– Да. Дома для умирающих находились в специальных районах; когда человек понимал, что его время приближается, он направлялся туда и ждал конца.

– Но как они узнавали, что пришел их час?

Диана задумалась. Мейжу, ее мать, знала. Она стала чаще надевать платья с высокими воротниками, сань-фу,и наносить визиты знакомым, с которыми не виделась годами. Стала чрезвычайно рассеянной. Как врач, Диана поставила диагноз: легкая форма старческой потери памяти; слава Богу, у Ма-ма не было старческого слабоумия. Однажды Диана увидела, как Мейжу передавала своей старинной подруге прядь волос (вместе с этой женщиной она покинула родину в 1959 году). Для китайца такой ритуал – верный признак приближающейся смерти. Затем, за неделю до того, как Ма-ма заснула вечным сном, она отдала Диане свое обручальное кольцо: она не хотела, чтобы ее похоронили вместе с ним. Диану эта просьба поразила больше всего остального; если до этой минуты еще оставались сомнения, то теперь она поняла, что все кончено.

– Похоже, некоторые люди знают, что умирают, – сказала она. – Врачи не могут этого объяснить.

– Доктора ни черта ни в чем не смыслят, – уверенно сказал Джонни.

«Как верно, – подумала Диана. – � как интересно, что мальчик решился так высказаться перед своим врачом. Прогресс!»

– Беда в том, – сказала она, – что доктора знают очень много, но никогда не знают, что мы от них ожидаем.

– Верно, – согласился Джонни.

«Врачи олицетворяют фигуры отцов; доктора и отцы ни черта не смыслят в важных вещах; вот о чем он говорит. Гм…»

Беседуя, они прогуливались за домом. Вдруг Джонни побежал к ограде у дальнего конца сада. Поглядывая на часы, Диана последовала за ним. Ее визит в этот дом преследовал двоякую цель: еще раз понаблюдать за Джонни в домашней обстановке, а также побеседовать с Майком Андерсоном. Но Майк был «занят» (другими словами, не хотел ее видеть). За Эдом же она должна была заехать, чтобы вместе отправиться к Харли, не раньше, чем через три часа.

Между тем Джонни позвал ее.

– Хочу вам кое-что показать, – бросил он через плечо. Остановившись, мальчик вынул что-то из кармана своих джинсов. Это было полароидное фото хорошенькой женщины в ярко-желтой лыжной куртке и шерстяной шапочке.

– Твоя мама? – спросила Диана, рассматривая фото. – Красивая.

– Завел нового друга, – не ответив Диане, сказал Джонни. Они уже шли рядом по дорожке.

– Да? В школе? – обрадовалась Диана.

– Нет. – Он помолчал. – Здесь, – объяснил он, указав на дорожку, ведущую к кладбищу.

– Ты опять ходил туда? Один? – заволновалась Диана.

– Нет. Вы сказали, что это опасно. Встретил его на дорожке.

– Кто он?

– Привидение.

Джонни шел впереди, глядя себе под ноги, будто не хотел, чтобы она прочитала что-то в его глазах.

– Уверен, что это было привидение?

– М-м-м.

«Как понимать: „да“ или „нет“?»

– Дружески настроенное привидение?

– Очень. Хочу посмотреть, не разыщем ли мы его? – решительно сказал мальчик.

Они дошли до калитки; плетеные босоножки жгли подошвы ног.

– Конечно, – услышала она свой голос. «Держись!» – подумала про себя.

В это время в окне нижнего этажа появилась Николь.

– Кто хочет лимонада? – крикнула она им.

– Умираю от жажды, – с облегчением отозвалась Диана.

Мальчик поднял на нее глаза; по их выражению было трудно определить, расценил ли он ее слова как предательство, удобную отговорку или испытывал облегчение. Повернув назад, они услышали шуршание колес: к дому подъезжали машины. Джонни нахмурился.

– Должно быть, папины друзья, – произнес он с каким-то странным выражением.

– Подрядчик твоего отца, наверное?

– Ага. Майк работает на эту компанию. Его называют проектировщиком. Его сюда послали, чтобы заключить какую-то крупную сделку. Эти люди приехали, чтобы встретиться с ним.

– Почему ты зовешь отца по имени? Ты это часто делаешь и в дневнике. Большинство мальчиков просто сказали бы «папа».

Джонни пожал плечами. �з-за дома доносились звуки приветствий. Диана и Джонни подошли к окну кухни, но едва собрались завернуть за угол, как на лужайку выбежал мальчик. Диана внимательно его оглядела. Высокий, тощий, с тусклыми черными волосами, свисающими крысиными хвостиками на лоб. В голубых джинсах, ярко-красной майке, красных теннисных туфлях – все, казалось, ему велико. Загорелое веснушчатое лицо. В узких глазах светится ум. Мальчик настороженно уставился на них. �сточник такой враждебности, возможно, объяснялся тем, что в школе его дразнили из-за оттопыренных ушей. Диане никогда не приходилось видеть таких больших ушей у мальчиков его возраста: на вид ему было лет двенадцать.

– Привет, – выдавил он. – Я – Арни Кранц. А ты, наверное, мальчишка Андерсона, папа велел мне пойти и разыскать тебя.

– Привет, – ответил Джонни. Он не познакомил мальчика с Дианой. � это было хорошо: она не хотела препятствовать новым связям, хотя внутренний голос нашептывал ей, что ничего хорошего из этого не получится…

Она направилась в кухню. Николь приветственно улыбнулась вошедшей Диане.

– Боялась, что упустите Майка, – пробормотала она. – Они собираются отправиться по делу, тут, поблизости. Приехали субподрядчики, землемеры, только что прибыл специалист по установлению зональных тарифов, кто-то еще.

Она рассмеялась, скрывая свою неловкость за маской беззаботной женственности, но переусердствовала. Диана уже наблюдала подобное в ней и раньше. Сегодня на Николь были соломенные сандалии, платье с цветочным рисунком и пуговицами от ворота до подола. Никакой косметики: она выглядела молоденькой, лет на двадцать с хвостиком. Но Диана знала, что ей тридцать четыре. Майк, видимо, неравнодушен к круглолицым блондинкам; его первая жена выглядела похоже.

– Не мешало бы нам поговорить, – сказала Диана, принимая стакан лимонада. – Вы можете помочь мне решить основную проблему.

Они уселись у соснового стола. Лимонад был превосходный, непереслащенный, как раз такой, как любила Диана.

– Какую проблему?

– Заинтересованы ли вы в семейном лечении, или мне продолжать заниматься одним только Джонни.

Николь избегала встречаться взглядом с Дианой. Она мысленно сверяла свой ответ с реакцией Майка, не важно, что его нет поблизости.

– Боюсь, я не… – начала она.

– Объясняю. Семьи воспроизводят сами себя, поколение за поколением. Вы с Майком выбрали друг друга в качестве партнеров, потому что у вас были похожие семьи. Вы можете думать иначе, но это именно так. Вы скрываете друг от друга одни и те же проблемы, и от Джонни – тоже. В вашем браке возникают проблемы, верно?

Николь растерялась: что за манера разговаривать у этой гостьи. Да еще в ее кухне! После затянувшегося неприятного молчания она все же кивнула в знак согласия:

– Мы… наверное, проявляем ненужное упрямство. �ногда.

– �так, вы ощущаете вину, свое несоответствие – иной раз по отношению к Майку, иной раз – к Джонни. � боюсь, Джонни стал козлом отпущения. Если мы хотим снять этот непосильный груз с его плеч, то очень важно освободиться от этого груза и вам.

– Но мы никогда не перекладываем своей вины на Джонни!

– Сознательно – нет. Но все это таится в глубинах подсознания – вашего и его.

Диана попыталась как-то смягчить резкость своих слов, показаться добрее. Но после смерти матери мягкость и доброта постепенно угасли в ее душе. После смерти Ма-ма она стала без обиняков высказывать людям в лицо то, что думает. Сейчас, глядя на Николь, Диана, казалось, читала ее мысли: «У Майка могут возникнуть проблемы».

Вся проблема заключалась в Майке. Как бы в подтверждение ее мыслей в открытое окно донесся его голос: «Хватит тратить время на эти скучные книги, Джонни. Вы с Арни пойдете с нами, и не отставайте».

Глаза Николь и Дианы на мгновение встретились. Диана не заметила того взаимопонимания, готовности к сотрудничеству, которое было минутой раньше. «Кто угрожает моему мужу, угрожает мне…»– говорил ее взгляд.

– Майк взволнован, потому что до сих пор не подписан контракт, не согласованы все вопросы, – тихо пыталась объяснить Николь. – Он любит играть в баскетбол, в разные спортивные игры. А Джонни ненавидит все это. Джонни – застенчивый ребенок, правда? Майк, ну…

– Это не застенчивость. Дело в другом: ребенок не в силах наладить отношения с вами, с его мачехой.

– Я старалась изо всех сил, Диана.

– Может, и перестарались. Может быть, сейчас пришло время установить для него несколько основных правил, а в остальном – предоставить его самому себе. Пусть знает, что за ним никто не следит…

– Возможно, вы правы, – вздохнула Николь. – Столько проблем… Джонни любил свою мать, он обожает отца и не может понять, почему Майк – со мной. Потом эта автокатастрофа, когда погибла Лесли.

– Лесли… первая жена, мать Джонни?

– Верно.

Диана наклонилась вперед, чтобы подчеркнуть важность своих слов:

– Она мертва.

– Убедите в этом Джонни, – попросила Николь. Долгая пауза. – Убедите Майка.

Сейчас позабавлю вас: ходил вчера в библиотеку, взял кое-что Джейн Остин. «Проницательный читатель», всю эту чепуху. Может, буду подражать ее стилю. Потому что, понимаете, мне впервые пришло в голову, что во всей этой истории есть сюжет, из которого в один прекрасный день получится целый роман. Вероятно, происходит что-то очень важное. Поначалу мне казалось, что веду эти записи, чтобы снять тяжесть с души. Теперь становится интересно.

«Читатель, я вышла за него замуж».

Знаменитые последние слова.

�так, я сижу на своем дереве, как горилла в гуще ветвей. � вдруг вижу: целая компания бездельников спускается по дорожке от chez Андерсонов (романтический язык – французский), разворачивают планы, манипулируют с измерительными приборами и – Бог ты мой! – еще с какими-то штуками. В моем сценарии такая сцена отсутствует, мистер Де Миль. Спрашиваю вас: кто эти люди?

Они двигаются по дорожке, как процессия, направляющаяся к эшафоту. Мой ягненок – посередке – жертва, которую ведут на заклание. Сегодня он выглядит как самая настоящая жертва.

РћРЅ РЅРµ РѕРґРёРЅ.

Рядом с Джонни идет слизняк. Я – эксперт, быстро определяю таких типов. Не обязательно слышать его угодливый голосок или прикасаться к влажной ладони. Мальчик приблизительно того же возраста, что Джонни, у него порочный взгляд; он – себе на уме.

Соскользнув с дерева, на некотором расстоянии следую за ними. Слышу обрывки разговора. Говорят что-то о муниципалитете, который утверждает зональные владения; кто-то знаком с кардиналом, которого можно убедить помочь с секуляризацией в обмен на пожертвование в церковный фонд. Майк Андерсон лезет из кожи вон, чтобы выглядеть своим в доску, заверяет, что так не раз уже делали в Калифорнии. Лично мне ничего об этом не известно.

Первая группа уже приближается к дорожке, ведущей к нашему с Алисой Морни тайнику. Слава Богу, они свернули на главную аллею, которая выведет их к Уинчестеру.

Слизняк, однако, заметил эту боковую дорожку. Схватив Джонни за руку, он тащит его за собой, в заросли мелколесья. Джонни сопротивляется, но Слизняк смеется: «Это же забавно». Слышу: «Смелее, Джон, будем исследовать эти нехоженые тропы». Тем временем Майк Андерсон идет со своими гостями вперед и ничего не видит…

Радость охватывает меня. Показать Слизняку, где раки зимуют, – это же одно удовольствие. Если он посмеет хоть пальцем дотронуться до моего любимого, я разберусь с ним.

А он так и делает. Будь он проклят!

Этот гнусный шпик, этот подонок, обхватив Джонни обеими руками за талию, тащит его за собой. Джонни, плотно прижав локти к бокам – движение, запомнившееся со времен моего счастливого детства, – вырывается. Вернее, пытается вырваться, потому что Слизняк не отпускает его. Джонни работает локтями, извивается. Слизняк, конечно, сильнее.

Они уже в пятидесяти ярдах от поворота. Следую за ними, прячась за деревьями. Ступаю бесшумно.

Наконец, Джонни, высвободившись, несется вперед, не обращая ни на что внимания. Бурелом, гнилые стволы мешают ему. Трава, папоротники, коряги хватают за ноги. Чаща деревьев становится гуще, появляется отвратительно влажный запах. Джонни по лодыжки увязает в черной грязи…

– Джонни! – поет Слизняк. – �ди сюда, поиграй с Арни.

– Арни, – окликаю его я.

Слизняк слышит. Останавливается. Оглядывается. Он не подозревает, что смотрит прямо на меня – мое лицо скрыто густой листвой. Ему не по себе. Это меня радует.

Я достану Арни, я ему покажу.

Тем временем Джонни и след простыл. Сердце мое колотится в груди как бешеное. Никто самостоятельно не найдет дороги из этого уголка кладбища. Никто.

Арни направляется следом за Джонни. Дорогу преграждает завал из ивовых веток; он пробирается через них и увязает в грязи. Стоит пошатываясь, потом комически медленно заваливается на бок…

Откуда-то появились два рычащих пса. Арни, весь в грязи, пулей выскакивает из своей илистой ванны. Его задница мелькает среди белых стволов берез. Собаки недолго преследуют его. Одна, рыжая, с короткими толстыми лапами, – старая знакомая. Вреда большого от нее не будет. Другую, похожую на добермана, я раньше не видел. На обрубке ее хвоста – гноящаяся блямба. Раны здесь заживают плохо.

Собаки, разрываясь от лая, останавливаются по эту сторону березняка. Готовясь к схватке, открываю свой пружинный нож. Но в этом пока нет необходимости. Собаки возвращаются к той вкусной кучке, куда чуть не приземлился Арни.

Наверное, я не смог бы убить собаку. Точно, не смог бы. Убью, только если возникнет дилемма: Плутон или moi, в таком случае именно moi вышел бы победителем из этой схватки.

А сейчас мое внимание привлекает Джонни. Пробираясь к дому, он бредет мимо моего тайника. Дороги нет, дневной свет почти сюда не проникает. Джонни на ощупь продвигается сквозь заросли терновника. Скоро он выбьется из сил, утратит дыхание и волю к жизни. Арни случайно набредет на него: он будет висеть, раскинув руки, запутавшись в паутине чудовищного паука…

Помните ту удивительную фотографию (ее публиковали не раз): человек склонился к ограде, опустив голову на скрещенные руки, его лица не видно? На нем ничего нет, кроме набедренной повязки. Я часто задумываюсь: что оплакивает этот человек? Может, в таком вот положении Арни и найдет Джонни…

Сделав порядочный круг, не замеченный мальчиками, выбираюсь из своего тайника. Они не догадываются, что я рядом, хотя мне слышны голоса обоих.

– Джонни, – нежно воркует Слизняк. – Джонни, где ты? – В его голосе звучит насмешка.

С Алисой – полный порядок. С незапамятных времен мирно покоится она под покрытой зеленым мхом могильной плитой. Мусор, валяющийся вокруг, принес я сам. Чтобы попасть сюда, нужно проползти на четвереньках почти десять ярдов. Не мне одному известно это место. �ногда его посещают и другие. Сегодня, например, рядом с могилой Алисы появилась большая груда земли. Похоже, землю вскопали совсем недавно. Перепутанные стебли травы торчат из-под комьев земли цвета ржавчины. Ненавижу эти вторжения на мою территорию.

Рыдающий голос Джонни звучит совсем рядом.

– Нет, нет, – жалобно скулит он, – дерьмо, дерьмо, дерьмо! – Голос его прерывается. Внимательно прислушиваюсь. Да – в тойстороне…

Когда, словно из-под земли, я появляюсь рядом с ним, он реагирует не так, как я ожидал. Не прыгает от радости. Медленно поворачивается и, оказавшись лицом к лицу со мной, произносит:

– Вот и ты…

Его бледное, расцарапанное колючками терна лицо – в пятнах грязи. Штаны порваны. От него воняет: здесь омерзительная грязь, да еще собаки гадят. Но когда он прислоняется ко мне, а я обнимаю его худенькое тельце, все это уже не имеет значения. Мы обретаем мир и покой в населенном призраками лесу.

Голоса откуда-то возникают и исчезают, с трудом пробиваясь сквозь вонючий, затхлый воздух: «Джонни, Джонни!» – на этот раз зовет не Слизняк-подлиза Арни. Это голоса взрослых, но где-то далеко. Джонни отстраняется от меня.

– Я потерялся, – говорит он дрожащим голосом. – Послушай, Тобес, что мне делать?

Притягиваю его снова к себе, но он отталкивает меня.

– Ты такой холодный, – говорит он дрожа. – Ты, как мертвец, такой холодный.

– Джонни! – Мужской голос доносится издалека; поиски ведутся не в том направлении.

– Он убьет меня, когда я вернусь, – бормочет Джонни.

– Кто, Арни?

– Папа.

– Не волнуйся. Я отведу тебя домой. – Нахожусь в нерешительности: хочу показать ему свое тайное убежище. Конечно, так и сделаю. Но это – серьезный момент в наших отношениях, ведь мы пересечем Заповедную Границу. – Хочешь познакомиться с Алисой? Сюда…

Не оставляя Джонни времени на расспросы, поворачиваюсь в полной уверенности, что он последует за мной. Вскоре мы уже ползем на четвереньках друг за другом. Наконец деревья, гнилые стволы и завалы из веток расступаются. Поднимаемся на ноги.