиявшее на небе солнце…

У Дианы было серьезное, задумчивое выражение лица. Заметив это, Эд похлопал ее по коленке.

– О чем задумалась? – спросил он, наклонившись к Диане.

– О… я думала о том бедолаге, которого видела на кухне у Харли.

– О Монголе? – (Диана давно не слышала такого выражения.) – Он – не бедолага.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что он – мой младший брат.

Она выпрямилась и, пораженная его словами, посмотрела на него. Эд, будто не заметив ее удивления, не отрывал глаз от морской глади. Они с Эдом встречались уже полгода до той роковой игры в теннис; она знала, что отец Эда – полковник в отставке, что его родные братья добились успеха своим трудом, что его воспитание было традиционно строгим, но он был окружен любовью, – идеальное сочетание, с ее точки зрения. Ни разу он не упоминал о брате с синдромом Дауна.

– Ты никогда не рассказывал мне о нем, – сказала с упреком Диана.

– О Кенни? – Он повернулся к ней лицом. Подняв брови, поразмыслил. – Нет, кажется, нет.

– Его госпитализировали? – допытывалась Диана.

– Господи, нет. Он живет дома, с родителями. Они очень любят его. – Эд пощипал колосистые травинки, росшие у его ног. – � я тоже.

Говорил он бодро, энергично, будто решил принести присягу на верность. Диане внезапно захотелось разделить с ним его воспоминания. Все. Она крепко сжала его руку.

– Знаешь, – продолжал он, – на Рождество он каждому делает подарки. Сам мастерит. � очень здорово…

Не глядя на Диану, он обнял ее за плечи. Она прижалась к нему. Нежность, звучавшая в его голосе, постепенно уносила прочь подлые воспоминания, которые так мешали ей жить: о ссорах в прошлом и, что еще хуже, о холодном сверхвежливом обращении после очередной неудачи в постели…

Когда он поцеловал ее, поначалу ей стало страшно; потом она почувствовала, как напряжение, сковывавшее железными цепями все ее тело, постепенно спадает.

– Не торопи меня, – пробормотала она, отодвигаясь.

– Не буду. Пока ты не позволишь мне хоть немного надеяться.

Какое забавно-старомодное, сентиментальное выражение. Все больше и больше освобождалась она от сковывавшей ее неловкости. Пора было возвращаться. Но она медлила. Ей трудно было подняться и покинуть это спокойное местечко, овеваемое чистым ветерком надежды, который преодолел тысячи миль и все же разыскал ее.

В конце концов, обняв друг друга за талии, они медленно побрели к машине. Сердце ее было переполнено до краев. Так много ей хотелось сказать Эду! Тем большей неожиданностью явились для нее его слова:

– Последний раз мы смешиваем личные отношения с работой, договорились?

Развалившись на переднем сиденье «кемри», он стряхивал с ладоней песок. Диана в изумлении уставилась на него. Она пыталась соотнести его слова с его поведением и с тем, что переполняло ее мысли в последние полчаса.

– Мы оба можем погубить свою карьеру, – рассуждал он. – С Саймсом шутки плохи…

Потом, инстинктивно, как это свойственно всем женщинам с незапамятных времен, она поняла: такова ее доля, женщина должна быть сильнее мужчины и не позволять ему догадываться обо всем до конца. Эти мысли удачно сочетались с принятым ею решением. Она докажет, что является более опытным полицейским, чем Эд. Но он, конечно, не должен знать о ее планах. Она найдет убийцу Рея Дугана, и сделает это так, чтобы поддержать этого человека, не унизить его. Она ощущала в себе небывалую энергию: ее ждала слава, перед ней раскрывались новые перспективы. Но Бог выбрал, однако, момент, чтобы напомнить ей, насколько она ранима.

Они ехали домой, солнце медленно погружалось в нежную розовато-лиловую гряду облаков над Тихим океаном. Ленивые волны слепили глаза, сверкая серебряным и золотым блеском. Эд крутил ручку радио, искал подходящую станцию. Диана решительно остановила его руку.

Кетти Лестер пела «Возвращайся домой», звуки столь памятной ей, прекрасной, невыразимо печальной мелодии лились из приемника, переполняли ее сердце. Она услышала фразу: «Дома мать ожидает меня, ждет меня и отец», – и все вокруг для нее померкло; мать никогда не узнает того, что разрывает на части сердце Дианы…

Мне действительно необходимо теперь вести записи. Потому что пройдет время, я состарюсь, вспомню прошлое и скажу: «Ха! Не такой уж ты был умный, Гаскойн. Послушай, Гаскойн, какого же дурака ты свалял». Поэтому буду теперь писать понемногу каждый день; тогда уж точно ни о чем не забуду.

Дело не в том, что я многое забываю.

Я не буду записывать все подряд. Буду писать только о том, что меня интересует.

Звонок на работу от Харли. (В конце концов, я решил остаться на дневной работе. Если жить не воруя, мне нужен легальный источник дохода. Нельзя рисковать. �наче доктор Диана отошлет меня обратно, понимаете, – это еще одно важное соображение. � кроме того, заработаю деньги на подарки для Джонни.) Харли хотел рассказать о чем-то, но не по телефону. Да и хозяин кафе «Песквод» (мой босс) не любит болтовни по телефону в рабочее время, – понимаете, о чем я? Так что, после обещания Харли заехать за мной и забрать меня к себе, я повесил трубку. � решил: «Вместо того, чтобы сидеть у Максин сегодня вечером, почему бы не взять ее с собой к Харли?»

Ах, извините, нужно еще кое-что рассказать вам: мы с Максин встречаемся. Я понравился ей тем, что не попытался изнасиловать ее через две минуты после того, как вошел в дверь ее магазина. Она говорит, что я – джентльмен. Она не понимает, что общепринятые сексуальные отношения не имеют для меня никакой прелести. То ли я миновал уже эту фразу, то ли еще не дорос до нее. Возможно, последнее. У меня было несчастливое детство. Мой отец часто бил меня. Он был жестоким человеком.

Как бы там ни было, мы с Максин встречаемся. Большей частью в ее магазине, от которого я в восторге. Маскарадные костюмы так забавны; кроме того, она живет с родителями, а я с трудом вписываюсь в семейную обстановку. �так, в тот вечер Харли на своем пикапе подъехал к магазину. Они едва успели обменяться взглядами, как я понял, что это знакомство грозит неприятностями…

Втискиваемся втроем на переднее сиденье. Харли не сразу отъезжает. Он смотрит через меня (я сижу посередке) на Максин, а она – на него; они улыбаются, как пара идиотов. Никогда раньше не замечал, чтобы Харли так вел себя. Представляю их друг другу, думая, что, может, это разрядит неприятную обстановку. Ничего подобного.

Харли отъезжает. Знаю, как тяжело этому человеку перейти к делу и как он тянет резину. Сижу молча, отдыхаю. Но вот от Орката мы повернули на запад; тогда я спросил его:

– Зачем ты звонил мне на работу?

– Полицейские шлялись вокруг, спрашивали о тебе.

Для меня это – как удар грома средь ясного неба. Я напрягаюсь.

– Зачем я им понадобился? �з-за компакт-дисков…

– Больше похоже – из-за убийства.

� тут – будто небо падает мне на голову.

Максин, глядевшая в окно, теперь с удивлением смотрит на меня. Отодвигает ногу, чтобы не прикасаться к моей, – или все это мне только кажется? Конечно, не думает же она… Да если бы даже эта девушка и подумала что-нибудь, – никакой паники, опирайтесь только на факты, мэм.

– �з-за какого убийства?

– Того парня, Рея Дугана. Мужчина с женщиной приезжали пару недель назад, в субботу, расспрашивали про тебя. Когда ты у меня работал, почему оставил работу, все в таком роде.

– Они знали мое имя?

– Нет. � я им ничего не сказал.

�спытываю какое-то облегчение. Но оно вскоре улетучивается.

– Почему они думают, что я имею какое-то отношение к Дугану? – спрашиваю его.

– Ты знаешь тех двух ребят, которые числились пропавшими? Кажется, ты ушел от меня приблизительно в то время, когда одного из них видели последний раз. � последний раз его видели в закусочной, тебе известно об этом?

– Ты не сказал им, конечно, где я живу?

– Конечно нет.

Сплошной мрак и ужас навалились на меня. Когда добрались до закусочной, помогаю Харли прибраться и подготовить все к открытию. Но из головы не идет то, что он сказал. Где я допустил ошибку? Кто мне Дуган? Почему им хочется повесить на меня это убийство?

В конце концов мозги мои устают. С трудом возвращаюсь к реальности. В заведении полно народу, хотя, казалось бы, не время – середина недели. Попадаются знакомые лица. Максин у стойки бара сосет через соломинку коку. Харли отходит обслужить кого-то, потом возвращается обратно, чтобы продолжить беседу с ней. �з-за музыки, гула голосов им приходится близко наклоняться друг к другу. На лице у Максин улыбка, такой раньше я не замечал: какая-то непонятная, вялая. Слова Харли, кажется, ей по душе.

� я думаю: «Ого-го…» Если бы я был ревнивым малым, то заподозрил бы, что они договариваются о свидании sans moi. Но вот что любопытно: мне наплевать. Если Харли с Максин будут трахаться без передышки, пусть. Только не мешали бы моим планам относительно Джонни. Но для этого мне нужна помощь Максин. Точнее, ее магазин.

Некоторое время мы танцуем и пьем коку. Потом находим парочку, которая собирается вернуться в город; они поедут прямо в Фонтанный район, так как слышали, что там можно запросто достать новейшие наркотики. Они объяснили мне, что и как, до мельчайших подробностей, но я все позабыл. Мне это не нужно. Я не балуюсь наркотой. Одним словом, нас подвезли до города. В машине мы с Максин сидим сзади. Она расспрашивает меня о Харли: где я с ним познакомился, кто он. В общем, обо всем. Рассказываю ей в основном правду: однажды мы с Харли провели ночь в одной камере в Санта-Барбаре. Его посадили за скандал в баре, меня – как обычно. На этот раз я попался с замороженной пиццей, кажется, так. Какое-то время мы просто болтались вместе, а когда он наскреб деньжат, чтобы открыть закусочную, я помогал ему, работал там за ничтожную (часто за никакую) плату. (Ничего этого доктору Диане я не говорил. Но сейчас у меня другая аудитория, и ей нужно другое представление.)

Максин все это нравится. Она приглашает меня вернуться в магазин, говорит, что собирается ночевать там, потому что идти домой уже слишком поздно. Так как Харли явно зацепил ее, мне становится любопытно: какая роль отводится мне – временного заместителя его пениса, что ли? Но, поскольку я играю роль заместителя, мне не удается в этой ситуации отвертеться.

Вместе с ней вхожу в магазин. Она запирает дверь, потом поворачивается и обнимает меня за шею. Целую ее, понимая, что этого от меня и ожидали. Рот у нее влажный, как губка: ГАДОСТЬ! Ее груди, прижавшиеся ко мне, как пенопластовые подушки. Когда мне кажется, что я исполнил свой долг, отхожу от нее.

– Хочу взять у тебя напрокат платье, – говорю ей.

Она улыбается мне. Глупая сучка, вот кто она. Думает, что я шучу. Но я настаиваю. (Наверное, нарисую потом дырку Максин; тогда можно сравнить ее с моими рисунками дырки доктора Дианы и выяснить, подтвердится ли моя теория, что все женщины одинаковы.) Объясняю ей:

– Мне нужно женское платье девятнадцатого века, вон оттуда (показываю).

Она интересуется, зачем оно мне понадобилось, но я отказываюсь отвечать. Я такой приставала: но все это – часть моего плана, понимаете?

В конце концов Максин соглашается. Мне это платье нужно только на одну ночь, заплачу наличными. Она сердится, – кажется, так, не помню точно. Потом выхожу из магазина, с новым платьем под мышкой; я готов поднять занавес на моей премьере. С Джонни в качестве публики. С одним-единственным зрителем.

Прошло две-три недели.

Средства массовой информации мало-помалу утратили интерес к убийству Рея Дугана. Питер Саймс регулярно проводил пресс-конференции, на которых появлялись то скорбные родители Дугана, то разгневанные граждане, то сующие нос не в свое дело чокнутые. Группа матерей из сверхприятного пригорода Пейнтон-Глена заявила, что они наймут автобусы, чтобы развозить ребят на и совсяких общественных мероприятий. «Полиции нельзя доверять, она не в состоянии присмотреть за нашей молодежью», – заявили эти матери.

Несколько молодых пациентов доктора Дианы попросили ее поговорить с их родителями, требующими, чтобы они являлись домой до наступления темноты. Она отказалась. Сколько-то душевнобольных в полицейском участке Южной Калифорнии тоже признались в убийстве Дугана. Один и них, когда ему приказали убираться оттуда к чертовой матери, устроил на улице самосожжение. Его потушили, но он умер через несколько часов. Девушка по имени Мериэл Барнет провела ночь со своим дружком, забыв позвонить родителям. Это событие, вместо того, чтобы стать поводом лишь для пары родительских затрещин, появилось на другой день во всех газетах с фотографиями: на одной – объятый скорбью отец, на другой – мать, бьющаяся в истерике. Тим Санчес – тот, кто последним видел Дугана живым, – выражался все более туманно каждый раз, как какой-нибудь репортер просил его «еще раз рассказать об этом». Уже было несколько нитей, ведущих к установлению личности убийцы. Но по мнению Эда, было все-таки мало шансов когда-нибудь найти его. «Каждый контакт оставляет след» – так считают полицейские во всем мире, но тех, кто соприкасался с Реем Дуганом, осталось на удивление мало.

…Джонни Андерсон привык время от времени показывать Диане свой дневник. Занятия с ним укрепили ее первое впечатление: это наиболее интересный ребенок среди ее пациентов за последние годы. Но что действительно ей не нравилось, так это пропущенные в дневнике дни. Страницы были вырваны из желтого блокнота, который она дала ему. Джонни объяснял, что эти страницы относились к материалу, которым он еще не готов с нею поделиться. Диана предоставляла ему полную свободу действий.

Это был вторник в начале июля, сразу после праздничного уик-энда. Яркий, солнечный день. Ребята из «Обеспечения безопасности» трудились в доме Дианы, устанавливали сигнализацию. В цветочном магазине рядом с больницей она купила полдюжины белых роз для своего кабинета. Джулия приветствовала ее улыбкой, она загорела и посвежела.