ПРОЛОГ

Ей было страшно открыть глаза, она боялась, что он все еще здесь и наблюдает за ней. Она знала, что этот человек опасен и что он захочет избавиться от нее. Она знала, каким жестоким он может быть.

Как много она успела ему рассказать?

Мысли метались у нее в голове, словно стая встревоженных птиц.

«Только не поддавайся панике, — уговаривала она себя. — Лучше вспоминай. Как много ты успела ему рассказать?»

Но этого она припомнить не могла.

Усилием воли она попыталась взять себя в руки, и постепенно мысли ее начали проясняться. Она вспомнила, как он запер ее в комнате, а затем заставил выпить из бокала, который держал в руке. Лауданум. Конечно же, это был лауданум, потому-то она никак не может сейчас собраться с мыслями, потому у нее так раскалывается голова и так сухо в горле.

Окончательно приходя в себя, она задышала глубоко и медленно. Ресницы ее затрепетали, однако подниматься не желали, словно были налиты свинцом. Постепенно она начала ощущать мягкость постели, на которой лежала, услышала свист ветра за окном и дождь, тарабанящий по стеклам. Дождь. Он шел и тогда, когда они с Грейс пытались покинуть дом под покровом темноты. На берегу реки их ждала лодка, на которой они собирались бежать. Но он спустил с привязи собак, и все было кончено.

— Беги! — крикнула она тогда своей перепуганной служанке. — Он не должен схватить нас обеих!

Ветер относил ее слова в сторону, и она сделала еще одну попытку.

— У меня не получится! Передай леди Октавии, что только она может мне помочь!

Она махнула рукой в направлении реки, подтолкнула Грейс, а сама побежала в другом направлении, к дому. Собаки учуяли ее запах и помчались следом, ведя за собой сквозь ночь ее мужа и слугу.

Когда же это было? Два дня тому назад? Или три? А может быть, неделю? Она не помнила.

А как тщательно все было продумано, вплоть до последних мелочей! На то, чтобы подготовить побег, она потратила целый месяц — купила и спрятала в надежном месте лодку, запаслась деньгами на то время, пока ее поверенный не уладит все дела. Но прежде, чем ей удалось бежать, муж узнал о том, что она встречалась в библиотеке со своими подругами, и стал держать ее взаперти.

Она сделала все, что могла, но проиграла. А когда он схватил ее, начались расспросы.

«Почему ты это сделала? — раз за разом спрашивал он. — И почему именно сейчас?»

Уголки его рта опустились книзу, и она подумала, что таким, кроме нее, этого человека не видел никто. И в министерстве, и в клубах, в которых он бывал, все считали его мягким, обходительным и приятным.

«Я не знаю».

«Это все твои подруги из библиотеки, не так ли? Это они забили тебе голову своими идеями?»

«Нет».

Он схватил ее за руку и потащил к зеркалу.

«Взгляни на себя, — презрительно усмехнулся он. — Ты уже старуха. На тебя жалко смотреть. Тебе не прожить в одиночку. У тебя нет денег. На что ты рассчитывала? Кто должен был тебе помогать? Кто? Кто? Кто?»

Его слова доносились до нее словно издалека, едва задевая сознание. Она смотрела на свое отражение так, словно видела себя впервые. Из зеркала на нее глядела старая, сгорбившаяся женщина с ввалившимися глазами на болезненно-бледном лице, которое когда-то называли прекрасным.

Как не похожа была эта жалкая старуха на портрет юной девушки, что висел над белым мраморным камином в столовой Роузмаунт-Хауса. Тогда, в восемнадцать лет, глаза ее сияли огнем. Уверенная в своих силах, она смотрела на мир восторженно и доверчиво. Разве могла она знать тогда, что ждет ее впереди? Разве могла догадываться, что, став богатой наследницей, превратится всего лишь в пешку в той жестокой игре, что разыгрывают между собой мужчины?

Он продолжал кричать, и его злые, обидные слова больно ранили ее.

«Если я в самом деле всего лишь дряхлая, уродливая старуха, мне лучше умереть», — подумала она.

И тогда она заговорила. Она сказала ему не все, однако достаточно для того, чтобы презрительная ухмылка исчезла с его лица. Напомнила о портрете, сказала мужу, что может при желании легко погубить его. Предложила ему сделку: он отпускает ее на свободу, а она взамен клянется унести, с собой в могилу ту тайну, что известна только им двоим.

Но разве можно пытаться заключить сделку с самим дьяволом? Свой секрет она унесет в могилу в любом случае. А ее муж… Он почти достиг того, к чему стремился всю свою жизнь, и теперь не позволит никому встать у него на пути.

За свою долгую жизнь она так часто испытывала страх, что думала, будто знает об этом чувстве все. Оказалось, это не так. Сейчас она боялась не только за себя, но и за подруг, и если муж узнает их имена, им придется расплачиваться за ее грехи.

В коридоре послышались шаги — его шаги, — и ее глаза наконец открылись.

Когда в замке повернулся ключ, она заставила себя подняться на ноги. Всю жизнь она прожила в слезах и вечном страхе, но сейчас ею овладело странное спокойствие. Она знала, что не имеет права проиграть эту схватку.

Глава 1

Гвинет свернула на Саттон-Роу и увидела стоящий прямо у подъезда ее дома двухколесный экипаж. День сегодня выдался самым обычным. Утро она провела в Женской библиотеке на площади Сохо, где работала три дня в неделю, а затем отправилась домой. Она немного задержалась, зайдя по дороге купить хлеба, и теперь торопилась, чтобы успеть накормить своего маленького сынишку прежде, чем придет первый из сегодняшних учеников, которым она давала уроки игры на рояле.

И тут она увидела экипаж.

Сначала Гвинет предположила, что кто-то из родителей ее учеников приехал, чтобы расплатиться за занятия. Однако, подойдя ближе и рассмотрев грума, одетого в красно-коричневый сюртук с серебряным галуном, она нахмурилась.

Ливрея Рэдли. Ее она узнала бы где угодно.

Сердце Гвинет забилось чаще, а ноги, наоборот, замедлили шаги.

«Я никогда не была готова к этому и никогда не буду готова», — с горечью подумала Гвинет, злясь на саму себя.

Впрочем, после того, как она переехала жить в Лондон, их с Джесоном пути так или иначе должны были пересечься. Это был только вопрос времени.

Ее сердце продолжало бешено биться, когда она вошла в дом — скромное двухэтажное здание с переделанной под музыкальный класс гостиной. Поскольку в этом доме Гвинет не только жила, но и давала уроки, она постаралась придать ему элегантный вид — по крайней мере, холлу и музыкальному классу — и потому снесла сюда всю лучшую мебель и свой единственный ковер. Обстановка остальных комнат была по-спартански простой: на голых полах стояли разрозненные, обшарпанные столы и стулья. Ничего другого у нее не было, да и быть не могло.

Услышав стук входной двери, из кухни выскочила служанка Мэдди. Она забрала у Гвинет хлеб и помогла ей раздеться. Мэдди недавно исполнилось пятнадцать, она была свежей и сияющей, словно новенькая монетка, и отличалась добрым и веселым нравом. Она приходила в дом Гвинет всего на несколько часов в день, успевая затем поработать еще у одной пожилой леди, жившей здесь же, на углу Сохо-сквер. Иметь постоянную прислугу было Гвинет не по карману.

Мэдди стрельнула в сторону Гвинет любопытными глазками и быстро зашептала:

— Вас ожидает какой-то знатный и красивый джентльмен, миссис Бэрри. Некий мистер Рэдли. Сказал, что он ваш кузен. Я проводила его в гостиную. Надеюсь, я все сделала правильно?

Гвинет хотела сказать, что в ее доме все равно некуда провести гостя, кроме как в гостиную, но сдержалась и вместо этого, бросив быстрый взгляд на свое отражение в зеркале, ответила:

— Ты все сделала как надо, Мэдди.

Густые золотистые волосы примялись под шляпкой, и Гвинет собралась было поправить прическу, но передумала. В конце концов, она не собирается производить впечатление на мистера Джесона Рэдли.

Ах, если бы еще сердце не билось так сильно!

— Вы прекрасно выглядите, — сказала Мэдди, окидывая сияющим взглядом стройную фигуру Гвинет, обтянутую серым платьем с кружевными белоснежными отворотами на высоком воротничке-стойке и манжетах длинных рукавов. — Просто здорово, если хотите знать мое мнение.

Обычно подобные вольности считаются непозволительными для прислуги, но между Гвинет и Мэдди сложились особые отношения, почти дружеские. Они вместе занимались хозяйством, вместе обедали и ужинали, а когда Гвинет нужно было уйти из дома, Мэдди присматривала за Марком. Пожалуй, Мэдди пыталась сохранить дистанцию между ними даже больше, чем Гвинет, особенно в тех случаях, когда к ним в дом приходили состоятельные граждане, приводившие учиться музыке своих дочерей. Тут уж Мэдди вела себя с Гвинет со всей возможной почтительностью. Помимо торговцев, к хозяйке заходили иногда и профессиональные музыканты, бывали рабочие, разносчики, но вот родственник зашел впервые. И Мэдди, теряясь в догадках, смотрела, как пульсирует на шее Гвинет тонкая жилка.

— Где Марк? — бесцветным голосом спросила Гвинет.

— Он с мистером Рэдли. Прошу вас.

С этими словами Мэдди распахнула дверь гостиной, и Гвинет, у которой не осталось выбора, вошла внутрь, сделала несколько шагов и остановилась. Напротив камина стоял низенький столик, Джейсон с Марком примостились возле него на коленях. Они с аппетитом приканчивали большую тарелку сдобных булочек, запивая их сладким чаем.

Джесон увидел ее первым и легко поднялся на ноги. Марк вскочил вслед за ним и бросился к матери.

— Мама, у нас дядя Джесон. Он наш родственник, мама. Узнал, где мы живем, и приехал проведать. Я и не знал, что у меня есть двоюродный дядя.

Щеки Гвинет слегка порозовели, но сын не заметил этого.

— А еще дядя сказал, что может покатать меня по площади в своей коляске, только сначала поговорит с тобой. Ты разрешишь мне, мама? Разрешишь?

Покататься в коляске Марку выпадало нечасто, и потому Гвинет не могла сказать «нет», хотя ей очень не хотелось отпускать мальчика с Джесоном Рэдли. Марк так умоляюще смотрел на Гвинет своими серыми, похожими на материнские, глазами, что та не выдержала и улыбнулась в ответ.

— Почему бы и нет. Ты сделал уроки, которые тебе были заданы?

Марк поспешно кивнул.

— Тогда ступай, приведи себя в порядок и помоги Мэдди на кухне. Когда мы закончим, я позову тебя.

Марк восторженно вздохнул и, с обожанием глядя на Джесона, сказал:

— Спасибо, сэр.

Он быстро выскочил за дверь и помчался разыскивать Мэдди. Гвинет тихо прикрыла за сыном дверь. Теперь ей волей-неволей пришлось перевести взгляд на Джесона.

Высокий, темноволосый, он выглядел просто безупречно — прекрасно сложенный, с жестким, по-мужски красивым лицом. Джесон в самом деле был кузеном Гвинет, но в последний раз они виделись целых восемь лет тому назад.

За эти годы Джесон возмужал и окреп. Гвинет подумала, что этому немало способствовали заботы, свалившиеся на плечи Джесона после того, как он стал хозяином Хэддоу-Холла. Ей доводилось слышать о том, что поначалу Джесон находился на грани банкротства, но затем, благодаря нечеловеческому напряжению сил, сумел не только поправить дела, но и стать одним из богатейших людей во всем Лондоне. Честно говоря, она не ожидала, что он лично займется делами. Гвинет казалось, что Джесон выберет более простой и короткий путь к успеху — выгодный брак, тем более что желающих стать миссис Джесон Рэдли, как ей помнится, всегда хватало.

«Почему он так и не женился, черт его побери?» — подумала она.

Джесон продолжал внимательно и спокойно наблюдать за Гвинет, ожидая, когда она заговорит. Пройдя мимо Джесона и усевшись на диване возле камина, Гвинет спросила:

— Как поживаешь, Джесон?

Уголки его губ дрогнули, но он решил поддержать ее игру.

— Спасибо, Гвин, хорошо, — сказал Джесон и пересел в кресло по другую сторону камина. — Хотелось бы узнать, как твои дела. Выглядишь ты отлично. Похоже, жизнь в Лондоне пошла тебе на пользу. Твой сын рассказал, что в этом доме вы живете месяцев шесть или семь.

Гвинет наклонила голову, но не стала говорить Джесону о том, где они жили до этого.

— А раньше вы жили с дядей и тетей Марка, не так ли?

— Да, — кивнула Гвинет и добавила, не дожидаясь дальнейших вопросов: — После смерти мужа я могла рассчитывать только на свои силы.

Восемь лет тому назад она сбежала с Найджелом, и это послужило причиной ее разрыва с семейством Рэдли. С тех пор она виделась только с сестрой Джесона Триш, и то лишь от случаю к случаю.

— Я был огорчен, узнав о постигшей тебя утрате, — медленно сказал Джесон. — Однако ты должна была поставить нас в известность.

— Я писала Триш.

— Да, но не мне, и это было год назад.

Замечание Джесона застало Гвинет врасплох, и она принялась сбивчиво объяснять.

— Это вовсе не значит… Мне тогда было очень трудно… Да, я не подумала, прости.

Наступило долгое молчание. Гвинет боялась, что Джесон приступит к дальнейшим расспросам, но он, слава богу, решил сменить тему.

— По-прежнему много играешь? — спросил Джесон, кивком указывая на стоящее в углу фортепьяно.

— Да, насколько позволяет время, — ответила Гвинет, глядя вниз, на свои стиснутые руки. Это фортепьяно было для нее основным источником дохода. — Конечно, этот инструмент намного хуже того, что стоит в Хэддоу-Холле, но мне хватает.

— А твой сын, он тоже играет?

— Совсем немного, ведь Марку всего семь. В таком возрасте еще рано всерьез заниматься музыкой. Больше десяти минут ему все равно за инструментом не высидеть.

Джесон слегка передвинулся в кресле, продолжая наблюдать за Гвинет.

— У тебя славный мальчик, Гвин. Ты должна гордиться им.

Эти слова заставили Гвинет вспомнить не только о Марке, но и о том, вокруг чего крутится их разговор с Джесоном.

— Спасибо. Я действительно горжусь им, — поблагодарила она и сознательно сменила тему. — А как дела в Хэддоу-Холле? Все в порядке? Что нового у Триш и Джерри?

Джесон откинулся на спинку кресла и вытянул вперед свои длинные ноги.

— Спасибо, у них все хорошо. Они появятся в Лондоне через неделю-другую, конечно, если бабушка будет здорова. Она считает, что Софи пора вывести в свет. Сейчас Триш и Джерри в Хэддоу вместе с Крисом, а второй их сын, Брэндон, здесь, в городе. Ты помнишь Брэндона?

— Да, конечно.

Она помнила все. И хорошее, и плохое.

— Софи сейчас должно быть семнадцать, — сказала Гвинет, пытаясь представить себе Софи в образе юной леди. В последний раз она видела ее еще девчонкой и помнила, как та изводила бабушку своими бесконечными проделками. — Она все такая же сорвиголова?

— Ах, если бы.

— В чем дело?

— Теперь она стала невозможной кокеткой.

Зеленые глаза Джесона весело блеснули, но Гвинет осталась серьезной и напряженной, зная о том, что их непринужденная беседа — всего лишь тонкий лед, под которым кроется бездонная, холодная, опасная пучина.

— А у меня сейчас много дел в Лондоне, — продолжил он, — и в конце концов я не удержался и купил себе дом. На Мун-стрит. Решил, что так будет удобнее.

Нельзя сказать, что Гвинет совсем ничего не было известно о жизни Джесона. В Женской библиотеке на Сохо-сквер у нее была близкая подруга, чья мать жила в Брайтоне, неподалеку от Хэддоу-Холла, и была знакома с Рэдли. Джуди всегда делилась с Гвинет новостями о Джесоне. Во всяком случае, о многочисленных романах своего кузена она знала во всех подробностях.

Джесон выпрямил спину и слегка подался вперед, к Гвинет.

— Они будут рады видеть тебя, — сказал он. — Ведь ты член нашей семьи. Всегда была и всегда ею останешься.

— Уж наверняка не бабушка тебе это сказала, — сухо откликнулась Гвинет.

— Она вовсе не такой тиран, каким хочет выглядеть, — серьезно ответил Джесон. — Здоровье у нее уже не то, да и годы смягчили ей душу. Может быть, не будем ворошить прошлое?

Гвинет попыталась представить себе смягчившуюся бабушку Рэдли, но у нее ничего не получилось. С того времени, как родители Джесона умерли один за другим от лихорадки, бабушка взяла все в свои руки и начала править Хэддоу-Холлом решительно и властно. Если у нее и был когда-нибудь любимчик, так это Джордж, старший брат Джесона.

А затем умер и Джордж — он погиб во время шторма, — и хозяином Хэддоу-Холла стал Джесон, но он покинул родовое гнездо сразу же по окончании заупокойной службы. Тогда-то Гвинет и видела его в последний раз.

Сейчас он продолжал внимательно смотреть на нее.

— Ты заблуждаешься относительно меня и бабушки, — сказала Гвинет. — Между нами не было ни вражды, ни отчуждения.

— Да, — сухо ответил Джесон. — Просто ты сбежала из дома со своим солдатом и уехала вслед за ним из Англии. Никто из нас не знал, куда. Разве это нельзя назвать отчуждением?

— Я писала вам всем… иногда.

— Всего один раз, если не считать твоих писем Триш.

— Я вышла замуж за военного и провела несколько лет за пределами Англии. Писать письма домой я не обещала. Кроме того, с тех пор столько воды утекло, что не стоит и вспоминать об этом.

Они замолчали, пристально глядя друг другу в глаза.

Джесон первым не выдержал и отвел взгляд в сторону. Откинулся на спинку кресла и принялся осматривать гостиную.

«Что ж, смотри, — подумала Гвинет. — Все равно ничего не высмотришь».

Гостиная, быть может, и не отличалась особой элегантностью, но была уютной. В камине пылал огонь, отбрасывая блики на добротную, ухоженную мебель. Ну а о том, что в этой комнате собрано все лучшее, что есть в доме, посторонним знать необязательно.

Джесон повернулся к Гвинет и внезапно спросил:

— Ты счастлива, Гвин?

— Я удовлетворена.

— Тем, что учишь музыке чужих детей?

— Я живу своей жизнью и привыкла за все платить сама, — сердито ответила Гвинет. — Я не стыжусь того, чем занимаюсь. Может быть, тебе покажется странным, но мне это даже нравится. Некоторые из моих учеников очень талантливые дети.

О тех, кто был совершенно не способен к музыке и доводил ее этим до отчаяния, она предпочла не говорить. Неожиданная мысль пришла в голову Гвинет, и она спросила:

— Откуда ты узнал, что я даю уроки музыки? Успел допросить моего сына?

— Мы поговорили с ним немного, пока дожидались тебя, — холодно ответил Джесон. — Да, не скрою, кое-что из того, что рассказал Марк, показалось мне довольно любопытным. Я, например, очень удивился, когда он упомянул Женскую библиотеку на Сохо-сквер. Мне даже показалось, что я ослышался.

— Не верю, — гордо вскинула голову Гвинет. — У Марка отличная дикция.

— Ты там работаешь? — недоверчиво спросил Джесон.

— Три раза в неделю, по утрам. Добровольно, как и все наши леди.

— Но… — нерешительно протянул Джесон и лишь спустя несколько секунд закончил фразу: — Библиотека на Сохо-сквер. Значит, мы говорим о леди Октавии и ее Женской лиге? Неужели ты тоже из их компании?

Типично мужская реакция. Гвинет сталкивалась с этим уже не раз, но сегодня ее нервы были слишком напряжены, чтобы пропустить слова Джесона мимо ушей.

— Леди Октавия, — сказала она, — всего лишь пытается привлечь внимание людей к проблемам женщин, страдающих от несовершенства нашего древнего брачного законодательства. А еще помогает женщинам, попавшим в беду. Я восхищаюсь леди Октавией и горжусь тем, что, как ты говоришь, я из ее компании.

— Похоже, я задел тебя за живое, — заметил Джесон, с насмешкой глядя на Гвинет.

Он насмехался над ней, и Гвинет, как ни странно, могла его понять. Всего лишь час тому назад она еще радовалась той жизни, которую смогла устроить для себя и Марка. Но какой жалкой должна выглядеть эта жизнь в глазах Джесона! Гвинет оставалось лишь надеяться на то, что Марк не успел проболтаться Джесону о том, что сегодня ее наняли тапером, играть на какой-то вечеринке на Парк-Лейн. Узнай Джесон еще и об этом, он наверняка решил бы, что они с Марком находятся просто в отчаянном положении. Но даже если он недалек от истины, Джесону вовсе не обязательно знать об этом.

— Просто не люблю, когда насмехаются над моими друзьями, вот и все, — тихо сказала Гвинет. — Но ты же пришел сюда не для того, чтобы поговорить о леди Октавии. Зачем ты пришел, Джесон?

— Разве ты не рада видеть меня?

— А что, я должна быть рада тебе?

У Джесона была привычка щурить глаза, когда он злился. Сейчас они были прищурены.

— Честно говоря, я надеялся на то, что наша встреча окажется теплее. Как-никак восемь лет не виделись. Злишься на меня, Гвин? За что? Неужели так и не можешь мне простить того, что случилось с Джорджем?

Эти слова поразили Гвинет.

— Нет! Я никогда не винила тебя за это, Джесон. Знаю, что ты был ни при чем. Разве я не сказала тебе этого на похоронах?

— Да? — пожал плечами Джесон. — Не помню. Это были страшные дни для всех нас.

— Тогда позволь мне сказать это сейчас. Я не виню тебя в том, что случилось с Джорджем. Никогда не винила и никогда не стану.

— Спасибо.

Он снова окинул Гвинет долгим изучающим взглядом, а затем мягко спросил:

— Ты была счастлива с Найджелом?

Гвинет постаралась сохранить на своем лице спокойствие. Подробности ее личной жизни не касаются никого. А уж Джесона особенно.

— Очень счастлива.

— Что ж, рад за тебя. — Но ты так и не ответил мне, зачем ты здесь? — поспешно сменила тему Гвинет.

Он вздохнул, но все же повернул разговор в указанном Гвинет направлении.

— Тебе причитаются деньги, Гвин. Определенная сумма от некоего благодетеля, решившего не раскрывать свое имя. Не скажу, что это целое состояние — там всего десять тысяч фунтов, — но если подойти к этим деньгам с умом, вы с Марком могли бы на них прожить.

— От неизвестного… — она непонимающе уставилась на Джесона. — Наследство? Ничего не понимаю. Так было сказано в завещании?

— Нет. Все именно так, как я тебе сказал. Неизвестный благодетель перечислил для тебя кругленькую сумму и хочет, чтобы ты ее получила.

Сердце Гвинет билось очень тяжело и очень медленно.

— Кто бы это мог быть?

— Тебе лучше знать, — откликнулся Джесон. В его прищуренных глазах промелькнуло странное выражение, которое Гвинет уловила, но не смогла распознать.

— Понятия не имею, кто бы это мог быть, — сказала Гвинет, искренне удивившись тому, как спокойно звучит ее голос.

— А как насчет тайных воздыхателей, Гвин? Быть может, это дар от одного из твоих поклонников? Или от человека, который считает себя чем-то обязанным тебе?

— Я не… — машинально начала Гвинет, и только после этого до нее дошел истинный смысл слов Джесона. — Не говори глупостей, — резко огрызнулась она. — Я всего лишь вдова с ребенком на руках. И нет у меня ни времени, ни желания заводить поклонников. Да и где мне их искать, черт побери? Все мужчины, с которыми я встречаюсь, женаты. Учу музыке их детей.

Улыбка родилась где-то в уголках губ Джесона, поползла вверх и наконец осветила его глаза.

Ах, эта улыбка! Она смутила душу Гвинет сильнее любых слов, сказанных Джесоном. Вернула ее в те далекие дни, когда они с Джесоном были еще совсем детьми и он постоянно задирал ее.

— А как ты узнал обо всем этом, Джесон? Тебе-то кто рассказал? — спросила Гвинет, отгоняя от себя воспоминания.

Прежде чем он успел ответить, в комнату впорхнула Мэдди. В руках у нее был поднос с графинчиком шерри с двумя хрустальными бокалами. Она молча прошла к столу, поставила поднос и окинула Гвинет выразительным взглядом, в котором сквозило осуждение за то, что хозяйка забыла, как нужно принимать гостя, особенно если это молодой красивый джентльмен. Самого джентльмена, то есть Джесона, она тоже окинула взглядом — застенчивым.

— Спасибо, Мэдди, — сказал Джесон и потянулся к графинчику. — Можно подумать, что ты прочитала мои мысли.

Мэдди неразборчиво пробормотала что-то себе под нос и покраснела от смущения. Еще бы, ведь Джесон одарил ее своей знаменитой улыбкой — той самой, широкой, открытой и в то же время интимной улыбкой, перед которой не могло устоять ни одно женское сердце.

Улыбка Джесона была смертельно опасным оружием, которое, по мнению Гвинет, давно пора было объявить вне закона.

Она молча приняла из рук Джесона бокал с шерри, дожидаясь, когда же Мэдди наконец закончит собирать со стола пустые чайные чашки и удалится, и заговорила только после того, как они с Джесоном вновь остались вдвоем.

— Как ты прослышал об этом загадочном дарителе?

— Прекрасный шерри, — ответил он.

— Благодарю, — она не стала говорить, что это был рождественский подарок от отца одной из учениц. — Наследство. Как ты узнал о нем, Джесон? — повторила она.

— Получил письмо от адвоката с Пэлл-Мэлл. От некоего Бенджамена Армстронга.

— Никогда не слышала о таком.

— Это понятно. Так вот, он не знал, как ему тебя разыскать, и спрашивал, не знаю ли я, где ты. Разумеется, я этого не знал. Ведь ты даже Триш не сообщила о том, что переезжаешь в Лондон. Мне потребовалась целая вечность, чтобы найти, где ты живешь.

— Рано или поздно я бы, конечно, написала Триш… — Гвинет вдруг запнулась, поставила на стол недопитый бокал и вскочила на ноги. — Так, значит, это ты! Ты преследовал меня, шпионил за мной! Я думала, что все мне только кажется, а это был ты!

— Ты говоришь, что кто-то следил за тобой? — нахмурился Джесон.

— Ах, только не делай вид, будто тебе ничего не известно! Сам ты, конечно, за мной не следил, это делали люди, которых ты нанял. Но зачем, зачем? Чего ты этим добился? И что хотел выведать? Ведь, по сути, мне нечего скрывать.

— Сядь, Гвин! — прикрикнул на нее Джесон.

Гвинет замолчала, недовольно одернула юбку, но спустя секунду все же опустилась на диван.

— Мне незачем было шпионить за тобой. Понимаешь? — Он дождался, пока она кивнула, и только после этого продолжил: — Брэндон подсказал мне, где тебя найти. У вас есть общая знакомая, некая мисс Джуди Дадли. Как только она упомянула в разговоре мисс Гвинет Бэрри с Саттон-Роу, Брэндон догадался, что речь идет о тебе.

Она ничего не ответила, лишь снова взяла со стола бокал с шерри и поднесла его к губам.

— О том, где тебя искать, Брэндон рассказал мне вчера. Сегодня я здесь. Я никогда и никого не нанимал для того, чтобы следить за тобой, — Джесон откинулся на спинку стула. — А теперь рассказывай, что за слежку ты обнаружила.

Гвинет посмотрела в глаза Джесону, затем быстро отвела взгляд в сторону и сказала:

— Прости. Я была не права. Поверь, я не хотела тебя обидеть.

— Не стоит извинений, — мягко ответил Джесон. — Так что же с тобой случилось?

Гвинет помолчала, словно раздумывая над тем, стоит ли отвечать на этот вопрос, но в конце концов заговорила:

— Мэдди думает, что все это мне только показалось, и, наверное, она права.

— Что именно тебе… показалось?

— Так… Ощущение того, что рядом с тобой кто-то есть… Чей-то взгляд на затылке… А потом оборачиваешься и видишь, что ты одна. Или, например, подходишь к дому и слышишь за спиной шаги. Оборачиваешься, а там никого нет.

— И это все? — Джесон выглядел разочарованным.

Гвинет сказала ему не все, далеко не все, но она боялась показаться Джесону глупой и нелепой. И она промолчала и об отпечатках мужских сапог, оставшихся на клумбе возле заднего крыльца, и о странном незнакомце, который спрашивал у Марка, как ему пройти к центру города. А однажды у Гвинет появилось ощущение, что в ее доме кто-то побывал, словно искал здесь что-то. Она проверила все вещи, но у нее ничего не пропало. Нет, перед таким скептиком, как Джесон, не стоит и заикаться о таких вещах.

— Ты должен понять, Джесон, что, когда женщина живет одна, она становится очень подозрительной, — с вызовом сказала Гвинет.

— Тогда тебе тем более есть смысл вернуться домой.

— Мы говорили с тобой о наследстве, — холодно посмотрела на него Гвинет. — Как я могу получить его?

— Что? — прищурился Джесон. — Да, наследство. Насколько мне известно, Армстронг сейчас находится в Бристоле. Когда он вернется, я устрою тебе встречу с ним.

— Я и сама могу.

— Это не так просто. Видишь ли, Гвин, завещание обставлено некоторыми условиями. И я — одно из них.

— Ты? Каким образом?

Джесон допил последние капли из своего бокала и поднялся с кресла.

— Я назван твоим попечителем, так что, хочешь ты или нет, но встречаться нам придется довольно часто.

Глава 2

— Дядя Джесон сказал, что я опять смогу с ним покататься, а когда мы переедем в Хэддоу-Холл, он научит меня ездить верхом.

Разговор этот шел в спальне Марка. Гвинет стояла возле окна и смотрела в вечернюю тьму, которую рассеивал только тусклый свет уличных фонарей. Редкие прохожие спешили по домам, да еще горничная из углового дома все никак не могла проститься со своим ухажером.

Ничего необычного. Ничего, что могло бы вызвать тревогу. И зачем только она поделилась сегодня с Джесоном своими подозрениями? Теперь он будет думать, что у нее с головой не все в порядке. И, наверное, будет прав.

Она задернула шторы и посмотрела на сына. Mapк был уже в постели и, откинувшись на подушки, с наслаждением, маленькими глотками, пил из кружки горячий шоколад. Шоколад был роскошью, которую он оставляли на вечер. Мэдди дома не было, она отправилась к миссис Джемисон.

— Так сказал Джесон? Что ж, очень мило с его стороны.

— Да, он очень милый, правда, мама?

Этот непосредственный и невинный вопрос почему-то кольнул сердце Гвинет.

— Да, Джесон может быть очень милым, — просто сказала она, подходя к кровати.

Так оно и было. Джесон мог быть милым, мог быть добрым, и Гвинет знала это. Но она знала также, что у доброты бывает порой оборотная сторона. Во всяком случае, если Джесон захочет отвезти Марка в Хэддоу-Холл, добра это не принесет никому.

Она погладила светлые волосы сына, откинула со лба выбившуюся прядь и задумчиво сказала:

— Тебе пора постричься.

— Не хочу, — ответил Марк. — У дяди Джесона тоже длинные волосы.

— Что ж, придется и его попросить постричься.

Марк удивленно посмотрел на мать, а затем залился звонким смехом. Когда Марк смеялся, на щеках у него появлялись ямочки, и ими-то и любовалась сейчас Гвинет, с наслаждением вслушиваясь в смех сына. К сожалению, в их жизни было так мало смеха и веселья!