Со времен Моммзена и Ранке историки стали тратить большую часть своих усилий на сбор сырого материала-надписей,документов и т.п. - и публикацию их в виде антологий или частных заметок для периодических изданий. При обработке собранных материалов ученые нередко прибегали к разделению труда. В результате появлялись обширные исследования, которые выходили сериями томов, что и ныне практикуется Кембриджским университетом. Такие серии-памятники человеческому трудолюбию, "фактографичности" и организационной мощи нашего общества. Они займут свое место наряду с изумительными туннелями, мостами и плотинами, лайнерами, крейсерами и небоскребами, а их создателей будут вспоминать в ряду известных инженеров Запада. Завоевывая царство исторической мысли, индустриальная система породила выдающихся стратегов и, победив, добыла немалые трофеи. Однако вдумчивый наблюдатель вправе усомниться в масштабах достигнутого, а сама победа может показаться заблуждением, родившимся из ложной аналогии.
      В наше время нередко встречаются учителя истории, которые определяют свои семинары как клаборатории" и, возможно не сознавая этого, решительно ограничивают понятие "оригинальное исследование" открытием или верификацией каких-либо фактов, прежде не установленных. Более того, это понятие стало распространяться и на обзоры исторических статей, помещенных в периодических изданиях и сборниках. Налицо явная тенденция недооценивать исторические работы, написанные одним человеком,
      15 и эта недооценка особенно заметна, когда речь идет о трудах, касающихся всеобщей истории. Например, "Очерк истории" Герберта Уэллса был принят с нескрываемой враждебностью целым рядом специалистов. Они беспощадно критиковали все неточности,допущенные автором,его сознательный уход от фактологии. Вряд ли они были способны понять, что, воссоздавая в своем воображении историю человечества, Г. Уэллс достиг чего-то недоступного им самим, о чем они и помыслить не смели. Фактически значимость книги Г. Уэллса в более или менее полной мере была оценена широкой читающей публикой, но не узкой группой специалистов того времени.
      Индустриализация исторического мышления зашла столь далеко, что в некоторых своих проявлениях стала достигать патодогических форм гипертрофии индустриального духа. Широко известно, что те индивиды и коллективы, усилия которых полностью сосредоточены на превращении сырья в свет, тепло, движение и различные предметы потребления, склонны думать, что открытие и эксплуатация природных ресурсов - деятельность, ценная сама по себе, независимо от того, насколько ценны для человечества результаты этих процессов. Для европейцев подобное умонастроение характеризует определенный тип американского бизнесмена, но этот тип, по сути, есть крайнее выражение тенденции, присущей всему западному миру. Современные европейские истормки стараются не замечать, что в настоящее время болезнь эта, являющаяся результатом нарушения пропорций, присуща и их сознанию.
      Эта готовность гончара превратиться в раба своей глины является столь очевидной аберрацией, что, подыскивая для нее соответствующий корректив, можно и не обращаться к модному сравнению процесса исторического исследования с процессами промышленного производства. В конце концов и в промышленности одержимость сырьевой базой безрезультатна. Удачливый промышленник - это человек, который первым предвидит экономический спрос на тот или иной товар или услугу и начинает в связи с этим интенсивно перерабатывать сырье,используя рабочую силу. Причем ни сырье,ни рабочая сила сами по себе не представляют для него никакого интереса. Другими словами, он хозяин, а не раб природных ресурсов; он капитан промышленного корабля, прокладывающий путь в будущее.
      Известно, что обращение с людьми или животными как с неодушевленными предметами может иметь катастрофические последствия. Почему же нельзя предположить, что подобный образ действия не ыенее ошибочен и в мире идей? Почему мы должны считать, что научный метод, созданный для анализа неодушевленной природы, может быть перенесен в историческое мышление, которое предполагает исследование людей и их деятельности? Когда профессор истории называет свой семинар "лабораторией", не отгораживается ли он тем самым от своей естественной
      16 среды? Оба названия - метафоры, но каждая из них уместна лишь в своей области.Семинар историка-это питомник,в котором живые учатся говорить живое слово о живых. Лаборатория физика является - или являлась таковой до определенного времени - мастерской, в которой из неодушевленного природного сырья изготавливаются искусственные или полуискусственные предметы. Ни один практик, однако, не согласится организовывать питомник на принципах фабрики, равно как фабрику - на началах питомника. В мире идей ученые также должны избегать неверного использования метода. Нам достаточно хорошо известно и мы всегда помним так называемое "патетическое заблуждение" (2), одухотворяющее и наделяющее жизнью неживые объекты. Однако теперь мы скорее становимся жертвами противоположного - "апатетического заблуждения", согласно которому с живыми существами поступают так, словно они неодушевленные предметы.
      Если бы индустриальная система была единственным институтом, определяющим жизнь современного Запада, влияние ее престижа на западное историческое мышление могло бы рухнуть под собственной тяжестью, ибо свойственные ей методы могут применяться к историческому исследованию лишь в крайних случаях необходимого разделения труда. В промышленности человечество признало разделение труда как цену того благополучия, которое оно приносит. Аналогичное мнение распространилось и в области естествознания. Возможно, следует согласиться с А. Бергсоном, который утверждал, что наш интеллект обладает свойством схватывать отдельные проявления физической природы в формах,пригодных для последующего осуществления действий. Однако, даже если в этом заключается оригинальная структура человеческого ума и если другие методы мышления представляются нам неестественными,существует все же человеческая способность, на которую также обратил внимание А. Бергсон,- смотреть на мир не как на неодушевленную природу, а как на целое, с острым ощущением присутствия или отсутствия в нем жизни *. Это глубинное побуждение охватить и понять целостность Жизни имманентно присуще мышлению историков, поэтому разделение труда, характерное для индустриальной системы, действовало столь раздражающе,что они восстали бы против его тирании, если бы не существование в современной западной жизни второго доминирующего института, который оказался в состоянии совместить целостность взгляда на историю с индустриализацией исторического мышления. Таким вторым институтом оказалось "суверенное государство", которое в наш "демократический" век вдохновляется духом национального единства.
      И вновь мы должны отметить, что институт, доминирующий --------------
      * Эти идеи были высказаны А.Бергсоном в его "Творческой эволюции", но за сто лет до него они были предсказаны Тюрго в "Плане двух рассуждений о всеобщей истории".- См.: Oeuvres de Turgot, vol. П, Paris, 1844, р. 654.
      17 в определенное время и в определенном обществе, оказывает влияние на мировоззрение и деятельность историков, оказавшихся под его сенью. Дух нации - это закваска для молодого вина в ветхих мехах трайбализма (3). Идеал современной западной демократии заключается в том, чтобы наполнить практическую политику христианским чувством всеобщего братства, но в реальности политика оказалась воинственной и наполненной племенными раздорами. Современный западный демократический идеал, таким образом, сводится к попыткам примирить два духа и две силы, которые находягся почти в полной противоположности друг к другу.
      Индустриализм и национализм (более, чем индустриализм и демократия) суть две силы,которые фактически господствовали в западном обществе в течение века (приблизительно до 1875 г.). Промышленная революция и нынешняя форма национализма действовали тогда сообща, создавая "великие империи", каждая из которых претендовала на универсальный охват, становясь как бы космосом сама в себе.
      Конечно, это притязание было неоправданно. Уже тот простой факт, что "великих держав" было больше,чем одна,свидетельствует о неспособности ни одной из них стать полностью универсальной. Однако каждаи великая держава успешно оказывала постоянное влияние на жизнь общества,так что в некотором смысле она могла рассматривать себя как ось, вокруг которой вращается весь мир; и каждая великая держава надеялась также заменить собой весь мир, поскольку она была замкнута и самодостаточна. Претензии эти распространялись не только на область экономики и политики, но также и на область духовной культуры. Такой образ мышления, характерный для населения великих держав, постепенно распространялся и на представителей стран меньшего калибра, и скоро все западные нации - от самых больших до самых малых - отстаивали суверенное право самим организовывать свою жизнь и быть независимыми от всего остального мира. Это требование выдвигалось столь настойчиво и принималось столь шыроко, что самое существование и единство западного мира оказались под сомнением. Возникла глубинная внутренняя потребность ощутить Жизнь как целостность, противоположную видимой повседневной изменчивости. Это чувство охватило как малые нации, так и сообщества, в состав которых входили эти нации. Такие сгущения социальных эмоций в национальных группах стали почти повсеместными,и у историков иммунитет против них был не сильнее, чем у остальных людей. Действительно, дух национального взывал к историкам с особой силой, поскольку он в какой-то мере обещал примирить индустриальное разделение труда с внутренним стремлением к целостности. Противопоставлять себя "всеобщей истории", которая создается на индустриальных принципах,- задача непосильная даже для самого одаренного,самого энергичного индивидуума. Вот почему в поисках един
      18 ства взгляда историк приходил к отказу от универсальности, ибо сужение научно-исследовательской цели неизбежно проливает новый свет на любой исторический ландшафт. Когда же он в своих поисках вновь обретал единство и в этом смысле достигал некой универсальности, могла возникнуть проблема примирения его интеллекта с его социальным чувством. но это внутреннее противоречие предполагалось снять духом национального.
      В данной схеме рассуждения националистическая точка зрения наиболее привлекательна для современных западных историков, и она овладевала их умами различными путями. Они принимали ее не только потому, что в духе этих идей воспитывались с детства, но также и потому, что исходный материал являл собой некую устойчивую национальную данность.Самыми богатыми "залежами", которые им приходилось разрабатывать, были открытые для общественности архивы западных правительств. Неисчерпаемость этого специфического естественного источника приводила к редкостному увеличению объема их продукции. Таким образом, направленность деятельности историков частично определялась их профессиональным опытом, частично - проблемами психологического свойства, а частично - так называемым духом времени.
      Западное общество ныне отнюдь не занимает того господствующего положения, которое характеризовало ситуацию прошлого века,-века, отлившего форму умов современных историков. Приблизительно до 1875 г. два господствовавших тогда института - иидустриализм и национализм-действовали сообща, созидая великие державы. После 1875 г. начался обратный процесс: индустриальная система стала резко наращивать свою активность, так что размах ее деятельности обрел глобальный характер, тогда как система национализма стала проникать вглубь, в сознание национальных меньшинств, побуждая их к созданию своих собственных суверенных национальных государств, хотя те вопреки проектам их лидеров порой не только не были способны оформиться в великие державы,но и были не в состоянии образовать даже малые экономически, политически и культурно независимые государства.
      Мировая война 1914-1918 гг. вынесла на поверхность тенденцию, подспудно зревшую уже не менее века. К 1918 г. одна из тех восьми великих держав, которые существовали в 1914 г., совершенно исчезла с политической карты, две другие, искалеченные, находились в состоянии прострации, а одна из более или менее благополучно выживших стала энергично перестраиваться в поисках "самоуправления доминионов" (4). Общая развязка этих частично революционных, а частично эволюционных изменений одинакова. Мировая арена была захвачена великими державами, каждая из которых представляла собой замкнутый универсум. Характерной особенностью обществ нового века является взаимозависимость небольших государств. Некоторые из них (напри
      19 мер, доминионы Британской метрополии) не являются полностью независимыми единицами,другие (например,Чехословакия, Австрия, Венгрия) лишены морского побережья, у третьих отсутствует ярко выраженная или подлинно оригинальная национальная культура. К тому же в этом новом мире даже великие державы стали казаться меньше и индустриализм, вышедший на мировую арену, стал тормозить их экономическое развитие. Все государства в равной степени начинают сознавать,что не могут самостоятельно выжить экономически, и либо резко протестуют против военной,финансовой,тарифной,миграционной политики,либо обращаются за помощью к техническим международным организациям, которые были созданы вокруг секретариата Лиги Наций и Международного бюро труда в Женеве.
      Эти различные тенденции можно суммировать в одной формуле: в наш век главным в сознании общества является осмысление себя как части более широкого универсума, тогда как особенностью общественного самосознания прошлого века было притязание считать себя, свое общество замкнутым универсумом. Это изменение безошибочно указывает на конец прилива, достигшего своей высшей точки в 1875 г., и начало отлива, который будет протекать в течение четырех веков, если он предвещает повторение предыдущей, так называемой средневековой, фазы в западной ивтории, когда сознание западного общества было под эгидой папы и Священной Римской империи, символизировавших нечто главенствующее и центральное, между тем как королевства, муниципальные города и лены, равно как и другие местные учреждения, воспринимались как нечто подчиненное и окраинное (5). Как бы то ни было, представляется, что отлив идет в этом направлении - здесь трудно быть определенным, потому что слишком мало времени прошло после того, как совершился поворот.
      Если это наблюдение верно и если верно то,что историк не может абстрагироваться в своих мыслях и чувствах от влияния среды,в которой живет,то мы можем надеяться увидеть в недалеком будущем изменение во взглядах и научных подходах западных историков. И это будет соответствовать изменениям, охватившим западное общество в целом. Именно на закате прошлого века работа историков находилась в полной гармонии с индустриальной системой, а их взгляды были пронизаны и связаны национальной идеей. Однако новый век очертил свое поле исследования, не ограниченное рамками одной национальности, и ученые вынуждены будут приспособить свой метод к интеллектуальным операциям более широкого масштаба.
      Возникают два вопроса:"Каково умопостигаемое (6) поле исторического исследования?" и "Возможно ли поле исторического исследования, не соотносимое с конкретными историческими и социальными обстоятельствами и независимое от историка?". До сих пор наше исследование приводило нас к выводу, что способ исторического мышления находится под сильным влиянием сию
      20 минутного социального окружения, в котором случайно оказывается мыслитель. Если это влияние настолько сильно,что благодаря ему в сознании мыслителя формируются априорные категории, то можно считать, что ответ на поставленный вопрос получен. Это бы означало, что относительность исторической мысли и социальной среды безусловна и что, следовательно, нет необходимости искать в потоке исторической литературы очертания некой.устойчивой формы. Историку пришлось бы признать, что если он в состоянии познавать морфологию своей собственной мыслительной деятельности с помощью анализа влияний данного,конкретного,современного ему общества,то для него не представляется возможным анализировать общественные образования,принадлежащие прошлому.Однако это заключение не противоречит пока нашим утверждениям.До сих пор мы видели,что на переднем плане исторической мысли различимо мерцание относительности, и, возможно, установление этого факта-первый шаг в фиксации устойчивого и абсолютного объекта на заднем плане исторической мысли. Поэтому нашим следующим шагом является исследование возможности существования умопостигаемого поля исторического исследования, независимого от особенностей восприятия, обусловленных местом и временем.
      ПОЛЕ ИСТОРИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
      Пример Великобритании. Задавшись целью обнаружить "умопостигаемое поле исторического исследования", лучше всего начать с рассмотрения обычного объекта исследования современного западного историка-национального государства. Выберем среди различных национальных государств Запада такое, которое при прочих равных условиях наиболее соответствовало бы как материал для изучения идеалу современного историка.
      Великобритания - один из таких примеров, которые могли бы служить нашей цели. Это не просто национальное государство,но и великая держава. Ее неотъемлемая составная часть,Англия,выделившись лишь два века назад (1), причем без нарушения исторической непрерывности или утраты идентичности, занимает такое же место в истории Европы,как,например,Франция,хотя Англия сыграла в истории особую роль. Выбранный нами пример удачно служит цели еще и потому,что Англия была относительно изолирована, во-первых, в силу географических условий и, во-вторых, в силу той специфической политики, которую проводили ее государственные деятели в период,когда она переживала наибольший творческий расцвет и могущество. Если взять ее географическую изолированность, то, что ни говори, берега острова создают гораздо более четкую границу, чем границы континентальной Франции. Что же касается политической изолированности Британии, то она была в истории Запада чем-то вроде alter orbis ("дру
      21 гой земли"), хотя это не совсем точно для средних веков, так ка последние владения на континентальном берегу Ла-Манша были утрачены в 1558 г. (2). Разумеется, не стоит преувеличивать степень этого "великолепного одиночества". Великобритания никогда не могла себе позволить пренебречь сношениями с континентальными странами или уклониться от тех европейских войн, в которых ставилось на карту равновесие сил. И если равновесие сил успешно сохранялось, то столь же тщательно охранялась и односторонняя изолированность. "Другая земля" - репутация, закрепившаяся за Великобританией,- определяла не просто мир, отличный от континентальной Европы, но все неевропейские континенты и дальние острова. Подобно своей сестре, Соединенным Штатам, Великобритания отделилась от старого мира, чтобы высвободить энергию и воздвигнуть новый мир по плану какой-то смутной мечты.Однако нельзя еще раз не подчеркнуть,что ее изолированность является, возможно, наиболее значимым фактом. Действительно,не так просто обнаружить какую-либо иную европейскую страну,которая была бы столь же изолированной и играла бы столь значительную роль в европейской истории на протяжении такого длительного периода. Итак, если Великобритания (как наследница и преемница Англии) не представляет собой "умопостигаемого поля исторического исследования", то мы можем сделать заключение.что никакая другая европейская держава не выдержит аналогичного испытания.
      Следовательно, является ли история Англии умопостигаемой сама по себе? Можем ли мы абстрагировать внутреннюю историю Англии от ее внешних сношений? Если да, то можем ли мы сказать, что внешние сношения вторичны? А анализируя их, сможем ли мы доказать, что влияния, которым подверглась извне Англия, ничтожны по сравнению с влиянием, оказываемым Англией на остальной мир? Если на все эти вопросы удастся получить утвердительные ответы, то можно будет сделать вывод, что, тогда как историю других стран нельзя понять без сопоставления ее с историей Англии, английская история может быть понята как самостоятельная без каких-либо ссылок. Попытаемся же ответить на эти вопросы путем беглого обзора истории Англии, обозначив ее основные вехи.
      Итак, если перелистать главы истории в обратном порядке, они выстроятся в следующий ряд:
      а) установление индустриальной экономической системы (с последней четверти XVIII в.) (3);
      б) установление ответственного парламентарного правительства (с последней четверти XVII в.) (4);
      в) морская экспансия (начавшаяся в третьей четверти XVI в. пиратством и постепенным развитием мировой торговли, обусловленным открытием тропических стран и образованием новых англоязычных общин в заокеанских странах с умеренным климатом) (5);
      22
      г) Реформация (со второй четверти XVI в.) (6);
      д) Ренессанс, включая его политический, экономический, интеллектуальный и художественный аспекты(с последней четверти XV в.) (7);
      е) установление феодальной системы (с ХI в.) (8);
      ж) обращение англичан так называемого героического века в религию западного христианства (конец VI в.) (9).
      Даже столь беглый обзор позволяет заметить, что, чем дальше в глубь исторического времени обращаемся мы, тем менее значительным становится факт изолированности. Принятие христианства, которое можно считать началом всех событий в английской истории, является тому прямым подтверждением. Этот акт, сплотивший полдюжины разрозненных варварских общин,открыл дорогу к общему благу грядущего западного общества. Что касается феодальной системы, то П.Виноградов блестяще доказал, что ростки ее взошли на английской почве еще до норманского завоевания *. Однако даже если это так, рост был стимулирован внешним фактором датскими вторжениями, представлявшими собой часть движения скандинавских племен и имевшими аналогичное воздействие на Францию (10). А норманское завоевание хотя, возможно, и не оно бросило семя,несомненно,привело ниву к быстрому колошению. Таким образом, справедливо утверждение,что любая схема установления феодальной системы в Англии выглядит непонятной, или неумопостигаемой, до тех пор пока в общую картину не включаются по крайней мере Франция и Скандинавия. Что касается Ренессанса, то как в политическом, так и в культурном аспектах это было дуновение жизни из Северной Италии. Если бы в Северной Италии гуманизм, абсолютизм и равновесие власти не культивировались в течение двух веков - приблизительно с 1275 по 1475 г. (как культивируются растения в парниках),- то и после 1475 г. они не смогли бы быть взращены севернее Альп. Реформация опять-таки не является специфически английским феноменом. Скорее это было общее движение, охватившее Прометеев Север Западной Европы, где Балтийское море, Северное море и Атлантический океан манят к новым мирам, движение за освобождение от Эпиметеева Юга, где Западное Средиземноморье остановило взор на мирах, уже умерших и ушедших (11). Не Англии принадлежит инициатива Реформации (12), и не она первая прибегла к ней в состязании европейских стран атлантического побережья за обладание новыми заокеанскими территориями. Англия завоевала свой приз в серии битв между державами, продолжавшихся в течение нескольких веков, включившись с некоторым опозданием в это состязание. Чтобы понять успехи Англии в заокеанской экспансии, необходимо оценить последствия всех общеевропейских войн и учесть превратности европей----------------------
      * См.: Vinogradoff, Paul. English Society XVII. Oxford, 1908.
      23 ской истории начиная с последней четверти ХV в., а затем расширить кругозор до границ современного западного мира.
      Остается рассмотреть две последние главы английской истории: возникновение парламентарной системы правления и возникновение индустриальной системы-институтов, которые обычно рассматриваются как институты специфически английские, лишь позже распространившиеся на другие части мира. Для нашей цели эти главы английской истории являются решающими, и логично в данном случае обратиться к признанным авторитетам в этой области. Относительно парламентарной системы целесообразно сослаться на отрывок из лекции лорда Актона о Генрихе IV и Ришелье. "Всеобщая история, естественно, зависит от сил, которые не являются национальными,но есть следствие более общих причин. Расцвет королевства во Франции-это часть аналогичного движения в Англии. Бурбоны и Стюарты подчинялись одному закону, но с различными результатами" *.
      Другими словами, парламентарная система, локально проявившись в Англии,была продуктом силы, отнюдь неспецифичной для Англии, но действовавшей одновременно как в Англии, так и во Франции (13).
      Что касается английской промышленной революции,то ее возникновение было описано двумя крупными специалистами в этой области-.мистером и миссис Хаммонд."Почему эта революция началась в Англии в XVIII в.? Атлантика была столь же важна для торговли, как в древности -Средиземное море. После Колумба самыми активными купцами стали те, которые искали выход из Атлантики. Среди торгующих народов XVIII в. позиция англичан была наиболее благоприятна благодаря географическому положению, климату и ходу истории. Испанцы использовали свой контроль над Новым Светом исключительно в политических целях, а вывозимое из Америки богатство тратилось ими отнюдь не на развитие промышленности. С другой стороны, английские колонисты-в Америке оседали в местах,где было мало золота и серебра. Их форпосты постепенно разрастались в общины, которые нуждались в британских потребительских товарах, а домой колонисты посылали продукты промышленного назначения... События в Европе также способствовали быстрому развитию тгромышленности Англии, поскольку европейские войны ХVП-XVШ вв. причинили здесь меньший ущерб, чем на континенте, а религиозная и политическая борьба в Англии ХVП в. завершилась принятием-конституции и установлением правительства, весьма благорасположенного к торговле. Среди других преимуществ Англии по сравнению с Францией-гражданское право,свобода внутренней торговли, заинтересованность арисгократии в коммерции, недоверие со времен Стюартов к государственному контролю и терпимость в религии. Стагнация полити--------------------
      * Lord Acton, Lectures on modern History. London, 1906.
      24
      ки, религии и жизненного уклада в Х#ПI в. ускоряла концентрацию промышленности. Концентрация же в свою очередь подстегивала страсти к техническим изобретениям, чему способствовали также расцвет математики и открытия в физических науках. Вот почему Англия оказалась наиболее подходящей ареной для промышленной революции"*.
      Это авторитетное суждение, относящееся к той сфере английской истории, которую принято считать сугубо национальной, для нас представляет особый интерес. Оно свидетельствует, что обстоятельства, касающиеся внутренней истории Англии и сделавшие ее индустриальной страной, являются специфически английскими, однако в нем учитывается и общее положение Англии в тогдашнем мире, ее географическое положение и политическое место в системе равновесия власти. Если игнорировать все эти обстоятельства, то такое историческое событие, как возникновение в Англии индустриальной системы, становится непонятным. Таким образом, видно, что Великобритания не является "умопостигаемым полем исследования" сама по себе. Защитник поля исследования, ограниченного национальными рамками, не сможет отстоять свою позицию ссылкой на будущий ход событий,ибо сама промышленная революция, с ее сокращением расстояний, развитием международной торговли,размахом объемов ее,с изобретением подводной лодки и самолета, безусловно, заложила такой фундамент для международной солидарности, какого еще не знала мировая история.Следовательно,национальная история Великобритании, если рассматривать ее изолированно, не является, никогда не была и не будет "умопостигаемым полем исторического исследования",и если это верно в отношении Великобритании, то,значит,верно и в отношении всякого иного национального государства. Поэтому, продолжая поиск возможного умопостигаемого поля исторического исследования,мы должны выбрать единицу более крупного масштаба, чем нация.
      Поле,в котором Великобритаиия является частью.Краткий обзор английской истории, несмотря на отрицательный результат, тем не менее,предоставил нам ключ.Главы этой истории,привлекшие наше внимание, оказались в действительности главами повествования из жизни какого-то общества, в котором Великобритания была лишь частью, действующим лицом, испытавшим на себе те же опыты,что пережили и другие участники событий - Франция, Испания, Португалия, Нидерланды, Скандииавские страны и т. д.
      Действующие силы истории не являются национальными, но проистекают из более общих причин. Взятые в своем частном национальном проявлении, они не могут быть правильно поняты, и поэтому их должно рассматривать только в масштабах всего ---------------------------
      * Hammond, J.H. and Barbara. The Rise
      of Modern Industry. London, 1925, Preface, pp. VIII-IX.
      25 общества. В то же время различные части по-разному испытывают на себе воздействие одной и той же силы,ибо каждая из них по-своему реагирует на воздействие извне и ответно влияет сама.
      Следует сказать, что общество в своей жизни сталкивается с серией задач, которые оно и решает наиболее приемлемым для себя образом. Каждая такая проблема -это вызов истории. Посредством этих испытаний члены общества все больше и больше дифференцируются.Каждый раз одни проигрывают,другие успешно находят решение, но вскоре некоторые из решений оказываются несовершенными в новых условиях, тогда как другие проявляют жизнеспособность даже в изменившихся обстоятельствах. Испытание следует за испытанием. Одни утрачивают свою оригинальность и полностью сливаются с основной массой, другие продолжают борьбу в сверхъестественном напряжении и тщетных ухищрениях, третьи, достаточно умудренные, достигают высот совершенства,строя свою жизнь на новых путях. В этом процессе невозможно понять индивидуальное поведение в условиях единичного испытания,но необходимо сопоставить его с поведением других в условиях последовательности вызовов как последовательности событий в жизни общества, взятого в целом.
      Таким образом, английская история не прояснится до тех пор, пока она не будет рассмотрена в сопоставлении с историями других национальных государств; входивших в более широкое сообщество, каждый из членов которого реагировал специфическим образом на происходящее.