— Послушай, ты, сукин сын, — зарычал Робинсон. — Все, о чем ты говорил с этим подонком, записано на пленку. Из-за тебя погиб человек. Мне плевать, кто твои друзья, но я найду способ засадить тебя за решетку. Я сделаю это.

— Иди ты к чертовой матери! — крикнул Лиленд и выключил рацию.

Он знал, что это убьет его, но не видел другого выхода. Надо было выйти из укрытия, идти напролом и не делать глупостей. На одной ноге он доскакал до юго-западной лестницы, решая на ходу, стоит ли попытаться подняться наверх и выбить всех, кто там есть. Если он победит, у него будет хорошая позиция.

Сколько времени? Было почти три утра, самое темное время перед рассветом, когда умирают люди. Он не хотел умирать. Он не был к этому готов. Сначала он хотел бы принять ванну. В морге покойников обмывают, а вот гробовщик протирает, как правило, только голову и руки да так и хоронит — грязным.

Он не хотел умирать, пока опасность угрожала Стеффи и внукам. Эта мысль приводила его в ярость. Не он первым начал убивать. Первым умер Риверс. И разве он плохо сделал свое дело? Он уложил пятерых еще до прибытия полиции. Если бы ему пришлось начинать заново, он поступил бы точно так же. Черт возьми, а как можно было поступить иначе?

Он знал, что выдохся. «Приятель, ты же мошенник», — проговорил он вслух. Он не спал уже двадцать два часа и по опыту знал, что дальше будет еще тяжелее, но, когда рассветет, он опять будет как огурчик. Организм привык спать, но одну ночь можно было и перетерпеть. Надо бы поберечься в ближайшие три-четыре часа, если, конечно, он проживет столько.

Он остановился у лифтового блока. Если взрыв снес два этажа, то стул, должно быть, ударился о крышу кабины в тот момент, когда лифт находился между или почти между этажами. Лиленда интересовало, что стало с восточным блоком. У лифтов на обоих этажах должны быть сорваны двери, но кабины и, что важнее, тросы располагались выше взрыва. Если остаться над этими этажами, то все должно сработать отлично. Конечно, банда услышит шум работающего лифта, если не заглушить его.

У него был план, но он не знал, как его осуществить.

Он чувствовал, что от него ничего не осталось, настолько он был измотан. Ему нужен был новый импульс, чтобы собраться и завести себя.

Он включил рацию.

— Тони, Тони, ты слышишь меня?

— Мистер Лиленд, у меня есть к вам вопрос и не из праздного любопытства: откуда вам известно мое имя и вообще так много о нас.

— Просто тебе не повезло, что ты нарвался на меня.

Лиленд знал, что не стоило произносить эти слова, звучавшие, как вызов. В них не было и намека на капитуляцию и желание вернуть детонаторы. Лиленд почувствовал, как этот ублюдок заскрипел зубами.

— Скажите, мистер Лиленд, почему вы так старательно скрывали от нас свое имя?

— Я так много знаю о вас, что у меня не было уверенности, что вы ничего не знаете обо мне.

— А какая разница?

— Тогда с самого начала вы отнеслись бы ко мне значительно серьезнее.

— Да, верно. Вы коварный противник.

— Слушай, я вызвал тебя, чтобы сказать: я делаю, как обещал.

— Знаю, — его голос поплыл. — Рация плохо принимает.

«Сукин сын. — Лиленд думал о парне, который сделал своему отцу широкоэкранный телевизор. — Откуда это? Ах да, рассказал водитель лимузина. Спит в своей постели, слава богу, если только не разбудил взрыв».

— Зачем ты убил Эллиса?

— Зачем вы дали ему умереть?

Лиленд двигался в направлении лестничной клетки, зная, что именно этого ждал Грубер: только там они могли слышать его голос.

— Этот номер не пройдет, нет, Тони. Я видел, как ты убил Риверса, хотя для этого не было никаких причин. Ты хотел, чтобы он открыл сейф, но ты сам мог сделать это. Тебе просто не терпелось убить кого-нибудь, что ты и сделал на сороковом этаже, чтобы не видели заложники. Весь вечер ты старался успокоить их и вдруг неожиданно изменил свои действия.

— В этом виноваты вы сами, мистер Лиленд. Вы должны понимать это. Вы, видать, стреляный воробей и знаете, что у нас нет другого средства доказать им, что мы в состоянии достичь своей цели.

Лиленд уже был на лестничной клетке.

— Ты знаешь, как делаются такие дела, Тони. Ты должен был убедить своих людей, но тебе это не очень удалось. Карл рвется в бой, не так ли? Ты допустил ошибку, когда позволил Карлу нажать на себя. В тот момент, как ты начнешь демонстрировать заложникам свою жестокость и беспощадность, с тобой будет покончено. Ты — живой труп, Тони. Тебе уже пора начать свыкаться с этой мыслью. Ты — мертвец.

— Хотелось бы переброситься с вами несколькими словами, мистер Лиленд, — это был Холленбек со своей приятной, непринужденной манерой говорить.

— Вообще-то я собирался отключиться.

— Отлично. Мы записываем их многочисленные переговоры по-немецки на тридцатой частоте.

3.10, тихоокеанское поясное время

Лиленд продолжал подниматься. Карл победил, и теперь они действительно идут за ним по пятам. Если они убьют его, то овладеют ситуацией. Мышцы болели от перенапряжения, поскольку он не мог практически ступить ни на одну ногу. Он непрерывно взбадривал себя. Полицейский это делает автоматически, вспоминая, чему его учили, но, поскольку шутка несколько затянулась и продолжалась уже восьмой час, ему это давалось все труднее. Как-то несподручно было острить с закрытым ртом. Он уже вспоминал о «Сессне-310». В двадцатом веке, когда разобщенность между людьми достигла максимума, они стали искать утешения в вещах, хотя это еще никогда не помогало. Он хотел думать о Карен, хотел вспомнить ее. Какая-то частичка его не могла осознать ее смерть. А если бы их жизнь сложилась счастливо.

Он хотел попробовать выбраться на крышу, если они не опередят и не убьют его. Ему хотелось думать, что они медлили из осторожности. Они знали, что он ранен. Если он доберется до крыши, то сообщит об этом Холленбеку. Может быть, полиция воспользуется моментом и проникнет в здание?

Он услышал, как внизу, совсем рядом, открылась дверь. Он находился между тридцать девятым и сороковым этажами, а ему еще надо было выйти к лестнице, ведущей на крышу. «Минутку! На связи Холленбек? Может быть, Робинсон отсутствовал, поскольку полиция готовила еще одну атаку? Они перехватили переговоры немцев и поняли, что те замышляют. Может быть, у него будет передышка? Ну же, ну!» Ему захотелось прокричать это вслух.

Он отчетливо слышал шаги, стук ботинок, ступающих по бетонным ступеням. Он не знал, слышны ли его шаги. Он даже старался дышать тише. Если парень приблизится, он будет стрелять по лестнице, чтобы того поразило рикошетом. Его самого так чуть не убило, когда он сбросил заминированный стул в шахту лифта.

Он стал терять нить происходящих событий. Что же он натворил? Скезикс упал на бульвар Уилшир. Девушка, работавшая у сейфа. Еще тот, которого он послал им в лифте, усадив на стул. Он был первым. И тот парень у окна, который не купился на вопли индюка, но все равно проиграл единоборство с Лилендом и сообщил ему кое-что о взрывчатке. «Да, длинная ночь. И никто не заплатит сверхурочные».

Лиленд вспомнил, что на крыше у него был припрятан небольшой арсенал — автоматическая винтовка Скезикса и его сумка с боеприпасами. В общей сложности у него было сто тридцать патронов. Если занять для обороны выгодную позицию, то этого могло хватить надолго.

Он спешил на сороковой этаж, при ходьбе опираясь на стену. Замок громко щелкнул, когда он отпустил ручку. Надо было торопиться. Поймет ли человек внизу, что это всего-навсего дверной замок, а не его очередная ловушка? У него было важное преимущество: он хорошо знал дорогу к лестнице, ведущей на крышу. Здесь его уже обстреливали. Теперь ему хотелось проделать весь путь до конца и выжить. Он сделал чертовски много. Когда взойдет солнце, весь мир увидит и поймет, что эти люди не так уж умны и непобедимы, как они пытались убедить самих себя и всех, кто имел хоть малейшее желание слушать их. Им противостоял всего один человек. Он перечеркнул все, чем они так любили хвастаться. Ему одному удалось перечеркнуть все их планы.

Сзади хлопнула дверь. Он побежал вприпрыжку, но потерял равновесие и упал на стол. Кто-то несколько раз выстрелил, и раздался звук бьющегося стекла. Если он ответит, то обнаружит себя. Сколько еще офисов придется пройти, прежде чем он выберется в холл? Два, три? Теперь два.

Издалека доносилась стрельба, грохотало тяжелое автоматическое оружие банды. Отлично. В холле горел свет, но надо было рискнуть. Он уже двинулся вперед, когда позади услышал девичье хихиканье.

— Бросьте оружие, пожалуйста.

Он бросил.

— Теперь повернитесь.

Это была маленькая блондинка в военном комбинезоне, который был ей непомерно велик. Она держала оружие обеими руками. Увидев на нем полицейский жетон, она от удивления широко раскрыла глаза.

— Вы полицейский? Где детонаторы? Живо отвечайте.

— На крыше.

— Ясно. Пожалуйста, достаньте пистолет, но только двумя пальцами.

Он отдал ей пистолет, который она бросила в вещмешок.

— Теперь скажите, в каком месте на крыше?

— Справа. Там лестница, ведущая в лифтовую башню, а напротив алюминиевая коробка...

Она махнула пистолетом.

— Покажите.

Он открыл дверь. Пока они поднимались по лестнице, она держалась сзади. Все лампы, за исключением нескольких флуоресцентных, были вывернуты. Первая ошибка. Он не знал, что будет делать, когда они доберутся до оружия Скезикса. Она ведет себя очень осторожно и не даст приблизиться к коробке.

— Все это ужасно, — сказала она. — Вам, видимо, доставляет удовольствие много убивать. Но вы всего лишь хорошо обученная ищейка. Вы хотели спасти здание, но разрушили его.

— Детка, плевать мне на здание, — он стоял на верху лестницы. — Надо открыть дверь.

— Минуту, — она щелкнула переключателем рации. Некоторое время она говорила по-немецки. Выслушав ответ Малыша Тони, сказала: — Нет, нет.

Это прозвучало очень по-женски: она давала мужчине понять, что в помощи не нуждается. У Лиленда появилась мысль.

— Теперь откройте дверь, — сказала она.

Со стороны холмов дул сильный, порывистый теплый ветер. Все небо очистилось.

— Ты не спросила меня, почему мне плевать на здание.

— Что ты говоришь, дедуля? Давай, топай!

— Не любите вы работать головой. Ну почему я не спустился вниз, чтобы выбраться из здания?

— Просто сгораю от любопытства. Выкладывайте все. Теперь вам остается только оправдываться.

— Детонаторы лежат с той стороны коробки, Урсула.

— Что? Меня не так зовут... — он бросился на нее, но она успела выстрелить, ранив его в левое бедро. Но он уже валился на нее, и, когда раздался второй выстрел, почувствовал, как ему обожгло руку. Она упала, сильно ударившись. Он боялся, что она выстрелит еще раз, поэтому откатился влево. Он ударил ее по лицу, но она все же попыталась поднять оружие. Он ударил ее вторично. Она больно укусила его за большой палец и хотела ударить коленом в пах. Здоровой рукой он схватил ее за волосы и ударил головой о крышу. Она открыла рот. Он ударил ее еще раз. Слава богу, хоть ноги у него не сломаны. Он ударил ее еще три раза и, когда она уже не сопротивлялась, вырвал из рук оружие, встал и выстрелил ей в правый глаз. Его трясло от ярости, облегчения и безумной радости победы. Он снова выстрелил.

Разрядив в нее всю обойму, он еще трижды нажал на курок и последнее, что помнил, это как сбросил ее тело с крыши, чтобы Тони знал, что у него еще есть порох в пороховницах. После этого Лиленд потерял сознание.

Он не знал, сколько времени пролежал без сознания. Часы показывали 3.38, но это ему ни о чем не говорило. Пуля задела бедро: на нем на расстоянии пяти дюймов друг от друга были видны две маленькие аккуратные дырочки в тех местах, где она вошла и вышла. Блеснула лужица крови размером с десертную тарелку. Он заполз за алюминиевую коробку и положил оружие Скезикса. Завязкой от вещмешка как жгутом перетянул рану. На улице раздалась оружейная стрельба.

Возможно, он был без сознания менее минуты. На этот раз он ничем не выдаст своего затянувшегося здесь присутствия. Ему подумалось с тоской, что эти люди не знают усталости. У них наверняка был амфетамин, кроме того, они могли найти кокаин Эллиса. Тупицы — они стоили друг друга. Ему хорошо были видны двери, что вели на лестницу и в лифтовую башню. Он наблюдал за обеими. Пока не было никаких неожиданностей.

— Ханна, — вдруг позвал кто-то.

По лестнице поднимался человек. Возможно, он слышал выстрелы. Этот будет восьмым. Дверь открывалась наружу, в сторону Лиленда.

— Ханна!

Дверь широко открылась, но никто не появился. Она начала закрываться, и Лиленд выстрелом захлопнул ее. Он ждал.

— Мы оставляем тебя здесь, пока, — крикнул Малыш Тони. — Но не волнуйся, когда рассветет, мы вернемся и убьем тебя. Я лично убью тебя — поверь, так будет лучше для тебя.

С улицы донесся грохот длинной автоматной очереди.

— Привет, Холленбек.

— Привет, дружище. Как вы?

— Я на крыше. Мне кажется, они закрыли дверь на замок. Меня ранило в ногу, но несерьезно. Ах да, еще одного вывел из строя.

— Шутите!

— Нет. Звали ее Ханна.

— У, черт!

— Это третья женщина. Я уже почти привык к этому. Что происходит у вас, внизу?

— На связь выходил наш немецкий ас и подробно изложил программу своих действий. Мы тут много чего наслушались, пока они говорили по рации, но о женщинах не было сказано ни слова. Это просто гадко, мерзко и отвратительно.

— Не будьте таким старомодным.

— Он сказал, что они ловят вас, и Робинсон попытался отвлечь их. Хотелось бы точно знать две вещи: во-первых, вы уверены насчет их числа? Мы приняли твердое решение готовиться к захвату здания.

— Я слышал, как они говорили об этом. Что это, на Робинсона нашло просветление?

— Теперь мы знаем, кто вы! Он по-прежнему кроет вас последними словами, но, по крайней мере, он — и все мы — уверены в вас. Вы знаете, что делаете. Во-вторых, немец обмолвился, что у вас есть жетон. Что это значит?

— Так, одна штука. Я прикрепил его, чтобы вы меня узнали.

— Им нужен этот жетон. Не снимайте его. Здесь находится заместитель начальника, он полностью проинструктирован и будет руководить операцией. Билли Гиббс говорит, что хочет рассказать о вас газетчикам. Не отключайтесь.

Он по-прежнему держал палец на кнопке и услышал, как Холленбек сказал:

— Он убил еще одного, седьмого.

— Сукин сын, — на мгновение рация умолкла. — Джо? Это Винс Крейн. Два года назад мы встречались в Новом Орлеане.

— Как вы? — Он был в Новом Орлеане на конференции два года назад, но не помнил Крейна в представительной делегации от Лос-Анджелеса.

— Нормально. Я думаю, что именно благодаря вам все пройдет отлично. Мне бы не хотелось встретиться нос к носу с этими двенадцатью. Послушайте, теперь пусть они поговорят. Держитесь по мере сил и возможностей. Мы все понимаем и, поверьте мне, действуем с должной осторожностью. Вы будете молодцом?

— Когда поедут за едой, закажите мне кофе и булочку.

Тот засмеялся.

— Об этом не волнуйтесь. Передаю рацию сержанту Пауэлу.

— Эй, напарник, — сказал Лиленд.

— Я польщен. Но вы нас надули. Есть новости. Я разговаривал с Кэти Лоуган. Она не помнит вас, совершенно не помнит.

— Это ты выдумал, парень.

— Нет, она наговорила о вас много хорошего. Но она знает о вас только то, что вы в каком-то здании воюете с какими-то мерзавцами. Кроме того, радио и телевидение уже в курсе и вещают на полную катушку. Они хотели бы передать ваш с Кэти разговор по рации. Вы стали популярной личностью.

— Мне не нужен цирк.

— Теперь уже поздно об этом говорить.

— Мы еще поговорим, потом, Пауэл.

— Зовите меня Эл.

— Джо. Итак, договорились? Потом.

— Конечно. Теперь будьте осторожны.

4.53, тихоокеанское поясное время

Он проснулся от боли. Еще не открыв глаза, он знал, где находится, но не сразу вспомнил, что произошло, поскольку память только начинала возвращаться к нему. Он не мог пошевелиться, настолько был весь изранен. Ныл даже большой палец в том месте, где Ханна укусила его. Похолодало, хотя скорее всего его организм просто перестал сопротивляться. Перед тем как заснуть, он прикинул, что потерял около пинты крови, — столько обычно сдают на донорских пунктах. Для него при данных обстоятельствах это — чертовски много. Небо по-прежнему было темным. До рассвета оставалось еще часа полтора.

Он решил попробовать встать. От мучительной боли в левой ступне хотелось расплакаться. Бедро горело. Когда-то в юности пуля всего лишь царапнула его, но ощущение было такое же. Он мог идти, но, чтобы добраться до противоположной стороны крыши, где раньше лежало тело Ханны, ему потребовалось пять минут. Он остановился — какого черта его потянуло к этому месту? Необходимо было рассчитать каждый шаг. Он достал рацию и, переждав мгновение, включил ее.

Что-то смутно беспокоило его. Полиция спрашивала его о численности банды. Почему? Ее удивило, как они оборонялись? Но эти ребятки обучались своему ремеслу в партизанских лагерях, разбросанных по всему Ближнему Востоку. И они умели ставить заградительный огонь не хуже морских пехотинцев. Эл мог и не знать этого, поскольку двадцать четыре часа в сутки занимался своей рутиной.

Лиленд решил только слушать. На двадцать шестой было тихо. На девятнадцатой женщина по-немецки повторяла какие-то слова и цифры. Девятая молчала. У полиции были свои рабочие частоты, но банда могла прослушивать их, если имела соответствующую аппаратуру.

Надо было готовиться к встрече с противником. Они явятся не раньше, чем через час, дождавшись, когда над горами взойдет солнце. Больше всего его угнетало отсутствие информации о Стеффи. Он не допускал мысли, что она умрет раньше него. Он пережил Карен и не представлял, как можно пройти через эту муку еще раз. Он не вынесет этого.

Он покачал головой. Через час его придут убивать, а он сокрушается, что так долго живет. Он приблизился к краю крыши, но из-за пораненных ног не смог забраться на вывеску, чтобы посмотреть на бульвар Уилшир. В очередной раз он подумал, правильно ли сделал, что не вышел в эфир, ведь у полиции могла быть для него информация.

Казалось, теперь по всему городу горело значительно больше огней. Он купил «Сессну-310» после развода. Он знал, что это его последний самолет, и мало пользовался им. В жизни всегда наступает такой момент, когда приходится расставаться с вещами. Последние шесть-семь лет жизни он всецело посвятил работе. Хорошей, интересной работе.

Он входил в состав группы, разработавшей первый генеральный курс, направленный на борьбу с терроризмом и угонами самолетов. Он создал систему обеспечения безопасности для одного из новых стадионов, которую с тех пор не раз копировали и которой строго придерживались. Он привык скрывать от людей, что именно он посоветовал владельцам магазинов заставить производителей мелких штучных товаров, например шариковых ручек, прикреплять их к большим картонкам, которые нельзя засунуть в карман. Люди настолько не любили связываться с картонными или пластиковыми упаковками, что не принимали никаких объяснений, хотя воровство в магазинах во всем мире расцвело таким пышным цветом, что всерьез угрожало розничной торговле.

Из мира уходило понимание необходимости бережного отношения к другим людям. Добрососедские отношения были уже редкостью. Жизнь не сближала, а разводила людей в разные стороны. Они чувствовали себя гостями на своей собственной планете. Проектировщиков этого здания больше интересовала возможность потакать амбициозным замыслам кучки нефтяных воротил, что выразилось в создании помпезной площадки-подиума, чем забота о людях, для которых можно было бы посадить несколько деревьев и поставить ряд скамеек, где они могли бы просто посидеть и поговорить. Он включил рацию.

— Эл?

— Подождите. Он уже проснулся.

— Джо? С тобой все в порядке?

— Что значит «он проснулся?» Я здесь, например, писал письма и приводил в порядок кое-какие дела.

— Меня подменили на радиоперехвате. А ты бы просто посидел, отдохнул.

— Я и так отдыхаю, а вот у тебя голос усталый. Послушай, они собираются подняться за мной...

— Мы работаем над этим. Тебе будет оказана поддержка с воздуха.

Лиленд молчал. Если полиции удастся взять под контроль крышу, они высадят на нее людей. Для этого им потребуется помощь Лиленда, его поддержка, черт возьми; он должен будет прикрывать их. Если будет надо, он умрет. Какое громкое название они придумали для этой операции — поддержка с воздуха. Теперь у банды появилась еще одна причина желать его смерти. Они так давно заперли его здесь, что, может быть, их уже не интересуют разговоры на одиннадцатой частоте?

— Мне кажется, у вас ничего не выйдет. На этой крыше столько всего нагорожено, что они всегда найдут, где спрятаться. Пойми, они пришли сюда, чтобы здесь остаться. Я больше чем уверен: у них есть реактивные снаряды.

— Ну, чтобы проверить это, есть только один способ, не так ли, брат?

«Теперь они стали братьями», — подумал Лиленд. Но он чувствовал, что Эл что-то не договаривает.

— Послушай, давай говорить откровенно. Выкладывай все и не морочь мне голову.

— Мне следовало сказать тебе, Джо. Радио и телевидение ведут отсюда прямую трансляцию. Они передают все, о чем мы говорим.

Лиленд вздохнул:

— Значит, мне причитается?

— Не думаю.

— Тогда этим ублюдкам придется попытать счастья с теми, кто останется в живых.

Голос Эла прозвучал сдержанно:

— На востоке уже рождественское утро, Джо. Маленькие дети смотрят телевизор.

— Им положено быть в церкви. Если кто-то действительно хочет сделать для меня что-нибудь, он должен пойти в церковь.

— Не надо так, Джо. Все знают, что ты прошел через ад, но не надо отыгрываться на мне. Всем счастливого Рождества! Джо, мы не шутим. Как только рассветет, над зданием будут постоянно висеть вертолеты. Они прикроют тебя.

— Послушай. Хорошенько послушай и подумай! Я до сих пор жив лишь по одной причине — они контролируют ситуацию. Им бы очень хотелось сбить вертолет.

— Нет, Джо. Они требуют эфирного времени. Они хотят прорваться на радио и телевидение. Им хочется через спутники связи вещать на весь мир.

— Ну и что же?

— Мы тут переговорили кое с кем. Они говорят, что это очень трудно сделать и почти невозможно удовлетворить их требования. Мы пытаемся объяснить им это.

Когда забрезжит рассвет, вертолеты попытаются высадить на здание остатки спецподразделения. Если все пройдет успешно, они с боем будут пробиваться к заложникам, многие из которых к тому времени будут убиты. Среди последних могут оказаться Стеффи, Джуди и Марк.

Но у полиции ничего не выйдет. Тогда на смену ей придут армейские части, которые будут пробиваться сверху и снизу. Армейская операция завершится успешно, но при этом погибнут все. Лиленд решил, что спорить все равно бесполезно.

— Джо, ты достаточно бодр, чтобы поговорить с другом?

— Ты говоришь так, словно выступаешь по телевидению.

— Не цепляйся к словам, приятель. Мне не терпится пойти домой и посмотреть, что Санта-Клаус положил для меня под елку.

— А мне все дарят автоматы, — он переменил положение, стараясь не показывать голосом, как ему больно. — Теперь их шесть.

— Мне показалось, ты сказал семь.

— Семерых я убил. Последней была Ханна.

— Откуда ты знаешь ее имя?

Полиция должна была иметь полную картину того, что здесь произошло.

— Я хотел поговорить с ней о поэзии. Так что там с другом? — перед ним стояла любопытная дилемма: когда рассветет, ему уже не придется действовать вслепую, но при этом у него практически не останется шансов выжить.

— Ты можешь выбирать между Билли Гиббсом и Кэти Лоуган.

— Скажи Билли Гиббсу, что я по-прежнему летаю. Он поймет.

— Значит, ты хочешь поговорить с мисс Лоуган?

— Да, с ней.

— Но тебе придется делать это перед всей страной. Билли Гиббс слышал тебя по телевизору и просит передать, что солнце должно вставать у тебя из-за спины, если ты понимаешь, что он имеет в виду.

— Это значит, что Билли знает, кто здесь капитан, — совет старого друга был весьма кстати. Лиленд с трудом перебрался на восточную сторону здания.

— В этом звании ты служил во время войны?

— Ты дашь мне поговорить с Кэти или нет?

— Придется, а то телезрители завалят меня ругательными письмами.

— Я все время забываю, что у нас есть аудитория. Жаль, что они пропустили половину зрелища.

— Опять ты об этом. Ты уверен, что убил семерых?

— Да.

— И что их всего двенадцать?

— Они сами это сказали, я слышал, и сказано это было не для меня.

— Что ты имеешь в виду?

— С девяти вечера вчерашнего дня мы здесь играем в кошки-мышки. Если кто-нибудь из них останется в живых, то в будущем году мы устроим встречу. Будем есть пиццу и мирно беседовать. Ладно, давай Кэти Лоуган.

— Слушай, какое счастье, что я не патрулирую вместе с тобой.

— Джо? Это Кэти. Ты слышишь меня?

— Так хорошо, будто нахожусь в кондитерской лавке за углом. Хочешь пойти в кино? Как ты?

— Мне до смерти хочется в кино. Чувствую себя замечательно. А ты? У меня работает телевизор. Складывается впечатление, что у вас там настоящая война.

— Нет, просто один неразговорчивый полицейский пытается утихомирить своих соседей.

— Эта правда, что они говорят? Ты все это сделал?

— Да.

— Нет, это невозможно.

— Понимаю. Послушай, это моя профессия. Здесь одна девушка назвала меня дрессированной ищейкой. Эти люди не привыкли видеть в противнике человека. Тебе все равно, что нас слушают?

— Другие? Все равно. Мне интересно слушать тебя.

— Да, я натаскан, тренирован, специально обучен. Но я не собака и вообще не зверь. Я человек, однако, по всей видимости, до них это не дошло.

— Я согласна с тобой, Джо, но я не такая смелая, как ты.

Глазами он искал, как лучше проникнуть в здание с крыши. Если пятеро оставшихся в живых сейчас слушают их разговор, пусть себе думают, что он просто болтает с девушкой. Он слышал аромат ее духов. Он чувствовал вкус ее губ. Слава богу, судьба не отняла у него хоть этой возможности.

— Хорошо, это личный разговор. Ты прослушала пленку?

— Да.

— Меня прервали эти люди. Они не знали, что я ушел с вечера, чтобы позвонить тебе. Я поднялся наверх и увидел, как они убили человека по имени Риверс. Антон Грубер прострелил ему сердце. Я свидетель этого. Зажигая лампы, я пытался азбукой Морзе передать сигнал бедствия, но они послали одного парня убить меня. Я сломал ему шею и отправил обратно. Ты должна знать, кто я. Я проработал здесь патрульным почти тридцать пять лет. Полиция хочет знать все, что здесь произошло. Ты понимаешь, почему я так поступил?

— Да.

— Мне хотелось бы поговорить только с тобой, — он определил, что с крыши невозможно проникнуть внутрь. — Я все время думаю о том месте на берегу. Не скоро я смогу опять ходить, ну да ничего.

— Почему ты не можешь ходить?

— Я тебе потом расскажу, — единственным возможным путем, который он знал, был путь через вентиляционную шахту, но оттуда он не сможет двинуться ни вниз, ни вверх. Даже если бы у него были целы ноги.

Ему казалось, что, если убедить Малыша Тони в своей полной недееспособности, это сыграло бы ему на руку. Ему придется огнем прикрывать вертолеты, если только по какой-либо причине не потребуется опять доказывать банде, что он может сам себя защитить. Сколько времени? 5.30. Через пятьдесят минут начнет светать.

Он все говорил, будто читал наизусть в классе, вслух перечисляя, сколько человек убил. Он решил провести инвентаризацию всего своего имущества, включая пустой револьвер Ханны. У него было два вещмешка, автоматическая винтовка чешского производства Скезиса и почти три обоймы патронов. На ноге были намотаны полотенца. Может быть, они тоже пригодятся. Что еще? А от него самого что осталось?

До рассвета было еще далеко. В свободные минуты из-за своей усталости он будет просто всматриваться в чернильную темноту, которая буквально давит на глаза. Летчикам, морякам и водителям это ощущение знакомо.

Он сказал Кэти, что не знает, кто подал ему сигнал, сообщив, что полиция направляется к зданию. Но ему хотелось верить, что это был какой-нибудь актер, который вместе с красивой женщиной принимал водный массаж в своей ванной. Наверное, сигналила она, а он давал ей указания, как это делать. Кэти подыграла ему и сказала, что знакома с этим парнем и что он с радостью предоставит им свою ванну. Лиленд не понимал, о чем это она.

— Я ценю это, Кэти. В самом деле.

— Когда все кончится, я хочу увидеть тебя. Я хочу, чтобы ты остался жив.

Он вспомнил совет Билли Гиббса. Интересно, теперь, в этом состоянии, он испугается высоты в четыреста футов?

— Я тоже хочу жить. Эл, ты на связи?

— Я старался держаться на почтительном расстоянии. Чем могу быть тебе еще полезен, помимо того, чтобы заказать шампанское и икру? Только не требуй, чтобы я обслуживал тебя за столом.

— Ну и юмор у тебя. Я готовлюсь на тот случай, если у вас ничего не выйдет. Мне нужно, чтобы солнце находилось сзади меня.

— Оно появится примерно на десять градусов левее небоскребов в центре города. Я обожаю тебя. Ты понимаешь? Я с тобой.

— Спасибо, Эл. Билли Гиббс расскажет тебе, какой я напарник. Кэти, ты там?

— Да, Джо.

— Ты следишь за событиями по телевизору и знаешь, что вертолеты появятся на рассвете, если не раньше, — он прикидывал, сколько сможет нести на себе. Нет, взять следовала только самое необходимое. Надо было составить план и действовать, исходя из того, что Малыш Тони все слышал и теперь обдумывал, как Лиленд попытается обставить его. Ладно, к черту; Билли Гиббс дал самый стоящий совет. Если солнце будет у него за спиной, он попытает счастья.

Билли знал, что Лиленд будет наступать. И он был прав, прав, черт возьми. Из-за этих скотов он стал главным действующим лицом фильма ужасов. Если бог будет милостив, он поможет ему убить всех их. Эта мысль приходила к нему уже не в первый раз, но теперь он желал этого как никогда.