Никогда в жизни Эвелин не чувствовала себя такой маленькой, беззащитной и испуганной. Она сидела перед столом в кабинете Томаса и с мольбой искала его глаза. Но Томас не смотрел на нее. Вернее, нет, он смотрел, еще как смотрел, но это был холодный официальный взгляд, как будто он разглядывал какое-то неизвестное науке насекомое. Он не видел ее, Эвелин. И его каменное лицо пугало ее больше всего.
— Нет, я не входила в лабораторию в это время, — в сотый раз беспомощно твердила Эвелин.
— Но датчики зарегистрировали ваше появление и на входе и на выходе, мисс Эвелин.
Капитан Стоун, руководитель службы безопасности, имел профессиональное терпение и тоже мог повторять одно и то же по сто раз.
— Значит, они неисправны!
— Нет, они абсолютно исправны. Абсолютно.
Глубокий вздох, говорят, помогает успокоить нервы… Эвелин чувствовала себя загнанной в кем-то подстроенную ловушку.
— Я потеряла свою личную карточку в четверг и обнаружила пропажу только утром в пятницу, когда одевалась.
— Значит, вы продолжаете настаивать на этом. Я еще раз повторяю вам — приборы не зафиксировали этой так называемой «потери». Любое подобное происшествие — ЧП для базы. Попробуйте еще раз объяснить, что произошло.
— Я помнила, что цепляла карточку на папку в четверг, и подумала, что она упала. Я не поставила в известность службу безопасности только потому, что не хотела иметь лишних неприятностей, ведь я была уверена, что карточка лежит где-то в лаборатории.
— Но датчики показывают, что в четверг вы вышли из здания вместе со всеми членами вашей группы, следовательно, ваша карточка была при вас. Уверяю вас, мисс Лоусон, система безопасности работает и на вход и на выход. И если бы вы вышли без пропуска, немедленно прозвучал бы сигнал тревоги.
— Поэтому я и говорю вам, что датчики не в порядке. Когда я обнаружила пропажу карточки, я позвонила Филу Роджерсу и попросила его поискать ее в лаборатории. Там он и нашел ее, карточка валялась под столом. Фил вынес мне ее и пошел к себе, а я приступила к работе. Вам просто нужно спросить у Фила, вот и все!..
— Мистеру Роджерсу будут в свое время заданы все необходимые вопросы. Однако датчики показывают совсем другое: вы вошли в здание вместе и через две минуты вышли — тоже вместе. После этого вы снова вошли внутрь, а мистер Роджерс вернулся только через час.
— Но это невозможно! Я же не могла войти, пока Фил не принес карточку!!! И неужели ваши датчики не показали, что через две минуты из здания вынесли две карточки, но вышло лишь одно физическое тело?!
Проигнорировав ее слегка ироничное замечание, капитан что-то быстро пометил в своем блокноте.
— А в воскресенье ночью вы тоже потеряли свою карточку?
— Нет. Я не входила в здание в воскресенье ночью.
Она снова бросила умоляющий взгляд на Тома. Что он думает обо всем этом? Ведь не может же он подозревать ее в диверсии?!
— Вот как? А наши абсолютно исправные точные датчики показали, что вы входили. И вы сами утверждаете, что карточка была при вас.
— Когда я одевалась сегодня утром, карточка была там же, где я оставила ее в пятницу.
— И вы не трогали ее во время всего уик-энда?
— Я провела уик-энд в Санта-Фэ…
— А карточку оставили на базе?
— А вы, капитан, разве никогда не снимаете ее — даже когда уезжаете с базы или идете под душ, — огрызнулась Эвелин.
— Должен напомнить вам, что вовсе не я нахожусь под подозрением, — коротко ответил Стоун.
— В чем вы меня подозреваете? Говорите конкретно! — потребовала ответа Эвелин.
Но капитан не спешил раскрывать карты.
— Вы утверждаете, что провели уик-энд в Санта-Фэ, то есть не возвращались на базу ни в пятницу, ни в субботу?
— Совершенно верно.
— Где вы останавливались в Санта-Фэ?
— В «Хилтоне».
— Но их несколько… Ну ладно, мы проверим.
— Мисс Лоусон провела уик-энд со мной, — впервые вмешался Томас. — Я могу подтвердить все, что она делала с вечера пятницы до девятнадцати часов воскресенья.
— Отлично, — лицо капитана осталось бесстрастным, а Эвелин густо покраснела. На этот раз она не посмела поднять глаза на Тома.
— Итак, ваша карточка все это время была заперта в вашей комнате?
Эвелин еще раз глубоко вздохнула… Что-то не похоже, чтобы это ее успокаивало. — Да.
— Вы уверены в том, что дверь была заперта?
— Да. Я всегда дважды проверяю замок.
Капитан бросил на нее скептический взгляд:
— «Всегда» — это очень точное определение, оно ко многому обязывает. Это значит: абсолютно. Вы никогда не забываете дважды проверить замок?
— В этот раз полковник Уиклоу сам при мне запер дверь.
Капитан вопросительно взглянул на Томаса, тот кивнул. Глаза Уиклоу были полуприкрыты, и Эвелин никак не могла понять их выражения.
— Значит, вы утверждаете, что карточка была при вас. По показаниям приборов вы пришли на свое рабочее место ровно, — он сверился с документами, — в 22.30.
— В это время я находилась в постели.
— Одни? — бесстрастно спросил капитан.
— Да!
— Это значит, что никто не сможет подтвердить ваших слов. Вы говорите, что были в постели, а приборы показывают совершенно другое.
— Ну поговорите же наконец с Филом Роджерсом! — раздраженно воскликнула Эвелин. — Просто спросите у него и убедитесь, что я не лгу!
И тут раздался голос Томаса:
— В четверг утром, мисс Лоусон, когда я зашел в лазерную лабораторию, вы быстро очистили экран и выключили пульт. Что вы хотели скрыть от меня?
Оглушенная, она молча смотрела на Томаса. Неужели он так же уверен в ее вине, как и капитан Стоун? Но ведь он же знает… Эвелин попыталась собраться с мыслями, вспомнить, о чем он спрашивает. Утром в четверг?.. Он страшно напугал ее тогда. Да-да, она попыталась инстинктивно ударить его, а он схватил ее за руки. Она помнила, что что-то набирала на пульте — просто так, чтобы хоть чем-то занять себя и справиться со странной реакцией на появление этого человека. Но вот над чем она тогда работала? Господи, она совершенно ничего не помнит!
— Я не помню! — устало ответила она.
— Да бросьте, — усмехнулся Томас. — Вы все помните, у вас феноменальная память!
— Я не помню, — повторила она, глядя прямо ему в глаза. И с ужасом прочла в них презрение. Даже больше — ненависть. Да, ненависть, причем совершенно особую. Холодную ледяную ненависть, и это было ужасно. Он смотрел так, как будто готов был без всякого сожаления разорвать ее в клочья.
Он не верил ей!
Чудовищность этого открытия совершенно парализовала Эвелин. Она едва могла дышать, судорожный ком сжал горло, а сердце билось так медленно, что, казалось, вот-вот остановится.
Как же он может… Окажись она на его месте, то безоговорочно, без малейших колебаний, встала бы на его защиту, даже если бы он действительно оказался диверсантом. А он? Эвелин всегда мыслила четко и логично, но сейчас не ум, а инстинкт безошибочно подсказал ответ: она поверила бы Тому уже потому, что любит его, а вот Для него их отношения не значат ничего! Он не любит ее…
Ее лицо стало спокойным и безжизненным, а взгляд, устремленный на Тома, был прозрачен, как стекло. Она не покажет ему своего отчаяния!
— Над чем вы тут работали? — повторил Уиклоу.
— Я не помню, — голос прозвучал ровно и бесцветно. Эвелин так усердно подавила все свои чувства, что ни одно из них теперь не могло выдать ее состояния. Так же спокойно она спросила: — Насколько я понимаю, вы подозреваете меня в совершении диверсии?
— Мы этого не говорили, — ответил Стоун.
— Вы не сказали и обратного, а наша беседа гораздо больше похожа на допрос — Эвелин с вызовом смотрела на капитана, совершенно игнорируя Тома. Наверное, она больше никогда не захочет смотреть ему в глаза. Позже, когда они позволит ей остаться одной, она все обдумает и переоценит, но сейчас Эвелин казалось, что она не выдержит и сорвется, стоит ей только поднять глаза на Уиклоу. Слишком велика была боль, причиненная им, и если с ней нельзя справиться, то лучше постараться хотя бы не усиливать ее…
— Мы не нашли никакой поломки в лазерном оружии самолета капитана Коллинза, — еле заметная нотка гордости звучала в ее безжизненном голосе, ровном, как электрокардиограмма трупа. — Мы проверили абсолютно все. Энтони Полански, руководитель нашей группы, собирался доложить сегодня полковнику Уиклоу о том, что, по нашему мнению, вся причина инцидента — в программе.
Терпеливый интерес появился в глазах капитана.
— А можно поконкретнее?
— Этого мы пока не знаем. Мы собираемся сравнить действующую программу с оригиналом и выяснить, были ли внесены какие-либо изменения.
— А если выяснится, что были?
— Тогда нужно установить, какие именно.
— Кому принадлежит идея проверить программу?
— Мне.
— А почему вы решили сделать именно это?
— Методом исключения. Программа — единственное, что осталось непроверенным. Следовательно, причина кроется в ней.
— Однако эта программа превосходно работала до вашего приезда. Надеетесь заработать лишние очки, не так ли, мисс Лоусон?
Эвелин сидела словно каменная. И все же она нашла в себе силы ответить:
— Поскольку я не имею никакого отношения к организации диверсии, я буду иметь все основания гордиться собой, если сумею выяснить причину сбоя программы.
— Я вовсе не думал лишить вас этого права. Просто мне любопытно, насколько повысятся ваши акции, если вы сумеете найти ошибку в проекте государственного масштаба?
— У меня и так отличная профессиональная репутация, капитан. Именно поэтому я здесь.
— Но ведь вас пригласили в команду не в первом составе, значит, есть специалисты и более высокого класса. Вам не было обидно, что вас не пригласили с самого начала?
— Я ничего не знала об этом, поэтому не могла обижаться. А кроме того, у меня была другая работа. Проект «Дальнего прицела» был уже в полном разгаре, когда я закончила ее. Я освободилась всего месяц назад, вы легко можете проверить.
— Х-мм, — на этот раз капитан изучал свои бумаги несколько дольше, потом поднял голову и слегка улыбнулся — одними губами:
— Что ж, я полагаю, мы можем закончить на сегодня, мисс Лоусон. Можете идти. Ах, да, чуть не забыл — вы не должны покидать пределов базы. Согласитесь, будет весьма неприятно, если мы поймаем вас при попытке сбежать?
— Телефонные разговоры мне позволены?
— А вам нужно кому-то позвонить? — ответил он вопросом на вопрос—Наверняка своему адвокату?
— Вы считаете, я в нем уже нуждаюсь?
Вместо ответа капитан снова недобро улыбнулся.
— Пока мы не предъявили вам никаких обвинений.
На нее не произвело впечатления это подчеркнутое «пока».
— Вы не предъявили мне обвинений, но запретили покидать базу. Позвольте напомнить вам, капитан Стоун, что я лицо гражданское и не нахожусь под юрисдикцией военных уставов.
— В свою очередь позвольте и мне напомнить вам кое-что, мисс Лоусон. Вы работаете на военной базе. Так что если потребуется, мы можем подержать вас и на гауптвахте, без предъявления каких-либо обвинений — и столько, сколько нам потребуется. Надеюсь, наши подозрения беспочвенны. Мы это проверим. Но сейчас, если вам вдруг захочется посидеть за решеткой, — мы с радостью пойдем вам навстречу.
— Вы все сказали?
— Полагаю, что да.
Эвелин поднялась. Убедившись в том, что ноги не подгибаются и слушаются ее, она приказала им побыстрее убираться восвояси. Она так и не взглянула на Томаса, не удостоила взглядом и дородного сержанта Ковача, дежурившего в приемной. Очевидно, бравый сержант покидал пост только вслед за своим полковником.
Они поговорят с Филом, и он, разумеется, подтвердит каждое ее слово. Тогда они сами убедятся в том, что их хваленые датчики барахлят. Может быть, это просто осечка и две карточки получили одинаковый секретный код, А может быть, кто-то проник в здание при помощи дубликата ее карточки… Они спросят Фила и убедятся в том, что она здесь ни при. чем!
Эвелин не очень испугалась угроз капитана, хотя его вопросы сами по себе были, конечно, серьезным испытанием. Самым ужасным было другое — выражение глаз Тома, убедившее ее в том, что он не доверяет ей, напротив, верит в то, что она, Эвелин, способна на диверсию.
Господи, какой же дурой она оказалась! Поверила, что занятия любовью с мужчиной к чему-то его обязывают. Нет, нет, занятия любовью — это звучит слишком романтично, просто голый секс! Для мужчин важнее всего удовлетворить свои физические потребности, что-то вроде еды. И никаких эмоций. Это она вместе со своим телом отдавала ему всю душу, а Том просто занимался сексом. А она, зачарованная, думала, что способна на большее…
Нет, нет, конечно же, она ни на секунду не думала, что Том любит ее, но ей казалось, что он хотя бы чуть-чуть привязался к ней…
Когда Том узнает всю правду, он, наверное, попытается оправдаться, захочет продолжить их отношения как ни в чем не бывало. Эвелин попыталась представить, как она поведет себя тогда, но, как назло, в голове было совершенно пусто.
Она не сможет больше работать здесь, не сможет видеть его каждый день. Как она была права, что избегала общения с мужчинами! Первая же попытка привела к катастрофе и разочарованию. Теперь ей остается лишь поставить крест на своей карьере и просить освободить ее от участия в испытаниях!
Но это уж слишком! Работа, наоборот, должна стать для нее всем в жизни, и было бы чертовски глупо пустить псу под хвост свою репутацию из-за мужчины, даже если этот мужчина не кто иной, как полковник Томас Уиклоу. Пусть от нее требуются сверхъестественные усилия, но она закончит эти проклятые испытания!
Она будет разговаривать с Томом только в работе. Она даже попытается быть вежливой. Но ни за что на свете не позволит себе раскрыть свое сердце. Новой боли ей уже не выдержать…
— Фил Роджерс категорически отрицает, что находил ее карточку под столом, — сказал Томасу капитан Стоун. Было уже далеко за полночь, но, естественно, о сне не могло быть и речи. — Он утверждает, что мисс Лоусон позвонила ему в пятницу, рано утром, и попросила проводить ее до работы, потому что некто неизвестный якобы шел за ней накануне и действовал ей на нервы. Мистер Роджерс подтверждает, что зашел в здание вместе с мисс Лоусон, чтобы проверить, нет ли там чего подозрительного, а потом вернулся к себе — побриться и принять душ.
Лицо Тома окаменело. Он и не надеялся, что Роджерс подтвердит слова Эвелин — показания датчиков четко свидетельствовали против нее, а уж они-то абсолютно не могли ошибиться.
— Но зачем тогда она рьяно убеждала нас расспросить его? Ведь ей было известно, что он ничего не подтвердит?
— Возможно, что и нет. Всем известно, что они были хорошими приятелями с мистером Роджерсом. А может быть, у нее была старая связь с ним, и она надеялась на то, что он выгородит ее?
— Нет!
Уж в этом-то Том был уверен. У Эвелин не было мужчины до него. И прежде чем Тимоти Стоун задал ему следующий вопрос, Том спросил:
— А Полански? Он согласен с тем, что ошибка может таиться в программе?
— Да. Здесь она говорит чистую правду. Полански подтвердил, что эта идея принадлежала мисс Лоусон. Он также категорически отрицает возможность того, что она могла организовать диверсию из соображений тщеславия, чтобы прославиться спасением судьбы испытаний. Точно так же он уверен, что она не могла сделать это ради денег.
— А он не сказал, кто из членов команды, по его мнению, мог сделать это из тщеславия или ради денег?
Стоун отрицательно покачал головой.
— Когда будут проверены все остальные?
— На это потребуется время, но в целом все они вне подозрений. Мисс Лоусон тоже никто не заподозрил бы, если бы приборы не зафиксировали ее ночные появления в лаборатории.
Естественно… Он и сам никогда не заподозрил бы ее… впрочем, он просто не мог отделаться от навязчивого желания обладать ею. Он думал только о том, чтобы повалить ее в постель и упиться ее нежным, сладким телом. Неужели она была настолько расчетлива, что пожертвовала ради своей цели невинностью? Или же… О Боже, но что еще могло двигать ею, кроме желания?! Нет, нет и нет — она отдалась ему явно не для того, чтобы выудить какую-то дополнительную информацию о программе «Дальний прицел». Все-таки он был симпатичен ей!
Эвелин прекрасно могла получить секретные сведения без его помощи. Она не законченная идиотка, чтобы надеяться на то, что он станет ее сообщником только потому, что они переспали. Эвелин не хотела этого. Даже если он не верит ей больше ни в чем, в этом она не лгала.
Что же теперь делать? Том еще никогда не испытывал такой ярости и такой боли. Он едва мог перенести ее — внутри у него все будто оборвалось и рассыпалось. Ни к кому еще он так не прикипал телом и душой, как к Эвелин с ее необузданной страстностью.
Нужно собраться с духом и посмотреть со стороны на все случившееся — посмотреть спокойно, без эмоций. Но почему-то он не мог этого сделать.
Ни один самолет не был ему так дорог, как «Дальний прицел». Его «Крошка» была особенной. Она была его машиной.
Однако Эвелин тоже была его — его женщиной.
Но если бы пришлось выбирать между Эвелин и «Крошкой», он все же выбрал бы Эвелин. Презирая и проклиная себя за это, он все-таки выбрал бы ее. Он не мог допустить мысли, чтобы с ней хоть что-нибудь случилось. Здесь не было выбора. Не могло быть, несмотря на всю страстность и порывистость Эвелин, она была такой хрупкой и беззащитной, а на допросе была такой испуганной.
Стоп, стоп, стоп… Томас нахмурился. Эвелин совсем не похожа на злодея, таящегося во мраке. Возможно, он не слишком хорошо знает ее, но готов поклясться, что в ее душе нет места лжи и притворству.
Он должен увидеть ее. Задать ей несколько вопросов наедине, без свидетелей. Он заставит ее сказать правду!
Глава 11
Том направился было к Эвелин, но на полпути остановился и вернулся к себе, в казарму для старших офицеров. Он был слишком раздосадован, чтобы предстать сейчас перед ней. Кроме того, в здании для гражданских всегда полно посторонних, а они не должны ничего знать о том, что происходит.
Еще никогда Томаса не терзали столь противоречивые чувства. Но ведь и никогда еще его так не предавали! Черт ее возьми, как она могла пойти на такое?! Скорее всего, здесь замешаны деньги, но Томас Уиклоу не понимал людей, идущих на измену ради обогащения.
Измена. Короткое слово опалило его мозг. Если Эвелин будет обвинена и осуждена, ей придется провести в тюрьме лет двадцать, не меньше, без всякой надежды на досрочное освобождение. И он никогда больше не сможет держать ее в своих объятиях… Эта мысль привела его в ярость, и Том принялся возбужденно мерить шагами крошечную комнату. Всего один уик-энд… Как мало! Черт возьми, даже тысяча уик-эндов вряд ли заставила бы его охладеть к ней!
Кроме того, нельзя забывать, что два раза они сделали это без предохранения. Эвелин уверяла, что всякая опасность абсолютно исключена, но ведь календарь не дает стопроцентной гарантии.
Черт возьми, ну и дела… А если она и вправду беременна? Если она уже носит под сердцем его ребенка? Ведь он все равно не сможет спасти ее от тюрьмы!
Эвелин вела себя с ним, как с чужим. Едва переступив порог его кабинета, она отказывалась даже смотреть на него. Он разглядывал ее, пытаясь прочесть ее реакцию, внезапно она как-то потухла… Это произошло прямо у него на глазах. Как будто погас источник ее внутреннего света, и сразу куда-то исчезла вся ее жизнерадостность и брызжущая через край энергия… Перед Томом сидела механическая кукла, монотонно отвечающая на вопросы. И глаза ее были пусты, как у заводной куклы.
Это было ужасное зрелище. Ему хотелось вскочить, сорвать ее со стула и хорошенько встряхнуть, заставить ее взорваться, выплеснуть наружу свою ярость… Но он не сделал ничего подобного, иначе он раз и навсегда потерял бы контроль над собой, а как раз этого он ни за что не мог себе позволить. Больше всего на свете он хотел сейчас одного: ворваться в комнату к Эвелин, повалить ее на пол и взять ее, взять грубо, так, чтобы она наконец поняла, что отныне принадлежит только ему. Возможно, это не решит ровным счетом ничего, но он почувствовал бы себя лучше. Но ведь и это невозможно! Одного взгляда на Эвелин будет достаточно, чтобы рухнул последний бастион, за которыми Том запер свою душу, — и тогда неуправляемый поток чувств захлестнет и поглотит его.
Эвелин безжизненно лежала поверх покрывала на своей узкой кровати, не в силах заставить себя расстелить постель и лечь под одеяло. Это было выше ее сил. Она уже приняла душ и даже переоделась для сна, но почему-то не могла сделать больше ни одного движения.
Единственное, на что она была способна — это молча лежать в ночной тиши и смотреть в потолок. Эвелин слышала стук своего сердца, чувствовала, как вздымается и опускается ее грудь. Это говорило о том, что она все еще жива. Но ведь она умерла. Или нет?.. Она чувствовала себя оцепеневшей, мертвой.
Вот сейчас они, наверное, уже поговорили с Филом, который подтвердил правоту ее слов. Том поймет, как ошибался… Но почему мысль об этом не приносит ей никакого утешения? И все же она ждала телефонного звонка от него или от капитана Стоуна, ждала, что в трубке раздастся:
— Извините, мы ошиблись.
Хотя естественно, они даже и не подумают о том, что она ждет звонка, наверное, сообщат ей обо всем только завтра утром…
Если, конечно, Фил не солгал им.
Эвелин не исключала и такой возможности. Эта мысль впервые пришла ей в голову уже после того, как она легла. Если бы она не была такой дурой, то давно бы подумала об этом. Ведь это всего лишь логическое продолжение мысли, которая пришла ей в голову еще вечером, в ангаре.
Фил был программистом от Бога. Ведь именно он нашел ту крошечную неисправность в пятницу. (Кстати, только тогда, когда Эвелин встала рядом с его пультом.) В тот момент она ни о чем таком не подумала, а он прекрасно знал о ее втором образовании, она неоднократно заявляла об этом.
А еще… оба раза — и в пятницу, и сегодня, то есть уже вчера, ведь сейчас уже далеко за полночь, — Фил выглядел очень усталым и озабоченным. Отчего? Уж не от ночной ли работы? Ведь обычно Фила просто распирало от избытка энергии, он прыгал, как резиновый мячик…
Фил Роджерс — единственный, кто касался ее личной карточки. Может быть, он подобрал ее в четверг, когда карточка упала, а потом они вышли вместе со всеми — и датчики показали, что количество карточек соответствует количеству выходящих. Это Эвелин до сегодняшнего дня не подозревала, что приборы отмечают как входящих, так и выходящих, но Фил-то наверное это знает, ведь он работает здесь с самого начала и вполне мог поинтересоваться такими деталями. Это она, Эвелин, всегда думала лишь о работе!
Да, но даже если он воспользовался ее карточкой в четверг вечером, то уж в воскресенье-то он никак не мог этого сделать!
Ну а если он изготовил дубликат? Для этого, правда, нужно покинуть базу, но это вполне реально. Датчики зафиксировали, что она, Эвелин, снова вошла в лабораторию в полночь, значит, у Фила были в распоряжении несколько часов для того, чтобы скопировать карточку.
А в пятницу утром она сама позвонила ему и попросила о помощи. Тем самым дала прекрасную возможность вернуть ей пропуск и избежать заявления в службу безопасности, ведь в этом случае Фил уже не смог бы вторично воспользоваться ее удостоверением — старый код был бы навсегда стерт из памяти вычислительной машины.
Эвелин перевела дух и потерла лоб, пытаясь сосредоточиться. Но ведь ее звонок Филу был чистой случайностью! Значит, у него не было никакой причины делать дубликат… Неужели он все подстроил так, чтобы она неизбежно обратилась к нему? Что ж, надо отдать ему должное — это был хороший расчет. Эвелин не могла позвонить Энтони Полански и, уж конечно, не стала бы тратить время на звонок Брюсу… Ясно, что она хотела избежать разбирательств со службой безопасности.
Но если Фил действительно виновен, то что он предпримет теперь? Ведь если он изменил программу, он не может не знать, что завтра это неизбежно вскроется. Что же он сделает? Попробует снова войти в программу и скрыть следы внесенных изменений? Или же будет стараться еще больше опорочить ее, Эвелин?
Надо смотреть правде в лицо — скорее всего Фил предпочтет последнее. Пока все улики против нее, пока все уверены в ее виновности, он сделает все, чтобы так оно и оставалось.
Сердце Эвелин бешено заколотилось. Если Фил и в самом деле виновен, если он намеревается сделать что-то еще, то он должен сделать это сегодня ночью, пока ситуация не усложнилась. Скорее всего, он должен воспользоваться последней возможностью.
Фил знает, что лазерная команда в полном составе отстранена от испытаний, ей запрещено появляться на рабочем месте… Но успела ли служба безопасности стереть коды их карточек из памяти генерального компьютера? Военная база работает как большой офис, все дела здесь делаются в рабочее время. Приказ об отстранении лазерщиков был отдан этой ночью. Успел ли капитан Стоун распорядиться немедленно внести изменения в компьютер или же отложил это до утра? Не нужно быть тонким психологом, чтобы предположить последнее. Кроме того, по их мнению, под подозрением находится только она, Эвелин, а уж за ней-то они наверняка поспешили установить наблюдение!
Охваченная страшным предчувствием, Эвелин поднялась с кровати и тихо подошла к маленькому окошку, расположенному высоко под потолком ее кухонки. Чтобы выглянуть на улицу, ей пришлось взобраться па стул. Ну, точно, патрульная машина припаркована на другой стороне улицы! В свете уличного фонаря она прекрасно видела двоих на переднем сиденье. Они и не пытались скрыть своего присутствия — да и с какой стати они стали бы это делать? Это же не тайное наблюдение, а охрана…
Другой двери не было.
Было, правда, еще одно узенькое окошко в спальне. Осторожно продвигаясь в темноте, Эве-лин вошла в спальню и, задрав голову, уставилась на маленький светлый прямоугольник. Мужчина, конечно же, ни за что не протиснулся бы в него. Да и сама Эвелин сильно сомневалась в успехе. Забравшись на кровать, она выглянула в окно — с этой стороны здания улица была пуста.
Черт возьми, у нее действительно будут крупные неприятности, если Фил сейчас преспокойно спит в своей постели. Возможно, он ни в чем не виновен, более того, может, уже давно полностью подтвердил ее слова…
Свет зажигать нельзя, иначе эти два соглядатая сразу поймут, что она не спит. Придется набирать номер Фила на ощупь. Лучший способ убедиться, на месте ли человек, — позвонить ему. Телефоны в комнатах расположены возле кроватей, чтобы в экстренном случае можно было разбудить среди ночи любого — двадцать звонков прогонят даже самый крепкий сон.
Фил подошел к телефону. Эвелин в ярости стиснула зубы. Негодяй! Она думала, что он друг, она симпатизировала ему… Сначала Том, теперь Фил. Эвелин заставила себя не думать о Томе, слишком велика была боль, которую он причинил ей.
Еще один взгляд на окно. Летняя жара в пустыне просто невыносима, поэтому жалюзи полностью закрывали два узких длинных стекла — спасая комнату от перегрева. Чудесная перспектива — сначала в полной темноте разбирать всю эту чертову конструкцию, а потом, вполне возможно, не суметь даже протиснуться в проем. Впрочем, этого нельзя выяснить, не попробовав.
Если работаешь с лазерами и электронной техникой, поневоле научишься обращаться с инструментами. Эвелин никогда не ездила в командировки без маленького рабочего набора отверток и плоскогубцев — они всегда могли понадобиться. Вытащив футляр из стенного шкафа, Эвелин высыпала инструменты на постель. Но, к сожалению, в темноте абсолютно ничего не было видно.
Ах, да, у нее ведь есть фонарик! Крошечный фонарик, не больше карандаша! Вполне можно рискнуть — маловероятно, что слабенький лучик света будет замечен с улицы. Забравшись на постель, Эвелин включила фонарик на самую слабую мощность, впрочем и этого оказалось вполне достаточно, чтобы разглядеть болты, которыми крепилась конструкция. Все ясно, здесь нужна крестовидная отвертка! Через пять минут оба оконных запора и жалюзи в разобранном виде лежали на постели… Но это пока самая легкая часть ее плана. Пролезть в окно будет гораздо труднее!
Эвелин критически оценила свои возможности. Плечи, конечно, можно сгорбить, а вот с бедрами будет посложнее. Но в первую очередь надо попытаться просунуть голову — тогда сразу будет ясно, есть ли смысл пробовать дальше. Было бы слишком обидно вылезти в окно ногами вперед и остаться висеть на раме с застрявшей в комнате головой!
Но сначала нужно переодеться и обуться. Эвелин осторожно осветила фонариком недра стенного шкафа. Для такого случая лучше всего подошло бы что-нибудь темное, практичное, но ведь она не брала с собой в командировку ничего подобного — кому придет в голову одеваться в темное в августовском пекле! Она не предвидела, что ей придется красться в ночной темноте через двор военной базы! А все эти светлые тряпки будут заметны за версту… Черт возьми, но что же делать?! Придется уповать на то, что в столь поздний час все спят и никто ее не заметит.
Эвелин натянула белые хлопчатобумажные брюки и футболку, потом сунула в карман личную карточку. Поразмыслив, Эвелин положила в карман и ключи — ведь ей вряд ли удастся влезть обратно через окно. Хотя, если она сумеет поймать Фила, ей уже не придется бояться охраны перед дверью.
Эвелин снова влезла на постель. Минутный критический анализ ситуации убедил ее в том, что прыгать придется с гораздо большей высоты, чем она предполагала.
Сначала одна рука и плечо, потом повернуть голову и попытаться протиснуться между рамами. Отлично, голова протиснулась с незначительным затруднением. Эвелин развернулась, вылезла из окна по пояс и судорожно вцепилась в стену под окном. Положение было не из самых приятных. Ясно было одно — как только ей удастся протиснуть в окошко бедра, центр тяжести мгновенно переместится вперед и она полетит прямо вниз головой. Конечно, здесь не очень высоко, но все же… Эвелин зацепилась ступнями за стену комнаты и слегка продвинулась вперед. С некоторыми усилиями ей все же удалось протиснуть бедра в узкую оконную щель. Тут же все тело ее с силой рванулось вниз и удержалось только благодаря тому, что ноги продолжали цепляться за подоконник с внутренней стороны окна. Эвелин испуганно посмотрела в ту сторону, где стояла патрульная машина… Слава Богу, отсюда ее не видно!