"Как сообщила мне Сокольничий Джоанна, Эйден поначалу был весьма несговорчив, – писал командир Сокольничих Тер Рошах.– В своем рапорте она указала, что вынуждена была поднять на Токасе настоящую шумиху, чтобы выйти на Эйдена.
      Отчиталась она передо мной с глазу на глаз, чтобы не оставлять ненужных бумаг. Все ее прежние донесения я уничтожил, едва узнал, что Эйден в ее руках.
      Помимо ее донесений, мной была получена жалоба от представителя касты ученых, который именует себя Уотсоном (наверное, одно из их ублюдочных лабораторных имен). Этот Уотсон обижался на обращение с ним Сокольничего Джоанны, нанесшей ему тяжкие увечья, и требовал ее наказания. Естественно, жалобу постигнет участь всех подобных кляуз представителей низших каст – она будет проигнорирована. Уотсон, если у него есть голова на плечах, должен это понимать, ученым не следует проявлять чрезмерную щепетильность. Им стоило бы побыть один день в шкуре воина, чтобы понять почем фунт лиха.
      Могу представить себе, что там происходило. Джоанна метелила этого Уотсона до тех пор, пока он не признался, что укрывает у себя Эйдена.
      Уотсон является руководителем нашей Пери. Жаль, что не довелось видеть ее физиономию, когда в лабораторию, где она работала, как танк ворвался – кто бы вы думали? – ее недавний офицер-инструктор. Собственной, так сказать, персоной.
      По словам Джоанны, Пери заявила ей в лицо, что Эйдена здесь больше нет. Мне доводилось слышать, что у сибов иногда могут восстанавливаться прежние связи. Похоже, мы имели дело именно с таким случаем. А вот я, например, как-то не припомню, чтобы мне хотелось вновь увидеться с кем-нибудь из моей группы.
      Но Пери – это что! Вот на Эйдена бы посмотреть, когда он помчался в сторону леса, а там на опушке его поджидал... Да, да, техник по прозвищу Кочевник, начальник Эйдена. И не просто поджидал, а с автоматом в руках. Мне рассказывали, что Эйден, и глазом не моргнув, будто не замечая, что его противник вооружен, бросился на Кочевника. У того, к счастью, хватило мозгов не нажимать на курок, а треснуть нашего героя прикладом по голове. Кочевник утверждает, что пришлось ударить не один, а два или три раза, прежде чем Эйден отключился. Но даже в отключке тот не отпускал лодыжек противника, не давая Кочевнику подняться. Следы от пальцев Эйдена у того остались до сих пор, он мне их демонстрировал. Все-таки этот парень настоящий воин.
      Сейчас Эйден содержится в подземном складе, где мы храним боеприпасы. Я не хочу рисковать. Вдруг кто-нибудь его узнает? По моему плану никто не должен даже догадываться, кто он такой. Особенно те, с кем ему предстоит служить.
      Полностью в мой план не посвящен никто. Даже Джоанна. Эйден тем более. Для Джоанны гибель подразделения вольнорожденных должна выглядеть как несчастный случай. Даже если она что-то и заподозрит, ей все равно ни за что не докопаться до истины. Так что личина, которую я подготовил для Эйдена, надежна. Я знаю, парень согласен на все, чтобы стать воином. Я прочел это в его глазах, когда в первый раз спустился в склад навестить его.
      Вольнорожденные погибнут на минном поле. Это решено. После того как все кончится, я заявлю, что Сокольничий Эрика была проинформирована о минах, но, по всей видимости, не удосужилась довести это до сведения кадетов. Далее будет заявлено, что, оказавшись на минном поде, вольнорожденные поддались панике, в результате чего из группы уцелел лишь один человек.
      Прядя навестить Эйдена, я первым дедом устроил ему образцовый разнос за то, что он покинул свой трудовой пост, и прочее и прочее. Я старался изо всех сил. Меня можно было ставить в пример – именно так надо проводить воспитательную работу среди несознательных представителей низших каст. Но только парень и ухом не повел, пока я перед ним распинался.
      – Вряд ли бы вы стали гоняться за беглым техпомом по всему Шаровому Скоплению, не имея на то серьезных причин, – сказал он мне, когда я выдохся.
      Я положил руку-протез ему на плечо. Он было дернулся, но потом замер, видимо, все еще чтил во мне командира.
      – Я собираюсь вернуть тебя в кадеты. Пройдешь обучение с другой группой.
      – Почему?
      Мне понравилось, как он это сказал. С вызовом. Настоящий прирожденный воин. Даже его упрямая подозрительность говорила об этом.
      – Я так решил. Это все, что тебе нужно знать. Или ты не хочешь быть воином?
      – Больше всего на свете, – яростно прошептал он. Единственный раз за все время нашей беседы он позволил обуревавшим его чувствам на миг проявиться. И если до этого я все еще сомневался, тот ли это человек и стоит ли ради него затевать такой сыр-бор, то теперь мои сомнения исчезли. Я сделал правильный выбор.
      – Тогда выполняй все, что я тебе прикажу, и не скули, – грозно произнес я.
      – Но как я смогу войти в сиб-группу? Они никогда не примут чужака.
      – Может, и так, только тебе не об этом надо беспокоиться. Ты должен будешь слепо довериться мне. Твоя новая группа примет тебя. И все, что мне хотелось бы узнать от тебя на данный момент: согласен ли ты следовать моим приказаниям? Когда мы с тобой в следующий раз увидимся, ты должен быть готов возобновить тренировки – тренировки завершающего этапа. Причем, невзирая на то, какими бы обстоятельствами ни сопровождалось твое возвращение к занятиям. Ты согласен?
      – Вы же знаете мой ответ, разве нет?
      – Да, я знаю.
      – Вы должны были знать его еще до того, как пришли сюда. Да, я согласен. От меня требуется что-нибудь еще?
      – Нет.
      Он кивнул. Я ушел удовлетворенным. Завтра подразделение вольнорожденных отправится на занятие. Они будут отрабатывать передвижение по пересеченной местности. У меня уже все подготовлено. Заряды установлены. Я собственноручно уничтожу это подразделение. В таком деле нельзя никому доверять".

      Кроме Хорхе в подразделении на данный момент насчитывалось всего семь человек. Они все были вольнорожденными и все, как и Хорхе, ненавидели вернорожденных кадетов, считая, что ни в чем не уступают им. А может быть, даже и превосходят, потому что так называемые вернорожденные были просто ублюдками, зачатыми в «канистре», куда сливают генетический материал, полученный от других вернорожденных. Ублюдки ублюдков, не более того. Настоящий человек и настоящий воин должен рождаться, как положено, а не созревать в вонючей «канистре» в инкубаторе. Хорхе знал, что остальные его товарищи всецело согласны с ним в этом вопросе. Впереди Аттестация, и они ждут ее с не меньшим нетерпением, чем вернорожденные. Одно удручает: им никогда не стать воинами, даже если они и преуспеют. Самое большее, на что они могут рассчитывать – на место в гарнизоне какой-нибудь паршивой крепостишки. И ни разу в жизни им больше не доведется сойтись в почетной схватке с воином. Вот это жаль.
      «Неважно», – думал Хорхе, шагая вместе со своим подразделением к месту проведения очередного зачета. Впереди колонны топала Сокольничий Эрика – их офицер-инструктор. Эрика была высокой и мускулистой женщиной, которая никогда не скрывала своего неудовольствия полученным назначением. Вольнорожденным под ее началом приходилось смотреть в оба глаза и слушать в оба уха, потому что Эрика частенько забывала их проинструктировать. Более того, часто было, что в самый нужный момент ее не было на месте. Ходил слушок про ее нездоровое пристрастие к дрянному самодельному вину. И в самом деле, стоило оказаться рядом с ней – и тебя окатывала волна гнусного запаха перебродившей кислятины.
      Они пришли к месту назначения. Здесь начиналась полоса препятствий. Им уже приходилось ее проходить. Эрика объяснила, что их подразделению приказано повторить зачет, дабы выяснить, не утратили ли они навыков, полученных три месяца назад. Услышав это, кадеты зароптали. Насколько им было известно, к сиб-группам отношение иное, их навыки никому не приходит в голову перепроверять. Эрика заставила их замолчать и заметила, что, чем скорее они выполнят задание, тем быстрее вернутся в бараки. И добавила, что лично ей также не улыбается вторично тащиться сюда с компанией вольнорожденных ублюдков. Хорхе подумал, что, возможно, зачет устраивается не для них, а для нее. Возможно, ее начальство узнало про ее пьянство и решило прогнать ее через полосу препятствий, чтобы посмотреть, способна ли она еще тренировать кадетов. Он от души пожелал ей сверзиться с лестницы в грязь, чтобы не задирала больше нос.
      Будто желая еще больше унизить кадетов, она на первом отрезке полосы ушла далеко вперед. Остановившись на вершине холма, она осыпала карабкавшихся по склону кадетов насмешками.
      Затем они переправились через ручей, потом проползли по дну оврага, затем пробрались по краю обрыва. Далее нужно было перебраться через боевую машину (неуклюжий макет, дешевка) и выйти на минное поде. Мины были тоже липовыми" простые взрыв-пакеты. Хорхе, у которого была отличная память, двинулся впереди остальных, вспоминая, как они проходили тут три месяца назад, стараясь не наступать на взрыв-пакеты.
      Когда он услышал один за другим несколько взрывов позади себя, то в первый момент не поверил своим ушам. Поверить его заставил истошный крик.
      Повернувшись назад, Хорхе сначала ничего не мог различить в дыму. Но вот из-за дымовой завесы показался, шатаясь, один из его товарищей-кадетов. Лицо его заливала кровь, одна рука, почти оторванная, висела, держась лишь на сухожилии. Хорхе так и не понял, кто это был. Кадет внезапно упал у его ног, лицом вниз. Больше никого не было видно, однако повсюду валялись какие-то тряпки. Хорхе догадался, что это все, что осталось от его подразделения.
      Он обнаружил, что тоже ранен в руку. Должно быть, осколок, скользнув по касательной, оставил рваную рану.
      И тут Хорхе охватил безумный ужас. Он повернулся и побежал прочь от этого страшного места. Что могло произойти? Ведь было известно, что это минное поле не настоящее, что здесь установлены только взрыв-пакеты. Неужели все остальные погибли? Если да, то что, почему, черт возьми, такое случилось?
      Чьи-то руки схватили его, развернули и оттолкнули прочь. Хорхе чуть было не упал, но сумел удержаться на ногах. Повернувшись, он узнал человека, стоящего перед них. Это был командир Сокольничих Тер Рошах. Что он здесь делает? Прибежал на грохот взрывов? В таком случае как он оказался здесь, неподалеку от минного поля? Что ему здесь делать?
      – Ты Хорхе, так? – спросил Тер Рошах. Вопрос удивил Хорхе. Удивило и то, что командир Сокольничих знает его. Хорхе промямлил:
      – Да, сэр.
      – Я рад.
      – Рады?
      Хорхе сморщился. Боль в руке нарастала, становилась нестерпимой. Он зажимал рану другой рукой и чувствовал, как кровь течет по пальцам.
      – Да. Я рад, что раз уж кому-то суждено было уйти из моей маленькой ловушки, так это тебе. Лишнее подтверждение правильности моего выбора и моей веры в того, кто отныне будет тобой.
      – Будет... мной? Ловушка? Я не понимаю...
      – А тебе и не нужно ничего понимать. Внезапно в руках Тер Рошаха оказался автомат. Быстро вскинув его, командир расстрелял Хорхе почти в упор.
      Хорхе медленно перевел взгляд себе на грудь. Здоровой рукой он рванул ворот комбинезона, распахнув его. В груди было пять или шесть аккуратных кроваво-красных кружков. Хорхе смотрел на них, и по мере того, как в его глазах темнело, кружки росли, становились все больше и больше, а Хорхе стоял и смотрел. И вдруг все исчезло.

      – Отлично, отлично, ястребы вы мои клюворылые. Прохлаждаетесь? А ну быстро подняли свои задницы и построились! – раздался рев офицера-инструктора у входа в барак. Офицера звали Сокольничий Ози. Он отличался хриплым и зычным басом, который хорошо подходил его сложению. Офицер был невысокого роста, но на диво широк в плечах. По расстегнутой, мятой и измусоленной форме можно было понять, отчего выпала ему такая немилость – готовить к Аттестации подразделение вольнорожденных.
      Четверо его подопечных, которые проходили сейчас последний этап подготовки, выполнили команду и построились нарочито медленно, чтобы позлить офицера. Привыкший к этому, Ози терпеливо ждал. Что с них взять, с вольнорожденных? Единственным утешением была мысль, что скоро Аттестация и ему недолго осталось лицезреть эти морды.
      – Что за бардак в помещении?! Вы здесь нужду справляете, что ли? Заросли дерьмом! Пока не вылижете все, никто сегодня не отправится спать, поняли?
      Среди вольнорожденных раздались громкие стенания. Ози прекрасно понимал, что одной уборки здесь мало. Но пусть хоть верхний слой грязи отскребут.
      – Как вы уже слышали, на пятом участке, там, где полоса препятствий, произошел несчастный случай с подразделением вольнорожденных. Несколько человек погибло. А если точнее – в живых остался всего один. Командир решил, что он закончит свою подготовку в нашем подразделении. Так что принимайте пополнение.
      Глядя на молча стоящих перед ним вольнорожденных, Ози на миг пожалел новичка. Если до этого парню что-нибудь и светило, то теперь... Впрочем, что может светить вольнорожденному? Никаких перспектив. Рассказывают, правда, что некоторым вольнорожденным удается отличиться на военной службе, но он, Ози, ни разу таких не встречал.
      – Заходи, Хорхе, заходи, – позвал Ози и посторонился, пропуская новичка. – Кадеты, это Хорхе. В своем подразделении он был одним из лучших. Так что не бойтесь, группу он назад не потянет. И смотрите у меня!
      Ози повернулся и с облегчением покинул барак, чувствуя, что он полностью исполнил свой долг.
      Вольнорожденные сидели на койках и молча смотрели на Эйдена. Тот быстро оглядел барак, подавляя, как учил его Тер Рошах, отвращение. Он не представлял себе, как сможет тут выдержать те несколько недель, что оставались до Аттестации. Если бы только не возможность вторично принять участие в Аттестации...
      Один из вольнорожденных, загорелый парень довольно-таки приятной наружности, вдруг вскочил и, пробежав мимо Эйдена к дверям, выглянул наружу. Обернувшись, он крикнул:
      – Отбой! Старый ублюдок свалил.
      Вольнорожденных вдруг как подменили. До этого они сидели напряженные, будто манекены, с бесстрастными лицами. Теперь они задвигались, расслабились и стали походить на людей. Двое даже улыбнулись Эйдену. Один, правда, оставался довольно мрачным. Сидя на своей койке в дальнем углу барака" он пристально, не двигаясь, смотрел на Эйдена.
      Вольнорожденный, подбегавший к дверям, подошел к Эйдену и протянул ему руку:
      – Давай знакомиться. Меня зовут Том. Я здесь вроде как главный. Не бугор, а просто главный.
      Эйдена предупреждали, что у вольнорожденных свой жаргон. Не доводись ему в свое время пообщаться с Кочевником, туго бы теперь пришлось. Но необходимость постоянно контролировать свою речь все равно осталась. Он теперь должен изображать вольнорожденного и быть, как они.
      – Эта, рад встрече с тобой. Том.
      – Стало быть, тебя зовут Хор-хе, воут?
      – Ут. Еще меня звали Джорджем.
      – Кто?
      – Ребята из моего подразделения. Которые... которые погибли.
      – Да, слышал. Трагедия, что и говорить.
      – Да уж. Мне довелось все это видеть.
      – Расскажи.
      Том махнул рукой, подзывая остальных. Те двое, которые улыбались, подошли. Четвертый же не двинулся с места. Том кивнул в его сторону и сказал Эйдену:
      – Это Жеребец. Не обращай внимания, он всегда такой мрачный. Жеребец – это его прозвище. У него есть и настоящее имя, только его никто не помнит. А сам он свернут на лошадях, отсюда и «Жеребец». А это Найджел, – Том показал на улыбчивого крепыша с шапкой рыжих волос и ярко-голубыми глазами. Эйдену никогда раньше не приходилось видеть таких голубых глаз. Обращал на себя внимание и рот парня – будто прорезанный по линейке, он придавал его лицу угрожающее выражение. Особенно это было заметно, когда Найджел улыбался.
      – А это Спиро. – Том представил второго подошедшего. Во внешности Спиро не было ничего особенного. Темные волосы, карие глаза. Единственное, что выделяло его среди остальных, – это атлетическое сложение.
      – Ну, рассказывай, – напомнил Эйдену Том.
      – Что?
      – О несчастном случае. Мы хотим знать.
      Перед тем как отправить его сюда. Тер Рошах подробно, в деталях рассказал Эйдену о том, что произошло на полосе препятствий, не упомянув только о своем участии. Рошах также посвятил Эйдена в обстоятельства жизни Хорхе в погибшем подразделении. Поэтому теперь ему не составило труда рассказать все в подробностях. Вольнорожденные внимали ему с ужасом. Исключение составлял только Жеребец, который так и продолжал сидеть в своем углу, неотрывно глядя на Эйдена. Особенное впечатление на вольнорожденных произвел рассказ Эйдена о том, как ему чудом удалось избежать смерти. У Эйдена сложилось впечатление, что каждый из его слушателей мысленно будто бы пережил сцену собственной гибели.
      Потом Том вкратце рассказал ему об их подразделении с момента прибытия на Железную Твердыню и вплоть до сегодняшнего дня.
      Эйден был поражен дружелюбием и вежливостью этого парня. Он всегда считал вольнорожденных грубыми скотами, едва способными на членораздельную речь. И другие вернорожденные кадеты думали так же. Либо надо было признать, что Том разительно отличается от своих товарищей, либо...
      Впрочем, вон Жеребец. Сидит себе в углу и молчит. Может быть, именно он – типичный вольнорожденный?
      Вдвоем с Томом они сходили в подсобку и принесли оттуда койку, которую поставили в один ряд с остальными. Откуда-то явились Найджел и Спиро, держа в руках одеяла и амуницию. Жеребец не принимал в этом участия. Казалось, что он даже не пошевельнулся с тех пор, как новичок вошел в барак.
      Как только Эйден разложил по местам свои вещи и наконец присел на койку, кто-то тронул его за плечо. Подняв глаза, он увидел Жеребца. У этого парня было обычное, ничем не примечательное лицо. И вместе с тем Эйдену оно казалось смутно знакомым. Будто прочтя его мысли. Жеребец произнес:
      – Мы с тобой уже где-то встречались, а? Вот только не припомню где.
      – Нет, я не помню тебя. Жеребец.
      Эйден лгал. Он вспомнил этого молчаливого парня. Несмотря на то что Жеребец возмужал, раздался в плечах. Несмотря на длинные волосы, отпущенные в соответствии с модой вольнорожденных. Перед ним стоял тот самый парень, который в свое время опрокинул его боевого робота. Это Жеребец установил на роботе взрывной механизм, а потом, когда его затея не удалась, раскачал машину. Это Жеребец атаковал Эйдена, вооруженный самодельным ножом. Это его Эйден тогда едва не убил. Эйден ощутил, как пересохло вдруг у него в горле, когда он вспомнил ненависть в глазах уволакиваемого офицерами Жеребца и его слова: «Не радуйся раньше времени, ты, зачатый в помойном ведре!»

      Очевидно, Тер Рошах не догадался поднять историю этого подразделения. Иначе он не направил бы Эйдена сюда. Остается уповать лишь на то, что теперь он мало похож на себя, тогдашнего. Это Джоанна настояла" чтобы внешность его была изменена. Следуя стилю вольнорожденных, Эйден отрастил себе длинные волосы, которые Джоанна осветлила, намазав ему голову какой-то вонючей дрянью и заставив сидеть в таком виде несколько часов подряд. Он тогда думал, что задохнется от запаха. Джоанна также приказала ему отпустить бороденку. Это тоже было принято у вольнорожденных. Взять, к примеру, Спиро.
      – Что-то в тебе мне знакомо, а что-то нет, – задумчиво проговорил Жеребец.
      – Этак про всякого можно сказать, парень, – отозвался Эйден.– Может, я напоминаю тебе кого-нибудь из тех мест, откуда ты родом?
      – Нет. Я жил в маленькой деревушке и всех знал в лицо. Похожих на тебя там не было. Если я тебя видел, то только здесь, на Твердыне.
      И хотя Эйден отлично знал, что на его лице не дрогнул ни один мускул, его не покидало ощущение, что он буквально извивается под пристальным взглядом Жеребца. К счастью, рядом с размаху плюхнулся Найджел.
      – Слышь, Джорджи, ты, наверное, напоминаешь ему кого-то из его кошмаров. Кстати, не удивляйся, когда посреди ночи Жеребец заорет. С ним такое бывает.
      – Хочешь скажу, о чем ты сейчас думаешь? – сказал Том, присаживаясь с другого бока.
      Эйден испугался. Неужели Том сумел разгадать его мысли? Эйдену казалось, что его маскарад ни к черту не годится.
      – Что? – спросил он, стараясь не выдать волнения.
      – Ты думаешь: ну и угораздило же меня так влипнуть. Тут же одни мужики. И ты прав, приятель. С тех пор как Доминик и Кассандру вышибли, здесь стало совсем тоскливо. И вышибли их как-то сразу, почтя одновременно. Кстати, я слышал, что кое-кто из Сокольничих, когда подопрет, использует кадетов. У вас в подразделении так было, Хорхе?
      Мозг Эйдена лихорадочно перебирал информацию, полученную от Тер Рошаха. Как звали Сокольничего " погибшем подразделении? Ага, вспомнил.
      – Нет, Сокольничий Эрика слишком много пила, чтобы думать о постели.
      – Я вот думаю, может, это входит в нашу воинскую подготовку, а? Морят нас воздержанием, чтобы злее были. Я слышал, что на другом конце лагеря у одного из подразделений такие же проблемы. Только там одни девки. Мы тут даже подумывали с ребятами, а не подать ли прошение, чтобы нас с ними поселили в один барак. Но только Ози, гад красномордый, этим прошением подотрется.
      Остальные согласно закивали. Даже у Жеребца лицо просветлело, и на нем появилось мечтательное выражение, когда Том заговорил об общем бараке.
      – Ози-то, – решил поддакнуть Эйден.– Этот точно пошлет вас... нас куда подальше. Редкостная скотина.
      Он почувствовал одобрение остальных, когда причислил себя к ним.
      – И к тому же бездарь, каких поискать, – заметил Спиро. – Хорошо еще, что у нас есть второй инструктор – Сокольничий Эйбет. Ты ее еще увидишь. Сейчас она отсутствует. Она-то по-настоящему и учит. И относится к нам иначе. Ози – тот нас просто ненавидит, Эйбет – нет.
      – Согласен, – сказал Эйден. Он вспомнил, как вел себя с ним Сокольничий Ози.– Ненавидит. Когда мы шли сюда, он не говорил – рычал.
      – Вот-вот, – поддакнул Найджел.
      Будто бы невзначай, Эйден взглянул вверх и встретил пристальный взгляд Жеребца. Было такое впечатление, что тот силится что-то вспомнить. Силится – и никак не может.
      – Мы со своей стороны платим Ози той же монетой, – продолжал тем временем Том. – Точнее, пытаемся. Короче, корчим из себя именно таких, какими он нас видит – ленивых, тупых и неопрятных скотов. А вот Жеребец считает, что мы поступаем так напрасно.
      – Естественно, – отозвался Жеребец. – Если мы хотим чего-то добиться, то должны и показывать все, на что мы способны. Причем всему офицерью, даже Ози.
      – Может быть, ты и прав. Но только Ози того не стоит. Эйбет знает, на что мы способны. Она тоже не ахти как нас любит, но у нее по крайней мере хватает мозгов держать это при себе.
      Остальные согласно забормотали.
      Затем Эйдену стали рассказывать о том о сем. Главным образом разговор вертелся вокруг занятий. Слушая кадетов, Эйден был удивлен. Оказывается, этих четырех вольнорожденных связывает настоящая дружба. Раньше Эйден считал, что подобные отношения возможны лишь между воинами или сибами. Но оказалось, и вольнорожденные способны на это. На какой-то миг Эйдену померещилось, что он перенесся назад в детство, во времена сиб-группы – такие теплые и доверительные отношения были между этими четырьмя кадетами. Казалось, он среди сибов. Но Эйден знал, что это не так. И удивление его росло.
      Когда он вошел сюда, в этот барак, его переполняло отвращение. Отвращение к вольнорожденным. Казалось, сыграть отведенную ему роль невозможно. Но все оказалось не так страшно. Вольнорожденные выглядели как люди, вели себя как люди. Оказалось, что они вовсе не вонючие. Возможно, гены у них и не блеск, с сибскими не сравнить, но на первый взгляд это как будто и не заметно.
      Эйден начал верить, что маскарад удастся и все окажется легче, чем он ожидал. Была одна трудность – Жеребец. Жеребец здорово осложнял дело. Надо с ним что-то делать. Но что? Улучить момент, когда вокруг не будет свидетелей, и убить? Или... Эйден не мог допустить, чтобы кто-то встал сейчас на его пути. Он хотел стать воином. Пусть даже воином из подразделения вольнорожденных. Все равно. Сейчас главная помеха – Жеребец. Он что-то подозревает. Поэтому надо вести себя с ним осторожно. Очень осторожно.

      Сокольничий Эйбет и вправду оказалась такой, какой ее расписывали Эйдену. Она была полной противоположностью Ози. Во-первых, Сокольничий Эйбет знала и умела больше, чем он. Но дело было не только в этом. Будучи образцовым офицером и чем-то напоминая Эйдену Джоанну, Эйбет разительно отличалась от той манерами. Эйдену никогда еще не приходилось встречать Сокольничего, который был бы столь сдержан в разговоре с кадетами. Вместе с тем при необходимости Эйбет была столь же скора на расправу, как и другие Сокольничие. Когда кто-либо из вольнорожденных ошибался, тотчас же следовал удар кнутом или кулаком. Она всегда била молча и без предупреждения. Однако отсутствие длинных тирад не делало наказание менее эффективным.
      Поскольку Эйден проходил этот этап подготовки вторично, он вскоре оказался по успеваемости первым в подразделении. Иногда он спрашивал себя, может, имеет смысл держаться наравне со всеми? Но Эйден не мог, органически не мог делать что-либо вполсилы. Том предложил было передать ему лидерство, но Эйден отказался.