Гвинет была не в состоянии помочь Джесону. Она сидела на полу, судорожно хватая ртом воздух. Голова у нее кружилась, и Гвинет боялась, что вот-вот потеряет сознание.
Она с усилием перевернулась на колени, ища глазами пистолет, и тут увидела на пороге кухни Марка.
— Марк, немедленно вернись наверх! — завизжала Гвинет.
Он посмотрел на нее непонимающими, сонными глазами.
Гарри уловил момент и сильно ударил Джесона, отбросив его в сторону, а затем сунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил револьвер.
— Беги, Марк! — крикнул Джесон. — У него оружие!
Марк повернулся и побежал наверх.
Гарри пятился к двери, а Гвинет начала медленно подниматься на ноги. Все дальнейшее произошло так быстро, что она даже не успела осознать случившееся. Гарри направил на нее револьвер и спустил курок.
Ощущение было таким, словно ее ударили в бок копытом. Колени Гвинет подогнулись, и она осела на пол. Гарри тем временем открыл дверь кухни и бросился бежать.
Гвинет увидела склонившееся над ней лицо Джесона.
— Марк… — простонала она. — Не дай ему добраться до Марка.
Бок пылал, словно его жгли огнем, и Гвинет свернулась клубком, пытаясь усмирить боль.
Послышался стук входной двери, а затем Гвинет погрузилась во тьму.
Джесон коснулся Гвинет дрожащими пальцами. Ему хватило нескольких секунд, чтобы понять, что рана ее не смертельна. Тогда он огляделся, нашел пистолет Гвинет, поднял его и выбежал в холл. Марк стоял на середине лестничного пролета и испуганно смотрел вниз. О том, что его мать ранена, он еще не знал.
— Марк! — крикнул ему Джесон. — Мы уезжаем. Прямо сейчас. Иди к себе и оденься. Скорее!
Марк продолжал стоять, застыв на месте, и Джесон сказал, на этот раз уже спокойнее:
— С твоей мамой все будет в порядке. Но здесь оставаться нельзя. Кто знает, что еще может случиться? Я возьму вас к себе, там вы будете в безопасности. Ты слышишь меня, Марк? — А затем приказным тоном: — Иди и оденься.
Марк моргнул, кивнул и побежал вверх по ступеням.
Джесон быстро вернулся на кухню и опустился на колени рядом с Гвинет. Он попытался расстегнуть дрожащими пальцами пуговицы на ее платье, но вскоре потерял терпение и просто разорвал его до самого низа. Стиснув зубы, Джесон осторожно перевернул Гвинет на бок, чтобы распустить шнурки корсета. И платье, и корсет были залиты кровью. Он осторожно поднял подол нижней рубашки. Пуля застряла в боку, чуть ниже талии.
Джесон оглянулся, ища, чем бы остановить кровотечение. На полу он увидел перевернутую корзину с глаженым бельем, схватил простыню и разорвал ее пополам. Одну половину он свернул и наложил на рану, второй туго перебинтовал Гвинет. Он опустил подол нижней рубашки и, посмотрев на платье, понял, что его остается лишь выбросить. Нужно было одеяло или плед, но он боялся оставить Гвинет одну хотя бы на секунду.
В несколько прыжков Джесон подбежал к двери и крикнул наверх:
— Марк! Когда будешь спускаться, прихвати мой сюртук!
Затем он вернулся к Гвинет и прошептал, глядя в ее белое неподвижное лицо:
— Во что же ты, черт возьми, втянула нас на этот раз?
Когда они были детьми, Гвинет постоянно чувствовала себя под его защитой и часто говорила своим обидчикам: «Попробуй только тронь меня, и кузен Джесон сотрет тебя в порошок!» И он всегда выручал ее. Но сейчас Гвинет оказалась в самом центре какого-то опасного клубка, и его кулаки тут не помогут. Просто нужно увезти ее подальше отсюда, в безопасное место.
Гвинет шевельнулась. Джесон осторожно коснулся ее руки.
— Все в порядке, — сказал он. — Я с тобой.
Эти слова, похоже, успокоили ее, и Гвинет снова затихла. Она лежала маленькая, жалкая, и у Джесона подкатил комок к горлу. На виске у Гвинет засохла кровь, по щеке протянулись длинные глубокие царапины. Господи, кем же надо быть, чтобы сотворить такое со слабой женщиной?
«Он мне за это заплатит, — подумал Джесон. — Клянусь богом, он заплатит за все».
На кухню вбежал испуганный Марк — бледный, с круглыми от страха глазами.
— Мне нужна твоя помощь, — сказал Джесон, забирая из рук мальчика свой сюртук. — Ты мне помо жешь, Марк?
Марк молча кивнул.
— Отлично. Нужно расстелить мой сюртук на полу и перенести на него твою маму.
Марк придерживал края расстеленного сюртука, а Джесон осторожно перетащил на него Гвинет, затем завернул полы и поднял раненую на руки. Она слабо застонала, не открывая глаз.
— Почему у мамы закрыты глаза? — дрожащим голосом спросил Марк.
— Потому что она без сознания. Но с ней все будет в порядке, поверь мне.
Джесон ободряюще улыбнулся, и Марк попытался робко улыбнуться в ответ. Его улыбка так была похожа на улыбку матери, что Джесон снова сглотнул комок, подкативший к горлу.
— Твой отец, — мягко сказал он, — гордился бы тобой, если бы мог увидеть тебя сейчас. А теперь задуй свечи и запри за нами дверь, когда мы выйдем. И не отходи от меня ни на шаг.
— Да, сэр, — ответил Марк.
На улице не было ни души — ни соседей, ни прохожих. Вероятно, никто не услышал выстрел, прогремевший в доме, а если и услышал, то не понял, что это такое. Впрочем, это только к лучшему. Никто не должен знать, куда делись Гвинет и Марк.
Джесон помнил, что на углу Сохо-сквер есть стоянка кебов, и направился было туда, но в это время на Саттон-Роу свернул свободный экипаж. Джесон пронзительно свистнул, и кеб послушно свернул к тротуару.
— Несчастный случай, — пояснил Джесон кучеру.
Только после того, как он уложил Гвинет на сиденье кеба, он осознал самое страшное. Попади пуля чуть выше, Гвинет была бы уже мертва.
* * *
Гарри залез в кеб и приказал кучеру отвести себя на Кинг-стрит. Он то и дело улыбался, икал и говорил заплетающимся языком. Одним словом, старательно изображал пьяного гуляку. Это был самый верный способ оправдать свой разорванный пиджак.
Сердце Гарри продолжало бешено биться, гоня по жилам горячую кровь. Гарри даже слегка дрожал, но не от испуга, а от возбуждения. Он любил рискованные игры, любил ходить по лезвию бритвы. От этого он чувствовал себя выше тех, кто видит в нем всего лишь тупого убийцу. Что ж, они видят только то, что сам Гарри согласен им показать. Тупицы!
И Гарри громко рассмеялся.
Когда возбуждение утихло, он принялся во всех деталях восстанавливать события минувшего вечера. Гарри давно понял, что самое главное в любом деле — это именно детали. Готовясь к сегодняшнему визиту, он точно узнал распорядок дня миссис Бэрри — когда она встает, когда ложится и когда в ее доме не бывает служанки. Гарри знал, что миссис Бэрри была на той вечеринке у Сэквилла, но, поговорив со служанкой и Мальчиком, понял, что эта леди безупречна во всех отношениях. Да и у самого Гарри сложилось о ней такое же впечатление. Прикинувшись штукатуром, он смог беспрепятственно осмотреть весь дом и понял, что портрета здесь нет и если он спрятан, то где-то в другом месте.
Появление на сцене этого бешеного рыцаря — Галахада, как прозвал его для себя Гарри, хорошо знавший легенды о короле Артуре, — смешало все карты. Правда, Гарри успел выстрелить, но был уверен, что ранил миссис Бэрри не смертельно. Что поделать. Гарри был сейчас не в лучшей форме, а все из-за этой сучки Грейс, которая сумела не только сбежать от него, но еще и полоснула ножом. Ничего, она за это еще заплатит. А когда Гарри подлечит свою рану, он наведается к миссис Бэрри еще раз.
Гарри откинулся на спинку сиденья и принялся размышлять о том, кого называл сэром Галахадом. Это, безусловно, умный соперник, и он постарается как можно скорее увезти миссис Бэрри и ее мальчишку из этого дома. Наплевать. Найти их не составит большого труда.
И все же этот вечер не пропал даром, решил Гарри. По крайней мере, теперь понятно, что у миссис Бэрри нет того портрета. Если бы он был, она отдала бы его, чтобы спасти жизнь если не себе, то хотя бы своему сыну. Понятно и то, что в дальнейшем придется принимать в расчет и сэра Галахада.
Нет, история с миссис Бэрри еще не закончена. Можно сказать, она только начинается.
Теперь эта история превратилась для Гарри не просто в работу. Ему был брошен вызов, и Гарри охотно примет его. Чем опаснее игра, тем она интереснее, не так ли, господа? Итак, миссис Бэрри будет теперь начеку, и у нее есть сэр Галахад. Отлично! Но победа все равно останется за Гарри, потому что он умнее и хитрее их обоих. В той игре, которую они начали, он непобедим.
Уитли хочет, чтобы Гарри дал ему полный отчет о том, что происходит. Ничего, потерпит. Узнает обо всем только тогда, когда дело будет сделано, и не раньше.
Остановив кеб на углу Кинг-стрит, Гарри рассчитался с кучером и побрел, пошатываясь, к кофейне на углу Сент-Джеймс. Войдя внутрь, он сразу же поднялся в комнату на втором этаже. Человек, который покинул эту комнату спустя двадцать минут, был совершенно не похож на того человека, который входил в нее.
* * *
Боль полыхала в боку, тупыми ударами отзывалась в голове, и Гвинет казалось, что еще немного — и она сойдет с ума. Боль была нестерпимой, невообразимой, сквозь нее по-прежнему прорывался требовательный, жесткий голос. Господи, почему ее не оставят в покое?
— Я не могу дать тебе успокаивающего, пока не удостоверюсь, что с тобой все в порядке, — это был голос Джесона. — Как тебя зовут?
Гвинет стало страшно. Она знала, что лежит в какой-то незнакомой комнате, на незнакомой кровати, где она? И что с Марком? Она помнила, как он выскочил из кухни, а тот, с револьвером, вслед за ним. Это было последнее, что она запомнила.
— Марк, — чуть слышно прошептала она.
— Назови мне свое имя.
Гвинет удивленно посмотрела в лицо Джесона, склонившееся над ней.
«Зачем он спрашивает? — подумала она. — Он же знает, как меня зовут».
— Марк? — простонала Гвинет.
— С ним все в порядке, — тихо ответил Джесон. — Он спит в соседней комнате. Кто такой Марк?
Гвинет захотелось кричать, но она знала, что даже крик вряд ли ей поможет отделаться от Джесона. Это выражение на его лице она знала слишком хорошо. Он не отступится.
— Мой сын, — выдохнула Гвинет.
— А меня как зовут?
— Джесон, разумеется, — ответила она, стискивая зубы от боли.
— Хорошая девочка, — кивнул Джесон.
Накатила новая волна боли, и Гвинет закрыла глаза. Когда боль немного успокоилась, она прошептала:
— Я хочу видеть моего сына.
Джесон повернул голову к кому-то, стоявшему в комнате, что-то сказал, и в ответ послышался новый голос. Голос Брэндона? Впрочем, Гвинет не была уверена в этом. Стукнула дверь, а затем опять заговорил Джесон:
— Видишь? Я же говорил, что с Марком все в порядке.
Фигуры, стоявшие возле кровати, расплывались, словно в тумане, и Гвинет пришлось напрячь глаза. Теперь она видела, что это и в самом деле был Брэндон. На руках он держал завернутого в одеяло Марка.
— Пожелай мамочке доброй ночи, — сказал ему Брэндон.
— Доброй ночи, мама, — прошептал Марк.
— Доброй ночи, — выдавила Гвинет, провожая их взглядом до самой двери.
— Оставь дверь открытой, — приказал Джесон, глядя в лицо Гвинет.
Страх утих, но на смену ему опять пришла боль. Гвинет потянулась руками к пылающему огнем боку, но Джесон удержал ее.
— Послушай меня, Гвин, — сказал он. — Вчера вечером тебя ранили из револьвера. Опасности для жизни нет, но пуля все еще сидит у тебя в бедре. Мы ждем доктора, который вытащит ее. Я дам тебе успокоительного, а ты обещай лежать спокойно.
Она вскрикнула от боли, когда Джесон приподнял ее за плечи, поднося к губам стакан, наполненный какой-то мутной горькой жидкостью. Жидкость оказалась противной на вкус, но Джесон заставил Гвинет выпить все до дна, а затем осторожно уложил ее обратно на подушку.
— Я умираю, Джесон? — прошептала Гвинет.
Он буквально взорвался в ответ:
— Нет! Гвин, твоя рана не опасна. Через пару дней встанешь на ноги. И перестань молоть ерунду!
Она заглянула в его глаза и поверила.
— Время за полночь, Гвин, и я очень устал. Все. Все потом, — сказал Джесон.
Она опустила отяжелевшие веки. Боль все еще не хотела отпускать ее. Гвинет стиснула зубы, стараясь лежать неподвижно, как приказал ей Джесон.
— Сейчас уснет, — донесся до нее голос Брэндона. — Почему ты сам такой бледный, от страха?
— От злости, — ответил Джесон. — Ты только посмотри на эти синяки у нее на горле. На эту рану на виске. Страшно подумать, что было бы, не окажись меня там.
— Не могу поверить…
— Мне наплевать на это, — перебил Брэндона Джесон. — Я не дам больше тому негодяю ни единого шанса.
— Но ты же не можешь оставить ее здесь, — заметил Брэндон. — Сам должен понимать, начнутся сплетни.
— Не будет никаких сплетен. Никто не знает, что она здесь. А когда Гвин немного окрепнет, я отвезу ее в Хэддоу.
— А что скажет на это сама Гвин?
— У нее не осталось выбора.
Гвинет хотела сказать Джесону, что она думает по этому поводу, но лекарство сделало свое дело, и она провалилась в глубокий сон.
Ей приснилось детство. Мама слабо улыбнулась ей с подушки.
«Я должна уехать, — сказала она тогда. — Нет, Гвин, на этот раз я не смогу взять тебя с собой. Но тебе будет хорошо здесь, в Хэддоу-Холле, с твоими кузенами, правда?» А затем мама поцеловала ее. В последний раз.
Тогда Гвинет так ничего и не поняла и уехала верхом вместе с Джесоном, а когда они вернулись, все было кончено. В ту ночь она пробралась в постель к Джесону и уснула, обняв его за шею.
Следом хлынули другие воспоминания, другие лица, звуки и запахи. Вспомнилась вчерашняя ночь, когда ее саму хотели убить, когда под угрозой оказалась жизнь Марка. Этот человек обязательно попробует добраться до них еще раз, и Гвинет не знала, как спастись от него.
— Джесон…
— Я здесь, Гвин, — долетел до нее сквозь сон голос Джесона. — Все в порядке, не волнуйся. Я рядом.
Вдруг она почувствовала, как чьи-то сильные руки прижимают к кровати ее плечи и ноги. Гвинет приоткрыла глаза и увидела склоненное над собой лицо Джесона.
— Проклятие! — сказал он. — Она вертится.
— Держите ее крепче, — ответил ему незнакомый голос. — Иначе я причиню ей больше вреда, чем пользы.
Боль внезапно вспыхнула с новой силой, сделавшись невыносимой, жгучей. Гвинет попыталась вырваться, но ее держали крепко, и ей оставалось лишь кричать.
— Поскорей, ради всего святого, поскорей, — послышался сердитый голос Джесона.
Его лицо вдруг поплыло перед глазами Гвинет, подернулось дымкой, а затем и вовсе исчезло во тьме, поглотившей сознание.
Глава 11
Гвинет возвращалась из забытья постепенно, шаг за шагом. Еще не открывая глаз, она начала различать спокойные, домашние звуки. Открылась и захлопнулась дверь, прошелестели вдали чьи-то шаги. Затем восхитительно запахло горячим хлебом и жареными кофейными зернами. Во рту у Гвинет пересохло.
Наконец она сбросила с себя остатки сна и открыла глаза. В широкие окна лился яркий солнечный свет. На стенах, обитых незнакомыми розовыми обоями, висели незнакомые картины. Гвинет пошевелилась, и это движение отдалось у нее в боку острым уколом боли. Она негромко вскрикнула, стиснула зубы и попыталась повыше подняться на подушках.
У стола, спиной к Гвинет, стояла женщина. Услышав вскрик, она обернулась, и Гвинет, к своей неописуемой радости, узнала в ней Мэдди.
— Осторожно, вам нельзя двигаться, иначе рана может открыться, — сказала Мэдди, подходя к кровати. Она поправила подушки под головой Гвинет и спросила: — Так лучше?
Гвинет кивнула. Если лежать спокойно, боль почти не чувствуется.
— Я принесла вам чай. Заварила так, как вы любите.
Прихлебывая жидкий чай, Гвинет принялась рассматривать комнату, в которой она оказалась. Мысли ее разбегались. Последним четким воспоминанием, оставшимся в памяти Гвинет, была кухня и лицо Джесона, склонившегося над ней, все остальное тонуло в тумане.
В комнате преобладали светлые тона — розовый и белый. Кровать, на которой лежала Гвинет, оказалась высокой, широкой, с бархатным балдахином, украшенным золотыми кисточками — такими же, как и на длинных оконных шторах. Мебель была французская — обитые бархатом кресла, полированные шкафчики, комоды со множеством выдвижных ящиков. Повсюду были расставлены фарфоровые фигурки и изящные китайские вазы.
Эта спальня, вне всякого сомнения, была женской.
— Где я? — спросила Гвинет.
— Разве вы не помните? Это дом мистера Рэдли.
Гвинет неуверенно кивнула. Память понемногу начинала возвращаться к ней. Гарри, который пытался ее убить. Марк — спасенный, мирно спящий в одеяле. Джесон, обещавший быть рядом. Боль. Снова боль и присутствие какой-то женщины, ухаживавшей за раной и о чем-то говорившей с Гвинет.
— Мне кажется, я слышала голос Джуди, я имею в виду мисс Дадли, — она посмотрела на Мэдди.
Та кивнула.
— В ту первую ночь мисс Дадли буквально не отходила от вас. Она скоро вернется. Сейчас они вместе с мистером Брэндоном повели на прогулку Марка.
— Она живет в этом доме?
— Ее поселили над спальней хозяина, — указала рукой Мэдди, — а Марк спит в его гардеробной.
— Это так мило с ее стороны, — сглотнула Гвинет. — Ведь у нее столько самых разных забот.
— Она сказала, что все дела отложит на потом. К тому же вы скоро встанете на ноги. Пейте чай.
Гвинет допила до дна и спросила, возвращая Мэдди пустую чашку:
— Какой сегодня день?
— Понедельник.
— Понедельник? — растерянно повторила Гвинет.
— Вы проспали целый день и две ночи.
— И вы вместе с мисс Дадли были здесь все это время?
— И мистер Брэндон тоже. Правда, он ездил еще на Саттон-Роу, чтобы привезти вашу одежду, — улыбнулась Мэдди. — А я теперь ваша личная служанка, мистер Рэдли все устроил. — Тут улыбка сползла с лица Мэдди, и она грустно добавила: — Кто бы мог подумать, что Гарри окажется таким негодяем?
Гвинет не ответила, она внимательно изучала спальню. Мэдди забрала поднос и, направляясь к двери, на ходу обронила:
— Скажу хозяину, что вы проснулись.
— Нет! Погоди! — остановила ее Гвинет. Ею начала овладевать какая-то странная тревога. — Ты сказала, что это дом мистера Рэдли. Дом мистера Джесона Рэдли?
— Да, — кивнула Мэдди. — Прелестный дом, правда? Вот, посмотрите, — Мэдди указала рукой на оклеенную розовыми обоями стену. — Здесь потайная дверь, а за ней — туалетная комната для леди. Там фарфоровая ванна. Она такая большая, что в нее всей семьей залезть можно.
Гвинет с таким недоумением посмотрела на Мэдди, что та улыбнулась и пояснила, понизив голос.
— Это ванна, чтобы мыться в ней вдвоем, понимаете? — она хихикнула. — И зеркала! Знаете, какие там зеркала? От пола и до самого потолка! Когда мисс Дадли увидела все это, она сказала, что это возмутительно, да только при этом подмигнула мне. Она очень милая леди, правда?
Ужасные подозрения вспыхнули в голове Гвинет, и она задала следующий вопрос:
— Скажи, этот дом стоит на Мун-стрит?
— На Мун-стрит? С чего это вам пришло в голову? Нет. Этот прелестный небольшой дом находится на краю Мэрилибон-Филдз. Если посмотреть в окно, то увидишь и поле, и лес — они тянутся отсюда на многие мили. Живешь, как в деревне, но при этом совсем недалеко от Оксфорд-Роуд, так что до Лондона рукой подать.
Теперь обстановка спальни увиделась Гвинет в несколько ином свете. Да, это была женская комната, но при этом она не могла быть ни спальней бабушки Рэд-ли, ни спальней одной из кузин. Никто из них не украсил бы свою спальню фривольными фигурками Венеры и Купидона или картинами, на которых изображены крайне рискованные сюжеты.
Гвинет решительно откинула одеяло и соскочила на пол, стиснув зубы от острой боли, пронзившей все ее тело.
— Мэдди, помоги мне одеться. Мы уезжаем домой.
Мэдди открыла от удивления рот, но тут же опомнилась и сердито застрекотала:
— Вы должны немедленно вернуться в постель! Так-то вы решили отплатить мистеру Рэдли за все, что он для вас сделал? Я никогда в жизни не видела второго такого заботливого мужчину. Ну же! Возвращайтесь в постель, скорее!
— Потому что если ты этого не сделаешь, — неожиданно добавил низкий мужской голос, — я лично уложу тебя в постель. Мэдди, скажи повару, что миссис Бэрри проснулась и будет готова завтракать через десять минут.
— Я не голодна, — угрюмо сказала Гвинет.
— Не имеет значения. Ты должна есть. Поторопись, Мэдди.
Мэдди метнула в сторону Гвинет осуждающий взгляд, сделала книксен перед Джесоном и исчезла.
Гвинет стояла неподвижно, словно одна из фарфоровых статуэток, наводнявших эту спальню.
— Джесон, только попробуй сказать, что у меня больное воображение, — проговорила она сквозь стиснутые зубы. — Попробуй убедить меня в том, что этот дом не принадлежит твоей любовнице.
— У меня нет любовницы, — негромко заметил Джесон.
— Наверное, ты хочешь сказать, сейчас нет! — фыркнула Гвинет. — Могу поспорить, твое одиночество не затянется надолго. И сколько же их уже прошло через эту спальню! А?
Он не ответил, лишь подошел ближе, внимательно рассматривая Гвинет. Под глазами у нее еще были синие круги, на щеке остались царапины, но пятна на горле почти сошли. Джесону очень хотелось подхватить Гвинет на руки, приласкать, успокоить, но по ее глазам он понимал, что делать этого не стоит. По крайней мере сейчас. В ее глазах пылали угольки, и он решил дождаться, когда они потухнут.
Джесон спрятал улыбку и самым невинным тоном, на какой только был способен, произнес:
— Я сказал только то, что сказал, Гвин. А теперь возвращайся в постель; или я загоню тебя силой.
Ноги Гвинет уже дрожали от слабости, и ей ничего не оставалось, как вернуться в постель. Она одарила Джесона надменным взглядом, хотя бы отчасти утолив этим свою гордость, повернулась к кровати и застыла в растерянности. Она не сможет забраться в нее самостоятельно, матрас был слишком высок. Гвинет принялась искать глазами скамеечку, но в этот миг сильные руки Джесона подхватили ее и уложили прямо на середину постели.
Бок пронзила острая боль, и Гвинет невольно вскрикнула.
— Прости, — сказал Джесон совсем не виноватым тоном, — но если бы ты попросила о помощи, оказавшись в затруднительном положении, я оказал бы ее тебе спокойно и безболезненно.
— Хорошо, — ответила Гвинет, натягивая одеяло до самого подбородка. — Сейчас я попрошу тебя о помощи. Я хочу видеть своего сына. Я хочу видеть свою служанку. Я, наконец, хочу уехать из этого… этой… — Она огляделась по сторонам и передернула плечами.
— Так откуда ты хочешь уехать? — спокойно переспросил Джесон.
— Неважно! — отрезала Гвинет. — Мне нужно уехать раньше, чем кто-то узнает о том, что я здесь. Могу представить, что обо мне могут подумать! Это неприличный дом!
Джесон скрестил на груди руки, внимательно посмотрел на Гвинет и спокойно заметил:
— А я никогда и не записывался в монахи. У меня было довольно много женщин. Разве ты ожидала иного?
— Знаешь что, Джесон, — сказала Гвинет, набрав в грудь побольше воздуха, — мы сейчас говорим не о твоей репутации, а о моей.
Она помедлила, собираясь с мыслями. На душе у нее скребли кошки. Предатель, предатель!
— Неужели ты думаешь, что тебя могут принять за мою любовницу? — задумчиво спросил Джесон.
— Если эта спальня — образчик вкуса твоих любовниц, то я на эту роль не гожусь, — сердито прищурилась Гвинет.
Джесон уловил, как в ее глазах вместо раскаленных угольков промелькнула веселая зеленая искорка, и, внимательно осмотрев вслед за Гвинет спальню, сказал:
— Насколько я помню, тебе никогда не нравились женщины, которые приходились мне по вкусу, верно, Гвин? Я говорю о том времени, когда мы с тобой были еще совсем молоды и жили в Хэддоу.
— Мне не нравились женщины, которые были тебе по вкусу? — широко улыбнулась Гвинет. — Но, Джесон, у тебя вообще нет вкуса! Тебя легко может увлечь любое существо, лишь бы оно двигалось и носило юбку! Рядом с тобой ни одна женщина не может чувствовать себя в безопасности, кроме разве что охотниц за мужьями.
— И тебя.
Глаза Гвинет вспыхнули, но в следующее мгновение их прикрыли длинные пушистые ресницы. Джесон взял Гвинет за подбородок и спросил, глядя в ее расстроенное лицо:
— Что с тобой, Гвин?
Она сердито отбросила его ладонь и жалобно сказала:
— У меня огнем печет бок и болит голова, а разговор наш все равно ни к чему не приведет. Я очень, очень благодарна тебе, Джесон, и за себя, и за Марка. Если бы не ты, не представляю, чем бы все это закончилось. Разумеется, я не имею никакого права лезть в твою личную жизнь, но пойми, мне нельзя здесь оставаться. Если родители моих учеников узнают о том, что я переехала в этот дом, их ноги у меня больше не будет. А как же мне тогда зарабатывать на жизнь?
— На жизнь, — повторил Джесон, понемногу начиная раздражаться, и ему захотелось крикнуть: «Почему о том, как заработать на жизнь, ты думаешь, а о том, что тебя едва не придушили, — нет?»
Впрочем, Джесону было бы что сказать, даже если оставить в покое тот трагический вечер. Он внимательно осмотрел весь дом, в котором жили Гвинет с Марком, и понял всю глубину их бедности. До этого Джесона сбивала с толку парадная гостиная, дальше которой его не пускали. Теперь он знал, что Гвинет едва сводит концы с концами и будет впредь делать то же самое, потому что — он готов был в этом поклясться — не позволит себе тронуть ни гроша из тех денег, которые на нее свалились, с тем, чтобы все их оставить Марку. На себя, во всяком случае, она не потратит из них ни пенса. Переубедить ее? Напрасный труд. Ведь она Рэдли, так же, как и Марк. Однако он сам, Джесон, не только Рэдли, но и попечитель Гвинет, и он не позволит ей оставаться на положении бедной родственницы.
Прекрасные глаза Гвинет наполнились слезами. Джесон призвал себя к спокойствию, присел на край постели и взял руки Гвинет в свои ладони.
— Послушай меня, Гвин, — заговорил он. — Ты не можешь вернуться домой. Подумай хорошенько. Тот человек, который на тебя напал, не был обыкновенным вором. Что, если он надумает вернуться? В следующий раз я буду не в силах помочь тебе. Вот почему я привез вас сюда — не для того, чтобы обидеть тебя, а для того, чтобы вы с Марком были в безопасности. В этот дом никто не сунется. Да и искать тебя в нем никто не станет.
Слова Джесона несколько успокоили Гвинет, и тем не менее она спросила:
— А почему тогда ты не отвез нас на Мун-стрит?
— Я думал об этом, но там слишком много слуг и слишком много посетителей. Кроме того, здесь, на Мэрилибон-Филдз, вам придется пробыть совсем недолго, от силы день-два. Как только ты встанешь на ноги, я отвезу вас с Марком в Хэддоу. Там ты и поправишься окончательно.
— Я сомневаюсь насчет Хэддоу, Джесон, — покачала она головой. — Это так далеко… Я растеряю всех своих учеников.
Джесон беззвучно выругался себе под нос и крепче сжал руки Гвинет — так, что та даже поморщилась.
— Ты разве не слышала, что я сказал? Твой дом не собирались грабить. Тому убийце нужна была только ты, Гвинет. Ты, и больше никто.
Лицо Гвинет заметно побледнело.
— Нет, — прошептала она, качая головой. — Тот человек явно ошибся. Теперь он об этом знает. И ему была нужна не я, а портрет. Маленький портрет, которого у меня нет.
— Портрет? Что за портрет? Чей?
— Он не сказал, а я, — Гвинет хрипло рассмеялась, — а я, как ты сам понимаешь, не спрашивала.
Джесон ненадолго задумался, а затем сказал:
— Тебе должно быть что-то известно, Гвин. Думай. Быть может, кто-нибудь показывал тебе портрет или говорил с тобой о каком-то портрете, или…
— Нет же! — крикнула она. — Как ты думаешь, почему я уверена, что тот убийца пришел не по адресу?
— Послушай, Гвин, — веско заговорил Джесон, стремясь донести до Гвинет всю серьезность ситуации, в которой она оказалась. — За последнее время произошло немало странных вещей, и каждый раз оказывается, что ты так или иначе связана с ними. Когда мы с тобой виделись в первый раз, ты говорила, что за тобой следят. В тот же вечер ты чудом не становишься жертвой убийства на лестнице в доме Сэквилла. Наконец, на тебя нападают в твоем собственном доме. И это не случайное, а обдуманное нападение. Марк рассказал, что этот Гарри уже заходила утра в ваш дом и при этом задавал множество вопросов. Мэдди подтвердила это. Убийца побывал в каждой комнате, очевидно, искал тот самый портрет, но не нашел и вернулся тогда, когда, по его расчету, вы с Марком должны были быть в доме совершенно одни. Теперь ты видишь, как опасно тебе оставаться в своем доме? По крайней мере до тех пор, пока мы не найдем этого Гарри. В Хэддоу ты будешь в полной безопасности и сможешь спокойно поправляться. А там посмотрим.
Гвинет приложила руку к виску. Она хотела стереть из памяти все детали того страшного вечера, но не смогла и задрожала от запоздалого страха. Она чувствовала себя такой беспомощной!
Увидев слезы, вновь подступившие к глазам Гвинет, Джесон вздохнул и сказал, обнимая ее за плечи:
— Ну-ну, успокойся. Быть может, я и преувеличиваю опасность.
— Гарри… Он грозил расправиться с Марком, — всхлипнула Гвинет. — Я думаю, что даже если бы он и получил тот портрет, он все равно убил бы меня, а быть может, и Марка.
Джесон ясно увидел перед собой эту картину — развороченная кухня, пол, усыпанный осколками посуды, и Гарри, наводящий на Гвинет ствол револьвера, и снова почувствовал холодок под сердцем — точно такой же, как в ту секунду, когда грянул выстрел.
— Ничего этого не случится, если ты будешь не одна, — запальчиво сказал Джесон. — Ты должна вернуться в свою семью, к людям, которые о тебе позаботятся. Иначе, черт побери, твоя проклятая гордость сведет тебя в могилу, Гвин. Одинокая женщина…
Гвинет резко отшатнулась от него, и Джесон тут же замолчал.
— Это не такая уж редкость, — прошептала Гвинет. — И в том, что женщина живет одна, нет ничего предосудительного.
— Гвин, — сказал Джесон, раздражение которого утихло, а вот страх и возбуждение остались. — Давай не будем переводить разговор в область предположений. До тех пор, пока все не уладится, ты не можешь жить одна, как ты этого не понимаешь?