- Охоти-ти-тесь?.. - заикаясь, переспросил Дивов, переходя зачем-то на шепот.
      - Охохотимся, - насмешливо прозвучало в ответ. - Вы нам жутко нравитесь. Готовы съесть с потрохами. Пошли?
      Девушки пружинисто поднялись, а Дима впервые понял, что означает выражение "ватные ноги". Человеком он был безвольным, быстро сдающимся и не умеющим сопротивляться. При малейшей угрозе насилия он складывал на груди лапки и притворялся мертвым. А с мертвым можно делать все что угодно. Дивов почувствовал, как его берут под руки, поднимают со стула и ласково ведут к двери, нашептывая при этом в оба уха:
      - Будь пай-мальчиком, не дергайся, расслабься и не привлекай внимания - кричать станешь потом...
      "Пропал, - подумал кумир всех тусовок. - Они меня изнасилуют или вырежут печень".
      В дверях они столкнулись с кинорежиссером Микитчиком, и тот загородил путь, вскинув вверх брови.
      - А меня в свою компанию возьмете? - спросил он.
      Дима поспешно закивал, как китайский болванчик, но Карина сурово ответила:
      - Морда треснет. Посторонись.
      Дивов плохо помнил, как его привели в каюту девушек. Дали что-то выпить, отчего он взбодрился и даже попробовал шутить.
      - С чего начнем? Предлагаю с конца, - сказал он, пытаясь ущипнуть блондинку.
      - Заткнись, - оборвала Елена.
      Вся их любезность испарилась, как роса на лепестках розы. Остались одни шипы. А когда девушки вытащили кожаные браслеты и плетки, Дима и вовсе впал в полное уныние.
      - Любовь по-турецки, - пояснила Карина. - Не пробовал? Тебе понравится.
      - Он будет в восторге, - добавила Елена. - В полном отпаде.
      - Кайф! - согласилась подруга. - Чего-то наш козлик на грани обморока. А ну-ка, встряхни его как следует.
      Блондинка пребольно щелкнула Диму в нос, дернула за кадык и влепила пару оплеух.
      - Лучше? Подай голос, - сказала она. - Он язык проглотил.
      - Язык нам его и не нужен, - ответила Карина. - Пусть им и подавится. Но рот все равно заклеим.
      Дивов напоминал выброшенную на берег рыбину, блестящую чешую заменяли крупные капли пота. Его, тяжело дышащего, но бестрепетного, привязали браслетами к кровати, залепили рот пластырем. Предварительно, разумеется, раздев догола. Девушки тоже сбросили с себя всю одежду, но певцу сейчас было не до их прелестей. Впрочем, рельефной мускулатурой они напоминали мужчин из секции бодибилдинга.
      Карина вытащила из чемодана вибратор.
      - Детка, - сказала она, наклоняясь к лицу Димы. - Ты был на гастролях в Мариуполе два года назад?
      - Дернуть его за яйца, чтобы вспомнил? - предложила Елена.
      - Он и так все отлично помнит. Видишь, моргает глазками?
      - С одним глазиком придется расстаться. Это роскошь, - сказала подруга, вынимая из сумочки длинную вязальную спицу. - Хирургическая операция займет пару секунд. Сначала будет больно, потом - хорошо. Включи музыку на полную громкость.
      Каюта наполнилась ураганным ревом рок-группы. Карина подняла плетку и слегка хлестнула себя по упругой ляжке.
      - Начнем? - радостно сказала она.
      4
      Пропажу часиков Полужанская обнаружила поздно утром, когда проснулась после своих ночных похождений. Она очень расстроилась. Часы ей подарил человек, с которым она связывала определенные надежды на будущее. Они были платиновые, среднего - между мужским и женским - размера и держались на простом, но надежном кожаным ремешке.
      Дело даже не в стоимости подарка. Просто даритель, гражданин России, Израиля и США, господин Лукомский, был не только её давним любовником, но также верным другом и преданным псом. Они не афишировали свою связь, но Юля знала о своем влиянии на старого фавна, а тот, в силу катастрофической утраты мужских сил, мог находить физическое удовольствие в постели только с ней.
      Вопрос о супружестве вставал много раз, но постоянно откладывался. Теперь наступил решительный момент. Подарив неделю назад эти часики, Лукомский предложил ей отправиться вместе с ним на "Коломбине" в Астрахань и там сочетаться браком. И покинуть эту страну навсегда. Но на пароходе с первого же дня он повел себя очень странно. Разрешил посещать его каюту только ночью (телохранители были предупреждены об условном стуке в дверь). О предстоящей свадьбе больше не говорил. Был нервным, каким-то чересчур встревоженным и напуганным. Но у Полужанской имелся в запасе сильный ход. Лукомский всегда боялся потерять её, превратиться в полного и заслуженного импотента, а она, пользуясь этим, частенько грозила выскочить замуж за первого встречного. Короче, вела себя как капризная принцесса, грозя оставить нерешительного женишка с носом, вернее, с собственным фаллосом. Лукомский тянул, мямлил, гнал пургу. Он явно чего-то опасался, хотя потерять Полужанскую навсегда тоже боялся.
      Юлия решилась на отчаянный шаг.
      Минувшая ночь прошла со скандалом. Швырнув на колени Лукомскому свой паспорт, красавица мстительно произнесла:
      - Смотри, индюк плешивый, чего ты добился: я вышла замуж за Чарского. Но у тебя остается последний шанс. До Астрахани осталось три недели. Или ты женишься на мне, тогда я разведусь с мужем, или мы укатываем с ним в Гваделупу.
      Лукомский был тверд в финансовых делах, но мягок с дамами, а с любимой наложницей и вовсе вел себя по-бабьи. Он захныкал, пытаясь вырвать из паспорта страницу со штампом. Полужанская успела выхватить документ.
      - О, дрянь коварная! - трагически воскликнул президент фирмы. - Зачем, зачем ты это сделала? Ты вырвала сердце из моей груди.
      - Кончай изображать Шекспира, - сухо отозвалась Полужанская. - Это всего-навсего упреждающий удар в мошонку. Еще не все потеряно, котик. Время есть. Ты можешь остаться со своими сексуальными проблемами...
      - Не надо, - слабо пискнул Лукомский.
      - ...или со мной. Выбирай.
      - Вместе пойдем по жизни. До самой смерти.
      - Вот этого не надо. Я хочу долго ухаживать за твоей могилой, как преданная вдова. Короче: в Нижнем Новгороде мы готовим брачный контракт и заверяем его у нотариуса. В Астрахани улаживаем все формальности. По условиям брачного контракта я получаю право на половину всего совместного имущества. Кроме того, в случае нашего развода ты выплачиваешь мне десять миллионов долларов. А после твоей смерти я становлюсь главной наследницей.
      - А если ты умрешь раньше?
      - Тогда моим наследником станешь ты. Я тебе завещаю свою губную помаду и пару гигиенических прокладок.
      - Круто! - для виду скрипнул зубами Лукомский. Денег и имущества у него теперь практически не было, так что терять особо нечего. А о шкатулке с драгоценностями она не знает. Как и о кое-чем другом. - Согласен.
      - Тогда снимай штанишки, займемся лечебной гимнастикой.
      - Погоди. Где твои часики?
      - Остались в каюте. - Полужанская не понимала, почему он вдруг так изменился в лице, даже слегка посинел.
      - Я же тебя предупреждал, чтобы ты их никогда не снимала! Они должны постоянно напоминать тебе обо мне.
      - Я и так храню твой свинячий образ в своем сердце, не волнуйся.
      - А кто такой этот Чарский, с которым ты спуталась?
      Полужанская уже лежала в кровати, пытаясь распалить Лукомского, чьи мысли пока блуждали где-то далеко от её прелестей.
      - Откуда я знаю?! - ответила она.
      5
      Второв сидел в трюме за ящиками, притаившись, как крыса, когда по лестнице стали спускаться несколько человек, тихо переговариваясь и освещая путь фонариками. Их нетрудно было узнать по специфическому сленгу: словарный запас братьев Гоголевых со товарищи сильно уступал языку даже современных бухгалтеров.
      Достигнув дна, юнцы стали осматриваться.
      - Сколько ящиков! - сказала одна из девиц. - Тут написано: "Гуманитарная помощь". Мы что, за консервами пришли?
      - Закрой пасть, - откликнулся Калистрат. - Я знаю, что делаю. Здесь настоящий Клондайк, блин.
      - Теперь-то ты можешь сказать, чего мы ищем? - подала голос стриженая. - Кончай, блин, темнить.
      Потап ответил за брата, который уже начал вскрывать один из ящиков стамеской.
      - Ладно, блин, слушай. Лукомский хранил в одном из банков золотые слитки. Две недели назад он их забрал, вывез в бронированном автомобиле. Банк принадлежит Флюгову, который тоже здесь, на "Коломбине". Мне об этом проговорился папаша, а ты знаешь, какой пост он занимает.
      - Лукомский - нуль, он полный банкрот, - добавил Калистрат, продолжая орудовать стамеской. - А теперь пораскиньте мозгами: куда он мог деть золото в слитках? Закопать на своей фазенде? Вряд ли. Вскоре там все перероют с миноискателем. За границу такое количество золота не переправишь. Значит, блин, он везет его с собой. В одном из ящиков. Ого!
      После его возгласа все сгрудились возле открытого ящика.
      - Оружие, - тихо присвистнул парень с жидкой бородкой. - Автоматы... Вот тебе и блин!
      - А ты говорил - золото! - произнесла рыжая.
      - Спокойно, не тарахтите, - остановил их Калистрат. - Это тоже неплохо. Старый жучила попутно занимается контрабандой оружия. А где-то должны быть и слитки.
      - Мы что же, станем вскрывать все ящики? - спросила стриженая.
      - А куда денешься? - отозвался Потап. - Начнем.
      "Этак, блин, они и до меня доберутся", - подумал Второв, но тут крышка люка наверху стала отодвигаться в сторону.
      - Туши свет, - прошептал Каллистрат.
      Фонарики погасли, зато зажглись другие - на лестнице. Их держали двое. Второв узнал новых пришельцев, это были гости с гор Шавкут и Аяз. Третий, очевидно, остался в каюте. Ситуация становилась критической. Едва они сошли с последней ступени, вновь зажглись шесть фонариков и кавказцев обступила компания юнцов. В руках Потапа и Калистрата блеснули револьверы. Но и кавказцы мгновенно выхватили из-под курток автоматы. Огневая мощь была на их стороне, хотя численный перевес - на другой. Минуту все стояли не шелохнувшись. Лишь четыре ствола совершали движения влево-вправо. Первым не выдержал Аяз.
      - Бросай оружие, шакалы! - заорал он.
      - Лежать! На пол! - точно так же откликнулся Потап.
      Шавкут, как самый старший и опытный из всех, сообразил, что серьезной угрозы нет, а незапланированная встреча в трюме - случайность. Он опустил дуло автомата вниз.
      - Так, спокойно, - произнес он. - Не дергайтесь. Будем расходиться, пока живы. Согласны?
      - Допустим, - ответил Калистрат. - Вам что здесь нужно? Говори, блин.
      - Экскурсия. Ясно? Спрячь пушку. И уходите.
      - Только после вас, - произнес Потап, также опустив ствол.
      Аяз и Калистрат последовали его примеру. Открывать пальбу никому не хотелось. К тому же это пока не входило в их планы.
      - Вы - первые, мы - за вами, - твердо сказал Шавкут.
      - Ошибаешься. Как раз наоборот, - возразил Потап. Он был уверен, что кавказцы, пронюхав про золото, явились именно за ним.
      - Ты очень смелый мальчик. Но совсем не дорожишь своей жизнью. - Дуло автомата вновь начало подниматься, но остановилось. - Ладно, уйдем все вместе. Только сперва хочу поглядеть, что в ящиках.
      - Консервные банки, - пискнула рыжая.
      - Погоди, - остановил Шавкута Потап. - Ящики наши. Их нельзя трогать.
      - А что - взорвутся?
      - Еще как. Предлагаю сыграть в рулетку. В барабане - два патрона. Потап вытащил из револьвера лишние пули. - Твой и мой. Выиграю я - консервы наши. Повезет тебе - уже не обижусь.
      Шавкут и Аяз переглянулись. Идея им понравилась.
      - Давай, - согласился старший кавказец. - Храбрый трус.
      Но Потап был не столько храбрым, сколько психованным. Поселившиеся в голове тараканы не давали ему жить спокойно. Крутанув барабан, он подставил дуло револьвера к виску и нажал на спусковой крючок. Выстрела не последовало. Хмуро усмехнувшись, он передал оружие Шавкуту. Тот, глядя противнику в глаза, прицелился в сердце. Прошло несколько секунд. Все ждали, затаив дыхание. Даже Второв чуть больше высунулся из-за ящиков. Неожиданно Шавкут улыбнулся, а потом громко захохотал, приговаривая:
      - Ай да урус! Ай да блын!
      Развернув дуло, он выстрелил в темноту, а потом бросил револьвер на пол. Пуля просвистела у Гая над ухом.
      - Пошли, Аяз. - Продолжая смеяться, Шавкут махнул рукой своему соплеменнику и стал подниматься по лестнице.
      6
      Лукомский и подумать не мог, что, принимая чашку с чаем из рук Катеньки Флюговой, он подвергает себя смертельной опасности: цианистый калий уже растворился и готов был ужалить его в сердце. Наоборот, глядя на хорошенькую дочь банкира, Лукомский вновь почувствовал какое-то возрождение к жизни, а плоть его, реагирующая лишь на Юлию Полужанскую, неожиданно шевельнулась. Это порадовало Лукомского, и он подумал: "Стоит ли спешить с браком? Не заняться ли этой ласковой кошечкой?" Словно невзначай он положил руку на пухлое колено Катеньки. Ее родители, сидевшие напротив, заметили это движение и понимающе переглянулись, а сама дочка зарделась. В голове банкира мгновенно созрела финансовая операция: скоропалительно выдать Катьку замуж за Лукомского и объединить капиталы.
      - Пейте чай, остынет, - сказала дочка приятеля, странно улыбаясь.
      КДМовкой Катерина стала полгода назад и уже принимала участие во взрыве памятника товарищу Бауману, правда, в тот раз пострадали лишь усевшиеся на железное чучело голуби. Нынешнее задание гарантировало должность в руководящей верхушке подпольной организации. А может, и всероссийскую славу заодно. Катя с детства бредила революционными подвигами Марии Спиридоновой и Фани Каплан и так же, как они, отдала свое тело и душу борьбе за освобождение трудящихся. В штабе КДМ и душой и телом охотно пользовались, порою даже выстраиваясь в очередь.
      - Остынет же! - нетерпеливо повторила Катенька.
      - Я пью холодный, - отозвался Лукомский, скользнув рукой от колена к бедру и блаженно улыбаясь.
      Родители вновь никак не отреагировали на это. Из солидарности они тоже решили подождать, пока чай остынет.
      В соседней комнате телохранители угощались фруктами, тихо обсуждая предстоящую ликвидацию Лукомского. У Мики болела челюсть, и он поставил себе задачу замочить зловредного капитана при первой же возможности.
      Неожиданно Катя подумала: не перепутала ли она чашки, в ту ли бросила цианистый калий? В спешке могла и ошибиться, но как теперь проверишь? Жаль, если яд достанется кому-нибудь из родителей. Впрочем, они тоже враги трудового народа. Штаб КДМ простит ошибку. А если яд находится в её чашке? Будет обидно, ведь она ещё так молода...
      - Попробуйте мой чай, он уже достаточно остыл, - предложила Катенька, передавая свою чашку Лукомскому.
      - С удовольствием, - отозвался он и сделал пару глотков. Надежды юной анархистки не оправдались: кровосос продолжал скалиться как ни в чем не бывало.
      - Ну хватит, - невежливо сказала она, отбирая у Лукомского чашку. Пейте из своей.
      - Катенька, ты ведешь себя как-то странно, - заметила Анна и, отхлебнув чаю, покосилась на мужа.
      "Значит, яд либо у Лукомского, либо у папочки", - подумала Катерина, уже начиная сгорать от любопытства. Кому же из них достанется злосчастный жребий?
      Наконец к своей чашке прикоснулся и Август Соломонович Флюгов, предварительно заметив:
      - Как бы я хотел окончить свои земные дни вот так, в кругу родных людей - жены, дочери и её мужа.
      - Какого мужа? - подозрительно спросил Лукомский.
      - А хоть бы и тебя, старый мой друг! - ответил банкир, отпивая чай, как Сократ из чаши с цикутой. - Что ты на меня так смотришь? - обратился он к дочери. - Я помирать не собираюсь. Просто хочу устроить твою судьбу. Ты согласна?
      Раз осечка вышла и тут, следовательно, яд мог находиться только в чае Лукомского.
      - Скорее бы, - машинально отозвалась Катенька, думая о другом. - Чего вы тянете?
      Проводки в голове Лукомского вновь замкнулись. Он подумал: "А почему бы мне действительно не пожить с этой кошечкой? По крайней мере до Астрахани, а там видно будет". Он откашлялся и официальным тоном произнес:
      - Поскольку я человек деловой и у меня мало времени, прошу и требую руки вашей дочери.
      Даже родители не ожидали столь скоропалительного предложения, а Катенька, нервы которой были напряжены до предела, вдруг начала сползать со стула и, теряя сознание, потянула за собой скатерть со всеми чашками.
      7
      Два года назад Карина и Лена, ещё будучи десятиклассницами, прорвались на концерт заезжего кумира - Димы Дивова, по которому сходили с ума. Концерт состоялся в их родном городе Мариуполе. Им повезло: вместе с десятком других оголтелых девиц и юнцов они даже проникли в его грим-уборную, дабы припасть к ногам эстрадной звезды и выполнить любое его желание. Дима порой не брезговал после концертов позабавиться с кем-то из своих многочисленных поклонников или поклонниц. Оглядев сдерживаемых охранниками молодых идиотов и идиоток, он трижды ткнул пальцем:
      - Ты, ты и ты.
      - А мы? - пискнула не попавшая в список счастливчиков Карина; её подруга молчала, поскольку у неё от огорчения просто отсох язык.
      - А вы пошли в жопу, - засмеялся Дивов, дав знак охранникам гнать всех остальных резиновыми дубинками.
      Это был незначительный эпизод, но он оставил трагический след в сердцах Карины и Лены. Обе они на следующий день даже собирались утопиться. Потом долго болели какой-то непонятной чесоткой, но все же выкарабкались. Прошло время. Они поступили в институт, их увлекли другие идеи и цели. И на "Коломбине" они оказались далеко не случайно. Но не из-за Дивова. А когда увидели его, решили не то чтобы отомстить, но как следует помучить и получить сполна те удовольствия, в которых им незаслуженно отказали в Мариуполе.
      Членовредительства не было. Дима, испытавший за свою короткую жизнь все виды половых извращений, тем не менее очутился на одном из кругов ада. Несколько раз он впадал в глубокий обморок, но его возвращали к "работе" либо хлесткие удары плеткой, либо струя мочи в лицо. Не простаивали в заднем проходе и вибраторы. Певца уже освободили от кожаных браслетов, поскольку он и так еле ползал по полу. Наконец, утомившись и насытившись, студентки улеглись рядом с ним на ковре, по бокам.
      - Ты считала, сколько раз он кончил? - спросила Карина.
      - Двадцать, не меньше, - ответила Елена.
      - Бедненький. Чуть дышит. Может, его кокнуть, а труп ночью выбросим за борт?
      - Зачем? Привяжем веревкой к ванне, а завтра продолжим уроки.
      - Разумно, - согласилась Карина, засыпая.
      Смежила веки и её подруга, держа в кулаке мужское достоинство кенара.
      Дивов, притворявшийся по своей привычке мертвым, понимал, что они, скорее всего, шутят. Но все равно ему было весьма скверно. Эти вакханки могли спариваться до бесконечности и замучить его до смерти. Пока не поздно, надо было выбираться. Разжав пальцы Елены и освободив из плена свой фаллос, Дима на карачках пополз к столу, где, дотянувшись до бутылки с кока-колой, припал к живительной влаге. Потом с горечью и тоской посмотрел на свою одежду, разбросанную где попало. Он понял, что собрать её и одеться будет выше его сил. Утянув с ложа любви скомканную простыню, певчюга завернулся в нее, словно в римскую тогу, и на ватных ногах побрел к выходу. Еле открыл дверь и рухнул в коридоре, не найдя больше ни сил, ни желания продолжать путь.
      Спустя десять минут его нашли супруги Шиншиловы, возвращавшиеся в свою каюту.
      - Молодой человек, вам плохо? - спросила сердобольная Сарра.
      - Нет. Мне хорошо, - туманно ответил Дима. - Чего тебе надо, карга старая? Тоже любви захотелось?
      - Пошли отсюда, он пьян, - поспешно сказал Петр Петрович, уводя жену.
      Дивов пролежал ещё минут десять, пока об него не споткнулся Микитчик, пребывавший уже в высшей стадии алкогольного опьянения. Устроившись рядышком с певцом, он тотчас же захрапел. В конце концов, уже к вечеру, вызванные старпомом Кукиным матросы разнесли обоих по каютам.
      8
      Ограниченный карантин, о котором сообщил старпом Кукин по внутреннему радио, а вернее, о мерах предосторожности, кои должны соблюдать пассажиры при приеме питьевой воды, и о временной изоляции больных в нижних отсеках парохода, как ни странно, никакой паники не вызвал. Некоторые подумали, что речь идет о гриппе или пищевом отравлении. В любом случае это касалось лишь тех, кто подхватил заразу. Многие же и вовсе радио не слушали и воду не пили, предпочитая более крепкие напитки.
      А количество больных увеличивалось. Кубрик пришлось превратить в лазарет, выселив оттуда всех здоровых и поместив инфицированных цыган и матросов, которых регулярно навещал пуштун Мезари вместе с красавицей Глашей, оказавшейся хорошей сестрой милосердия. Но особо помочь или облегчить страдания они не могли. Некоторые больные вяло лежали на койках, уставившись в потолок и пребывая в полной прострации, другие бредили, полыхая жаром, третьи вели себя злобно и агрессивно, так что их приходилось привязывать полотенцами к спинкам кроватей. У входа в кубрик днем и ночью дежурил кто-то из матросов - на случай побега из лазарета или попытки проникновения туда посторонних. Впрочем, таковых не было. Известие об ограниченном карантине заинтересовало только супругов Шиншиловых.
      - Эге! - сказал Петр Петрович. - А не лопнули ли наши пробирки во время посадки на пароход?
      - Ну и лопнули, - ответила ему Сарра. - Теперь их уже не вернуть.
      - А не связан ли карантин с нашим вирусом?
      - Ну и связан. Тебе-то что?
      - А не перемрем ли мы все на этом проклятом пароходе?
      - Ну и перемрем. А ты хочешь жить вечно?
      В который раз поразившись мудрости жены, Шиншилов немного успокоился. Кроме того, оба они были отъявленными мизантропами, людской род презирали, а свое пребывание на земле считали явлением временным и в общем-то случайным.
      Миновав с кратковременной остановкой Кинешму и развив предельную скорость, "Коломбина" весело мчалась по Волге, приближаясь к земляным валам древнего Юрьевца. Берега в вечернем тумане были едва различимы, а вдоль них скопились десятки, сотни бревен, среди которых были и полусгнившие, и совсем свежие, только что срубленные для сплава по реке. А некоторые, особо вольные, устремлялись вслед за пароходом.
      - Как бы нам не налететь на плот, - сказал Кукин вахтенному матросу, вглядываясь в даль. - Как бы нам пробоину не получить да на мель не сесть.
      - Ну и налетим, и получим, и сядем! - совсем как Сарра Шиншилова, ответил кто-то сзади, вызывающе захохотав.
      Обернувшись, Кукин увидел своего капитана в полной форме и в помповым ружьем в руках. За его спиной вырисовывалась гнусная фигура нового, непонятно откуда свалившегося пассажира - юнги, как представлял его всем капитан. "Юнга" тоже держал в руках ружье, но так, словно это была обыкновенная палка.
      - Покинуть мостик! - приказал капитан. - Я сам поведу корабль. Доложите курс. Или вы, сволочи, по звездам прете?
      - Иоганн Яковлевич, вам нельзя, - как можно мягче сказал старпом. - Вы не в кондиции.
      - Верно. Сейчас буду.
      Капитан вытащил из-за пояса бутылку и стал пить, сжав зубами горлышко. Дуло помпового ружья при этом уперлось Кукину в грудь.
      - Вы погубите пароход! - взвизгнул старпом. - Мы все потонем! Я напишу рапорт!
      - Заткнись, дура. - Капитан тяжело оторвался от бутылки и поглядел на Кукина такими мутными глазами, что тому стало плохо. И как-то все равно, что будет дальше.
      - Я остаюсь на мостике и буду вас контролировать, - покорно сказал старпом. - Если вы не возражаете. А эту образину уберите вон.
      Костяная Нога решил не обижаться: в жизни ему приходилось выслушать немало лестного - он привык. Но капитан думал иначе. Взведя курок, он положил ствол на плечо старпома, а потом выстрелил. Дробь вдребезги разнесла боковое стекло, осколки посыпались на палубу, откуда раздались испуганные и гневные крики. Кукин от неожиданности присел, а вахтенный выпустил из рук штурвал.
      - Спокойно! - заорал в рупор капитан. - Учебная тревога. Всем приготовить спасательные жилеты! Будем отрабатывать приемы десантирования на берег!
      И в этот момент "Коломбину" словно толкнули, и с такой силой, что все, кто стоял на ногах, попадали, а ружье "юнги" выстрелило само по себе.
      Глава седьмая
      1
      После того как "Коломбина" едва не села на мель в районе Столпина, она продолжила плавание и благополучно вышла в Горьковское водохранилище. Сильный толчок произошел от столкновения с затонувшими бревнами, но видимых повреждений не было. А как можно было их увидеть, если на пароходе не было водолазов? Однако это послужило уроком капитану Бурмистрову, и он, несколько протрезвев, удалился с мостика, уводя за собой Костяную Ногу с ружьями. Старпом Кукин плевался и матерился им вслед, пока его запал и словарный запас не иссякли. Впрочем, настоящая беда поджидала где-то впереди, он чувствовал это кончиками пальцев.
      Ночью Второв решил прослушать запись из тех кают, где он установил "жучки". Гагов, как Полярник и предполагал, никого к себе не водил и вслух сам с собой не разговаривал. Но гнетущая тишина и молчание оставляли какое-то тяжелое, зловещее впечатление. Казалось, что в каюте сидит биоробот, у которого напрочь отсутствуют все человеческие желания, и запрограммирован он на одну цель. Какую? Убить Лукомского? Недаром фото владельца парохода висит в его каюте. Многое прояснят отпечатки пальцев Гагова, когда он перешлет их в дактилоскопическую лабораторию "Прим"...
      А вот из жилища Гибралтарова отчетливо доносились шуршание и шелест. Очевидно, змеи расползались по каюте. Потом появился сам хозяин, насвистывая веселую мелодию. Свист оборвался.
      - З-заразы, вырвались-таки, - проворчал колдун, топая ногами. Что он там делал, Второв не знал, но вскоре веселый свист возобновился. Может, змейки были уже не опасны? В любом случае факир нашел с ними общий язык. Затем к фокуснику зашел пуштун Мезари. Они обменялись приветствиями. Скрипнули стулья.
      - Во сколько вы оцените мои услуги? - спросил Гибралтаров.
      - Я не пожалею ничего, - ответил хирург.
      - "Ничего" - это и есть ничего. То есть даром, как я понимаю. Это меня не устраивает. Предлагаю другой вариант. Я помогаю вам, а вы помогаете мне. Идет?
      - Согласен. Что я должен сделать?
      - Также ничего. Всего-навсего убить одного человека, если понадобится. Вы же талиб, вам не привыкать.
      - Я - пуштун! И я не убийца.
      - Лучше быть живым талибом, чем мертвым пуштуном. А эта печальная перспектива не за горами, насколько я понимаю. Что-то я не вижу на вашем лице одобрения... Теперь вижу. Пойдемте на палубу, поговорим там.
      Второв щелкнул от раздражения пальцами. Не могли обсудить свои делишки в каюте! Тоже мне, конспираторы. Придется взять обоих под особый контроль.
      Затем пошла запись из апартаментов Юлии Полужанской. Тишина. Его молодая супруга, судя по всему, отсутствовала.
      - Юленька, неверная, где ты? - пропел Гай, закуривая тонкую сигару.
      - Здесь я, дорогой, за твоей спиной, - услышал он и в изумлении обернулся. - Ты забыл запереть дверь. Что слушаешь?
      - Баха, - ответил Второв. - Оригинальная трактовка. Нежданный гость хуже татарина, если только это не татарка. Выпьешь чего-нибудь?
      - Легкого вина.
      - Имеется. Так что случилось, родная? Или ты пришла выполнить свой супружеский долг?
      - Нет, хочу предложить тебе ещё одну сделку. Надо убрать одного человека.
      "Они тут все просто помешались на убийствах, - подумал Второв. - Если так пойдет и дальше, придется вызывать к Астрахани бригаду санитаров".
      - Кого мочим? - поинтересовался он.
      - Я не имела в виду именно это, - пояснила Полужанская. - Просто ты сойдешь вместе с ней в Городце - там по расписанию кратковременная остановка, заведешь её в какую-нибудь дыру и бросишь. Надо сделать так, чтобы она не успела вернуться на пароход к отплытию. Это такие пустяки, что ты справишься.
      - "Дыра" бывает в сельском толчке. Ты начинаешь мною распоряжаться, как ручной болонкой. А кто эта особа, перешедшая тебе дорогу?
      - Катенька Флюгова. И за это я плачу тебе ещё тысячу баксов.
      2
      Тоскливо светила луна, маня к себе всех безумцев, и Сарра Шиншилова отправилась в свое ночное путешествие. Муж крепко спал, поскольку принимал снотворное, а лунатичка, распустив перед зеркалом волосы и завернувшись поверх пижамы в белую простыню, выскользнула из каюты. Двигалась она, как обычно, с закрытыми глазами, вытянув перед собой руки, но на опасные предметы не натыкалась и чувствовала себя вполне уверенно. Даже как-то невесомо, словно действительно медленно плыла по воздуху. В такие минуты она была по-настоящему счастлива и выглядела привлекательно, несмотря на свои пятьдесят пять лет.
      Поднявшись на палубу, Сарра замерла, подставив лицо желтому лунному свету, словно "загорая". Тут-то её и заметил совершавший ночной обход старпом Кукин. Он и сам уже производил впечатление больного человека, и нервы его были напряжены до предела. Охнув и шарахнувшись в сторону, Кукин присел от страха на корточки, потеряв при этом дар речи и ощущая, как немеют конечности. Шиншилова спокойно прошла мимо него, коснувшись простыней такого же белого лица старпома, у которого хватило сил лишь проводить взглядом ужасное видение. Сарра направлялась к капитанскому мостику...
      А по другой стороне палубы, но в том же направлении, двигались пуштун Мезари и колдун Гибралтаров. Они тихо беседовали, не обращая никакого внимания на соблазнительную луну.
      - Вы должны загипнотизировать её так, чтобы она призналась, где прячет перстень, и добровольно вернула его, - уныло сказал Захир.
      - Методом суггестии я владею, - важно сообщил фокусник, хотя и бессовестно врал. - Но не проще ли будет пробраться в её каюту, когда она, скажем, принимает солнечные ванны, и прошмонать как следует?
      - Нет, - отозвался пуштун, физические и духовные силы которого были уже на исходе.
      Бессонница так измотала его, что он был готов прыгнуть в воду, чтобы покончить с мучениями. Магический перстень стал ему необходим как воздух. Гибралтаров оставался последней надеждой. Прошлой ночью красавица Глаша по просьбе пуштуна уже обшарила всю каюту Алисы, но нашла лишь пустую шкатулку. Цыганка повторила обыск и сегодня днем - и снова впустую. Тем не менее Захир чувствовал, что заветный перстень с чудодейственным камнем находится где-то здесь, на "Коломбине". Его нельзя было выкрасть, иначе пропадет магическая сила. Хозяин должен либо подарить его, либо вернуть добровольно. Но Гибралтарову знать об этом было не обязательно.