Сигнал вызова запищал, как всегда, не вовремя. Я чертыхнулся и, наскоро дожевывая, поплелся в комнату. С брезгливостью, точно давлю таракана, нажал кнопку ответчика. Экран засветился.
      — Никого нет дома, вам кого? — скороговоркой промямлил я, плюхаясь в кресло напротив.
      — Мне того, кого нет, — то есть тебя. Приятного аппетита.
      С экрана глядела лукавая физиономия Рики.
      — Спасибо, спасибо… Но меня действительно нет. Ты меня не застала. Я еще не пришел.
      — Жаль… Так хотелось первой сообщить приятную новость… Но не вещать же в пустоту. Поговорим позже.
      Я оторвался от спинки кресла.
      — Валяй, сообщай. Я уже здесь.
      — Ничего не понимаю! Ты есть или тебя нет?.. Ладно, слушай: завтра с полудня мы с тобой в отпуске. На целых десять дней.
      — Не понял. Помедленней и с расстановкой. Голова что-то плохо варит от усталости… Ты шутишь?
      — Это правда, Вет. Но с утра тебя ждет…
      — Понятно, — перебил я. — С этого надо было начинать. Сколько раз учил: сначала кислятину, а потом сахар! Что еще ему от меня нужно? И так работы хватает. Зря радуешься. Вот увидишь: завтра я получу новое задание, выполнять которое мы будем под видом отпускников.
      — Ну что ты сразу так? Я уверена — все гораздо проще: решил дать нам отдохнуть.
      — А вызывает зачем?
      — Ну, не знаю… Может, хочет о чем посоветоваться с тобой перед отъездом.
      — Как же!.. Ну ладно, разберемся. А — вообще-то это здорово — по крайней мере сменим обстановку. Собирай чемодан!
      — Кстати, куда полетим?
      — Понятия не имею. Думаю, после утреннего визита это прояснится.
      — Ты невыносим — заладил опять свое… Ладно, отдыхай. До завтра.
      — Привет…
      Экран потух.
      Я машинально жевал бутерброд и не чувствовал его вкуса. Доброта начальства не давала покоя. Что бы это значило? Отпуска я не просил. Рика, насколько знаю, — тоже…
      Думать надоело. Вообще я считаю, что много думать вредно, особенно над тем, что завтра и так станет ясно.
      Утро вечера мудренее, — посетила меня древняя мудрость, и я лег спать.
      Как ни странно, Рика оказалась права.
      Бэр Рош Нард, наш шеф, встретил меня любезной улыбкой и, усадив в кресло, подтвердил все, что я от нее услышал. Нам был предоставлен самый настоящий краткосрочный отпуск. Ни о каком задании не было и речи.
      Готовый самым решительным образом отнекиваться от любой новой работы, я был несказанно удивлен.
      — Простите, но мне сейчас не до отпуска, — наконец решился возразить я. — Да и не просил я о нем. Вам ли не знать, сколько у меня работы!
      — Все отложите до своего возвращения. А сейчас собирайтесь и постарайтесь хорошенько отдохнуть. Вот билеты на лайнер — я постарался учесть ваши желания.
      — Интересно, какие?
      — Помнится, вы хотели побывать на Салге. Билеты туда. Один ваш, а второй передайте, пожалуйста, Марике Афи. Она тоже в отпуске и не прочь позагорать под лучами Веги, — глаза шефа весело блеснули. — У меня все. Забирайте Марику и торопитесь — отлет через три часа.
      Никогда прежде не замечал я за шефом такой отеческой заботы о сотрудниках. — И вот на тебе…
      Совершенно сбитый с толку, я вышел и нос к носу столкнулся с Рикой.
      — Ну что? Получил задание?
      Я отрицательно помотал головой.
      — А я что говорила? Так куда летим?
      — На Салгу. Шеф билеты вручил…
      — Отлично! — Рика запрыгала. — И когда?
      — Через три часа. Дуй домой, собирайся. Опаздывать нельзя.
      Чмокнув меня, она убежала. Салга это действительно здорово! Я люблю ее с детства. С тех самых пор, когда маленьким мальчиком впервые оказался на ней с родителями, взявшими меня с собой в отпуск… Салга — это ослепительно голубая Вега, буйство необыкновенной растительности, прозрачное, теплое море, а главное — дух полной свободы, присущий только Салге. Что там говорить — курортная планета! Еще Салга — это Морис. Морис Квис. Друг детства. Сколько мы с ним не виделись? Лет десять? Нет, больше. Отличный был парень. Интересно, какой он сейчас? Ведь стал большим ученым… Радужные мысли вихрем вертелись в голове, но вдруг пропадали разом, когда я пытался понять, почему на меня свалилось такое счастье. Странный все-таки отпуск…
      После сутолоки космопорта и предотлетных волнений было приятно развалиться в кресле и, потягивая ледяной сок, вполглаза смотреть какую-то развлекательную программу по бортовой трансляции. Голова не работала совсем. Общая усталость, загадочная чехарда последних суток повергли меня в полусонное состояние, и тело с удовольствием предавалось приятному ничегонеделанию. Целые сутки такого состояния сулил полет, и это радовало.
      Вообще мне кажется, что в каждом человеке живет жуткий лодырь. Пусть и работа тебе нравится, и испытываешь желание что-то созидать и творить, но попадешь в условия, где ты на всем готовеньком и ни о чем не надо заботиться, — тут же пропадет всякая охота пальцем шевельнуть, заняться чем-то полезным. Не знаю, как кто, а я именно таков, и мне не стыдно. Рика плескалась в ванне. Смотреть программу надоело.
      — Старуха, ты не утонула? — спросил я просто так.
      — Пока нет, а что?
      — Выходи, посиди со мной. Мне скучно.
      — А чем тебя развлечь?
      — Придумай что-нибудь…
      Дверь ванной хлопнула у меня за спиной.
      — Не оборачивайся, я не одета.
      — Была охота — шевелиться лень.
      — Тоже мне — ленивый супермен!
      — Супермен я только на работе, а сейчас — отпускной лодырь.
      — Ничего, я тебя расшевелю.
      Она села в кресло напротив, взяла со столика стакан и отпила глоток.
      — Знаешь, а шеф молодец! По-моему, он специально отправил нас вместе, чтобы я тебя окончательно окрутила. Пора брать инициативу в свои руки — ты, видно, никогда не решишься сам сделать мне предложение.
      — Почему? Когда-нибудь решусь… Вот только разберусь с делами и высплюсь хорошенько.
      — Болтун! Этого никогда не будет.
      Она подошла и села на подлокотник моего кресла.
      — Так ты не хочешь шевелиться?
      — Не-а.
      — Ладно!
      Ледяной сок в мгновение перекочевал из стакана за ворот моей рубашки. Рика отпрыгнула раньше, чем я успел ее поймать.
      — Ну, погоди!
      Я прыгнул, стараясь ухватить край ее туники, но она оказалась проворней и, надев мне на голову подушку, отскочила в сторону. Второй прыжок оказался еще менее удачным. Не рассчитав, я оттолкнулся сильнее, чем следовало, и распластался бы по стене, не окажись в этом месте дверь каюты. Автомат успел сработать, дверь открылась, и я вылетел в коридор, сбив с ног стюарда с подносом. Душ из всевозможных холодных напитков привел меня в чувство. Самым вежливым образом принеся извинения ошалело глядевшему на меня служителю, я вернулся в каюту и притворился ушибленным. Я громко охал и стонал, пока не разжалобил эту разбойницу, умиравшую от хохота. Сдаваться она пришла сама. Погладив ушибы и таким образом вылечив меня, она сказала, что больше так не будет. Я, конечно, поверил и простил…
      Целовались мы долго.
      — Все! Расширенную программу безобразий отложим на ночь. А теперь одевайся, — скомандовал я. — Пойдем в ресторан, посмотрим, кого нам Бог послал в попутчики.
      В ресторане было неожиданно тихо. Мы, не долго думая, сели за свободный столик и включили светильник. Вокруг слышался приглушенный говор, где-то смеялись…
      — Хорошо!
      — Ты о чем? — Рика оторвала взгляд от меню.
      — О тишине.
      Подошла официантка. Я сделал заказ и спросил:
      — Скажите, у вас всегда так?
      — Что именно?
      — Грохота нет.
      — В это время — да.
      — Тихий час?
      — Если хотите, — девушка улыбнулась. — Танцевальная программа после десяти.
      — А что здесь танцуют?
      — Приходите — увидите.
      Наша беседа, во всяком случае, с моей стороны, сопровождалась заинтересованным взглядом.
      — Что ты к ней пристал? — сладким голосом спросила Рика, когда официантка отошла.
      — А что? По-моему, она очень ничего…
      — Твой вкус оставляет желать лучшего!
      — А вдруг, глядя на тебя, она подумала то же самое?
      — Ты глуп, как… — она запнулась, подыскивая сравнение.
      — Вы позволите? — около нашего столика стоял среднего роста коренастый мужчина, примерно моего возраста, с добродушной улыбкой на круглом лице.
      Мы позволили. Незнакомец сел и углубился в меню. Рика изображала обиду и сосредоточенно изучала кончики ногтей. Под столом я легонько толкнул ее колено и шмыгнул носом. Она украдкой показала мне язык.
      — Так на чем ты остановилась? Твои сравнения меня очень забавляют, — я развлекался на всю катушку, зная, что на людях это ничем не грозит.
      Ногу я успел отдернуть, и под столом раздался легкий стук каблучка об пол.
      — Я сравнивала загар на Салге с загаром на Земле. Почему-то на Земле у меня всегда проступают веснушки…
      — Да что вы говорите? Я страдаю тем же, — незнакомец неуклюже встрял в разговор. — Особенно досадно, что они проступают на ушах!
      Я удивленно поднял глаза на эту святую простоту и тут понял, что ошибся. Секунду спустя мы все трое весело смеялись. Да, ситуацию он оценил быстро.
      — Позвольте представиться, Вильс Торн, климатолог. На Салгу в творческий отпуск.
      — Вет Ник, искусствовед; Марика Афи, математик. Просто в отпуск.
      — На Салгу, как я понял, не впервые?
      — Нет, но давно там не был. Честно говоря, предпочитаю более дикие места. Поддался на уговоры Рики…
      — Не пожалеете. Уверен, что найдете для себя массу интересного. Я не встречал человека, недовольного отпуском, проведенным на Салге.
      — Боюсь, буду первым. Люблю на некоторое время лишаться общества себе подобных…
      Торн хотел что-то сказать, но моя любящая подруга не смогла прикусить язык:
      — Вы не можете себе представить, какой он дикарь в душе. Дай ему волю — он всех низвергнет в первобытное состояние, а все искусство сведет к танцам под тамтамы. Я не шучу, — она сделала многозначительную паузу: — Кто бы знал, каких трудов мне стоит удерживать его в рамках цивилизованного поведения…
      Климатолог улыбнулся. Доверительно наклонившись ко мне, он громким шепотом сообщил, что на Салге я непременно получу возможность самовыразиться в любом приятном моему сердцу начинании.
      — И даже в каннибализме? — простодушно спросил я.
      — Обязательно, если вам этого хочется.
      — Что вы такое говорите? Вет, мне будет страшно с тобой.
      — Это твое дело, дорогая. Ты сама подбила меня лететь на эту чудесную планету. И теперь я очень тебе благодарен. Наконец-то утолю свою природную кровожадность!
      За нашим столом было весело. Торн оказался острым на язык собеседником, которого ничто не могло загнать в тупик.
      После подачи очередного блюда наступила пауза, и Рика спросила:
      — Кстати, Вильс, а почему вы сказали, что направляетесь в творческий отпуск? Это что, шутка?
      — Что вы! Хотите верьте, хотите нет — сущая правда. Знаете, именно на Салге во время всевозможных игр и развлечений у меня возникают самые интересные идеи, которых потом хватает на долгое время работы. Так сказать, совмещаю приятное с полезным: отлично отдыхаю и привожу с собой целый багаж мыслей. И не я один! Многие мои высокоученые приятели говорят то же самое. Есть даже такие, которые обосновались на Салге крепко и живут там безвыездно. Я, увы, этого позволить себе не могу, потому что моя работа связана с различными экспериментами, требующими разъездов. Видимо, дух игры, положительные эмоции благотворно влияют на работу мысли.
      — Как интересно! — Рика слушала, разинув рот. — Я на себе этого не испытывала.
      — Обязательно испытаете, бьюсь об заклад. Когда вы были на Салге последний раз?
      — Давно.
      — Ну что вы! Вы не узнаете планету. Теперь там есть аттракционы, отвечающие малейшим нюансам вкуса. Развлечения развиваются стремительно.
      — А чем вы занимаетесь, если не секрет? — поинтересовался я.
      — Не секрет. От вас никаких секретов. Я и мои коллеги замахнулись смоделировать климат Пэлы. Знаете, такая небольшая планета системы Проциона. Мы хотим установить некоторые неясные связи и практически попытаться изменить ее природные условия.
      — Пэла? Почему она? Безжизненная планетка, страна пыльных бурь, дикой жары и страшного холода. Для чего вы стараетесь? Неужели мало нерешенных проблем на Земле? Не лучше ли заниматься ими?
      — На Земле все давным-давно ясно… — Торн что-то прикинул в уме. — А если что и неясно, то легко разрешимо. Улучшение климата там — дело техники. А Пэла, как вы верно подметили, планета контрастов. Задачи там куда увлекательнее!
      — Может быть… Но все-таки мне кажется, что земные дела важнее.
      — Фу, какой ты приземленный, — высокомерно бросила Рика. — Я отлично вас понимаю, Вильс. Фундаментальные задачи несравненно интереснее частностей.
      — Благодарю. Найти поддержку в лице такой очаровательной женщины — истинное удовольствие.
      — Бедный искусствовед ничего не понимает в науке, — со смиренным видом произнес я. — Вам, ученым мужам, видней.
      — Это точно. Богу богово… — моя невеста не желала уняться.
      — Не огорчайтесь. Рядом с такой женщиной вы постигнете все! Прошу прощения, мне пора. Я и так надолго нарушил ваше уединение.
      Торн встал, галантно поклонился Рике, пожал мне руку и направился к выходу. Я взглянул на Рику, и мне показалось, что она чем-то недовольна.
      Было раннее утро, когда мы вышли из здания космопорта и направились к стоянке гравилетов. Лучи низко стоявшей Веги весело разбивались о капли росы на траве и листьях. Прямо за стоянкой начинался лес. Вопрос, куда направиться, не стоял. Мой старый друг Морис Квис, с которым я связался сразу по прибытии, ждал нас у себя. Я погрузил вещи, помог сесть Рике и, устроившись сам, ввел в бортовой компьютер шифр дома Мориса. Машина плавно оторвалась от площадки и стала набирать высоту, одновременно забирая на юг. Минут десять спустя мы уже летели над Долиной снов, где изумрудная зелень леса и бледно-голубой фон неба радовал глаз. Кое-где среди деревьев попадались поляны с рядами небольших домиков — центры развлечений. Тогда включался бортовой компьютер, на все лады расписывая и расхваливая аттракционы, которые может предоставить данный центр.
      Рика заблокировала информатор и повернулась ко мне.
      — Ничего нового, Вет, все это было и раньше. О чем же говорил Торн?
      — Не знаю. Я на самом деле не любитель этих иллюзорных приключений и не очень в них разбираюсь. Предпочитаю естественные…
      Наконец гравилет пошел на снижение, и мы разглядели на берегу небольшой реки одинокий белый дом с площадкой на крыше. Встречал нас сам хозяин. Дочерна загорелый, он приветственно махал рукой. Всю одежду ему заменяли белые шорты. Не успел гравилет опуститься, как я оказался в объятиях друга. Если не считать цвета кожи, Морис совсем не изменился за десять лет нашей разлуки.
      — Вет, чертяка, неужели это ты?! — он буквально вынул меня из кабины.
      — Вроде я, а что, не узнал?
      — Как же, тебя не узнаешь — все та же хитрющая рожа. Здорово!
      Он согнул руку в локте и раскрыл ладонь. Это было наше старое приветствие. Я сделал то же, и наши ладони сжались.
      — Здорово, Морис! Глядя на тебя, можно подумать, что ты только что с ветки. Похоже, совсем одичал.
      — Погоди. Побудешь здесь с месячишко — станешь таким же. О! Кто это с тобой? — Морис метнулся к кабине и предложил руку выходившей Рике. — Приветствую вас в своих апартаментах. Морис Квис, с вашего позволения, абориген, — он церемонно поклонился.
      — Марика Афи, — произнесла Рика и как-то растерянно улыбнулась.
      Не выпуская ее руки, Морис обернулся ко мне и сделал страшное лицо.
      — Злодей! Почему ты не предупредил меня, что едешь с дамой? Я бы подготовился к приему.
      — Ничего. Я хотел показать ей аборигена в естественном виде. Рад, что удалось.
      — Я еще с тобой посчитаюсь!
      Он подхватил наш багаж, отпустил гравилет и направился к лесенке, ведущей с площадки в дом. Мы последовали за ним.
      — Вот твоя конура, — он кивнул головой на дверь, — вещи в наказание будешь заносить сам. А вам, Марика, я придумаю что-нибудь получше. Идемте.
      Оставив мой чемодан в холле, они свернули в коридор.
      Ай да Морис, ай да абориген — умыкнул невесту и даже рта не дал ей раскрыть. Оперативно! — я потянулся так, что хрустнули плечи. — Посмотрим конуру.
      Комната оказалась маленькой и уютной. Бросив в углу чемодан, я первым делом развалился в кресле и уставился в окно. Прямо под ним плескалась река, к самому берегу которой подступали деревья. Захотелось искупаться.
      А почему бы и нет, ведь я в отпуске!
      Не раздумывая долго, я переоделся и пошел искать компанию.
      — Хозяин! Где ты? — позвал я прямо из холла.
      — Иди сюда, ты мне поможешь.
      Одна из полупрозрачных дверей сдвинулась, и я увидел Мориса, с озабоченным видом ковырявшегося в каком-то автомате.
      — Есть шанс остаться без обеда: кухонный автомат сошел с ума, — пояснил он.
      — Симптомы? — поинтересовался я.
      — Смотри! Я заказываю сок тогу, — он быстро набрал по памяти шифр, а получаю…
      — Подгоревшую яичницу, — именно ее я извлек из распахнувшихся шторок в стене. — Слушай, а что будет, если заказать, скажем, черепаховый суп?
      — То же самое, — он уныло указал мне на стол, где уже стояло несколько шедевров кулинарии, точных копий того, что я держал в руках.
      — Да, твой повар не балует разнообразием. А что ты хочешь от меня? Боюсь, что из меня кулинар еще хуже.
      — Не сомневаюсь. Я надеялся, ты что-то смыслишь в этих ящиках.
      — Куда мне. Я служитель искусств. С тебя весь спрос — ты ученый. Ознакомься с какой-нибудь инструкцией, разберись и почини эту глупую машину.
      — Твои ценные советы очень кстати… Была бы инструкция… — Мой друг явно пригорюнился. — Придется направиться в ресторан.
      — Что это здесь горелым пахнет? — Рика вошла на кухню и покосилась на нашу стряпню. — Вы ждете еще гостей?
      — С чего вы взяли? — Морису было явно неловко.
      — Здесь пять порций, только чего — не пойму.
      — Это яичница, дорогая, — охотно разъяснил я.
      — Да?
      — Не удивляйся, она в национальном аборигенском исполнении. Морис приготовил ее собственноручно. Это традиционное блюдо, которое подают здесь самым дорогим гостям. По порции каждому и две на добавку. Так принято.
      Взгляд хозяина был красноречивее слов.
      Очаровательная гостья бесстрашно подошла к сумасшедшему повару и уверенно открыла боковую дверцу. Там горели какие-то огоньки.
      — Дайте карту шифров.
      — Вот, возьмите. — Морис засуетился.
      Глядя в карту, Рика несколько раз пробежала пальцами по клавишам управления. Огоньки замигали и загорелись в новой комбинации. Нажав дважды на какую-то кнопку, моя подруга дождалась света красной лампы над пультом и после этого вновь набрала какой-то шифр.
      — Напиток из цветов лимеллы, — объявила она и один за другим извлекла три запотевших стакана.
      Мы не могли даже разинуть рты.
      — Пейте, — она засмеялась. — Кажется, я спасла всех от голодной смерти. Дайте сюда почетное блюдо.
      Но аборигенского национального и след простыл. Я уверен, что посрамленный хозяин просто выбросил его в окно. Мужественно и хладнокровно. Все пять порций.
      — Ну, а теперь купаться. Ты же это хотел предложить нам, Вет.
      Я было удивился ее проницательности, но тут заметил, что сжимаю под мышкой полотенце.
      — Конечно. Пошли, Морис. Твоя река зовет нас.
      Мы обедали на открытой веранде, укрытые от жарких лучей голубой звезды зеленой крышей из вьющихся растений. Дом стоял на высоком, обрывистом берегу, а вокруг, насколько хватало глаз, простирался лес, рассеченный долиной реки. В воздухе было разлито жаркое марево летнего дня. Пахло цветами, травой. На все лады жужжало множество насекомых. Полный покой и умиротворение. Старые позабытые образы вдруг теплой волной подхватывали душу и уносили в страну воспоминаний. Мы вспоминали наши детские проказы, общих знакомых, кто кем стал. Кому-то завидовали, о ком-то сожалели… Два друга встретились после долгой разлуки — иначе не бывает.
      — Понимаю тебя. Не жизнь, а сказка. — Я отставил тарелку и вытер губы. — Только по логике вещей поселиться здесь должен был я, а не ты.
      — Почему? — спросил Морис.
      — Потому что я в отличие от тебя всегда был прописным лодырем. А ты трудяга. Тебя всегда тянуло туда, где жизнь кипит, где много нерешенного.
      — Ошибаешься, Вет. Именно здесь я работаю как нигде. И насчет покоя — тоже неверно. Наши аборигены скучать не дадут. Все время подкидывают новые идеи.
      — Я знаю, вас, аборигенов, здесь немало, но, честно говоря, я всегда рассматривал их как праздных бездельников, родственных мне по духу.
      — Сразу видно, что ты нечастый гость на Салге. Да, это планета развлечений, но развлечения развлечениям рознь. Для одних приятное времяпровождение, для других — работа мысли и источник творческого вдохновения. Кстати, я в себе открыл это совершенно неожиданно, когда всерьез втянулся в некоторые игры.
      — Поразительно! То же самое говорил один климатолог, наш попутчик на Салгу, помнишь, Вет? Он еще сожалел, что не может осесть здесь насовсем.
      — Его зовут Вильс Торн, — уточнил я.
      — Как же, знаю! — откликнулся Морис. — Веселый малый. Значит, он прилетел?
      — Вместе с нами.
      — Вот кто действительно фанатик! Когда попадает на Салгу, только и делает, что играет…
      — Слушай, а что он затевает с Пэлой?
      — Ты в курсе? Интереснейший эксперимент! Глобальное изменение климата. По его просьбе я проверял некоторые расчеты.
      — Ну и как?
      — Все сошлось. Его модель замечательно работает. Два-три небольших штриха, и последние трудности будут сняты. Можно приступать к осуществлению проекта.
      — Так вы тоже работаете над этой проблемой?
      — Нет, — он повернулся к Рике, — это всего лишь товарищеская услуга. У меня есть своя задача…
      — А чем занимаетесь вы?
      — Хочу немного подвинуть Солнце, — скромно произнес он.
      — Вот прямо взять и подвинуть, — усмехнулся я.
      — Зря смеешься. Задача не проста, но вполне осуществима… А! Что тебе объяснять… — он махнул рукой и продолжил для Рики: — Вы, наверное, знаете, что все звезды в Галактике сгруппированы в гравитационные узлы? — Рика утвердительно кивнула. — Внутри узла они вращаются вокруг некоего центра, в котором всегда находится звезда, как мы выяснили, — его сердце. Убери ее, и узел перестанет существовать — звезды разлетятся, как воздушные шарики, нитки которых выпустили из руки. Далеко, конечно, они не улетят — рано или поздно войдут в состав соседних узлов, но местоположение в Галактике поменяют. Можно точно рассчитать, куда попадет Солнце после такого путешествия. С помощью автоматов исследовать параметры этой точки пространства и сравнить с теми, что мы имеем сейчас. Если они лучше — эксперимент оправдан.
      — Да, но надо куда-то деть центральную звезду. С ней-то как быть?
      — Взорвать.
      — Как?!
      — Это не так сложно, как кажется. Мы здесь уже разработали несколько способов. Сложнее другое — точно подгадать момент взрыва, чтобы Солнце в конце пути оказалось в нужной точке. Этим я сейчас и занимаюсь.
      — Ты уже знаешь нужную точку? — я не удержался.
      — Конечно, — спокойно сказал Морис. — Мы уже ее всячески обследовали и выяснили, что там втрое меньше вредных космических излучений, укорачивающих нашу жизнь.
      — Где-нибудь на периферии Галактики? — уточнила Рика.
      — Верно, — он назвал координаты, которые были для меня пустым звуком.
      — Слушай, — меня осенило, — а когда Солнце попадет туда?
      — Через пять тысяч лет.
      — Ты что, рассчитываешь прожить так долго? Бред какой-то!
      — Нет, конечно, но не беспокойся — во время путешествия ничего страшного не произойдет. Жизнь будет идти своим чередом, а потомки нас оценят.
      — И скажут спасибо?
      — Скажут, не волнуйся.
      — Морис, тысячи поколений Земли прожили в наших скверных условиях, они создали могучую цивилизацию, богатую духовную культуру. Наши корни, наша история неразрывно связаны с тем куском пространства, где миллиарды лет находится Солнце после своего рождения. Наша техника, как я понял из твоих слов, позволяет достигнуть той заманчивой области, а может найти место и получше. Наверняка там отыскалась бы какая-нибудь планета, которую можно колонизировать и населить желающими. Разумно ли подвергать риску целую планетную систему, свою родину, ради сомнительных преимуществ, которых, кстати, мы сами оценить не сможем… Обратного пути, очевидно, не будет, и вправе ли кто-то брать на себя такую ответственность перед потомками. Посмотри, на Земле много нерешенных проблем. Пусть я мало смыслю в науке, но я разбираюсь в вопросах культуры. И скажу прямо — наши современники духовно убоги по сравнению со своими предками. Предки умели наделять душой неодушевленное, передавать свои мысли и чувства через картины, скульптуру, музыку. Они создавали творения, в которых заключались целые эпохи. Они умели мечтать! Окружение творцов часто было злым, но они упорно работали над тем, чтобы взрастить в человеке чувство прекрасного…
      Недавно я пытался найти человека, который пишет музыку сам, без помощи музыкальных автоматов. И что? Нашел. Одного! Одного на многомиллиардное человечество. Может, я плохо искал, но вывод ясен — живая музыка умирает. И непонятно, почему. Мы с удовольствием пользуемся старым багажом — музыкой, сочиненной до нас, но сами творить не хотим. Поверь, так не только в музыке… Это печально, но еще немного, и никаких своих духовных ценностей наше поколение не сможет передать потомкам. Мы — общество потребителей, которые, потребляя, ничего не хотят давать взамен. Мы привыкли к благоденствию, у нас начисто пропало чувство опасности перед чем бы то ни было. Мы не хотим заниматься дальнейшим благоустройством своего старого дома — Земли. Ты — яркое тому подтверждение. Да и не только ты. Талантливые ученые, вы осели на Салге и развлекаетесь, вынашивая между прочим бредовые идеи… Так, по инерции, вы еще задумываетесь, какую пользу нашей материнской планете могут принести ваши изыскания. Но движет вами не это. Знания ради знаний, не считаясь ни с чем! Не спорю, должна существовать чистая наука; не всегда очевидно, что пригодится нам завтра, а что послезавтра. Но когда за последние годы появилось лишь несколько десятков работ, посвященных серьезным земным проблемам, — это слишком… — Я остановился, чтобы перевести дух, и вдруг сообразил, что искусствоведу это знать не по штату: ведь я все-таки не разбираюсь в науке. Занесло тебя, братец! Чтобы чем-то заполнить паузу, я взял со стола стакан и принялся жадно глотать его содержимое.
      Но молчание не затянулось.
      — И что же ты предлагаешь? — Морис не выглядел задетым за живое. Последним моим словам, похоже, он просто не придал значения. — Давайте все вернемся на Землю, будем ее радеть и холить, всю науку подчиним решению сиюминутных частных проблем; терзаясь муками совести, будем думать, чем увековечить себя перед потомками в культуре и искусстве, — ты этого хочешь?
      Вет, сколько тебя помню, ты всегда был идеалистом. Неужели ты не понимаешь, что это старомодно. Во все времена большинство людей видело смысл жизни в удовлетворении своих потребностей. Это в твоей терминологии то злое, враждебное окружение, в котором творили борцы за прекрасное. Сейчас этого окружения нет. Да, в этом огромная заслуга тех людей, но одновременно и своего рода приговор им. Зачем нужны борцы, если не с кем и не с чем бороться — каждый может самовыражаться в чем угодно и как угодно. Я не согласен с тем, что мы духовно убоги. Взять, к примеру, тебя. Хоть мы давно и не виделись, но до меня доходили твои работы, и я гордился, что эти звуковые картины создал мой давний друг. Не знаю, как ты их оцениваешь сам, но мне кажется, что они достойно олицетворяют наше время. Можешь зазнаваться! А если всерьез — посмотри вокруг. У нас нет серых личностей. Каждый по-своему чем-то замечателен. Ты обвиняешь современников в отсутствии творческих начал в искусстве? Но, прости, какого искусства стоит создание музыкального автомата, способного каждого сделать композитором, и сколько хорошей музыки создали эти автоматы. Ты скажешь — без участия человека, а я возражу — с участием. Кто задавал автомату эмоциональный настрой; кто вводил в него свои переживания? Люди, и только они. Вот тебе, кстати, и вкладывание души в неодушевленное. Как видишь, Вет, мы умеем это делать, только на качественно ином уровне.
      Что касается ученых, осевших на Салге, могу повторить то, что уже сказал: труд здесь плодотворней, чем где бы то ни было. Видимо, условия располагают. Тебя не устраивают направления и тематика работ? Но извини, наверняка ты многого не понимаешь просто в силу неподготовленности. Да и много ли работ ты знаешь? Слышал лишь про мою и Торна. Не суди опрометчиво! Мы любим Землю, но" работать с оглядкой на нее на каждом шагу я не вижу необходимости. Ничего тревожного там не происходит, отдельные недоделки — проблемы чисто технические, большинству из нас неинтересные. Да и проживает сейчас на материнской планете лишь треть человечества. Зачем копья ломать?!
      Морис помолчал, взял из вазы яблоко, надкусил и, улыбнувшись, закончил, обращаясь одновременно ко мне и Рике:
      — Чтобы вы не думали о нас, как о каких-то предателях-злодеях, я познакомлю вас вечером с моими приятелями-учеными. Хотите?
      — Любопытно познакомиться, — спорить с Морисом не хотелось, да и вправду было интересно.
      Рика улыбнулась в ответ и в знак согласия хлопнула глазами.
      Ее немногословие за обедом и этот финальный жест почему-то мне не очень понравились.
      Едва за окнами стемнело, я оделся для званого вечера и направился к Рике. На стук в дверь ответа не последовало.
      — Старуха! — Я постучал сильней.
      Тихо. Решив, что меня уже ждут, направился к лестнице.
      Поднимаясь, я действительно различил наверху голоса. Шел оживленный разговор. Такая молчаливая за обедом, Рика сейчас с успехом наверстывала упущенное. Она о чем-то спрашивала Мориса, тот отвечал и, в свою очередь, спрашивал сам. После очередной его реплики они вдруг засмеялись и долго не могли успокоиться. Я стоял на последней ступеньке и уже готов был шагнуть на площадку, чтобы разделить их веселье, как вдруг: