- С такими полевыми укреплениями вам будет легко отбить самую яростную атаку.
      - Для того они и возводятся, - согласился Скаурус, наблюдая за тем, как его солдаты копают красную сухую землю, чтобы насыпать вал. - У вас офицерское звание, так что ваша палатка будет рядом с моей, на виа принципалис. - Тут он сообразил, что перешел на латынь, и быстро поправился: - На главной дороге, я хотел сказать.
      - Отлично, - ответил васпураканин. Сняв трехрогую шапку, он отер со лба пыль и пот длинным рукавом туники. - Мне не помешает хорошо выспаться. После недельной скачки все тело ноет.
      - У тебя? - спросила Неврат. - Да ведь ты ехал в седле, а вот я весь день сидела на лошади без всякого седла, у меня все кости ломит. - Она бросила на мужа многозначительный взгляд. - Я надеюсь, ты не собираешься оставаться без седла всю ночь?
      - Ну, это смотря что ты имеешь в виду!.. улыбнулся Сенпат. Он обхватил жену за талию, и она нежно прижалась к мужу. Видя, что им не терпится побыть друг с другом наедине, Скаурус пробормотал латинское ругательство - видессианский язык был для него слишком новым, чтобы свободно ругаться на нем. До этого момента он и не помнил о том, что запретил женщинам находиться в лагере. Очевидно, этот запрет должен был распространяться и на новичков.
      Попытавшись быть мягким и тактичным, он начал что-то объяснять васпураканам. Они слушали, не веря своим ушам, слитком пораженные, чтобы сердиться. Наконец Сенпат сказал:
      - Я видел, как твои солдаты строят укрепления, и убедился, что вы люди потрясающей дисциплины. Но заставить людей повиноваться такому приказу... - Он покачал головой. - Если вы, римляне, настолько глупы, чтобы мириться с этим, то это ваше дело. Но будь я проклят, если мы станем следовать вашим глупостям. Идем, любовь моя, - сказал он Неврат.
      И они направились к своей палатке, которую раскинули не в лагере, а сразу за его пределами: безопасности они предпочитали общество друг друга.
      Сидя поздно вечером в одиночестве, Марк решил, что не может судить их слишком строго. Он долго не мог уснуть. Потом трибун решил, что Фостис Апокавкос может рассказать ему о сильных, мужественных людях Васпуракана, Апокавкос родился на западе и, возможно, имел с ними дело прежде.
      Новый римлянин тоже не спал, играя в кости с легионерами своей манипулы.
      - Вы ищете меня? - спросил он, увидев Марка. - Ну что ж, бог с ней, с этой игрой, все равно не везет сегодня.
      - Если тебе нужен предлог, чтобы улизнуть, то считай, тебе повезло, сказал трибун. Он говорил на своем родном языке, и Апокавкос прекрасно понимал его, но когда солдат сам начал говорить по-латыни, его цокающий акцент сильно искажал речь. Однако Фостис упорно изучал латынь, и плоды его трудов постепенно давали о себе знать.
      Скаурус привел его к себе в палатку.
      - Расскажи мне, что ты знаешь о Васпуракане и его народе, - сказал он.
      Припоминая, что Апокавкос не любит намдалени за их ересь, он был готов услышать предвзятое мнение и о васпураканах.
      - Принцы? - сказал Фостис. - Я не очень много знаю об их стране. Там, где я вырос, Васпуракан казался грядой гор на северном горизонте. Зимой, я слышал, там жуткие холода. Они разводят хороших лошадей. Но это всем известно.
      Даже Скаурус слышал добрые слова о лошадях Васпуракана. Он относился к верховой езде как истинный римлянин: великолепное искусство, но не для него. Он, правда, понимал, что использование стремян делает верховую езду куда более эффективной, чем та, которую он видел в Риме, и все же ему было трудно относиться к этому как к чему-то серьезному.
      Апокавкос удивил его, заговорив о васпураканах не с подозрением, а с искренним уважением.
      - Говорят, если три принца соберутся вместе, они сумеют продать лед самому Скотосу, и я верю этому. Они всегда действуют сообща, в добром согласии. Наверное, их беда научила этому - ведь они оказались зажаты между двумя большими царствами. Но они всегда остаются независимыми и решают свои дела сами. Бывает, что принцы воюют друг с другом, это правда, но только попробуй чужеземец вмешаться в их дела - и они тут же вместе обрушатся на него.
      Голос Апокавкоса был полон завистливого восхищения.
      - Вы, то есть мы, я хочу сказать, римляне, чем-то похожи на них. Но в Видессосе полным-полно людей, которые наймут самого Скотоса, чтобы одолеть своих врагов.
      Мысли трибуна обратились к головам на кольях, которые он видел у обелиска в столице - головы восставших генералов, попросивших помощи у Казда. Подумал он и о Варданесе Сфранцезе. Пытаясь отогнать тревожащие его мысли, Скаурус решил немного подразнить Фостиса, чтобы посмотреть, как он будет реагировать.
      - Как ты можешь так тепло говорить о еретиках? - спросил он.
      - Они хорошие люди, - ответил он. - Они, не в обиду будь сказано, не похожи на ваших драгоценных намдалени, которые вечно ругают чужие обычаи и меняют свои собственные, когда им это удобно. Принцы верят в то, во что они верят, и им нет никакого дела до того, разделяешь ли ты их веру. Не знаю, - продолжал он, чувствуя себя очень неловко, - наверно, они все прокляты. На если это так, то старый Скотос должен лучше приглядывать за своим хозяйством: в аду немало васпуракан, и рано или поздно они оставят Отца Тьмы не у дел.
      В двух днях пути до Амориона летучий отряд впервые столкнулся с имперской армией. Булавочный укол, не более того, - маленькая группа каздов захватила видессианского разведчика. Когда он исчез, товарищи пропавшего отправились на поиски и нашли его тело. Лошадь убитого, оружие и одежду казды, разумеется, прихватили с собой. На следующий день произошла стычка: небольшой отряд каморов обменялся с врагами стрелами, потом подошло подкрепление, и казды были отброшены.
      Марк не удивился бы этим происшествиям, если бы не вспомнил обещание Императора - поход от Гарсавры до Амориона будет таким же легким, как от столицы до Гарсавры. По Империи гуляло куда больше завоевателей, чем полагал Маврикиос.
      Аморион тоже жестоко пострадал от набегов, в этом имперская армия убедилась очень скоро. Расположенный на северном берегу Итоми, притока реки Арандос, Аморион, как и большинство городов западных территорий, давно уже разобрал свои стены на кирпич для строительства зданий. Летучие всадники Казда пользовались беспомощностью города, грабя его пригороды и порой прорываясь даже до берега реки. Разоренная округа была безлюдна и лежала в руинах, которые резко контрастировали с плодородными землями соседних районов.
      Отряд, собранный васпураканином Гагиком Багратони, был не так велик, как тот, которым командовал Баанес Ономагулос, но зато он укомплектован более опытными бойцами. Отряд состоял главным образом из васпуракан смуглых, кудрявых, бородатых мужчин, отличавшихся от соседей-видессиан плотным сложением и могучими плечами. Все они носили панцири или кольчуги, а многие и шлемы вроде того, что был у Сенпата Свиодо, часто украшенные рогами или крыльями. Марк вспомнил, что у северян, которые иногда появлялись в Риме, были похожие шлемы. Почти все васпуракане казались бывалыми солдатами.
      - Приходится, - согласился Сенпат Свиодо, когда Марк сказал ему об этом. - Так же, как акритай, мы стояли на пути у Казда и все эти годы были щитом Видессоса. Поверь мне, мы не хотели, чтобы так случилось, но это место в мире выбрал для принцев Фос.
      Он пожал плечами и продолжал:
      - У нас есть притча о воробье, который услышал, что скоро небо рухнет на землю. Птичка легла на спину и подняла лапки кверху, словно желая поддержать небо. "Ты сошел с ума?" - спросили у него другие животные. "Нет, - ответил воробей, - но я должен сделать все, что могу, чтобы спастись". Именно так мы и поступаем.
      И снова армия готовилась к встрече союзного военачальника - на этот раз не Ономагулоса, а Гагика Багратони. Когда полководец на резвом скакуне появился перед строем, Скаурус был поражен его физической силой. Если Цезарь напоминал хищную птицу, человеческое воплощение римского орла, то Гагик Багратони был львом. Его темно-бронзовая кожа, шапка черных, как уголь, волос и длинная курчавая борода, в которой скрывалось его широкое, скуластое лицо, - всего этого было достаточно, чтобы произвести весьма сильное впечатление. Сюда надо было добавить пронзительный взгляд - взгляд охотника, крупный нос, осанку. Когда он сидел в седле, казалось, что это ожившая конная статуя. Он знал, сколько глаз следит за ним, и величаво ехал вдоль строя, минуя подразделение за подразделением. Единственным приветствием, которым он удостоил солдат, было быстрое движение глаз и легкий кивок каждому из командиров. Сам Маврикиос не держался столь величаво, но было видно, что Гагик Багратони не собирался оскорблять Императора, он просто вел себя так, как обычно, ни больше ни меньше.
      Поравнявшись с римлянами, стоявшими рядом с императорскими стражами-халога, Багратони удивленно вскинул брови: таких солдат он еще никогда не видел. Вождь окинул их оценивающим взглядом, изучая вооружение, доспехи, выправку, лица. Какой бы ни была его реакция, он хорошо скрыл ее. Но когда Гагик увидел Сенпата и Неврат, стоящих в одном ряду с римскими офицерами, лицо его прояснилось. Он крикнул что-то на своем языке. Голос полководца очень хорошо подходил к его облику и характеру - это был густой рык. Сенпат ответил на том же языке. Марк ничего не понял, но уловил имя "Свиодо", повторенное несколько раз. Гагик Багратони снова что-то крикнул, затем соскочил с коня и сжал в объятиях римского проводника, расцеловав его в обе щеки. Потом он поцеловал и Неврат.
      - Сын Сахака Свиодо! - сказал он по-видессиански, переменив язык из уважения к римлянам, стоявшим рядом. - И с такой красавицей женой! Счастливцы вы оба, счастливцы! Сахак был великим вождем, и он дернул Казд за бороду, да-да, и Императора тоже - когда тот влез в наши дела. Ты так похож на отца. Он ведь был моим другом, и я его очень хорошо знал.
      - Если бы я мог сказать это... - ответил Сенпат. - Он умер еще до того, как у меня пробились усы.
      - Я слышал и очень жалею о таком славном воине, - отозвался Багратони. - А теперь скажи мне, что это за странные солдаты, с которыми ты путешествуешь?
      - Ты заметил, мой милый Скаурус, - шепнул Виридовикс, - что каждый раз, когда кто-нибудь из этих васпуракан разглядывает римлян, он называет вас забавными чудаками? Прямо в точку, я думаю.
      - Это потому, что сначала они смотрят на тебя, - буркнул Гай Филипп, на что Виридовикс ответил только яростным взглядом.
      - Хватит вам пререкаться, - сказал Марк.
      К счастью, галл и центурион предпочитали ругаться по-латыни, и васпуракане не могли их понять.
      Скаурус представил Багратони своих солдат, назвал имена нескольких офицеров и в который уже раз коротко объяснил, как они оказались в Видессосе.
      - Это просто великолепно, - сказал Гагик Багратони. - Вы, все вы, он щедро обвел рукой всех, с кем познакомил его трибун, - должны прийти в мой дом сегодня вечером. За ужином вы расскажете мне об этом побольше. Сейчас у меня слишком много дел.
      Он говорил правду процессия, которую он возглавлял - офицеры и несколько знатных горожан и чиновников Амориона - в замешательстве остановилась, когда он соскочил с коня. Некоторые сидели в седлах, другие стояли на земле, но все ждали, когда их вождь продолжит свой обход. Особенно обращал на себя внимание один из них, высокий жрец с жестким, недобрым лицом, державший на цепи здоровенного злого пса. Он бросал на Багратони взгляды, полные неприкрытой ненависти. Васпураканин делал вид, что ничего не замечает, но Марк, стоявший совсем близко, слышал, как вождь прошептал:
      - Чтоб чума взяла тебя, Земаркос, выбритый негодяй!
      Багратони снова вскочил на коня, и торжественная процессия двинулась к Императору. Когда жрец сделал несколько шагов, его пес рванулся в сторону, чуть не сбив своего хозяина с ног. Тот изо всех сил дернул за цепь.
      - На место, Васпур! - рявкнул он, и собака, задохнувшаяся в узком ошейнике, жадно глотнула воздух и поплелась за жрецом. Марку показалось, что он ослышался. Выходит, далеко не все видессиане разделяли уважение, которое Фостис Апокавкос испытывал к народу Васпура, раз этот жрец осмелился дать своему псу имя великого предка васпуракан.
      Сенпат Свиодо побледнел как мел и плотно сжал губы, сжигаемый оскорблением.
      В отличие от Баанеса Ономагулоса, Багратони слез с коня и по этикету простерся перед Императором. Все сопровождающие последовали его примеру. Но даже в этом формальном акте повиновения Багратони оставался доминирующей фигурой, и на колени он опустился с достоинством и кошачьей грацией. По сравнению с ним наглый жрец Земаркос выглядел худым, как щепка, нездоровым человеком. После короткой речи и благодарностей, выраженных Маврикиосом, васпураканский военачальник снова поклонился и ушел. Перед тем как окончательно покинуть имперскую армию, он задержался на минуту, чтобы объяснить Сенпату Свиодо дорогу к своему дому.
      Земаркос никогда прежде не видел римлян, но, судя по взгляду, которым он их наградил, их желания стать гостями васпураканина было достаточно для того, чтобы он счел их агентами Скотоса.
      Встретив у дома Багратони Сенпата Свиодо и его жену, римляне заметили, что их проводники сменили дорожную одежду на более элегантные наряды. Сенпат, как обычно, не расставался со своей шапкой, но теперь на нем была белоснежная, доходившая почти до колен туника, а кроме того, он надел свободные брюки из красновато-коричневой шерсти и сандалии с золотыми застежками. За спиной у молодого принца висела лютня. Неврат оделась в длинное тонкое платье из голубого льна, которое так не походило на одежду видессианок. Изящные серебряные браслеты, ожерелье и серьги великолепно оттеняли ее смуглую кожу.
      Сенпат в изумлении уставился на римлян.
      - Что я вижу? - воскликнул он. - Разве римские солдаты спят друг с другом? Где ваши женщины, во имя святости Фоса?
      - Приводить женщин без приглашения не в наших обычаях, - ответил Марк. Он обменялся понимающим взглядом с Квинтом Глабрио. Младший центурион жил со вспыльчивой горячей видессианкой по имени Дамарис. Она и Хелвис были бы очень рассержены, если бы узнали, что их не взяли на торжественный ужин, где они вполне могли бы побывать. Остальных римлян не очень беспокоил тот факт, что они пришли без своих подруг.
      - Ничего, ничего, тут наверняка найдется девочка-другая, охочая до хорошо воспитанных кельтов, - сказал Виридовикс. - Я не намерен возвращаться с пира в одиночестве.
      Что касается Гая Филиппа, то он был человеком, достойным восхищения, но, как хорошо знал Марк, женщины старшему центуриону были нужны только в постели. Он взглянул на Сенпата Свиодо с таким же недоумением, с каким васпураканин смотрел на римлян.
      - Тебя интересует мое мнение? - сказал Горгидас. - Я следую идеям Диогена, мудрого философа моего народа. Когда его спросили, в какое время нужно жениться, он ответил: для юноши - слишком рано, для старика слишком поздно.
      - Ну а как насчет тебя? - спросил Сенпат. - Ведь ты не то и не другое.
      - Я обхожусь, - коротко ответил Горгидас. - В эту минуту я просто голоден. Идем лучше к столу.
      Дом Гагика Багратони был наполовину виллой, наполовину крепостью. Они видели много хорошо ухоженных лимонных и апельсиновых деревьев, пальм, не говоря уж о цветах на аккуратных клумбах. Но главное здание имело толстые стены и напоминало мощный форт, которому позавидовал бы любой офицер, живущий на границах с Каздом.
      Встречая своих гостей возле массивных окованных медью ворот, Багратони заметил, с каким интересом осматривал трибун его поместье; заметил он и откровенное одобрение, появившееся на лице такого профессионала, как Гай Филипп.
      - Я не стремился к роскоши, - сказал он, махнув рукой на свое жилище. - Но боюсь, что слишком многие в Аморионе обрадовались бы, увидев, что принцы не процветают. А я процветаю и могу защитить себя.
      Говоря о защите, Гагик Багратони имел в виду не только свои стены, но и отряд телохранителей из отборных молодых васпураканских воинов.
      - Для вас мой дом всегда открыт, - сказал полководец. - Входите же во двор, ешьте, пейте, разговаривайте и веселитесь.
      Дом был выстроен в обычном стиле, хорошо известном Марку, поскольку нечто подобное было распространено у богатых людей Италии. Но в отличие от римских вилл, дом имел лишь несколько окон-бойниц, прорубленных наружу и предназначенных для лучников. Ворота, которые вели в центральный двор, были почти такими же массивными и крепкими, как и весь комплекс. С веток деревьев свисали фонари. Их стеклянные стенки были разноцветными, и, по мере того как сгущались сумерки, лучи красного, золотого, голубого и зеленого цвета начали плясать вокруг.
      Большие столы были ярко освещены. Кухня васпуракан совсем не походила на видессианскую, специализировавшуюся на рыбных блюдах под острым соусом. На пиру у Багратони преобладало жареное баранье мясо и телятина, остро начиненные пряностями и специями: красным перцем, лавровым листом, корицей, луком, чесноком, майораном и лимоном. Все блюда были такими острыми, что слезы текли из глаз, а рот пылал. И все же еда казалось невероятно вкусной.
      - Фу! - произнес Виридовикс, вытирая лицо ладонью. - Тут слишком много огня!
      Чтобы потушить пламя, он осушил кружку с вином и снова потянулся к кувшину. Из всех гостей Багратони великан-кельт, вероятно, чувствовал остроту специй особенно сильно. Кроме уксуса, меда и нескольких слабых травок, Северная Галлия могла предложить очень немногое.
      Скаурус сидел по правую руку от Багратони, между васпураканским военачальником и его главным советником, человеком средних лет по имени Месроп Аногхин. Борода у него была еще гуще, чем у его командира. Слева от Багратони сидела жена Гагика, Забел, пышная, приятная женщина, которая знала только одно видессианское слово - "извините". Она постоянно извинялась за то, что не знает больше. Аногхин говорил на этом языке еще меньше, чем Забел. В результате Гагик Багратони разговаривал с трибуном сам, что, как вскоре стал подозревать Марк, было сделано умышленно. Накхарар (это слово означало "принц-воин") был жаден до знаний о том, что происходит вдали от его дома, еще больше, чем даже Горгидас. Возможно, вождь просто не хотел чувствовать себя оторванным от остального мира. Но какой бы ни была причина его любопытства, он забросал римлян вопросами, касающимися не только армии, но и родины пришельцев, их народа, а также города Видессос. Он спросил даже о том, как выглядит океан.
      - Я никогда его не видел, - сказал Гагик печально. - Реки, озера да, много раз, но никогда - океан.
      - Наш хозяин говорит о море? - спросил Виридовикс и, когда Марк кивнул, уверенно произнес: - Скажи ему, что море - для ненормальных, вот что. Корабль - это просто плавучая тюрьма. К тому же можно утонуть.
      - Почему он так говорит? - удивился Багратони. - Я очень люблю ловить рыбу в реках и озерах.
      - Он страдает от морской болезни, - ответил Скаурус и объяснил заодно, что это такое.
      Васпураканин подергал себя за бороду, размышляя над словами римлянина. "Не решил бы накхарар, что над ним смеются?" - подумал Марк.
      Десерт состоял из фруктов и необычных сдобных булочек, посыпанных толченым миндалем, сахарной пудрой и маком. Это было новое блюдо для римлян, так как видессиане добавляли для сладости только мед. Потянувшись за четвертой булочкой, Горгидас сказал:
      - Хорошо, что такое приходится есть нечасто, иначе я бы распух от жира.
      - Ба! - сказал Гай Филипп. - Почему это доходяги вечно жалуются на лишний вес?
      Только суровая солдатская жизнь помогала центуриону выигрывать постоянные сражения со своим растущим животом.
      - Они не только очень вкусные, они очень сытные, эти булочки. Я думаю, для путешественников они неоценимы, - сказал Квинт Глабрио, облизывая пальцы.
      - Ты прав, мы часто берем их в дорогу. Я вижу, ты умеешь смотреть в корень, - с одобрением сказал Багратони. - Да, в пути им цены нет.
      - И видессиане тоже так делают, - сказал Сенпат Свиодо с кривой усмешкой. - Они называют их "яйца принцев".
      Римляне и большинство васпуракан фыркнули, но Гагик Багратони ничего не понял, и Сенпат перевел ему эту двусмысленность. Накхарар недоуменно моргнул, а затем он и его жена расхохотались. Когда Забел смеялась, было видно, что она создана для смеха. Она не была красавицей, но было в ней что-то очень приятное. Гагик с нежностью улыбнулся жене.
      - Так и называют? - хмыкнул он. - Неужели?
      Когда десерт был закончен, кто-то попросил Сенпата:
      - Сыграй нам на лютне.
      - Почему бы нет? - сказал он. - Кто еще подыграет?
      У одного из васпуракан нашлась флейта, другой принес из дома маленький барабан, и они начали играть горскую песню. Слова и музыку знали все васпуракане и дружно отбивали такт. Пальцы Сенпата уверенно бегали по струнам, его сильный тенор вел мелодию. Гагик Багратони пел с энтузиазмом и очень громко, но не совсем в тон, так что даже Марк мог понять, что слуха у накхарара совершенно не было. Трибун чувствовал себя одиноким в своем равнодушии к музыке. Он подумал о Хелвис - понравится ли ей такое пение - и почувствовал угрызения совести. Его непривычному уху большинство горских песен казались печальными и торжественными, они хорошо отвечали духу тех, что их сложил.
      Музыканты играли, а васпуракане один за другим вставали из-за стола и пускались в пляс со своими дамами или со служанками Гагика Багратони. Камни, которыми был вымощен двор, гулко отзывались на топот сапог. Танцоры казались олицетворением физической силы и ловкости и двигались точно в такт. Марк с удивлением заметил, что начинает понимать обаяние этой сильной необычной мелодии. Виридовикс же был весь поглощен ею, он смотрел и слушал, словно в трансе. Когда Сенпат и его оркестр дошли до кульминационной точки, кельт не устоял (вернее, не усидел) и присоединился к танцующим. Он не пытался повторить их сложный танец и отплясывал что-то свое, с неподвижными плечами и опущенными руками, переставляя ступни в замысловатых па. Он подпрыгнул, раскрутился и на мгновение как бы повис в воздухе, затем прыгнул снова - уже в другом направлении. Его пируэты совершенно не походили на движения других танцующих, но в то же время они были удивительно грациозны. Один за другим васпуракане вставали вокруг Виридовикса, хлопая ему в ладоши. Музыканты играли все быстрее и быстрее, но галлу был нипочем бешеный ритм, и он прыгал, как одержимый. Когда музыка снова достигла яростного накала, он подскочил чуть ли не на высоту своего роста, издал громкий победный крик и приземлился с гулким стуком. Ритмичные хлопки превратились в бурные аплодисменты, к которым присоединились и те, кто все еще сидел за столом.
      - Великолепно, великолепно! - воскликнул Гагик. - Я и сам хотел бы этому научиться. Великолепно, - повторил он.
      - Благодарю вас, господин мой, - пропыхтел Виридовикс. Танец порядком разогрел его, и бледная кожа галла порозовела. Он смахнул пот со лба. - Я порядком разгорячился и очень хочу пить. Ты не будешь так добра, милая, чтобы передать мне бокал вина? - обратился он к одной из служанок, стоявших вокруг него. Марк заметил, что он выбрал девушку, которая во время танца не сводила с него глаз. Великан-кельт мог быть рассеянным, но когда дело доходило до женщин, он замечал любую мелочь.
      - Спасибо, девочка. - Галл замурлыкал, как сытый лев, осушил кружку и сгреб девушку в объятия, что могло сойти за нечто большее, чем жест благодарности. Но вместо того, чтобы вырваться, служанка придвинулась ближе. Виридовикс опытной рукой обнял ее.
      - У вашего друга слова не расходятся с делом, - сказал трибуну Сенпат Свиодо.
      - Я тоже об этом подумал, - засмеялся Марк.
      Один из слуг Багратони подбежал к хозяину с какой-то новостью. Он быстро говорил на васпураканском языке, но римлянин уловил имя Земаркоса, которое повторилось несколько раз. Гагик Багратони гневно сдвинул свои черные брови. Он вежливо задал какой-то вопрос охраннику, и тот кивнул. Багратони еще больше потемнел лицом. Он посидел с минуту, размышляя и теребя свою бороду, затем резким голосом отдал несколько приказаний. Воин, видимо, ошеломленный, повторил одно из них вопросительным тоном, но, получив разъяснение Гагика, ухмыльнулся сквозь зубы. После этого он торопливо ушел.
      - Простите мою невежливость, - сказал накхарар, снова повернувшись к Скаурусу. - Когда меня охватывает злость, я забываю язык Императора.
      - Я тоже, - признался трибун. - Вы выказали столько доброты ко мне сегодня. Я слышал, что ваш солдат упомянул имя жреца, который вас ненавидит. Не могу ли я помочь вам в этой беде? Я думаю, что Император выслушает меня, если я попрошу его сделать так, чтобы жрец оставил вас в покое. Маврикиос не тот человек, который пожертвует единством Империи ради эмоций какого-то жреца.
      - Я не нуждаюсь в том, чтобы кто-то дрался за меня, - надменно ответил Гагик, и Скаурус испугался, что обидел своим предложением гордого накхарара. Но Багратони заколебался, и замешательство отчетливо проступило на его хищном лице - выражение, которое не очень подходило к нему.
      - К сожалению, этот подлый жрец хочет говорить не со мной, а с вами.
      - Со мной? Но почему?
      Эта новость встревожила Марка. Он был сыт по горло видессианскими фанатиками и надеялся, что в походе отдохнет от них.
      - Чтобы прочесть мысли подлеца, ты должен сам быть подлецом. Лучше и не пытаться делать это. Хочешь ли ты обменяться с ним двумя - тремя словами?
      Трибуну очень хотелось сказать "нет" и сразу покончить с этим. Но он не мог поставить своего гостеприимного хозяина в неловкое положение.
      - Я поступлю так, как вам будет удобно, - наконец выговорил он.
      - Ты хороший человек, мой друг. Дай подумать... - Накхарар потер ладонью лоб. - Было бы лучше, если бы ты встретился с ним, - сказал он. Иначе этот Земаркос станет кричать, что я не допустил вашего разговора. Для меня это не имеет никакого значения, потому что я вместе с Императором скоро уйду из Амориона. Но для моего народа это может иметь скверные последствия.
      - Значит, договорились.
      Марк подозвал Гая Филиппа, Квинта Глабрио и Горгидаса, а Виридовикс куда-то исчез. Служанки, которую обнимал кельт, тоже не было видно. Скаурус решил не искать галла, Земаркос мог использовать вспыльчивость Виридовикса против римлян.
      - Я бы с радостью поменялся местами с нашим кельтским другом, ухмыльнулся Глабрио.
      - Я старше тебя, сынок, - сказал Гай Филипп. - Подожди своей очереди.
      Не обращая внимания на этот разговор, Горгидас спросил трибуна:
      - Чего от нас хочет этот жрец?
      - Наверно, он хочет сказать, что все мы прокляты, я полагаю. Я рад, что сегодня ты с нами - в теологических спорах ты очень силен.
      - Это мое любимое развлечение, - вздохнул Горгидас, грустно взглянув на Марка. - Ну что ж, пора покончить с этим, наш добрый хозяин, наверно, грызет ногти от нетерпения.
      Это оказалось правдой: как запертый в клетке хищный зверь, накхарар ходил по двору взад-вперед, постукивая кулаком по бедру. Увидев, что римляне готовы идти, он проводил их через сад к воротам. По пути они встретили солдата, который сообщил о прибытии Земаркоса и также присоединился к ним. На руках у него были тяжелые перчатки из толстой кожи с металлическими шипами. Солдат нетерпеливо ждал чего-то.
      Ворота были закрыты так прочно, словно приближался враг. Накхарар сделал нетерпеливый жест, и солдаты распахнули их настежь. И словно вступая в захваченный город, прошествовал Земаркос, ведя на цепи своего неизменного пса. Он заметил Гагика Багратони прежде, чем римлян, стоящих за его спиной.
      - Итак, - сказал он, - ты не осмеливаешься дать этим зарвавшимся чужеземцам узнать правду, но хочешь вместо этого, чтобы они погрязли в навозе твоих дьявольских козней?
      Лицо Багратони исказилось от гнева. Он сжал кулаки и шагнул к жрецу. Собака Земаркоса предупреждающе зарычала, и шерсть встала дыбом на ее спине. Земаркос натянул скользящую петлю на шее пса.
      - На место, Васпур! - приказал он, и эти слова понравились собравшимся еще меньше, чем он сам.
      Пытаясь разрядить обстановку, Марк подошел со своими людьми ближе, чтобы Земаркос их увидел.
      - Мы здесь, как ты хотел, - сказал он жрецу, - и наш друг тоже выразил желание, чтобы мы пришли. Что такого ты можешь сообщить важного людям, которых ты никогда не встречал?
      - По вашей странной одежде и вооружению, а теперь и по речи я заключаю, что вы чужеземцы. Вы ступили на дурную тропу, войдя в этот дом зла. Моя обязанность - спасти твою душу и души твоих людей. Я пришел, чтобы вырвать вас из когтей печально известного еретика, который заманил вас сюда.
      Трибун с неохотой вынужден был признать мужество Земаркоса. Слабый духом не стал бы говорить так прямо у самого порога дома своего врага. Но догмы ослепили его настолько, что он не признавал того, кто их не разделял, за человека. Скаурус встречал таких жрецов в Видессосе.
      Он ответил как можно вежливее:
      - Мы не обсуждаем здесь религиозные проблемы, и ни слова о ереси не было сказано.
      - О, он скользкий, хитрый, как лисица, и голодный, как шакал. Лед Скотоса заберет его к себе.
      По рядам людей Багратони прошел сердитый ропот, когда они услышали, как Земаркос оскорбляет их господина, но накхарар стоял не двигаясь и не говоря ни слова, как будто вырубленный из камня. Лицо его потемнело, как грозовая туча, но он не ответил жрецу.
      Горгидас вышел вперед. Его горячий интерес ко всему, что он встречал, заставил его изучать священные книги, даже если не все их идеи он разделял. Теперь, когда подвернулась возможность их процитировать, он спросил Земаркоса:
      - Но разве не написано в сорок восьмой главе: "Пусть ярость будет подавлена! Пусть насилие умрет в тебе, убитое истинной верой"?
      Это дало жрецу возможность сражаться на своей территории. Его ответ был быстрыми и уверенным.
      - Да, но в тридцать третьей главе также было сказано: "Тот, кто творит зло, угоден Скотосу, он поднимет десницу Фоса, которая покарает его". Император думает, что он велик, потому что бросается на еретиков из Казда. Но он должен сперва очистить свой Видессос, совершив обряд избавления от яда неверующих внутри Империи!
      Багратони оттолкнул римлян.