— А между тем поколотили вас именно шахматисты, — безжалостно обрезал его Шарль.

— С чего вы взяли? — «Маг и волшебник», укрывшись за спиной Альбера, бросил на Бришо оскорбленный взгляд. — В гостинице полным-полно всяких подозрительных типов. Тут вам и «гориллы» вроде того, что свалил Фуле, тут и полицейские. Штаб-квартира шахмат стала штаб-квартирой насилия.

Видно было, что он примеривает эту фразу в качестве заголовка статьи и мысленно видит ее на первой странице «Ля ви дэшек», публикующей репортаж о драматических событиях в отеле.

— Профессионал, захоти он, одним ударом отправил бы вас на больничную койку. А эти били вдвоем, и вы остались целы и невредимы.

— Это я-то цел и невредим? — Лицо адвокатишки побагровело. — Да у меня в ребре трещина, если хотите знать! — Он снова начал было расстегивать пуговицы, но Альбер поспешил его остановить.

— Инспектор Бришо одним ударом мог бы сломать вам ребро.

Реньяр боязливо сжался.

— Да уж, что говорить, с этих шахматистов тоже станется.

— А что за человек этот Фуле?

— Кретин, — с убежденностью заявил великий «маг и волшебник». — Разыгрывает вариант Бирда в расчете на ловушку Фрома. Из него никогда не получится классный шахматист. «Ультимат» ему пришелся сейчас как нельзя кстати.

— Каким образом? — Полицейские не сумели уловить его мысль.

— Так или иначе, он выпал бы из первой шеренги, а теперь ему ничего не стоит свалить свою неудачу на автомат.

— А Мартинэ?

— О, это ловкий мошенник! Шахматист он был такой же бездарный, как и Фуле, но вовремя успел переметнуться в бизнесмены.

— Скажите, и много вчера было таких чрезвычайных происшествий, как с вами?

— Не знаю, — прозвучал поразительный ответ. — Вроде бы одну девушку изнасиловали у нее же в номере. У Парка украли зажигалку. У голландского шахматиста пропал талисман. — Увидев, что полицейские не принимают его слова всерьез, Реньяр предостерегающе поднял руку. — Если у него нет при себе талисмана, он играет настолько скверно, что его может побить кто угодно.

— Вам известно, что Ростан любил решать шахматные задачи?

— Конечно же известно! Ростан и сам был блестящим шахматным композитором и любил решать чужие этюды. Ежедневно после обеда он два часа отводил этому занятию.

— Откуда вы знаете?

Реньяр удивленно и растерянно воззрился на сыщиков.

— Все это знают. Даже газеты писали. В это время — от трех до пяти — он не принимал даже самых близких друзей.

— Но ведь не сидел он, как привязанный. Наверное, позволял себе выпить кофе, распечатать письмо или бандероль…

— Только не Ростан! Эти два часа в день, говаривал он, — умственная тренировка, совершенно необходимая для интенсивной работы мозга. А почему вы спрашиваете? — он подозрительно уставился на полицейских. — Уж не скрываете ли вы от меня чего?

Альбер сжалился над ним.

— Вероятно, вы читали в газетах, что взрыв произошел в четыре десять пополудни. Это значит, что Ростан в тот момент сидел за шахматной доской!

Реньяр переминался с ноги на ноту от нетерпения. Видно было, что, будь его воля, он тотчас же бросился бы прочь. «Что ни говори, а он журналист до мозга костей, — подумал Альбер. — Узнал интересный факт, и уже не терпится написать об этом. Не стоит мучить старика». Альбер кивнул на прощание и с рассеянной улыбкой посмотрел ему вслед. Но Реньяра влекло не к выходу. Несколько мгновений он кружил по вестибюлю, а затем спикировал на группу беседующих. Альбер и Шарль в один голос расхохотались.

Когда сыщики вошли в буфет, сестра Фонтэна сидела за одним из столиков и читала. Теперь она была в черных вельветовых брючках и белой блузке и выглядела еще очаровательнее, чем за шахматным столиком. Девушка не относилась к тому типу красоток, что идут в манекенщицы: росточку небольшого, маленькие руки, маленькие ноги, едва заметные груди — фигура, нечем не привлекающая к себе внимания. Но именно из-за этой своей миниатюрности она была совершенной и безукоризненно прекрасной. И это удивительное лицо, исполненное загадочной, щемящей прелести… Марианна Фонтэн напоминала статуэтку слоновой кости, созданную в очень давние века и где-то в очень далеких краях в честь богини давно забытой религии. Возможно, ее извлекли из морских глубин, возможно, она отыскалась в лавке какого-нибудь торговца древностями, и никто не знает, как она туда попала.

В то же время девушка была полна жизни. Каждый жест и каждое движение ее молодого упругого тела напоминало гуттаперчу — столь гибким и гармоничным оно было. Лицо ее менялось ежесекундно. Вот она увидела полицейских, и глаза ее испуганно расширились. Затем она чуть отодвинулась, давая им место, и вновь забавно втянула голову в плечи.

Альбер проникся к ней жалостью. Столпившиеся в буфете болельщики и шахматисты следили за каждым их жестом. Реньяр не терял времени даром. Вероятно, теперь уже каждому участнику чемпионата известно, что они из полиции. В данный момент зеваки гадают, с какой это стати сыщики решили встретиться с шахматисткой, но затем кто-нибудь да вспомнит, что она — сестра знаменитого террориста. Ну а дальше — вопрос нескольких минут, чтобы мимолетная догадка стала всеобщим достоянием.

Шарль был лишен сентиментальности. Или же девушка ему просто не нравилась. Впрочем, он всегда отличался известной толстокожестью.

— Мадемуазель, какие отношения связывали вас с Марсо?

— Меня? — Снова тот же испуганный взгляд, вызывающий желание посадить эту девочку на колени и приласкать, утешить, бормоча ей на ухо успокоительные слова.

— Да, — роняет не знающий жалости чурбан. — Я ведь, кажется, вас спросил.

— Он был моим женихом.

«И голос у нее тоже красивый, — подумал Альбер. — В точности такой, каким должен быть. Голос тоже какой-то миниатюрный, будто птичка чирикает.»

— Вы верите, что он покончил с собой?

— Нет.

Лелак был полностью согласен с нею. Днем с огнем не сыскать безумца, который бы покончил с собой, заполучив в невесты такое сокровище.

— Вы не ссорились в последнее время? Не порывали отношений?

— Нет.

— Пожалуйста, не бойтесь нас. Мы не причиним вам ничего плохого.

— Я и не боюсь. — На губах ее мелькнула лукавая усмешка, поэтому Альбер поверил ей. — Не знаю, почему всем кажется, будто я напугана.

— Кому кажется?

— Да всем! Когда я ходила в школу, учитель считал, будто дома меня бьют родители.

Она с любопытством скосила глаза в сторону, на Альбера.

— Значит вы не ссорились? — Голос Шарля звучал враждебно. Он явно был бы не против, если бы девушка и в самом деле побаивалась его. Мало сказать, что он равнодушен к ее чарам. Девушка доводится родной сестрой Фонтэну, и Шарлю достаточно этого, чтобы возненавидеть ее.

— Нет.

— Ваш брат был знаком с Марсо?

— Конечно. Он и представил мне Роже.

— Когда именно?

— Давно, я уже и не помню. Я тогда была еще девчонкой, лег двенадцати-тринадцати. Мой брат и Роже часто играли в шахматы, так что Роже бывал у нас. Он-то и начал обучать меня игре.

— А когда он начал ухаживать за вами? — спросил.

— С кем еще из теперешних ведущих шахматистов играл ваш брат? — спросил Шарль.

— Два-три года спустя. Как-то он взял меня за руку, и тогда я поняла, что стала взрослой. С тех пор мы не разлучались.

— Хм… Это было довольно давно. Почему же вы не поженились?

— Сначала мы и не думали о браке. А потом… я не хотела… Мне не хотелось свадьбы, где не мог бы присутствовать мой брат.

— С кем еще играл ваш брат? — Шарль повторил свой вопрос чуть громче и с угрожающей интонацией.

— Откуда я знаю! — Девушка и в самом деле была не из боязливых, угроза вызвала в ней лишь гнев, но даже это ей было к лицу. — С тех пор столько воды утекло… С ним играли десятки людей.

— Если некоторые из тех давних игроков сегодня находятся здесь, в зале, полагаю, вы вспомните?

— Мартинэ занимался в том же клубе, что и брат. Что из этого?

— Они были друзья?

— Они не были даже партнерами. Мой брат играл гораздо лучше.

— А я думал, что Мартинэ был сильным шахматистом, — вмешался Альбер.

— Средний игрок на уровне международного мастера, — с некоторой долей презрения бросила девушка. — Если бы он играл, как мой брат или Роже, он не устранился бы от турнирной практики и не стал бы изобретать автомат, чтобы железный ящик одерживал победы вместо него.

— Кто еще состоял в том клубе?

— Проверьте по картотеке.

Бришо, не привыкший, чтобы женщины ему прекословили, с минуту помолчал. Он бросил взгляд на Альбера в поисках поддержки, но тот смотрел в сторону. Шарль достал сигареты и, пока закуривал, взял себя в руки. Перенести бы этот разговор в полицию…

— Когда поссорились ваш брат и Марсо?

— Они вовсе не ссорились. — Опять этот обманчивый, вроде бы испуганный взгляд. — С чего бы им ссориться?

— Ну хотя бы из-за того, что ваш брат убивает людей.

— Он знает, что делает!

— Все знают, что он делает. Убивает невинных людей. Подкладывает бомбы в машины, в переполненные бары, а сам исчезает и с безопасного расстояния наблюдает, как в муках корчатся люди, лишенные даже малейшего шанса защитить свою жизнь. Подлый убийца из-за угла!

— Что бы он ни делал, но он мой брат и я его люблю.

— А Марсо?

— А Марсо любил меня.

— Как к этому относился ваш брат?

— Как относился? Если он раньше вас схватит убийцу моего жениха, до суда дело не дойдет. Если вы думаете, будто Марсо прикончил мой брат, вы идете по ложному следу.

— Поищем других — вздохнул Альбер. — Был у вас кто-нибудь еще, кроме Марсо?

— Что?!

— Вы очень красивая, — Лелак почувствовал истинное облегчение, высказавшись вслух. Он видел, как Шарль состроил гримасу, а девушка улыбнулась.

— Благодарю.

— Думаю, что не я один заметил это.

— Роже однажды сказал, будто я самая прекрасная девушка из всех, что когда-либо рождались на свет. — Похоже, на глазах у нее блеснули слезы. — Он говорил, что я напоминаю ему статуэтку из слоновой кости.

— С таинственного, далекого острова, из давно исчезнувшей цивилизации.

— Да. Откуда вы знаете?

— Я вижу.

Они смотрели в глаза друг другу, и Альбер почувствовал, как у него закружилась голова. Шарль молчал, а они сидели, погрузившись в глаза друг другу, словно желая прочесть ответ на незаданный вслух вопрос. После долгого молчания девушка проговорила:

— Ведь это вас я видела по телевидению, не так ли? Вы оба стреляли в моего брата.

Вот теперь сыщики узнали, что такое популярность. Когда они встали, чтобы распрощаться с девушкой, в буфете внезапно наступила тишина и человек пятьдесят, затаив дыхание, ждали, что будет дальше. Затем какой-то элегантно одетый господин поинтересовался, как далеко продвинулось следствие. Это был один из руководителей федерации. Через какое-то время другой элегантно одетый господин — на сей раз директор отеля — повторил тот же самый вопрос. Затем двое одетых похуже подкатились с тем же вопросом; это были репортеры.

Впрочем, такой оборот событий можно было предвидеть. Появление на сцене непобедимого шахматного автомата, убийство его создателя и отравление Марсо всколыхнули страсти. Чем более тесен тот или иной круг, тем сильнее внутри него резонанс чрезвычайных происшествий. А мир шахмат производил впечатление крайне тесного. Лелак и Бришо давно почувствовали бы напряженность атмосферы, уловили бы косые взгляды и попытки спрятать глаза, если бы ходили на шахматные турниры. Если бы не удивлялись, что зрители платят деньги, чтобы смотреть на двух типов, молча обдумывающих ходы. Если бы не считали странным, что между ходами иногда проходят часы, что все бурно радуются или огорчаются, когда кто-то один с треском проигрывает.

Утром в спортивных новостях поместили сообщение, что состоялось заседание федерации, где обсуждался вопрос, не следует ли прервать турнир. Разумеется, было принято решение довести турнир до конца. Руководители федерации с легкостью убедили самих себя.

Шарль заказал кофе, и коллеги молча отсиживались, дожидаясь, пока повышенный интерес к их персонам утихнет. Пошел седьмой час вечера, и Альбер, будь его воля, отправился бы домой.

— А где Буасси?

— Смотался. Его рабочий день кончается в пять.

— У меня тоже.

— С чего ты взял? — Бришо недобро усмехнулся. — У нас самая работа только сейчас и начинается: дискотеки, танцы, швыряние бутылками…

— Ты же знаешь, что мне надо домой. Марта ждет.

— Позвони ей, чтобы пришла. Марте тоже не помешает слегка развлечься.

Альбер подозрительно покосился на коллегу. Всерьез он это говорит или издевается?

— Марта не любит бывать в дискотеках.

— Не беда. Ты сумеешь ее уговорить.

Альбер отнюдь не был в этом уверен. Вряд ли перспектива увидеть, как шахматисты, подвыпив, снова подерутся, покажется его жене соблазнительной. Но тем не менее он встал и пошел звонить. Пусть этот зловредный холостяк не воображает, что он, Альбер, боится жены.

В вестибюле все телефоны были заняты. Можно подумать, будто всем сразу понадобилось звонить своим женам, предупреждая, что они задерживаются. Альбер прошел к стойке администрации. Ему даже не пришлось предъявлять удостоверение, портье заулыбался еще издали.

— К вашим услугам, господин инспектор.

— Мне нужно позвонить. — И поскольку портье с широкой улыбкой пододвинул ему аппарат, Альберт добавил: — Служебное дело. Разговор сугубо конфиденциальный.

Его провели в офис. Небольшая комната: письменный стол, столик для пишущей машинки, стулья. На стене яркие плакаты с рекламой международного туризма — иначе говоря, пейзажи с невообразимо синим морем, с белоснежными пиками гор и ослепительными закатами солнца, каких в природе не увидишь. На одном плакате была изображена обнаженная женщина, сидящая на золотистом морском пляже и трогающая пальцы на ногах. Короткая стрижка, мускулистое тело, длинные ноги, красивая, округлая грудь. Это была художественная фотография, то есть не такой выразительный снимок, как в секс-журналах. Интересно, почему именно эту фотографию выставила на всеобщее обозрение хозяйка офиса? А хозяйничала здесь женщина, — не требовалось быть полицейским, чтобы определить это с первого взгляда. Выставка кэтча на стене, целая коллекция почтовых открыток на письменном столе, фотографии детей в рамках, на подставке для газет — модные журналы, на двери — афиша шахматного турнира. Типично дамский кабинет.

Марта сняла трубку после второго звонка.

— Хорошо, что ты позвонил!

— Да? — Ему не по душе пришлось такое начало. Вступление мучительно напоминало те времена, когда все разговоры сводились к неисправному котлу.

— Надо купить к столу не только вино. Прохладительные напитки потребуются тоже.

— Что ты имеешь в виду?

— Ведь мы условились, что вино для гостей принесешь ты, не так ли?

— Так.

— Ну вот тогда прихвати заодно и прохладительные напитки. Звонил Жак, сказал, что им не с кем оставить детей.

— Нет! — решительно отрезал Альбер. Разве можно подкладывать друзьям такую свинью? Эту парочку дурно воспитанных детей трудно вынести даже в тех случаях, когда в гостях бывает одно только семейство Жака. А на сей раз — он наконец вспомнил — Марта созвала большую компанию.

— Когда ты придешь домой?

— Ну… часа через полтора — через два.

— Ты что спятил? Гости будут к восьми, а до тех пор тебе надо принять душ, побриться, переодеться.

— Не надо мне душа.

— Ты должен помочь мне накрыть на стол.

Альбер вздохнул.

— Ладно. Как только вырвусь, сразу лечу домой.

Легко сказать — «лечу». Дорога до дома на машине заняла бы полчаса, а если движение оживленное — и того больше. Автобусом или на метро проедешь по меньшей мере час, да пока сделаешь покупки… раньше восьми домой не попасть. А не сделаешь покупки — хоть вовсе домой не являйся. При мысли о «милых» детках Жака эта перспектива показалась очень и очень заманчивой…

Расстроенный Альбер вышел из офиса. Портье восторженно уставился на него, ловя малейшее его желание.

— Скажите, — Альбер нерешительно сунул руку в карман, проверяя, есть ли у него при себе бумажные деньги, — имеется ли у вас вино и прохладительные напитки?

— Конечно, — удивленно ответил портье, — Вон там, в буфете.

— Да мне нужно с собой. Несколько бутылок.

Портье проявил всяческую готовность помочь. Связался по телефону с кухней, с ресторанным отделом обслуживания в номерах, с шефом винного погреба, идею покупки немецких вин отмел в зародыше, а из отечественных марок выбрал редчайшие, о каких Альбер даже не слыхал. Альберу же требовалось купить для гостей дешевое столовое вино, под приготовленное Мартой жаркое.

Лелак сделал портье знак продолжать хлопоты, а сам поспешно уединился в офисе. Чашечка кофе в этой гостинице стоит в три раза дороже, чем в кафе по соседству с управлением полиции, а прохладительные напитки — в два раза. За восемь бутылок коллекционного вина ему не расплатиться. Проверив содержимое своих карманов, он понял, что не хватит даже на одну бутылку.

В полном отчаянии он уставился на красотку, сидящую на приморском пляже. У этой, конечно, забот никаких, знай себе нежится на солнце да перебирает пальцы на ногах. А может, она красит ногти? Собравшись с духом, он вышел из офиса. В конце концов, не может же он навечно остаться здесь, разглядывая эту беззаботную дамочку, сколь бы соблазнительной ни казалась такая перспектива. Самое позднее, завтра утром явится хозяйка кабинета и выставит его. Альбер торопливо прошел мимо портье, который закончил телефонные переговоры и хотел было порадовать господина инспектора благоприятными результатами, но тот остановил его коротким жестом и буркнул нечто вроде, мол, сейчас вернусь. Надо бы выскочить за дверь и дать деру, но смелости не хватало.

Шарль увлеченно беседовал с какой-то рыжеволосой секс-бомбой. С присущей ему дерзкой непосредственностью он склонился к собеседнице и шепнул ей нечто доверительное, отчего рыженькая рассмеялась и шутливо ударила его по щеке. Бришо схватил женщину за руку, но не вывернул, а галантно поцеловал. На столике перед ними стояли высокие бокалы с какой-то подозрительной жидкостью, не похожей ни на один из знакомых Альберу алкогольных напитков. Очевидно, фирменный коктейль «Мат», изобретенный в здешнем баре по случаю шахматного турнира. Напрашивалось естественное предположение, что от одной лишь его цены можно было получить мат…

Подойдя к парочке, Альбер деликатно кашлянул. Шарль вздохнул.

— Позвольте представить вам моего коллегу.

Вблизи заметны были и толстый слой косметики, и наклеенные ресницы, и подкрашенные волосы, которые когда-то, возможно, действительно были бронзово-рыжими. Платье на дамочке состояло сплошь из складок и драпировки — вроде того, что видел Альбер на обложке модного журнала в офисе.

— Мадемуазель Моника Нест, коммерческий директор фирмы «Интернэшнл Чесс Компани».

— Рада приветствовать господина инспектора. — Голос у нее был приятный, низкого, грудного тембра, произношение безукоризненное.

— Мадемуазель Нест из Нью-Орлеана, — пояснил Шарль тоном посвященного. — Французский у нее второй родной язык.

— А китайский?

— Предполагаете на том основании, что я работаю в гонконгской фирме? О нет! — женщина рассмеялась. — Контракты составляются на английском. Я больше времени провожу в Европе или у себя в Америке, чем в Гонконге.

— Понятно. — При других обстоятельствах Альбер охотно выслушал бы ее рассказ о себе, но сейчас его это не интересовало. — Простите… вы позволите мне минуту поговорить с коллегой с глазу на глаз?

— Ясно: государственная тайна… — улыбнулась дама. Бришо не выказал энтузиазма.

— И ради этого ты вытащил меня из-за стола? С ума спятить! Бабенка подвернулась экстра-класс, можно сказать, лучшая за последние годы, и только у нас пошло дело на лад, ты заявляешься с дурацким вопросом, нет ли у меня при себе лишних двух тысяч франков. Разумеется, нет! За какого толстосума ты меня принимаешь?!

— Да полно тебе, стоит ли так кипятиться.

— Будь у меня деньги, я заказал бы еще по стаканчику этого пойла, — Шарль чуть призадумался. — Послушай, тебе уже без разницы… Может, подкинешь мне деньжат?

Когда Альбер вернулся к стойке портье, бутылки уже были приготовлены. Альбер дрогнул, но в следующий момент с озабоченным видом рванулся к телефону. Дела, знаете ли… Коль скоро Жак приедет с детьми, значит, он будет с машиной. А если он будет с машиной, то отчего бы ему не сделать небольшой крюк (в каких-то два десятка километров), чтобы его бедолаге-приятелю не пришлось тащить на себе чертову прорву бутылок? Ну а если Жаку все равно сюда заезжать, так отчего бы ему не прихватить с собой лишнюю тысячу-другую, чтобы расплатиться за покупку? На другом конце провода слышался мощный шумовой фон: один ребенок плакал, другой вопил во все горло, а мать криком пыталась вразумить их обоих. Жак, героически сопротивляясь уговорам друга, время от времени клал трубку и громогласно призывал свое семейство к порядку. Конечно же, призывы его были тщетны.

— Пойми же наконец, не могу я взять бутылки с собой! Я отправляюсь на задержание опасного преступника.

— И я с тобой! — взмолился Жак.

— В следующий раз. К тому же у меня при себе ни сантима, — он положил трубку. Жак наверняка заедет в гостиницу, он еще ни разу не подводил друга. Как-нибудь надо будет действительно взять его с собой на задержание. Жак честно заслужил эту награду и, кроме того, получит повод хоть на какое-то время вырваться из дома. Альбер вышел из отеля, убыстряя шаг, пересек автостоянку, а выбравшись на тротуар, припустился бегом. Он взял тот же темп, как с Жаком во время вечерних пробежек. Спокойной, размеренной трусцой он способен был пробежать километров пятнадцать, а отсюда до ближайшей станции метро дай бог километра полтора, даже испарина не выступит.

«Какой позор, — думал он. — Инспектор управления полиции, солидный мужчина в летах бежит по улице, как ненормальный, боясь припоздниться домой. Буасси тоже хорош, не мог подождать, что ли! Да и Марте лучше бы оставить машину в моем распоряжения. Стыд и позор.»

Альбер прибавил ходу.