Предисловие к русскому изданию

Задача автора научно-фантастического романа в наши дни несравненно труднее, чем во времена Жюля Верна и даже в более близкую к нам эпоху появления научных фантазий Уэллса. Нужно обладать серьёзными и разносторонними научными познаниями, чтобы, не повторяя своих предшественников, избрать новый сюжет для подобного произведения и интересно разработать его, оставаясь на уровне строгих научных требований. Соединение в одном лице крупного литературного дарования с научно-дисциплинированным умом и глубокой эрудицией – явление до чрезвычайности редкое. Этим и объясняется крайняя бедность современной мировой литературы удачными произведениями научно-фантастического характера.

Предлагаемый новый астрономический роман Артура Трэна принадлежит к числу таких немногочисленных удачных произведений образовательной беллетристики. Это – плод совместной работы художника и учёного: он написает американским беллетристом при участии крупного учёного Роберта Вуда, профессора физики Балтиморского Университета, научной силы первого ранга. Сотрудничество физика, прославившегося своими остроумными экспериментальными исследованиями, сказывается в своеобразной фабуле романа, в её осторожной и правдоподобной разработке; а участие опытного литературного работника сделало то, что научные детали не отягчают повествования, а сливаются с ним в органическое целое. В результате – оригинальное и занимательное произведение, в котором и художественная и научная сторона стоят на должной высоте.

Роман печатался в 1917 г. в лучшем американском ежемесячнике «Cosmopolitan», откуда мы воспроизводим также иллюстрирующие текст рисунки.

Редакция.

ПРОЛОГ

Машина медленно спускалась.

Мировая война была в полном разгаре, когда Вашингтонская морская обсерватория приняла ряд радиотелеграмм за подписью «Пакс» (по латыни – мир), в которых автор объявлял, что он овладел искусством управлять стихиями. Таинственные сообщения сопровождались необычайными явлениями в природе: сильными подземными ударами и небывалыми полярными сияниями. Одновременно с тем, в различных местах земного шара была замечена чудовищная воздушная машина, прозванная Летучим Кольцом, Этот доселе невиданный летательный аппарат посредством мощного потока особых лучей разрушил горы в Северной Африке и затопил Сахару. Пакс предупреждал воюющие государства, что изменит наклон земной оси и заставит прекратить войну, превратив Центральную Европу в знойную пустыню, если державы не заключат вечного мира. Народы, опасаясь, что их упорство приведёт к гибели земного человечества, вступили в мирные переговоры.

Около того же времени профессор физики Гарвардского университета, Веньямин Хукер, определил в результате ряда изысканий, что таинственная сила Пакса исходит из пустынных равнин Лабрадора. Он решил направиться туда, чтобы раскрыть тайну Пакса и его планы. После многих лишений, ему удалось открыть местонахождение Летучего Кольца; он прибыл туда как раз в тот момент, когда Пакс готовился осуществить свою угрозу – отклонить земную ось. Но, вследствие случайной неисправности механизма, порождающего разрушительный поток лучей, Пакс и его товарищи погибли от взрыва. Летучее Кольцо, однако, уцелело, и Хукер вместе со своим другом, искусным авиатором Борком, сумел разобраться в его механизме.

ГЛАВА I

Блуждающий астероид

– Ну, – с вызывающим видом сказал Бентам Тассифер, – посмотрим!

Это был красивый маленький человек с брюшком, напоминавшим дыню. Красный, вспотевший от игры в гольф, он казался олицетворением воинственной самоуверенности в том, что сумеет отбросить мяч не менее, чем на 900 футов. На самом же деле он вовсе не был так уверен в себе. Он знал, что дальше футов 180 ему едва ли удастся закинуть мяч. Но как чиновник департамента юстиции, он считал неприличным обнаружить нервность и неуверенность, а потому, сурово взглянув на своего худощавого противника Джедсона, повторил: – «Ну, посмотрим!»

Никто, кроме жены Тассифера, не знал, какой у него уступчивый характер. Все считали, что мистер Тассифер ни при каких обстоятельствах не позволит наступить себе на ногу: он всегда отстаивал свои права с энергией природного британца. И теперь, размахивая палкой, он не подавал и виду, что можно сомневаться в его ударе. Вдруг ему показалось, что перед глазами летают чёрные мушки.

– Цыц! – закричал он, махнув левою рукой. – Ах, эти мухи!

– Мухи? В октябре? – возразил его партнёр, чиновник департамента земледелия.

– Ну да, мухи. – сказал Бентам. – Вот они. Видите?

Он указал палкой на точку в синеве неба.

– Аэроплан, – возразил Джедсон. – Проследим за ним.

Чёрное пятно быстро приближалось и росло с каждым мгновением.

– Круглый, с отверстием в середине! – закричал Бентам.

Теперь оба могли ясно видеть аппарат во всех мелочах.

Человек нёсся прямо на Тассифера…

Повидимому, он был сооружён из полированной стали, потому что ослепительно сверкал в солнечных лучах, когда летел над площадкой. Он походил на полое цилиндрическое кольцо в форме спасательного круга, футов 75 в диаметре. Над кольцом имелось сооружение в виде огромного напёрстка на трёх стойках, обращённого отверстием вниз, к средине аппарата. Слабое жёлтое сияние, нечто вроде светящегося пара, висело над гигантской машиной, с глухим шумом двигавшейся в воздухе.

– Спускается! – крикнул Бентам.

Сверху доносилось тихое и мерное потрескивание, как будто выпускали пар. Машина перестала двигаться вперёд и начала медленно спускаться. Донеслись сильные скрипы и хрусты; поток чего-то подобного горячему пару, сопровождаемый бледно-жёлтым фосфоресцирующим светом, пронёсся чрез средину кольца и сорвал зелёный покров лужайки, подняв на воздух тучи земляной пыли и травы. Тассифер и Джедсон, почти ослеплённые дождём грязи и песку, побежали под прикрытие ближайшего навеса.

– Это непростительно! – кричал Тассифер, прикурнув под навесом. – Они просто с ума сошли! Спускаться на площадку! Частное владение…

Через несколько минут шум стих, песчаный вихрь улёгся. Игроки подняли голову и вылезли из-под навеса. Кругом весь дёрн лужайки на протяжении сотни футов был вырван, и внутри образовавшейся воронки, окружённой неправильным кольцом песку и гравия, покоился гигантский летательный аппарат с надстройкой, напоминавшей мачту военного корабля». Весь аппарат, зарывшийся в площадку для гольфа, представлялся чем-то неподвижным, невозмутимым, и вид его донельзя раздражал Тассифера. Пока он смотрел на нарушителя прав частного владения, сбоку открылось круглое отверстие, и на землю была спущена складная стальная лестница. Невысокий человек в странном шлеме вышел на эту лестницу и стал спускаться.

Тассифер вскочил.

– Эй, вы там! Это частная собственность! Вы не вправе здесь останавливаться…

Человек с машины спрыгнул на землю и повернул к разгневанному игроку круглое стеклянное лицо, похожее на маленький аквариум. Вид этого человека был и страшен и смешон. Наклонив голову, он нёсся, как бык, прямо на Тассифера, а тот позорно обратился в бегство и не оборачивался, пока не достиг галлереи клубного здания. Джедсон прибежал туда ещё раньше.

– Сейчас иду к телефону! Нужно задержать этого человека… Нарушение прав частного владения… Вторжение! Посмотрим! – Маленький человек трясся от бешенства и униженного чувства достоинства. – На самую середину площадки! Как можно здесь спокойно играть, хотел бы я знать?

– Надо жаловаться и на порчу земли, – задыхаясь, выговорил Джедсон, который только теперь мог перевести дух.

Сзади послышались тяжёлые, нервные шаги. Игроки обернулись. К ним подходил человек с аппарата; он снял свой шлем и казался бледным, усталым, совсем смирным.

– Извините меня, – сказал он сухо. – Могу я отсюда позвонить по телефону в обсерваторию? Моё имя Хукер, мы только что прибыли из области Унгава в Канаде. Пришлось спуститься на вашу площадку – негде было иначе. Могли бы вы ссудить мне папироску?

На следующее утро после спуска Летучего Кольца на площадку для гольфа, в Вашингтоне, профессор Веньямин Хукер проснулся не только самым замечательным, но без сомнения, и самым интересным человеком всего земного шара. Обладая чудесною машиной, способной двигаться по воздуху и испускать тот таинственный луч, который может уничтожить и боевой флот, и горную цепь, – профессор Хукер был провозглашён «первым гражданином мира». Он – или государство, подданным которого он пожелал бы считаться, – могли направлять судьбы человечества.

Стало известно, что все народы, вовлечённые в мировую войну, заключили мирный договор исключительно под угрозами таинственного некто, назвавшегося Паксом. Многие подозревали, что Хукер и неведомый Пакс – одно и то же лицо. Думали, что приведя войну к концу, он вернулся со своим воздушным чудовищем для того, чтобы вести научные исследования в Соединённых Штатах.

Профессор Веньямин Хукер, до того времени скромнейший из самых скромных обитателей Кэмбриджа, в Массачузетсе, сразу выдвинулся выше всех; его называли не только вождём мировой политики, но и диктатором человечества. Однако, верный своим врождённым влечениям, Хукер не обращал никакого внимания на эту неумеренную лесть. На другой день по прибытии он сделал визит государственному секретарю, потом укрылся в библиотеке Конгресса, чтобы составить отчёт для Смизсонианского Института и, сняв комнату, служившую ему кабинетом и спальней, стал вести беспритязательную жизнь научного работника.

По соглашению с правительством, Летучее Кольцо было помещено на большом аэродроме за городом. Для защиты от любопытных, оно было обнесено стальной оградой в 30 футов вышиной, которую днём и ночью охраняли вооружённые сторожа. Правительство Соединённых Штатов полагало, что Летучее Кольцо представляет ключ не только к вечному миру, но и к безопасности всего человечества. У всякого другого на месте профессора Хукера закружилась бы голова. Ежедневно его скромную квартиру посещали представители иностранных государств и от имени своих правительств приносили знаки высших отличий. Но скромный человек мало думал об этих почестях и складывал все кресты и другие знаки в пустой, даже не совсем опрятный ящик своего письменного стола. Вся эта шумиха отнимала, по его мнению, много времени и мешала серьёзному труду. Но его скромность только увеличивала его славу. Маленький человек в поношенном платье, с растрёпанными тёмными волосами, в двойных очках, сделался самым популярным человеком в мире, более того, – самым знаменитым с сотворения мира. Он довольствовался мешковатым костюмом в 15 долларов и жил в комнате за 3 доллара в неделю, – а его портрет висел в каждой кухне от берегов Атлантического океана до Тихого. Когда он не работал в библиотеке Конгресса или в Смизсонианском Институте, когда он гулял по Вашингтону, опустив глаза к земле или подняв их вверх, всецело погружённый в размышления, то кругом на каждом углу указывали на него:

– Это он! Это Хукер!

Размышляя таким образом об одном из уравнений, занесённых в его записную книжку, Хукер забрёл в парк и в раздумьи сел на край зелёной садовой скамейки, на другом конце которой уже сидела молодая девушка в тёмном костюме. Хукер не знал, что находится в парке, не знал даже, что сидит на зелёной садовой скамейке. Нечего и говорить, что он не замечал и присутствия девушки в тёмном костюме. Уравнение было трудное, и ему не удавалось его проинтегрировать. С записной книжкой на коленях профессор нервно кусал кончик карандаша. Вдруг чистый и звучный молодой голос, который, казалось исходил из точки прямо над его правым плечом, произнёс:

– Почему вы не выразите х в форме показателя, профессор Хукер?

Возглас этот, однако, не вывел Хукера из созерцательного состояния; для него это был отклик его собственных мыслей.

– Так и есть, – размышлял он. – Разумеется… Как я не подумал об этом раньше!

И он продолжал выкладки в этом смысле; но решение всё-таки не давалось…

– Однако, вы делаете не совсем то, что я советовала, – продолжал тот же голос.

Тогда Хукер в первый раз взглянул направо.

Девушка подвинулась на скамейке и сидела рядом с ним. Она казалась чуть выше профессора. Он был слишком занят своим уравнением, чтобы заметить стройность её фигуры, приятные очертания щёк и подбородка, длинные чёрные ресницы больших серых глаз, широкий лоб, милую улыбку мягко изогнутых губ. Он воспринял лишь впечатление силы, уравновешенности и уверенности.

– Дайте мне записную книжку, – сказала девушка и, не дожидась ответа, живо взяла её из сопротивляющихся рук Хукера. – Так! – сказала она. – Теперь это будет гораздо проще. Видите? X обозначает вещественную часть комплексного выражения…

– Хорошо, – объявил Хукер, с очевидным удивлением. – Вы, я вижу, очень сильны в математике! Теперь я справлюсь с этим.

Где-то загудели фабрики.

– Уже час! – воскликнул он, вскочил с места, побежал по парку и прыгнул в мимо проходивший вагон. Девушка следила за ним весёлым взглядом. «Мне думается, в математике я сильнее его», заметила она с удовлетворением. «А какой он милый!»

Наскоро закусивши в пансионе, профессор Хукер ушёл к себе в комнату, закурил трубку, уселся на кровати и снова занялся записной книжкой. Несмотря на ясные указания молодой девушки, уравнение упорно не поддавалось решению. Почти час грыз он свой карандаш, иногда вскакивал и нервно ходил по комнате.

– Надо было попросить её довести выкладки до конца, – уступил, наконец, Хукер. – Мне не справиться с этим. Пойду к Торнтону, он разберётся.

Торнтон – старший астроном в новой Морской Обсерватории – со своим младшим помощником был первым научным наблюдателем таинственных явлений, вызванных силой Пакса. Хукер вспомнил, что одну из записных книжек оставил в Смизсонианском Институте; поэтому он направился сначала в Институт. Достав забытую книжку, он обратился к другой неразрешённой проблеме, так что уже стемнело, когда он сел в вагон, чтобы поехать к Торнтону.

Вечерняя газета мало интересовала Хукера. Борьба политических партий, их лидеры, частная жизнь общественных деятелей, даже живые описания сражений, убийств, внезапных смертей, чем были переполнены газетные столбцы, – всё это было чуждо ему. Равнодушно переворачивал он газетный листок, когда неожиданно на последней странице, между известиями из-за границы, наткнулся на заметку:

Эти строки содержали то, что прямо относилось к профессору Хукеру: кометы составляли его специальность. Большая комета 1811 года была одной из примечательнейших и своим появлением на небе породила в народе опасения, что близок конец мира.

Полная луна сияла над белыми куполами обсерватории, когда Хукер, всё ещё думая о новой комете, входил в здание, где его друг бескорыстно служил человечеству. Впущенный сонным служителем, профессор прошёл длинный корридор и постучался у двери Торнтона. Не получая ответа, он подождал, опять постучал и затем открыл дверь. Торнтон сидел за рабочим столом, погружённый в вычисления.

Серьёзный профиль астронома в тусклом свете прикрытой электрической лампы походил на голову статуи греческого философа. Пред ним лежала стопка бумаги, покрытой цифрами, и раскрытые таблицы логарифмов. Замуравленные внутри большого здания с монументальными стенами, астрономы слышали только мерное тиканье часов и тихое жужжание сложного механизма, движущего телескоп в соответствии с вращением небесного свода. Минуты две Торнтон не замечал присутствия Хукера. Наконец, он отложил карандаш и увидел своего друга.

– А, Бенни! – воскликнул он с лёгким повышением своего обычно спокойного голоса. – Придвиньте сюда кресло. Мы сделали большую работу! Мы получили вчера элементы кометы Баттелли. Если только нет ошибки в моих вычислениях, то можно ожидать мировой катастрофы.

Такое заявление в устах всегда сдержанного Торнтона получало особую значительность.

– Столкновение с Землёй? – живо спросил Хукер.

– Похоже на то: комета встретится с одним из астероидов, и в этом случае…

– Образуется метеорный поток, – закончил Хукер. – Какой астероид?

– Медуза[1], чью орбиту я изучал в течение двух лет.

Хукер сложил губы, как будто собирался свистнуть.

– Чего собственно вы опасаетесь? – спросил он.

– Столкновение остановит Медузу и заставит её упасть на Солнце. Падая, она пересечёт земную орбиту и как раз встретит Землю. Это может означать конец мира.

– А когда же, – воскликнул Хукер, – это событие произойдёт?

– По моим вычислениям, комета и астероид придут в столкновение в три часа утра 18 числа следующего месяца. Придёте сюда наблюдать?

– Я буду здесь, – ответил Хукер. – А теперь, – прибавил он, вынув из кармана записную книжку, – будьте добрым товарищем и решите мне это уравнение.

– О, нет, – запротестовал Торнтон. – Я чувствую себя сейчас черезчур уставшим, чтобы успешно справиться с новой задачей.

Лицо Хукера обнаружило разочарование.

– Но, Торнтон, – протестовал он, – кто же другой, кроме вас? Вы первый математик Америки.

Астроном засмеялся.

– Желал бы быть первым. В данный момент, во всяком случае гожусь только в последние. Голова больше не работает.

– Кто же тогда? – настаивал Хукер.

Торнтон в раздумьи откинулся назад на спинку кресла.

– Рекомендую вам обратиться к профессору прикладной математики в новом Национальном Институте.

– Спасибо! – ответил его друг, пряча записную книжку в карман и надевая шляпу. – Как его зовут?

– Мисс Рода Джибс.

Профессор Хукер встал на другое утро в раздражённом состоянии. Завтрак, не хуже обычного, показался ему, однако, дурного вкуса, и он резко заметил своей соседке по столу, что не поручился бы за качество молока, хотя в рассеянности ел за двоих. Дело было в том, что Торнтон направил его за помощью к женщине!

Прошло более 30 лет с того времени, как в жизни Хукера приняла серьёзное участие женщина. Кроме этой женщины – которая, впрочем, была его матерью – он никогда не любил и не интересовался представительницами слабой половины человеческого рода. Они были в его глазах либо наивные бездельницы, либо тупые труженицы. И теперь он нуждается в помощи этого презираемого пола для решения задачи из области теоретической астрономии! Эта мысль портила его настроение. Он не может итти к ней, нет, он не пойдёт…

Перед ним вставал её образ: сухая, с плоской грудью, костлявая особа, с острым носом, и таким же подбородком, с редкими серыми волосами, подслеповатая. Она выслушает его с надменным и покровительственным видом.

Но ему совершенно необходимо решить задачу; она нужна ему для управления Летучим Кольцом. Ещё возвращаясь из Унгавы, он размышлял о возможностях, предоставляемых этой удивительной машиной, которая способна противодействовать силе тяжести. Нет, ничего не остаётся; придётся подавить свои чувства и отыскать эту старую деву – профессора математики в Национальном Институте.

Всё ещё в дурном настроении он поехал в Джорджтаун и спросил у служителя обсерватории, как пройти к профессору. Чем ближе он подходил, тем неприятнее становилась ему предстоящая сцена. Но отступать было поздно, тем более, что служитель довёл его до двери маленького помещения, выходившего в сад, и постучал.

– Войдите!

Слово было произнесено музыкальным голосом, – словно не сказано, а пропето. С трубкой в зубах, чтобы показать свою невозмутимость, Хукер повернул дверную ручку и открыл дверь.

Между двумя высокими окнами сидела… знакомая девушка в тёмном костюме! Она диктовала что-то стенографу, склонившемуся с карандашом над записной книжкой. Когда Хукер вошёл, стенограф поднялся, и молодая женщина, взглянув на дверь, сказала:

– Доброе утро! – Затем, повернувшись к стенографу добавила: – Вы можете итти, Стеббенс; мне нужно семь копий этой статьи.

Хукер глядел на неё с изумлением.

– Вы профессор прикладной математики? – воскликнул он, когда стенограф ушёл.

– Да, я, – засмеялась она. – Ну, как? Справились с задачей?

– Нет, не решил её, – ответил он, – занялся другой… Затем, вдруг спохватившись, он быстро спрятал свою трубку в карман.

– Пожалуйста, курите! – сказала девушка. – Вероятно, вы не можете и работать без трубки.

– Это правда, – сказал Хукер с благодарностью. – Не пожелаете ли взглянуть на эти выкладки? – Он положил перед нею свою записную книжку.

Девушка задумчиво смотрела на уравнения несколько минут, затем положила перед собой тетрадку и быстро проинтегрировала уравнение на глазах изумлённого Хукера.

– Это, повидимому, задача, относящаяся к всемирному тяготению, – сказала она.

– Да, – ответил он: – я пытаюсь вычислить, как будет возрастать скорость Летучего Кольца (я говорю об аппарате Пакса, который найден мною, вы знаете, в Канаде), когда оно оставит Землю и удалится в мировое пространство. Мне необходимо добиться полного решения задачи. При движении в пространстве знание нашей скорости будет существенно необходимо.

– Нашей скорости? Уж не думаете ли вы взять и меня с собой? – шутливо заметила молодая девушка.

– Вас?.. Нет! – запинаясь, сказал Хукер. – У меня не было и мысли об этом. Надеюсь, вы не думаете…

Она прислонилась к спинке кресла и задумчиво смотрела поверх головы Хукера на стену, где висела большая карта звёздного неба.

– А знаете, – сказала она с оттенком мечтательности в голосе, – я иногда раздумывала о безграничных возможностях, которые предоставит ваше Летучее Кольцо тем, кто решится ими воспользоваться. Насколько я понимаю, ничто не может помешать Кольцу двигаться в любом направлении в мировом пространстве. Если вы запасётесь достаточным количеством кислорода, то путешествие на Луну едва ли представит серьёзные затруднения.

– Решительно никаких затруднений! – ответил Хукер. – Нет сомнения, что Пакс имел в виду такой полёт, потому что кольцо в полной мере оборудовано резервуарами с кислородом и тому подобными снарядами. Возможно даже, что Пакс и посетил Луну! Насколько хватит урановых цилиндров для моего двигателя, я могу направить Кольцо куда угодно. Но тут выдвигаются иные соображения. Плавание в межпланетном пространстве дело новое, и как бы я ни старался, я не смогу предвидеть всех возможностей. А если допущу какую-нибудь ошибку…

– То будете захвачены притяжением Луны и Земли и станете обращаться в пространстве вечно.

Хукер сделал длинную затяжку из своей трубки.

– Это было бы новым видом бессмертия, – с улыбкой заметил он.

Все сомнения относительно предсказания Торнтона отпали. Тщательные наблюдения и новые вычисления показали с несомненностью, что астероид Медуза наверное прорежет голову кометы, которая сияла уже на ночном небе подобно гигантскому факелу. Никогда ещё не наблюдали такого явления: комета превосходила величиной и блеском знаменитую комету 1811 года. Каждую ночь улицы и площади американских городов были полны толпами народа, наблюдавшего огромный огненный шар с длинным хвостом. Для земного наблюдателя видимый диаметр головы кометы казался всего вдвое меньше диаметра луны.

В противоположность китайцам, обычно старающимся отогнать этого небесного демона самым сильным шумом, какого можно достигнуть человеческими средствами, западный народ смотрел на комету в торжественном, почти благоговейном безмолвии. Впервые сознавалось, что наш мир не может быть защищён от атаки блуждающих небесных тел. Если бы на горизонте появился неприятельский цеппелин, целая эскадра аэропланов мгновенно напала бы на него и уничтожила. Но человечество не располагало средствами вызвать на бой и победить это огненное чудовище, явившееся вестником бедствий из глубины пространства. Все поднимали голову, чтобы целыми часами смотреть на комету, и на другой день жаловались на боль в шее. А газетчики неумолимо шныряли в толпе, выкрикивая:

– Экстренные прибавления! Последние новости о Комете!

Старые, исхудалые люди, седобородые и изнурённые, пережившие военное время, испытавшие превратности судьбы, потёртые жизнью, – выставляли на площадях медные телескопы на обветренных треногах красного дерева. И около них собирались кучки народа, охотно платившего небольшие деньги, чтобы ближе взглянуть на удивительное явление, что-то предвещавшее, но что именно – никто не в силах был разгадать.

Через четыре дня после встречи кометы и астероида, которая была заранее предусмотрена астрономами, газетчики выкрикивали на улицах Вашингтона: «Экстренные прибавления!» Вечерние листки сообщали следующие сведения, основанные на вычислениях Торнтона.

Цивилизованный мир принял удивительную новость о предстоящей гибели Земли сперва с насмешливым недоверием, затем – с взрывом ужаса. Непосредственная реакция человеческого мозга на эту небывалую катастрофу вылилась в недоверие к её возможности. Ограниченный ум, неспособный охватить бесконечность, отказывался принять какую бы то ни было мысль вне истории человеческого опыта. С того момента, когда человеческий род в порядке эволюции появился на поверхности нашей планеты, её орбита никогда не испытывала катастрофического воздействия другого небесного тела. С того момента, когда земной шар был спущен, как гигантский волчок, чтобы миллионы лет двигаться вокруг центра солнечной системы, и лето неизменно следовало за зимой, а люди рождались, любили, воевали и умирали, – никто не мог воспринять и осознать такую простую истину: если метеорит весом всего в одну тонну может упасть на Землю и раскалённым зарыться где-нибудь в поле, то почему не может обрушиться на неё метеорит в миллион раз больший, или почему другая планета, в несколько раз крупнее Земли, не может разбить наш мир вдребезги?

Короли, императоры, президенты, султаны и раджи со своими дворами, кабинетами и мудрецами обсуждали предварительные извещения обсерваторий Вашингтонской, Пулковской и Гриничской так же, как некогда трактовали предсказания прорицателей о том, что Страшный Суд наступит в такой-то определённый день. Всем хотелось верить, что допущена какая-то ошибка, которую стоит только исправить, – и тогда каждый вздохнёт с облегчением. Но, к несчастью, предполагаемая ошибка упорно не отыскивалась, а дальнейшие наблюдения не только подтверждали прежние, но и устанавливали безусловную точность предвычислений Торнтона.

Соединённые усилия астрономов всего мира были направлены на определение величины и массы падающего астероида и той точки земной поверхности, которая примет удар.

Вскоре было авторитетно возвещено, что диаметр астероида не меньше 140 и не больше 250 километров. Если он не будет отклонён от своего пути притяжением Луны или иной планеты, то столкнётся с Землёй возле Гальвестона (в Техасе) со скоростью 30 километров в секунду. Как отразится это ужасное столкновение на Земле и её движении, невозможно было предсказать с точностью.

Расколется ли Земля на обломки или выдержит титанический удар? Уцелеют ли оба тела настолько, что, проникнув одно в другое, будут вместе вечно обращаться в пространстве? Каков будет результат столкновения для земной орбиты, для климатических условий Земли, для её жизни? Что может произойти в худшем случае – ум отказывался мыслить. В лучшем же случае можно ожидать разрушения самого астероида. При таком исходе его осколки будут лежать на глубине тысяч километров внутри Земли и изменят положение земной оси настолько, что новые условия жизни на Земле сделают невозможным человеческое существование. А самый удар! Может ли жизнь продолжаться после такого сотрясенья, сила которого в десятки тысяч раз превосходит самые ужасные землетрясения, известные в истории человечества?