[*3] См.: Chanberlain H.S. The Foundations of the Nineteenth Century. London, 1911.
      [*4] Эта глава была написана до того, как культ нордического человека стал частью официальной идеологии германскою рейха.
      Комментарии
      [+4] В результате поражения Франции в Семилетней войне (1756-1763), в которой она в союзе с Австрией, Испанией, Саксонией, Швецией и Россией (до 1762) боролась с Великобританией, Пруссией и Португалией, она лишилась своих колоний: Канады (юго-восточная часть этой страны) и Луизианы (территории к западу от Аппалачских гор до Тихого океана, тогда еще не достигнутого по суше), причем Канада и Восточная Луизиана (до Миссисипи) отошли к Англии, а Западная Луизиана - к Испании. К концу войны французских переселенцев в Северной Америке было 60 тыс., британских - около 2 млн. Еще до провозглашения независимости США (а особенно - после) толпы мигрантов ринулись на вновь приобретенные территории, в т. ч. те, что отошли к Испании (с 1821 принадлежали Мексике). К сер. XIX в. США простирались от Атлантического до Тихого океана, а на юго-западе - до р. Рио-Гранде и Нижней Калифорнии. Население страны составило 23,2 млн., увеличившись менее чем за 100 лет в 12 раз - половина прироста обеспечивалась за счет иммигрантов. В Канаде к тому же времени стало 2450 тыс. жителей, то есть в 40 раз больше, чем до Семилетней войны. Иммиграция в обе страны продолжалась и далее (пик ее пришелся на рубеж XIX и XX вв.), но, хотя новые мигранты принадлежали в большинстве к выходцам из стран Южной и Центральной Европы, культурный облик обоих государств (исключение составляет франкоязычное население Канады, блюдущее традиции и увеличивающееся почти исключительно за счет естественного прироста) сложился именно к середине прошлого века.
      [+5] См. Иер. 13, 23.
      [+6] В указанной книге граф Ж. А. де Гобино (1816-1882) пытался сочетать представления о культурной относительности, то есть независимости и несравнимости каждой культуры (культурообразующим элементом он считал расу), с превосходством белой расы. Антропологические познания, впрочем, в науке его времени были небезупречны. На деле белые (европеоиды) включают в себя не только индоевропейцев, а последние принадлежат к целому ряду т. н. малых рас. За основу и высший тип "индоевропейской расы" принята малая скандинавская (североевропейская, атланто-балтийская, до 30-х годов - "нордическая") раса: высокорослый, длинноголовый (долихокефальный) тип светловолосых прямоносых людей. В действительности древнейшие представители народов, говоривших на. указанных языках, принадлежали к южным европеоидам - темноволосым, смуглокожим, с выпуклой спинкой носа. Впрочем, цвет волос, форму носа и (особенно) длину черепа в основу определения чистоты расы ("индогерманской", "арийской", "нордической") положил младший современник и последователь Гобино Ж. В. де Лапуж (1854-1936).
      [+7] Социолог и культуролог британского происхождения X. С. Чемберлен (1855-1927), переселившийся в кон. XIX в. в Германию, принявший германское подданство и писавший по-немецки, посвятил свои труды в основном творчеству Р. Вагнера и немецкой культуре XIX в. С его точки зрения, уровень культуры определяется количеством "арийского" элемента в населении страны; тем самым немцы оказываются высшим в культурном отношении народом. Введенный им термин "белокурая бестия" на европейский слух звучит иначе, чем на русский. Латинское слово bestia - "зверь" - в отечественном школярском обиходе XVIII-XIX вв. приобрело смысл "жулик", "прохвост". Для европейца же это слово символизирует некую первобытную, близкую к природе силу..
      [+8] Европеоиды делятся в антропологическом отношении на три группы: северную (светловолосые, ксантохрои), южную (темноволосые, меланохрои) и промежуточную. В науке XIX-нач. XX в. эти типы именовались соответственно "нордическим", "средиземноморским" (или "индо-средиземноморским") и "альпийским". Ко вторым тогда относили выходцев из Южной Европы, к последним из Ирландии; и тех и других было много среди иммигрантов в США. Ныне к средиземноморской малой расе (долихокефальной) относят жителей Италии, Испании и Южной Франции; к альпийской - короткоголовых (брахикефалов) шатенов среднего роста с прямой или вогнутой спинкой носа, живущих в Швейцарии и прилегающих регионах ФРГ, Австрии и Италии.
      [+9] Основатели британской антропологической школы (Э. Тайлор, Э. Ланг, Дж. Фрэзер) были далеки от расизма и объясняли культурное сходство традиционных обществ особенностями первобытного мышления, В нач. XX в. в Англии стали популярными пришедшие из Австрии и Германии диффузионистиские идеи, по которым любое явление, социальное или технологическое, возникает однажды в конкретном месте и затем распространяется по всему миру путем заимствования. В 10 - 20-е годы диффузионизм приобрел характер поиска прародины всех цивилизаций, "расы первоначальной працивилизации". На роль последней выдвигались египтяне, шумеры и даже атланты.
      [+10] Китайская провинция Гуандун с главным городом Гуанчжоу (европейское наименование - Кантон) до IV-VI вв. была заселена племенами юэ индонезийского (австранезийского) происхождения, принадлежащими к южномонголоидному расовому типу, промежуточному между монголоидами и австралоидами; китайцы относятся к тихоокеанскому монголоидному типу.
      [+11] Шотландцы - кельты делятся на две этнические группы: низинных (лоулендеров) и горных (хайлендеров, гэлов). Лоулендеры сильно ассимилированы англичанами. Хайлендеры, совершавшие набеги на созданное еще в IX в. Шотландское королевство, сохраняли родо-племенную организацию до XVIII в., когда началось активное включение Горной Шотландии в британскую экономическую, социальную и культурную структуры. В настоящее время гэлов не более 90 тыс.
      [+12] Соотношение рас и цивилизаций в табл. 3, а также описание рас не соответствуют современному состоянию науки. Под белой расой здесь понимаются европеоиды (полинезийцы, правда, относятся к южномонголоидной переходной расе): под желтой - азиатские монголоиды; под черной - и негроиды, и австралоиды; под красной - индейцы, относящиеся к американоидному типу монголоидной расы; к числу "коричневых" отнесены представители и индо-памирской малой расы большой европеоидной расы, и южноиндийской, или дравидийской, переходной между европеоидной и австралоидной.
      [+13] Деление на греков и варваров, из коих первые по природе свободные, а вторые - рабы, было достаточно укоренено в эллинском мировосприятии.
      [+14] Древнейшее из известных поселений городского типа - Иерихон находится как раз в долине Иордана. Там же в кон. III-нач. II тыс. до н.э. возник целый ряд городов-государств, не объединившихся, правда, в единую монархию, как это произошло в Египте и Месопотамии.
      [+15] В бассейне Рио-Гранде и, возможно, Колорадо в XIII-XV вв., по всей видимости независимо от иных цивилизаций, возникла т.н. культура пуэбло (от исп. pueblo - "селение") индейских оседлых земледельческих племен, у части которых в долине Рио-Гранде была распространена ирригация; самостоятельное развитие этой протогородской культуры было прервано европейским завоеванием.
      [+16] Существование в Западном Средиземноморье цивилизации "дочерней" по отношению к минойской весьма гипотетично. Достоверно нахождение на Сицилии и расположенных к северу от нее Липарских островах критской керамики сер. II тыс. до н.э., но это может быть результатом торговых связей. Среди "народов моря", скорее всего, находились сикулы (сикелы), будущие обитатели Сицилии, но их принадлежность, не то что к грекам (сикулы считались близкими к латинам), но и вообще к индоевропейцам стала последнее время подвергаться сомнению.
      [+17] Ряд исследователей подвергает сомнению саму возможность зарождения (но не существования возникшей в другом месте) цивилизации в тропических лесах. Можно считать доказанным, что прародина Древнего царства майя лежит не в тропической сельве Северной Гватемалы и близлежащих районов Мексики и Белиза. Культуру этого царства либо связывают с загадочным народом ольмеков, живших на берегу Мексиканского залива, либо полагают основными ее носителями выходцев из Горной Гватемалы, подвергшихся ольмекскому влиянию.
       
      ВЫЗОВ-И-ОТВЕТ
      Действие вызова-и-ответа. В исследовании положительного фактора мы использовали методологию классической физики. Мы строили рассуждение в абстрактных терминах и проводили эксперимент с природными феноменами - силой инерции, расой, средой. Теперь, по завершении анализа, мы видим, что ошибок больше, чем достижений. Пора остановиться и задуматься, нет ли в самом нашем методе какой-то существенной ошибки. Может быть, под влиянием духа нашего времени мы незаметно для себя оказались жертвами "неодушевленных вещей", против чего сами же и предостерегали в начале исследования? Действительно, разве мы не применили к исследованию истории метод, выработанный специально для исследования неодушевленной природы? Предпринимая последнюю попытку решить стоящую перед нами задачу, двинемся по пути, указанному Платоном. Отрешимся от формул Науки и вслушаемся в язык Мифологии.
      Исчерпав все возможности, мы пришли пока к одному выводу: причина генезиса цивилизаций кроется не в единственном факторе, а в комбинации нескольких: это не единая сущность, а отношение. Перед нами выбор: либо принять это отношение как взаимодействие неодушевленных сил (вроде бензина и воздуха, вступающих во взаимодействие в моторе автомобиля), либо как столкновение между двумя сверхчеловеческими личностями. Рассмотрим вторую из этих двух концепций. Возможно, она приведет нас к ответу.
      Столкновение двух сверхличностей - излюбленный сюжет великих мифов и драм, созданных человеческим воображением. Столкновение между Яхве и Змием - история грехопадения человека, рассказанная в Книге Бытия. Другой сюжет из противоборства тех же антагонистов отыщем в Новом завете. Здесь дана история Искупления. Столкновение между Господом и Сатаной - сюжет Книги Иова. Столкновение между Господом и Мефистофелем - сюжет "Фауста" Гете. Столкновение между Артемидой и Афродитой - сюжет "Ипполита" Еврипида [+1].
      Другую версию того же сюжета можно найти в повсеместно распространенном и вечно повторяющемся мифе о столкновении между Девой и Отцом ее Чада. Образы этого мифа под бесконечным многообразием имен разыгрывались на тысячах подмостков: Даная и Золотой Дождь; Европа и Бык: Семела и Зевс; Психея и Купидон; Гретхен и Фауст. Эта тема в измененном виде звучит также в Благовещении [+2]. В наше время этот миф нашел свое отражение в словах одного из западных астрономов, который по вопросу о генезисе планетарной системы заявил следующее: "Мы верим... что какие-нибудь две тысячи миллионов лет тому назад... вторая звезда, слепо блуждая по Вселенной, попала случайно в область нахождения Солнца. Подобно тому как Солнце и Луна являются причинами приливов и отливов на Земле, эта звезда стала причиной приливов на Солнце. Но они, естественно, должны были сильно отличаться от тех незначительных приливов, которые маленькая Луна способна произвести в океане; гигантская приливная волна должна была пройти по поверхности Солнца, образуя огромную гору, которая становилась все больше и больше, по мере того как сила притяжения увеличивалась. И прежде, чем вторая звезда стала удаляться, эта гигантская гора. разросшаяся до чудовищных размеров, разлетелась в клочья, подобно тому как дробится гребень морской волны. С тех пор вокруг своего родителя Солнца стали вращаться различной величины тела. Они суть большие и малые планеты. Земля принадлежит к числу средних" [*1].
      Таким образом, астроном-математик вдруг неожиданно возродил старый миф о столкновении между богиней Солнца и ее похитителем. Миф, более привычный в устах непросвещенных детей Природы [+3].
      И в данном исследовании тема столкновения двух сверхчеловеческих персонажей затрагивалась не раз. Общество в своем жизненном процессе сталкивается с рядом проблем и каждая из них есть вызов.
      Иными словами, можно сказать, что функция "внешнего фактора" заключается в том, чтобы превратить "внутренний творческий импульс" в постоянный стимул, способствующий реализации потенциально возможных творческих вариаций. Если в качестве примера внешнего фактора взять климатические и географические условия, то мы обнаружим, что наше утверждение согласуется со следующими словами Хантингтона: "Относительно частые шторма и продолжительные ежегодные циклоны, очевидно, были характерны для тех мест, где цивилизации достигали высокого уровня развития как в прошлом, так и в настоящем" [*2]. Тезису о связи цивилизаций "циклонным поясом" противоположно утверждение, согласно которому цикличность климатических явлений не благоприятствует развитию цивилизаций.
      Однако, по-прежнему предполагая, что форма тела, будучи внешним фактором, воздействует на внутренний творческий фактор, на человеческую психику, попробуем наконец вывести "закон", который подтвердил то, что в генезисе цивилизаций принимает участие более чем одна раса. Если эмпирически верно, что метисы более восприимчивы к цивилизации, чем чистокровные породы, то можно приписать это достоинство стимулу, действующему на человеческую психику через смешение двух различных физических линий.
      Прибегая вновь к языку мифа, можно сказать, что импульс или мотив, который заставляет совершенное состояние Инь перейти в стадию деятельности Ян, исходит от вмешательства Дьявола в божественную Вселенную. Событие это лучше всего может быть описано в мифологических образах, потому что при переводе на язык логики начинают проявляться противоречия. Если следовать логике, то при совершенстве божественной Вселенной Дьявол не может находиться за ее пределами; между тем, если Дьявол существует, совершенство, которое он намерен нарушить, заведомо неполно вследствие самого факта существования Дьявола. Это логическое противоречие, которое не может быть разрешено логическими средствами, интуитивно трансцендируется воображением поэта и пророка, прославляющих всемогущество Бога. При этом считается само собой разумеющимся, что работа Бога имеет два существенных ограничения.
      Первое ограничение заключается в том, что в совершенстве того, что Он уже сотворил, Он не оставил места дальнейшей творческой деятельности.
      Второе ограничение божественной силы сводится к тому, что, когда предоставляется возможность нового творения, Бог не может не принять ее. Когда Дьявол бросает Богу вызов, Бог не может отклонить его. "Живи опасно" - идеал Заратустры у Ницше, для Бога - необходимость. Это ограничение иллюстрируется притчей о плевелах: "Пришедши же, рабы домовладыки сказали ему: господин! не доброе ли семя ты сеял на поле своем? откуда же на нем плевелы? Он же сказал им: враг человек сделал это. А рабы сказали ему: хочешь ли, мы пойдем, выберем их? Но он сказал: нет, чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы. Оставьте расти вместе и то и другое до жатвы; и во время жатвы я скажу жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите их в связки, чтобы сжечь их; а пшеницу уберите в житницу мою" (Матф. 13, 27 - 30).
      Если одна из Божьих тварей искушается Дьяволом, у Бога открывается возможность создать новое творение. Вмешательство Дьявола вызвало переход от Инь к Ян, от статичного к динамическому, ибо Господь создал совершенство, но в силу собственного совершенства Он не смог передать ему свое совершенство. И Дьявол сделал это за Бога. Когда Инь перешло в Ян, Дьявол не в силах уже удержать Бога от нового акта творения переходом от Ян к Инь на более высоком уровне. Божественное равновесие нарушается из-за сатанинской вечной неуспокоенности. Возрождение равновесия но новому божественному плану полностью во власти Бога. В акте творения, который является единственным постоянным и значимым результатом общения Бога с Дьяволом, "нет никакого демона", который бы осуществил "эту работу".
      Таким образом, Дьявол обречен на проигрыш не потому, что он сотворен Богом, а потому, что он просчитался. Он играл руками Божьими, испытывая злобную удовлетворенность от вмешательства божественных рук. Зная, что Господь не отвергнет или не сможет отвергнуть предложенного пари. Дьявол не ведает, что Бог молча и терпеливо ждет, что предложение будет сделано. Получив возможность уничтожить одного из избранников Бога, Дьявол в своем ликовании не замечает, что он тем самым дает Богу возможность совершить акт нового творения. И таким образом божественная цель достигается с помощью Дьявола, но без его ведома.
      Можно заметить, что развязка этого сюжета связана с особой ролью существа, избранного Богом, - оно лишь объект спора. Здесь мы снова сталкиваемся с ситуацией, полной логических противоречий. Иов и Фауст оказываются и избранниками Божьими, и жертвенными сосудами. Самим фактом подчиненности своей участи они уже исполнили предначертанную функцию. Действуя сам по себе. Дьявол, тем не менее, исполняет божественную цель, а дьявольские планы предусматриваются Богом; ибо. несмотря на жертву существа, сам Творец сущ, хотя тварное принесено в жертву. Творение продолжается: "Вначале Ты (Господи) основал землю, и небеса - дело Твоих рук. Они погибнут, а Ты пребудешь; и все они, как риза, обветшают, и. как одежду, Ты переменишь их, и изменятся. Но Ты - тот же, и лета Твои не кончатся" (Пс. 101, 26 - 28).
      И снова этот избранный сосуд, обреченный на разрушение, - предмет спора между Дьяволом и Богом - является полем их сражения, ареной, где проходит поединок, сценой, где разыгрывается пьеса; вместе с тем он оказывается и участником драмы. Созданный Богом и отданный Дьяволу, он предстает взору пророка воплощением как Создателя, так и Искусителя, тогда как в психологическом плане Бог и Дьявол в равной степени редуцируются к конфликтующим психическим силам в его душе, - силам, у которых нет самостоятельного существования вне символического языка Мифологии.
      Известна концепция, согласно которой объект спора между Богом и Дьяволом есть воплощение Бога [+4]. Это центральная тема Нового завета. Переведена она и на язык современной западной физики. "Индивид и его части обоюдно поддерживают и являются границами друг друга; ничто не может быть взято в изоляции от целого, а все вместе представляет собой ту сложную взаимосвязь равновесия, которая называется Жизнью. И получается так, что общий контроль над целым сохраняется и поддерживается частями, и функции частей всегда направлены на сохранение целого" [*3]. Концепция, согласно которой предмет спора одновременно является и воплощением Дьявола, менее распространена, но, возможно, не менее глубока. Это выражено во встрече Фауста с Духом Земли, который унижает Фауста своим заявлением, что он схож с духом, - еще не явившимся Мефистофелем.
      Остается признать эту роль "Дьявола-Бога", совмещающую в себе часть и целое, тварное и воплощение, арену и состязающегося, подмостки и участника спектакля; ибо та часть пьесы, где проходит собственно спор между силами Ада и Рая, - лишь пролог, тогда как само содержание пьесы - земные страсти человека.
      В каждом представлении этой драмы страдание является ключевой нотой в роли человеческого протагониста независимо от того, играется ли эта роль Иисусом из Назарета или Иовом, Фаустом и Гретхен, Адамом и Евой, Ипполитом и Федрой или Хедом и Бальдром [+5]. Объективно испытание состоит из череды ступеней, которые испытуемый должен последовательно преодолеть во имя божественной цели.
      На первой ступени главный герой драмы реагирует на нападение со стороны искусителя переходом из состояния пассивности к активности - от Инь к Ян. Действие по своей природе может быть либо низменным, как в случае, когда Старый моряк, как это описано в поэме Кольриджа, стреляет в Альбатроса [+6] или когда Локи руками слепого бога Хеда пускает в Бальдра стрелу из омелы; либо возвышенным, как, например, в случае с Иисусом, когда он, будучи искушаем в пустыне сразу после своего крещения в Иордане, отвергает традиционную для верований иудаизма роль Мессии, призванного привести избранный народ к владычеству над всем миром с помощью меча (Матф. 3, 13-15; Марк 1, 9-13; Лука 3, 2-22, и 4, 1-13). Существенна здесь не нравственная сторона поступков и характеров, а динамические последствия содеянного. Поступок Старого моряка изменяет судьбу корабля и его команды; действие Иисуса меняет саму концепцию Мессии и, таким образом, придает ей новую силу. Соответствующее действие в испытании Иова - это проклятие дня его рождения - протест, в результате которого появляются все заслуги Иова и раскрывается справедливость Бога. В испытании Фауста этот пункт разработан и представлен более понятно.
      До того как на сцену выходит Мефистофель, Фауст уже предпринимает усилия, чтобы разрушить свое состояние Инь - свою неудовлетворенность рамками познания. Он желает бежать из своей духовной тюрьмы через искусство магии, но отгоняется Духом Земли; он хочет совершить самоубийство, но его останавливает хор ангелов; он вновь переходит от действия к созерцанию; однако его ум алчет действия, и он перефразирует. "В начале было Слово" - на "В начале было Дело". Тут-то и появляется Мефистофель в обличье животного; но до тех пор, пока искуситель не предстает перед ним в человеческом облике, Фауст не совершает динамического действия - проклятия всей нравственной и материальной вселенной. Но стоит прозвучать проклятию и невидимый хор духов с радостью извещает о том, что старое творение покачнулось, а новое творение началось [+7].
      Таким образом, первый акт в испытании человека - переход из Инь в Ян через динамическое действие, совершаемое Божьей тварью вследствие искушения, позволяет самому Богу восстановить свою творческую активность. Но за этот прорыв приходится платить; и платит не Бог - жестокий хозяин, жнущий там, где не Он сеял, и собирающий там, где не жал (Матф. 25, 24), - но слуга Божий, сеятель-человек, который за все расплачивается сполна.
      Вторая стадия в испытании человека - это кризис. Человек осознает, что его динамическое действие, высвободив творческую силу Творца и Вседержителя, направляет его самого на путь страдания и смерти. В отчаянии и ужасе он восстает против судьбы, которая через его же деяния привела его на жертвенный костер.
      Кризис преодолевается осознанием себя как инструмента Бога, средства для достижения Его цели. И эта активность через пассивность, победа через поражение приводят к другой космической перемене. Подобно тому, как динамическое действие в первой фазе испытания вывело Вселенную из состояния Инь и привело в состояние Ян, так и акт отказа во второй фазе изменяет ритм Вселенной, повернув вектор от движения к покою, от бури к затишью, от диссонанса к гармонии, от Ян снова к Инь.
      В скандинавской мифологии трагедия эта запечатлена в сцене. когда Один, накануне Рагнарек, всеми силами старается вырвать секрет Судьбы, но не для того, чтобы спастись самому, а для того, чтобы сохранить Вселенную богов и людей, которая представляется ему всеобщим отцом [+8].
      Иисус, которому во время последнего пути из Галилеи в Иерусалим открылась Его участь, - хозяин ситуации, а ученики Его, когда Он сообщает им об этом, озадачены и смущены. Агония начинается у Него еще накануне страстей, в Гефсиманском саду, и Он разрешает ее в молитве: "Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ея, да будет воля Твоя" (Матф. 26, 42). Однако агония продолжается на Кресте, исторгая крик отчаяния: "Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил" (Матф. 27, 46; Марк 15, 34) - и завершается наконец словами смирения: "Отче! В руки Твои отдаю дух Мой" (Лука 23, 46) и "совершилось" (Иоанн 19, 30).
      Иов в конце разговора с друзьями, когда Елиуй показал, как Бог справедлив в делах своих и как Его следует бояться, ибо великие слова Его неисповедимы, также унижает себя перед Богом. И когда сам Господь, обращаясь к Иову из бури, вызвал страдальца продолжить с Ним спор, Иов вновь подтвердил свое ничтожество перед Ним. "И отвечал Иов Господу и сказал: Вот, я ничтожен; что буду я отвечать Тебе? Руку мою полагаю на уста мои! Однажды я говорил - теперь отвечать не буду. (...) Знаю, что Ты все можешь, и что намерение Твое не может быть остановлено. Кто сей, помрачающий Провидение, ничего не разумея? Так, я говорил о том, чего не разумел, о делах чудных для меня, которых я не знал. (...) Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же - мои глаза видят Тебя; Поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле" (Иов 39, 33 - 35; 42, 2-6).
      В этой сирийской поэме психологические мотивировки грубоваты. Смирение приходит не через духовную интуицию, а через физическое явление взору неотвратимой божественной силы. В драматической версии Гете агония и смирение наступают как кризис и кульминация - Гретхен проходит через это в последней сцене первой части, а Фауст в свою очередь в кульминационной точке второй части.
      На третьей стадии поворот космического ритма от Ян к Инь, начатый во второй стадии, достигает своего полного завершения. Этот новый акт творения возвращает страдающего в состояние покоя, гармонии и блаженства, но уже на более высоком уровне. В Книге Иова все представлено весьма упрощенно: Господь убеждает Иова, что никому из людей Он неисповедим в своих деяниях, - и восстановление выглядит до наивности материально: Господь благословил конец Иова более, чем его начало, дав ему более красивых дочерей, чем те, которых он потерял, и вдвое больше овец, верблюдов, быков и ослов (Иов 42, 12 - 17). В Новом завете агония, смирение и страсть Иисуса даруют искупление человеку, после чего следуют воскресение и вознесение Искупителя. В скандинавской мифологии Один возвращается к жизни и, обнаружив, что стал еще более зорким, чем прежде, вырывает у себя глаз и бросает его как цену за мудрость [+9]. В "Фаусте" Гете, в последней сцене второй части. Дева Мария [+10] с вереницей кающихся грешниц дарует паломникам, поднявшимся через тернии на вершину горы, узреть Бога. И это противоположность первой части - Пролога на Небесах. Сцены эти соответствуют двум состояниям: блаженству после искупления и невинности до падения. Космический ритм совершил полный круг: от Инь через Ян и снова к Инь. Но новое состояние Инь отличается от предыдущего так, как весна отличается от осени.
      Вызовы и ответы в генезисе цивилизаций. Вернемся к истокам двадцати одной цивилизации, обращая внимание на вызовы, которые делала среда, и на ответы на них. Мы не будем постулировать никакого единства и не будем пытаться обнаружить какой бы то ни было всеобщий закон, а займемся лишь исследованием действия феномена Вызова-и-Ответа применительно к частным случаям.
      Генезис египетской цивилизации. Начнем в принятом нами порядке, рассмотрев вызовы сначала природной, а затем - человеческой среды. Первые вызовы, которые можно зафиксировать в человеческой истории, были сделаны дельтами рек Нила, Иордана, Тигра и Евфрата, Инда с его некогда существовавшим параллельным руслом. Реки эти пересекают маловодные степи, такие, как засушливая Афразийская степь. В нильской долине ответом стал генезис египетской цивилизации, в долине Тигра и Евфрата - шумерской, в долине Инда и его бывшего притока [+11] - так называемой индской культуры (если предположить, что последняя не является ответвлением шумерской цивилизации, а имеет самостоятельные и независимые корни). По окончании ледникового периода афразийская территория стала испытывать сильные климатические изменения, что привело к иссушению земель. И в это время там, где прежде были примитивные общества, возникло две или более цивилизации [+12]. Исследования археологов дают возможность рассматривать процесс иссушения как вызов, ответом на который стало возникновение цивилизаций. Общины охотников и собирателей афразийских саванн, не изменив в ответ на вызов ни своего местопребывания, ни своего образа жизни, поплатились за это полным вымиранием. Но те, которые изменили свой образ жизни, превратившись из охотников в пастухов, искусно ведущих свои стада по сезонному маршруту миграции, стали кочевниками Афразийской степи. Те же общины, что не переменили своего образа жизни, но, следуя за циклонным поясом, движущимся на север, оказались помимо своей воли перед другим вызовом, - вызовом северного холода, - и сумели дать ответ: между тем общины, ушедшие от засухи на юг в пояс муссонов, попали под усыпляющее влияние тропического климата. Наконец, были общины, которые ответили на вызов засухи изменением родины и образа жизни, и эта редкая двойная реакция означала динамический акт, который из исчезающих примитивных обществ Афразийской степи породил древнеегипетскую и шумерскую цивилизации.
      Перемена образа жизни стимулировала творческий акт превращения собирателей в земледельцев. Перемена родины была не столь значительной территориально, но огромной с точки зрения изменения самого характера окружения - они оставили старые пастбища и шагнули в болота новой родины. Когда пастбища нильской долины стали Ливийской пустыней, а пастбища долин Тигра и Евфрата, - пустынями Руб-аль-Хали и Дешти-Лут, героические первопроходцы, вдохновляемые храбростью или отчаянием, двинулись в эти гиблые места и своим динамическим актом превратили их в благодатные земли Египта и Сеннаара [+13]. Возможно, их соседи, описанные выше, наблюдали за смелым предприятием со слабой надеждой на успех, ибо в прежнюю эпоху, когда земли эти еще не превратились в негостеприимную Афразийскую степь, они были для них земным раем [*4], а нильские и месопотамские болота - неприступной и непроходимой глушью. Но как оказалось, успех превзошел самые оптимистические надежды первопроходцев. Строптивость Природы была покорена трудом Человека; болота были дренажированы, ограждены дамбами и превращены в поля. Появились египетская и шумерская цивилизации.
      Генезис шумерской цивилизации. Генезис шумерской и египетской цивилизаций является результатом однотипных ответов на вызов природной среды. Афразийская засуха заставила отцов шумерской цивилизации переселиться в устья рек Тигра и Евфрата и преобразовать болотистые низины в плодородную землю Сеннаара. Материальная культура этих двух цивилизаций однотипна. Духовные же характеристики - религия, искусство и даже общественная жизнь - обнаруживают меньше сходства.
      Испытание, через которое прошли отцы шумерской цивилизации, сохранила шумерская легенда. Убиение дракона Тиамат богом Мардуком и сотворение мира из его останков - аллегорическое переосмысление покорения первозданной пустыни и сотворения земли Сеннаара [+14]. Рассказ о Потопе символизирует бунт Природы, восставшей против вмешательства человека. Перед западными археологами встала задача обнаружить и расшифровать материальные свидетельства, подкрепляющие эту легенду [+15]