Конечно, террористы услышали бы выстрелы, но, если бы он лучше работал головой, если бы он только захотел воспользоваться предоставившейся возможностью, он мог бы изрешетить их, спрыгнуть обратно в кабину и успеть покинуть лифт до того, как тот достигнет сорокового этажа.

Его снова затрясло. Неужели он впадает в шоковое состояние? Он до сих пор слышал хруст ломаемой шеи. Нет, он не имеет права думать об этом! Если он поддастся чувствам, то его обязательно поймают и убьют — это всего лишь вопрос времени. На сей счет он не должен заблуждаться: если его поймают, его убьют.

В юго-западном углу он обнаружил открытую дверь. За ней оказалась большая комната, в которой были сложены флуоресцентные лампы для вывески на крыше. Там же была лестница, ведущая вниз, в коридор, по которому он проходил здание перед тем, как на его глазах убили Риверса. Если Лиленд правильно понял ход их действий, Карла отправили вниз, поэтому на сороковом этаже должен был остаться только один человек. Часы показывали 22.25. Значит, чтобы найти дорогу и спуститься из лифтовой башни, ему понадобилось почти десять минут. Сколько этажей они успели осмотреть? Лиленду не терпелось узнать, что они делали в помещении руководства. Но гораздо важнее было передать сообщение наружу. Он вернулся на крышу.

Рация имела пять диапазонов рабочих частот, которые кто-то заботливо пронумеровал. Переключатель был установлен на частоте двадцать шесть. Лиленд включил рацию.

— ...вы видите, что дальнейшее сопротивление бесполезно. Если не сдадитесь к половине одиннадцатого, мы начнем расстреливать заложников. Кто знает, может быть, среди них окажется дорогой и близкий вам человек...

Дерьмо! Малыш Тони Грубер бросил пробный камень. Он же хотел, чтобы заложники чувствовали себя спокойно. Поэтому он не будет расстреливать их. Он даже не знал наверняка, слушает ли его Лиленд. Конечно, если Лиленд ответит, дело получит иной оборот, и не в его пользу. Что-то в связи с этим не давало ему покоя. Да, теперь они знали, что он вооружен, но Лиленд все равно не мог понять, почему Грубер так церемонился с ним, тратя столько сил и энергии.

Они еще не были готовы придать делу огласку. Им позарез нужно то, в чем отказал Риверс здесь, на сороковом этаже.

За две минуты до срока Лиленд включил рацию и нажал на кнопку «вкл.».

— Строчишь, как из пулемета, черт тебя побери. Слово невозможно вставить. Хочу заключить с тобой сделку. Ты слушаешь?

— Да, говорите.

— Дай девушке спуститься вниз. Она ни в чем не виновата и боится, что с ней что-то случится. Пусть она спустится на лифте. Что скажешь? Согласен?

— Хорошо, согласен... Вызовите лифт и посадите ее...

Лиленд не слушал его. Он положил рацию на стол в юридической библиотеке и быстро пошел по длинному коридору, ведущую к двум трупам и помещению руководства. По подсчетам Лиленда, у него была минута времени. Этого достаточно, чтобы они поняли его обман. Кто же из них остался здесь? Лиленд хотел запугать, устрашить их, насколько это было возможно. Во всяком случае, вид у него и так был устрашающий, поскольку с головы до ног он был испачкан смазкой.

Когда он дошел до конца коридора, свет погас.

Лиленд замер. Он услышал, как что-то щелкнуло. Далеко, где-то за углом, пытались тихо повернуть дверную ручку. Лиленд отступил назад, развернулся и побежал. Он услышал, как они приближаются, остановился, обернулся, пригнувшись, и дал очередь. В темноте не было ничего видно. Грохот «томпсона» оглушил его, но он чувствовал, какие разрушения причинили выстрелы, разорвав обшитую панелями перегородку в противоположном конце комнаты и разбив стеклянные витражи на потолке.

Они вычислили его, поняли, где он находится. Он отступал дальше по коридору по направлению к библиотеке, дал еще одну длинную очередь. Его трясло от сознания того, что в тот момент, когда он откроет дверь, ему выстрелят в спину. Он добежал до двери библиотеки и, споткнувшись на пороге, ввалился внутрь.

Он с трудом поднялся на ноги, плечо занемело от удара о стул. В этот момент коридор прошила очередь ответного огня. Автоматы Калашникова — их ни с чем не спутаешь. Он должен во что бы то ни стало заполучить один из них. Из огненного дула по всей длине коридора сыпался град трассирующих пуль. Лиленд слышал, как под их разрушительным натиском трещали и ломались перегородки комнат в южной стороне здания. Он не собирался соревноваться с ними в стрельбе. Насколько он понимал, его обходили с противоположной стороны. Учитывая, что перегородки были разорваны в клочья, ему приходилось пригибаться. Он выскользнул через дальнюю дверь, повесив рацию на плечо. Он чувствовал себя Робинзоном Крузо, спасающимся бегством от людоедов.

Он пересек этаж по южной стороне, прячась под столами, перебегая из одной крошечной комнаты в другую. Прозвучали три одиночных выстрела; они находились в библиотеке. Он шел, рискуя нарваться на них. Как они догадались? Где-то он ошибся, но где — не знал. На этом этаже совершенно нельзя было обороняться. Если удастся добраться до северно-западной лестницы, то можно спрятаться на нижних этажах.

Он остановился в коридоре западной стороны. Здесь свет тоже был выключен. До этого он горел! Они гнали его по зданию, как затравленного оленя. Его перехватят на полпути к северо-западной лестнице и расстреляют в упор. Интересно, удалось ли им узнать что-нибудь о нем от тех, кто находился внизу? Там был Эллис, босс Стефани. Да, Стефани еще предстоит извлечь урок из всего этого.

Если он так и будет стоять, то здесь и умрет.

Он еще раз бросил взгляд на коридор. Дверь, ведущая на крышу, была в двенадцати футах. Слишком далеко, учитывая, что рация, вещмешок и «томпсон» тянули его вниз, как камень утопленника, и мешали быстро бежать. Он постучал по перегородке, отделявшей его от офиса, расположенного напротив двери. Деревянные панели толщиной около восьми дюймов, внутри — пустота. Если бы было время, он пробил бы ее ногой и прошел бы насквозь, как это делает крыса, прогрызая пластиковую обшивку стен.

Он посмотрел на потолок: если сдвинуть полиуретановые плиты, которыми тот выложен, он сможет перебраться через верх.

Если будет действовать быстро.

Оказавшись по другую сторону перегородки, он повис, ухватившись за металлическую опору, и спрыгнул на пол с высоты полутора футов. Решил было поставить на место потолочные плиты, но понял, что его в любом случае быстро обнаружат. Плечо пульсировало. Завтра оно будет деревянным, а «томпсон» в данной ситуации лишь усугубит дело. Ему приходилось стрелять из него во время стажировки в ФБР: ощущение такое, будто ты пытаешься задержать Ларри Чонку.

Дверь в коридор была заперта снаружи. Он отступил назад. Решение перебегать от одной двери к другой оказалось невыполнимым. Когда они дойдут до смежной комнаты и увидят дыру в потолке, то сразу все поймут.

Он загнал себя в угол. Ситуация напоминала садовый лабиринт, который так любят англичане. Они будут стрелять, пока не убьют его. Дик Трейси всегда так поступал.

В отличие от великого чикагского детектива Джо Лиленд оказался в обратной ситуации — плохие мальчики захватили его дочь, да и его самого вот-вот постигнет та же участь. Его, Счастливчика Линди! И вдруг он впервые подумал о том, что хочет убить их. Да, он хотел этого!

Замок был закрыт крепкой, начищенной до блеска алюминиевой пластиной. Оставалось надеяться, что заряды в патронах были необлегченные. Не хватало только, чтобы пули рикошетили по всей комнате — тогда уж ему крышка. Он встал сбоку и дал длинную очередь. Дверь распахнулась внутрь, как это обычно описывается в историях про привидения.

Лиленд подумал, что все не так безнадежно. Теперь, когда он обнаружил себя, ему оставалось только гадать, ждут ли его в конце коридора или в соседней комнате. А может быть, его подкарауливают на лестнице, ведущей на крышу?

Даже если он доберется до крыши, неизвестно еще, удастся ли ему уйти. В любом случае раздумывать было некогда. Одним рывком он пересек коридор, и тут же прозвучали пять выстрелов, как ему показалось, из автоматической винтовки. Пули просвистели в футе над его головой.

Он вскочил и побежал в направлении лестницы. Снова раздались выстрелы. У них было столько боеприпасов, что они могли не только сдержать, но и отразить наступление роты морских пехотинцев, особенно учитывая занимаемую ими позицию. Оказавшись на верху лестницы, Лиленд пригнулся и разрядил всю обойму в открытую дверь внизу, стараясь выиграть время. Он не слышал ничего, кроме грохота автоматных очередей. Чтобы перезарядить «томпсон», потребуется слишком много времени. Человек с автоматической винтовкой появился внизу раньше, чем Лиленд успел выскочить на крышу. На какое-то мгновение силуэт Лиленда обозначился на фоне бледного неба. Лиленд увернулся, но человек опередил его, и две пули просвистели буквально в нескольких дюймах от глаз.

22.40, тихоокеанское поясное время

Сколько их? На сороковом этаже их не могло быть больше двух, но, охваченный паникой, Лиленд допускал и другое. Теперь это не имело значения. Они загнали его, как собака загоняет на дерево кошку.

Он вновь оказался на прохладной металлической поверхности рабочего помоста внутри лифтовой башни. Он надеялся обезопасить себя, прорвавшись на крышу, но они уже поднялись по огороженной лестнице и сами нашли выход туда. Он уже почти скрылся, когда они все-таки заметили его, но не смогли подняться по лестнице, рискуя в любой момент получить пулю, теперь ему уже некуда было отступать. Заглянув в шахту, Лиленд увидел, что они открыли люк на крыше кабины, поняв ход его мыслей, и теперь наступали на пятки. Вот он я, берите! Сам преподнес себя на тарелочке.

Лиленд повернул переключатель рации, поставил его девятый диапазон и затаился в углу за дверью, ведущей на крышу. Он услышит, когда они подойдут. Одновременно можно наблюдать за шахтой лифта, хотя проку от всего этого мало. Им следовало перенести свои действия к другому блоку лифтов, тогда с ним было бы покончено. Лиленд нажал на кнопку «вкл.».

— Помогите, — прошептал он. — Помогите. Сообщите полиции, что иностранные террористы захватили здание компании «Клаксон ойл» на бульваре Уилшир. Взято много заложников. Повторяю. Помогите...

Когда он отпустил кнопку, ему ответили.

— Не думаю, что это поможет. Вы слышите меня? Мы знаем, где вы. Подтвердите, что слышали меня, пожалуйста.

Лиленд нажал на кнопку.

— Что вы хотите?

— Хочу заключить с вами сделку. Настоящую сделку. Между прочим, эти маленькие рации довольно маломощны, и передавать сигналы бедствия, находясь внутри железной клетки, бесполезно. Вы слушаете?

— Да.

— Оставайтесь на месте. Мы больше не хотим крови. Оставайтесь на месте и не мешайте нам. Не вынуждайте нас идти на крайние меры, иначе мы до вас доберемся. Тогда пощады не ждите, вы должны это прекрасно понимать.

Лиленду показалось, что до него донесся какой-то звук.

— Как вы вышли на меня?

— Вы нам в этом помогли; сами подсказали, где вас искать, — ответил Грубер развязно, — когда попросили отправить девушку вниз. Вы слышали наш разговор в лифте. Решили, что я охотно поверю в ее существование? Разговора об одежде, полагаю — вашей одежде, — которую мы нашли, никогда не было. Может быть, вам это кажется бессмысленным, но я люблю использовать ошибки противника, заставляя его действовать на основе неосознанных побуждений. Теперь я вижу, что вы понимаете это. В конце концов, вы сами придумали забраться на крышу лифта. Кто вы? Вы смелый человек...

К чему эти увертки? Нерешительность, которая предваряла слова Грубера о том, что в случае чего его не пощадят, Лиленд воспринял как намек на брата погибшего парня, который наверняка был настроен воинственно и мстительно и, если еще не вышел из подчинения, то готов был сделать это в любую минуту. Видно, у них уйма свободного времени. 22.50. Через час и десять минут наступит Рождество. В Нью-Йорке три часа утра. В Европе десять часов. Папа Римский всегда обращается к пастве с рождественским посланием. Интересно, в этом году он появился на людях? Самым страшным кошмаром для итальянской полиции стало покушение на жизнь папы. Но какое отношение имеет папа к нефтяной компании, строящей мост в Чили?

Лиленд потер глаза. Он проснулся до начала передачи «Доброе утро, Америка» в Сент-Луисе в семь часов утра, по центральному поясному времени. Сейчас там почти час ночи.

У них уже наступило рождественское утро. Если бы он заснул в самолете, он не познакомился бы с Кэти Лоуган. Она, должно быть, уже дома, думает-гадает, не сломался ли ее автоответчик. Бессмысленно надеяться, что она поймет что-либо из оборвавшейся записи. Они поцеловались, как дети. Ему хотелось выбраться отсюда и поцеловать ее еще раз.

Возможно, они только хотят усыпить его бдительность, убеждая, что ему ничто не угрожает. Разгадав его план, они блокировали последний этаж. У них все было готово для встречи с человеком, который имел глупость обнаружить себя.

Вопрос: что он рассказал им о себе.

Ответ: сказал, что сможет оказать им достойное сопротивление.

Что ж, исходя из этого и трезво оценивая свои силы, можно было предположить, что они будут защищать то, что имеет для них наибольшую ценность. Руководителю банды потребовались считанные секунды, чтобы предупредить своих людей на сороковом этаже о его появлении. Одновременно он занимал Лиленда разговорами по рации. Значит, они работали на нескольких частотах. Надо было сохранять спокойствие и не терять головы. Они еще не были в курсе того, что он понимал по-немецки, хотя и очень плохо. Рация могла сослужить не меньшую службу, чем «ТОМПСОН».

Если, конечно, ему еще представится случай воспользоваться и тем, и другим.

Мысли путались, он опять впал в полузабытье. Дик Трейси с помощью «томпсона» всегда выбивал идеальные кресты. Очевидно, что Честер Гоулд никогда не пробовал скакать ни на одной из этих диких лошадей.

Лиленд не знал, стоило ли еще раз попытаться передать сообщение.

Он боялся открыть дверь и выглянуть наружу.

Карен от всего этого была бы в восторге. Это точно. Ей понравилось бы все; начиная с момента прибытия в аэропорт Сент-Луиса и кончая тем, что происходит с ним сейчас. То, как он размахивал браунингом перед носом водителя фургона. То, что он поцеловал Кэти Лоуган. То, как наделал столько ошибок, что теперь не может ни шевельнуться, ни произнести ни слова. Национальная гордость! Национальный герой Америки! Грех гордыни. Прямо как в интервью с одним красавчиком, бейсбольным профи: «Моя жена была всего-навсего обыкновенной студенткой колледжа, но со временем она научилась достойно дополнять меня».

Лиленда передернуло. За свою жизнь он причинил боль многим людям, но Карен обидел больше всех. Не считая, разумеется, тех, кого убил. Он нажал на кнопку.

— Послушай, фриц. Мне надоела эта дешевка. Сыт по горло. Скажи, что затеяли твои мерзавцы?

Грубер рассмеялся.

— Забавно. Может быть, вам лучше спуститься и сдаться?

— Ты только что сказал, что пощады мне не будет. Карл там? Он слышит меня? Я хочу поведать ему, как сломал шею его брату.

Раздался какой-то звук, и рация умолкла. Лиленд посмотрел на часы: почти одиннадцать. Он взглянул на дверь и прикинул, сможет ли услышать их шаги, когда они будут подниматься по железной лестнице. Он снова задрожал. Температура понижалась; ведь Лос-Анджелес — пустынный город. Его трясло.

Некоторое время он крутил переключатель, стараясь перехватить их разговоры, затем прибавил звук, поймав какую-то рождественскую передачу. Он прислушался. Жители города собирались на празднование. Дети рассказывали, как будут кататься на лыжах во время рождественских каникул. Юта. Кто-то возвращался в Аризону. Ему нравилась размеренная жизнь.

Надо было как-то бороться с холодом. Его отец, который то же был полицейским, учил делать десять глубоких вздохов: это насыщает кровь кислородом, который ускоряет теплообмен. В течение двух лет его мать перенесла два удара, и отец сам ухаживал за ней. Карен была за кем-то замужем, когда умерла, но это — не одно и то же.

Она умерла во сне. Остановилось сердце. Рано утром ему позвонил ее муж, а Лиленд в благодарность за это опять забыл, как его зовут. Они были женаты два года, а он все не мог запомнить имя, словно от этого зависела жизнь. Он понимал, что таким образом хотел похоронить воспоминания о неудавшемся браке. Как они ни пытались, их семейная жизнь, в конце концов, пошла под откос. Не сумели сохранить семью. Дик Трейси получил свое прозвище за то, что, стреляя, выбивал идеальные кресты: ему всегда удавалось загонять нехороших мальчиков в помещение, а самому оставаться снаружи.

Подобно ребенку, пересчитывающему деньги, полученные на Рождество, Лиленд в очередной раз проверил патроны. Две полные обоймы, плюс отдельные патроны — более сорока выстрелов. Если в следующий раз он окажется с кем-нибудь из них один на один, надо будет обязательно раздобыть еще автомат.

«Ты превосходишь самого себя», — подумал он.

Я никуда не поеду.

После их развода и ее нового замужества, после того как Лиленд бросил пить и восстановил прежнюю форму, он написал Норме Макивер в Сан-Франциско. Их и раньше тянуло друг к другу, но по многим причинам из этого ничего не получилось. В письме он рассказал ей все, что произошло. После развода он несколько раз бывал в той стороне по делам, но не решался связаться с ней, поскольку считал, что он пока не тот мужчина, которого она захочет принять. Теперь он чувствовал себя иначе и хотел видеть ее.

Норма позвонила ему. Они проговорили три часа.

Шесть недель спустя — быстрее он не мог устроить свои дела — он ехал из Международного аэропорта Сан-Франциско в нанятой им машине с откидным верхом. Погода была прекрасная. У Нормы была квартира в Ноб-Хил в двух кварталах от Собора. Ключ лежал в конверте под дверным ковриком. В записке она предупреждала, что не надо пугаться нестриженного карликового пуделя и что Джоанна, ее дочь, придет из школы домой без двадцати четыре. Он начинал новую жизнь. Норма была помощником инспектора школ Сан-Франциско, собака оказалась крошечным неугомонным уродцем, а Джоанна — высокой и стройной, как ее отец, и смуглой, как мать.

— Вы сбили столько самолетов, правда? А о моем папе говорится в самом конце книги.

— Он поздно начал воевать. Теперь, когда я стал старше, я понимаю, что все мы были очень смелыми, в том числе твой отец. Особенно он.

Рыбацкая пристань. А через три дня это была уже площадь Джека Лондона в Окленде. Норма стала очень красивой. За десять лет материнства ее характер смягчился, она постройнела; поскольку всего в жизни она добилась сама, то выглядела очень мудрой. Джоанна была идеальным ребенком: умная, любознательная, полная уверенности в себе. Как сказала Норма, она была в курсе, что ее мать и Лиленд будут спать вместе.

Это не имело значения. Они занимались любовью в ту первую ночь, прямо у нее на кухне, быстренько убрав со стола кофейные чашки. Он раздел ее. Никогда в жизни он не был так взволнован. Они занимались любовью с открытыми глазами, при полном освещении, глядя друг на друга. Он считал, что связал свою жизнь с самой лучшей женщиной на свете. Он отнес ее в спальню, и утром, проснувшись, они увидели, что так и проспали всю ночь в объятиях друг друга.

Следующие пять дней они только этим и занимались. Они были любовниками больше года, сохраняя верность друг другу. Но, как оказалось, она не хотела возвращаться на восток, а ему дела не позволяли перебраться на запад. Он был безумно влюблен и надеялся, что проблема как-то решится. Но Норма вдруг все порвала. Она сказала, что поехала бы с ним, не задумываясь, если бы была уверена, что будет значить для него чуть-чуть больше, чем его работа и все, что связано с ней.

— Джо, если ты решил, что можешь все бросить и начать новую жизнь с Джоанной и со мной, то я этого сделать не могу. Ты никогда не говорил со мной об этом, даже не счел нужным обсудить. Я не хочу любить человека, который будет заставлять нас подстраиваться под его работу. Мне этого не надо. Даже Макивер не поступал со мной так. Мне кажется, ты даже не понимаешь, о чем я говорю.

Нет, он знал. Он любил ее, но не настолько, чтобы поддаться чувствам. Через год она вышла замуж за одного типа из Беркли, который был на пять лет моложе ее, и они поселились на острове Сент-Томас в Карибском море, где жили до сих пор, насколько ему было известно. Она была права. Если бы он не упустил шанс, то был бы счастлив. Прошло немало времени, прежде чем он позволил себе вновь думать о Норме. Он по-прежнему был уверен, что упустил возможность хоть как-то спасти свою жизнь.

— Счастливого Рождества, — сказал он вслух.

Он встал и потянулся, подняв автомат над головой. Что тебе подарили на Рождество, Джо?

Во время Великой депрессии даже у полицейских были сокращены часы работы. Через день-два после праздника он встречался на углу со своими приятелями. Никто не говорил, сколько купюр получил, но каждый старался представить своих родственников в выгодном свете. «Все в порядке. Получил то, что хотел». Он был единственным сыном у своих родителей. Стефани у него тоже была одна. А у нее двое — Марк и Джуди. «И пока опасность им не угрожает», — думал он.

Надеялся.

Ты не ответил, Джо. Что тебе подарили на Рождество?

"Подарили то, о чем мечтал,— ответил он про себя, как ребенок,— мне подарили потрясающий настоящий автомат".

Даже отец не понимал, что с ним происходит. «Мне никогда не доводилось пускать в ход оружие», — говорил он в старости, как бы замаливая грехи сына, у которого руки были в крови. — Если бы ты знал, как я жалею, что это случилось с тобой".

Ну, ас, сколько трупов будет теперь?

Он понятия не имел. Он не знал, как вести счет ошибкам — с позиций старого довоенного полицейского, чьему дурному примеру последовал новобранец Лиленд, или с позиций Теслы, которого он отправил на электрический стул вместо настоящего убийцы.

Карен тогда его очень поддержала. «Ты не должен винить себя. Он же сознался. Признание у него вырвали, но не ты это сделал. Кроме тебя, были еще окружной прокурор, судья, присяжные, адвокат. Ты не виноват».

Возможно. Но поскольку он пережил обоих, они являлись ему по ночам во сне. Особенно часто — Тесла. В его сне тот проживал жизнь, которую у него отняли.

Лиленд приложил ухо к двери, ведущей на крышу. Тихо. Заглянул в шахту. Все лифты стояли неподвижно далеко внизу.

До тросов ему не дотянуться. К тому же они были покрыты смазкой. Стенки шахты выложены гладкими блоками из шлакобетона.

Он опять подумал о двери. Если за ней кто-то есть и он увидит, как поворачивается ручка, то уложит Лиленда на месте. Малейшее прикосновение к ручке было связано для него с нежелательным риском.

Нравится ему это или нет, но придется еще раз осмотреть систему кондиционирования воздуха и вентиляции.

Как-то в новостях сообщили, что один парень в Сан-Франциско упал в такую шахту глубиной в тридцать этажей, и остался жив, благодаря поступающему снизу воздуху, который смягчил удар. Лиленду не хотелось бы ставить аналогичный опыт.

Надо действовать как можно тише. Если лязг железной двери услышат, вся свора опять бросится за ним.

От одной мысли о спуске в шахту ему стало тошно. У него чуть не закружилась голова. Как же он заставит себя залезть внутрь? Бросать еще один патрон не имело смысла. Четыреста футов. Это тебе не на самолете летать. Это даже нельзя сравнить с ползанием по пещере. Большая вертикальная шахта должна иметь ответвления в виде меньших по размеру, но все же достаточно просторных горизонтальных труб. Если он попадет в них, то не сможет повернуться, а возможно, и рукой пошевелить, чтобы отодвинуть заслонку, закрывающую вход в канал. Или может очутиться там вниз головой и не сможет двигаться.

Разве что превратиться в жука, путешествующего по дренажной трубе?

Он положил рацию и «томпсон», лег животом на железную площадку и просунул голову и плечи в проем.

Шахта оказалась шире, чем он думал. Гораздо шире. Он сможет опуститься на три с половиной фута. Если он не увидит первое из горизонтальных ответвлений, то, возможно, нащупает его. Нет, не выйдет. Этот номер не пройдет. Ему придется действовать, не зная, на что он сможет опереться. Если эта точка окажется выше него, и не хватит сил, чтобы удержаться, он разобьется насмерть. Он проживет еще четыре секунды — достаточно, чтобы смерть была мучительной. От этой мысли к горлу подкатила тошнота, и он поспешно выбрался наружу.

Лиленд осмотрел свою ношу. Как он все это понесет? Обе руки должны быть свободными.

У вещмешка была парусиновая завязка. В распущенном виде ее длина составляла около пяти футов. Сможет ли он удержаться на ней? Если да, то надо использовать «томпсон» в качестве распорки и подпереть им маленькую железную дверь; тогда он сможет спуститься в шахту. Поскольку руки будут частично заняты ношей, ему, возможно, удастся опуститься футов на десять. Завязку можно чем-нибудь нарастить. Но если она сорвется — ему конец.

Перевязь для оружия была сделана из первоклассной толстой воловьей кожи, вероятно, более прочной, чем парусина. Это давало дополнительных два фута. Браунинг он заткнул за пояс. Может, бросить здесь «томпсон», да заодно и вещмешок? Нет. Вещмешок можно закрепить на конце завязки и спустить в шахту. Когда он найдет точку опоры, попробует выдернуть «томпсон», который будет придерживать дверь. Если не получится, он все же сможет дотянуться и отвязать вещмешок. Если придется расстаться с «томпсоном» они решат, что он опять безоружен. Надо привлечь к этому их внимание. Но прежде всего необходимо найти точку опоры.

Мальчик, выше головы не прыгнешь.

Он думал. Он сумел перебраться с крыши кабины лифта на рабочий помост шахты, ухватившись за ограждение над головой. «Так, так, думай». Сейчас он мог находиться на высоте пяти футов над коммуникациями, проложенными в потолке. Что из этого? А вдруг они услышат, как он карабкается у них над головой, словно крыса внутри пластиковой стены?

Он должен был решить для себя, что не пойдет дальше, если найдет выход на безопасном уровне. Если он не уверен в надежности завязки и перевязи, нечего и думать лезть туда.

Зажимы, соединявшие отдельные части перевязи, были самым уязвимым местом. Скорее всего, они были сделаны из сплющенной проволоки. На свету выглядели как латунные. Надо провести эксперимент — лязгнуть «Томпсоном» по ограждению. Тихо. Хотя, если они услышали, то уже в пути.

Неплохая идея — размышлять, по возможности, на отвлеченные темы. Это давало голове отдохнуть. Его удивляло, как, оказывается, здорово — разговаривать с самим собой. Он всегда думал, что не имел к этому склонности, однако мать рассказывала Карен, что в детстве с ним такое случалось. Карен была сиротой, приемышем, и она часто разговаривала сама с собой. Она лучше помнила свое детство, чем он свое. Он всегда хотел быть полицейским, и все его детство было заполнено мечтами, жизнью в воображаемом мире, играми, радиопередачами. Он жил, не замечая времени, и возвращался в реальную действительность, только когда слышал одно из специальных словечек: «посадить» или «подозреваемый».

Его мать была для него настоящей опорой в жизни, и он воспринимал это как должное. Так прошла первая половина его жизни, а ее жизнь подошла к концу, прежде чем он осознал, что почти никогда не понимал мать. Его отношения с Карен во многом определялись этим осознанием и прогрессирующей старостью его отца. Его мать, красавица, была образцом женщины двадцатого века. Она познакомилась со своим будущим мужем сразу после окончания школы, а ее единственный ребенок родился, когда ей не было и двадцати. Всю свою жизнь она посвятила созданию дома, который в сознании любого холостяка ассоциируется исключительно с понятиями любви, терпения, упорного труда и самопожертвования.

Он опять отвлекся. Даже карикатурный Наполеон, вылезая из сумасшедшего дома через окно, остановился проверить, насколько крепко связаны простыни. Лиленду все-таки придется познакомиться с этим зданием, пусть даже всего за четыре секунды. Он убедился, что «томпсон» стоит на предохранителе, затем перекинул парусиновую завязку через ограждение и привязал к ней вещмешок. Его по-прежнему беспокоили зажимы на оружейной перевязи. Сначала он будет держаться только за завязку вещмешка: внутри узкой шахты очень мало места для маневра. «Не надо забивать голову всякими дурными мыслями, считай, что это все равно, что поменять колесо у машины».

Что бы его мать подумала о нем сейчас? На самом деле его волновал вопрос, что она думала о нем перед смертью. Она всегда говорила, что гордилась им, но позднее, в минуты откровенности с самим собой, он признал, что это было, не совсем так. Он пугал ее. Да, черт возьми, он всех пугал. Всю жизнь люди старались держаться подальше от него и искали контакта с ним лишь в случае необходимости.

Каждый родитель возлагает на своего ребенка определенные надежды, и это открытие сделано очень давно. Сейчас, когда Стеффи находилась там, внизу, в руках террористов, он тоже рассчитывал на нее, на ее благоразумие. Когда она была маленькой, он играл с ней в «Монополию» и всегда надеялся, что она выиграет. Эта игра напоминала реальную жизнь.

Теперь она за компанию с Эллисом стала кокаинисткой. Свои знания о наркотиках Лиленд почерпнул от Нормы, которая начала курить марихуану, когда он жил у нее. Это было время, когда наркотики только стали наводнять страну. Он не поддался искушению, удержался: с его алкогольным прошлым это было наилучшим решением. Удовольствие, которое вы получаете от наркотиков, зависит исключительно от вашей индивидуальности. Именно поэтому Стеффи и беспокоила его. Он достаточно хорошо знал как свою дочь, так и кокаин: наркотик только усилит и подчеркнет все самое дурное и безобразное, что в ней есть. Кокаином увлекались стойкие наркоманы типа Эллиса, которые всегда жаждут приключений, желают ходить по острию бритвы.

Такой была и Стеффи. Он вздохнул.

В шахту! Надо забыть о страхе. Под ним — четыреста футов. Патрон летел так долго, что это даже удивило его. «Томпсоном» он подпер дверь у основания. Дверь была очень тяжелой и не могла сама закрыться и зажать пистолет-пулемет. Лиленд был уверен, что ему в любом случае придется расстаться с оружием. Шахта была слишком широкой, чтобы он мог упираться в ее стены спиной и ногами. Сначала он свесился на руках и только потом ухватился за самодельный канат. Ничто не сместилось, все осталось на своих местах. Теперь он целиком погрузился в шахту.